Онлайн чтение книги Райский сад The Garden of Eden
Глава двадцать третья

Кэтрин и Марита пили шампанское. Обе выглядели свежими и хорошенькими.

– Мне это напоминает свидание с бывшим супругом. Чувствуешь себя жутко искушенной, – сказала Кэтрин. Она держалась необыкновенно весело и непринужденно. – Надо сказать, тебе эта роль подходит. – Она посмотрела на Дэвида с насмешливым одобрением.

– Как он тебе? – спросила Марита, взглянув на Дэвида, и покраснела.

– И краснеть еще не разучилась, – сказала Кэтрин. Ты только посмотри на нее, Дэвид.

– Она прекрасно выглядит, – сказал Дэвид. – И ты тоже.

– На вид ей лет шестнадцать, – сказала Кэтрин. – Итак, она созналась, что прочла твои записи?

– Ты бы могла спросить разрешения, – сказал Дэвид.

– Конечно, могла бы, – сказала Кэтрин. – Но я начала читать и так увлеклась, что решила дать почитать и наследнице.

– Я бы не разрешил.

– Помни, Марита, – сказала Кэтрин, – когда он говорит «нет», не обращай внимания. Это ровным счетом ничего не значит.

– Неправда, – сказала Марита. Она улыбнулась Дэвиду.

– А все от того, что последнее время он не вел свой дневник. Как только он его допишет, ты сама все поймешь.

– С записями покончено, – сказал Дэвид.

– Так нечестно, – сказала Кэтрин. – Я ими жила, и это было наше общее дело.

– Ты не должен бросать, Дэвид, – сказала девушка. – Ты ведь напишешь, правда?

– Она хочет попасть в роман, Дэвид, – сказала Кэтрин. – Да и с появлением темноволосой подружки повествование станет повеселее.

Дэвид налил себе шампанского. Он заметил предупреждающий взгляд Мариты и сказал, обращаясь к Кэтрин:

– Я продолжу писать, как только закончу рассказы. А теперь расскажи, как ты провела день.

– Прекрасно провела. Принимала решения и строила планы.

– О Боже, – вздохнул Дэвид.

– Вполне невинные планы, – сказала Кэтрин. – Можешь не стонать. Ты же занимался весь день тем, что тебе нравится. Я очень рада, но и я имею право что-нибудь придумать.

– Ну и что это за планы? – спросил Дэвид с безразличным видом.

– Во-первых, нужно начинать что-то делать для выхода книги. Я собираюсь отдать рукопись перепечатать, все страницы, сколько есть, и позабочусь об иллюстрациях. Мне надо встретиться с художниками и обо всем договориться.

– Ты, должно быть, устала сегодня, – сказал Дэвид. – Надеюсь, ты понимаешь, что прежде чем начать печатать, автор должен закончить рукопись.

– Не обязательно. Мне нужен всего лишь черновой вариант, чтобы показать художникам.

– Понятно. А если я пока не хочу ее перепечатывать?

– Ты что, не хочешь, чтобы книга вышла? А я хочу. Должен же хоть кто-нибудь заниматься настоящим делом.

– Каким же художникам ты хочешь ее отдать?

– Разным. Мари Лоренсен, Пасхину, Дерену, Дюфи или Пикассо. Каждому по кусочку.

– И Дерен сюда же!

– Представь себе картину Лоренсен – Марита и я в машине. Помнишь, когда мы остановились по дороге в Ниццу?

– Об этом никто не написал.

– Так напиши. Наверняка это интереснее и познавательнее, чем писать о куче аборигенов Центральной Африки в краале, или как там это у тебя называется, облепленных мухами и покрытых струпьями. Или о том, как твой подвыпивший папаша, разя перегаром, бродит среди них, гадая, кого из этих маленьких уродцев он породил.

– Ну, началось, – сказал Дэвид.

– Что ты сказал, Дэвид? – спросила Марита.

– Я сказал, благодарю за удовольствие отобедать вместе со мной, – ответил ей Дэвид.

– Почему бы тебе не поблагодарить ее и за все остальное. Должно быть, она сотворила нечто невероятное, раз ты спал как убитый чуть не до вечера. Поблагодари ее хотя бы за это.

– Спасибо, что ты плавала со мной, – сказал Дэвид Марите.

– О, так вы плавали? – сказала Кэтрин. – Как мило.

– Мы заплывали очень далеко, – сказала Марита. – А потом отлично пообедали. А ты хорошо пообедала, Кэтрин?

– Кажется, да, – сказала Кэтрин. – Не помню.

– Где ты была? – мягко спросила Марита.

– В Сен-Рафаэле, – сказала Кэтрин. – Помню, я там останавливалась, но про обед не помню. Вот так всегда, когда я ем одна. Нет, я точно там обедала. Для этого я и остановилась.

– Приятно было ехать назад? – спросила Марита. – День такой чудесный, нежаркий.

– Не помню, – сказала Кэтрин. – Не заметила. Я думала, как быть с книгой, чтобы поскорее издать ее. Мы должны ее издать. Не понимаю, почему Дэвид заупрямился именно теперь, когда я взялась наводить порядок. Последнее время наша жизнь была такой беспорядочной, что мне вдруг стало стыдно за нас.

– Бедняжка, – сказала Марита. – Но зато сейчас ты все спланировала, и тебе легче.

– Да, – сказала Кэтрин. – Я была так счастлива, когда вернулась. Я думала, что обрадую вас, сделав что-то полезное, и вот Дэвид ведет себя так, словно я – идиотка или прокаженная. Что ж делать, если я практична и разумна.

– Знаю, дьяволенок, – сказал Дэвид. – Просто не хотелось вносить путаницу в работу.

– Ты же сам все и запутал, – сказала Кэтрин. – Неужели не видишь? Мечешься туда-сюда, пишешь какие-то рассказы, когда нужно продолжить повесть. Это важно для всех нас. У тебя хорошо получалось, и ты как раз дошел до самого интересного. Должен же хоть кто-нибудь сказать тебе, что твои рассказы всего лишь повод уклониться от настоящего дела.

Марита снова взглянула на него, он понял ее взгляд и сказал:

– Мне нужно привести себя в порядок. Расскажи все это Марите, а я скоро вернусь.

– По-твоему, нам больше не о чем говорить? Прости, я нагрубила тебе и Марите. На самом деле я очень рада за вас.

Дэвид ушел, но даже в ванной, принимая душ и переодеваясь в свежевыстиранный рыбацкий свитер и брюки, он думал об этом разговоре.

Вечерами становилось довольно прохладно, и Марита ушла в бар и сидела там, листая «Вог».

– Кэтрин пошла прибрать у себя в комнате, – сказала она.

– Как она?

– Откуда мне знать, Дэвид? Теперь она – крупный издатель. С сексом покончено. Он ее больше не интересует. Говорит, все это глупости. Она даже не понимает, как секс мог вообще занимать ее.

– Вот уж не думал, что этим кончится.

– И не думай, – сказала Марита. – Что бы ни случилось, я люблю тебя, и завтра ты снова будешь писать. Войдя в бар, Кэтрин обратилась к ним нарочито весело: – Вы чудесно смотритесь вместе. Я за вас рада. У меня такое чувство, точно это я вас создала. Каков он был сегодня, Марита?

– Мы прекрасно пообедали вместе, – сказала Марита. – Пожалуйста, Кэтрин, не надо так.

– О, я знаю, он хороший любовник, – сказала Кэтрин. – Он во всем такой. Готовит ли мартини, плавает ли, катается ли на лыжах или что там еще, ах да – летает. Ни разу не видела его в самолете. Хотя, говорят, он был великолепен. Должно быть, это что-то вроде акробатики и такая же скука.

– Спасибо, что ты позволила нам провести вместе целый день, – сказала Марита.

– Можете не расставаться до гроба, – сказала Кэтрин. – Если не наскучите друг другу. Вы оба не нужны мне больше.

Дэвид посмотрел на Кэтрин в зеркало и не заметил ничего необычного. Вид у нее был естественный и спокойный. Он отметил, что Марита как-то грустно смотрит на нее.

– Правда, мне пока еще хочется видеть и слышать тебя, если ты не разучился говорить.

– Как поживаешь? – спросил Дэвид.

– Слава Богу, пересилил себя, – сказала Кэтрин. – Очень хорошо.

– Какие у тебя еще планы? – спросил Дэвид. У него было такое ощущение, точно он окликает проходящее судно.

– Только те, которыми я уже поделилась, – ответила Кэтрин. – Думаю, дел мне пока хватит.

– Что ты там болтала о другой женщине?

Он почувствовал, как Марита толкнула его ногой.

– Это не болтовня, – сказала Кэтрин. – Хочу еще попробовать, вдруг я что-то упустила. Всякое бывает.

– Никто не застрахован от ошибок, – сказал Дэвид, и Марита снова толкнула его.

– Рискну, – сказала Кэтрин, – теперь я в этом кое-что понимаю и могу сравнить. За свою темноволосую подружку не бойся. Она совершенно не в моем вкусе. Она – твоя. Тебе нравятся такие, и прекрасно. Это не для меня. Уличные мальчишки меня не интересуют.

– Возможно, я и беспризорник… – сказала Марита.

– Мягко говоря.

– Но я все-таки в большей степени женщина, чем ты, Кэтрин.

– Ну же, покажи Дэвиду, каким ты можешь быть мальчишкой. Ему понравится.

– Он знает, какой я могу быть женщиной.

– Чудненько. Наконец-то оба разговорились. Страсть, как люблю поговорить.

– По правде говоря, ты даже не женщина, – сказала Марита.

– Знаю, – сказала Кэтрин. – Сколько раз я пыталась втолковать это Дэвиду. Правда, Дэвид?

Дэвид молча посмотрел на нее.

– Правда?

– Да, – сказал он.

– Я старалась. В Мадриде я из кожи вон лезла, изображая женщину, и все напрасно. От меня ничего не осталось. Вы – настоящие мужчина и женщина. Настоящие. Вам не надо ни в кого превращаться, и вам от этого не тошно. А мне тошно. И вот я – ничто. Я хотела одного: чтобы Дэвид и ты были счастливы. Все остальное я выдумала.

– Знаю, – сказала Марита, – и я стараюсь объяснить Дэвиду.

– Да, ты стараешься. Только не пытайся хранить мне верность или что-то в этом роде. Не надо. Правда, никто не хранит, да и ты, наверное, тоже. Но я сама прошу тебя, не надо. Я хочу, чтобы ты была счастлива и сделала счастливым его. Ты можешь, я знаю. А я – нет.

– Ты очень хорошая, – сказала Марита.

– Нет. Со мной все кончено, и давно.

– Я виновата, – сказала Марита. – Я вела себя глупо, отвратительно.

– Напротив. Все, что ты сказала, – правда. И давайте прекратим болтать и будем друзьями. Разве нельзя?

– А разве можно? – спросила ее Марита.

– Я бы хотела, – сказала Кэтрин. – И не будем ломать комедию. Пожалуйста, Дэвид, пиши свою книгу столько, сколько хочешь. Знаешь, я хочу только, чтобы ты писал как можно лучше. С этого все у нас началось. Будем считать, что ничего не случилось.

– Ты просто устала, – сказал Дэвид. – И наверное, не обедала.

– Может быть, нет, – сказала Кэтрин. – А может быть, да. Можем мы обо всем забыть и остаться друзьями?

«Итак, мы – друзья, что бы это ни значило», – подумал Дэвид. Он старался не думать, а только отвечать и слушать, завороженный нереальностью происходящего. Он слышал, как они говорили друг о друге, и, конечно же, обе знали, что они думают на самом деле и что рассказывают ему о себе. В этом смысле они действительно были друзьями – понимая друг друга, расходились в главном, доверяли друг другу, но подозрениям не было конца, и при этом им было хорошо вместе. Ему тоже было хорошо с ними, но на сегодня хватит.

Завтра он вернется в свою далекую страну, ту, к которой Кэтрин его ревновала, а Марита любила и понимала. Он был счастлив в той, оставшейся в рассказе, стране, но знал, что счастье это не может быть долгим, и ему приходилось отрываться от всего, что он любил, и возвращаться к удушающей пустоте сумасшествия, которое теперь приняло форму неуемного желания практической деятельности. Он устал и от того, что Марита помогала сопернице. Ему Кэтрин не враг, ну разве что в минуты тех бесплодных, бессмысленных любовных поисков, когда она пыталась стать им и таким образом оборачивалась врагом самой себе.

«Но ей так необходим соперник, что она должна постоянно держать кого-либо возле себя, а ближе и беззащитнее, чем она сама, знающая все слабые и сильные стороны и бреши в нашей обороне, никого нет. Она искусно обходит меня с флангов и вдруг обнаруживает, что это ее же собственный фланг, и последняя схватка всегда в вихре пыли, только пыль эта – наша собственная».

После ужина Кэтрин и Марита решили сыграть в триктрак. Они всегда играли всерьез, и, как только Кэтрин пошла за доской, Марита сказала Дэвиду:

– Пожалуйста, хотя бы сегодня ночью не приходи ко мне.

– Хорошо.

– Ты меня понимаешь?

– Это слово здесь неуместно, – сказал Дэвид. Чем меньше времени оставалось до начала работы, тем суше был его тон.

– Ты сердишься?

– Да, – ответил Дэвид.

– На меня?

– Нет.

– Нельзя сердиться на больных.

– Поживешь с мое, – сказал Дэвид, – поймешь, что только на них и сердятся. Заболеешь сама, тогда поймешь.

– Надеюсь, на меня ты не будешь злиться.

– Лучше бы я вообще вас не знал.

– Пожалуйста, не надо так, Дэвид.

– Ты же знаешь, что это не так. Я лишь настраиваюсь на рабочий лад.

Он ушел в спальню и, включив настольную лампу со своей стороны постели, улегся поудобнее и стал читать одну из книг У. Г. Хадсона. Книга называлась «Природа холмистых местностей», и он выбрал ее для чтения за самое скучное название. Возможно, чтобы успокоиться, и потому он старался отложить самые интересные на потом. Но, кроме названия, в книге не было ничего скучного. Он читал с удовольствием и незаметно перенесся в лунную ночь, где вместе с Хадсоном и его братом скакал верхом через белые заросли высокого, достающего до груди, чертополоха, но постепенно стук костяшек и приглушенные женские голоса вернули его к реальности. Спустя некоторое время, когда он вышел из комнаты, чтобы приготовить себе виски с содовой и снова уйти читать, они даже показались ему обычными людьми, занятыми обыкновенной игрой, а не персонажами некой невероятной пьесы, в которой и его заставили играть странную роль.

Он вернулся в спальню, почитал еще, не торопясь выпил виски, выключил свет и задремал, когда услышал, как в комнату вошла Кэтрин. Ему показалось, что она долго возилась в ванной, прежде чем лечь рядом, и он, боясь шевельнуться, старался дышать ровно, надеясь, что сможет заснуть.

– Ты не спишь, Дэвид? – спросила она.

– Кажется, нет.

– Не просыпайся, – сказала она. – Спасибо, что лег здесь.

– Я всегда тут сплю.

– Но ведь ты не обязан.

– Я тут сплю.

– Я рада, что ты пришел. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи…

– Ты не поцелуешь меня перед сном?

– Конечно, – сказал он.

Он поцеловал ее, и она показалась ему прежней Кэтрин, такой, какой она время от времени возвращалась к нему.

– Прости, я опять вела себя глупо.

– Не будем об этом.

– Ты меня ненавидишь?

– Нет.

– Мы можем начать все сначала?

– Не думаю.

– Тогда зачем ты здесь?

– Тут мое место.

– Только и всего?

– Я подумал, тебе, должно быть, одиноко.

– Да.

– Нам всем одиноко, – сказал Дэвид.

– Ужасно. Лежать в одной постели и быть одинокими.

– Выхода нет, – сказал Дэвид. – Твои планы, твои затеи – все пустое.

– Но я же еще ничего не сделала.

– Сплошное сумасбродство, с самого начала. Мне надоели безумные затеи. Не только у тебя может лопнуть терпение.

– Я знаю. Но почему бы нам не рискнуть еще раз, а я постараюсь быть послушной. Я смогу. У меня почти получилось.

– Мне все надоело, дьяволенок. Опротивело до мозга костей.

– Ну попробуй еще. Ради нее и ради меня.

– Ничего не выйдет. Надоело.

– Она сказала, что ты прекрасно провел день, был весел и тебя ничто не мучило. Попробуй еще раз, ради нас обоих. Мне так этого хочется.

– Тебе всего очень хочется, а стоит добиться своего – и, конечно, уже на все наплевать.

– На этот раз я вела себя слишком самонадеянно и нагло. Пожалуйста, попробуем еще раз?

– Давай спать, дьяволенок, и не будем об этом.

– Поцелуй меня еще, пожалуйста, – сказала Кэтрин. – Я засну, потому что знаю – ты послушаешь меня. Ты всегда делаешь так, как я прошу, потому что на самом деле хочешь того же.

– Ты думаешь только о себе.

– Неправда, Дэвид. Я – это и ты и она одновременно. Поэтому все так получилось. Ты ведь меня понимаешь, правда?

– Спи, дьяволенок.

– Сейчас. А ты поцелуешь меня еще, чтобы нам не чувствовать себя такими одинокими?