Онлайн чтение книги Ужас на поле для гольфа The Horror on the Links
Остров исчезнувших судов

1

«Меврув», следующий в Суматру из Амстердама, стоял пришвартованным на голландском побережье в час дня в 1925 году. Среди голландских колонистов я узнал знакомую фигуру. Маленький человек с прямой военной выправкой, с навощенными усиками и сияющими голубыми глазами был так же заметен на фоне толпы мягкотелых плантаторов, торговцев и мелких администраторов, как fleur-de-lis [43]Королевская лилия ( франц .). на грядке с капустой.

– Бога ради, де Гранден! Что вы делаете здесь? – изумился я, хватая его за руку. – Я думал, вы вернулись к своим микроскопам и пробиркам после того, как разгадали тайну замка Бруссаков.

Он усмехнулся, словно белокурый брат Мефистофеля, пожал мне руку и пошел со мной.

–  Eh bien , – кивнул он, – я тоже так думал, однако не столь внимательные господа Ллойды полагают по-другому. Они прислали мне срочное сообщение и попросили расследовать одно дело на другом конце земли. Я не хотел ехать. Лето в разгаре, и черные дрозды поют в кронах деревьев Сен-Клу. Кроме того, у меня много несделанной работы. Но они сказали: «Назовите свою цену, без вопросов» – а, hélas , курс франка сейчас так упал! Я сказал им: «десять фунтов стерлингов за каждый день моей поездки, плюс необходимые расходы». Они согласились. Voilà. И вот я здесь.

Я смотрел на него с изумлением.

– Ллойды? Десять фунтов стерлингов в день? – повторил я. – Что творится в этом мире?..

– Ля-ля! – воскликнул он. – Это длинная история, друг мой Троубридж, и глупая сделка, – но, во всяком случае, английские деньги нормальные. Послушайте, – он понизил свой голос до конфиденциального шепота, – вы знаете этих господ Ллойдов, hein? Они страхуют суда в случае их пропажи. И это их дело сейчас стало и моим делом. В последнее время у английских страховщиков было много требований выплаты на суда с хорошей репутацией. Например, на исправное небольшое голландско-индийское судно «Ван Дэмм» водоизмещением в двенадцать тысяч тонн. Оно отправилось из Роттердама в Суматру со специями и шелками, с королевским жемчугом, запертом в сейфе. Где оно теперь? – он выразительно развел руками и пожал плечами. – Никто не знает! О нем никогда никто больше не слышал, и Ллойды должны были компенсировать ценность его владельцам. Вот французский пароход «Лориент» тоже растворился в воздухе, и британский сухогруз «Найтингел», и шесть других судов ушли. А куда ушли, никто не знает, и господа Ллойды совершают выплаты. И все это в пределах одного года. Parbleu , слишком много! Английская компания платит свою страховку как истинный спортсмен, но она уже начинает вдыхать аромат мертвой рыбы. Они наняли меня, Жюля де Грандена, исследовать это дурацкое дело и доложить им, куда пропали суда.

Для этого может пройти год, может пройти только месяц, может пройти время, пока я не стану лысеть, как вы, друг мой Троубридж, – я не знаю. Вне зависимости от этого я буду получать мои десять фунтов каждый день плюс все непредвиденные расходы. Скажите мне, не поступают ли эти господа Ллойды опрометчиво впервые за их долгую карьеру?

– Похоже, что – да, – согласился я.

– Нет, – ответил он с одной из своих волшебных усмешек, – вспомните, друг мой Троубридж, – господа Ллойды, как известно, никогда не теряли деньги ни в какой сделке. Morbleu! Жюль де Гранден, как говорят американцы, вас станут ненавидеть!

«Меврув» продвигался, покачиваясь, через прохладный европейский океан, летние моря и, наконец, через тропические воды Полинезии. Пять ночей в смальтово-синем небе пылали звезды, на закате шестого дня воздух сгустился. К десяти вечера корабль был задрапирован в покров из черного бархата, словно укутанный заварной чайник – так непроницаема была темнота. В десяти футах от светящихся иллюминаторов все объекты оказались неразличимыми, в двадцати – невидимыми, за исключением, разве что, фосфоресцирующих прыгающих морских обитателей. Сам океан был частью окружающего нас мрака.

– Ох, не нравится мне все это, – пробормотал де Гранден, когда раскурил суматрскую сигару из лавочки стюарда и энергично ею запыхтел. – Такая тьма – время для дурных дел, друг мой Троубридж.

Он повернулся к вахтенному офицеру, оказавшемуся рядом.

– Мы ожидаем шторм, мсье? – спросил он. – Мгла предвещает тайфун?

– Нет, – отвечал голландец. – Это есть вулканический пыль. Часть дозы вулкана находиться в извержений снова. И пепел, и дым разбрасывать на сто миль. Завтра, возможно, или через день, мы увидеть солнце опять.

– Ага! – усвоил информацию де Гранден. – И эта вулканическая мгла часто бывает в этой долготе и широте, мсье?

–  Ja , – отвечал тот. – Адский дымоход часто работать, минхер.

–  Cordieu!  – тихо чертыхнулся де Гранден. – Полагаю, он сказал правду, друг мой Троубридж. Теперь, если… Grand Dieu , глядите! Что это?

В некотором расстоянии от нашего борта желтая ракета описала параболу по черному небу и разорвалась целым созвездием искр высоко над горизонтом. Вторая вспышка последовала за первой, потом – третья.

– Ракеты, – воскликнул де Гранден. – Кажется, там судно терпит бедствие.

Зазвонила рында, с мостика был отдан приказ, винты пришли в движение, и судно начало разворачиваться в сторону сигналов бедствия.

– Я думаю, лучше будет подготовиться, друг мой, – прошептал де Гранден, отцепляя спасательные жилеты от корабельной стойки над нами. – Ну, надевайте же! И если в вашей каюте есть что-то ценное, возьмите это поскорее, – посоветовал он.

– Вы сошли с ума, – я отстранился, отодвигая спасательное средство. – Мы не в опасности. Огни были на расстоянии, по крайней мере, в пяти милях отсюда, и даже если другое судно сидит на рифе, наш шкипер сейчас никак не может напороться на мель.

–  Nom d’un nom!  – выругался маленький француз. – Вы смешны, друг мой Троубридж! У вас что – нет глаз? У вас – пустая голова? Вы не заметили, откуда выстрелили эти ракеты?

– Откуда выстрелили? – повторил я. – Конечно, заметил: с палубы, или возможно, с мостика корабля примерно в пяти милях от нас.

– Да? – саркастически прошипел он. – Пять миль, говорите? И вы, врач, разве не знаете, что человеческий глаз видит только до пяти миль на плоской поверхности? Тогда как эти ракеты появились на таком расстоянии выше, чем наша палуба? Они должны быть совсем на горизонте, а они показались на такой высоте!

– Ерунда! – возразил я. – Кто еще будет запускать ракеты здесь, в этой части света?

– Кто, действительно? – повторил он, мягко поправляя на мне спасательный жилет. – За ответ на этот вопрос, mon ami , господа Ллойды платят мне десять фунтов в день. Прислушайтесь!

Отчетливо рядом с нами слышался рев волн, разбивающихся о камни.

Лязг! Прозвучал приказ с мостика: «стоп, машина!». Механизмы загремели, в темноте раздались хриплые голоса, корабль содрогнулся, хотя двигатель истерически пытался дать ход назад.

Слишком поздно! Как игрушечная лодка, пойманная внезапным порывом ветра, мы на скорости продолжали мчаться вперед.

Раздались душераздирающие звуки столкновения, и мы с де Гранденом, упав, прокатились по палубе как два бильярдных шара, посланные «Меврувом» в лузу.

– Быстрей, быстрей, друг мой! – кричал де Гранден. – Прыгайте и плывите со мной! Может, я и не прав, prie-Dieu , но дьявол скоро будет здесь! Давайте!

Он поднялся на ноги, на мгновение устойчиво встав на палубе, и тут же соскользнул в темные воды футов на семь ниже обреченного судна. Я легко последовал за ним в быстрый поток волн.

– Черт побери, старина, вы были совершенно правы! – поздравил я своего компаньона, но он резко оборвал меня.

– А вы были глупы! – жестко сказал он. – Поменьше болтовни, побольше дела. Гребите, гребите же! И как можно шумнее, nom de Dieu! Мы гибнем!

Что-то большое, словно подводная лодка, слабо фосфоресцируя, вынырнуло из глубины вод прямо к моим ногам. Де Гранден схватил меня за плечи и мы вместе нырнули на глубину, насколько позволяли спасательные жилеты. На мгновение его призрачный силуэт переплелся с силуэтом огромной рыбы: казалось, он собрался обхватить чудовище, но тут же маленький француз быстро вынырнул на поверхность, а ее тяжелое тело опустилось на дно.

–  Mordieu!  – прокомментировал он, выплевывая воду. – Это было удачное спасение, друг мой. Секундой позже ваша нога была бы у нее в желудке. Удача для нас. Я знаком с уловкой ловцов жемчуга – надо разрезать жабры, и большой удачей для нас оказалось, что я прихватил с собой нож.

– Что это было? – спросил я, изумленный его работой. – Оно было недостаточно большим, чтобы быть китом.

Он встряхнул головой и сморгнул воду.

– Это был наш друг, monsieur le requin  – акула. Он всегда голоден, и вы были бы лакомым кусочком в его меню, друг мой.

– Акула! – недоверчиво воскликнул я. – Да нет же, они нападают со спины и кусают, а эта тварь направлялась прямо ко мне.

–  Ah, bah!  – скривился он. – Это все бабушкины сказки. Говорю вам, le requin мог бы ухватить вас вверх тормашками и заглотить вашу ногу до колена, если бы я не взрезал ему тело.

– Боже мой! – я неистово заплескался. – Так мы можем быть сожранными в любой момент!

– Можем, но не обязательно, – спокойно отвечал он. – Если берег не слишком далеко, собратья этого парня будут слишком заняты, пожирая его, и не станут обращать внимание на такое маленькое жаркое, как мы. Grace à Dieu , кажется, я уже чувствую под ногами твердую землю.

Так оно и было. Мы стояли по плечи в воде на покатом берегу, и океанские волны нежно подталкивали нас к суше. Дюжина шагов – и мы благополучно достигли линии прилива, легли животами вниз на теплый песок и большими глотками вдыхали благоуханный морской воздух. Не знаю, что делал де Гранден в темноте, а я молча приносил такие благочестивые благодарственные молитвы, которые никогда и не ведал. Но молитвы мои были прерваны французскими непристойными ругательствами.

– Что происходит? – спросил я, но тут же затих: рука де Грандена сильно сжала мое запястье.

– Прислушайтесь, друг мой, – скомандовал он, – вглядитесь в судно, что мы оставили, и скажите: был ли я мудр, когда велел покинуть его?

За рифом в тихой лагуне на фоне темной ночи чернел силуэт «Меврува», кое-где еще освещенный огнями. Два, три, четыре, полдюжины небольших черных силуэтов суденышек сновали вокруг него, как муравьи у трупа дохлой крысы. Вспыхнуло пламя ракетниц, и звуки выстрелов раздались из лагуны. Послышались один за другим вопли ужаса, крики женщин, и затем над водой расстелилась тишина, более зловещая, чем любые звуки.

Полчаса, должно быть, мы с де Гранденом напряженно стояли на пляже, всматриваясь в судно и ожидая признаков возобновленной жизни. Один за другим мигнули огни иллюминаторов, и все погрузилось во тьму.

– Поищем-ка лучше убежища в зарослях, друг мой, – непринужденно объявил де Гранден. – Чем дальше мы уберемся с глаз, тем будет лучше для нашего здоровья.

– Что, черт побери, всё это значит? – вопросил я, следуя за ним.

– Что значит? – отозвался он нетерпеливым эхом. – А то и значит, что мы натолкнулись на прекрасное гнездо пиратов. Достигнув этого острова, мы шагнули из огня да в полымя, друг мой Троубридж. Mille tonneres , какой ты дурак, Жюль де Гранден! Ты должен был потребовать с этих господ Ллойдов пятьдесят фунтов стерлингов в день! Ну, друг мой Троубридж, давайте искать убежище. И побыстрее.

2

Покатый пляж сменился линией валунов на сто ярдов вглубь, те, в свою очередь, перешли в скалы, заросшие кустарником и подлеском. Когда мы перешагнули уже несколько сотен поваленных деревьев, неожиданно выступающих среди камней, де Гранден остановился в роще.

– Мы можем отдохнуть здесь, как и в другом месте, – философски заметил он. – Банда вряд ли будет охотиться снова этой ночью.

Я был слишком сонным и уставшим, чтобы спрашивать, что он имел в виду. События последнего часа были полным сюрпризом – как гастролирующие фокусники для батрака.

Спустя полчаса, а, может быть, только пять минут, трудно сказать, я был разбужен приглушенным взрывом, а потом еще двумя.

–  Mordieu!  – послышался голос де Грандена. – Друг мой Троубридж, поднимайтесь и глядите!

Он потряс меня за плечо и потащил на прогалину. Вдалеке в лагуне я увидел громадину «Меврува», разваливающуюся на части и скользящую в зеленые кипящие воды, словно риф внезапно нагрелся. Волна домчалась до берега и разъяренно отхлынула от блестящего песка.

– Почему… – спросил я, но он ответил мне прежде, чем я успел сформулировать вопрос.

– Динамит! – воскликнул он. – Ночью или ранним утром они разграбили судно, а теперь уничтожили его остатки взрывчаткой – чтобы остов не предупредил другие суда. Pardieu! У них все отлажено. Капитан Кидд и Черная Борода были первокурсниками в колледже преступлений, друг мой Троубридж. А здесь мы имеем дело уже с аспирантами. Ах, – он схватил меня своей женственной изящной ручкой, – посмотрите, что это там внизу на пляже?

Проследив, куда он указывает, я обнаружил за выступом скалы струйку дыма.

– Вот оно что! – радостно воскликнул я. – Какие-то люди все-таки сбежали с корабля! Добрались до берега и развели костер! Давайте же присоединимся к ним! Эй, мы здесь, привет! Вы…

– Глупец! – прошептал он подавленно, захлопнув мне рот рукой. – Вы хотите нас погубить, да? Во имя доброго Бога, прекратите свой ослиный вой, или нас услышат!

– Но, де Гранден, у них наверняка есть еда, – возразил я, – а у нас нет ничего. Мы должны присоединиться к ним и вместе разработать план спасения.

Он посмотрел на меня как школьный учитель на нерадивого ученика.

– Без сомнения, у них есть еда, – признал он. – Но вот какая это еда, вы можете мне сказать? Быть может… nom d’un moinçau, regardez-vous! [44]Черт побери, смотрите! ( франц .)

Будто в ответ на мое приветствие, пара весьма злодейского вида папуасов появились на скале, посмотрели в сторону, где мы прятались, и повернули обратно. Через мгновение они появились снова, уже с большими копьями, и направились к нам.

– Должны ли мы пойти навстречу им? – спросил я с сомнением. Эти копья не выглядели слишком дружелюбными.

–  Mais non!  – решительно ответил де Гранден. – Быть может они и дружественны, но я не доверяю никому на этом проклятом острове. Лучше давайте скроемся и понаблюдаем.

– Но они могут дать нам что-нибудь поесть, – убеждал его я. – Мир сейчас цивилизованный, не такой, как во времена капитана Кука.

– Однако, – ответил он, – давайте сначала посмотрим, а вопросы будем задавать позже.

Я затаился рядом с ним и присел на корточки, поджидая дикарей. Но я забыл, что у людей, живущих в примитивной среде, есть таланты, незнакомые их цивилизованным собратьям. Еще вдалеке они остановились, обменялись словами, неслышными нам, пристально посмотрели на нашу рощу и угрожающе подняли копья.

–  Ciel!  – пробормотал де Гранден. – Мы обнаружены.

Он взялся за один из стволов кустарника и мягко тряхнул его.

Ответ был мгновенен. Копье просвистело в четверти дюйма от моего уха, и дикари начали быстро карабкаться к нам: один с копьем, изготовленным для броска, другой с убийственным ножом на поясе, составляющим единственный предмет его одежды.

–  Parbleu!  – отчаянно прошептал де Гранден. – Сыграйте в мертвеца, друг мой. Падайте из кустов и лежите, будто копье убило вас.

Он внезапно толкнул меня в открытое пространство. Я грохнулся на землю, весьма реалистично изображая труп и отчаянно надеясь, что дикари не станут бросать второе копье, дабы убедиться в моей смерти.

Хотя мои глаза были закрыты, я чувствовал, что они стояли рядом, и странное холодное ощущение между лопатками предсказывало мне скорый удар ножа.

Приоткрыв один глаз, я увидел голые ноги одного из папуасов у моей головы и прикидывал, мог ли бы я схватить его за щиколотки и обезвредить прежде, чем он нанесет удар. Но тут его ноги внезапно подкосились, словно стволы деревьев в шторм, и он всей тяжестью свалился мне на спину.

Я вскочил и увидел, как де Гранден сцепился в смертельной схватке с дикарем. Другой лежал подле меня, пронзенный ниже левой лопатки брошенным де Гранденом копьем.

–  À moi , друг мой Троубридж! – закричал маленький француз. – Быстрей, или мы погибнем!

Я столкнул мертвого папуаса и вцепился в соперника де Грандена, как раз когда тот собирался ударить ножом моего компаньона.

–  Bien, très bien!  – выдохнул француз, погружая лезвие своего ножа по рукоятку в грудь дикаря. – Действительно, очень хорошо, друг мой Троубридж. Я швырнул копье, конечно, не так, как мальчишкой в школе, и сильно сомневался в моей способности убить единственным броском из засады. Но к счастью, мои руки не утратили ловкости. Voilà , мы открыли прекрасный счет! Давайте же похороним их.

– …Так ли необходимо было убивать этих бедняг? – спросил я, помогая рыть могилу ножом одной из жертв. – Разве мы не смогли бы объяснить им, что не нанесем вреда?

– Друг мой Троубридж, – отвечал он, передыхая, когда мы тащили одно из голых тел в мелкую, вырытую нами траншею, – никогда, боюсь, вы не изучали мозг гуся. С такими парнями, как они, как и с той акулой, в целях безопасности надо предпринимать шаги первыми. Мы же вырыли могилу не из нежности к этим канальям. Ah, non. Мы хороним их, чтобы их друзья не нашли, и чтобы грифы не прилетели, указав на это место. Итак, они похоронены. Возьмите это копье и идите за мной. Я глянул бы на тот костер.

Мы осторожно взобрались на скалу, ниже которой как раз горел костер, заботясь, чтобы нас не заметили возможные лазутчики, высланные аборигенами. Прошло больше часа с начала наших маневров. Когда мы увидели то, что происходило внизу, мой желудок сжал резкий спазм, и я чуть не упал с крутой скалы, но меня вовремя подхватил де Гранден.

Присев на корточки вокруг пылающего костра, словно волки вокруг оленя, около двух десятков голых дикарей взирали на привязанного к колу мертвого белого человека. Перед ним стояли два здоровенных папуаса с боевыми дубинами, красными на концах, повествующими о дьявольской работе, которую только что завершили. На дубинах была кровь. Черные изверги разбили голову своего беспомощного пленника, и один из них сейчас разрезал веревки, которыми тот был привязан к колу.

Но рядом с ним стоял еще один кол, и когда я увидел его, кровь застыла в моих жилах – к нему была привязана белая женщина, все еще живая. В ней я признал жену голландского плантатора, собирающуюся присоединиться к своему мужу в Суматре.

– Боже мой! – вскричал я. – Это – женщина, белая женщина. Мы не можем позволить этим дьяволам убить ее!

– Тише, друг мой, – предостерег меня де Гранден, оттаскивая от края скалы. – Нас двое, их намного больше. Разве мы поможем бедняжке, если помчимся вниз и будем убиты?

Я повернулся к нему в ярости.

– И вы называете себя французом? – издевался я над ним. – У вас не достает галантности, чтобы попытаться ее спасти? Какой же вы француз!

– Галантность хороша на своем месте, – признал он. – Но ни один француз не будет так глуп, чтобы потратить жизнь задаром. Помогло бы ей, если бы нас схватили, уничтожили, или, еще хуже того, съели? Мы, врачи, разве стремимся отдать наши жизни, когда находим пациента безнадежно больным? Нет, мы живем, чтобы бороться с болезнями других – мы можем уничтожать вирусы. Так же и сейчас: спасти эту бедняжку мы не можем, но отомстить за нее убийцам мы, должно быть, в состоянии. Я, Жюль де Гранден, клянусь в этом! Ох, он идет к ней!

В этот момент один из мясников-каннибалов ударил ничего не сознающую женщину дубиной. Кровь окрасила ее бледно-желтые волосы, бедняжка судорожно вздрогнула и обвисла на веревках.

–  Par le sang du diable , – заскрежетал зубами де Гранден, – если добрый Господь мне поможет, клянусь смертью продажных бошей, они заплатят за каждый волосок этой бедняжки!

Он отвернулся от гнусного зрелища и начал подниматься на скалу.

– Уходим, друг мой Троубридж, – сказал он. – Мы не должны видеть тело женщины, служащее мясом. Pardieu , мне почти жаль, что я не последовал вашему сумасшедшему совету попытаться спасти ее, мы убили бы некоторых из них! Независимо от этого, мы убьем их всех, или пусть господа Ллойды не заплатят мне ни пенса.

3

Чувствуя себя в безопасности от дикарей, слишком поглощенных своей оргией для того, чтобы отыскивать новые жертвы, мы пробирались к горному пику, возвышающемуся усеченным конусом в центре острова.

С высокой площадки, на которую мы забрались, мы могли во все стороны видеть океан и узнать о нашем местопребывании. Очевидно, островок был вершиной подводного вулкана. Он был овальным, примерно в пять миль длиной и две с четвертью мили в ширину в самой большой его части и круто вздымался из океана; только в одном месте образовывался пляж не более чем в триста или четыреста футов. С каждой стороны вокруг острова выступали из воды, часто по три-четыре, рифы и скалы (без сомнения меньшие пики горы, незатопленная вершина которой составила остров) – таким образом, никакое судно большей величины, чем китобойное, не могло подойти близко к острову, не напоровшись на полузатопленные скалы.

–  Nom d’un petit bonhomme!  – прокомментировал де Гранден. – Идеальное место для их целей, c’est certain. Ах, смотрите!

Он увлек меня к гребню скалы, ближе к дорожке, по которой мы поднялись. Там я увидел прикрепленный тремя болтами к камню железный желоб, черный от пороха, устремленный к небу под углом около пятидесяти градусов.

– Видите? – спросил он. – Это предназначено для стрельбы ракетами: посмотрите на пороховые отметины. А вот, – тут его голос сорвался от возбуждения, – смотрите, что перед нами!

Над нами стояли, на расстоянии около двадцати пяти футов друг от друга, две мачты двенадцати футов в высоту, оснащенные шкивами и веревками. Приблизившись, мы обнаружили на них фонари: зеленый на правом, красный на левом. «Умно, умно», – пробормотал де Гранден, переводя глаза от одного к другому.

– Посмотрите, друг мой. Ночью лампы могут гореть на концах этих мачт, их могут плавно поднимать и опускать. На расстоянии на фоне этой черной горы они будут имитировать корабельные фонари. Злосчастный мореплаватель поведет свое судно на этот огонь, думая, что он близко. Мы с вами хорошо знаем, что случается потом. Давайте посмотрим, что тут есть еще!

Обойдя пик, мы разглядели внизу соломенные крыши ульев туземной деревни; на узкой полосе песка перед ними лежала дюжина папуасских каноэ.

– Ага, – промолвил де Гранден, осмотрев хижины, – это здесь живут мясники! Этого места следует избегать, друг мой. А теперь, друг мой Троубридж, нам надо найти место жительства того, кого вы, американцы, называете руководителем.

Я осмотрел местность внизу, но нигде не заметил крыши.

– Нет, – ответил я после вторичного осмотра. – Ничего похожего на дом белого. Но отчего вы думаете, что здесь есть белые?

– Ха-ха! – рассмеялся он. – Разве крыса не узнает, в каком из домов есть кошка, если слышит ее мяуканье? Вы думаете, эти sacré едоки людей знают достаточно, чтобы настроить такую дьявольскую машину? Или что они озаботятся после грабежа судна взрывать его динамитом? Нет, нет, друг мой, это работа белого, и мерзкая работа, к тому же. Давайте исследовать.

Мы осторожно спускались вниз по скользкой тропинке, смотря направо и налево в поисках чего-либо, напоминающего жилище белого. Несколько сотен футов ниже тропинка раздвоилась: одна уводила к папуасской деревне, другая – к узкой полоске пляжа, прегражденной пещерой в крутом камне.

Я осмотрелся и не поверил своим глазам: на песке у скалы стоял привязанный аккуратный маленький катер с плоским дном, предназначенный для плаванья по скалистому побережью, оснащенный уютной закрытой каютой. На носу был закреплен пулемет системы Льюиса, аналогичный агрессивно выглядывал из каюты.

–  Par la barbe d’un bouc vert!  – восхищенно чертыхнулся де Гранден. – Это изумительно, великолепно, превосходно! Давайте-ка, друг мой Троубридж, использовать это чудо! Оставим этот адский остров немедленно, сейчас же! Par la…

Его ругательство осталось непроизнесенным: де Гранден уставился мимо меня с выражением суеверного человека, внезапно столкнувшегося с призраком.

– Конечно же, джентльмены, – произнес учтивый голос позади меня, – вы не собираетесь уехать, не воспользовавшись моим гостеприимством? Это было бы невеликодушно.

Я повернулся, будто ужаленный осой, и наткнулся на насмешливый взгляд темнокожего молодого человека лет тридцати. От верхушки безупречного тропического шлема до безукоризненно отполированных желтых сапог для верховой езды он воплощал собой образчик великолепно одетого европейца в тропиках. Ни пылинки не было на элегантно белом жакете и на зауженных по моде бриджах; и когда он взмахнул в приветствии серебряным хлыстиком, я увидел тщательный перламутровый маникюр на ухоженных тонких пальцах.

Де Гранден положил руку на нож в ножнах, но, прежде чем успел вытянуть его, пара угрюмых малайцев в жилетах хаки и саронгах выступили из кустов и деловито нацелили на нас винтовки системы «Маузер».

– Не хотел бы я оказаться на вашем месте, да и не окажусь никогда, – протяжно пропел молодой человек. – Эти парни – прекрасные снайперы, и убьют вас прежде, чем вы сделаете хоть одно движение. Вы не возражаете, конечно, – он протянул руку за ножом и небрежным движением бросил его в воду. – Спасибо, так намного лучше. А то с подобными вещами может случиться что-нибудь скверное.

Мы с де Гранденом следили за ним в безмолвном изумлении, он же продолжал так, словно наша встреча была самым обычным делом.

– Мистер Троубридж, – прошу прощения, минуту назад я услышал ваше имя, – вы не будете столь любезны, не представите мне вашего друга?

– Я – доктор Сэмюэль Троубридж из Харрисонвилля, Нью-Джерси, – размышляя, не сошел ли я с ума, – а это – доктор Жюль де Гранден из Парижа.

– Как это мило с вашей стороны, – отвечал он с улыбкой. – Боюсь, я пока что должен быть менее откровенным и соблюдать анонимность. Однако вы же должны меня как-то называть! Пусть я буду Гунонг Безэр. Подобное дикое нехристианское имя подойдет лучше, нежели вы станете свистеть или окликать меня: «эй, вы!», если захотите привлечь мое внимание. Что ж, а теперь… – он легко поклонился, – добро пожаловать в мою скромную берлогу… Да, это здесь – дверной проем прямо перед вами.

Все еще под прицелами угрожающих винтовок малайцев мы с де Гранденом прошли в расселину в скале, спустились по узкому проходу, более темному, чем подвал без окон, повернули налево и резко остановились, недоуменно мигая глазами.

Перед нами, простираясь до бесконечности, предстали огромные апартаменты, выложенные черными и белыми мраморными плитами по полу, с двойной беломраморной колоннадой и сводчатым потолком из блестящих медных панелей. Дальше зал продолжал коридор, в котором через промежутки примерно в двадцать футов с полированного потолка свисали серебряные масляные лампы с кристаллическими шарами. Это делало помещение столь же ярким, как экваториальный полдень.

– Не очень плохо, правда? – заметил наш хозяин, наблюдая за нашим удивлением. – Это только прихожая, джентльмены. Вы и понятия не имеете о всех чудесах этого подводного дома. Например, смогли бы вы выйти отсюда? Найдите входную дверь!

Мы обернулись, как солдаты по команде, и уставились на дверной проем: на его месте оказалась та же мраморная плита, что и везде.

Гунонг Безэр удовлетворенно хихикнул и дал приказ одному из охранников на резком гортанном малайском языке.

– Если вы повернетесь, джентльмены, вы удивитесь вновь, – обратился он к нам.

Послушавшись, мы обнаружили рядом с собой двух малайцев.

– Эти парни проведут вас в ваши комнаты, – объявил Гунонг Безэр. – Будьте любезны последовать за ними. Пытаться разговаривать с ними бесполезно – они не понимают чужой речи; что же касается их родного языка – они не обременены образованием, и письму не обучены. А что до разговоров… – он резко приказал что-то молодым людям, и те немедленно разинули рты, будто зевнули. Мы с де Гранденом ужаснулись: во ртах парней зияла пустота. Их языки были отрезаны у основания.

– Вот видите, – продолжал Гунонг все тем же мелодичным протяжным голосом, – эти парни не пробавляются сплетнями. Полагаю, что смогу предоставить вам вечерний костюм, доктор де Гранден. Но вам, доктор Троубридж… – прибавил он, извиняясь, – вы, прошу прощения, гм, немного тучны, чтобы примерить одежду, сшитую на меня. Как жаль! Однако вам наверняка подойдет костюм капитана Ван Туна… гм, уверен, что он где-то в кладовой… А теперь, пожалуйста, прошу следовать за вашими гидами. – Он любезно поклонился каждому из нас. – А я покину вас на некоторое время, прошу меня извинить.

Прежде чем мы успели ответить, он отдал приказ, и откуда-то из-за колонны появились трое малайцев. Мы услышали, как щелкнула мраморная плита.

– Но, мсье, это невероятно, это удивительно… – начал было де Гранден, шагнув вперед. – Вы должны объяснить, я требую… Cordieu , он ушел!

Так оно и было. Словно его тело распалось в эфир: Гунонг Безэр исчез. Мы остались в освещенном коридоре наедине с нашими безъязыкими охранниками.

Кивая и ухмыляясь, парни показали нам следовать за ними вниз. Один из них шел в нескольких шагах впереди нас и отдернул шелковую занавесь, открыв узкий дверной проем, через который мог пройти только один человек. Повинуясь его жестам, я вошел первый, сопровождаемый де Гранденом и нашими немыми гидами. Тот, что шел впереди нас, через несколько шагов вдруг издал жуткий крик. Мы поглядели на него, задаваясь вопросом, чтобы это значило. Но второй малаец только ухмыльнулся с того места, где был дверной проем. Я говорю «был», потому что на месте его теперь стояла каменная стена – без всякой трещины.

–  Sang du diable!  – пробормотал де Гранден. – Мне не нравится это место. Оно напоминает мне ту мрачную крепость инквизиции в Толедо, где святые отцы, одетые демонами, появлялись и исчезали по своему желанию к изумлению истинно верующих суеверных еретиков.

Я с трудом подавил дрожь. Этот подземный дом напоминал и другие практики испанской инквизиции, помимо невинных представлений монахов.

–  Eh bien , – пожал плечами де Гранден, – ведите же, diablotins [45]Бесенята ( франц .)., – он обернулся к нашим темнокожим гидам, – мы следуем за вами.

Мы стояли в длинном коридоре, облицованном полированными мраморными плитами черного и белого цвета. Несколько ответвлений пересекало его под прямыми углами. Проход был освящен масляными лампами, свисающими с потолка, как и в большой прихожей.

За нашими гидами мы свернули направо в проход, точную копию первого, и после долгого шествия, наконец, остановились перед сводчатым проемом. Затем мы вошли в большую квадратную комнату без окон, но хорошо освещенную лампами. В ней стояли две китайские кровати из бамбука, низкий бамбуковый туалетный столик и несколько стульев из тростника.

Один из парней знаками велел нам раздеться, другой выбежал и почти тотчас вернулся с двумя небольшими купелями из листового железа и поставил их в центре комнаты. Затем вновь покинул нас и вернулся со столиком на колесах, на котором помещались шесть больших глиняных кувшинов: четыре с горячей, два с холодной водой.

Мы вступили в ванны. Парни натерли нас ароматным сандаловым маслом. Когда оно впиталось в нашу кожу, они вылили на нас содержание горячих кувшинов, а затем и ледяную воду. Затем нас завернули в полотенца из грубого полотна. Вскоре мы были высушены и ублажены, как посетители турецкой бани.

Я немного обеспокоился, когда мой слуга достал грубую бритву и жестом показал на один из плетеных стульев. Но парень оказался весьма квалифицированным парикмахером, к тому же совершенно безмолвным – в отличие от говорливого американского, как подумалось мне.

Вскоре на плетеных подносах были доставлены вечерние костюмы и белоснежное белье с острым приятным гвоздичным запахом. Когда же мы завершили наш туалет, один из парней принес маленькую шкатулку из полированного кедра с длинными черными сигарами, что продаются в розницу по доллару за штуку в Гаване.

–  Nom d’un petit bonhomme!  – воскликнул де Гранден, выпуская струйку ароматного дыма. – Изумительно, великолепно, превосходно – но мне не нравится все это, друг мой Троубридж!

– Чушь! – отвечал я, расслабленно пыхтя сигарой. – Вы боитесь собственной тени, де Гранден! Что сегодня с нами происходило: крушение судна, преследование людоедами, голодание и прочие опасности, – а теперь мы в чистой одежде, в комфорте, которого нет даже дома, и в безопасности.

– В безопасности? – повторил он с сомнением. – В безопасности, вы сказали? А что вы думаете о капитане Ван Туне, об одежде которого для вас говорил наш хозяин, таинственный мсье Гунонг?

– Да, действительно, он что-то там говорил о капитане Как-там-его, – подумав, согласился я. – Ну и что из этого?

Маленький француз близко подошел ко мне и зашептал в ухо:

– Франц Ван Тун был капитаном голландско-индийского «Ван Дэмма», шедшего из Роттердама в Суматру и пропавшего, как мне известно, со всеми пассажирами на борту…

– Но…

– Ш-ш-ш, – прервал он меня. – Двое слуг показывают нам, что нас ждут в другом месте.

Я посмотрел на двух немых и вздрогнул от их ухмылок.

4

Слуги провели нас по сложной сети коридоров, пока мы окончательно не запутались, наконец, остановились по бокам сводчатого прохода, и, низко кланяясь, показали, что нам надо войти.

Мы шагнули в длинную мраморную комнату, которая, в отличие от других здесь, была плохо освещена – только четырнадцать восковых свечей в двух серебряных канделябрах стояли в противоположных концах стола в стиле Шератона[46]Неоклассический стиль мебели, для которого характерны изысканные прямые линии и легкость конструкции. Назван в честь Томаса Шератона (1751–1806). – Прим. ред. из полированного красного дерева. На его гладкой поверхности отражались предметы серебряного столового сервиза, достойного королевского стола.

– О, джентльмены! – Гунонг Безэр в безупречной вечерней одежде приветствовал нас из дальнего конца комнаты. – Надеюсь, вы принесли с собой хороший аппетит. Я же достаточно голоден. Вы присоединяетесь ко мне?

Малайские слуги, что с самого начала сопровождали нас, теперь сменили жилеты-хаки и саронги на отглаженные костюмы белого полотна, а их винтовки были заменены на пистолеты «люгер»[47]Пистолет Георга Люгера, он же «парабеллум».  – Прим. ред. большого калибра, заметные под алыми шелковыми поясами.

– Жаль, что не могу предложить вам коктейли, – извинился наш хозяин, когда мы расселись. – Но лед не доступен моему небольшому хозяйству. Однако, морские пещеры вполне приемлемы как холодильники. Поэтому, полагаю, охлажденное вино вполне заменит коктейли.

– Ах, – он перевел застенчивый взгляд с де Грандена на меня, – вы не будете так любезны попросить благословения, доктор Троубридж? Мне кажется, вы сможете это сделать.

Поразившись таким предложением, я вознес молитву и едва не упал со стула, открыв глаза по завершении. Пока мы молились, слуги отдернули занавеси из роскошного батика, драпирующего стену, за которыми открылось стекло с зелеными водами океана. Мы сидели на морском дне.

– Остроумная идея, не правда ли? – Гунонг Безэр обратил улыбку к нашим удивленным лицам. – Все это придумал я. Извольте видеть, как маленькие ребятки с плавниками резвятся поблизости от нас. Чертовски трудно было собрать рабочих для постройки всего этого, но многие специалисты разных профессий посещали этот остров, и мне удалось осуществить мой замысел.

– Но, мсье, это же дорого! – заявил де Гранден в типично галльской манере. – Это же безумно дорого!

– Вовсе нет, – небрежно отвечал молодой человек. – Нищих надо кормить, и большинство из них привыкло к местной еде, а это не так уж дорого.

– Но зарплата! – упорствовал де Гранден. – Мсье, этот дом – гениальное произведение, чудо техники. Даже пьющие архитекторы и инженеры, способные создать такое, должны были потребовать баснословные гонорары… А рабочие, резавшие и полировавшие мраморные плиты – их целая армия! И их зарплата должна была стать безумной!

– Большая часть мрамора была спасена из пустовавших голландских колониальных дворцов, – ответил Гунонг Безэр. – Вы же знаете, что Голландия создала могущественную империю на здешних островах около столетия назад. И плантаторы жили во дворцах, достойных королей. Когда все это потерпело крах, никто не мог заботиться о дворцах. Что же касается зарплаты… – он небрежно взмахнул рукой, изукрашенной драгоценными каменьями. – Я богат, но эта статья расходов не очень отразилась на моем состоянии. Вы помните средневековую историю, доктор де Гранден?

– А? Ну, конечно, – ответил француз. – Но…

– Помните, что предпринимало дворянство и духовенство, чтобы сохранить тайну планов их замков и монастырей? – Он замолчал, насмешливо улыбаясь де Грандену.

–  Parbleu! Вы не могли… Не смогли бы… Вы не посмели бы… – француз вскочил со стула и воззрился на нашего хозяина, словно бешеная собака.

– Ерунда, конечно, смог бы – и сделал, – отвечал тот добродушно. – Почему нет? Эти люди были только частями плавающих обломков крушения, которых никто не спас. Кто об этом мог знать? А мертвецы не любят общаться. Почти шутка получилась.

– Но вы это мне рассказываете? – де Гранден недоверчиво смотрел на него.

Лицо нашего хозяина оставалось совершенно непроницаемым очень долго, пока он смотрел на де Грандена. Потом его угрюмое лицо внезапно озарилось улыбкой, и он спросил:

– Я могу предложить вам еще немного вина, мой дорогой доктор?

Я с удивлением посмотрел на моих компаньонов. Гунонг Безэр сделал какое-то зловещее замечание, доктор де Гранден быстро на него отреагировал, дальнейшая их беседа касалась мертвецов, которые молчат… Попробуйте, как и я, найти ключ к их загадочному разговору. Средневековые замки и монастыри? Мертвецы? Я мысленно проговорил это. Что бы это значило? Гунонг Безэр нарушил ход моих мыслей, вежливо спросив:

– Доктор Троубридж, я могу вам предложить еще немного белого мяса? Мы находим это белое мясо, – эти слова им немного подчеркивались, – восхитительным. Очень нежным, и прекрасно приправленным. Как оно вам?

– О, да. Оно отличается от всего, что я когда-либо пробовал. Оно напоминает мне молодую свинину, но разнится и с ней. Это, действительно, специфика островов, мистер Гунонг?

– Ну, гм… – он чуть заметно улыбнулся, отрезая ломтик восхитительного жаркого и кладя мне в тарелку. – Не могу сказать, что оно специфично для наших островов, но способ приготовления в моем доме немного необычный. Местные жители называют это животное «длинной свиньей». Действительно, отвратительного вида существо, пока оно живет, но прекрасное, когда убито и должным образом приготовлено. Чем могу служить, доктор де Гранден? – он с улыбкой обратился к французу.

Я чуть не подпрыгнул от изумления, увидев физиономию де Грандена. Он склонился вперед на своем стуле; его голубые круглые глазки почти вылезли из орбит; его загорелые щеки были зелены как цвет замазки. Он уставился на нашего хозяина с видом профессионального гипнотизера.

–  Dieu, grand Dieu!  – едва выдохнул он. – «Длинная свинья», вы сказали? Sang de St. Denis! И я съел это!

– Дружище, вам плохо? – вскричал я, вскакивая со своего места и спеша к нему. – Ужин не пошел?

–  Non, non!  – он отстранил меня, все еще задыхаясь. – Сядьте, друг мой Троубридж, сядьте. Но, par l’amour de Dieu , умоляю, не ешьте ни куска этого проклятого мяса, – хотя бы сегодня.

– О, дорогой сэр, – мягко сказал Гунонг Безэр. – Вы портите аппетит доктору Троубриджу, а он так наслаждался этим восхитительным мясом! Это нехорошо. Точно, не хорошо.

Он угрюмо уставился в свое серебряное блюдо, затем дал знак одному из слуг убрать его и быстро добавил что-то на малайском языке.

– Возможно, небольшое развлечение сгладит этот неприятный инцидент , – сказал он нам. – Я послал за Мириам. Вам она понравится, полагаю. У меня на нее большие надежды – думается, у девочки задатки великой артистки .

Слуга, убиравший мясо, возвратился и прошептал что-то на ухо хозяину. Выслушав, тот преобразился: тонкое, воспитанное лицо Гунонга Безэра приняло такое выражение ярости, подобное которому я не встречал на человеческом лице.

– Что?! – вскричал он на английском, хотя малаец его явно не понимал. – Я займусь этим, и мы увидим, кто говорит «должен», а кто «может» в этом доме.

Он встал и поклонился нам.

– Извините меня, пожалуйста. У нас возникло небольшое недоразумение, и мне необходимо разобраться с этим. Полагаю, вам не придется долго ждать. Хуссейн предоставит вам все, что необходимо. Он не понимает по-английски, но вы можете объясняться с ним знаками.

– Скорее же, де Гранден, – попросил я, когда Гунонг в сопровождении одного из малайцев покинул комнату.

– А? – спросил француз, подняв глаза от блюда. – Что вы хотите знать, друг мой?

– Что это за речи о средневековых строителях и молчащих мертвецах?

– Ах, это, – ответил он с облегчением. – Разве вы не знаете, что если сюзерен в средневековье давал заказ архитектору, это было эквивалентно смертному приговору? Архитектор, прорабы, основные рабочие после выполнения заказа обычно умерщвлялись, чтобы не выдать врагам тайные ходы или не продублировать проект другому дворянину.

– Значит, Гунонг Безэр намекал, что убивал людей, построивших этот подводный дом для него? – я в ужасе застыл.

– Именно так, – ответил де Гранден. – Но плохо другое. И это уже личное. Помните, я удивился, что все это он рассказал нам?

– Боже правый, да! – воскликнул я. – Он имел в виду…

– Что, умерев, мы уже ни о чем не расскажем, – добавил де Гранден.

– А те разговоры о «белом мясе», о «длинной свинье»?

Он судорожно выдохнул, будто по мраморной пещере пронесся ледяной холод.

– Троубридж, друг мой, – тихо и серьезно произнес он. – Вы должны узнать и это. Но должны управлять собою. Ни словом, ни знаком вы не должны выдавать свое знание. Везде на этих дьявольских островах местные жители, эти темнокожие злодеи, едят людей. И именуют свою пищу «мясом длинной свиньи». Тот бедолага, которого мы видели сегодня утром, и та несчастная голландская женщина – они, друг мой, и были «длинными свиньями». Они стали «белым мясом» в адском меню этого вечера. И именно это мы ели за этим проклятым столом!

– Боже мой! – я приподнялся, и тут же сел обратно, почувствовав спазм в желудке. – Мы… вы… мы ели ее плоть…

– Ш-ш-ш! – оборвал меня он. – Молчите, друг мой! Ничем не выдавайте себя! Вот он идет!

Слова де Грандена прозвучали словно театральной репликой для входа Гунонга Безэра сквозь шелковые портьеры, с улыбкой на смуглом лице.

– Мне так жаль заставлять ждать вас, – извинился он. – Но проблема устранена, и мы можем продолжать развлекаться. Мириам несколько застенчива перед незнакомцами, но я… гм… убедил ее выйти к нам.

Он повернулся к дверям и махнул кому-то рукой.

Три малайца, одна сморщенная старуха и два молодых человека, возникли из дверного проема. Женщина с бамбуковым барабаном следовала впереди. Положив ей руку на плечо, за ней шел первый мальчик; второй держался за него. Вскоре стало понятно, почему. Старуха, хоть и почти параличная, обладала единственным на троих, жутким, налитым кровью глазом… У обоих мальчиков были травмированные и запавшие веки; их глазные яблоки были грубо вырваны из дрожащей плоти.

«Ха-рум! Ха-рум!» – вскричала старая карга, и оба слепых мальчика уселись на мраморном полу. Один из них поднес к губам тростниковую флейту, другой тронул рукой цитру, издавшую звук, подобный стону кота, страдающего cholera morbus. [48]Холерой ( лат .).

«Ха-рум! Ха-рум!» – снова воскликнула ведьма и застучала по барабану пальцами и ладошками вместо барабанных палочек. «Тук-ак-а, тук-ак-а!» – барабанный бой разрастался и перешел во что-то непрерывное.

Флейта и цитра поддержали пламенный ритм, и фантасмагоричная музыка заполонила всю комнату, завертевшись в воздушном пространстве с мраморными стенами. Это было не похоже на то, что я когда-либо слышал: назойливое скуление замученных инструментов взывало слушателей к животным инстинктам и высвобождению эмоций, подобно воздействию опия. Музыка взвивалась и летала, все быстрее и быстрее – шелковые занавески раздвинулись, и на мраморный пол скользнула девушка.

Она была молода, лет шестнадцати или семнадцати, и гибкое изящество ее движений происходило скорее из ее природы, чем из обучения. Традиционный саронг, перетянутый ремешками на лодыжках и стянутый золотым поясом шести дюймов шириной на талии, плотно облегал ее грудь. На тонкой шее – ожерелье из сверкающих рубинов; все остальные части тела были обнажены, только руки были обвиты браслетами из золотых змеек с изумрудными глазами, да еще запястья украшали тройные ряды колокольчиков с ястребами. Над инкрустированными жемчугом бархатными босоножками красовались искусные индийские браслеты, а в черных волосах – алмазная гребенка, достойная королевы.

Великолепный голубоватый алмаз, закрепленный на левом крыле ее носа, и нить жемчуга вокруг ее талии, свисающая к подолу шелкового саронга, были достойны выкупа Павлиньего трона[49]Золотой трон Великих Моголов, самый роскошный трон в мире (по описанию европейцев), символ персидской монархии. – Прим. ред. Великого Могола. Несмотря на щедро наложенную косметику – сурьму вокруг век, кошениль[50]То же что кармин и киноварь – красный краситель, получаемый из продуктов обмена насекомого. – Прим. ред. на губах и щеках, уголь на бровях, – она была красива той женской красотой, которая вдохновила древнего Соломона сочинить «Песнь песней». Никто, кроме еврейской расы, да еще, возможно, выходцев с аравийского полуострова, не мог породить столь манящую красоту Мириам, танцовщицы в доме под морем.

Двигаясь на мягких бархатных босоножках вперед и назад под музыку старой ведьмы и слепых музыкантов, девушка сплетала свой танец, как кружево или паутину, позвякивая колокольчиками на запястьях и щиколотках с искусством испанской танцовщицы.

Наконец, танец завершился.

Задрожав как лист, Мириам бросилась на пол и легла перед Гунонгом Безэром в позе презренной покорности. Он что-то сказал ей резко по-малайски – видимо, это было разрешение уйти, – и она поднялась с покорностью собаки, ожидающей наказания от хозяина, и выбежала из комнаты, оставляя за собой звон колокольчиков.

Старая карга тоже поднялась вместе со своими слепыми компаньонами, и мы остались втроем под мерцающим светом свечей и неусыпным наблюдением безмолвных малайских охранников.

– Ну как вам, она красива? – спросил Гунонг Безэр, раскуривая сигарету и выпуская дым к потолку.

– Красива? – выдохнул де Гранден. – Mon Dieu , мсье, она великолепна, она превосходна! Убейте меня, она божественна! Никогда не видел столь замечательной танцовщицы – nom de Dieu , я онемел, как рыба! Нет слов ни в одном языке, чтобы описать ее!

– А вы, доктор Троубридж, что думаете о моей маленькой Мириам? – обратился ко мне Гунонг.

– Она весьма хороша, – ответил я, понимая глупость моих слов.

– Ха-ха, – добродушно рассмеялся он, – вы говорите как консервативный янки, ей-богу. Итак, джентльмены, я кое-что должен вам сообщить. Но сначала, быть может, вы закурите? Полагаю, эти сигары хороши. Я выписываю их из Гаваны. – Он передал нам через стол полированную дорогую кедровую коробочку. – Ну, а теперь, – Гунонг глубоко затянулся, – немного семейной истории, а затем деловое предложение. Вы готовы, джентльмены?

Мы с де Гранденом кивнули, задаваясь вопросом: какова будет следующая глава этого невероятного романа.

5

– Когда мы сегодня так счастливо встретились, – начал наш хозяин своим приятным голосом, – я попросил, чтобы вы называли меня Гунонг Безэр. За отсутствием лучшего, это было просто название моего острова. Фактически, джентльмены, я – почти достопочтенный Джеймс Абингдон Ричардсон.

–  Parbleu , мсье, – спросил де Гранден, – что означает «почти достопочтенный»?

Молодой человек выпустил облако ароматного дыма к медному потолку и наблюдал, как он поплыл кверху, и только потом ответил:

– Мой отец был английским миссионером, моя мать – принцесса по рождению. В ней не было малайской крови, доминировала арабская. Ее звали Лейла, Жемчужина Островов.

Мой отец покинул семью, они со старшей сестрой отошли от англиканской церкви и поехали к малайцам, чтобы распространять Евангелие среди невежественных язычников.

Он задумчиво затянулся сигарой и горько улыбнулся.

– Это был величественный мужчина шести футов роста, голубоглазый, кудрявый, с неотразимым голосом и огнем фанатизма, горящим в его сердце. Местное население, как арабы, так и малайцы, внимали его пламенному Евангелию, как в свое время обитатели Аравийской пустыни слушали проповеди Мухаммеда, погонщика верблюдов. Мой дедушка, пиратский принц, владевший мраморным дворцом и тысячью рабов, стал одним из новообращенных и приехал в миссию со своей десятилетней дочерью Лейлой. Он отдал ее в миссионерскую школу обучаться трогательному учению Пророка из Назареи. Она оставалась там четыре года.

Наш хозяин вновь сделал паузу, тихо попыхивая сигарой, видимо, стараясь выстроить свои мысли.

– Уверен, будет правильно назвать моего отца особым священником. Видимо, так. Он отличался от официальных представителей английского духовенства с их охотой на лис и тягой к мирскому.

Как вы знаете, женщины на Востоке созревают быстрее, чем ваши западные женщины. И вот, Лейла, Жемчужина Островов, возвратилась во дворец своего отца с маленьким мальчиком… Благочестивая сестра миссионера выгнала ее из миссии, как только узнала, что ей предстояло стать тетей маленького мальчика, родившегося вне освященного брака.

Старый пиратский принц был разъярен. Он казнил бы свою дочь и ее ребенка-метиса и напал бы на миссию с огнем и кинжалом, но моя мать познала христианское милосердие во время обучения в школе. Она была уверена, если пойти к моему отцу с таким количеством жемчуга, сколько ее руки могли удержать, и рубиновыми ожерельями, сколько может выдержать ее шея, то он примет ее и, как говорится, гм, сделает честной женщиной.

Однако то одно, то другое задержали ее на три года, и когда мы добрались до миссии, оказалось, что отец взял в жены английскую леди.

О, он принял драгоценности, принесенные моей матерью – не обидел ее отказом, – и взамен разрешил ей остаться в каморке. Она, родовитая принцесса, мыла полы и пекла хлеб, полностью подчиняясь жене моего отца. Я же, его первенец, подчинялся его законнорожденным младшим сыновьям.

Они были суровы ко мне. Белые мальчики, бывшие моими единокровными братьями, не упускали случая напомнить мне о бесчестии моей матери и моем собственном позоре. Моя мать жила в смирении и терпении; и мне досталась та же участь.

Когда мне было примерно десять лет, кузен моего отца, виконт Абингдон, сломал шею при охоте на лис. Умерев, он не оставил потомства, так что мой отец сделался английским поместным дворянином и возвратился домой, дабы принять титул.

Прежде чем уехать, он предложил моей матери деньги, чтобы отдать меня в обучение в магазин какого-то торговца. Но моя мать, несмотря на многолетнее рабство, все же оставалась принцессой королевской крови. И она помнила Священное писание, чтобы сказать: «Деньги твои в погибель тебе»[51]«Но Петр сказал ему: серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги» (Деян. 8:20).. Она плюнула ему в лицо и вернулась во дворец своего отца, сказав, что муж ее умер.

Меня послали учиться в Англию в школу – да, я учился в государственной школе, в Винчестере, потом поступил в Кембридж, но тут в тысяча девятьсот четырнадцатом вспыхнула война.

Чего ради я должен был бороться за Англию? Что Англия или англичане когда-либо сделали для меня? Это было требование крови – английской крови, наверное. Во всяком случае, я пошел в армию и был официально приписан к лондонскому полку. Всё в те дни было смертью или славой, вы знаете. «За Короля и Страну», и тому подобная чушь. Были стерты расовые различия, и каждый человек, безотносительно его цвета или сословия, был важен. Чушь!

Однажды вечером я зашел в офицерскую палатку и был представлен одному молодому человеку из другого полка. «Лейтенант Ричардсон, – сказал мой капитан, – это лейтенант Ричардсон. Странное совпадение: вы, парни, оба Джеймсы Абингдоны Ричардсоны. Должно быть, вы станете большими приятелями!»

Другой лейтенант Ричардсон осмотрел меня с головы до пят, затем приказал отчетливо, так, чтобы все в комнате могли услышать и понять: «Джеймс, мои ботинки нуждаются в полировке. Займитесь ими!»

Это был тот же самый приказ, который он отдавал мне в школе миссии сто тысяч раз. Он – достопочтенный лейтенант Джеймс Абингдон Ричардсон, законный старший сын виконта Абингдона. Я был…

Он прервался, глядя перед собой.

– Началась чертовщина. Офицеры, как вы знаете, не могли драться с другими офицерами… Я был уволен и вернулся на острова.

Дедушка мой умер, осталась только мать. Я вступил во владение всем имуществом. С этого дня я посвятил мою жизнь возмещению долга моему отцу через представителей его расы, встречающихся на моем пути.

Охота довольно хороша, ведь белые – такие глупцы! Судно за судном натыкалось на рифы, иногда следуя за сигнальными ракетами, иногда – за красными и зелеными фонарями там на холме.

Это было выгодно. Почти каждое судно было хорошей добычей. Признаюсь, ваше судно меня разочаровало в смысле денежном, но это компенсировалось удовольствием от вашей компании – уже кое-что.

У меня есть банда папуасов, делающих грязную работу; наградой им время от времени становится поедание нескольких заключенных. Я и сам не возражаю отведать «длинной свиньи», если ее мясо – белое. Но, – он неприятно улыбнулся, – условия пока еще не идеальны. Мне нужно установить в доме электричество, построить беспроводной аппарат, чтобы поймать больше… и, затем, есть еще женский вопрос. Помните, как сказано в Священном Писании: «не хорошо быть человеку одному»?[52]«И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт. 2:18). Я уже познал это.

Старая Умера, та, что играла на барабане сегодня вечером, и девушка-рабыня Мириам – единственные женщины в этом доме на сей момент, но я это вскоре исправлю.

Я поеду на один из крупных островов, куплю там несколько самых красивых дев на несколько месяцев и буду жить, как приличествует принцу – пиратскому принцу, каким был мой дедушка.

А теперь, белые, – его учтивость слетела с него как маска, и неукротимая ненависть засверкала в глазах, – мое предложение вам. Прежде, чем обустроить мой гарем, мне нужно заняться обстановкой. Я не могу доверить моим верным слугам сопровождение моих женщин, но вы оба подходите для этого прекрасно. Оба вы хирурги, и сможете произвести необходимые операции на теле друг друга. Мне все равно, кто из вас приступит первый – можете, если хотите, тянуть соломинку. Но это мой приказ, и мои желания являются законом на этом острове.

Мы с де Гранденом глядели на него в безмолвном ужасе, но он не заметил нашего изумления.

– Вы думаете, что можете отказаться, но это не так, – добавил он. – Ван Туну, капитану голландского парохода «Ван Дэмм», и его первому помощнику было сделано такое же предложение, но они отказались. Они предпочли разговор с моим маленьким домашним животным. Думаю, они с удовольствием пересмотрели бы свое решение, когда время разговора наступило. В этом доме, единственном месте в мире, волей-неволей белые должны держать свое слово. Они обязаны были выполнить условия нашей сделки, и я могу сказать, престиж белой породы не пострадал.

Но вам, джентльмены, я дам бо́льшую возможность для обдумывания, чем голландцам. Я разрешу вам взглянуть на мое домашнее животное, а уж потом принять решение. Я предупреждаю: каково бы ни было ваше решение, вы должны исполнить его. Пойдемте.

Он повернулся к двум вооруженным малайцам за его креслом и пролаял приказ. Немедленно на нас с де Гранденом были направлены пистолеты, и мы поняли, что в случае приказа долго ожидать выстрелов не пришлось бы.

– Пойдемте, – властно приказал Гунонг Безэр, или Ричардсон. – Двигайтесь вперед, оба. И помните, любая попытка сопротивления приведет к пуле в затылок.

Мы прошли вниз по серии одинаковых коридоров, схожих с критским лабиринтом, миновали таинственные каменные двери, тут же захлопывающиеся за нами, потом другие – наши охранники ловко нажимали на скрытые рычаги в полу и стенах.

Наконец, мы очутились на своего рода балюстраде, окаймленной низким каменным бордюром с рядом резных каменных колонн. Ниже, среди крутых скал простирался узкий бассейн с неподвижной водой, а выше, приблизительно в двухстах футах в арке этой естественной пещеры виднелся кусочек звездного небосвода. Туман разошелся, и полная луна нарисовала «лунную дорожку» до нашей пещеры.

– Сюда, милашка, милашка! – позвал наш похититель, наклоняясь между колоннами. – Иди, посмотри на храбрых белых, что могут прийти поиграть с тобой! Сюда, милашка, иди же!

Мы глядели в фиолетовые воды, как потерянные души, заглядывающие в ад, уготованный им. Но никто не показался их глубины.

– Тупая скотина! – воскликнул метис и выхватил пистолет из-за пояса одного из охранников. – Иди же! Черт возьми, давай, когда я тебя зову!

Он бросил пистолет в бассейн.

Мы с де Гранденом в унисон издали вопль ужаса, и я почувствовал, как мой друг судорожно вцепился мне в запястье.

Пистолет был словно раскален: вода закипела от его прикосновения, глубокий иссиня-черный бассейн внезапно проснулся к жизни. На гладкой поверхности появилась рябь, а потом из воды показалось множество грубых щупальцев с огромными бородавками. Толстые, как пожарные шланги, щупальца извивались, словно змеи, время от времени вздымаясь над поверхностью воды. Следом появилось огромное тело монстра, прозрачно-серое, как у медузы, с парой отвратительных белых глаз, уставившихся на нас с жадностью.

–  Nom de Dieu de nom de Dieu!  – выдохнул де Гранден. – Морской дьявол! Гигантский осьминог!

– Именно так, – приветливо отозвался Гунонг Безэр. – Гигантский осьминог. Он хватает все, что ему попадается. У огромного слона, брошенного в воду, не больше шансов, чем у пескаря или, простите за неприятный пример, джентльмены, у вас. Теперь, возможно, вы понимаете, почему капитану Ван Туну и его первому помощнику было жаль, что они не приняли решение приступить, гм, к своим несколько экстраординарным обязанностям. Я не предоставил им такого шанса, как вам. Теперь же вы можете серьезно все обсудить, прежде чем принять решение.

Нет никакой спешки, у вас есть время сегодня вечером – примите решение завтра. Я буду ожидать вашего ответа за ужином. Милые джентльмены, мои парни проводят вас в вашу комнату. Доброй ночи и, гм, приятных снов!

Со смехом он отступил в тень, мы услышали звук закрывающейся потайной каменной двери и оказались на балконе одни.

–  Bon Dieu!  – в отчаянии вскричал де Гранден. – Троубридж, друг мой, как ошибаются люди, говорящие, что дьявол живет в аду! Parbleu! Что это?

Шум, его поразивший, исходил от смуглых босых ног.

Безъязыкие молодые люди в роли наших valets de chambre [53]Лакеев ( франц .). неохотно повели нас, со страхом поглядывая за балюстраду, где скрывался в своем водном логовище морской дьявол.

–  En bien , – пожал плечами француз. – Снова эти два чертенка. Ведите нас, mes enfants. Любое место лучше, чем этот порог ада.

6

– Что ж, теперь мы, как говорят американцы, находимся в затруднительном положении, друг мой Троубридж, – заявил он, когда уселся в одно из плетеных кресел и закурил сигарету. – Принять шаловливое предложение метиса – значит опозорить себя навсегда, и это неприемлемо. Но и быть съеденным этим дьявольским осьминогом столь же неприемлемо. Morbleu , знать бы раньше, я бы потребовал тысячу фунтов в день от этих господ Ллойдов и затем отклонил бы их предложение. Дерьмовая удача, как говорили ваши чудесные солдаты во время войны, друг мой.

Из-под бамбуковой кровати раздался какой-то шорох. Я безучастно уставился на кровать в полном безразличии к любому новому ужасу. Но, несчастный, к такому я готов не был.

Лишенная великолепного одеяния, в простом саронге и жакете из дешевого хлопка, едва прикрывавшем ее великолепное тело, с бусинкой из слоновой кости в носу вместо бриллианта, без всяких драгоценностей, Мириам, танцовщица, выползла из-под кровати и бросилась к ногам де Грандена.

– О, мсье! – произнесла она голосом, наполненным слезами. – Пожалейте меня, прошу вас, умоляю! Будьте милосердны ко мне, как могли бы пожалеть вашу сестру…

–  Morbleu , дитя мое, о чем вы просите? – спросил де Гранден. – Как могу я пожалеть вас, если даже не могу избежать собственной смерти?

– Убейте меня, – ответила она отчаянно. – Убейте меня сейчас, пока есть время. Смотрите, я принесла вам это, – она отогнула складку дешевого саронга и достала национальный крис, короткий заостренный меч с волнистым лезвием.

– Нанесите мне удар им, – умоляла она, – а потом, при необходимости используйте его для своего друга и для себя; никакой другой надежды нет. Оглядитесь вокруг, разве вы не видите, что нет иного способа умереть в этой тюремной комнате? Когда-то здесь было стеклянное зеркало, но один пленный белый сломал его и преуспел в том, чтобы порезать свои запястья осколками. Он умер. С тех пор у Гунонга Безэра в этой комнате стоит металлическое зеркало.

–  Pardieu , вы правы, дитя мое, – согласился де Гранден, разглядывая туалетный столик, над которым висело металлическое зеркало. – Но почему вы ищете смерти? Вы также предназначены для осьминога?

Она вздрогнула.

– Однажды, возможно. Пока я сохраняю свою красоту, у меня остаются шансы выжить. Каждый день старая Умера, одноглазая чертовка, учит меня танцевать, и когда я не нравлюсь ей (а ей очень трудно понравиться), она бьет меня бамбуковыми прутами по ступням, так, что я едва могу ходить. И Гунонг Безэр заставляет меня танцевать для него каждую ночь, пока я не валюсь с ног от усталости, и если я не улыбаюсь, когда танцую, или если я утомляюсь слишком быстро, пока он не разрешает мне остановиться, он бьет меня.

Всякий раз, когда судно попадает в его ловушку, он спасает некоторых офицеров и заставляет меня танцевать перед ними. Я знаю, что они должны пойти на корм дьявольскому чудовищу, и все же я должна улыбаться им, или он изобьет меня так, что ноги мои будут кровоточить, а старуха будет избивать дальше, когда он устанет.

Мой отец был французом, мсье, хотя я сама родилась в Англии от испанской матери. Мы потеряли все наши деньги во время войны, поскольку мой отец управлял ювелирным магазином в Реймсе, и продажные боши украли все, что он имел. Мы приехали на острова после войны, и мой отец занимался торговлей. Мы возвращались домой на голландском судне «Ван Дэмм», когда Гунонг Безэр поймал его в свою ловушку.

Меня он оставил, чтобы обучать местным танцам и мучить – видите, он вставил мне в нос кольцо, как рабыне. – Она подняла дрожащую руку к простой бусине в носу. – Мой отец – о, Бог Израиля! – был скормлен осьминогу на моих глазах мне же в назиданье: я отправлюсь за ним, если не буду покорной всем желаниям Гунонга Безэра.

Что ж, мсье, убейте меня и избавьте от мучений, – закончила она просто.

Пока девушка говорила, на лице де Грандена отразилась целая гамма эмоций: от ужаса до сострадания. Когда она закончила свой рассказ, он выглядел задумчивым.

– Подождите, подождите, моя милая, – попросил он, когда она совала крис в его руку. – Я должен подумать. Pardieu! Жюль де Гранден, вы глупец, вы должны думать теперь как никогда прежде!

Он погрузил лицо в ладони и склонил подбородок почти к коленям.

– Скажите мне, моя капусточка, – внезапно спросил он, – они позволяют вам выходить из этого проклятого дома днем, hein?

– О, да, – отвечала она. – Я могу пойти куда и когда угодно, если не занимаюсь танцами или не лежу избитой. На этом острове даже каннибалы на берегу не смеют дотронуться до меня из-за страха перед хозяином. Я принадлежу Гунонгу Безэру, а он скормит любого, кто коснется его собственности, огромному морскому дьяволу.

– А почему вы никогда не стремились умереть от своей собственной руки? – спросил подозрительно де Гранден.

– Иудеи не совершают самоубийств, – ответила она гордо. – Умереть от чьей-либо руки не возбраняется – дочь Иеффая умерла так. Но уйти из жизни своими руками, окрашенными в красный цвет своей крови, противозаконно для нас.

– Ах, да, я понимаю, – согласился он с коротким поклоном. – Вы, дети Иакова, стыдитесь так называемых христиан и соблюдаете свои заветы, дитя мое. Eh bien , но у всех нас есть совесть, моя красавица.

Давайте-ка рассмотрим: в ваших прогулках по этому ненавистному острову, не видели ли вы около той площадки, где установлены мачты, кустарников с ярко-красными листьями и фруктами как незрелые яблоки, что растут во Франции – низких кустарников с бледно-зелеными плодами?

Девушка задумчиво наморщила белый лоб, затем дважды кивнула.

– Да, – отвечала она. – Я встречала их.

–  Très bien , – одобрил он. – Путь из этого злого места открывается перед нами, mes amis. По крайней мере, у нас есть шанс побороться. Теперь слушайте – и слушайте внимательно, мой маленький апельсинчик. От вашего внимания зависит наша свобода.

Завтра, когда у вас будет возможность покинуть этот дом, пойдите в то место, где растут эти фрукты, и соберите их столько, сколько сможете унести в своем саронге. Принесите эти плоды, Cocculus indicus , в дом и разотрите их в пюре в какой-нибудь фляге. В обеденный час вылейте содержимое фляги в воду, где живет осьминог. Не подведите нас, моя маленькая голубка! Добросовестное выполнение этого задания спасет наши жизни, pardieu! Если вы это сделаете, то мы не накормим мсье Октопуса собой, поскольку у него будет слишком маленький желудок, parbleu!

Когда вы выльете раздавленные фрукты в воду, спрячьтесь где-нибудь в тени и ждите нашего появления. Вы умеете плавать? Хорошо. Мы прыгнем в воду, и вы прыгайте с нами. Мы поплывем к той лодке, которой я собирался воспользоваться, пока мы не встретились с этим великолепным Гунонгом-Безэром-Джеймсом-Абингдоном-Ричардсоном. Cordieu , полагаю, что Жюль де Гранден все же не такой дурак, как я думал!

Доброй ночи, и пусть Господь ваших предков охраняет вас этой ночью и все ночи вашей жизни!

7

– Добрый вечер, джентльмены, – приветствовал нас в гостиной Гунонг Безэр следующим вечером. – Вы пришли к какому-то решению?

– Конечно же, – уверил его де Гранден. – Если выбирать несколько минут разговора с осьминогом и целой жизнью, или даже получасом созерцания вашего, не черного, но и не белого, лица, то мы отдаем предпочтения морскому животному. Оно, по крайней мере, делает то, что делает от природы; оно не мерзкая пародия на свой вид. Давайте пойдем в рыбий домик tout vite [54]Как можно быстрее ( франц .)., мсье. Чем скорее мы закончим это дело, тем скорее будем избавлены от вас!

Ледяное самообладание Гунонга Безэра сменилось безумной яростью.

– Вы маленький дурачина! – закричал он. – Я научу вас вежливости! Ха-рум! – Он выкрикнул приказ, пронесшийся эхом по мраморной пещере. – Вы не будете так храбры, когда почувствуете, как его щупальца душат ваше маленькое тело и как его рот отрывает плоть от ваших костей прежде, чем вы потонете!

Он заорал на двух охранников, которые тут же выхватили винтовки и принялись подталкивать нас.

– Вперед, вперед, к гроту! – гневно завопил Гунонг. – Не думайте, что избегнете осьминога, сопротивляясь моим людям. Они не будут стрелять, а только избивать и тянуть вас к бассейну!

– Мсье, французский джентльмен никогда не устрашится смерти, предложенной малайским бастардом. Ведите нас!

Кровь прилила к лицу Гунонга Безэра, он едва сдерживался от ярости, приказывая охранникам тащить нас.

– Господь милосердный, надеюсь, помог нашей красавице исполнить свою работу, – прошептал де Гранден, когда мы остановились на балконе. – Мне не нравится эта часть нашей маленькой пьески. Если наш план потерпел неудачу, adieu!  – И он поспешно сжал мне руку.

– Кто отправится первым? – спросил Гунонг Безэр.

–  Pardieu , вы! – крикнул де Гранден и прежде, чем кто-либо понял его намерение, двинул своим маленьким кулачком в лицо изумленного метиса, разбив его в кровь, а потом схватил Гунонга за талию и бросил в черную воду. – Давайте, Троубридж! Ныряйте и плывите! Это наш единственный шанс!

Я не стал ждать второго предложения и прыгнул как можно дальше. Я плыл к дальнему концу пещеры, стараясь держать голову как можно ближе к воде.

Ужас окружил меня. В каждый миг я ожидал, что одно из склизких щупалец монстра схватит меня и утянет в глубину. Но чудовищное тело не поднялось из воды, никакие щупальца не настигли меня. Напротив, этот бассейн был столь же безопасен, как и любая из тысяч скалистых пещер на вулканическом побережье Малайских островов.

Пули хлестали справа и слева, рикошетом отскакивая от каменных стен. Но света было мало, и малайские стрелки потерпели неудачу.

–  Triomphe!  – объявил де Гранден, выплевывая воду, когда мы очутились на прибрежной гальке. – Мириам, моя красавица, вы здесь?

– Да, – ответил голос из темноты. – Я сделала, как вы велели, мсье, и огромный дьявол ушел на глубину, отведав толченые фрукты. Увидев, что он мертв, я не стала ждать и поплыла сюда.

– Это правильно, – согласился де Гранден. – Одна из пуль могла попасть в вас. Эти малайцы отвратительные стрелки, но бывают и несчастные случаи.

– А теперь, мсье, – он обратился к обмякшему кулю, который буксировал позади себя, – у меня есть к вам маленькое деловое предложение. Вы можете сопровождать нас и отправиться к голландцам или британцам, чтобы быть повешенным, как грязный пират. Либо вы можете побороться за свою жалкую жизнь здесь и сейчас.

– Я не могу бороться с вами сейчас, – отвечал Гунонг Безэр. – Со своим трусливым джиу-джитсу вы сломали мне руку, обманув и напав без предупреждения.

– Вот как? Какая неудача! Mordieu , каков негодяй!

Евразиец внезапно выхватил из сюртука нож и напал на де Грандена. С проворством кошки француз уклонился от удара и захватил его запястье. Другой рукой он жестко поразил Гунонга в горло, и тот беспомощно растянулся на песке.

– Сопроводите мадемуазель! – сказал мне де Гранден. – Ей не нужно видеть то, что я собираюсь сделать.

Раздались звуки драки, затем ужасное горловое хрипение.

–  Fini!  – беспечно заметил де Гранден, отмывая руки от темных пятен.

– Вы… – начал было я.

–  Mais certainement , – с легкостью ответил он. – Я перерезал ему горло по всей длине. А что вы имеете против? Он был бешеной собакой – почему он должен продолжить жить?

Мы поспешили по пляжу к моторному катеру, пришвартованному у грота, и завели его.

– Куда это мы? – спросил я, когда де Гранден начал огибать скалистый мыс.

– Вы забыли, cher Троубридж, что у нас есть счет к этим каннибалам?

Мы быстро уладили дело. Подойдя близко к берегу, де Гранден закричал папуасам. Те вскоре выбежали, как сердитые пчелы из улья.

–  Sa ha, messieurs , – кричал де Гранден. – Сегодня мы дадим вам другую еду! Жрите ее, sacré canaille [55]В своей манере де Гранден говорит что-то вроде «Священные мерзавцы!». – Прим. ред. , жрите!

Пулемет Льюиса лаял и захлебывался. С пляжа слышался хор криков и стонов.

– Что ж, отлично, – объявил де Гранден. – Они больше не станут есть белых женщин. Я все еще верю урокам, полученным в школе, и теперь скажу: они разделили гостеприимство дьявола со своим покойным хозяином.

– Но расскажите, что там было? – потребовал я объяснений, когда мы вышли в открытое море. – Что вы велели Мириам бросить в воду с осьминогом, де Гранден?

Он хихикнул.

– Если бы вы изучали биологию столько же пристально, как я, друг мой Троубридж, вы бы знали о прекрасном кустарнике Cocculus indicus [56]Кукольван индийский или рыболовная ягода. Ядовитое растение, встречается в Индии и на близлежащих островах. – Прим. ред .. Ленивые аборигены полинезийских остров используют его плоды, чтобы умерщвлять рыбу у берега – так же, как мы убили оплаканного Гунонгом Безэром осьминога. Я заметил этот кустарник на острове, а когда узнал, что наша прекрасная иудейка может свободно гулять по острову, сказал себе: «Черт возьми, почему этот яд не откроет нам путь к свободе? Voilà tout! [57]Вот и всё! ( франц .)»

Проплывающий мимо голландский пароход подобрал нас два дня спустя. Пассажиры и команда широко открывали рты, пялясь на королевскую красоту Мириам и сомневались в правдивости истории де Грандена.

–  Pardieu!  – как-то ночью на палубе доверился он мне. – Боюсь, эти голландцы заблуждаются на мой счет, друг мой Троубридж. Быть может, мне надо порезать их уши в длину, чтобы научить уважать слово француза?

Полгода спустя посыльный Western Union вошел в мой кабинет в Харрисонвилле и вручил голубой конверт. «Распишитесь», – сказал он.

Я разорвал конверт и прочел:

Сегодня вечером Мириам произвела сенсацию в Folies Bérgères [58]«Фоли-Бержер» – знаменитое варьете и кабаре в Париже. – Прим. ред . . Мои поздравления! – Де Гранден.