Онлайн чтение книги Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса The House of Silk: The New Sherlock Holmes Novel
ГЛАВА ПЯТАЯ. На авансцену выходит Лестрейд

Недавно я снова встретился с Джорджем Лестрейдом — как оказалось, в последний раз.

Ему так и не удалось оправиться от пулевого ранения, полученного во время расследования диковинных смертей — в широкой прессе они проходили как «клеркенвельские убийства»… Впрочем, одно из них произошло в соседнем Хокстоне, а еще одно оказалось самоубийством. Лестрейд уже давно вышел в отставку и в полиции не работал, но был настолько добр, что приехал навестить меня в моем новом доме, и мы провели пару часов в обществе друг друга, предаваясь воспоминаниям. Моих читателей едва ли удивит, если я скажу, что основной темой нашей беседы был Шерлок Холмс, а я почел необходимым извиниться перед Лестрейдом по двум пунктам. Во-первых, в моих писаниях я никогда не льстил его наружности. «С лицом крысы», «похожий на хорька» — вот какие примеры приходят в голову. Достаточно сурово, но, по крайней мере, точно, ведь сам Лестрейд иногда шутил, что капризная природа-матушка наградила его внешностью скорее преступника, а не полицейского, и, возможно, выбери он первое занятие, он был бы намного богаче. Холмс тоже частенько говорил, что его собственные навыки, особенно по взлому замков и подделке документов, позволили бы ему преуспеть на ниве преступности ничуть не меньше, чем на детективной ниве… Забавно полагать, что при других обстоятельствах эти двое вполне могли бы работать вместе по другую сторону закона.

Во-вторых, я был к Лестрейду, пожалуй, действительно несправедлив, намекая на то, что ему недостает интеллекта либо навыков расследования. Холмс порой давал ему уничижительную характеристику, но не забывайте: сам Холмс был фигурой уникальной, по силе интеллекта ему, пожалуй, не было равных в Лондоне, и он с равным пренебрежением отзывался почти обо всех встреченных им полицейских… исключая разве что Стэнли Хопкинса, но вера Холмса в этого молодого детектива тоже часто подвергалась серьезным испытаниям. Скажем просто: любому детективу проявить себя на фоне Холмса было практически невозможно, и даже я, столько времени проведший в его обществе, иногда был вынужден напоминать себе, что я все-таки не полный идиот. Но Лестрейд во многих отношениях был человеком способным. Если внимательно изучить общественные архивы, окажется, что Лестрейд раскрыл много дел и газеты нередко отзывались о нем со знаком плюс. Как бы то ни было, а свою карьеру он закончил заместителем начальника управления уголовных расследований Скотленд-Ярда — пусть его репутация во многом была выстроена на делах, которые, по сути, раскрыл Холмс, а лавры достались ему. В ходе нашей долгой и приятной беседы Лестрейд дал мне понять, что в присутствии Холмса был скован страхом и, вполне возможно, именно поэтому действовал не самым лучшим образом. Увы, его больше нет, и я уверен, он не будет возражать, если я раскрою некоторые его тайны и просто воздам ему должное. Он был неплохой человек. Эти его слова о нахождении в обществе Холмса многое проясняют.

Короче говоря, в частную гостиницу миссис Олдмор на следующее утро прибыл именно Лестрейд. Да, как всегда, он был бледен лицом, яркие глаза светили из запавших глазниц, а общий его облик наводил на мысли о крысе, которой пришлось принарядиться для обеда в «Савое». Холмс известил о происшедшем уличных констеблей, те опечатали номер и держали его под наблюдением вплоть до наступления холодного утра, когда тени вокруг гостиницы рассеялись и можно было провести полноценное расследование.

— Так-так, господин Холмс, — заметил Лестрейд с нотками раздражения в голосе. — Вчера в Уимблдоне мне сказали, что вы должны вот-вот появиться, а сейчас вы прибыли даже раньше меня.

— Мы оба шли по следу несчастного, который закончил свои дни здесь, — пояснил Холмс.

Лестрейд быстро глянул на труп:

— Да, похоже, мы искали именно его.

Холмс промолчал, и Лестрейд окинул его проницательным взглядом:

— Как вы его нашли?

— До смешного просто. Я знал благодаря вашим блестящим действиям, что поездом он вернулся на станцию «Лондонский мост». Мои агенты тут же прочесали близлежащую местность, и двоим повезло — они наткнулись на него прямо на улице.

— Полагаю, вы ссылаетесь на шайку беспризорников, которые готовы вам услужить по первому зову. На вашем месте, господин Холмс, я бы держался от них подальше. Ничем хорошим это не кончится. Все они воришки и карманники в свободное от ваших поручений время. Какие-то признаки ожерелья имеются?

— Очевидный признак один — никаких признаков. Правда, у меня не было возможности тщательно обыскать номер.

— Что ж, давайте этим и займемся.

Слова у него не расходились с делом — он тут же принялся осматривать номер. Это была жуткая комната с ободранными занавесями и подгнившим ковром, а кровать выглядела утомленной до крайности — утомленнее любого постояльца, который вознамерился в ней поспать. На стене висело треснутое зеркало. В углу стоял умывальник — замызганная раковина и одинокий бесформенный кусок засохшего мыла. Вида из окна не было никакого — оно выходило в узкую аллею, за которой шла глухая кирпичная стена, а чуть подальше, невидимая, текла Темза и насыщала комнату влагой и тяжелыми запахами. Далее Лестрейд сосредоточился на покойнике, тот был одет именно так, как при первой встрече описал его Карстерс, — длинный сюртук до колен, плотный жилет, застегнутая до самого горла рубашка. Вся одежда была пропитана кровью. Смертоносный нож вонзили по рукоятку, он поразил сонную артерию. Мое знание медицины не оставляло места для сомнений — смерть наступила мгновенно. Лестрейд обыскал карманы убитого, но ничего не нашел. У меня была возможность присмотреться к нему внимательней, и я увидел: человеку, нашедшему Карстерса в Риджуэй-холле, было слегка за сорок — крепкое сложение, коренастый, мускулистые руки, коротко подстриженные волосы тронуты сединой. Самой яркой чертой был шрам, он начинался в углу рта и тянулся наискось через всю скулу, едва разминувшись с глазом. Однажды он вырвался из объятий смерти. Во второй раз ему повезло меньше.

— Точно ли нам известно, что именно этот человек вторгся в дом господина Эдмунда Карстерса? — спросил Лестрейд.

— Абсолютно. Его опознал сам Карстерс.

— Он был здесь?

— Совсем недолго. К сожалению, ему пришлось уехать.

Холмс едва заметно улыбнулся, и я вспомнил, как мы схватили Эдмунда Карстерса в охапку, запихнули в кеб и отправили в Уимблдон. Он лишь мельком успел взглянуть на тело, но этого оказалось достаточно, чтобы он едва не рухнул в обморок, и я понял, каково ему было на «Каталонии» после бостонских злоключений с «Бандой в кепках». Видимо, он обладал повышенной чувствительностью, как некоторые художники, чьи работы он выставлял. Было очевидно, что кровопролития вкупе с убогостью Бермондси, не для него.

— Вот еще одна улика, если требуется, — добавил Холмс и указал на кровать — там лежала кепка.

Внимание Лестрейда между тем переключилось на пачку сигарет, оставленную на столе. Он взглянул на этикетку.

— «Олд Джадж»…

— Производители, как я полагаю, «Гудвин и К°» из Нью-Йорка. В Риджуэй-холле я нашел именно такой окурок.

— Вот как? — почти беззвучно воскликнул Лестрейд. — Что ж, едва ли наш американский друг стал жертвой случайного нападения. Подобное в этом квартале случается, и такую вероятность сбрасывать со счетов нельзя: человек возвращается в свой номер, а там в его вещах роется какой-то злодей. Тут же дело доходит до мордобоя. Кто-то хватается за нож — и вот результат.

— Я тоже считаю, что подобное маловероятно, — согласился Холмс. — Это не может быть простое совпадение: в Лондон с явно недобрыми намерениями приезжает человек — и вдруг находит такую смерть! То, что произошло в этом номере, наверняка напрямую связано с его действиями в Уимблдоне. А посмотрите на положение тела, на угол, под которым нож вошел в шею. Похоже, нападавший ждал его за дверью в темной комнате — свечи на столе нет. Он входит — и его хватают сзади. Это ведь был крепкий мужчина, способный за себя постоять. Но его застали врасплох и убили одним ударом.

— Все-таки мотивом могла быть кража, — не сдавался Лестрейд. — Нам известно про пятьдесят фунтов и ожерелье. Если они не здесь, то где же?

— У меня есть все основания полагать, что ожерелье вы найдете в ломбарде на Бридж-лейн. Наш человек только что вернулся оттуда. Похоже, что в итоге вырученные деньги забрал убийца, но, думаю, главная причина преступления в другом. Задайтесь вопросом: а что еще пропало из этого номера? Ведь мы не знаем, Лестрейд, чей это труп. Казалось бы, у приезжего из Америки должен быть паспорт, рекомендательные письма, может быть для банка. А его бумажника нет. Вы знаете, под каким именем он зарегистрировался в гостинице?

— Бенджамин Гаррисон.

— Но так зовут нынешнего американского президента.

— Американского президента? Разумеется. Это мне известно. — Лестрейд нахмурился. — Каким бы именем он ни назвался, нам ясно, кто он. Это Килан О′Донахью, прибывший из Бостона. Видите шрам на лице? Это пулевое ранение. Не будете же вы с этим спорить?

Холмс повернулся ко мне, и я кивнул.

— Конечно, это след от выстрела, — сказал я. Подобных ранений я насмотрелся в Афганистане. — Примерно годичной давности.

— Это вполне укладывается в то, что рассказал мне Карстерс, — торжествующе заключил Лестрейд. — По-моему, мы можем поставить точку в этом печальном эпизоде. О′Донахью получил ранение во время перестрелки в бостонской лачуге. Его брат-близнец был в этой перестрелке убит, и теперь Килан приехал в Англию мстить. Это ясно как божий день.

— Ясно-то ясно, между тем его убили ночью, — возразил Холмс. — Может быть, вы объясните нам, Лестрейд, кто убил Килана О′Донахью и зачем?

— Наиболее явный подозреваемый — сам Эдмунд Карстерс.

— Но во время убийства господин Карстерс был с нами. К тому же я видел его реакцию, когда мы наткнулись на тело, — не думаю, что у него достало бы смелости или силы воли нанести удар лично. Он также не знал, где остановилась его жертва. Насколько нам известно, этого не знал никто в Риджуэй-холле, потому что нам самим сказали об этом в последнюю минуту. Заодно ответьте: если это Килан О′Донахью, почему у него портсигар с инициалами «В. М.»?

— Какой портсигар?

— Он лежит на кровати, прикрыт простыней. Поэтому, видимо, его не заметил и убийца.

Лестрейд нашел упомянутый предмет и быстро его оглядел.

— О′Донахью вор, — объявил он. — Вполне вероятно, что этот портсигар он украл.

— А зачем ему его красть? Ценности никакой не представляет. Сделан из жести, инициалы просто написаны краской.

Лестрейд открыл портсигар — пусто. Он тут же его защелкнул.

— Все это чистейший бред, — сказал он. — Знаете, Холмс, в чем ваша беда? Вы все усложняете. Иногда, как мне кажется, нарочно. Вам будто нужно поднять преступление до определенного уровня, иначе его неинтересно раскрывать. Этот убитый — американец. Ранее он получил в перестрелке пулевое ранение. Один раз его видели на Стрэнде, два раза в Уимблдоне. Если он и правда был в ломбарде, это будет означать, что сейф Карстерса взломал именно он. А тогда несложно понять, что здесь произошло. Наверняка у О′Донахью в Лондоне были связи среди преступников. Возможно, он даже подрядил кого-то помочь ему с вендеттой. Вдруг они взяли и поругались? Тот вытащил нож. Перед нами результат!

— Вы в этом уверены?

— В достаточной степени.

— Что ж, поживем — увидим. Обсуждать вопрос здесь нам больше не имеет смысла. Может быть, хозяйка гостиницы прольет свет на это дело.

Госпожу Олдмор мы нашли за конторкой, где раньше располагался привратник, но добавить ей было почти нечего. Эта седовласая женщина с кислым лицом сидела, обхватив себя руками, будто боялась заразиться от здания и потому держалась от стен как можно дальше. На голове был капор, на плечах — меховая накидка… Я не мог себе даже представить, какого животного был этот мех и как это животное встретилось с Господом. Наверное, умерло от голода.

— Он снял комнату на неделю, — рассказала она. — Заплатил гинею. Американец, доплыл до Ливерпуля. Вот и все, что он мне сказал. В Лондоне первый раз. Прямо-то он этого не сказал, да по его вопросам я сама догадалась. Сказал, мол, ему надо с кем-то повидаться в Уимблдоне, и тут же спросил, как туда добраться. А-а, говорю, Уимблдон — это шикарное место, там полно богатых американцев, и дома у них дай бог каждому. Сам он был неприметный, багажа мало, одежонка потрепанная, а уж рана на лице такая, что прости господи! Поеду, говорит, туда завтра, мне там кое-что должны, вот и получу должок. Я уж по его разговору поняла, что добра от него ждать нечего, тут же себе и сказала: парень, поберегись! Чувствовала, чем дело кончится, а что тут сделаешь? Если буду заворачивать всех клиентов подозрительного вида, какие стучат в мою дверь, лавочку придется закрывать. Так вот, теперь этого американца, господина Гаррисона, взяли да укокошили! Говорю же, я как чувствовала. В таком уж мире живем — порядочная женщина не может спокойно гостиницей управлять: тут тебе и кровь на стенах, и трупы на полу. Зачем я только приехала в Лондон? Не город, а чистая жуть. Жуть, да и только!

Мы оставили ее сидеть и страдать, а Лестрейд собрался по своим делам.

— Наверняка снова столкнемся, господин Холмс, — сказал он. — Если понадоблюсь, где меня искать, знаете.

— Если инспектор Лестрейд мне когда-нибудь понадобится, — пробормотал Холмс после ухода последнего, — значит, дела мои совсем плохи. Давайте заглянем в аллею, Ватсон. Говорят, что дело раскрыто, но одна деталь меня беспокоит.

Мы вышли через фасадную дверь гостиницы на главную улицу и свернули в узкую замусоренную аллею, которая тянулась как раз мимо комнаты, где закончил свои дни американец. Окно хорошо просматривалось, под ним стоял деревянный ящик. Было ясно, что убийца воспользовался им как ступенькой, чтобы войти в комнату. Окно не было заперто и легко открывалось снаружи. Холмс мимоходом взглянул себе под ноги, но ничто на земле не привлекло его внимания. Мы проследовали до конца аллеи — она заканчивалась высоким деревянным забором и пустым двором за ним. Оттуда мы вернулись на основную дорогу. Холмс пребывал в глубокой задумчивости, и его бледное продолговатое лицо говорило, что ему явно не по себе.

— Вы помните вчерашнего мальчишку, Росса? — спросил он.

— Вам показалось, что он что-то скрывает.

— Теперь я в этом уверен. С того места, где он стоял, хорошо видны и гостиница, и аллея, которая, как мы убедились, кончается тупиком. Значит, убийца мог появиться только с дороги и Росс должен был хорошо его видеть.

— Он явно был чем-то встревожен. Но, Холмс, если он что-то видел, почему не сказал нам?

— У него был свой план, Ватсон. По-своему Лестрейд прав. Эти мальчишки живут благодаря смекалке и пользуются ею ежечасно. Они проходят школу выживания. Если Росс решил, что тут пахнет деньгами, он мог вступить в сговор с самим дьяволом! И все-таки есть нечто, чего я понять не могу. Что такого этот паренек мог увидеть? В свете газового фонаря появилась какая-то фигура, промелькнула по коридору и скрылась из вида. Возможно, он слышал крик после удара ножом. Через минуту убийца появился вторично — и тотчас скрылся в ночи. Росс стоял на месте, а вскоре появились мы втроем.

— Он чего-то боялся, — сказал я. — Принял Карстерса за полицейского.

— Это был не просто страх. Я бы сказал, что паренек был охвачен ужасом, но я решил… — Он провел рукой по брови. — Нужно найти его и поговорить с ним. Надеюсь, что я не совершил грубого просчета.

По дороге на Бейкер-стрит мы зашли на почту, и Холмс послал еще одну телеграмму Виггинсу, командиру его маленькой армии «внештатников». Но прошли сутки, а Виггинс не ответил. А вскоре нам стало известно, что события пошли по наихудшему курсу.

Росс исчез.