Онлайн чтение книги Клетка для простака The Problem Of The Wire Cage
Глава 18. Наитие

В десять часов вечера того же дня доктор Гидеон Фелл сидел за письменным столом в кабинете своего нового дома в Хампстеде и терпеливо пытался построить карточный домик.

Старой квартиры на Адельфи-Террас, 1, больше не существовало. Так называемый прогресс уничтожил эту благородную улицу, чтобы освободить место для новых многоэтажных контор, чьи полированные вешалки были слишком роскошны для поношенной шляпы доктора Фелла. Он отнюдь не возражал против такой перемены; неизвестно даже, заметил ли он ее вообще. Дом в Хампстеде был комфортабельным и спокойным, что, собственно, он и любил. Там хватило места для всех его книг, каковых, как говорили, было великое множество.

При доме был сад с железной скамьей, достаточно прочной, чтобы выдержать вес доктора Фелла, и место для игры в крокет, на случай, если какой-нибудь особе, пребывающей в здравом уме, взбредет в голову предаться столь редкостной забаве. Но старая квартира была полна воспоминаний о выкуренных трубках, о выпитом пиве, о хорошей работе, запечатленной на бумаге, и о плохой работе, разорванной на клочки, о беседах, затягивавшихся далеко за полночь, и даже о криминальных делах, доведенных до не совсем обычной развязки.

К тому же были и хлопоты, связанные с переездом. Доктор и миссис Фелл провели в новом жилище уже целый месяц, но по крайней мере кабинет доктора Фелла все еще пребывал в состоянии хаоса.

В ту самую минуту, когда очередная порция книг благополучно перемещалась из ящиков на полки, ему на глаза непременно попадалась какая-нибудь старая и (в данный момент) чрезвычайно интересующая его книга, которую он не видел год или два. Он тут же усаживался в кресло и просматривал ее, пыхтя от изумления. Поэтому на распаковку книг у него ушло целых три недели, и поскольку он всегда клал книгу там, где ему случалось стоять или сидеть, то в кабинете выросли целые горы. Книги загораживали банку с табаком, покрывали рояль, шаткими кипами высились на всех стульях, в результате чего полки на одной из стен были по-прежнему почти пусты. Но доктор Фелл бродил среди этой неразберихи, разглядывал то одно, то другое и был вполне доволен.

Итак, в десять часов того воскресного вечера доктор Фелл сидел за своим письменным столом под лампой молочного цвета с сигарой во рту, пинтой пива у локтя и старался построить карточный домик. Но недоконченный домик то и дело разваливался, а его строитель рассеянно чертыхался. Затем он делал карандашом пометку в блокноте, словно то была строительная спецификация. Один раз он на несколько минут прервал строительство, чтобы заглянуть в свои заметки. Казалось, он был чем-то недоволен.

Вскоре после десяти минут одиннадцатого к нему явился сердитый и еще менее довольный результатом своих трудов суперинтендент Хедли.

Пока доктор Фелл звонил, чтобы принесли бутерброды и пиво, Хедли внимательно рассматривал комнату.

– Я вижу, – сказал он после тщательного обследования, – что на сегодня расстановка закончена. Вы повесили над камином маску колумбийского демона и между окнами водрузили щит. Если мне не изменяет зрение, с прошлой недели на полках прибавилась по меньшей мере еще одна дюжина книг. Мои поздравления.

Доктор Фелл хмыкнул.

– Вам не хочется шутить, – сказал он, не поднимая глаз. Доктор хмурился, раздувал щеки над своей работой и оставил ее лишь тогда, когда сигарный дым попал ему в глаза. – Итак, Хедли?

– Вы о Чендлере?

– Да, о нем.

– Было бы очень неприятно, – сказал Хедли, бросая портфель на рояль, – признать, что вы были правы, даже не зная, что именно вы хотите сказать. Я не знаю вашу версию. Не имею о ней ни малейшего представления. Сегодня вы весь день только и делали, что возмущались по поводу отсутствующего…

– Чендлера? – прервал его доктор с терпеливой настойчивостью.

– Что до Чендлера, что могу вкратце сказать, что мы имеем еще одно чудесное убийство.

Доктор Фелл поднял голову. На его крупном лице была написана недоверчивость.

– Чудесное? Вздор! Невозможно!

– Да, – с горечью проговорил Хедли. – «Это невозможно, поскольку чудес не бывает». Попробуйте его раскрутить.

Хорошо, взгляните на факты. По телефону я вам их вкратце перечислил. Они опять достаточно просты. В Чендлера три раза выстрелили из оружия малого калибра, вероятно из револьвера. Выстрелы были произведены из конца зрительного зала, где было очень темно.

Если убийцей был человек посторонний, то ему не составляло труда проникнуть в мюзик-холл. Просто войти с улицы. Все двери были открыты. В фойе было темно. За партером идет парапет, обтянутый тканью, высотой в восемь или девять футов. Убийца мог через ткань выстрелить в Чендлера, который находился на освещенной сцене, и тут же уйти. Его никто не услышал, потому что какой-то артист, маньяк с Дикого Запада, в течение всего представления щелкал хлыстом.

Теперь о главном. Совершенно ясно, что никто из присутствовавших в мюзик-холле не мог совершить это убийство, правда, если исключить Мэдж Стерджес и Бренду Уайт. Почему? Потому что все остальные собрались около сцены. У них общее алиби. Все они могут поклясться, что ни один из них не был в состоянии вытащить револьвер и трижды выстрелить в Чендлера с интервалом в несколько секунд так, чтобы другие ничего не заметили. Эту мысль можно сразу отмести.

Но Мэдж Стерджес и Бренда Уайт тоже почти вне подозрения. Ни при них, ни в зале не нашли никакого оружия; да и спрятать его там некуда. Обе женщины находились ближе остальных к концу зала, но ненамного: в высшей степени маловероятно, чтобы та или другая могла сделать три выстрела – это непременно увидели бы как собравшиеся в зале, так и стоящие в кулисах. Сперва о девице Стерджес. Перед самым началом воздушного номера Летающих Мефистофелей она поднялась со своего места в первых рядах и пересела гораздо дальше. По ее словам, она все еще плохо себя чувствовала и яркий свет резал ей глаза. Но когда Чендлер упал, она первой оказалась рядом с его телом, и у нее не было времени спрятать оружие. Кроме того, она последняя, у кого мог быть мотив убивать Чендлера. – Хедли немного задумался. – Что же касается мисс Бренды Уайт…

– Подождите немного, – прорычал доктор Фелл. Он вынул изо рта сигару и высоко поднял ее. – Вы по-прежнему гоните именно этого зайца?

Хедли внимательно разглядывал пол. Казалось, он раздумывает, не ударить ли ногой по довольно редкому экземпляру «Хокус Покус Младший, или Антологиля ловкости рук» (издание 4-е, 1654 г.), который соблазнительно лежал у его стула, и не послать ли его, словно открывая футбольный матч, через всю комнату.

– Не могу вам сказать, – заметил он, покачивая головой. – Вспоминая, как вчера она разыгрывала передо мной святую невинность, я не могу отделаться от мысли, что эта девушка способна на все.

Но посмотрим опять-таки на улики! Когда Летающие Мефистофели оказались наверху, Бренда Уайт испугалась, что Чендлер упадет и сломает шею. Она сказала, что хочет отобрать хлыст у сумасшедшего с Дикого Запада. Она встала, и направилась к техасцу. Он тогда стоял с другой стороны зала, в самом конце. Бренда Уайт потребовала, чтобы он отдал ей хлыст. Техасец без единою слова повиновался и направился к сцене, тем самым присоединившись к общему алиби. Она пошла между рядами к центральному проходу, оставив позади Мэдж Стерджес, которую якобы не заметила. Тогда-то, должно быть, и поднялась стрельба. Но когда прозвучал последний выстрел, она уже добралась до центрального прохода и стояла в нескольких футах у нас за спиной, я имею в виду себя и Роуленда. Она не могла стрелять. Об этом не может быть и речи. Вот так.

– Ну? – не унимался доктор Фелл. Хедли едва не вышел из себя:

– Я ведь вам все сказал!

– Возможно, я выразился не совсем точно, – продолжал доктор Фелл. – Скажем более изящно: ну и что из того? Вы устанавливаете, что никто из находившихся в мюзик-холле Чендлера не убивал. Что это дело рук постороннего. Так где же чудо?

– А вот где. Мы доказали, что никакой посторонний тоже не мог совершить это убийство.

Некоторое время доктор Фелл сидел более или менее спокойно. Его рот был раскрыт, лицо заливалось все более густой краской и блестело под лампой, глаза медленно расширялись. Затем он сказал громоподобным шепотом, похожим на вой ветра в тоннеле метро:

– Хелли, так не годится. На чем основывается ваша уверенность?

– Посторонний убийца мог проникнуть в театр только через главный вход, – сказал Хедли. – Это единственный вход или выход, который не охраняется. Не буду вдаваться в подробности – на это ушло бы полвечера, – но можете принять мои слова как неопровержимый факт. Так что убийца должен был войти только через главный вход. Но… не вошел.

– Вы уверены?

– Свидетели. «Орфеум» находится на Чаринг-Кросс-роуд, сразу за Кембридж-Серкус. В три часа дня по воскресеньям там совершенно безлюдно. Через дорогу на углу Кембридж-Серкус стоит киоск торговца воскресными газетами. А прямо напротив театра – табачный киоск. Оба продавца проявляют к «Орфеуму» известный интерес, особенно когда торговля идет вяло. Театр не работал в течение месяца или двух. Но недавно, к завтрашнему открытию, начались репетиции новых номеров. Большинство театральных служащих и тем паче актеров знаю в в лицо. Они выходят подышать свежим воздухом, забегают в паб, купишь сигарет. Во всяком случае, оба торговца готовы поклясться, что никто из посторонних после двух часов дня не входил в мюзик-холл и не выходил из него, кроме Роуленда, мисс Уайт и меня.

Их с этого не собьешь, Фелл. Я пробовал. Пробовали и сержант Бете, и Моррис. Бесполезно. А убийство произошло без четверти три.

– Что, – пробубнил доктор Фелл, искоса глядя на карточный домик, – здесь невозможного?

– Здесь все невозможно. Но именно так все и произошло. Никто из театра не убивал Чендлера; никто с улицы тоже не убивал.

– Здесь есть одно слабое место, Хедли.

– И это вы говорите мне? – спросил суперинтендент. – Естественно, есть. Но в чем, черт возьми, хотел бы я знать.

Прибыли бутерброды и пиво. Вида, горничная, поставила поднос на стол, предварительно убрав с него стопку охотничьих гравюр и заряженный револьвер, который она унесла из комнаты, держа его в вытянутой руке за курок, словно дохлую мышь.

Однако доктор Фелл промолчал.

– Ладно, – прорычал Хедли, набрасываясь на бутерброды. – Ну скажите же, скажите!

– Хм. Что сказать?

– То, что я должен отступиться от своей версии. Я был уверен, что Чендлер виновен. Да и кто бы не был, если парень практически сам признался? Но…

– Теперь вы так не думаете?

– Нет. Конечно, может быть, что Чендлер убил Дорранса, а кто-то другой убил Чендлера. Но я в это не верю. Слишком много совпадений. Нет, эти два убийства – дело рук одного человека.

– Принято без возражений и борьбы, – сказал доктор Фелл.

– И опять-таки, – бушевал Хедли с набитым ртом, что стоило ему героических усилий, – у кого хватило бы мозгов поверить Роуленду и девице Уайт, когда они наплели мне кучу небылиц про то, что Чендлер якобы знает настоящего убийцу и что у него, может быть, даже есть его фотография. Вот что меня бесит больше всего.

– Они так сказали? – спросил доктор Фелл. Хедли объяснил.

– А у меня вот не хватило мозгов этому поверить, – добавил он. – Все женщины лгуньи. Кто больше, кто меньше: одни лгут время от времени, другие все время. Но эта девушка, наверное, впервые в жизни говорила правду. Чендлер слишком много знал. Поэтому убийца и убрал его из маленького пистолета, всадив в него три пули, чтобы он упал с трапеции.

– Но что это за фотографии? Он сделал снимок убийцы? Возможно ли это?

Хедли колебался:

– Не знаю. Боюсь даже надеяться. Я с Бетсом и Моррисом сразу пошел к нему домой. Нам нелегко пришлось с его родителями, к тому же перед этим мы поговорили с Мэдж Стерджес. Его отец фотограф, держит магазин фототоваров…

– Ну? – убийственным тоном подбодрил доктор Фелл, поскольку Хедли вновь заколебался.

– Дело обстоит примерно так. Вчера Чендлер был на теннисном корте. Отлично: что он там делал? Что он там делал с фотоаппаратом и большим куском белого полотна, похожим на мешок? Все это чистая правда. Его отец говорит, что вчера днем он рано вышел из дому, взяв с собой новый фотоаппарат «Аранделл», две новые катушки фотопленки «панкроматик» и бесформенный кусок ткани. Эта тряпка открывает тайну: теперь ясно, как он унес груду посуды. Но не затем ведь он явился туда, чтобы стащить фарфор? И уж конечно, не затем, чтобы сфотографировать сцену убийства. Именно это занимало нас утром, помните? У Чендлера было довольно своеобразное чувство юмора, но ведь не настолько. Во всяком случае – не смотрите на меня так и перестаньте пыхтеть и отдуваться – в его вещах мы кое-что нашли. Мы нашли еще несколько фотографий, напечатанных с той же пленки, которую он нам показывал утром. На них были Бренда Уайт, Роуленд или они оба. Но мы также нашли полностью отснятую, запечатанную пленку «панкроматик», которая еще не проявлена.

– Как! – воскликнул доктор Фелл. – Где она?

Хедли показал:

– В моем портфеле. Я заберу ее в Ярд, чтобы проявить.

– Не думаю, – сказал доктор Фелл, яростно пыхтя сигарой, – чтобы вам могло прийти в голову сразу же сказать мне об этом. Может быть, вы заодно объясните, почему у вас такая вытянутая физиономия? Архонты афинские! Это же ваша улика. Так почему же вы не привлечете ее к делу?

Казалось, Хедли и сам этого не знает.

– Потому что я не верю, – мрачно признался он. – Я почти боюсь ее проявлять, представьте. Этого не может быть. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. После того как Уайт, Роуленд, Чендлер и другие без конца водили нас за нос…

Доктор Фелл хмыкнул:

– Ну, это легко уладить. Мы можем проявить пленку здесь. И мы проявим ее прямо сейчас. Чего вы ждете, черт возьми?

– Нет, не проявим, – резко сказал Хедли.

– Ах вот как?

– Сядьте, – приказал суперинтендент с некоторой долей суровости. – Пока не трогайте пленку. Я хочу услышать ответ на два вопроса, и услышать немедленно. Первый: думаете ли вы, что знаете, как был убит Фрэнк Дорранс?

– Да, думаю, – не совсем членораздельно ответил доктор Фелл. – Заметьте, я говорю – думаю. Если бы нам удалось найти…

– Да. Я так и полагал. А теперь я скажу, почему спросил вас об этом. Помните недостающий предмет, вокруг которого вы подняли такой шум утром, я имею в виду то, что исчезло из павильона?

– Да, помню.

– Сержант Бете нашел ее в ящике туалетного столика в спальне Артура Чендлера, – хмуро проговорил Хедли. – И на ее ручке имеется отличный набор отпечатков пальцев.

Пауза.

Тяжело и шумно дыша, доктор Фелл откинулся на спинку просторного кожаного кресла. По лицу доктора прошла легкая судорога, отчего задвигался его маленький нос. Фелл надул щеки и сквозь очки уставился на Хедли. Затем так же медленно поднял свою палку и задумчиво покачал ею над головой.

– Это меняет дело, – сказал он. – Теперь я, положа руку на сердце, могу ответить на ваш вопрос: да. Мой ответ: безоговорочное «да».

– Хорошо! – сказал Хедли. – Прежде чем идти дальше, вы мне расскажете, как, почему и кто. – Он поднял руку. – Заметьте, я со своей стороны не стану утверждать, будто понятия не имел о том, в каком направлении вы работаете. Имел, особенно после того инцидента… Но отвечайте, иначе эта проклятая пленка навсегда покинет ваш дом.

Доктор Фелл показал рукой на стул.

– Сядьте, – сказал он серьезным тоном. – Закурите сигарету. И если желаете, я скажу вам, как, почему и кто.

Раздался глухой удар часов. В большой, с высоким потолком комнате, окна которой выходили на балюстраду и залитый мерцающими огнями холм, было очень тихо. Доктор Фелл распрямил плечи, выпустил в сторону лампы кольцо табачного дыма и стал внимательно наблюдать за ним. На его лице застыло отсутствующее выражение. Когда он, наконец, заговорил, то в его словах не было привычной агрессивности: он, казалось, извинялся за что-то.

– Сложность этого дела, – сказал он, – состоит в том, что истина слишком очевидна, чтобы ее увидели. Она слишком бросается в глаза, и именно поэтому ее никто не заметил. Еще сто лет назад шевалье Огюст Дюпен указал на врожденную привычку людей не замечать того, что слишком велико по размеру, однако мы упорствуем в повторении той же ошибки. А когда вещь не только очень велика, но еще и хорошо знакома, то она становится практически невидимой.

– Одну минуту, – простонал Хедли. – Мне не нужны лекции, мне не нужны парадоксы. Придерживайтесь фактов. Разве в этом деле есть нечто слишком большое и одновременно слишком знакомое, чтобы его не заметили?

– Да. Теннисный корт, – ответил доктор Фелл. Он выпустил еще один клуб дыма и наблюдал, как он плывет в свете лампы.

– Смею сказать, – продолжал он, – что я решил эту загадку. Но могу добавить, что в моей практике это единственный случай, когда я решил загадку, еще не зная, в чем она состоит. Как я уже говорил вам, стоило мне вчера вечером взглянуть на корт, как я дал волю воображению. Я представил себе – прекрасная мысль! – песчаную площадку, на которой нет никаких следов, кроме следов мертвого человека.

– Но почему? – не унимался Хедли.

– Почему? Да потому, что такой прием чертовски запутывал дело, – ответил доктор Фелл. – Это единственная причина. Здесь не было никакой логики. Но, как ни странно, чем больше я присматривался, тем больше убеждался, что все логические свидетельства подтверждают выводы, подсказанные мне фантазией.

Сегодня утром я пытался указать вам на это перед тем, как мы отправились к Чендлеру. Но вы и слушать не хотели. Вы вполне резонно твердили: «К чему, черт возьми, предполагать, что на корте не было следов, когда мы можем видеть их собственными глазами?» Затем мы встретились с Чендлером. Чендлер одним махом отмел ваши неопровержимые факты с помощью фотографии и мешка с посудой, показав, что на корте не было никаких следов до тех пор, пока их не оставила Бренда Уайт уже после убийства.

Тогда я неожиданно понял, что мое воображение меня не подвело. Я представил себе ситуацию и оказался прав. Я придумал способ убийства, соответствующий ситуации, и вновь оказался прав. Я охотился на хорька, а вместо него поймал тигра. Я решил загадку прежде, чем узнал, в чем она состоит.

Теперь, Хедли, вы сами догадайтесь, каков ответ. Это не сложно, а вы человек весьма разумный. Вы легко догадаетесь, если я приведу несколько мелких деталей, которые вы и сами видели; вы все поймете, когда я познакомлю вас с одной деталью, которой вы, в отличие от остальных участников этого дела, не знаете. Вот мои подсказки.

Доктор Фелл снова посмотрел на клубы табачного дыма, затем заговорил:

– Первая. Как Фрэнка Дорранса уговорили пойти на корт? Постойте! Я знаю, что неоднократно высказывалось предположение о пари. Но разве вы не видите, что такая версия не дает ответа на вопрос? Предположим, убийца сказал ему: «Я могу пройти по сетке; могу станцевать джигу на собственном носу», – все, что угодно, самое фантастическое пари. Дорранс согласился бы на него. Но пошел бы он на корт? Да и зачем ему идти туда? Нам известно, что Дорранс был очень чистоплотным молодым человеком с замашками настоящего денди и терпеть не мог грязи на своих туфлях. Зачем ему надо было идти на корт? Разве он не мог все отлично видеть, стоя на чистой траве? Здравый смысл нашептывает, что мог. Так зачем же он все-таки пошел туда?

Доктор Фелл выдержал паузу и пристально посмотрел на своего собеседника.

– Продолжайте, – попросил Хедли.

– Вторая. Предметы, украденные из павильона и впоследствии найденные вами в ящике туалетного столика Чендлера. Задумайтесь над этим.

Третья. Прошу вас обратить особое внимание на то, как устроен корт.

Четвертая. Этот пункт повторяет то, о чем мы уже говорили сегодня. Поверхность корта сделана из смеси песка и гравия на бетонной основе. Песок, как вы сами сказали, не тот, который мы видим на морском берегу. В этой связи я самым серьезным образом обращаю ваше внимание на мой эксперимент с коньками.

Пятая. Хм! Пм! Это очень важно. Я имею в виду точное место, где после убийства нашли три предмета: ракетку, сетку с мячами и книгу Фрэнка Дорранса. Их нашли на узкой полоске травы за проволочной оградой корта, почти посередине с восточной стороны; очень интересное место.

Суперинтендент Хедли прервал его.

– Знаете, – сказал Хедли, хмуро глядя на чистую страницу своей записной книжки, – у меня такое чувство… – Он замолчал, затем почти заорал на Фелла: – У меня такое чувство, будто я почти понимаю, о чем вы говорите. С ума можно сойти. Вот оно, здесь, рядом. И вдруг ускользает.

– Спокойно.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Да, еще одно, – сказал доктор Фелл. – Последнее.

– Ну?

В голове Хедли, если он говорил правду, проносился скорее вихрь образов, чем вереница фактов. Временами на фоне корта он видел кого-то или что-то. Затем перед его глазами вставал сплошной туман.

Он снова приготовился делать заметки в записной книжке.

– Шестая, – сказал доктор Фелл. – Кто распустил шарф на шее Дорранса после его смерти? Хью Роуленд сказал нам, что это сделал он. Чтобы посмотреть, не осталось ли в Доррансе признаков жизни. Но в свете того, что нам теперь известно, думаю, можно даже с уверенностью сказать, что это была Бренда Уайт. Это сделала она, прибежав на корт около двадцати пяти минут восьмого. Роуленд всего-навсего повторил ее историю и рассказал нам то, что она ему сообщила, первое, что пришло в голову.

Но что я нашел достойным особого внимания, – продолжал доктор Фелл, помимо воли все более и более распаляясь, – так это выбор слов, когда говорят правду. И, черт возьми, я считаю данный момент очень важным. Итак, этих шести подсказок достаточно для определения способа убийства. Полагаю, теперь вы понимаете, что я имею в виду?

Наступило долгое молчание. Хедли листал записную книжку. Сперва он просмотрел первую страницу, затем следующую. Вдруг раздался его голос:

– Клянусь Богом живым…

– Ну, пошел, – выдохнул доктор Фелл, хватая поводья воображаемого коня, но когда он подался вперед, то выражением лица напоминал не жокея, а скорее «бандита злобные черты». – «Сигнал услышав главаря, враги бросаются на стены…»

– Спокойно, – отрывисто проговорил Хедли и посмотрел доктору Феллу в глаза. – Прекратите нести чушь и скажите мне еще одно. Что представляют собой те сведения, о которых вы недавно упомянули: что именно известно всем, кроме меня?

Доктор Фелл объяснил.

– Поняли? – осведомился доктор.

– Понял, – ответил Хедли и с шумом бросил записную книжку на стол. Его охватил необъяснимый ужас, какой он мог бы испытать, если игрушечный пистолет вдруг выстрелил бы в голову ребенка настоящей пулей.

Доктор Фелл заговорил с мрачным упорством, делая ударение на каждом слове:

– Теперь, дружище, вы понимаете, какую мы допустили ошибку. То, что мы принимали за пустяковое дело, в действительности оказалось самым хладнокровным, тщательно спланированным преступлением, с каким только нам приходилось встречаться. Ни одна деталь не была упущена, в чем вы убедитесь, если потрудитесь заглянуть под папоротники при входе в аллею перед кортом. С первого взгляда вы и не подумаете, что человек, о котором идет речь, способен на такое.

Хедли посмотрел через стол.

– Значит, убийство было совершено при помощи… – Он сделал выразительный жест обеими руками.

– Да.

– И убийца – это…

– Да, – подтвердил доктор Фелл.