Онлайн чтение книги Ожерелье королевы The Queen's Necklace
II. ДОМАШНИЕ РАСЧЕТЫ

Это было за два дня до первого платежа, назначенного королевой. Господин де Калонн до сих пор еще не сдержал своих обещаний: его смета не была еще подписана королем.

Дело в том, что министр был очень занят. Он несколько позабыл о королеве. Она же со своей стороны считала, что напоминать о себе контролеру финансов было бы ниже ее достоинства. Получив его обещание, она ждала.

Однако она начинала беспокоиться, осведомляться, искать способы поговорить с г-ном де Калонном, не компрометируя себя, когда вдруг получила записку от министра.

Вся веселость вернулась к Марии Антуанетте. Она не думала более ни о чем, даже о трудном завтрашнем дне.

Видно было даже, что в своих прогулках она выбирает самые уединенные аллеи, как бы для того, чтобы оградить свои мысли от соприкосновения со всем материальным и светским.

Она еще прогуливалась с г-жой де Ламбаль и присоединившимся к ним графом д’Артуа, в то время как король, пообедав, отправился в совет.

Он был не в духе. Из России пришли дурные вести. В Лионском заливе погибло судно. Некоторые провинции отказывались платить налоги. Великолепная карта полушарий, которую он собственноручно отполировал и покрыл лаком, треснула от жары, и Европа оказалась разрезанной на две части под тридцатым градусом широты и пятьдесят пятым долготы. Его величество гневался на весь мир, даже на г-на де Калонна.

А тот, с улыбкой на устах, тщетно протягивал ему свой великолепный надушенный портфель. Молча и мрачно король начал набрасывать на листе белой бумаги беспорядочные штрихи. На барометре его настроения это обозначало: «Буря». Если же он рисовал человечков и лошадок, то это означало: «Ясная погода».

Дело в том, что манией короля было рисовать во время заседаний совета. Людовик XVI не любил смотреть в лицо людям: он был застенчив. Перо в руках придавало ему уверенность и важную осанку. В то время как он занимался таким образом, оратор мог развивать свои положения; король, украдкой поднимая на него глаза, понемногу черпал что-то из своих взглядов — ровно настолько, чтобы, оценивая мысль, не забыть человека, который ее высказал.

Если он говорил сам — а говорил он хорошо, — то рисунок спасал его речь от всякой манерности. Ему не приходилось прибегать к жестикуляции. Он мог, когда ему вздумается, прервать речь или увлечься ею. Штрих на бумаге заменял при необходимости словесные узоры.

Итак, король взял, по обыкновению, перо, а министры начали чтение проектов и дипломатических нот.

Король не издал ни одного звука при чтении иностранной корреспонденции, как бы ничего не понимая в этих делах.

Но когда стали читать подробную месячную смету расходов, он поднял голову.

Господин де Калонн начал читать памятную записку касательно займа, предполагавшегося на будущий год. Король принялся с яростью за свои штрихи.

— Вечно занимаем, — сказал он, — не зная, как отдадим, а ведь это задача, господин де Калонн.

— Ваше величество, заем — это способ отвести воду от источника: в одном месте она исчезнет, а в другом станет обильнее. Я скажу больше — она пополнится подземными ключами… И прежде всего, вместо того чтобы говорить, как мы заплатим, надо бы сказать, каким образом и под какое обеспечение мы будем занимать. Ведь задача, о которой упоминало ваше величество, не в том, чем заплатить, а в том, найдем ли мы кредиторов.

Король довел штриховку до непроницаемой черноты, но не прибавил ни слова: его лицо было вполне красноречиво.

Господин де Калонн изложил свой план при одобрении коллег, и король подписал проект, хотя и со вздохом.

— А теперь, раз мы имеем деньги, — смеясь сказал Калонн, — будем их и расходовать.

Король с гримасой посмотрел на министра, и штриховка превратилась в громадное чернильное пятно. Господин де Калонн передал ему смету расходов на пенсии, награды, поощрения, подарки и жалованье.

Проект был не длинный, но хорошо разработанный. Король перевернул страницы и посмотрел общую сумму.

— Миллион сто тысяч ливров на такие пустяки! Как же это может быть?

И он положил перо.

— Прочтите, ваше величество, до конца и соблаговолите заметить, что из миллиона ста тысяч ливров по одной только статье требуется пятьсот тысяч.

— Какая же это статья, господин генеральный контролер?

— Аванс ее величеству королеве, ваше величество.

— Королеве!.. — воскликнул Людовик XVI. — Пятьсот тысяч ливров королеве! О сударь, это невозможно!

— Прошу извинения, ваше величество, но цифра точная.

— Пятьсот тысяч ливров королеве! — повторил король. — Здесь какое-то недоразумение. На прошлой неделе… нет, две недели тому назад я приказал выплатить ее величеству содержание за три месяца.

— Ваше величество, королева нуждалась в деньгах. Все знают, как ее величество их расходует, и ничего нет необычайного…

— Нет, нет! — воскликнул король, в котором пробудилось желание заставить говорить о своей бережливости и в то же время снискать королеве аплодисменты, когда она поедет в Оперу. — Королева не хочет такой суммы, господин де Калонн! Королева сама мне говорила, что корабль предпочтительнее драгоценных украшений. Королева считает, что если Франция берет займы, чтобы прокормить своих бедных, то мы, богатые, должны помогать Франции. Итак, если королева нуждается в этой сумме, то тем больше будет ее заслуга, если она согласится подождать, и я вам ручаюсь, что она будет ждать.

Министры дружно зааплодировали этому патриотическому порыву короля, которого сам божественный Гораций не назвал бы в эту минуту Uxorius[13]Преданным (лат.). .

Лишь г-н де Калонн, знавший о затруднительном положении королевы, настаивал на выплате денег.

— Поистине, — сказал король, — вы проявляете большое участие к нам, чем мы сами. Успокойтесь, господин де Калонн!

— Королева упрекнет меня, ваше величество, в том, что я недостаточно ревностно ей служу.

— Я буду вашим защитником перед ней.

— Королева, ваше величество, просит только тогда, когда является крайняя необходимость.

— Если королева имеет необходимость, то, я надеюсь, она не так настоятельна, как нужда бедных. И ее величество первая с этим согласится.

— Ваше величество!..

— С вопросом покончено, — сказал решительно король. Он вновь взял перо и принялся за свои штрихи.

— Вы вычеркиваете это ассигнование, ваше величество? — проговорил в смущении г-н де Калонн.

— Вычеркиваю, — произнес величественно Людовик XVI. — И как бы слышу отсюда великодушный голос королевы, выражающий признательность за то, что я так хорошо понял ее сердце.

Господин де Калонн прикусил губу; Людовик, довольный этим героическим самопожертвованием, подписал все остальное со слепым доверием.

Затем он нарисовал великолепную зебру, окружив ее нолями, и повторил:

— Сегодня вечером я выиграл пятьсот тысяч ливров. Хороший день для короля, Калонн. Вы отнесете эту добрую весть королеве. Вы тогда сами увидите, вы увидите!

— Ах, Боже мой, ваше величество! — тихо проговорил министр. — Я был бы в отчаянии, если бы лишил вас удовольствия передать это сообщение. Каждому по заслугам.

— Хорошо, ответил король, — закроем наше заседание. Мы потрудились хорошо. На сегодня довольно. А вот и королева возвращается. Пойдемте ей навстречу, Калонн.

— Прошу прощения у вашего величества, но мне надо подписать бумаги.

И он со всей возможной поспешностью исчез в коридоре.

Король с сияющим лицом храбро шел навстречу Марии Антуанетте. Она напевала что-то в вестибюле, опираясь на руку графа д’Артуа.

— Мадам, — сказал король, — вы довольны своей прогулкой, не правда ли?

— Я в восторге, государь! А вы хорошо поработали?

— Судите сами: я выиграл вам пятьсот тысяч ливров.

«Калонн сдержал слово», — подумала королева.

— Представьте себе, — продолжал Людовик XVI, — Калонн требовал для вас кредита на полмиллиона.

— О! — воскликнула с улыбкой Мария Антуанетта.

— А я… я его вычеркнул! И вот пятьсот тысяч ливров, выигранных одним взмахом пера.

— Как вычеркнули? — проговорила, бледнея, королева.

— Бесповоротно! И этим я оказал вам большую услугу. Прощайте, мадам, прощайте.

— Государь, государь!

— Я страшно голоден. Я иду к себе. Не правда ли, я вполне заработал свой ужин?

— Государь, выслушайте меня!

Но Людовик XVI подпрыгнул на месте и убежал, сияя от своей шутки и оставив королеву ошеломленной, онемевшей и растерянной.

— Брат мой, пошлите за Калонном, — проговорила она наконец графу д’Артуа. — Это какая-то злая проделка.

В эту минуту королеве подали записку от министра:

— Прочитайте, — сказала она, передавая записку графу д’Артуа.

— И еще находятся люди, утверждающие, что мы расхищаем финансы, сестра моя! — воскликнул принц. — Вот так поступок…

— Поступок супруга, — тихо проговорила королева.

— Примите выражение моего соболезнования, дорогая сестра. Это послужит мне предостережением. Ведь и я намеревался просить завтра.

— Пусть пошлют за госпожой де Ламотт, — сказала королева после долгого размышления, обращаясь к г-же де Мизери. — Где бы она ни была, и немедленно.