Онлайн чтение книги Шелковый путь The Silk Roads: A New History of the World
6. Путь мехов

Во времена расцвета Багдад представлял собой великолепное зрелище. Здесь были парки, рынки, мечети и бани, наряду со школами, госпиталями и благотворительными организациями. Особняки в городе были «щедро позолочены и украшены, увешаны красивыми гобеленами и занавесями из парчи и шелка», их приемные «обставлены мебелью легко и со вкусом», в них можно было увидеть «шикарные диваны, дорогие столы, эксклюзивные китайские вазы и бесчисленные золотые и серебряные безделушки». Вниз по реке Тигр расположились дворцы, беседки и сады для элиты. Как отмечали очевидцы, «речной пейзаж украшен тысячами лодок, увешанных небольшими флажками; они скользят по воде, как солнечные лучики, перевозя пассажиров, жаждущих удовольствий, из одной части Багдада в другую»[466]W. Davis, Readings in Ancient History: Illustrative Extracts from the Sources , 2 vols (Boston, 1912–1913), 2, рр. 365–367..

Энергия рынка и покупательная способность двора, богатых горожан и населения в целом были просто потрясающими. Воздействие вышло далеко за пределы исламского мира, где завоевания мусульман привели к формированию новых путей, которые змеились во всех направлениях и по которым распространялись товары, идеи и люди. Для многих это расширение стало причиной беспокойства. В 840-х годах халиф аль-Васик послал экспедицию, чтобы проверить правдивость своего сна: ему приснилось, что каннибалы сломали легендарную стену, которая по преданию была построена Всевышним для сдерживания яростных дикарей. Потребовалось примерно полтора года, чтобы разведывательный отряд под предводительством доверенного советника по имени Саллам, смог доложить о состоянии той стены. Он объяснил, как поддерживались эти фортификации.

Охрана этой стены была серьезным бизнесом, а ответственность была возложена на одну-единственную семью. Именно ее представители проводили инспекции этой стены на постоянной основе. Дважды в неделю по стене стучали молотком, ровно три раза, для проверки ее на прочность. Каждый раз проверяющий прислушивался к любым отклонениям от нормы. «Если приложить ухо к двери, можно услышать гул, похожий на гул осиного гнезда, – пишет один из очевидцев, – затем все снова стихает». Стена была предназначена для того, чтобы дикари, которые могут принести с собой апокалипсис, знали, что границу охраняют и им не пройти[467]Ibn Khurradādhbih , Kitāb al-masālik wa-l-mamālik , tr. Lunde and Stone, ‘Book of Roads and Kingdoms’, in Ibn Fadlan and the Land of Darkness , рр. 99–104..

Отчет о проверке стены был настолько красочным, что некоторые историки были убеждены, что речь шла о настоящей экспедиции к настоящей стене – возможно, к Нефритовым вратам, которые стояли на въезде в Китай со стороны Дуньхуана[468]E. van Donzel and A. Schmidt, Gog and Magog in Early Christian and Islamic Sources: Sallam’s Quest for Alexander’s Wall (Leiden, 2010); также обратите внимание на эти источники F. Sezgin, Anthropogeographie (Frankfurt, 2010), рр. 95–97; Крачковский И. Ю. Арабская географическая литература. – М., 2004. – С. 138–141.. Кстати, страх перед разрушителями мира, которые придут из-за гор на востоке, – связующее звено между античным миром, Старым и Новым Заветом и Кораном[469]A. Gow, ‘Gog and Magog on Mappaemundi and Early Printed World Maps: Orientalizing Ethnography in the Apocalyptic Tradition’, Journal of Early Modern History 2.1 (1998), рр. 61–62.. Независимо от того, действительно ли состоялось путешествие Саллама, страх перед тем, что находится за границей, был очень реален. Мир был разделен на две части: владения Ирана, где превалировали порядок и цивилизация, и владения Турана, где царил хаос, анархия и опасность. В большом количестве отчетов путешественников и географов, которые были в степях на севере, говорится, что люди, которые живут за пределами мусульманского мира, странные, в некоторой степени удивительные и прекрасные, но в целом ужасные.

Одним из самых известных корреспондентов был ибн Фадлан, который отправился в степь в самом начале X века по запросу вождя волжских булгар. Ему требовался ученый, который смог бы приехать и разъяснить учение ислама. Согласно записям ибн Фадлана, верхушка племени, чьи земли находились на Волге к северу от Каспийского моря, где великая река пересекается с Камой, уже стали мусульманами, однако их знания об исламе находились в зачаточном состоянии. Хотя лидер волжских булгар и просил помощи в постройке мечети и более тщательном изучении откровений Мухаммеда, очень скоро стало ясно, что он хотел заручиться поддержкой в конкурентной борьбе против других степных племен.

Ибн Фадлан, приехав на север, был шокирован, поражен и напуган. Жизнь кочевников, которые постоянно находились в движении, разительно отличалась от утонченной культурной жизни Багдада и других городов.

Представители племени гузов были одними из первых встреченных ибн Фадланом людей. «Они живут в войлочных юртах, – писал он, – перенося их с места на место… Они живут в нищете, как бродячие ослы. Они не поклоняются Богу, у них нет никакой связи с разумом». Затем он продолжал: «Они не моются после того, как загрязнятся собственными экскрементами или мочой… (и кстати) они не имеют контакта с водой, особенно в зимний период». То, что женщины не носят покрывал, было меньшим из зол. Однажды вечером ибн Фадлан сидел вместе с одним человеком, и его жена присутствовала при этом. «Пока мы беседовали, она обнажила интимные части и почесалась, в то время как мы смотрели на нее. Мы покрыли лицо ладонями, и каждый из нас произнес: «Я ищу прощения твоего, Господи». Ее же муж только смеялся, глядя на ханжество гостей[470]Ibn Faḍlān, Book of Ahmad ibn Faḍlān , tr. Lunde and Stone, Land of Darkness , р. 12..

Традиции и верования других племен степи были не менее удивительны. Встречались племена, которые поклонялись змеям, рыбам, кто-то молился птицам. Последние были убеждены, что смогли победить в битве только благодаря вмешательству стаи журавлей. Были и такие, которые носили на шее деревянный фаллос. Перед тем как отправиться в путешествие, они целовали его на удачу. Это были члены племени башкиров – люди легендарной дикости. Они имели привычку носить головы своих врагов с собой в качестве трофея. У них были ужасные привычки, например, они поедали вшей и блох: ибн Фадлан стал свидетелем того, как один из мужчин племени, который нашел в своей одежде блоху, «раздавил ее ногтем и сожрал. Поймав мой взгляд, он сказал: «Вкуснятина!»[471]Там же, рр. 23–24.

Хотя жизнь в степи была чрезвычайно сложна для таких путешественников, как ибн Фадлан, определенное взаимодействие между кочевниками и оседлым миром на юге все-таки наблюдалось. Одним из признаков этого было распространение ислама среди племен, хотя и несколько хаотичное. К примеру, племя гузов заявляло о своей принадлежности к мусульманам. Как писал ибн Фадлан, они даже произносили подходящие случаю правильные фразы, «чтобы произвести впечатление на мусульман, которые были у них в гостях». Однако веры в них было мало, он отмечал, что «если кто-то из них страдал от несправедливости или что-то плохое случалось с ними, они поднимали голову к небесам и говорили “Бир тенгри”. Таким образом, они взывали не к Аллаху, а к Тенгри, верховному божеству кочевников[472]Там же, р. 12; о Тенгри см. U. Harva, Die Religiösen Vorstellungen der altaischen Völker (Helsinki, 1938), рр. 140–153..

Религиозные верования в степях были сложными и редко бывали едиными. На мировоззрение кочевников повлияло христианство, ислам, иудаизм, зороастризм и язычество. Все это смешалось вместе, чтобы создать запутанную систему, в которой сложно разобраться[473]R. Mason, ‘The Religious Beliefs of the Khazars’, Ukrainian Quarterly 51.4 (1995), рр. 383–415..

Частично распространением этих меняющихся, приспосабливающихся духовных взглядов занимался новый тип святых людей ислама, которые исполняли роль миссионеров. Эти мистики, которых называли суфиями, бродили по степям, иногда нагишом и в рогах животных. Они заботились о больных животных и поражали окружающих своей эксцентричностью и постоянными разговорами о преданности и благочестии. Они могли сыграть важнейшую роль в обращении людей, так как совмещали шаманизм с анимизмом. Все это имело широкое распространение в Центральной Азии, наряду с принципами ислама[474]Обратите внимание на противоположный аргумент, который разъединяет суфизм и кочевой мир, J. Paul, ‘Islamizing Sufis in Pre-Mongol Central Asia’, in de la Vaissière, Islamisation de l’Asie Centrale , рр. 297–317..

Конечно же, влияние оказывали не только суфии. Другие путешественники тоже сыграли свою роль в распространении идей и религии. Источники более позднего периода рассказывают об обращении волжских булгар. Проезжий купец-мусульманин излечил вождя племени и его жену от серьезной болезни, от которой до того ничего не помогало. Перед тем как дать больным лекарство, купец взял с них обещание, что в случае излечения они примут его религию. Затем он дал им лекарство, «излечил их, и они и весь их народ приняли ислам»[475]Abū Hāmid al-Gharnātī, Tuḥfat al-albāb wa-nukhbat al-i ʿ jāb wa-Riḥlah ilá Ūrubbah wa-Āsiyah , tr. Lunde and Stone, ‘The Travels’, in Land of Darkness , р. 68.. Это был классический сценарий обращения: принятие новой религии лидером или лицом, к нему приближенным, могло стать решающим моментом в вопросе принятия религии в больших масштабах[476]A. Khazanov, ‘The Spread of World Religions in Medieval Nomadic Societies of the Eurasian Steppes’, in M. Gervers and W. Schlepp (eds), Nomadic Diplomacy, Destruction and Religion from the Pacific to the Adriatic (Toronto, 1994), рр. 11–34..

Распространение веры в новых регионах стало знаком престижа для правителей и местных династий. Это помогало им обратить на себя внимание самого халифа, а кроме того, повысить авторитет внутри своего региона. Саманиды из Бухары, к примеру, жаждали взять ислам под свое покровительство. И они сделали это, построив целую систему медресе (школ). Идея была заимствована из концепции буддистских монастырей. В медресе должны были изучать Коран, а также хадисы – предания о словах и действиях Мухаммеда. То, что всем приходящим в мечеть щедро раздавали деньги, способствовало высокой посещаемости[477]E. Seldeslachts, ‘Greece, the Final Frontier? The Westward Spread of Buddhism’, in A. Heirman and S. Bumbacher (eds), The Spread of Buddhism (Leiden, 2007); R. Bulliet, ‘Naw Bahar and the Survival of Iranian Buddhism’, Iran 14 (1976), рр. 144–145; Narshakhī, History of Bukhara , р. 49..

Тем не менее степи были чем-то гораздо большим, чем просто Дикий Север, приграничная зона, в которой живут люди со странными традициями, пустое место, куда мог продвинуться ислам, дикие люди, которых можно было привести к цивилизации. Хотя такие путешественники, как ибн Фадлан, рисовали картины варварства, жизнь кочевников была тщательно отрегулирована и упорядочена. Перемещение с места на место не было результатом бесцельного брожения, в этом отражались реалии животноводства: при наличии большого количества скота поиски хорошего пастбища имеют важнейшее значение не только для успеха племени, но и для его выживания. То, что выглядело хаосом при взгляде снаружи, не являлось таковым при взгляде изнутри.

Это прекрасно отражено в замечательном тексте, написанном в Константинополе в X веке. Работа описывает, как была организована жизнь в одном из важнейших регионов на севере Черного моря. Печенеги делились на 8 племен, которые, в свою очередь, были поделены на 40 групп поменьше. У каждой из них была четко очерченная территория, которой можно было пользоваться. Кочевая жизнь не означала, что жизнь племени была дезорганизована[478]Constantine Porphyrogenitus, De Administrando Imperio , ed. G. Moravcsik, tr. R. Jenkins (Washington, DC, 1967), 37, рр. 166–170..

Хотя современные исследователи, путешественники, географы и историки, которые интересовались степью, были очарованы образом жизни кочевников и их привычками, их также интересовал экономический вклад, сделанный кочевниками. Особенно в сфере сельского хозяйства. Степь обеспечивала оседлые сообщества разными товарами и услугами. Племя гузов, по подсчетам ибн Фадлана, имело во владении 10 000 лошадей и в десять раз больше овец. Даже если не оперировать конкретными цифрами, масштабы были впечатляющими[479]Ibn Faḍlān, ‘Book of Ahmad ibn Faḍlān’, р. 22. Некоторые ученые преуменьшают значение кочевого скотоводства в степи, см. Б. Заходер, Каспийский свод сведений о Восточной Европе : В 2-х т. – М., 1962. – Т. 1 – С. 139–140..

Лошади были жизненно важной частью экономики. Это ясно из источников, в которых говорится о большом количестве лошадей, которых основные племена степи могли выставить на поле боя. Они выращивались на коммерческой основе, если судить по отчетам об уничтожении конезаводов арабскими налетчиками в VIII веке, а также, судя по костям, найденным археологами на севере Черного моря[480]D. Dunlop, The History of the Jewish Khazars (Princeton, 1954), р. 83; Баранов Л. Таврика в эпоху раннего средневековья (салтово-маятская культура). – Киев, 1990. – С. 76–79.. Сельское хозяйство также стало неотъемлемой частью степной экономики. Культуры высаживались в низовьях Волги, где было множество пропашных полей и садов[481]A. Martinez, ‘Gardīzī’s Two Chapters on the Turks’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 2 (1982), р. 155; T. Noonan, ‘Some Observations on the Economy of the Khazar Khaganate’, in Р. Golden, H. Ben-Shammai and A. Róna-Tas (eds), The World of the Khazars (Leiden, 2007), рр. 214–215.. Согласно археологическим находкам в Крыму, в то время в значительных объемах высаживали пшеницу, просо и рожь[482]Баранов, Таврика, с. 72–76.. На рынках на юге также продавались фундук, соколы и мечи[483]Al-Muqaddasī, in Land of Darkness , рр. 169–170.. Кроме того, кочевники торговали воском и медом. Считалось, что мед вырабатывает устойчивость к холоду[484]Abū Hāmid, ‘Travels’, р. 67.. Янтарь, который тоже продавался в огромных количествах, свозили не только из степей, но и из Западной Европы. Один из известных историков даже ввел термин «янтарный след», чтобы описать пути, по которым затвердевшая смола попадала к восторженным покупателям на Востоке[485]McCormick, Origins of the European Economy , рр. 369–384..

Кроме всего прочего, процветала торговля шкурками животных. Меха высоко ценили за их тепло и статус, который они давали своим владельцам[486]J. Howard-Johnston, ‘Trading in Fur, from Classical Antiquity to the Early Middle Ages’, in E. Cameron (ed.), Leather and Fur: Aspects of Early Medieval Trade and Technology (London, 1998), рр. 65–79.. Один из халифов VIII века зашел так далеко, что повелел провести ряд экспериментов по заморозке различных видов меха, чтобы понять, какой из них обеспечивает наилучшую защиту от экстремальных погодных условий. Согласно одному из арабских авторов, он заполнил несколько резервуаров с водой и оставил их на ночь на морозе. «Утром он повелел принести их (резервуары). Все они замерзли, кроме одного, того, в котором был мех черной лисы. Таким образом, он понял, какой мех был самым теплым и сухим»[487]Masʿūdī, Kitāb al-tanbīh wa-al-ishrāf , tr. Lunde and Stone, ‘The Meadows of Gold and Mines of Precious Gems’, Land of Darkness , р. 161..

Мусульманские купцы различали разные шкурки животных и назначали цены соответственно этому. Один из авторов X века упоминает об импорте из степи соболей, белок, горностаев, норок, лис, куниц, бобров и даже зайцев. Все это потом распродавалось торговцами, у которых было чутье, как сделать на этом деньги[488]Muqaddasī, Aḥsanu-t-taqāsīm fī ma ʿ rifati-l-aqālīm , tr. Lunde and Stone, ‘Best Divisions for the Knowledge of the Provinces’, Land of Darkness , р. 169.. В некоторых частях степи шкурки использовались наряду с местной валютой, ими рассчитывались по фиксированному курсу. Восемнадцать старых беличьих шкурок можно было обменять на серебряную монету, а одна шкурка стоила «кусок отменного хлеба, достаточно большой, чтобы накормить крупного мужчину». Для наблюдателей это было непостижимо: «В любой другой стране даже за огромное количество товаров нельзя купить и фасолину»[489]Abū Hāmid, ‘Travels’, р. 75.. И все-таки была очевидная логика в такой системе расчетов: иметь средства для обмена важно для общества, которое взаимодействовало с другими и у которого не было центрального казначейства для масштабной чеканки монет. Поэтому в немонетизированной экономике шкурки и меха служили в качестве средства оплаты.

Согласно одному из историков, каждый год из степи экспортировали около полумиллиона шкурок. При расширении империи ислама появились новые пути сообщения и новые торговые пути. Создание «пути мехов» в степи и лесных зонах на севере стало результатом увеличения благосостояния мусульман после великих завоеваний VII–VIII веков[490]R. Kovalev, ‘The Infrastructure of the Northern Part of the “Fur Road” between the Middle Volga and the East during the Middle Ages’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 11 (2000–2001), рр. 25–64..

Неудивительно, что близость к исламской империи была важна. Возможность доставки на рынок животных, их шкур и других товаров имела решающее значение. Самыми богатыми были те кочевые племена, которые были удачно расположены и могли активно торговать с оседлым миром. Точно так же и города, которые находились ближе к степи, могли быстро разбогатеть. Одним из главных выгодоприобретателей стал город Мерв, современники даже описывали его как «мать мира».

Находясь в южной части степей, он был превосходно расположен для того, чтобы вести дела с кочевыми племенами, а также служить в качестве важнейшей точки оси, проходящей через «хребет» Евразии. По словам одного из авторов, это был «восхитительный, элегантный, блестящий, большой и очень приятный глазу город»[491]Muqaddasī, Best Division of Knowledge , р. 252.. В свою очередь, город Рей, который находился западнее, был известен как «врата торговли», «суженый земли» и «самое прекрасное творение земли»[492]Ibn al-Faqīh, Land of Darkness , р. 113.. Балхи же во всем соперничал с миром мусульман. Здесь были прекрасные улицы, роскошные здания, чистая проточная вода, а благодаря оживленной торговле и высокой конкуренции – низкие цены на товары потребления[493]al-Muqaddasī, Best Division of Knowledge , р. 245..

Как рябь от камня, брошенного в воду, ощущался эффект от близости к рынкам. За возможность доступа к рынкам и их выгодам нужно было платить. Богатства, поставленные на карту, были столь велики, что атмосфера между племенами накалилась. Борьба за лучшие пастбища и лучшие источники усиливалась соперничеством за доступ к городам и лучшим торговым путям империи. Это могло привести к одному из двух возможных последствий: напряжение могло нарастать и в конце концов вылилось бы в насильственное разделение территорий или же племена могли объединиться. То есть перед кочевниками стоял выбор – сражаться друг с другом или объединяться.

Со временем установился хорошо сбалансированный статус-кво, который обеспечивал стабильность и процветание всей западной части степи. Стержнем выступала часть племени тюрков, которое стало главенствующим к северу от Черного и Каспийского морей. Хазары, как известно, доминировали в северной части Черного моря. Они стали особенно заметны за счет военного сопротивления во время периода великих завоеваний сразу после смерти Мухаммеда[494]Краткий обзор – G. Mako, ‘The Possible Reasons for the Arab-Khazar Wars’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 17 (2010), рр. 45–57.. Эффективность их борьбы против армии мусульман обеспечила им поддержку целого ряда других племен, которые объединились под их началом. Они также обратили на себя внимание императоров Рима, находящихся в Константинополе, которые понимали, что можно извлечь определенную выгоду от союза с доминирующей силой степи. Хазары оказались настолько важны, что в начале VIII века между правящими домами хазаров и Византией (под этим названием в тот период были известны остатки Римской империи) было заключено два брачных союза[495]R.-J. Lilie, Die byzantinische Reaktion auf die Ausbreitung der Araber. Studien zur Strukturwandlung des byzantinischen Staates im 7. und 8. Jahrhundert (Munich, 1976), рр. 157–160; J. Howard-Johnston, ‘Byzantine Sources for Khazar History’, in Golden, Ben-Shammai and Róna-Tas, World of the Khazars , рр. 163–194..

Имперские браки редко заключались с иностранцами, а союзов со степью до этого не было вообще[496]Единственным исключением был брак дочери императора Ираклия с тюркским каганом в разгар противостояния с персами в начале седьмого века, C. Zuckermann, ‘La Petite Augusta et le Turc: Epiphania-Eudocie sur les monnaies d’Héraclius’, Revue numismatique 150 (1995), рр. 113–126.. Развитие является наглядным свидетельством того, как важны стали хазары для Византии в дипломатическом и военном плане, в то время как давление на восточные границы империи в Малой Азии со стороны мусульман усугубилось. Награды и престижный статус, дарованные хазарскому кагану, оказали влияние на хазарское общество. Укрепление позиций верховного правителя привело к социальному расслоению в племени. Награды и статусы даровались лишь избранным представителям элиты. В дальнейшем это сподвигло другие племена стать данниками хазар в обмен на защиту и определенные награды. Согласно ибн Фадлану, у кагана было 25 жен, каждая из которых была дочерью вождя того или иного племени[497]Ibn Faḍlān, ‘Book of Ahmad ibn Faḍlān’, р. 56.. Источник, написанный на иврите в IX веке, также говорит о племенах, которые подчинялись хазарам, при этом автор не уверен, было 25 или 28 данников[498]Dunlop, History of the Jewish Khazars , р. 141.. Народы, которых называли полянами, радимичами и северянами, были среди тех, кто признал господство хазаров, позволяя им усилить свои позиции и стать господствующей силой в западной части степи, там, где сейчас находятся Украина и южная часть России[499]См. Р. Golden, ‘The Peoples of the South Russian Steppes’, in The Cambridge History of Early Inner Asia (Cambridge, 1990), рр. 256–284; Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. – М., 1990..

Повышение объемов торговли и длительные периоды стабильности и мира привели к трансформации хазарского общества. Методы управления племенем претерпели существенные изменения, а каган все больше отдалялся от повседневных дел и становился фигурой ритуальной[500]Р. Golden, ‘Irano-Turcica: The Khazar Sacral Kingship’, Acta Orientalia 60.2 (2007), рр. 161–194. Некоторые ученые интерпретируют изменение характера роли кагана как результат сдвига в религиозных верованиях и обычаях в этот период, см., например, J. Olsson, ‘Coup d’état, Coronation and Conversion: Some Reflections on the Adoption of Judaism by the Khazar Khaganate’, Journal of the Royal Asiatic Society 23.4 (2013), рр. 495–526.. Образ жизни также изменился. При наличии большого спроса на продукты, выращенные хазарами и их данниками, расширении междугородней торговли фруктами стали возникать поселения, которые в конце концов развились в города[501]R. Kovalev, ‘Commerce and Caravan Routes along the Northern Silk Road (Sixth – Ninth Centuries). Part I: The Western Sector’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 14 (2005), рр. 55–105..

К началу X века шумный город Итиль стал столицей и постоянной резиденцией кагана. По всему низовью Волги проживало огромное количество людей. Городская жизнь была настолько сложна, что пришлось учредить отдельные суды для разрешения споров по разным системам права, под председательством судей, которые разрешали вопросы между мусульманами, христианами и даже язычниками. Существовал даже механизм разрешения проблемы в том случае, если судья не смог вынести вердикт[502]Masʿūdī, ‘Meadows of Gold’, рр. 131, 133; Noonan, ‘Economy of the Khazar Khaganate’, р. 211..

* * *

Итиль, с его войлочными постройками, складами и королевским дворцом, был лишь одним из поселений, где жили кочевники[503]Istakhrī, Kitāb suwar al-aqalīm , tr. Lunde and Stone, ‘Book of Roads and Kingdoms’, in Land of Darkness , рр. 153–155.. Другие города появились на хазарской территории в результате усиления коммерческой активности. Так, например, возник Самандар. Его деревянные постройки с куполами напоминали традиционные юрты. К началу IX века по всей Хазарии было уже достаточное количество христиан, чтобы здесь появился не только епископ, но даже митрополит или архиепископ для удовлетворения нужд верующих[504]J. Darrouzès, Notitiae Episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae (Paris, 1981), рр. 31–32, 241–242, 245.. Очевидно, что в Самандаре и Итиле было также достаточное количество мусульман. Это следует из отчетов и арабских источников, также на это указывает большое количество мечетей[505]Istakhrī, ‘Book of Roads and Kingdoms’, рр. 154–155..

Сами хазары не приняли ислам, но они приняли новые религиозные убеждения – в середине IX века они решили стать иудеями. Послы из Хазарии отправились в Константинополь около 860 года и попросили проповедников объяснить им фундаментальные основы христианства. «С незапамятных времен, – говорили они, – мы знали только одного бога (Тенгри), который повелевает всем… Теперь евреи предлагают нам принять их религию и обычаи, а с другой стороны, арабы склоняют нас к их вере, обещая нам мир и щедрые дары»[506]Mason, ‘The Religious Beliefs of the Khazars’, р. 411..

С целью обращения в новую веру к хазарам была отправлена целая делегация. Ее возглавлял Константин, которого знали под славянским именем Кирилл. Изобретенный им для славян алфавит был назван в честь создателя кириллицей. Блестящий ученый, как и его брат Мефодий, Константин по пути на Восток изучил иврит и Тору, чтобы иметь возможность вести переговоры с иудейскими учеными, которые тоже направлялись ко двору кагана[507]C. Zuckerman, ‘On the Date of the Khazars’ Conversion to Judaism and the Chronology of the Kings of the Rus’ Oleg and Igor: A Study of the Anonymous Khazar Letter from the Genizah of Cairo’, Revue des Etudes Byzantines 53 (1995), р. 245.. Когда они прибыли в столицу хазаров, послы приняли участие в сложной серии дебатов со своими противниками, которые были приглашены, чтобы представить ислам и иудаизм. Эрудиция Константина имела большой успех, по крайней мере так казалось, исходя из источников, описывающих его жизнь, которые в значительной степени опирались на его же произведения[508]Там же, с. 243–244. О заимствованиях из письма Константина – P. Meyvaert and P. Devos, ‘Trois énigmes cyrillo-méthodiennes de la “Légende Italique” résolues grâce à un document inédit’, Analecta Bollandiana 75 (1955), рр. 433–440.. Кстати, несмотря на блестящий ум Константина (каган сам сказал ему, что его слова о Писании были «сладкими как мед»), посольство не добилось успеха, так как правитель хазар решил, что иудаизм подходит для его народа как нельзя лучше[509]Лавров П. Материалы по истории возникновения древней славянской письменности. – Л., 1930. – С. 21; F. Butler, ‘The Representation of Oral Culture in the Vita Constantini ’, Slavic and East European Review 39.3 (1995), р. 372..

Данная версия этой истории была рассказана столетием позже. Новости об обращении хазар дошли до изумленных еврейских общин за тысячи миль к западу. Они очень хотели узнать побольше о хазарах и о том, как они пришли к иудаизму. Выдвигалось предположение, что они могли быть одним из племен древнего Израиля, которое затерялось. Наконец в контакт с племенем вступил Хасдай ибн Шапрут, эрудит, который проживал в Кордобе, в аль-Андалусе, то есть мусульманской Испании. Его усилия, направленные на то, чтобы установить, правда ли хазары были иудеями или это просто небылицы, сочиненные теми, кто хотел извлечь выгоду, не увенчались успехом. Когда он наконец получил информацию, что хазары на самом деле приняли иудаизм и, более того, что они были богаты, «могущественны и владели бесчисленной армией», он почувствовал, что обязан поклониться и поблагодарить Господа. «Я молюсь за здоровье моего повелителя и царя, – писал он, обращаясь к кагану, – его семьи и его дома. Молюсь, чтобы трон его стоял вечно. Да продлятся дни его и его сыновей в сердце Израиля!»[510]‘The Letter of Rabbi Hasdai’, in J. Rader Marcus (ed.), The Jew in the Medieval World (Cincinnati, 1999), рр. 227–228. Также см. здесь N. Golb and O. Pritsak (eds), Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century (London, 1982)..

Примечательно, что копия ответа кагана сохранилась до сих пор. Правитель хазаров рассказывал об обращении своего народа в иудаизм. Решение о принятии религии, как писал каган, было принято благодаря огромной мудрости одного из его предшественников, который созвал делегации, представляющие различные религии, чтобы изучить каждую из них. Хорошенько обдумав, какое решение будет наилучшим, правитель спросил христиан, какая религия лучше – ислам или иудаизм? Когда они ответили, что первая определенно хуже, чем вторая, он задал аналогичный вопрос мусульманам – какая религия предпочтительнее – христианство или иудаизм? Мусульмане обругали христианство и сказали, что иудаизм – меньшее из двух зол. Тогда хазарский правитель заявил, что принял решение: оба отметили, что «религия израилитов лучше», объявил он, поэтому «веруя в милость Господа и мощь Всемогущего, я выбрал учение Израилево, религию Авраама». Затем он отправил делегации домой, сделал себе обрезание и велел всем своим приближенным и всему народу сделать то же самое[511]‘The Letter of Joseph the King’, in J. Rader Marcus (ed.), The Jew in the Medieval World , р. 300. Обсуждение даты и контекста – Р. Golden, ‘The Conversion of the Khazars to Judaism’, in Golden, Ben-Shammai and Róna-Tas, World of the Khazars , рр. 123–162..

К середине IX века иудаизм глубоко проник в хазарское общество. В арабских источниках упоминается об обращении в иудейскую религию за десятилетия до прибытия делегаций ко двору кагана, и похоронные обряды за это время претерпели значительные изменения. Кроме того, недавние открытия серии монет, отчеканенных в Хазарии, дают представление о том, что иудаизм был принят здесь как государственная религия в 830-м году лишь формально.

Эти монеты являются прекрасным примером того, как вера может быть преподнесена населению. На них было размещено одно из самых известных высказываний из Старого Завета – Mūsā rasūl allāh ( «Моисей посланник Бога» )[512]R. Kovalev, ‘Creating “Khazar Identity” through Coins – the “Special Issue” Dirhams of 837/8’, in F. Curta (ed.), East Central and Eastern Europe in the Early Middle Ages (Ann Arbor, 2005), рр. 220–253. Об изменении практики погребения – V. Petrukhin, ‘The Decline and Legacy of Khazaria’, in Р. Urbanczyk (ed.), Europe around the Year 1000 (Warsaw, 2001), рр. 109–122..

Пожалуй, это было меньшей провокацией, чем кажется. В конце концов, Коран учит, что не должно быть различий между пророками и что все полученные ими пророчества должны быть исполнены[513] Qur ʾ ān , 2.285, р. 48; 3.84, р. 60.. Моисей был принят и почитаем в учении ислама, так что его восхваление не является противоречивым. В то же время именно Мухаммед был центральным элементом азана, призыва, который пять раз в день звучал из мечетей. Таким образом, при учете наличия имени Моисея на монетах было бы излишне дерзко утверждать, что у хазар было свое самоопределение, не зависимое от исламского мира. Так же, как и в случае с враждой Римской империи и исламского мира в конце VII века, война велась не только на полях сражений, но с помощью идеологии, языка и даже изображений на монетах.

Обращению хазар в иудаизм способствовало два фактора. Во-первых, издавна на хазарских территориях жили еврейские общины, которые обосновались на Кавказе еще в период античности и которые, должно быть, оживились вместе с экономическим подъемом степи[514]Zuckerman, ‘On the Date of the Khazars’ Conversion’, р. 241, а также Golb and Pritsak, Khazarian Hebrew Documents , р. 130.. Согласно одному из писателей X века, очень многие захотели переехать жить в Хазарию «из мусульманских и христианских городов, после того, как стало известно, что здесь к религии не только относятся терпимо, но она имеет официальный статус и практикуется элитой»[515]Masʿūdī, ‘Meadows of Gold’, р. 132; об элите Иудаизма – Mason, ‘The Religious Beliefs of the Khazars’, рр. 383–415.. Из переписки между правителем хазаров и Хасдаем ибн Шапрутом из Кордобы в X веке мы узнаем, что в Хазарии приветствовали раввинов, активно строились школы и синагоги. Каган хотел удостовериться, что иудейское учение будет преподаваться должным образом. Многие летописцы отмечали, что религиозные здания находятся во всех городах Хазарии, так же как и суды, в которых решения принимают, проконсультировавшись с Торой[516]Pritsak and Golb, Khazarian Hebrew Documents ; Masʿūdī, ‘Meadows of Gold’, р. 133; Istakhrī, ‘Book of Roads and Kingdoms’, р. 154..

Вторая причина интереса к иудаизму связана с торговцами, которые были привлечены тем, что Хазария стала международной торговой империей, находясь между степью и исламским миром, между Востоком и Западом. Как свидетельствуют многочисленные источники, иудейские купцы очень активно занимались междугородней торговлей, играя примерно ту же роль, которую играли согдийские купцы во взаимодействии Китая и Персии во время возникновения ислама.

Еврейские купцы были искусными лингвистами, согласно одному из современных источников, они свободно говорили на «арабском, персидском, латыни, франкском, андалузском и славянском языках»[517]Ibn Khurradādhbih, ‘Book of Roads and Kingdoms’, р. 110.. В основном работая в районе Средиземного моря, они часто путешествовали в Индию и Китай и привозили оттуда мускус, алоэ, камфару, корицу «и другие восточные товары», которыми они торговали в ряде портов и городов, которые были связаны с рынками в Мекке, Медине и Константинополе, а также в городах на Тигре и Евфрате[518]Там же, рр. 111–112.. Помимо этого, они пользовались и наземными путями, направляясь в Китай через Центральную Азию или через Багдад и Персию либо проезжая через территорию Хазарии по пути в Балх или к реке Оксус[519]Там же, р. 112.. Одной из важнейших точек на этой оси был город Рей, который находился к югу от Каспийского моря (современный Иран), город, в который стекались товары, поступающие с Кавказа, с Востока, из Хазарии и других мест степи. Согласно исследованиям, первый таможенный досмотр был произведен в городе Горган на севере Ирана. Возможно, здесь собирали таможенные пошлины, прежде чем товар отправлялся дальше, в город Рей. «Самое поразительное, – писал один из арабских авторов X века, – это то, что это всемирная империя»[520]Ibn al-Faqīh, ‘Book of Countries’, р. 114..

Торговцы из Скандинавии также были привлечены предлагаемыми возможностями. Когда мы думаем о викингах, в сознании неизбежно возникают мысли о набегах через Северное море на Великобританию и Ирландию, образы длинных кораблей в форме драконов, которые возникали из тумана, буквально набитые вооруженными людьми, готовыми к насилию и грабежу. Или, возможно, мы думаем о том, каким образом викинги сумели добраться до Северной Америки за столетия до того, как это сделали Кристофор Колумб и остальные путешественники. Однако во времена викингов самые храбрые и жесткие люди не отправлялись на запад; они предпочитали отправляться на восток и на юг. Многие сделали целые состояния и добились известности не только на родине, но и в землях, которые они завоевали. И эффект, который они оказали, был не столь незаметным, как это было в Северной Америке. На Востоке они основали государство, названное в честь торговцев, путешественников и участников рейдов, которые вышли на большие водные системы, связывающие Балтику с Каспийским и Черным морями. Этих людей называли русами, или росами, возможно, из-за рыжих волос или, что более вероятно, благодаря их искусству гребцов. Они стали отцами-основателями России[521]Луитпранд Кремонский, посетивший Константинополь в десятом веке, думал, что название «русы» произошло от греческого слово rousios , или красный, из-за отличительного цвета их волос, The Complete Works of Liudprand of Cremona , tr. Р. Squatriti (Washington, DC, 2007), 5.15, р. 179. Фактически слово происходит от скандинавских слов roþrsmenn и roðr , означающих ряд. S. Ekbo, ‘Finnish Ruotsi and Swedish Roslagen – What Sort of Connection?’, Medieval Scandinavia 13 (2000), рр. 64–69; W. Duczko, Viking Rus: Studies on the Presence of Scandinavians in Eastern Europe (Leiden, 2004), рр. 22–23..

Изначально на путешествие на юг викингов сподвигли соблазны торговли в исламском мире. В начале X века скандинавы вступили в контакт со степью, а также с Багдадским халифатом. Поселения стали появляться на Одере, Неве, Волге и Днепре вместе с новыми рынками и торговыми станциями, предназначенными для торговцев, которые возили товары с юга и на юг. Старая Ладога, Рюриково городище, Белоозеро и Новгород (буквально – новый город) стали новыми точками, которые расширили большую систему торговых путей Евразии до самых дальних уголков северной Европы[522]S. Franklin and J. Shepard, The Emergence of Rus’ 750–1200 (London, 1996)..

Длинные корабли, которые так популярны в представлениях людей, были адаптированы и уменьшены викингами-русами, чтобы сделать возможными короткие путешествия по рекам и озерам. Это были однокорпусные суда. Во время долгих или опасных переходов их ставили в колонну. Текст, созданный в Константинополе в X веке и основанный на информации, полученной византийскими агентами, описывает опасные условия путешествия на юг, которые следовало оговаривать заранее. Пороги на Днестре были особенно коварными: узкий водоем, в середине которого находились смертельно опасные острые камни, «которые торчат из воды, как острова. Прямо за ними уровень резко падает, и затем вода обрушивается с другой стороны со страшным грохотом». Это препятствие было с юмором названо «Не засыпай»[523]Constantine Porphyrogenitus, De Administrando Imperio , 9, рр. 58–62..

В тех же текстах указывается, что русы, совершая этот переход, были сильно уязвимы перед агрессивными налетчиками, которые видели возможность быстрой наживы, в то время как измученные путешественники преодолевали пороги. Кочевые племена печенегов сидели в засадах и, когда лодки швартовались, выскакивали из воды и нападали. Захватив добычу, они растворялись в окружающем ландшафте. Охране рекомендовалось быть постоянно наготове на случай атаки. Преодолев это препятствие, скандинавы приносили в жертву петуха или пускали стрелы в священное дерево в благодарность своим языческим богам[524] De Administrando Imperio , 9, р. 60..

Люди, которые могли без потерь добраться до рынков на Каспийском и Черном морях, должны были быть как минимум прочными, чтобы не сказать больше. «У них огромная сила и выносливость», – с восхищением писал один из мусульманских авторов[525]Ibn Rusta, Kitāb al-a ʿ lāq an-nafīsa , tr. Lunde and Stone, ‘Book of Precious Gems’, in Land of Darkness , р. 127.. Русы, как отмечал ибн Фадлан, были высокими «как пальмы», но еще более важно то, что они всегда были вооружены и опасны: «Каждый из них постоянно носит с собой топор, меч или нож»[526]Ibn Faḍlān, ‘Book of Ahmad ibn Faḍlān’, р. 45..

Они вели себя как криминальная банда. И хотя они всегда сражались с врагами, стоя плечом к плечу, они были очень подозрительны по отношению друг к другу. «Они никогда не ходят справлять нужду по одному, – заметил один из авторов, – но всегда (ходят) с тремя товарищами, чтобы охранять их, с мечом в руке, так как у них мало доверия друг к другу». Никто из них не стал бы сомневаться перед тем, как ограбить коллегу или даже убить его[527]Ibn Rusta, ‘Book of Precious Gems’, р. 127.. Они регулярно принимали участие в оргиях, занимаясь сексом друг перед другом с особой разнузданностью. Если кто-то из них заболевал, его просто оставляли. Выглядели они соответствующе: «От кончиков пальцев до самой шеи они покрыты темно-зелеными татуировками – узорами»[528]Ibn Faḍlān, ‘Book of Ahmad ibn Faḍlān’, рр. 46–49.. Это были суровые люди, которые жили в суровые времена.

Они в основном торговали воском, янтарем и медом, а также качественными мечами, которыми восхищался весь арабоговорящий мир. Однако была еще одна, достаточно прибыльная статья доходов, которые направлялись по рекам в Россию и Скандинавию. Это хорошо иллюстрируют шелка из Сирии, Византии и даже Китая, которые находят в захоронениях по всей Швеции, Дании, Финляндии и Норвегии. При этом огромная часть текстиля просто не сохранилась[529]A. Winroth, The Conversion of Scandinavia (New Haven, 2012), рр. 78–79..

Пожалуй, деньги говорят о торговле с дальними регионами лучше всего. Удивительно богатые залежи монет находят по течению рек, которые ведут на север – на территории северной России, Финляндии, Швеции и, кроме прочего, Готланда (самый большой остров Швеции). Это показывает, какие огромные доходы получали викинги-русы от торговли с мусульманами и Багдадским халифатом[530]M. Bogucki, ‘The Beginning of the Dirham Import to the Baltic Sea and the Question of the Early Emporia’, in A. Bitner-Wróblewska and U. Lund-Hansen (eds), Worlds Apart? Contacts across the Baltic Sea in the Iron Age: Network Denmark-Poland 2005–2008 (Copenhagen, 2010), рр. 351–361. О Швеции – I. Hammarberg, Byzantine Coin Finds in Sweden (1989); C. von Heijne, Särpräglat. Vikingatida och tidigmedeltida myntfynd från Danmark, Skåne, Blekinge och Halland (ca. 800–1130) (Stockholm, 2004).. Один из ведущих специалистов по валютам подсчитал, что прибыль от торговли с исламскими странами составляла до десятков, а иногда и сотен миллионов серебряных монет. По нынешним временам это была мультимиллионная индустрия[531]T. Noonan, ‘Why Dirhams First Reached Russia: The Role of Arab-Khazar Relations in the Development of the Earliest Islamic Trade with Eastern Europe’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 4 (1984), рр. 151–182, и см., главным образом, T. Noonan, ‘Dirham Exports to the Baltic in the Viking Age’, in K. Jonsson and B. Malmer (eds), Sigtuna Papers: Proceedings of the Sigtuna Symposium on Viking-Age Coinage 1–4 June 1989 (Stockholm, 1990), рр. 251–257..

При совершении таких длительных и опасных путешествий, когда протяженность дороги составляла примерно 3000 миль, и награда должна была быть соответствующей. Неудивительно, что товары нужно было продавать сразу в больших количествах, чтобы получить существенную прибыль. На юг отправляли несколько категорий товаров, но важнейшим из них были рабы. На человеческом трафике можно было хорошо заработать.