Онлайн чтение книги Меч в камне The Sword in the Stone
7

Турнирное дело и выездка занимали два дня в неделю, потому что их почитали в те дни наиважнейшими в образовании всякого джентльмена. Мерлин недовольно ворчал по поводу увлечения спортом, говоря, что, видимо, теперь человек числится образованным, если он способен сшибить другого с коня, и что помешательство на атлетических играх губительно для учености, — никто к ней не относится так, как то бывало в его молодые годы, и всем государственным школам пришлось волей-неволей поступиться своими высокими принципами, — но сэр Эктор, сам некогда входивший в турнирную сборную своего колледжа, сказал, что битва при Креси была выиграна на спортивных площадках Камелота. От этого заявления Мерлин впал в такое неистовство, что наслал на сэра Эктора ревматизм, коим тот и маялся целых две ночи кряду, покамест Мерлин над ним не сжалился.

В ту пору турнирное дело было великим искусством и требовало постоянной практики. Когда два рыцаря бились на поединке, каждый держал копье в правой руке, но коня своего направлял так, чтобы противник оказывался от него слева. Стало быть, упор копья находился со стороны тела, противоположной той, на которую обрушивался противник. Человеку, привыкшему, скажем, открывать калитку арапником, это может показаться противным природе, но на то имелись свои причины. Первое дело, это означало, что щит помещался в левой руке, так что противники встречались щитом к щиту, оставаясь полностью прикрытыми. А кроме того, это означало, что человека можно было сбросить с коня, нанеся ему после широкого пологого замаха удар наконечником или ратовищем, — если вы не чувствовали себя достаточно уверенным для того, чтобы прямо бить острием. Пологий удар был наипростейшим или же требующим наименьшего искусства турнирным ударом.

Добрые бойцы, вроде Ланселота или Тристрама, всегда предпочитали удар острием, потому что возможность нанести его возникала прежде всякой иной, хотя для неумелой руки и возможность промахнуться была немалой. Если один из рыцарей нападал, отведя копье, чтобы выбить противника из седла, другой, с копьем, нацеленным прямо, мог свалить его, сблизясь на длину копья, и еще до того, как противник толком замахнется.

Теперь о том, как должно держать копье для прямого удара. Никакого нет достоинства в том, чтобы, скорчась в седле и крепко вцепившись в копье, напрягаться в ожидании жесткого столкновения, ибо если вы так его держите, острие болтается вверх-вниз при каждом движении вашего громыхающего коня, и вы почти наверняка промахнетесь. Напротив, сидеть в седле надлежит свободно, копье же держать легко, балансируя его согласно движеньям коня. И лишь перед самым ударом должно сжать коленями конские бока, весь свой вес бросить вперед и копье ухватить покрепче, не двумя пальцами (указательным и большим), а всей ладонью, и прижать правый локоть к боку, поддерживая древко копья.

Теперь о длине копья. Ясно, что человек с копьем длиною в сто ярдов сшибет противника с копьем длиною в десять или двенадцать футов еще до того, как последний к нему приблизится. Однако изготовить копье длиной в сто ярдов невозможно, а коли и изготовишь, так не утащишь. Турнирному бойцу следует установить для себя наибольшую длину копья, с которой он способен управиться на самой большой скорости, а там уж этой длины и держаться. У сэра Ланселота, который объявится вскоре после того, как мы завершим эту часть нашего повествования, имелись копья разных размеров, и он всегда требовал, чтобы ему подали Большое Копье или То, Что Поменьше, — по обстоятельствам.

Теперь о том, в какое место должно разить врага. В оружейной Замка Дикого Леса висело большое изображение рыцаря в доспехах, на коем кружками обозначены были уязвимые точки. Точки эти менялись в зависимости от вида доспехов, так что прежде чем наскакивать на противника, надлежало его изучить и избрать одну из них. Хорошие оружейники, — лучшие жили в Уоррингтоне, да и посейчас живут близ него, — особливо старались, чтобы перед и места соединения изготавливаемых ими доспехов были покатыми, тогда острие копья с них соскальзывало. Любопытно, что щиты готических доспехов тяготели скорее к вогнутости. Предпочтительнее было, чтобы острие копья не покидало щита, потому что иначе оно могло, соскользнув вверх или вниз, попасть в какое-либо уязвимое место на латах. Вообще же наилучшим для удара местом считался самый гребень турнирного шлема, — то есть, если его обладатель был достаточно тщеславен, чтобы увенчать себя большим металлическим гребнем, в чьих складках и украшениях острие копья находило себе готовое пристанище. Тщеславных обладателей таких гребней, украшенных медведями, драконами, а то еще кораблями да замками, имелось предостаточно, но сэр Ланселот всегда ограничивался гладким шлемом, — разве что прицеплял к нему пучок перьев, не способный задержать копье, или (был один такой случай) тонкий дамский рукав.

Слишком долго было бы входить во все интересные подробности истинного турнирного искусства, которые полагалось заучивать мальчикам, ибо в те дни имело смысл быть основательным и всесторонним знатоком своего ремесла. Надлежало знать, какая древесина лучше пригодна для изготовления копий и почему, надлежало знать даже, как ее обрабатывать, чтобы копья не трескались и не коробились. Существовала тьма спорных вопросов по части вооружения и доспехов и следовало разбираться во всех.

У самых стен замка сэра Эктора лежало поле для конных турниров, хотя турниров здесь не проводили с тех самых пор, как родился Кэй. То был зеленый луг с коротко подстриженной травой, окруженный широкими муравчатыми валами, удобными для разбивки шатров. Вдоль одной его стороны стояла на сваях старая деревянная трибуна, предназначенная для дам. Ныне поле использовалось лишь для занятий по турнирному делу, поэтому на одном его конце установили мишень для упражнений с копьем, а на другом — кольцо. Деревянная мишень изображала сарацина на колу. Сарацин имел ярко-синюю физиономию, красную бороду и злющие зенки. В левой руке он держал щит, а в правой плоский деревянный меч. Если ты попадал ему копьем в середину лба, все было отлично, но если копье ударяло в щит или еще куда-либо справа или слева от средней линии, он очень шустро проворачивался и, как правило, успевал огреть тебя мечом, пока ты, пригнувшись, проскакивал мимо. Кое-где краска на нем облупилась, а над правым глазом торчали размозженные щепки. Кольцо же представляло собой обычное железное кольцо, свисавшее на веревке с некоего подобия виселицы. Если тебе удавалось поддеть его острием, веревка рвалась, и ты мог гордо проехаться с кольцом на копье.

В тот день немного похолодало, ибо почти уже завиделась осень. Мальчики вышли на турнирное поле вместе с каптенармусом и Мерлином. Каптенармус, или сержант-оружейник, был негнущимся, бледным, поскакивающим на ходу господином с навощенными усами. Он всегда расхаживал, выпятив грудь, словно зобастый голубь, и при всякой возможности выкрикивал: «По счету „Раз»…». Живот он старательно втягивал, ценою немалых усилий, и часто спотыкался, поскольку грудь не позволяла ему увидеть, что там у него под ногами. Еще он постоянно поигрывал мышцами, к немалому раздражению Мерлина.

Варт лежал рядом с Мерлином в тени трибуны и скреб кожу, раздраженную краснотелками, которых всегда так много в пору жатвы. Зазубренные серпы лишь недавно завершили свои труды, и пшеница стояла в копнах о восьми снопах каждая посреди высокой тогдашней стерни. Кожа у Варта все еще зудела. К тому же у него были ободраны плечи и горело ухо — следствие неудачных выпадов по мишени, ибо учебные упражнения выполнялись, разумеется, без доспехов. Варт радовался тому, что теперь настала очередь Кэю все это сносить, и, полусонный, лежал в тени, подремывая, почесываясь, подрагивая, как собака, и лишь отчасти забавляясь происходящим на поле.

Мерлин сидел, поворотясь спиной ко всем атлетическим игрищам, и упражнялся в заклинании, которое он призабыл. Заклинание предназначалось для того, чтобы заставить сержантовы усы распрямиться, но почему-то распрямляло только один ус, да и того сержант не замечал. Всякий раз, как Мерлин произносил заклинание, сержант машинально вновь подкручивал ус, а Мерлин говорил: «Вот черт!» и начинал сначала. Один раз он ошибся, и у сержанта вдруг захлопали уши, отчего тот испуганно посмотрел на небо.

С дальнего края турнирного поля плыл по тихому воздуху голос сержанта.

— Не то, не то, мастер Кэй, совсем не то. Не пойдет. Не пойдет. Копье надо держать между большим и указательным пальцами правой руки, а щит — в линию со швом на штанах…

Варт потер ободранное ухо и вздохнул.

— О чем это ты горюешь?

— Я не горюю, я думаю.

— О чем же ты думаешь?

— Да так, ни о чем в особенности. Я думал, что вот Кэй учится на рыцаря.

— Есть о чем горевать, — с жаром воскликнул Мерлин. — Куча безмозглых единорогов чванятся своей образованностью лишь потому, что умеют спихнуть один другого палкой с коня! Ну, просто сил никаких нет! Да тот же сэр Эктор, я уверен, с куда большей радостью взял бы вам в наставники какого-нибудь дурацкого турнирного тренера, только и умеющего, что болтать кулачищами на манер человекообразной обезьяны, чем прославленного своей неподкупностью мага с международной репутацией и первоклассными почетными степенями всех европейских университетов. Вся беда норманнской аристократии в том, что она попросту помешалась на играх, вот именно, попросту помешалась.

Он гневно умолк и нарочно заставил сержантовы уши хлопнуть дважды, в унисон.

— Да я, в общем, думал-то не об этом, — сказал Варт. — Я думал о том, как здорово было бы стать рыцарем, вроде Кэя.

— Ну, так ты им скоро и станешь, разве нет? — раздраженно спросил старик.

Варт не ответил.

— Разве нет?

Мерлин обернулся и сквозь очки вгляделся в мальчика.

— Ну, а теперь в чем дело? — ядовито осведомился он. Осмотр показал, что его ученик старается не расплакаться, и если обратиться к нему участливым тоном, мальчик не выдержит и разревется.

— Не буду я рыцарем, — холодно ответил Варт. Мерлинов трюк сработал, и плакать Варту уже не хотелось: ему хотелось чем-нибудь тюкнуть Мерлина. — Не буду я рыцарем, потому что я не настоящий сын сэра Эктора. Это Кэя посвятят в рыцари, а я буду его оруженосцем.

Мерлин вновь повернулся к нему спиной, но глаза его за очками сверкали.

— Вот горе-то, — сказал он без сострадания. Варта прорвало, он высказывал вслух все свои потаенные мысли.

— Да, — закричал он, — а если бы у меня были настоящие отец и мать, я бы тогда мог стать странствующим рыцарем.

— И что бы ты тогда делал?

— Я бы тогда завел великолепные доспехи и несколько дюжин копий, и вороного коня высотой в восемнадцать ладоней, и назвался бы Черным Рыцарем. И я бы встал у источника или у брода, или еще где-нибудь и заставлял бы всех честных рыцарей, подъезжающих туда, сражаться со мной во славу наших дам, и всех бы их сбрасывал с коней, так что они падали бы на землю страшным падением, а я бы их потом отпускал. И я бы весь год жил под открытым небом, в шатре, и никогда б ничего не делал, а только сражался на копьях и странствовал в поисках подвигов, и получал бы призы на турнирах, и даже не сказал бы никому моего имени.

— Твоей жене такая жизнь вряд ли понравилась бы.

— Да ну, я и не собираюсь жениться. По-моему, они дуры.

— Хотя возлюбленной дамой пришлось бы обзавестись, — неуверенно добавил будущий рыцарь, — чтобы я мог носить на шлеме знак ее благосклонности и совершать в ее честь подвиги.

Шмель, жужжа, пролетел между ними, под трибуну и снова на солнце.

— А ты хотел бы увидеть каких-нибудь настоящих странствующих рыцарей? — медленно спросил чародей. — Прямо сейчас, в образовательных целях?

— Еще бы! С тех пор как я себя помню, тут не было даже ни одного турнира.

— Я полагаю, это можно устроить.

— Ой, пожалуйста, устрой. Ты мог бы взять меня на турнир, как брал к рыбам.

— Я полагаю, это будет полезно для образования, — в определенном смысле.

— Еще как, — сказал Варт. — Я и придумать не могу ничего полезнее для образования, чем сражение каких-нибудь настоящих рыцарей. Ой, ну, пожалуйста, сделай это.

— Ты предпочел бы какого-нибудь определенного рыцаря?

— Короля Пеллинора, — сразу ответил Варт. Со времени их странной встречи в лесу он питал слабость к этому джентльмену.

Мерлин сказал:

— Ну что же, он вполне подойдет. Вытяни руки вдоль тела и расслабь мышцы. Cabricias arci thuram, catalamus, singulariter, nominativa, haec musa. Закрой глаза и не открывай. Bonus, Bona, Bonum. Поехали. Deus Sanctus, est-ne oratio Latinas? Etiam, oui, quare? Pourquoi? Quai substantivo et adjectivum concordat in generi, numerum et casus. Приехали.

Пока продолжались заклинания, Варт испытывал довольно странные ощущения. Поначалу он слышал, как сержант кричит Кэю: «Не так, не так, ноги держи книзу и раскачивай тело от бедер». Затем эти слова стали все удаляться и удаляться, как если бы он смотрел себе на ноги с другого конца подзорной трубы, и принялись завиваться в конус, словно бы оказавшись на узком донышке смерча, который засасывал его самого, поднимая на воздух. Затем остался лишь громкий кружащийся шум — рев и шипение, — разросшиеся в истинный ураган, и ему начало казаться, что он этого больше не вынесет. Наконец наступила полная тишь, и Мерлин сказал: «Приехали». Заняло все это примерно столько же времени, сколько нужно шутихе ценою в шесть пенсов, чтобы взвиться с неистовым свистом и, достигнув положенной ей высоты, поворотить назад и рассыпаться дробным громом и цветастыми звездами. Глаза он открыл в ту минуту, когда можно было б услышать, как незримый патрончик ударяется оземь.

Они лежали под буком в Диком Лесу.

— Приехали, — повторил Мерлин. — Вставай, отряхнись.

— А вон там, насколько я понимаю, — продолжал волшебник довольным тоном (ибо на сей раз заклинание сработало без сучка и задоринки), — твой друг, Король Пеллинор скачет к нам через поле брани.

— Здравствуйте, здравствуйте, — кричал Король Пеллинор, и забрало его то взлетало, то падало. — Да никак это, я говорю, молодой человек с периной из перьев, не так ли, что?

— Я самый, — сказал Варт. — И я очень рад вас видеть. Удалось вам настигнуть зверя?

— Нет, — сказал Король Пеллинор. — Зверя не удалось. Ох, да ко мне же, ко мне, ищейка, и оставь этот куст в покое. Куш! Куш! Противная, противная! Видишь, она опять сбилась со следа, что? Страшно интересуется кроликами. Говорю тебе, нету там никого, дурацкая ты собака. Куш! Куш! Брось его, брось! Ну же, к ноге, к ноге, тебе говорят! Нипочем не идет к ноге, — прибавил он.

В это мгновение псина выгнала из куста фазана, и тот с оглушительным стрекотом взвился, а собака до того взволновалась, что раза три или четыре обежала вместе с веревкой вокруг хозяина, задыхаясь при этом, как в приступе астмы. Конь Короля Пеллинора терпеливо стоял, пока веревка опутывала его ноги, и Мерлину с Вартом пришлось изловить ищейку и отмотать ее вспять, прежде чем они смогли продолжить беседу.

— Да, ну вот, — промолвил Король Пеллинор, — премного обязан, большое спасибо. А ты не познакомишь меня со своим другом, что?

— Это мой наставник, Мерлин, великий волшебник.

— Как поживаете? — сказал Король. — Всегда рад встрече с волшебником. Собственно, рад всякой встрече. Позволяет, знаете, скоротать время, что? когда выезжаешь на поиски.

— Рад, — сказал Мерлин самым своим таинственным тоном.

— Рад, — ответил Король, торопясь произвести хорошее впечатление.

Они обменялись рукопожатием.

— Вы сказали «рад» или «град»? — занервничал вдруг Король и стал озираться. — Я-то сам думал, погода останется ясная.

— Это он просто так, поздоровался, — пояснил Варт.

— А, да, здравствуйте.

Они еще раз пожали друг другу руки.

— Хороший денек, — сказал Король Пеллинор. — А как, на ваш взгляд, погода сегодня?

— По-моему, смахивает на антициклон.

— А, да, — сказал Король. — Антициклон. Ну, я, пожалуй, поеду.

Короля колотила крупная дрожь, он несколько раз поднял и опустил забрало, откашлялся, завязал поводья узлом, воскликнул «Если позволите?», — вообще ясно было, что его подмывает поскорее убраться отсюда.

— Он занимается белой магией, — сказал Варт. — Не надо его бояться. Он, ваше величество, мой лучший друг и к тому же он вечно путается в своих заклинаниях.

— А, да, — сказал Король Пеллинор. — Белая магия, что? Тесен мир, не так ли? Как поживаете?

— Рад, — сказал Мерлин.

— Рад, — сказал Король Пеллинор.

И они в третий раз пожали друг другу руки.

— На вашем месте я бы не спешил уезжать, — сказал чародей. — Сюда скачет сэр Груммор Груммурсум, намереваясь вызвать вас на поединок.

— Нет, правда? Сэр Как-вы-сказали спешит сюда, чтобы вызвать меня?

— Несомненно.

— И хороший наездник?

— Я думаю, вы составите равную пару.

— Да, должен сказать, — воскликнул Король Пеллинор. — Уж быть граду, так семь ден кряду.

— Рад, — сказал Мерлин.

— Рад, — сказал Король Пеллинор.

— Рад, — сказал Варт.

— По правде сказать, я что-то устал от рукопожатий, — объявил монарх. — Давайте считать, что мы уже познакомились.

— А что, — спросил Варт, спеша переменить тему, — сэр Груммор Груммурсум и вправду скачет сюда, чтобы вызвать Короля Пеллинора на битву?

— А взгляните-ка вон туда, — ответил Мерлин, и оба посмотрели в ту сторону, куда указал его палец.

По поляне в полных боевых доспехах галопом скакал сэр Груммор Груммурсум. Вместо обычного шлема с забралом он облачился в настоящий турнирный шлем, похожий на ведерко для угля, шлем подпрыгивал вверх-вниз и громко лязгал. Он распевал свою старую школьную песню:

С тобою закуемся В доспехи до макушки — В крови у нас охота Противустать друг дружке! Навстречу! Навстречу! Навстречу! Сшибемся — и «дзынь!» щиты! Навстречу! Навстречу! Навстречу! И помыслы чисты![2]Перевод С. Степанова.

— О, Господи, — воскликнул Король Пелли-нор. — Я уж два месяца толком не бился, а прошлой зимой на турнире получил восемнадцать предупреждений. Они как раз ввели новые правила.

Пока он это рассказывал, подъехал сэр Груммор. Он сразу узнал Варта.

— Приветик, — сказал сэр Груммор. — Ты ведь мальчишка сэра Эктора, так? А этот, в смешной шляпе, кто таков?

— Это мой наставник, — поспешно сказал Варт. — Мерлин, волшебник.

Сэр Груммор взглянул на Мерлина, — в те дни волшебники почитались истинным рыцарством за людей второго разбора, — и холодно сказал:

— Ах, волшебник. Как поживаете?

— А это Король Пеллинор, — сказал Варт. — Сэр Груммор Груммурсум — Король Пеллинор.

— Как поживаете? — осведомился сэр Груммор.

— Град, — сказал Король Пеллинор. — Нет, то есть я хотел сказать, града не будет, верно?

— Хороший денек, — сказал сэр Груммор.

— Да, денек неплохой, не правда ли, что?

— Охотились сегодня?

— О, да, спасибо. Знаете, все время охочусь. На Искомого Зверя.

— Интересная работа, очень.

— Да, интересная. Не хотите взглянуть на катыши?

— Клянусь Юпитером, конечно! Люблю разглядывать катыши.

— Самые лучшие у меня дома, но и эти неплохи, право.

— Да благословит Господь мою душу. Так это и есть его катыши?

— Ну да, его.

— Интересные катыши.

— Да, очень интересные, правда? Только немного надоедают, — добавил Король Пеллинор.

— Так-так. А денек-то хороший, верно?

— Да, денек в общем хороший.

— Так, может, нам тогда сразиться, а, как?

— Да, по-моему, неплохо бы сразиться, — сказал Король Пеллинор, — нет, право.

— А из-за чего будем драться?

— Ну, как обычно, я думаю. Кто-нибудь, окажите любезность, помогите мне с этим шлемом.

В общем-то помогать пришлось всем троим, ибо при том количестве винтов, которые следовало вывинтить, гаек, которые надлежало ослабить, и болтов, которые Король, одеваясь поутру, впопыхах засадил не в ту резьбу, задача извлечения его из дорожного шлема и облачения в боевой превратилась в праздник технической мысли. Шлем был огромный, вроде газгольдера, выложенный изнутри двумя слоями кожи и трехдюймовым слоем соломы.

Приведя себя в состояние готовности, рыцари разъехались по разным краям поляны и затем съехались в середине ее.

— Честный рыцарь, — сказал Король Пеллинор, — прошу тебя, назови мне твое имя.

— Оно касается только меня, — ответил сэр Груммор положенной формулой.

— Сие неучтиво сказано, — сказал Король Пеллинор, — что? Ибо ни единый рыцарь не страшится открыто назвать свое имя, когда не имеет причины стыдиться его.

— Что до этого, то я считаю за лучшее, чтобы ты покуда не знал моего имени, так что не спрашивай.

— Тогда ты должен встать, чтобы сразиться со мной, неверный рыцарь.

— А вы не ошиблись, Пеллинор? — осведомился сэр Груммор. — По-моему, тут должно быть «тогда становись».

— О, виноват, сэр Груммор. Да, конечно, именно так. Тогда становись, чтобы сразиться со мной, неверный рыцарь.

И не тратя дальнейших слов, два джентльмена вернулись на противоположные концы поляны, уперли копья в седельные упоры и изготовились к предварительной сшибке.

— Пожалуй, нам лучше залезть на дерево, — сказал Мерлин. — Никогда не знаешь, что может случиться в таком поединке.

Они вскарабкались на большой бук с удобными, торчавшими во все стороны ветвями, и Варт обосновался на высоте футов в пятнадцать, поближе к концу гладкого сука, откуда он мог хорошо все видеть. Нигде не сидится так уютно, как на буке.

Чтобы как следует представить себе разыгравшуюся там ужасную битву, необходимо знать одну вещь. В ту пору (или, во всяком случае, в пору самых тяжелых доспехов) полностью вооруженный рыцарь нес на себе столько железа, сколько весил сам, — а то и поболе. Совокупный его вес составлял обычно не меньше, чем двадцать два стоуна, иногда и до двадцати пяти. Это означало, что восседать ему приходилось на тихоходном, огромном тяжеловозе вроде нынешних фермерских, а собственные его движения настолько затруднялись грузом железа и разного рода набивочным материалом, что становились замедленными, словно в кино.

— Тронулись! — крикнул Варт и затаил дыхание.

Грузные кони пошли громыхающим шагом, медленно и величаво. Копья, до поры смотревшие в небо, склонились теперь к земле и нацелились друг на друга. Видно было, как Король Пеллинор и сэр Груммор изо всей мочи бухают пятками в бока своих коней, и через несколько минут великолепные животные уже переваливались, изображая рысь, от которой сотрясалась земля. Блям, драм, бум, бум — скакали кони, а оба рыцаря в унисон плюхали ногами и локтями, и немалая толика дневного света пробивалась между ними и их седлами. Затем темп переменился, конь сэра Груммора явно перешел на галоп. В следующую минуту то же самое проделал и конь Короля Пеллинора. Зрелище было страшное.

— О, Господи! — воскликнул Варт, устыдясь своей кровожадности, из-за которой сражаются здесь эти рыцари. — Как ты думаешь, они не поубивают друг друга?

— Опасный вид спорта, — сказал Мерлин, покачивая головой.

— Сейчас! — крикнул Варт.

С могучим лязгом железных копыт, от которого кровь стыла в жилах, всадники встретились. Копья их качнулись в нескольких дюймах от шлемов, — каждый выбрал сложный удар острием, — и их уже относило галопом в противоположные стороны. Сэр Груммор глубоко вогнал копье в ствол бука, на котором сидели зрители, и встал. Позади него Короля Пеллинора вместе с копьем совсем унесло из виду.

— Можно смотреть? — спросил Варт, в самый опасный момент закрывший глаза.

— Вполне, — сказал Мерлин. — Им потребуется кое-какое время, чтобы опять встать в позицию.

— Тпру, тпру, говорю! — далеко и глухо прокричал Король Пеллинор за можжевеловыми кустами.

— Эй, эй, Пеллинор! — прокричал сэр Груммор. — Вернись, дорогуша, я здесь.

Последовала долгая пауза, во время которой две сложных боевых установки приводили себя в порядок, и наконец Король Пеллинор занял место на конце поляны, противоположном тому, с какого он начал, а сэр Груммор оказался на его начальной позиции.

— Рыцарь-предатель! — крикнул сэр Груммор.

— Сдавайся, изменник, что? — крикнул Король Пеллинор.

Они снова наставили копья и с громом устремились в атаку.

— Ох, — сказал Варт, — хоть бы они не поранили друг друга.

Но тяжеловозы уже трудолюбиво трюхали один другому навстречу, и оба рыцаря одновременно решили нанести боковой удар. Каждый развернул копье справа налево, и прежде чем Варт успел сказать что-либо еще, послышался ужасный мелодический гром. Дзынь! — запели доспехи, словно моторный омнибус врезался в кузню, — и бойцы уже сидели бок о бок на зеленой траве, а кони их уносились галопом в противоположные стороны.

— Отличное падение, — сказал Мерлин.

Кони замедлили бег, — долг их был выполнен, и они принялись смирно щипать траву. Король Пеллинор и сэр Груммор сидели, глядя перед собой; под мышкой у каждого было на всякий случай зажато копье противника.

— Ну! — сказал Варт. — Вот так удар! Пока, по-моему, оба целы.

Сэр Груммор и Король Пеллинор с затруднением встали.

— Защищайся! — крикнул Король Пеллинор.

— Да спасет тебя Бог! — крикнул сэр Груммор. При этом они извлекли мечи и столь свирепо

рванулись вперед, что каждый, нанеся другому по шлему оставивший вмятину удар, плюхнулся наземь.

— Бах! — крикнул Король Пеллинор.

— Бух! — крикнул сэр Груммор.

— Милость Господня! — воскликнул Варт — Какое сражение!

Теперь рыцари осерчали, и битва возобновилась всерьез. Впрочем, это было не так уж и важно, ибо они, столь закованные в металл, не могли причинить друг другу большого вреда. Им требовалось столько времени, чтобы подняться, а нанесение удара, когда ты весишь восьмую часть тонны, дело настолько обременительное, что каждую стадию состязания легко было выделить и оценить.

На первой стадии Король Пеллинор и сэр Груммор примерно полчаса стояли один против другого и молотили друг друга по шлемам. Возможность имелась лишь для одного удара за раз, поэтому они использовали ее более или менее по очереди, — Король Пеллинор наносил удар, пока сэр Груммор замахивался, и наоборот. Поначалу, если один ронял меч или втыкал его в землю, другой обрушивал на него два или три дополнительных удара, пока его противник терпеливо нашаривал меч или пытался его вытянуть. Спустя какое-то время они освоились с ритмом и стали походить на механических игрушечных мужичков-дровосеков. Постепенно монотонность этого упражнения умиротворила их, потом они и вовсе заскучали.

Вторая стадия началась с перемены в порядке сражения, произведенной по обоюдному соглашению. Сэр Груммор потопал на один конец поляны, а Король Пеллинор грузно прошагал к другому. Там они развернулись и раз-другой покачались взад-вперед, чтобы как следует уравновеситься. Когда они наклонялись вперед, им приходилось совершать небольшую пробежку, чтобы справиться с весом, а чересчур наклоняясь назад, они падали навзничь. Таким образом, даже простая ходьба представляла собой задачу не из легких. Должным образом распределив свой вес, каждый немного сместил вперед центр тяжести, слегка нарушил равновесие и, чтобы не упасть, перешел на трусцу. Они сближались, словно два вепря.

Встретились они в середине поляны, грудь в грудь, с грохотом, какой бывает при крушении корабля, отскочили один от другого с густым колокольным звоном и рухнули, задыхаясь. Пыхтя, они пролежали несколько минут. Затем стали медленно подниматься на ноги, и было заметно, что оба опять осерчали.

Видимо, Король Пеллинор не только вышел из себя, но и несколько ошалел от удара. Он поднялся, поворотясь лицом не в ту сторону, и никак не мог отыскать сэра Груммора. Дело вполне извинительное, поскольку высматривать противника ему приходилось сквозь узкую щель, да и та располагалась в трех дюймах от его глаз — из-за набитой под шлем соломы. Но и при всем том вид у него был помраченный. Возможно, у него разбились очки. Сэр Грум-мор поспешил воспользоваться своим преимуществом.

— Получай! — крикнул сэр Груммор, обрушивая двумя руками удар на маковку неудачливого монарха, покамест тот ворочал головой, глядя в противоположную сторону.

Король Пеллинор мрачно поворотился, но противник оказался слишком быстр для него. Сэр Груммор, семеня, обежал Короля, по-прежнему оставаясь у него за спиной, и нанес ему еще один страшный удар по тому же самому месту.

— Где ты? — спросил Король Пеллинор.

— Здесь! — крикнул сэр Груммор и снова ударил его.

Бедный Король обернулся так быстро, как только мог, но сэр Груммор опять от него ускользнул.

— Ату его сзади! — крикнул сэр Груммор и долбанул еще раз.

— По-моему, ты невежа, — сказал Король Пеллинор.

— Хрясь! — ответил сэр Груммор и действительно хряснул.

Вследствие начального столкновения, все повторявшихся ударов по затылку и загадочного поведения противника Король Пеллинор на глазах терял разумение. Он покачивался взад-вперед под градом сыпавшихся на него ударов и слабо отмахивался руками.

— Бедный Король, — сказал Варт. — Не стоило бы его так молотить.

Как бы в ответ на его пожелание сэр Груммор прервал свои труды.

— Мира хочешь? — спросил он.

Король Пеллинор не ответил. Сэр Груммор отвесил ему еще одну плюху и сказал:

— Не скажешь «Мир», отрублю тебе голову.

— Не скажу, — промолвил Король. Дзынь! — лязгнул меч по его голове. Дзынь! — повторил он.

Дзынь! — в третий раз.

— Мир, — сказал, а вернее промямлил Король Пеллинор.

И затем, едва лишь сэр Груммор расслабился, упиваясь победой, Король развернулся, возопил во весь голос «Не мир!» и со всей силой толкнул его прямо в грудь.

Сэр Груммор повалился на спину.

— Ну! — воскликнул Варт. — Как он его надул! Я бы до этого не додумался!

Король Пеллинор поспешил усесться своей жертве на грудь, увеличив тем ее вес до четверти тонны и лишив всякой возможности двигаться, и начал отвязывать шлем сэра Груммора.

— Ты сказал «Мир»!

— А шепотом сказал «Не мир».

— Ты сжулил.

— А вот и нет.

— Невежа ты, вот ты кто.

— А вот и нет.

— А вот и да.

— А вот и нет.

— А вот и да.

— Я сказал «Не мир».

— Ты сказал «Мир».

— А вот и нет.

— А вот и да.

— А вот и нет.

— А вот и да.

К этому времени шлем сэра Груммора был уже снят, и показалась его голова, гневно взиравшая на Короля Пеллинора. Лицо у него было совершенно багровое.

— Сдавайся, ты, изменник, — сказал Король.

— Не сдамся, — сказал сэр Груммор.

— Ты должен сдаться, не то я отрублю тебе голову.

— Ну и руби.

— Да ладно тебе, — сказал Король. — Ты же знаешь, что должен сдаваться, когда с тебя сняли шлем.

— Это не считается.

— Ну, так я отрублю тебе голову.

— Ну и руби, мне все равно.

Король угрожающе помахал занесенным мечом.

— Давай, продолжай, — сказал сэр Груммор, — а я посмотрю.

Король опустил меч и сказал:

— Ох, говорю же, сдавайся, пожалуйста.

— Сам сдавайся, — сказал сэр Груммор.

— Как же я сдамся? Ведь это все-таки я на тебе сижу, ведь верно, что?

— Ну и что, я нарочно поддался.

— Ох, ну брось, Груммор. По-моему, ты невежа, что не сдаешься. Ты же отлично знаешь, что я не могу отрубить тебе голову.

— Не стану я сдаваться мошеннику, который сказал «мир», а после дерется.

— Я не мошенник.

— Мошенник и есть.

— Нет, я не мошенник.

— Вот именно, что мошенник.

— А вот и нет.

— А вот и да.

— Ну, хорошо, — сказал Король Пеллинор. — Тогда вставай, надевай свой шлем и будем драться. Я никому не позволю обзываться мошенником.

— Мошенник! — сказал сэр Груммор.

Оба поднялись и стали возиться с шлемом, шипя «А вот и нет» — «А вот и да», пока не приладили его как положено. Затем они разошлись по краям поляны, качнулись вперед, перенося вес на пальцы ног, и понеслись один на другого, гремя и лязгая, словно два сбежавших трамвая.

К несчастью, оба уже озлились настолько, что утратили всякую бдительность и в своем неистовстве проскочили один мимо другого. Инерция, накопленная их доспехами, была чересчур велика, чтобы они сумели остановиться еще до того, как изящно разминулись, поэтому они принялись маневрировать и в результате совсем потеряли друг друга из виду. Смотреть на них было забавно, потому что Король Пеллинор, уже однажды пойманный сзади, все время вертелся, заглядывая себе за спину, и сэр Груммор, поскольку он сам использовал эту военную хитрость, проделывал то же самое. Так они проблуждали минут примерно с пяток, замирая, прислушиваясь, лязгая, пригибаясь, крадясь, вглядываясь, ступая на цыпочках, и время от времени наугад отмахиваясь от якобы подобравшегося сзади врага. Один раз они сблизились на несколько футов, постояли спиной к спине и, крадучись, с бесконечными предосторожностями разошлись в свою сторону каждый, а еще один раз Король Пеллинор зацепил сэра Груммора, отмахнувшись мечом назад, и оба мгновенно оборотились, но до того уже навертелись, что у них закружились головы, и они опять потеряли друг друга.

Через пять минут сэр Груммор сказал:

— Ладно, Пеллинор. Кончай прятаться. Я все равно тебя вижу.

— Я вовсе не прячусь, — возмущенно воскликнул Король Пеллинор. — Ну, где я?

Так они и отыскали друг друга и сошлись поближе, лицом к лицу.

— Невежа, — сказал сэр Груммор.

— Как же, — сказал Король Пеллинор.

Они развернулись и пошли по своим углам, полные негодования.

— Мошенник, — проорал сэр Груммор.

— Бандит, — проорал Король Пеллинор.

И с этими словами они собрали все силы для решающей встречи, наклонились, опустили головы, словно два бодливых козла, и буквально рванулись вперед, к последнему столкновению. Увы, прицел их оказался неверен. Они разминулись почти на пять ярдов, пронеслись на всех парах, делая по меньшей мере восемь узлов, как корабли, что безмолвно минуют друг друга в ночи, и покатили дальше навстречу своей судьбе. В тщетных усилиях затормозить оба рыцаря замахали руками вперед, как ветряные мельницы. Оба продолжали бежать с неубывающей скоростью. Затем сэр Груммор головой протаранил бук, на котором сидел Варт, а Король Пеллинор столкнулся с каштаном, что рос на другом краю поляны. Деревья дрогнули, лес зазвенел. Черные дрозды и белки подняли крик, и на полмили вокруг лесные голуби сорвались с гнезд. Ненадолго (можно было бы досчитать до трех) рыцари застыли по стойке смирно. Потом, с последним единогласным мелодическим звоном, оба навзничь пали на роковую траву.

— Оглушены, — сказал Мерлин. — Насколько могу судить.

— Вот несчастье, — сказал Варт. — Может, мы слезем, поможем им.

— Мы могли бы облить им головы водой, — рассудительно произнес Мерлин, — если бы тут имелась вода. Не думаю, впрочем, что они нам скажут спасибо, когда у них заржавеют доспехи. С ними все будет в порядке. К тому же нам пора возвращаться домой.

— Но они, может быть, умерли!

— Они не умерли, я знаю. Через минуту-другую они очнутся и поедут домой обедать.

— У бедного Короля Пеллинора нет дома.

— Ну, значит, сэр Груммор пригласит его к себе ночевать. Когда они придут в себя, они уже будут лучшими друзьями. Да и всегда ими были.

— Ты думаешь?

— Мой милый мальчик, я знаю. Закрой глаза, мы отправляемся.

Варт подчинился высшей мудрости Мерлина.

— А как ты думаешь, — спросил он с закрытыми глазами, — у этого сэра Груммора есть перина?

— Наверное, есть.

— Ну, ладно, — сказал Варт. — Это будет хорошо для Короля Пеллинора, пусть даже его оглушили.

Прозвучали латинские слова, и свершились тайные пассы. Воронка свистящего шума и пространства приняла их в себя. Через две секунды они лежали под трибуной, и голос сержанта звал с другого конца турнирного поля: «А ну-ка, мастер Арт, а ну-ка. Хватит вам уже лодырничать. Выходите-ка с мастером Кэем на солнышко, раз-два, раз-два, да посмотрите, что такое настоящий турнир».