Онлайн чтение книги «Морская волшебница», или Бороздящий Океаны The Water-Witch: or the Skimmer of the Seas
Глава X

Выражение лица незнакомца изменилось, как только он остался один. Его взгляд, прежде такой дерзкий и самоуверенный, снова стал ласковым и даже задумчивым, скользя по различным изящным вещам, служившим усладой красавице Алиде. Затем незнакомец поднялся с места, прикоснулся к струнам лютни и, словно испугавшись мелодичного звона, отпрянул назад. Казалось, он позабыл о деле, которое привело его сюда, и всецело отдался новому, более свежему интересу. Если бы кто-нибудь увидел, с каким волнением пришелец рассматривал окружавшие его предметы, он бы решил, что именно они привлекли его сюда. Во взгляде и в мягких чертах его лица было так мало грубости, присущей людям его профессии, что можно было подумать, будто природа одарила его такой внешностью для того, чтобы восторжествовал обман. Если в его манерах и проскальзывали порой резкость и пренебрежение, то это казалось скорее притворством, чем проявлением естественных наклонностей, и даже нарушение правил приличия во время беседы с олдерменом сочеталось со сдержанностью, которая странно противоречила его натуре.

С другой стороны, было бы неверно утверждать, что Алида де Барбери не догадывалась о роде занятий гостя. Растленность, которой неизбежно отмечается всякое безответственное правление, а также врожденное безразличие господина к судьбе своих подчиненных привели к тому, что почти на все почетные и прибыльные посты в колониях английское правительство назначало разорившихся и развращенных представителей знати или тех, кто обладал обширными связями. Провинции Нью-Йорк в этом отношении особенно не повезло. После того как Карл подарил ее своему брату, наследнику престола, Нью-Йорк лишился защиты хартий и привилегий, которые были гарантированы большинству американских губернаторств. Провинция непосредственно подчинялась короне, и в течение длительного времени на жителей Нью-Йорка смотрели как на покоренный народ другой расы, с которым завоеватели считались куда меньше, чем со своим собственным. К беззакониям, творимым над населением Западного полушария, в те времена относились так легко, что даже грабительские экспедиции Дрейкаnote 69Фрэнсис Дрейк (1545 — 1595) — английский мореплаватель; совершал пиратские набеги у берегов Америки и Африки. Первым после Магеллана совершил кругосветное плавание. и ему подобных против обитателей стран, расположенных южнее, не считались позором и не пятнали родовых гербов. Более того: королева Елизавета щедро осыпала почестями и милостями людей, которых в наши дни сочли бы флибустьерами. Короче говоря, система насилия и лицемерия, начавшаяся с подарков Фердинанда и Изабеллыnote 70Фердинанд и Изабелла — с 1471 года король и королева Кастилии. При них были снаряжены экспедиции Колумба. и папских булл, продолжала существовать с теми или иными видоизменениями до тех пор, пока потомки прямодушных и доброжелательных людей, населявших Союз, не взяли бразды правления в свои руки и не провозгласили новые политические нормы, которые до этого столь же мало уважали, как и понимали.

Алида знала, что и граф Белламонтский, и тот растленный представитель знати, который уже был представлен читателю в начале нашего повествования, поощряли куда более вопиющие деяния на морях, нежели любая контрабанда; неудивительно поэтому, что Алида имела причины не верить в законность некоторых коммерческих операций своего дядюшки, но это не слишком огорчало ее. Однако ее подозрения были весьма далеки от истины, так как трудно было представить себе моряка, более не похожего на контрабандиста, чем тот, с которым она столь неожиданно столкнулась.

Возможно, обаяние голоса и облика человека, столь щедро одаренного природой, также повлияло на решение Алиды вернуться. Во всяком случае, немного времени спустя она переступила порог гостиной скорее с любопытно-удивленным, нежели недовольным видом.

— Моя племянница узнала, что ты прибыл из Старого Света, любезный Бурун, — произнес осторожный олдермен, входя в комнату в сопровождении Алиды, — а в душе она прежде всего женщина! Разве сможет она простить, если какая-нибудь девушка на Манхаттане увидит наряды, которые ты привез, прежде чем она даст им оценку!

— Я не смею и мечтать о более справедливом и беспристрастном судье, — отозвался контрабандист, небрежным и изящным жестом приподнимая головной убор. — У меня есть шелка, вытканные в Тоскане, и лионская парча, которой могут позавидовать модницы Ломбардии и Франции. Ленты всех цветов и оттенков и кружева, столь же прекрасные, как резные украшения богатейших соборов вашей Фландрии!

— Ты много путешествовал для своих лет, милейший Бурун, и судишь о странах и обычаях со знанием дела, — сказал олдермен. — Но каковы цены на все эти сокровища? Ты знаешь, как долго тянется война, и конца ей еще не видно; германское притязание на престол и последнее землетрясение в стране расшатали цены и вынуждают нас, заботливых бюргеров, быть осторожными в торговле. Не справлялся ли ты о цене на лошадей, когда был в Голландии?

— Они там ничего не стоят. Что же касается цен на мои товары, то ты знаешь — они без запроса. Я не терплю, когда друзья торгуются.

— Это заблуждение, милейший Бурун. Мудрый купец всегда следит за состоянием рынка, и ты достаточно опытен, чтобы знать, что шустрый шестипенсовик множится быстрее медлительного шиллинга. Пока маленький снежок докатится до подножия горы, он станет огромным снежным комом. Товары, что приобретаются без труда, так же легко сбываются. Выгодные сделки заключаются быстро. Ты ведь знаешь нашу Йоркскую поговорку: «Первое предложение самое выгодное».

— Кто хочет, тот купит, а кто любит свое золото больше прекрасных кружев, роскошных шелков и тугой парчи, пусть спит, сунув кошелек под подушку. Многие сгорают от нетерпения взглянуть на мои товары, а я пересек Атлантику не для того, чтобы сбыть их по дешевке.

— Дядюшка, — с трепетом произнесла Алида, — ведь мы не можем судить о качестве товаров любезного Буруна, не взглянув на них. Надеюсь, он захватил с собой хотя бы образцы?

— Торговля и дружба! — пробормотал Миндерт. — Что толку в установившихся связях, если они могут порваться из-за просьбы чуть уступить в цене! Выкладывай свой товар, господин Упрямец; ручаюсь, что твои фасоны либо давно вышли из моды, либо попорчены из-за неряшливости матросов. Во всяком случае, мы будем благодарны, если ты покажешь их.

— Как вам будет угодно, — ответил моряк. — Тюки лежат на причале под присмотром верного Румпеля, но, если вы сомневаетесь в качестве товаров, не стоит и ходить.

— Пойдем, пойдем, — поправляя парик и снимая очки, проговорил олдермен. — Разве можно обижать старого компаньона отказом посмотреть образчики его товаров! Я следую за тобой, любезнейший Бурун, так уж и быть, посмотрю на товары, хотя долгая война, преизбыток пушнины, обилие урожаев за последние годы и полное затишье в районах рудников привели к застою в торговле. Однако я пойду, чтобы ты не говорил, будто я в грош не ставлю твои интересы. Все же твой Румпель мог бы быть и поосторожнее! Ох и заставил он меня сегодня натерпеться страха, какого не припомню со дня банкротства фирмы ван Холта, Баланса и Лиддла!

Торопясь выказать уважение к интересам гостя, упрямый олдермен вышел из комнаты и закончил речь уже за дверью.

— Мне едва ли пристало показываться в обществе матросов и всех тех, кто сторожит ваши товары, — колеблясь и в то же время любопытствуя, произнесла Алида.

— Этого легко избежать, — ответил моряк. — Я имею при себе образчики всего, что может понравиться вам. Но к чему такая спешка? Ночь только начинается, и олдермену потребуется немало времени для того, чтобы решить, покупать или не покупать товары по цене, которую ему назовут мои люди. Я только что вернулся из плавания, прелестная Алида, и вы не можете себе представить, какое для меня удовольствие находиться в обществе женщины.

Сама не понимая почему, Алида отступила назад; ее рука невольно потянулась к сонетке, но девушка тут же опомнилась и попыталась скрыть охватившую ее тревогу.

— Мне кажется, я не так страшен, чтобы бояться меня, — иронически улыбнувшись, продолжал удивительный контрабандист; в его голосе звучала печаль, вновь овладевшая им. — Ну звоните, звоните, и пусть слуги успокоят ваши страхи, столь естественные для прекрасного пола и потому столь милые для мужчин. Позвольте мне дернуть за шнур? Ваша маленькая ручка слишком сильно дрожит для этого.

— Никто не отзовется на звонок, все давно спят… Может, все же лучше пойти и посмотреть содержимое ваших тюков?

Странный посетитель, доставивший Алиде столько тревожных минут, бросил на нее ласковый и задумчивый взгляд.

— Таковы они все, пока не столкнутся с неприветливым и развращенным светом! — скорее прошептал, нежели проговорил он. — Если бы они всегда оставались такими! В вас редкое сочетание женских слабостей и решительности мужчины, прекрасная Алида, но поверьте, — и он приложил руку к сердцу с серьезностью, свидетельствовавшей о его искренности, — скорее небо упадет на землю, чем мои подчиненные словом или делом обидят вас. Не пугайтесь, сейчас я подам знак человеку и покажу интересующие вас образцы.

С этими словами он приложил к губам маленький серебряный свисток и тихо свистнул, сделав успокаивающий жест. Спустя полминуты в кустах послышался шорох, сменившийся настороженной тишиной, а затем какой-то темный предмет влетел в окно и с глухим стуком покатился по полу.

— Вот наши товары, и я уверен, что мы сойдемся в цене, — заключил моряк по имени Бурун, развязывая небольшой тюк, который, казалось, очутился в гостиной без помощи человеческих рук. — Эти товары явятся залогом наших дружеских отношений. Не бойтесь, подойдите и посмотрите их. Вы найдете тут многое, что вознаградит вас за все волнения.

Тюк был развязан, и, так как его владелец оказался поразительно осведомленным во всем, что касалось женского вкуса, Алида была не в силах противостоять соблазну. Куда делась ее сдержанность! Не успел владелец всех этих сокровищ вынуть из тюка и половину его содержимого, как руки наследницы олдермена ван Беверута принялись деятельно помогать контрабандисту, извлекая на свет божий все новые и новые товары.

— Это материя из Ломбардии, — говорил он, довольный тем, что завоевал доверие своей прекрасной клиентки. — Полюбуйтесь, как она богата, цветиста и пестра, совсем как ее родина. Будто все лозы и растения плодородной Ломбардии запечатлелись в этом произведении ткацкого искусства. Эта ткань достойна занять место в любом гардеробе. Взгляните, она бесконечна, как равнины, вскормившие овец, из шерсти которых выделывается эта ткань. Я продал много такой ткани английским дамам, не погнушавшимся снизойти до торга с человеком, который рискует ради них своей жизнью.

— Боюсь, что многим она нравится только потому, что она запретна.

— Вполне естественно! Взгляните: вот изделия из слоновой кости, вышедшие из-под резца умелого мастера в далеких восточных странах; они могут украсить туалетный столик любой красавицы, и в них заключена мораль, ибо они напоминают о странах, жители которых менее счастливы, чем обитатели ее страны. А вот гордость Мехельна — кружева, созданные по моим рисункам.

— Они восхитительны и могут сделать честь любому художнику!

— В детстве я уделял много времени живописи, — ответил торговец, разворачивая перед девушкой тонкие кружева, и по тому, как он это делал, было видно, что он до сих пор способен любоваться их рисунком и качеством. — Я договорился с мастером о том, что он сплетет этих кружев столько, сколько протянется с верхушки самой высокой колокольни в его городе до земли, и все же как мало их осталось! Кружева пришлись по вкусу лондонским красавицам, и мне едва удалось привезти в колонию даже эти остатки.

— Удивительная мерка для товара, который должен был попасть в столько стран, минуя законные формальности!

— Мы обратились к церкви потому, что она редко гневается на тех, кто уважительно относится к ее привилегиям. Я отложу эти кружева в надежде, что они придутся вам по вкусу.

— Кружева редкостные и, должно быть, стоят дорого, — нерешительно произнесла Алида; подняв голову, она увидела устремленные на нее темные глаза собеседника, который, казалось, понимал, какую власть он завоевывает над ней. Испугавшись неизвестно чего, Алида поспешно добавила: — Они к лицу скорее придворной даме, чем девушке из колоний.

— Они никому не пойдут лучше, чем вам. Пусть это будет придача в моей сделке с олдерменом. А вот атлас из Тосканы — страны крайностей; там купцами становятся даже князья. Флорентийцы искусны в выделке тканей и отличаются отменным вкусом и отношении рисунка и красок. Этим они обязаны богатой природе своего края. Обратите внимание — оттенок почти так же нежен, как розовый свет, играющий вечером на склонах Апеннин!

— Неужели вы бывали во всех тех краях, товарами которых торгуете? — спросила Алида, забывая о ткани, которая выскользнула у нее из рук, и начиная чувствовать все больший интерес к ее владельцу.

— Да, у меня такое правило. А вот цепочка из Города тысячи острововnote 71Город тысячи островов — так называли Венецию, расположенную на многочисленных островах.. Только рука венецианца может создать эти изящные, почти невесомые звенья. За эту золотую паутинку я отдал нитку первосортного жемчуга.

— Едва ли это благоразумно при такой рискованной торговле.

— И все же я взял безделушку для собственного удовольствия. Случается, капризы бывают сильнее жажды наживы; и я расстанусь с этой цепочкой, только подарив ее тому, кому отдам свое сердце.

— У столь занятого человека вряд ли найдется время на поиски подходящего объекта для подарка.

— Разве столь редки в женщинах добродетель и красота? Мадемуазель Барбери говорит так, гордая сознанием своих многочисленных побед, иначе она не судила бы столь легко о том, что так серьезно для большинства женщин.

— Среди прочих земель ваш корабль посетил, видимо, и страну волшебников, иначе вы не претендовали бы на знание того, что по своей природе должно быть скрыто от постороннего. Сколько могут стоить эти чудесные страусовые перья?

— Они из черной Африки, хотя сами белы, как снег. Я тайным образом приобрел их у одного мавра в обмен на несколько мехов лакрима-кристи; он пил вино, закрыв глаза от блаженства. Я пошел на эту сделку исключительно из сострадания к его жажде и не очень высоко ценю свое приобретение. Пусть и они послужат для укрепления моих отношений с вашим дядюшкой.

Алида ничего не могла возразить против такой щедрости, хотя втайне подозревала, что эти подарки не что иное, как деликатное и хорошо замаскированное преподношение ей самой. Результат этих подозрений был двоякий: они вынудили девушку сдержаннее выражать свой восторг и еще более усилили чувство доверия и восхищения, которое вызывал в ней своенравный и удивительный торговец.

— Дядюшке, бесспорно, польстит ваша щедрость, — несколько чопорно произнесла она, — хотя, мне кажется, в торговле щедрость столь же Желательна, сколь и справедливость… Какой удивительный рисунок у этой вышивки!

— Ее вышивала одна затворница во Франции, которая провела за этой работой долгие годы. Тут ценен скорее замысел, чем материал. Бедняжка плакала, расставаясь с плодом своего труда, настолько она привыкла и привязалась к нему. Иной человек, живущий в людском водовороте, с меньшей печалью теряет друга, чем эта скромная монахиня расставалась с творением своей иглы.

— А разве мужчинам разрешается посещать женские монастыри? — удивилась Алида. — У нас в роду мало уважали монастырскую жизнь, и мы сами бежали от жестокостей Людовикаnote 72Имеется в виду Людовик XIV, французский король, отменивший в 1685 году Нантский эдикт, признававший за гугенотами свободу вероисповедания, в результате чего они были вынуждены либо перейти в католичество, либо покинуть Францию., но все же я никогда не слышала, чтобы мой отец обвинял монахинь в нарушении обета.

— Я знаю об этом с чужих слов; мужчинам, конечно, не разрешается торговать непосредственно с монахинями. — Улыбка, показавшаяся Алиде дерзкой, заиграла на красивом лице ее собеседника. — Но так мне передавали. Что вы думаете о женщинах, которые ищут спасения от тягот и грехов мирской жизни в подобных заведениях?

— Сказать по правде, я не берусь судить о том, чего не знаю. В нашей стране женщины не заточают себя в монастыри, поэтому американцы мало задумываются над этим обычаем.

— Да, в нем есть свои недостатки, — задумчиво продолжал торговец контрабандными товарами, — но также и достоинства. Существует много слабых и уязвимых людей, которые более счастливы в обители, чем среди соблазнов мирской жизни… А вот работа английских мастеровых. Не понимаю, как она оказалась вместе с изделиями иностранных ткачей. Мои тюки, как правило, не содержат тех вульгарных товаров, торговля которыми разрешена законом. Скажите откровенно, прелестная Алида, разделяете ли вы предрассудки в отношении нас, флибустьеров?

— Я предпочитаю не судить о законах, которые превосходят разумение женщины, — ответила Алида с похвальной осторожностью. — Некоторые полагают, что злоупотребление властью оправдывает оказываемое закону сопротивление, другие считают, что нарушение законов то же, что преступление против нравственности.

— Так считают те, кто пустил деньги в оборот и нажил состояние! Эти люди оградили нажитое барьером общепризнанных норм и утверждают, что эти нормы от бога, потому что они выгодны их эгоизму. Мы, бороздящие океаны…

Алида так сильно вздрогнула, что ее собеседник осекся.

— Вы побледнели… Мои слова напугали вас?

— Надеюсь, вы сказали их случайно, не подозревая их ужасного смысла. Лучше бы вы не произносили их… Но нет, это простое совпадение, объясняемое сходством профессий. Вы не можете быть тем человеком, чье имя стало притчей во языцех…

— О ком вы говорите, прелестная Алида? Я всего лишь тот, кем соблаговолила меня сделать судьба…

— Ничего, ничего, — произнесла красавица Барбери, задерживая взор на красивом лице незнакомца дольше, чем это было пристойно девушке. — Продолжайте ваши пояснения… Какой роскошный бархат!

— Он тоже из Венеции, но коммерция — все равно что удача, она всегда сопутствует богатым, а слава королевы Адриатики уже давно закатилась. То, что хорошо для земледельца, гибельно для горожан. Лагуны затягиваются илом, и торговые корабли появляются в Венеции все реже и реже. Пройдут годы, и плуг пробороздит почву там, где когда-то плавал «Буцентавр»!note 73«Буцентавр» — название галеры, на которой венецианские дожи ежегодно (с 1311 года) выезжали в море и в знак господства Венеции над морем бросали в него перстень. В 1798 году французы сломали «Буцентавр» ради его золотых украшений. Открытие нового пути в Индию направило по другому руслу процветание, которое всегда ищет новых, более широких дорог. Народы могут извлечь для себя хороший урок, изучая запустевшие каналы и прошлое величие этого города, до сих пор питающего свою гордость ленивыми воспоминаниями о былом. Но мы, морские скитальцы, не торгуем заплесневелыми сентенциями, которые изрекают на родине и провозглашают за границей великие и сильные мира сего, чтобы еще туже затянуть путы на слабых и несчастных.

— Мне думается, вы заходите дальше, чем следовало бы человеку, чье самое большое преступление состоит в несколько рискованной торговле. Ваши взгляды могут повести к беспорядкам в мире.

— Напротив! К установлению порядка, так как я считаю, что каждый должен иметь возможность пользоваться своими законными правами. Если правительства в своей деятельности будут опираться на естественную справедливость, если их задачей станет искоренение ошибок, а не свершение их, если люди будут чувствовать и сознавать свою ответственность перед обществом, пусть тогда «Морская волшебница» станет сторожевым таможенным судном, а ее хозяин — таможенным чиновником!

Бархат выскользнул из рук красавицы Барбери, и она стремительно поднялась с места.

— Скажите прямо, — с присущей ей решительностью спросила она, — с кем я веду эту торговлю?

— С отщепенцем, осужденным в глазах общества, с человеком вне закона, с опасным морским бродягой, с преступником по прозвищу Бороздящий Океаны! — послышался у окна чей-то голос.

В следующее мгновение капитан Ладлоу прыгнул в комнату. Алида тихо вскрикнула и, закрыв руками лицо, выбежала вон.