Онлайн чтение книги БЕЛЫЙ РАБ The white Slave
ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я обязан был выработать столько же, сколько и рабы, с детства приученные к полевым работам, но я не жаловался и не пытался добиться лучших условий: я был чересчур самолюбив для этого. Самолюбие же заставляло меня прилагать все силы к тому, чтобы и Стаббс не мог ко мне придраться. Ему пришлось даже признать, что я отличный работник.

Крыша лачуги, в которой мы жили с Билли, была повреждена во многих местах и протекала. В дождливую пору нам приходилось очень плохо; необходимо было починить ее, но у нас совсем не оставалось свободного времени. Мы как-то решили напрячь все силы и выполнить наш урок возможно раньше.

И вот нам однажды действительно удалось закончить работу к четырем часам пополудни. Мы с Билли направились в "город", как мы называли площадь, на которой стояли отведенные рабам хижины. Неожиданно нам по пути повстречался мистер Стаббс. Он спросил, выполнили ли мы урок. Мы ответили утвердительно. Проворчав сквозь зубы, что следовало бы вдвое увеличить наш урок, он приказал нам отправиться к нему домой и выполоть в его саду сорную траву.

Билли, который давно уже работал под начальством Стаббса, немедленно и беспрекословно подчинился. Что же касается меня, то, хоть и чрезвычайно почтительно, я все же позволил себе заметить, что раз мы выполнили свой урок, не вполне справедливо возлагать на нас добавочную работу.

Мои слова привели мистера Стаббса в бешенство. Неистово ругаясь, он поклялся, что я выполю его сад, а сверх этого он еще отдерет меня.

С этими словами Стаббс соскочил с лошади и, схватив меня за ворот рубашки, принялся избивать хлыстом.

Ни разу с тех пор, как я вышел из детских лет, мне не приходилось подвергаться такому унизительному наказанию. Удары, сыпавшиеся на меня, причиняли мне острую боль, по эта боль казалась ничтожной по сравнению с тем чувством, которое я испытывал при мысли, что меня секут, как беспомощное животное. И больше всего меня возмущало, что такому обращению я подвергаюсь, не совершив ничего дурного.

Мне стоило неимоверных усилий сдержаться, не наброситься на моего палача и не опрокинуть его наземь. Но ведь я - увы! - был всего лишь раб! Все то, что дозволено свободному человеку, что для него естественно и законно, со стороны раба будет сочтено нетерпимой дерзостью и бунтом. Я ломал руки, стискивал зубы и делал невероятные усилия, чтобы молча снести унижение, которому меня подвергали.

В конце концов мне было приказано отправиться в сад, и так как ночь была лунная, меня заставили проработать там до полуночи.

Следующий за этим день был воскресенье. Воскресный отдых - это единственное, что хозяин-американец, как подобает благочестивому сыну церкви, милостиво предоставляет рабу. Тот же самый хозяин, не задумываясь, попирает ногами все другие догматы христианства, но считает, что, предоставив своим рабам право отдохнуть в воскресный день, он тем самым завоюет себе место в царствии небесном. Возможно, конечно, что этого достаточно, чтобы заслужить звание христианина, но нельзя не признать, что плата за это звание не слишком высока.

Я решил воспользоваться свободным днем и сходить к полковнику, чтобы пожаловаться ему на жестокость мистера Стаббса, проявленную по отношению ко мне. Полковник Мур встретил меня очень холодно, хотя обычно он бывал со всеми приветлив и даже для рабов у него находилась добрая улыбка. Но все же, выслушав меня, он сказал, что ему всегда крайне неприятно бывает узнать, что кто-либо из его слуг подвергся незаслуженному наказанию. Он ни под каким видом не потерпит ничего подобного у себя на плантации. После этого он отпустил меня, пообещав, что еще сегодня повидается с мистером Стаббсом и разберется в этом деле.

В тот же вечер мистер Стаббс прислал за мной. Привязав меня к дереву у дверей своего дома, он нанес мне сорок ударов плетью, предлагая при этом еще разок сходить пожаловаться на него, если у меня на это хватит смелости.

- Того еще нехватало, - восклицал он, - чтобы я не мог расправиться с негром за дерзости и должен был бы за это отчитываться!

"Дерзость"! Какой удобный предлог в устах тирана!

Когда несчастного раба незаслуженно изобьют плетью, всегда остается возможность сослаться на неповиновение и дерзость. Это обвинение в глазах хозяина послужит оправданием любых издевательств и унижений, которым будет подвергнут беззащитный раб. Малейшее слово, даже взгляд, любой поступок, дающий возможность предположить, что раб отдает себе отчет в совершаемой по отношению к нему несправедливости, носят название "дерзости" и жестоко караются.

Вторично я был избит плетью. Ударить свободного человека - значит нанести ему тягчайшее оскорбление. Но и раб, на какую бы низкую ступень ни поставили его угнетатели, воспринимает такое оскорбление с мучительной остротой. К тому же нелишним будет прибавить, что каждый удар плетеного кожаного ремня, нанесенный сильной рукой, причиняет жгучую боль, особенно тогда, когда лопается кожа и брызжет кровь.

Этот случаи кое-чему научил меня. Я знал теперь, что раб лишен даже права пожаловаться и единственный способ для него избежать повторения экзекуции - это молча претерпеть первое избиение. Отныне я старался не забывать полученного мною урока и усвоить себе хоть некоторое подобие лицемерной покорности, столь необходимой в моем жалком положении.

Покорность - подлинная или напускная (хозяина мало заботит такой пустяк, как искренность раба) - в глазах хозяина наивысшее достоинство невольника. Покорным считается раб, готовый беспрекословно снести любые унижения. Покорный раб на самое гнусное и незаслуженное обвинение отвечает мягким голосом, с улыбкой на лице. Даже удары и пинки он принимает, как милость, и целует ногу, попирающую его. Вот таким, по мысли хозяина и его ставленников, должен быть раб.

Такая покорность, однако, должен признаться, относилась к разряду добродетелей, которыми природа слишком скупо меня одарила. Мне не так-то легко поэтому было отделаться от чувств, свойственных любому человеку. Ведь дело шло о том, чтобы отказаться от дарованной мне, как человеческому существу, способности ходить выпрямившись, с поднятой головой, и научиться ползать подобно самому презренному пресмыкающемуся.

Трудно научиться этому, но американский надсмотрщик - великолепный учитель. Если мне понадобилось довольно много времени на приобретение этих свойств, то в этом меньше всего был повинен мистер Стаббс.