Онлайн чтение книги Том 17. Джимми Питт и другие
ОПЕРЕЖАЯ ГРАФИК

Именно Уилсону, камердинеру, с которым он, бывало, дружески беседовал почти до рассвета, Ролло Финч впервые поведал о своей гениальной идее. Уилсон отличался немногословностью, а людям, обладавшим этой особенностью, редко удавалось избежать доверительных признаний Ролло.

— Уилсон, — однажды утром обратился он из глубин кровати к тому, кто принес воду для бритья, — а вы любили когда-нибудь?

— Да, сэр, — невозмутимо ответствовал слуга.

Трудно было представить ответ неожиданнее. Как большинство лакеев и абсолютно все шоферы, Уилсон производил впечатление человека, стоящего над нежными чувствами.

— И что же из этого вышло? — осведомился Ролло.

— Ничего, сэр, — ответил Уилсон без малейших признаков огорчения и начал править бритву.

— Ага! — сказал Ролло. — Держу пари, я знаю, в чем дело. Вы пошли не тем путем.

— Не тем, сэр?

— Почти все на этом ошибаются. Уж я-то знаю. Я все обдумал. Я очень много думаю последнее время. Всякие ухаживания — чрезвычайно сложная штука. Просто ужас. Никакой системы. Никакой системы, Уилсон.

— Системы, сэр?

— А вот теперь у меня есть система. Я вам о ней расскажу. Вам это здорово пригодится в следующий раз, когда влюбитесь. Вы еще живы, а пока человек жив, всегда есть надежда. Моя система совсем простая, нужно просто постепенно ей следовать, шаг за шагом. Действовать по графику. Ясно?

— Не совсем, сэр.

— Ну, хорошо, расскажу поподробнее. Прежде всего, надо найти девушку.

— Несомненно, сэр.

— Так, вы ее нашли. А что же дальше? Просто смотрите на нее. Ясно?

— Не совсем, сэр.

— Смотрите на нее, старина. Это — начало, так сказать, фундамент. Но близко к ней не подходите. В этом-то и смысл. Я все продумал. Заметьте, я не говорю, что идея — полностью моя. Кое-что взято из христианской науки[56] Христианская наука — религиозное течение, основанное в 1866 году Мэри Бейкер Эдди. В своей книге «Science and Health with Key to the Scriptures» (1875) она писала, что можно избавиться от всех болезней и избавить от них близких, обратившись к Богу. Её идеи были чрезвычайно популярны в конце XIX — начале XX века. Термин «заочное воздействие» также используется в этой книге. — заочное воздействие, скажем. Но, в основном, моя. До мельчайшей подробности.

— Подробности?

— Мельчайшие. Излагаю вкратце. Находим девушку. Так. Конечно, нужно с ней встретиться, чтобы завязать знакомство. Затем будет труднее. Первая неделя — взгляды. Только смотрите на нее. Вторая неделя — письма. Пишите ей каждый день. Третья неделя — цветы, их тоже каждый день. На четвертой неделе — подарки пошикарнее, драгоценности там, безделушки. Ясно? Пятая неделя — обеды и ужины. На шестой предлагаете руку и сердце, хотя можно и на пятой, если подвернется случай. Это уже на ваше усмотрение. Ясно?

Уилсон в глубокой задумчивости правил бритву своего господина.

— Немного замысловато, сэр? — сказал он. Ролло стукнул кулаком по покрывалу.

— Так я! Девять из десяти сказали бы то же самое. Им бы все поскорее. Уилсон, старина, здесь нельзя торопиться.

Какое-то время Уилсон молча раздумывал, очевидно, мысленно вернувшись к бурному прошлому.

— В Маркет Бамстеде, сэр…

— Каком еще Маркет Бамстеде?

— В селенье, сэр, где я жил до приезда в Лондон.

— Ну и что?

— В Маркет Бамстед, сэр, сначала принято проводить юную леди из церкви, купить ей небольшой подарок, например — ленты, а на следующий день пойти с ней в сад и там поцеловать ее, сэр.

Рассказывая о приемах ухаживания, распространенных среди обитателей Маркет Бамстеда, Уилсон оживился, что совершенно не подобает добросовестному слуге. Чувствовалось, что судит он не по слухам, а по личному опыту. Прежде чем вернуться к задумчивой созерцательности, глаза его непрофессионально заблестели.

Ролло покачал головой.

— Это может сработать в деревне, — сказал он, — но в Лондоне не пройдет.

* * *

Ролло Финч (к сожалению, в наше время нет закона, запрещающего родителям нарекать так своего отпрыска), был наделен от природы веселым нравом, но не избытком разума. Нравился он всем. Одних он пленял сам по себе, другие проникались к нему симпатией, узнав о том, что он унаследует миллионы своего дядюшки. В наследниках миллионеров есть необъяснимое очарование, способное смягчить самого отъявленного мизантропа.

Мать Ролло, в девичестве — мисс Галлоуэй, была родом кз Питсбурга, штат Пенсильвания, США, и Эндрю Галлоуэй, всемирно известный Король Подтяжек, изобретатель и владелец «Надежных и Проверенных», приходился ей братом. Его изобретение проникло во все уголки и расщелины земного шара. В любом, отмеченном цивилизацией месте, мужчины носили надежные и проверенные подтяжки.

Отношения между Ролло и этим благодетелем человечества всегда были самыми дружескими. Все знали, что, если дядюшка не женится и не снабдит мир, кроме подтяжек, маленькими Галлоуэями, все его деньги перейдут племяннику.

Итак, Ролло шел по жизни всеми любимый и счастливый, радостный и веселый. Таким ук ин был.

И все же, как у всех нас, бывали минуты, когда ему хотелось, чтобы дядя был чуточку постарше или послабее. Сейчас, золотой осенью жизни, властелин подтяжек обладал отменным здоровьем. Более того, как мы уже упоминали, он родился и жил в Питсбурге. Меж тем, известно, что голубей тянет к родному дому, а питтсбургских миллионеров — к хористкам. Что-то (возможно, дым), действует на них, как заклятие.

До сих пор Природе не удавалось взять верх над Эндрю Галлоуэем, и причиной был несчастливый роман, приключившийся с ним в молодости. Никто ничего точно так и не узнал, но поговаривали, что невеста воспользовалась прерогативой женщин,[57] Прерогатива женщин — подразумевается, что женщина может передумать перед вступлением в брак, а мужчина лишен этого права. Многие авторы, в том числе и Вудхауз, не раз обращались к этому выражению. Например, юмористическое стихотворение Юджина Коппина именно так и называется. Прерогатива женщин

то есть передумала. Случилось это, как ни печально, перед самой свадьбой, и, в довершение всего, она сбежала в Джерси-Сити с кучером жениха. Что бы ни произошло на самом деле, результат был налицо. Мистер Галлоуэй исключил прекрасный пол из своей жизни и с мрачной решимостью посвятил себя «Надежным и Проверенным», обретя в них утешение. Сердце может дать слабину под воздействием обстоятельств, сердце — но не подтяжки. Сколько ни тянет нас тоска, сколько ни гнетет, страсть, подобно брюкам, не вырвется из хватки самообладания.

Мистер Галлоуэй пребывал в этом расположении духа вот уже одиннадцать лет, и Ролло имел все основания полагать, что он останется в нем навсегда. Женитьба дяди на хористке пугала племянника, но время шло, беда не приходила, и его надежда крепла. Он принадлежал к тем молодым людям, которым суждено стать или наследниками, или никем. Наш век — время специалистов, и Ролло давно выбрал свой путь. Еще ребенком, едва способным связно выражать свои мысли, он понял, что его истинное призвание — наследник, и достиг совершенства. Требовался только шанс. Было бы обидно, если бы судьба этот шанс не предоставила.

В принципе, хористки не вызывали у него никаких возражений. Более того, он сам хотел сделать предложение одной из них. Именно это обстоятельство и послужило отправной точкой его раздумий, которые, в конечном итоге, привели к изобретению графика.

* * *

Первые признаки того, что план начал действовать, Уилсон заметил, когда в понедельник вечером его господин велел купить средних размеров букет из лучших красных роз и доставить его вместе с запиской, адресованной мисс Маргарет Паркер, к театру Герцога Корнуолльского (служебный вход).

Уилсон выслушал все это серьезно и почтительно и собрался было выйти, но Ролло еще не закончил.

— Цветы, Уилсон, — многозначительно произнес он.

— Я вас понял, сэр. Немедленно ими займусь.

— Понимаете, к чему я клоню? Третья неделя, Уилсон.

— В самом деле, сэр?

На какое-то время Ролло погрузился в то, что он назвал бы раздумьем.

— Очаровательная девушка, Уилсон.

— В самом деле, сэр?

— Видели представление?

— Еще нет, сэр.

— Обязательно посмотрите! — воскликнул Ролло. — Послушайтесь моего совета и сходите на него поскорее. Я уже две недели сижу на одном и том же месте, в первом ряду партера.

— Вот как, сэр?

— Взгляды, Уилсон! Старый добрый график.

— Есть результаты, сэр?

— Пока все идет как надо. В субботу вечером она посмотрела на меня пять раз. Восхитительная девушка, Уилсон. Милая, спокойная, не то, что другие. Первый раз я встретил ее в ресторанчике, у Одди. Такие девушки сейчас — большая редкость. Вам она тоже понравится.

— У меня нет ни малейших сомнений в вашем вкусе, сэр.

— Вы сами ее увидите сегодня вечером. Если этот тип у служебного входа попытается помешать вам, суньте ему полкроны, или еще что-нибудь, и скажите, что вам нужно увидеть ее лично. Вы внимательны, Уилсон?

— Надеюсь, сэр.

— Понимаете, я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели, как она примет цветы. Пусть она прочитает записку в вашем присутствии. Мне пришлось потрудиться, Уилсон. Это очень хорошая записка. В ней все ясно написано. И непременно проследите за выражением лица.

— Прослежу, сэр. Извините, сэр.

— Что еще?

— Чуть не забыл вам доложить. Незадолго до вашего прихода звонил мистер Галлоуэй.

— Как! Он в Англии?

Мистер Галлоуэй имел обыкновение время от времени посещать Великобританию, чтобы посовещаться с управляющим лондонским филиалом. Ролло уже привык, что ему об этих визитах не сообщают.

— Он прибыл два дня назад на борту «Балтики», сэр. Оставил вам сообщение, что проведет в Лондоне неделю и будет рад, если вы завтра пообедаете с ним в ею клубе.

Ролло кивнул. В подобных случаях он беспрекословно поступал в распоряжение дяди, чьи приглашения приравнивались к королевским приказам. В сущности, хорошо, что тот приехал сейчас. Если бы он появился через неделю или две, это сильно сместило бы график.

Клуб, к которому принадлежал Король Подтяжек, находился в роскошном, но унылом здании на Пэлл-Мэлл. Там царили мягкие ковры, неяркий свет и приглушенные звуки. Серьезные пожилые джентльмены бесшумно двигались туда и сюда или молча размышляли, погрузившись в глубокие кресла. Иногда посетитель чувствовал себя как в соборе, иногда — как в турецкой бане, а время от времени появлялось ощущение, что ты в приемной чрезвычайно преуспевающего дантиста. Все это было величественно, но наводило тоску.

Ролло провели в курительную, где его ждал дядя. Дяди этого было много. Горе, гложущее его сердце, не уменьшило размеров жилета, который появлялся раньше, чем его владелец, как Бирнамский лес[58] Бирнамский лес — отсылка к трагедии «Макбет» (1606). По предсказанию ведьм, Макбет не мог погибнуть «пока нейдет с своих высот Бирнамский лес на Донзиан» (перевод А. Кронеберга). Макдуфф приказал своим воинам срезать ветки с деревьев и идти под их прикрытием, чтобы скрыть истинное количество людей. Когда стоявший на часах воин Макбета посмотрел на лес, ему показалось, что тот движется. перед армией Макдуффа. Упитанная рука сжала руку племянника.

— А, мой мальчик! — весело пробасил мистер Галлоуэй. — Рад, что ты пришел.

Мы не станем утверждать, что Ролло посмотрел на дядюшку с интересом — он ни на кого не смог бы посмотреть с интересом, но лицо его приняло озадаченное выражение. То ли сердечность рукопожатия, то ли необычайная жизнерадостность голоса показывали, что с Королем Подтяжек произошла странная перемена. Последние несколько лет Ролло казалось, что сто с лишним килограммов мистера Гал-лоуэя выкованы из железа. Вид его словно говорил о том, что музыка жизни для него давным-давно умолкла. Неужели он поставил другую пластинку? Вроде бы да…

От длительных размышлений у Ролло начиналась мигрень. Поэтому он решил больше не думать.

— У вас прежний шеф-повар? — осведомился он. — Толковый тип! Люблю здесь обедать.

— Здесь?! — мистер Галлоуэй окинул дремлющих обитателей презрительным взглядом. — В этом забытом Богом мавзолее? Я уже сообщил, что выхожу из клуба. Если мне захочется чего-нибудь в этом роде, поеду в Париж, навещу тамошний морг. Банда старых проходимцев! Я заказал столик у Романо. Бери пальто и пойдем.

В кебе Ролло понял, что головной боли не избежать. Каковы бы ни были последствия, все это требовалось обдумать. Дядя весело болтал. Один раз он даже издал громкий возглас, полузабытый студенческий клич, словно вытащенный из туманных глубин прошлого. Племянник удивлялся. Так свернули они на Стрэнд[59] Стрэнд — одна из главных улиц в центральной части Лондона, на которой расположены театры, фешенебельные магазины, рестораны и отели. и остановились у дверей ресторана.

Мистер Галлоуэй знал толк в еде. Он уже давно понял, что человеку, производящему подтяжки, необходимо поддерживать силы. Поэтому трапеза далеко не сразу превратилась в пир духа.[60] Пир духа — слова из стихотворе ния Александра Поупа (168 8-1744), обращенного к его покровителю Сэнт Джону, лорду Болингброку (1678–1751). Только когда они покончили с едой и закурили сигары, дядя заговорил о том, что не имело отношения к гастрономии.

И вот тут-то, когда он обратился к высоким материям, беседа не просто поднялась на новый уровень, а буквально взлетела в заоблачные сферы.

— Ролло, — сказал он, выпуская колечко дыма, — ты веришь в родство душ?

Ролло, который в это время потягивал бренди с ликером, в удивлении отставил бокал. Голова его слегка кружилась от сухого шампанского, и он решил, что ослышался.

Мистер Галлоуэй повысил голос:

— Мой мальчик, — произнес он, — сегодня, впервые за много лет, я словно помолодел. А вообще-то не так уж я и стар! Люди, старше меня в два раза, женятся.

Строго говоря, это не совсем соответствовало истине, если, конечно, речь не шла о Мафусаиле,[61] Мафусаил — библейский персонаж, прославившийся своим долголетием. Согласно Библии, он прожил 969 лет (Быт. V, 27). но, возможно, мистер Галлоуэй выразился фигурально.

— В три раза старше, — заявил он, откинувшись назад, не заметив за дымом встревоженный взгляд племянника. — В четыре раза! В пять раз! В шесть…

Тут он несколько смешался, однако взял себя в руки. Ударяет в голову, это шампанское! С ним надо бы поосторожнее…

Он кашлянул. Ролло помолчал.

— Вы, — пролепетал он наконец. — Нет, не может быть… Вы собираетесь жениться?

Мистер Галлоуэй все еще смотрел в потолок.

— Болтают всякую чушь, — свирепо прорычал он. — Видите ли, человек принизит себя, женившись на актрисе! Вчера я познакомился с актрисой на ужине. Более очаровательной и рассудительной девушки я вообще не видел. Это вам не безмозглые глупышки, которые не отличат омара по-ньюбургски[62] Омар по-ньюбургски — омар под белым соусом из густых сливок, масла, яичного желтка и мадеры или хереса. от жаркого из дикой утки и предпочитают сладкое шампанское. Нет, сэр! Это вам не жеманные притворщицы, прикидывающиеся, что они раз в день съедают ложечку бульона. Нет, сэр! Прекрасный, здоровый аппетит. Ест с удовольствием и разбирается в еде. Честное слово, мой мальчик, до этой встречи я не подозревал, что женщина может разумно рассуждать о баварском креме.[63] Баварский крем — десертное блюдо, напоминающее желе. Готовят его на основе сливок с добавлением яиц, ванили, желатина, ягод, спиртных напитков. Крем этот, называемый на юге Германии «сливочным холодцом», — один из немногих немецких десертов, вошедших в международную кухню.

Он прервал восторженную речь, чтобы зажечь потухшую сигару.

— Да, есть она умеет! — возобновил дядя свой рассказ, и голос его дрогнул под напором эмоций. — Она сама мне сказала, что может та-ак приготовить курицу… На край света пойдешь, чтобы попробовать. — Дядя помолчал, поддавшись чувствам. — И гренки по-валлийски,[64] Гренки по-валлийски — горячие гренки с расплавленным сыром. — с благоговением добавил он. — Да, гренки! И только потому, — гневно вскричал он, — что она честно зарабатывает себе на жизнь, выступая в комической опере, лицемерные идиоты скажут, что я свалял дурака! Ну и пусть, — объявил он и, выпрямившись, сердито посмотрел на Ролло. — Ну — и — пусть! Я еще покажу им, что Эндрю Галлоуэй, не из тех, кто… не из тех… — он запнулся. — Ну, в общем, я им покажу, — завершил он свою тираду.

Ролло уставился на него, открыв от изумления рот. Его ликер обратился в полынь.[65] превратился в полынь — Амос, 5. Столько лет он этого страшился! Поистине, гони природу в дверь, она влезет в окно.[66] Гони природу в дверь, она влезет в окно. — Отсылка к латинскому выражению: «Naturam expellas furca, tamen usque recurret» (Гораций). Буквально — не «в дверь», а «вилами» соответственно, она просто «вернется». Питтсбургский миллионер останется питтсбургским миллионером. Целых одиннадцать лет дядя с видимым успехом противостоял зову чувства, но, в конечном счете, природа победила. Его слова могли означать одно — Эндрю Галлоуэй собрался жениться на хористке.

Тут дядя постучал по столу и заказал кюммель.[67] Кюммель — прозрачный бесцветный ликер, крепостью 40 градусов обладает ароматом тмина (иногда — аниса и кориандра). Впервые был произведён в Голландии.

— Map-prap-рет Пар-ркер-р, — мечтательно пророкотал он, прокатив слова на языке, словно глоток портвейна.

— Маргарет Паркер! — воскликнул Ролло, едва не свалившись со стула.

Дядя смерил его суровым взглядом.

— Да. Видимо, тебе знакомо это имя. Возможно, ты предубежден. А? Угадал? Предупреждаю тебя, поосторожнее! Что ты знаешь о мисс Паркер?

— Э…Э…Э, нет-нет. Просто имя знакомое. Я, я… как-то встречал ее в гостях. Или, может, не ее. Да, наверняка, не ее.

Он схватил свой бокал и отхлебнул из него. Взгляд дяди несколько смягчился.

— Надеюсь, ты еще не раз ее встретишь. Надеюсь, она станет тебе второй матерью.

После этих фраз Ролло срочно потребовалось и бренди.

Когда оно прибыло, он одним махом осушил стакан, а затем посмотрел на дядю. Великий человек все еще пребывал в задумчивости.

— Когда же это произойдет? — спросил Ролло, — То есть, э-э… свадьба?

— Думаю, не раньше осени. Да, никак не раньше. До того времени я занят. Я еще ничего не предпринял.

— Ничего? Неужели, вы… не сделали ей предложение?

— Пока еще не успел. Всему свое время, мой мальчик, всему свое время.

Ролло с облегчением вздохнул. Сквозь сгустившиеся было тучи, блеснул луч надежды.

— Вряд ли, — задумчиво произнес мистер Галлоуэй, — у меня будет время до конца недели. Дел невпроворот. Давай-ка посмотрим. Завтра? Нет. Собрание акционеров. Четверг? Пятница? Нет. Придется подождать до субботы. После дневного представления — в самый раз.

* * *

Как часто в наших краях можно стать свидетелем сцены, которую, при всем ее драматизме, никто не удосужился запечатлеть на холсте! Каждый из нас, должно быть, видел, как счастливый владелец сезонного билета неторопливо направляется к станции, возможно, напевая себе под нос какой-нибудь мотивчик. Он ощущает себя в полной безопасности. Рок не властен над ним, — на этот раз у него вполне достаточно времени, чтобы успеть на поезд 8.50, тот самый поезд, за которым он так часто бежал, не уступая в скорости антилопе. И вот, когда он шествует вальяжно и неспешно, взгляд его падает на церковные часы. В ту же секунду, издав вопль отчаяния, он срывается с места, пытаясь побить свой собственный рекорд. Все это время его часы отставали на пятнадцать минут.

В столь же печальном положении оказался и Ролло. Он-то считал, что у него уйма времени, а теперь оказалось, что придется действовать в спешке.

Почти всю ночь после обеда с дядей он не мог заснуть, тщетно пытаясь найти выход. Только под утро он смирился. Как ни прискорбно, обстоятельства сложились так, что придется нарушить график, бросившись в безрассудную атаку. Есть минуты, когда владельцу сезонного билета любви приходится бежать со всех ног.

На следующий день, не жалея ни сил, ни средств, он приступил к осуществлению плана. Ему удалось уложить тщательно распланированную программу двух недель в один день. Он купил три букета, браслет, золотого божка удачи с рубиновыми глазами и отослал их с посыльным в театр. К подаркам прилагалось приглашение на ужин.

Чувствуя, что он сделал все, что мог, Ролло вернулся к себе и стал ждать назначенного часа.

В тот вечер он оделся гораздо тщательнее, чем обычно. Мудрые стратеги ничего не делают просто так. Особенно придирчиво он выбрал галстук. Как правило, этим занимался Уилсон, но, бывало, и он ошибался. В таком серьезном деле нельзя безоговорочно доверять чужому вкусу. Ролло не винил слугу. И не такие люди ошибались при выборе вечернего галстука. Но сегодня нельзя было рисковать.

— Где у нас галстуки, Уилсон? — спросил он.

— В стенном шкафу, сэр, справа от двери. Первые двенадцать маленьких полок, считая сверху, сэр. Довольно неплохой выбор галстуков. Вторые экземпляры, сэр, хранятся в третьем комоде вашей гардеробной.

— Мне вполне хватит и одного. Я же не собираюсь одарить ими целый полк. Ага! Ставлю на этот. Ни слова, Уилсон, никаких дискуссий. Я буду именно в этом галстуке. Который сейчас час?

— Без восьми одиннадцать, сэр.

— Мне пора идти. Вернусь поздно. Сегодня вы мне больше не понадобитесь. Не ждите меня.

— Очень хорошо, сэр.

Бледный, но решительный, Ролло вышел из дома и остановил такси.

* * *

Вестибюль отеля «Карлтон» — чрезвычайно приятное место. Блеск, сияние, звучащая в отдалении музыка, прекрасные женщины, элегантные мужчины… Однако в больших дозах великолепие приедается, и, по мере того, как летят минуты, а ее все нет и нет, в атмосферу закрадывается неприятный холодок. Несмотря ни на что, надеешься на чудо, когда официанты и швейцары уже не скрывают подозрительных взглядов, приходится признать горькую правду. Она не придет. Остается выйти на холодную, бесчувственную улицу и отправиться домой. Вам доводилось испытать это, дорогой читатель, да и мне тоже.

Подобная участь выпала и на долю Ролло. Он ждал целых сорок пять минут, тревожно и внимательно вглядываясь в лица входящих, словно потерявшийся пес, ищущий своего хозяина. Без пятнадцати двенадцать последняя надежда, до этого еще теплившаяся в его душе, угасла. Девушка может опоздать на пятнадцать минут. Она может задержаться на полчаса. Но сорок пять, по мнению Ролло, — это уж слишком. Когда без десяти двенадцать швейцар остановил такси у входа в отель, в него (такси, а не отель) сел молодой человек, чья вера в женщину умерла.

До дороге домой Ролло одолевали горькие раздумья. Страдал он не столько из-за того, что она не пришла (можно не прийти по многим причинам), сколько из-за холодного спокойствия, с которым она пренебрегла его приглашением. Когда вы посылаете три букета, браслет и золотого божка с рубиновыми глазами, то меньше всего ждете, что она отнесется к вам, как к пустому месту. Даже торговый автомат ведет себя лучше. Он может вместо спичек выдать вам шпильки, но, по крайней мере, хоть как-то откликнется.

Мрачные мысли не покидали Ролло до самого дома. Он достал ключ и открыл дверь своей квартиры.

Смех, доносящийся из гостиной, прервал его размышления, и он вздрогнул от неожиданности. Хотя смех звучал приятно и мелодично, возмущенный Ролло одним рывком распахнул дверь. Что женщина делает в его гостиной в такой час?! У него что, отель?

Приход незваного гостя нередко вызывает замешательство. После неожиданного появления Ролло воцарилось гробовое молчание. Прервал его звук упавшего на ковер стула, который опрокинул Уилсон, торопливо вскочивший на ноги.

Ролло застыл в дверях, всем своим видом олицетворяя сдержанное негодование. Судя по тому, что он успел увидеть, за столом сидела девушка, но Уилсон мешал разглядеть ее.

— Не ожидал вас так скоро, сэр, — сказал он, впервые за все время знакомства утрачивая невозмутимость.

— Да уж, думаю, что не ждали, — произнес Ролло, — Господи, а я вам так доверял!

— Лучше будет, если ты все объяснишь, Джим, — раздался из-за стола спокойный голос.

Уилсон шагнул в сторону.

— Моя жена, сэр, — произнес он вежливо, но гордо.

— Ваша жена!

— Мы поженились сегодня утром, сэр.

Гостья весело кивнула Ролло. Она была маленькой и хрупкой, с дерзко вздернутым носиком и густыми каштановыми волосами.

— Я ужасно рада вас видеть, — сказала она, раскалывая грецкий орех.

Ролло застыл в изумлении. Она взглянула на него еще раз.

— Мы ведь встречались, правда? Да, точно. Как-то в гостях. И вы прислали мне цветы, — лучезарно улыбнулась она. — Это было так мило!

Гостья расколола еще один орех. По-видимому, она полагала, что официальное знакомство состоялось, и дальше можно обойтись без формальностей. Весь ее вид выражал умиротворение.

Ситуация выходила из-под контроля. Ролло изумленно таращился на пришелицу. Затем он вспомнил о своей обиде.

— Вы бы могли и сообщить мне, что не придете на ужин.

— Какой ужин?

— Я послал в театр приглашение.

— Я там сегодня не была. Мне дали выходной, чтобы выйти замуж. Простите, что так получилось. Надеюсь, вы ждли не слишком долго.

Ее улыбка была такой дружелюбной, что от негодования Ролло не осталось и следа.

— Совсем чуть-чуть, — солгал он.

— Разрешите объяснить, сэр, — сказал Уилсон.

— Ну, конечно! Тогда мне не придется ломать голову над этой историей. Приступайте, и не бойтесь мне наскучить.

— Мы с миссис Уилсон — старые друзья, сэр. Родом из одного селенья.

Лицо Ролло прояснилось.

— Боже мой! Маркет-как-его-там! Ну конечно! Так она…

— Именно, сэр. Если помните, вы как-то спрашивали, любил ли я когда-либо, и я ответил утвердительно.

— И это была…

— Мы с миссис Уилсон были помолвлены и собирались пожениться. Произошло недоразумение, полностью по моей…

— Джим! По моей!

— Я вел себя как дурак.

— Нет-нет! Ты же сам знаешь… Тут вмешался Ролло:

— Что дальше?

— Когда вы послали меня с цветами, сэр, мы обо всем поговорили, и вот, пожалуйста…

Невеста отвлеклась от орехов и посмотрела на Ролло:

— Вы ведь не сердитесь? — улыбнулась она.

— Сержусь? — повторил он за ней. Конечно, было бы вполне естественно, если бы он, ну, скажем, не то чтобы сердился… И вдруг его осенило: у этой ситуации есть свои преимущества.

— Сержусь? — воскликнул он. — Да что вы! Я ужасно рад, что пришел как раз к свадебному завтраку. Именно то, что сейчас нужно. Раз уж мы все здесь, давайте повеселимся. Уилсон, старина, изобразите, как жених смешивает бренди с содовой. Миссис Уилсон, если вы завтра заглянете в театр, то обнаружите два-три небольших свадебных подарка. Букеты (правда, боюсь, они слегка увянут), браслет и золотого божка с рубиновыми глазками. Надеюсь, он принесет вам счастье. Да, кстати, Уилсон!

— Сэр?

— Если это слишком деликатный вопрос, можете не отвечать, но мне интересно. Полагаю, вы не следовали графику Скорее, ваш местный способ, да? Ну, как положено в этом э-э…

— Маркет Бамстеде, сэр, — сказал Уилсон. — Вот именно Ролло глубокомысленно кивнул.

— Думается мне, — произнес он, — там кое в чем разбираются.

— Весьма солидное селенье, сэр, — согласился Уилсон.