Онлайн чтение книги Том 20. Избранные письма 1900-1910
1906

147. Вел. Кн. Николаю Михайловичу

1906 г. Января 29. Ясная Поляна.

Дорогой Николай Михайлович.

Только что кончил рассматриванье и чтение текстов вашего издания портретов^* и не могу достаточно благодарить вас за присылку мне этого превосходного издания. В особенности меня пленили тексты: они так прекрасно, умно, талантливо составлены^*. Вообще все это издание есть драгоценный матерьял истории, не только de la petite histoire^*, но настоящей истории того времени. Я испытал это, потому что занят теперь временем с 1780-х до 1820-х годов. По этой же причине я теперь только прочел и «Долгоруких» и «Строганова»^* и тоже радовался и благодарил вас. Особенно Строганов неоценен для истории Александра I. Желаю вам продолжать с таким же успехом ваши прекрасные и полезные исследования и издания и еще раз благодарю за то, чем я до сих пор из них воспользовался.

Думаю, что вы пережили и переживаете много тяжелого за это последнее время; думаю тоже, что эти тяжелые условия, если мы отнесемся к ним, как должно, без раздражения, а с сожалением к заблуждению людей, могут быть не так тяжелы, могут даже быть полезны для нашей внутренней, духовной жизни, чего от души желаю вам.

Любящий вас

Лев Толстой.

1906, 29 января.

148. П. А. Сергеенко

1906 г. Февраля 13. Ясная Поляна.

Спасибо, милый Петр Алексеевич, за ваше письмо и за ваши прекрасные выписки. Рамакришну я знаю^*. И много есть из него выписок.

Недавно думал про вас и, желая помочь вашему делу, вспомнил о том, что у меня было два (кроме А. А. Толстой^*, это третье) лица, к которым я много написал писем, и, сколько я вспоминаю, интересных для тех, кому может быть интересна моя личность. Это: Страхов^* и кн. Сергей Семенович Урусов^*. Может быть, вы бы могли найти эти письма для своей работы^*.

Я тоже читаю «Круг чтения» и готовлю много изменений, исправлений для второго издания. Вижу много недостатков.

Поклон всем вашим.

Лев Толстой.

Я знаю Рамакришну по теозофическим журналам. Тех прекрасных мыслей, которые вы выписали, нет там. Откуда вы брали?^*

13 февр. 1906.

149. П. И. Бирюкову

1906 г. Февраля 18. Ясная Поляна.

Вы, очевидно, правы, милый друг Поша. Такие ошибки происходят оттого, что сам скажешь или услышишь от кого недостоверное, поверишь, повторишь и уверишься, что именно так^*. О духовном рождении всегда думал по словам Евангелия; о том же, когда это будет, не знает никто, кроме Отца. Я думаю, что рождение духовное, как и все великое, в нашей жизни происходит ростом незаметным, дифференциалами. И что такое относительное рождение (различное по месту, занимаемому на лестнице приближения к богу) совершается во всяком человеке в продолжение всей жизни и окончательное при смерти, и что такое же рождение происходит в обществе (совокупности людей), и что наше влияние передается не избранным нами лицам (это невозможно), а передается как вклад в сознание всего общества, посредством которого влияет и на других.

Что касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию всего общества^*, то должен сказать (и эта моя особенная хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что если тогда я был возбужден и радостен, то своими особенными, личными внутренними мотивами, теми, которые привели меня к школе и общению с народом.

Вообще я теперь узнаю в себе то же чувство отпора против всеобщего увлечения, которое было и тогда, но проявлялось в робких формах. Кажется, я не так отвечаю на ваш вопрос. Если не так, то не взыщите. Я хочу сказать, что во мне всегда шла такая внутренняя, не скажу работа, а тревога, волнение, борьба, что я не замечал внешнего современного настроения и был равнодушен к нему. Нынче приезжает М. С. Сухотин и Саша. Они расскажут мне про вас. Привет Паше, Анне Николаевне^* и детям.

Я живу по своим грехам незаслуженно хорошо. Прощайте, голубчик.

Л. Толстой.

1906. 18 февраля.

Нынче вспомнил, как в этот день 53 года тому назад был в сраженье и ядро попало в колесо пушки, которую я наводил^*. И подумал: надо писать отдельные эпизоды из своей жизни, о которых живо вспомнил, а то по порядку не идет.

150. П. И. Бирюкову

1906 г. Марта 3. Ясная Поляна.

Получил сегодня ваше письмо^*, милый Поша, и посылаю завтра телеграмму^* и это письмо. Вчера я получил письмо от Пругавина с желанием напечатать письмо мое Александру III и письмо ко мне Победоносцева^*. Я хотел отказать ему, так как мне неприятно было от себя посылать письмо, да его у меня и нет, но против того, чтоб поместить у вас в статье, я ничего не имею и очень рад хоть этим услужить вам. Победоносцевское же письмо, я думаю, не следует печатать без его разрешения, а надо и можно спросить его об этом. Если он забыл, то можно напомнить ему: письмо от 15 июня 1881 г. (можно и списать его).

О том, как на меня подействовало 1-е марта, не могу ничего сказать определенного, особенного. Но суд над убийцами и готовящаяся казнь произвели на меня одно из самых сильных впечатлений моей жизни. Я не мог перестать думать о них, но не столько о них, сколько о тех, кто готовился участвовать в их убийстве, и особенно Александре III. Мне так ясно было, какое радостное чувство он мог испытать, простив их. Я не мог верить, что их казнят, и вместе с тем боялся и мучался за них и за их убийц. Помню, с этой мыслью я после обеда лег внизу на кожаный диван, и неожиданно задремал, и во сне, в полусне подумал о них, о готовящемся убийстве, и почувствовал так ясно, как будто это все было наяву, что не их, а меня казнят, и казнят не Александр III с палачами и судьями, а я же и казню их, и я с кошмарным ужасом проснулся. И тут написал письмо. Первое письмо было гораздо лучше. Потом я стал переделывать, и стало холоднее. Помню, я тогда прочел уже последнюю версию Бестужеву, оружейного завода генералу, и он деловитым тоном объявил, что за такое письмо: «места отдаленные». Судя по тому, как Победоносцев относился к Маликову и его знакомству с Страховым, я решил послать письмо через него. Он прочел или не прочел письмо и возвратил, кажется, Страхову, и тогда Страхов через Бестужева Константина профессора^* передал письмо Сергею Александровичу, и он передал Александру III. О том, прочтено ли оно было и как принято, ничего не знаю. Не скажу, чтобы это отношение к письму имело влияние на мое отрицательное отношение к государству и власти. Началось это и установилось в душе давно, при писании «Война и мир», и было так сильно, что не могло усилиться, а только уяснялось. Когда казнь совершилась, я только получил еще большее отвращение к властям и к Александру III.

Пишу вечером, усталый, и потому скверно. Может быть, что-нибудь пригодится. А то можно поправить, что не ладно, если будете печатать. Прощайте, милый друг.

Лев Толстой.

151. В. В. Стасову

1906 г. Марта 3. Ясная Поляна.

Очень порадовали меня вашим письмом^*, милый Владимир Васильевич. Известие в газетах о вашем нездоровье очень встревожило меня. Потом узнал, что это было ложное известие; просил Сухотина зайти к вам и написать подробно, а он ничего не сделал. Я все ждал и вот дождался такого же, как всегда, энергичного письма, с тем же старым недостатком переоценивания во мне того, что гроша не стоит, и игнорированья того, что хоть сколько-нибудь имеет значенье. Ну да споры это вбивание гвоздей по шляпке^*. Пишите, пишите свой разгром условного, господского искусства^*. Нельзя быть к нему достаточно строгим. Я стараюсь подражать вам — быть здоровым, и пока с успехом. Хорошо бы увидаться, но шансов все меньше и меньше.

Л. Толстой.

3 марта.

152. А. С. Марову

1906 г. Марта 22. Ясная Поляна.

Афанасий Степанович,

На такие клеветы, как та, которая напечатана в присланной вами вырезке^*, я никогда не отвечаю. На всякое чиханье не наздравствуешься. А разных клевет обо мне пишут очень много. Вам же я отвечаю, потому что вижу по вашему письму^*, что вас смущает мысль о том, что человек, который пишет и говорит о грехе землевладения так хорошо, в сущности, не верит этому, так как поступает иначе, и потому, противно моему привычному молчанию, отвечу вам. Отношение мое не только к земельной, но ко всякой собственности такое, что всякий христианин не должен ничего считать своим и потому не должен насилием защищать свою собственность, даже когда эта собственность есть произведение его труда, а тем более не должен считать своею и защищать насилием землю, на которую все люди имеют одинаковые права. Придя к такому убеждению уже лет 25 тому назад, я так, насколько было силы, и относился ко всякой собственности. Для того же, чтобы избавиться от земельной собственности, которая числилась за мною, я решил поступить так, как будто бы я умер. Не стану говорить о том, почему я поступил так, а не отдал землю крестьянам (каким?). Дело в том, что уже около 20 лет тому назад мои наследники взяли каждый то, что ему по закону причиталось, у меня же не осталось ничего, и я никакой собственностью с тех пор, кроме как своим платьем, не владею и не распоряжаюсь.

То, что пишет корреспондент о том, что вызвали казаков, совершенно несправедливо. Никогда об этом не было речи у моей жены, которая владеет и заведует Ясной Поляной, и я вполне уверен, что даже если бы и был к тому какой-нибудь повод, она никогда этого не сделает.

Можно только жалеть о тех людях, которым для чего-то нужно, выдумывая ложь, смущать людей.

Так как из вашего письма вижу, что вы много думали о земельном вопросе и верно судите о нем, посылаю вам несколько книг Жоржа^* об этом вопросе и мои книги «О жизни» и «Для чего мы живем» общего содержания, которые могут быть вам интересны.

Желаю вам всего хорошего.

Лев Толстой.

22 марта 1906.

153. M. Л. Оболенской

1906 г. Марта 22. Ясная Поляна.

Спасибо за твое письмо^*, милая Машенька. В письме к Юлии Ивановне^* ты поговариваешь о тоске по дому и желании домой. Я всегда всех гоню в Мамадыш^*, но когда люди уедут не в Мамадыш, я всегда советую, заехав так далеко, оставаться там, куда заехали. Так и вам: советую тебе воспользоваться всем, что можешь взять от Европы. Я лично ничего не хотел бы взять, несмотря на всю чистоту и выглаженность ее. А, к сожалению, вижу, что мы все капельки подбираем: партии, предвыборные агитации, блок и т. п. Отвратительно. Такой разврат, в который втягивают крестьян, развращая их. Может быть, это неизбежно и надо и крестьянам перейти через этот разврат для того, чтобы понять всю его бесцельность и зловредность. А иногда не могу не думать, что этого не нужно. И доказательство ненужности этого вижу в том, что я, например, да и многие со мной, мы видим, что все эти конституции ни к чему другому не могут привести, как к тому, что другие люди будут эксплуатировать большинство — переменятся, как это происходит в Англии, Франции, Америке, везде и все будут беспокойно стремиться, чтобы эксплуатировать друг друга и все всё больше и больше будут кидать единственную разумную, нравственную земледельческую жизнь, возлагая этот серый труд на рабов в Индии, Африке, Азии и Европе, где можно. Очень чиста матерьяльно эта европейская жизнь, но ужасно грязна духовно. Так я иногда сомневаюсь — нужно ли русскому народу пройти через этот разврат, прийти в тот тупик, в который уже зашли западные народы? Думаю так потому, что когда западные народы шли на этот путь, все передовые люди звали их на этот путь, теперь же не я один, а мы многие видим, что это погибель. И, остерегая народ от этого пути, мы не говорим, как говорили прежние противники движенья: идите назад или остановитесь, а мы говорим: идите вперед, но только не в том направлении, в котором вы идете, потому что это направление ведет назад; а говорим: идите смело вперед к освобождению от власти. Я пишу об этом^* и думаю, поэтому и написал тебе.

О тебе думал вчера, ходя по насту. (Наст удивительный! иди, куда хочешь, по мраморному полу, нынче начал портиться.) Думал то, что ты теперь ослабела и справедливо недовольна собой, что и очень хорошо. Но вспомни о том, как много ты мне дала хорошего, как много Саше и многим, и все тебе другими простится, сама только не прощай себя. Да ты и не простишь. Прощай, голубушка, целую тебя и Колю.

Л. Т.

22 марта 1906.

154. М. Л. Оболенской

1906 г. Июля 14? Ясная Поляна.

Что, милая Маша, скучаю по тебе, особенно в последнее время. Очень было тяжело. Теперь лучше стало. Дошел даже до того, что дня два тому назад вышел из себя вследствие разговора с Андреем и Львом, которые мне доказывали, что смертная казнь хорошо и что Самарин, стоящий за смертную казнь, последователен, а я нет^*. Я сказал им, что они не уважают, ненавидят меня, и вышел из комнаты, хлопая дверями, и два дня не мог прийти в себя. Нынче благодаря молитве Франциска Ассизского (Frère Léon)^*и Иоанна: «не любящий брата не знает бога», — опомнился и решил сказать им, что я считаю себя очень виноватым (я и очень виноват, так как мне 80 лет, а им 30) и прошу простить меня. Андрей в ночь уехал куда-то, так что я не мог сказать ему, но Льву, встретив его, сказал, что виноват перед ним и прошу простить меня. Он ни слова не ответил и пошел читать газеты и весело разговаривать, приняв мои слова как должное. Трудно. Но чем труднее, тем лучше. Саша радует своей любовью, так что стыдно жаловаться. И ты есть. Целую тебя.

Л. Т.

155. Е. Ф. Юнге

1906 г. Июля 20. Ясная Поляна.

Прочел, и с большим удовольствием, милая Катерина Федоровна, ваши воспоминания о Пассек^*. Очень много хорошего в том, что вы пишете о ней. Есть то, что я бы назвал сентиментально-развязным многословием и которое ослабляет впечатление. Ослабляет впечатление тоже ее похвалы, что вы и сами замечаете, автору «Записок». Похвалы эти вполне заслужены, но читатель будет подозревать подкупленность автора.

«Воспоминания» так интересны, что я зачитался ими не в положенное время. Как вы живете и ваши сыновья? Когда увидимся? Соня при всяком случае хвалит вас не меньше Пассек и велит кланяться. И я братски целую.

Лев Толстой.

20 июля 1906.

156. В. В. Стасову

1906 г. Июля 21. Ясная Поляна.

Не будем отчаиваться свидеться еще на этом свете, милый Владимир Васильевич. Либо я к вам приеду, либо вы ко мне. И то и другое будет хорошо. По нынешним временам все возможно. Простите, что утрудил вас одним юношей^*, если он был у вас с моим письмом. Cela ne vous oblige à rien^*. A может быть, встретится случай помочь ему.

Мне очень хорошо живется. Совершающиеся события очень интересны, но я, как старик, и по моим занятиям, вижу эту волну на очень большом пространстве, и потому она мне не кажется такой значительной, как она кажется тем, кто видит ее одну. Мне кажется даже, что я вижу в ней кое-что такое, чего другие не видят в ней, и это очень занимает меня, и я пишу об этом^*.

Рассказ Герцена о Франце^* в Сборнике статей из «Колокола», изданном Тихомировым^*.

Прощайте пока, может быть, и до свиданья.

Лев Толстой.

21 июля 1906.

157. В. В. Стасову

1906 г. Сентября 20. Ясная Поляна. 20 сентября 1906.

Спасибо за хорошее, длинное письмо^*, Владимир Васильевич. Не сетуйте на старость. Сколько хорошего она принесла мне неожиданного и прекрасного. Из этого заключаю, что конец и старости и жизни будет также неожиданно прекрасен. Знаю, что вы не согласитесь с этим. Но говорю, что думаю. Я тоже не согласен с вами с приписываемой вами мне роли в нашей революции: ни в том, что я виновник ее, ни, еще менее, в том, что я не признаю ее и желал бы задавить ее^*. Мое отношение к революции такое, что я не могу не страдать, глядя на то, что делается, особенно если допустить, что в происхождении ее есть хоть малая доля моего участия. Мое отношение такое же, какое было бы у человека, советовавшего людям не вкладывать голову в железный ошейник, которым их приковывали к цепи, когда бы эти люди, вместо того, чтобы перестать самим надевать на себя ошейник, решили бы, что надо переделать ошейник на ножные кандалы и наручники для того, чтобы было удобнее, чем при ошейнике. Да мало того, что люди сами себя заковывают, они еще при этом делают всякие мерзости и, как медные гроши, довольны собой, воображая, что, рабски подражая тому, что делалось очень и неумными и нехорошими людьми в Европе, они делают очень важное и полезное дело. То, что происходит теперь в народе (не в пролетарьяте), очень важно и, разумеется, хорошо, но не важно и не хорошо то, что делается всеми этими комическими партиями и комитетами. Тот Герцен, которого вы так любите, наверное был бы согласен со мною. Du train que cela va^*, если только народ, настоящий народ, сто миллионов мужиков-земледельцев, своим пассивным неучастием в насилии не сделает ненужною и безвредною всю эту несерьезную, шумную, раздраженно-самолюбивую ораву, мы непременно придем к военной диктатуре, и придем через великие злодейства и развращение, которые уже начались. Для того чтобы заменить отживший порядок другим, надо выставить идеал высший, общий и доступный всему народу. А у интеллигенции и у настреканного ею пролетарьята нет ничего похожего, — есть только слова, и то не свои, а чужие. Так вот что я думаю: я радуюсь на революцию, но огорчаюсь на тех, которые, воображая, что делают ее, губят ее. Уничтожит насилие старого режима только неучастие в насилии, а никак не новые и нелепые насилия, которые делаются теперь.

Рад был случаю поговорить с вами. Жена получила ваше письмо^* и благодарит вас. Она поправляется.

Л. Т.

158. А. Зенгеру

<неотправленное>

1906 г. Сентября 22. Ясная Поляна.

Милостивый государь,

То событие, которое вы считаете очень важным, представляется мне не только не важным, но и пустым и вредным^*, так как оно отвлекает людей от серьезных мыслей и дел, особенно нужных в наше время. Считаю же я это событие пустым потому, что ожидаемые г-да Смиты и Джонсы так же мало могут быть признаны представителями английского народа, как и те Ивановы и Петровы, которые будут встречать их и говорить им речи, могут быть признаны представителями русского 150-миллионного народа.

И потому прошу извинить меня за неисполнение вашего желания и принять уверения моего уважения.

Лев Толстой.

22 сентября 1906.

159. И. Ф. Наживину

1906 г. Сентября 25. Ясная Поляна.

Спасибо вам, милый Иван Федорович, за письмо и за трогательные сведения о Куртыше^*. Не могу жалеть его. Могу только радоваться и бояться. Я послал выписку из вашего письма солдатам, которые обращались ко мне с вопросом, как им быть, когда их пошлют усмирять^*.

То, что вы недовольны своей жизнью, — только хорошо. Когда истинно хочешь идти по прямой и видишь свое уклонение от нее, то неизбежно выйдешь опять на нее. Роман^*, вероятно, много мешал, и я рад, что вы его кончили. Я давно уже думал, что эта форма отжила, не вообще отжила, а отжила как нечто важное. Если мне есть что сказать, то не стану я описывать гостиную, закат солнца и тому подобное.

Как забава, не вредная для себя и для других, — да. Я люблю эту забаву. Но прежде на это смотрел как на что-то важное. Это кончилось.

Привет вашей хорошей жене.

Лев Толстой.

25 сентября 1906.

160. М. В. Нестерову

1906 г. Октября 3. Ясная Поляна.

Михаил Васильевич,

Благодарю вас за фотографии^*. Вы так серьезно относитесь к своему делу, что я не побоюсь сказать вам откровенно свое мнение о ваших картинах. Мне нравятся и Сергий отрок^*, и два монаха в Соловецком^*. Первая больше по чувству, вторая больше по изображению и по поэтично-религиозному настроению. Две же другие^*, особенно последняя, несмотря на прекрасные лица, не нравится мне. Христос не то что нехорош, но самая мысль изображать Христа, по-моему, ошибочна. Дорого в ваших картинах серьезность их замысла, но эта-то самая серьезность и составляет трудность осуществления. Помогай вам бог не унывать и не уставать на этом пути. У вас все есть для успеха. Не сердитесь на меня за откровенность, вызванную уважением к вам.

Лев Толстой.

3 октября 1906.

161. М. И. Михельсону

1906 г. Октября 26. Ясная Поляна.

Милостивый государь

Морис Ильич,

Благодарю Вас за присылку прекрасного издания вашей книги^*.

Я понял благодаря предисловию, чего не понимал прежде, ту разнообразную пользу, которую может принести различным людям ваш большой труд.

С совершенным уважением остаюсь готовый к услугам

Лев Толстой

1906. 26 окт.

162. Н. Л. Оболенскому

1906 г. Ноября 27…30. Ясная Поляна.

Я боюсь, что расплачусь с тобой говорить, а сказать хочется и нужно, что ты мне теперь еще гораздо ближе, чем был прежде^*. И думаю, что тебе легко будет смотреть на меня как на отца, как и мне на тебя как на сына.

Подумаем вместе, как ты будешь жить теперь. Когда осилим, то поговорим.

163. Э. В. Эллису

<перевод с английского>

1906 г. Декабря 3/16. Ясная Поляна.

Э. В. Эллису.

Милостивый государь,

Я совершенно согласен с вами относительно Шелли^*. Он не дал того, что мог бы дать и, конечно, дал бы миру. У него были самые возвышенные стремления, и он был всегда искренен и смел.

Рад был узнать, что вы согласны с моим мнением о достоинствах сочинений Шекспира.

Преданный вам

Лев Толстой.

3 декабря.

1906.