Онлайн чтение книги Школьные годы Тома Брауна Tom Brown’s Schooldays
Глава IV Любители птиц

На следующее утро Том не смог с первого раза как следует рассказать свои строчки, и его отправили дожидаться второго захода, в то время как Мартин с Артуром рассказали свои без осложнений и сразу же ушли. Как только Тому удалось освободиться, он побежал завтракать к Салли Хэрроуэлл, но там их уже не было, и Стампс проинформировал его, что они быстро проглотили свои завтраки и ушли вместе, а куда — он не знает. Том тоже позавтракал очень поспешно, а потом зашёл сначала в кабинет Мартина, а потом в свой, но там никого не было. Он был отчасти сердит, а отчасти досадовал — куда они могли запропаститься?

Ко второму уроку он готовился вместе с Истом и остальными, в не особенно хорошем настроении, а потом вышел во двор. Минут за десять до второго урока во дворе появились запыхавшиеся Мартин и Артур; при виде Тома Артур кинулся к нему, возбуждённый и с пылающими щеками.

— Том, смотри, — закричал он, протягивая ему три яйца камышницы, — мы были на пруду у дороги на Барби, про который Мартин вчера рассказывал, и погляди, что у нас теперь есть!

Но Том не желал радоваться, вместо этого он искал, к чему бы придраться.

— Слушай, малый, — сказал он, — ты что это выдумал? Уж не хочешь ли ты сказать, что ходил вброд?

От упрёка в его голосе Артур сразу же поник, и вид у него сделался настолько жалкий, что Том, пожав плечами, обратил весь свой гнев на Мартина.

— Ну, Чокнутый, не ожидал я, что ты окажешься таким придурком, что позволишь ему промочить ноги, да ещё в такую рань! Мог бы и сам вброд пойти!

— Да я сам и пошёл, только он тоже захотел пойти, чтобы посмотреть гнездо. Мы оставили там шесть штук, через день — два они вылупятся.

— Чёрт бы побрал эти яйца! — сказал Том. — Нельзя отвернуться ни на секунду. Могу поклясться, что из-за этой вашей прекрасной выходки он теперь сляжет на неделю.

— Да нет, Том, что ты, — просительно сказал Артур, — у меня ноги не мокрые, Мартин сказал, чтобы я сначала снял туфли, чулки и брюки.

— И мокрые, и грязные — что я, не вижу, что ли? — возразил Том, — Сейчас учитель увидит, в каком ты виде, и вызовет тебя, а ты ко второму уроку не готовился!

Том, ах ты плут! Это ты-то упрекаешь других за то, что они не учат уроки? Неужели ты хочешь сказать, что сам не пошёл бы с ними, если бы на первом уроке тебя не отправили на второй заход? А теперь ты испортил бедняге Артуру всю радость и гордость от его первых птичьих яиц, и он идёт и тихонько кладёт их в кабинете, и со вздохом достаёт книжки, думая, что сделал что-то ужасное, хотя заранее выучил намного больше, чем будет пройдено на втором уроке.

А вот старина Чокнутый не выучил, и, когда его спросили, молол такую ерунду, что его отсадили на десять мест назад. Это несколько умерило гнев Тома, и к концу урока он начал успокаиваться. А когда позже у себя в кабинете он увидел, с каким восторгом Артур наблюдает за тем, как Мартин выдувает яйца и осторожно приклеивает их на кусочки картона, и заметил тревожные и виноватые взгляды, которые он украдкой бросает на него самого, то успокоился окончательно и подумал: «Какая же я злая скотина! Вот оно, то, о чём я мечтал вчера вечером, а теперь я сам беру и всё порчу». В следующие пять минут он проглотил остатки своей желчи, улыбнулся и был вознаграждён, видя, как сразу же воспрянуло его тепличное растение.

После обеда Чокнутый занялся подготовкой к экспедиции. Он приладил новые ремни к «кошкам», набил ватой картонные коробочки из-под пилюль и заточил маленький топорик Иста. Они взяли всю амуницию с собой на перекличку и сразу же после её окончания, увернувшись от старост, которым нужны были фаги для игры в крикет, отправились быстрым шагом по Лофордской тропе к роще Кальдекотта и гнезду пустельги.

Мартин шёл первым и был в отличном расположении духа. Впервые он отправлялся на подобную вылазку не один, а с товарищами, находил это очень приятным и собирался показать им всё, что знает и умеет. Возможно, Браун и Ист лучше, чем я, играют в футбол, крикет и другие игры, думал он, но в полях и лесах им до меня далеко. Он сразу же взял на себя руководство и шагал впереди с «кошками» на одном плече и сумкой на другой, а его карманы и шляпа были битком набиты картонными коробочками, ватой и ещё всякой всячиной. Остальные несли каждый по сумке, а Ист ещё и свой топор.

Когда они прошли три или четыре поля без остановки, Артур начал отставать, и Том закричал Мартину, чтобы он шёл помедленнее.

— Мы ведь не в «Зайцев и собак» играем, какой смысл так нестись?

— Вот она, роща, — сказал Мартин, взобравшись на обрыв, у подножия которого протекал Лофордский ручей, и показал на гребень противоположного склона. — Гнездо на одной из этих высоких елей. А тут у ручья я знаю ещё гнездо камышёвки, можем взглянуть на него на обратном пути.

— Идём, не надо останавливаться, — сказал Артур, который пришёл в волнение при виде леса.

Поэтому они снова перешли на рысь, перебрались через ручей, взобрались на склон и вошли в рощу. Здесь они старались идти как можно тише, чтобы не привлечь внимание егерей или других врагов, которые могли оказаться поблизости, и остановились у подножия высокой ели. Мартин с гордостью указал на цель их экспедиции — гнездо пустельги на вершине.

— Где? Какое оно? — спрашивал Артур, вертя головой во все стороны, поскольку понятия не имел, как выглядит гнездо пустельги.

— Да вот же оно, ты что, не видишь? — сказал Ист, показывая на куст омелы на соседнем дереве, буке. Он видел, что Том с Мартином заняты возней с «кошками», и не смог устоять перед искушением разыграть его. Артур изумился ещё больше.

— Надо же! Оно выглядит совсем не так, как я ожидал, — сказал он.

— Очень странная птица эта пустельга, — сказал Ист, плутовато поглядывая на свою жертву, которая всё ещё продолжала глазеть вверх.

— Но я думал, оно на ели? — возразил Артур.

— А разве ты не знаешь? Это новая разновидность ели, старик Кальдекотт привез её из Гималаев.

— Правда? — сказал Артур. — Как хорошо, что ты мне об этом сказал, она совсем не похожа на ту, другую! Наверно, этим елям подходит здешний климат, их здесь полным-полно!

— Что за ерунду он тебе рассказывает? — закричал Том, который оторвался от своего занятия, услышав слово «Гималаи», и сразу заподозрил, чем занят Ист.

— Да просто про эту ель, — сказал Артур, положив руку на ствол бука.

— Ель! — воскликнул Том. — Малый, ты же не хочешь сказать, что не можешь отличить ёлку от бука?

Бедный маленький Артур ужасно смутился, а Ист разразился хохотом, так что эхо пошло по лесу.

— Да я раньше и деревьев почти не видел, — пробормотал Артур.

— Как не стыдно разыгрывать его, Скороход! — закричал Мартин. — Ничего, Артур, чрез пару недель ты будешь знать о деревьях гораздо больше, чем он.

— Так, значит, это не гнездо пустельги? — спросил Артур.

— Это? Да это просто омела. Гнездо вон, вот тот клубок из веток высоко на ёлке.

— Не верь ему, Артур, — встрял неисправимый Ист. — Я только что видел, как оттуда вылетела сорока.

Мартин не снизошёл до ответа на это остроумное замечание и только хмыкнул, застёгивая последнюю пряжку «кошек», а Артур укоризненно посмотрел на Иста.

Но тут произошла заминка. На это дерево было очень трудно взобраться, потому что первые ветки начинались на высоте примерно четырнадцати футов, а ствол был слишком толстый у основания — ни один из мальчиков не мог обхватить руками больше половины. Сначала Мартин и Том, оба в «кошках», пытались взобраться на него безо всякого успеха: кора ели крошилась, и «кошки» обрывались всякий раз, как они пытались перенести вес на ноги, а силы рук было недостаточно, чтобы удержаться, из-за толщины ствола. Поэтому, взобравшись фута на три — четыре, они съезжали вниз, обдирая лица и руки. Оба ужасно разозлились, а Ист, сидевший неподалёку, со смехом объявлял после каждой неудачной попытки: «Два — один в пользу сороки!»

— Нужно попробовать пирамиду, — сказал, наконец, Том. — Ист, лодырь ты этакий, становись к стволу!

— Ещё чего! А ты взгромоздишься мне на плечи в «кошках»? Из чего, по-твоему, сделана моя шкура?

Тем не менее, он подошёл к дереву, оперся на него и, наклонив голову, как можно крепче обхватил руками ствол.

— Давай, Чокнутый, — сказал Том, — теперь ты.

— Нет, я легче тебя; давай, ты следующий.

Том залез на плечи к Исту и тоже обхватил ствол, а потом Мартин залез на плечи Тома и, не обращая внимания на шатания и стоны пирамиды, подпрыгнул, отчего её нижние этажи с воплями полетели на землю, ухватился за ствол на высоте футов десяти от земли и остался висеть. Несколько секунд они думали, что ему не удастся подняться, но он, удерживаясь руками и зубами, сумел прочно вогнать в кору сначала одну, а потом другую «кошку», обхватил руками ствол повыше, и через минуту уже держался за нижнюю ветку.

— Всё, капут сороке, — заметил Ист.

Мартин немного передохнул и проворно полез дальше. Артур внимательно и испуганно следил за ним.

— А это не очень опасно? — спросил он.

— Ничуть, — ответил Том. — Если у тебя есть хорошая опора для рук, ничего с тобой не случится. Перед тем, как ухватиться за ветку, нужно проверить её на прочность — и вперёд!

Мартин был уже среди тонких веток поблизости от гнезда. Оттуда стремительно вылетела взрослая птица и стала парить над деревьями, рассматривая незваного гостя.

— Всё в порядке, здесь четыре яйца! — закричал он.

— Бери все! — заорал Ист. — По одному на каждого!

— Нет, нет, одно оставь матери, а то она расстроится, — сказал Том.

Мы, мальчишки, полагали, что птицы не умеют считать и бывают вполне счастливы, если оставить им одно яйцо. Остаётся лишь надеяться, что так оно и есть.

Мартин положил по одному яйцу в каждую свою коробочку, третье взял в рот — единственное оставшееся безопасное место, и стал ловко спускаться вниз. Всё шло хорошо, пока он не спустился до десяти футов над землёй; там ствол был значительно толще, и за него трудно было как следует ухватиться; в конце концов, он не удержался и повалился на спину в дёрн, выплевывая остатки большого яйца, которое разбилось при падении.

— Тьфу, скорее что-нибудь выпить! Оно тухлое! — говорил он, отплевываясь, и лес снова огласился хохотом Иста и Тома.

Они рассмотрели трофеи, собрали вещи и отправились к ручью, где Мартин выпил огромное количество воды, чтобы избавиться от вкуса во рту, и навестили гнездо камышёвки. Оттуда они в отличном настроении проследовали напрямик через изгороди и заросли кустарника, и Артуру, к его огромному восторгу, позволили слазить посмотреть гнездо сороки на небольшом дубу в живой изгороди. Том полез вместе с ним и не спускал с него глаз, показывал, за что держаться и куда становиться; и, хотя Артуру было очень страшно, он не показал этого, и заслужил своей ловкостью одобрение всех присутствующих.

Потом они пересекли дорогу, на которой, совсем недалеко, лежала куча отличнейших камней.

— Смотрите, — закричал Ист, — вот повезло! У меня последние полчаса руки так и чешутся покидаться! Набирайте в сумки, хватит уже с нас этих дурацких птичьих гнёзд!

Никто не возражал, поэтому каждый из мальчишек набрал себе полную сумку камней, и, когда они вышли на следующее поле, Том и Ист пошли вдоль одной живой изгороди, а остальные двое — вдоль другой. Шума они производили достаточно, но это был ещё не сезон для молодых птиц, а старые летали слишком хорошо для наших метких стрелков, и после первого же брошенного по ним камня оказывались за пределами досягаемости. Но всё равно, бежать вдоль изгороди и кидать камнями по дроздам и зябликам было ужасно весело, хотя и не давало ни малейшего результата. Скоро и Артур вошёл во вкус и кинулся вперёд, чтобы преградить птицам путь с другой стороны, и кричал, и кидал, и падал в канавы, и перелезал через изгороди в таком же запале, как и Чокнутый.

Вскоре компания в бешеной погоне за старым дроздом (который уже явно бывал в таких переделках и, похоже, наслаждался происходящим, потому что каждый раз подпускал их к себе поближе, а потом отлетал ярдов на сорок и, с нахальным видом дёрнув хвостом, исчезал в зарослях), добралась до высокой двойной живой изгороди.

Крики «Вот он!», «Гони его!», «Сюда!», «Он тут, у меня!», «Смотри, куда кидаешь, Чокнутый!» слышны были на четверть мили. Услыхал их и фермер, который вместе с двумя своими пастухами лечил овец в загоне на соседнем поле, ярдах в двухстах оттуда.

Фермер этот арендовал дом и двор, находившиеся в конце поля, к которому подошли сейчас наши юные любители птиц. Сам он там не жил и не поселил никого из работников. Тем не менее, будучи безмозглым и неблагоразумным бриттом, он держал там множество кур и прочей домашней птицы. Вполне естественно, что это место время от времени навещали самые разнообразные грабители: лисы и цыгане устраивали переполох по ночам, а в дневное время, как с сожалением приходится признать, оно нередко посещалось учениками Рагби, и результатами этих посещений часто становились бесследные исчезновения почтенной домашней птицы. Том и Ист, пока были «людьми вне закона», тоже посещали этот птичий двор с преступными намерениями, а один раз даже одержали победу в честном бою над уткой и, торжествуя, унесли труп, завернув его в целях безопасности в шейные платки. Впрочем, злополучная утка принесла им столько хлопот и беспокойства, что они больше не возвращались к этой практике. Сначала они отнесли её к Салли Хэрроуэлл в надежде на вкусный ужин, но она, осмотрев утку, сделала гримасу и отказалась разделывать её и вообще иметь с ней дело. Тогда они отнесли её к себе в кабинет и принялись ощипывать сами. Но что делать с перьями, куда их девать?

— О Господи, Том, сколько же перьев у утки! — простонал Ист, держа в руках полный мешок и безнадёжно глядя на тушку, которая не была ещё ощипана и наполовину.

— По-моему, она уже попахивает, — сказал Том, осторожно принюхиваясь. — Нужно скорее с ней что-то делать.

— Всё это хорошо, но как мы её приготовим? Я не рискну жарить её в холле или в коридорах, не та у нас с тобой репутация.

— Лучше бы мы избавились от этой дряни, — сказал Том, с отвращением швыряя утку на стол.

Ещё через день — два стало ясно, что избавиться от неё необходимо, так что они хорошенько завернули её в оберточную бумагу и оставили в шкафу пустующего кабинета, где заведующая хозяйством и обнаружила эту гадость на каникулах.

С тех пор они больше на уток не охотились, но зато на них охотились другие, и наш бравый фермер был по этому поводу очень зол и намеревался дать острастку первым же мальчишкам, которых поймает, да так, чтобы неповадно было другим. Поэтому он вместе со своими пастухами притаился за плетнём, окружавшим загон, и следил за приближением ни о чём не подозревающей компании.

Кто знает, что понадобилось этой старой цесарке в живой изгороди именно в тот злополучный момент? Неизвестно. Уж так оно всегда бывает с цесарками и со всеми прочими животными, неживыми предметами и людьми, из-за которых мы попадаем в беду; чуть только назревает какая-нибудь неприятность — они уже тут как тут. Во всяком случае, прямо под носом у Иста выскочила старая цесарка и побежала перед ним, пронзительно квохча. Остальные трое, возможно, и побороли бы искушение, но Ист сначала запустил по ней камнем, который был у него в руке, а потом стал гнать обратно к изгороди. Это ему удалось, и тут все они, войдя в раж, ринулись на неё с разных сторон, а квохтанье становилось всё отчаяннее и слабее с каждой минутой.

Тем временем фермер со своими работниками, крадучись, перелезли через плетень и потихоньку пошли вдоль изгороди к месту событий. Они уже были на расстоянии броска камня от Мартина, который сильно теснил незадачливую дичь, как вдруг их заметил Том и закричал: «Хамы, хамы! Чокнутый, с твоей стороны!», а потом схватил Артура, и они во все лопатки побежали через поле в сторону Рагби. Если бы он был один, то не бросил бы остальных, но сейчас душа у него ушла в пятки, а сердце оборвалось. Мысль о том, что его вместе с Артуром могут отвести к Доктору за кражу птицы, напугала его до такой степени, что он с трудом мог бежать.

Впрочем, Ист и Мартин отлично могли позаботиться о себе сами. Они увернулись от преследователей, проскользнули через просвет в изгороди, бросились за Томом и Артуром и быстро их догнали. Фермер с работниками отстали от них на целое поле. В глубине души Тому хотелось бы, чтобы Ист с Мартином побежали в любую другую сторону, но ничего не поделаешь, теперь они были все вместе, и оставалось только ждать, чем всё это кончится.

— Вы ведь не бросите малого, правда? — спросил он, когда они перетаскивали бедного маленького Артура, задыхающегося от страха, через следующую изгородь.

— Ещё чего, — ответили оба.

Перелезть через следующую изгородь оказалось очень трудно, и преследователи стали их нагонять. Только-только они успели перетащить Артура, порвав ему брюки в двух местах, как пастух, который бежал первым, подбежал к изгороди с другой стороны. Бросившись через следующее поле, они заметили две фигуры на тропинке посередине, и узнали в них Холмса и Диггса, совершавших моцион, которые тут же окликнули их.

— Бежим к ним и сдадимся, — сказал Том, тяжело дыша.

Возражений не последовало, и все четверо мальчиков, задыхаясь, кинулись к Холмсу и Диггсу, к немалому удивлению этих последних, которые остановились, не понимая, в чём дело. Впрочем, появление фермера с работниками всё объяснило.

Времени для объяснений не остаётся, и сердце Тома бьётся ужасающе быстро, пока он размышляет: «Поддержат они нас или нет?»

Фермер подбегает к Исту и хватает его за воротник, и этот юный джентльмен с несвойственной ему кротостью стоит смирно и умоляюще смотрит на Холмса, вместо того чтобы лягать фермера по ногам.

— Эй, не так быстро, — говорит Холмс, готовый защищать их до тех пор, пока их вина не будет доказана. — Что здесь происходит?

— Попался вор, вот что происходит, — пыхтя, отвечает фермер. — Шастают вокруг моего двора, воруют птицу, вот что происходит! Сейчас они у меня получат, все до единого, не будь я Томпсон!

Холмс мрачнеет, лицо у Диггса вытягивается. Они готовы к драке не хуже всякого другого, но они старосты и хорошо знают, в чём заключаются их обязанности; поддерживать неправое дело они не могут.

— Да я к его птичнику в этом полугодии и близко не подходил! — кричит Ист.

— И я!

— И я! — говорят Том и Мартин.

— Скажи, Вильям, ты видел их тут на прошлой неделе?

— Видел, а то как же, — отвечает Вильям и крепче сжимает в руках вилы, готовясь пустить их в ход.

Мальчики решительно отрицают это, и Вильяму приходится признать, что «если то были и не они, так те были похожи на них как две капли воды», и что он «может поклясться, что на прошлый Мартынов день точно видел тут вот этих двух», — это он говорит, указывая на Иста и Тома.

Холмс тем временем собрался с мыслями.

— Вы сами видите, сэр, — говорит он Вильяму, — что не можете точно вспомнить, кого вы видели, а я верю ребятам.

— А мне плевать, — бушует фермер, — сегодня они гоняли мою птицу, мне и этого довольно! Вильям, держи того, другого. Говорю вам, они тут два часа околачивались, — кричит он, когда Холмс становится между Вильямом и Мартином, — дюжину цыплят мне чуть не до смерти загнали!

— Враньё! — закричал Ист. — Мы к его птичнику и на сто ярдов не подходили, и были тут всего десять минут, и никаких птиц, кроме одной старой цесарки, в глаза не видели, да и та убежала от нас как борзая!

— Это правда, Холмс, клянусь честью, — вставил Том. — Мы не охотились на его кур. Та цесарка выскочила из изгороди прямо нам под ноги, а больше мы никого и в глаза не видели.

— Поговорите мне ещё… Хватай второго, Вильям, и пойдём.

— Послушайте, фермер Томпсон, — говорит Холмс, предостерегающе поднимая трость по направлению Вильяма с его вилами, в то время как Диггс повернулся к другому пастуху и с громкостью пистолетных выстрелов хрустел суставами пальцев, — будьте благоразумны, ребята не охотились на вашу птицу, это ясно.

— Говорю вам, я их видел. А сами-то вы кто такой будете, позвольте узнать?

— Это к делу не относится, — ответил Холмс. — А вам, фермер, я вот что скажу. Как вы только додумались оставить всю эту птицу без присмотра так близко от школы? Стыдитесь! Если у вас её всю украдут, это будет вам поделом. Если вы хотите идти с ними к Доктору, я тоже пойду с вами и скажу ему, что думаю по поводу этой истории.

Фермер решил, что Холмс — учитель; кроме того, ему хотелось поскорей вернуться к своему стаду. Похоже было, что шансы довести дело до телесного наказания всё равно невелики, поэтому он стал намекать на то, что неплохо бы возместить ущерб. Артур немедленно ухватился за это и сказал, что заплатит сколько угодно; фермер тут же оценил цесарку в полсоверена.

— Полсоверена! — закричал Ист, уже освободившийся от фермерской хватки. — Вот так здорово! Цесарка не пострадала, к тому же ей семь лет в обед, мясо у неё жёсткое как подмётка, и она не смогла бы снести яйцо даже ради спасения своей жизни!

В конце концов, решили, что они заплатят два шиллинга фермеру и ещё один пастуху. Тем дело и кончилось к неописуемому облегчению Тома, который не мог даже толком говорить, до того ему было плохо от одной мысли о том, что может подумать о нём Доктор. Затем вся компания направилась к Рагби. Холмс, очень хороший парень, один из лучших в школе, решил воспользоваться моментом в воспитательных целях.

— Слушайте, ребята, — сказал он, шагая среди них по тропинке, — учтите, что сегодня вам крупно повезло. Больше к птичнику Томпсона и близко не подходите, слышите?

Горячие обещания ото всех, в особенности от Иста.

— Заметьте, я не задаю вопросов, — продолжал ментор, — но подозреваю, что кто-то из вас уже бывал там до этого и охотился на кур. Так вот, подбить камнем курицу, которая принадлежит кому-нибудь другому, и убежать с ней, — значит украсть. Это скверное слово, но именно так это и называется. Я знаю, что вы не тронули бы этих кур, если бы они были мёртвые и лежали в магазине, точно так же вы не взяли бы яблоки из корзины у Гриффита; но ведь в действительности нет никакой разницы между живыми курами, которые бегают, или яблоками, которые висят на деревьях, и теми, что в магазине. Мне бы хотелось, чтобы наша мораль в таких вопросах была более устойчивой. Нет ничего вреднее этих мнимых школьных различий. Они сваливают в одну кучу плохое и хорошее и оправдывают поступки, за которые наши бедные ровесники угодили бы в тюрьму.

И всю дорогу домой старина Холмс читал им мораль с привлечением множества мудрых пословиц и надавал кучу добрых советов. Проповедь эта более-менее запала им в душу, и они искренне раскаивались в течение нескольких часов. Но, чтобы не грешить против истины, я должен сказать, что по крайней мере у Иста всё это через неделю уже вылетело из головы. Зато он хорошо запомнил оскорбление, нанесённое ему фермером Томпсоном, и вскоре совершил налёт на тот самый птичник в компании с Головастиком и другими безмозглыми юнцами, причём они были пойманы пастухами и получили по первое число, помимо того, что им пришлось уплатить восемь шиллингов — все свои сбережения — за то, чтобы их не отвели к Доктору.

Мартин с тех пор стал постоянным обитателем совместного кабинета Тома и Артура, и последний так к нему привязался, что Том даже слегка ревновал, но, впрочем, ему удавалось это не показывать. Яйцо пустельги, как ни странно, не разбилось и составило ядро Артуровой коллекции, в пополнение которой Мартин вкладывал сердце и душу; он также познакомил Артура с Хаулеттом, торговцем птицами, и преподал основы искусства набивки чучел. В знак благодарности Артур позволил ему вытатуировать у себя на запястье маленький якорь, что, впрочем, тщательно скрывал от Тома. Ещё до конца полугодия он научился хорошо бегать и лазить по деревьям, и, как и предсказывал Мартин, знал о деревьях, птицах и цветах в два раза больше, чем наш добродушный и весёлый друг Гарри Ист.