Онлайн чтение книги Кошелек предателя Traitor's Purse
13

— Что вы намерены делать?

Вопрос врезался в сумятицу измученного сознания Кэмпиона и остался открытым, как огромная дыра в форме вопросительного знака.

Он ничего не ответил, потому что Лагг и владелец лавки доверчиво глядели на него, и он понял, что помощи в решении вопроса от них не дождешься. Он по-прежнему был боссом, и они полагались на него.

Собравшись с силами, он попытался что-то им приказать, но тут ему в голову пришел еще один загадочный вопрос. Тяжело ли я болен? Серьезна ли моя проклятая травма? Доконает ли она меня, и я скоро умру, а если так, много ли мне еще осталось? Он решил немедленно положить конец этому истязанию. Он догадывался, что когда-либо получит на это ответ. Главное заключалось в другом, что он сейчас должен делать?

Что-то ускользало у него прямо из-под носа. Он почувствовал, что оно рядом, и пытался его ухватить. Когда он наконец это обнаружил, оно начало смеяться над ним диким хохотом и злорадно подмигивать. Это было четырнадцатого вечером. Поэтому все приготовления к катастрофе или к чему-то еще, которые он так слепо пытался предотвратить, уже завершились и суть в том, что это неминуемо случится. И, однако, Пайн или Враг кто бы он был, собирался подкупить его даже в последний момент. Значит, он еще опасен этому неизвестному. Чем же? Что он может сделать сейчас, в данную минуту? Что вообще теперь можно делать?

Он опять посмотрел на загадочную запись в книге, потом перевел взгляд на владельца лавки. Тот сделал несколько шагов вперед, и на него упал луч света. Нельзя сказать, что в глазах у него была заметна только неподдельная честность. Отнюдь нет. Он казался плутоватым и не внушал особого почтения. Но он также был сбит с толка. Запись его явно озадачила. Он не знал, ни что она значит, ни кто ее автор. Он хотел бы это знать. Подобно Кэмпиону и Лаггу, он ждал.

— Я пойду в город, — сказал Кэмпион.

— И я с вами, — с этими словами Лагг снял свои тапочки. — Если мы отправимся вместе, на нас обратят меньше внимания.

— Я так не думаю, — честно ответил ему Кэмпион. Толщина — особенность, которую невозможно скрыть. Толстяка легко разглядеть на любом расстоянии. Надеяться на то, что его не заметят, Лаггу просто не приходилось.

— Не забывайте, там на улице еще один на стреме, — сказал владелец лавки.

— Откуда ты знаешь, что он на стреме? — В голосе Лагга слышалось некоторое презрение.

— Потому что я запомнил его в лицо и знаю его. Он здесь уже два раза ошивался. Второй-то смылся, а этот нет.

Он поделился важным сообщением. Полиция была единственной организацией, которая, как понимал Кэмпион, имела веские основания его задержать, но, если они отыскали, где он скрывается, то в высшей степени странно, что они до сих пор не явились сюда и не арестовали его. Возможно, это объяснялось тем, что ока они не сумели его обнаружить и решили следить за кем-то еще, кто мог бы установить с ним контакт.

— Я проведу вас мимо засады, — внезапно предложил владелец лавки. — Я знаю одну дорожку. Я пойду первым, а вы за мной. Мы выйдем прямо к «Уайт Харт». Если вы не знаете города, тут легко сбиться с пути.

— А мне как, оставаться здесь? — с тайной обидой полюбопытствовал Лагг.

— Да, — ответил владелец лавки.

Лагг молча посмотрел на Кэмпиона. Он был так трогателен, а Кэмпион мог бы его погубить. Какое право он имел на него полагаться, сидеть в позе беспомощного ребенка, уповая на высший разум, который, Боже помоги нам всем, здесь, очевидно, отсутствовал. Кэмпион был виноват целиком и полностью. Сейчас, в новом для него состоянии, он чувствовал, что у него хватило душевной тонкости это понять. В его сознании сформировался образ чертовски положительного молодого человека, всегда иронически терпимого и стопроцентно уверенного в себе. Новый Кэмпион с проклятием отвернулся от прежнего. Каким кретином с куриными мозгами он был, позволив окружить себя дорогими, преданными, трогательными последователями, неспособными независимо мыслить — подчиненными, ждущими приказа.

— Я вам даю на все два часа, — сказал Лагг, разрушив иллюзию. — Если вы к этому времени не вернетесь, то пойду и снова спасу ваши чертовы жизни. Не в первый раз. Не забывайте, что у вас голова еще не в порядке.

Кэмпион вышел вместе с владельцем лавки. Подобно Лаггу, тот довел умение ускользать от вездесущего ока полиции до полного совершенства. Кэмпиону дали поношенный плащ и кепку с козырьком. Это была не столько маскировка, сколько знак принадлежности к какой-то неопределенной, но вполне достойной профессии. Он стал еще одним таксистом, автобусным кондуктором, шофером, санитаром в Сент-Джон или контролером газовой службы, спешащим домой переодеться. Хозяин лавки вывел его через черный ход в крошечный двор, за которым тянулся следующий и еще один — все симметричные и однотипные, как секции в запыленной коробке для яиц.

Наконец они очутились в другой части города, в солидном жилом квартале, где стояли витиевато украшенные викторианские дома с поперечными перекладинами на дверях и высокими окнами, в которых были вставлены номерные таблички.

Хозяин лавки уверенно семенил впереди. В своем грязном пальто и мятой шляпе он казался тщедушным и легоньким, как лист промокшей оберточной бумаги, охваченной порывом ветра.

Буря миновала, но вода стояла повсюду. Освещения хватало, чтобы разглядеть дорогу, но идти было достаточно трудно — ноги прилипали к скользким булыжникам мостовых, похожим на обсосанные карамельки.

Кэмпион не замечал города. Все его внимание концентрировалось на шедшей впереди маленькой фигуре, напоминающей пучок соломы. Он чувствовал тяжесть своих ног, а голова у него кружилась.

Он был так занят простейшими движениями, что пропустил момент, когда они подошли прямо к лепному порталу «Уайт Харт» и перед ним возник уже знакомый ему герб, а в двух шагах он увидел дверь парадного подъезда и должен был проскользнуть в освещенную полосу между двойными дверями. Он быстро вошел и очутился в большом светлом холле. Там собралось много людей, и большинство из них повернулось и с любопытством поглядело на него.

В любом английском городе имеется гостиница вроде «Уайт Харт». Это, как правило, величественный старый отель, в котором останавливались на ночлег или Чарлз Диккенс, или королева Елизавета, а современные автомобили сделали его еще фешенебельнее. Комнаты в таких старинных зданиях сдвоенные, балки ничем не покрыты, в массивных каминах лежат фальшивые поленья, между ними протянуты гирлянды красных электрических лампочек, в грубооштукатуренные стены вставлены забавные витражи. Обычно на них нарисованы сценки из музыкальных комедий, и они застеклены. Кормят там чаще всего хорошо, но обслуживают ужасно, и атмосфера в них такая же уютная и кастовая, как в школе в дни награждений призами. Фактически, все собравшиеся в зале были одеты в хаки. Кэмпион не мог вспомнить, приходилось ему прежде видеть что-нибудь подобное, и пришел замешательство. К счастью, удивление соответствовало его малоподходящему для подобного приема костюму, и никто из разбившихся на группки и сидящих за столиками посетителей его больше не рассматривал. Молодой официант во фраке не по росту подбежал к нему, явно горя нетерпением проводить его угловой бар. Кэмпион окинул его беспомощным взглядом и сказал первые попавшиеся слова.

— Мне нужно встретиться в номере с одним человеком. Меня попросили прийти сюда.

Официант отнесся к сказанному с недоверием и поспешил в маленькую служебную комнату, замаскированную дубовой панелью с массивным орнаментом. Она, несомненно, куда больше подходила для алтарной перегородки и некогда ею и являлась. Он вышел из нее вместе с хозяином гостиницы, подтянутым пожилым человеком, судя по выправке и по всему облику, отставным военным.

— Я к вашим услугам, — сказал он.

— Меня зовут Алберт Кэмпион.

— Неужели? — Хозяин гостиницы был искренне удивлен, и Кэмпиона охватил ужас. Какого дурака он сейчас свалял? Да, что он, и правда, ненормален? Какой полнейший идиотизм! Обе стороны жаждут его крови, времени осталось в обрез, катастрофа неминуема, а он приходит и с порога выкладывает, кто он такой, первому встречному, изумленно вытаращившему глаза. Он был так ошарашен, что на минуту забыл о хозяине гостиницы, а когда собрался с мыслями, увидел, что тот уже стоит на лестнице и ждет его.

Они молча поднялись и остановились перед покосившейся старой дверью с прекрасными, тонкой работы тюдоровскими панелями. Хозяин постучал, наклонил голову и прислушался. До Кэмпиона не донеслось ни звука, но его спутник, казалось, был удовлетворен. Открыв дверь, он громко, как дворецкий, возвестил: «Мистер Алберт Кэмпион». Кэмпион вошел вслед за ним. Это была большая комната с низкими потолками, плохо освещенная, с неровным полом, старинной мебелью и камином, в котором горел настоящий огонь. Сначала он решил, что она пуста, и его дурные предчувствия усилились. Он повернулся к двери, она не была закрыта и уж тем более заперта. Когда он двинулся с места, кто-то на другом конце комнаты кашлянул.

Этот звук принадлежал женщине, и он снова повернулся, успев заметить, как из кресла, стоявшего в тени, поднялась какая-то миниатюрная фигурка. В первый момент он предположил, что кресло пусто. Перед ним стояла старая дама. Он был поражен. Она неровной походкой направилась к нему, слегка посмеиваясь, и от волнения на ее бледных щеках проступили пятна румянца. Она застенчиво протянула ему руку, сознавая, что сделала это первой.

— Это так странно, — скороговоркой сказала она, — я не думаю, что мы прежде встречались. — Ее голос оборвался, и Кэмпион, встревожась, понял, что ее шокировали его плащ и зажатая в руке кепка с козырьком. С социальной точки зрения вся ситуация выглядела абсурдно. Да она и в самом деле была из ряда вон выходящей.

Они поздоровались и стояли, глядя друг на друга. Невысокой и хрупкой даме было за семьдесят, ее редкие седые волосы разделял пробор, одета она была в черное шелковое платье с кружевами.

— Вы совершенно не такой, как я ожидала, — нервно заметила она, — простите меня, я хотела сказать совсем другое. Я уверена, что рада встретиться с таким, как вы. Прошу вас, садитесь. Не правда ли, тут очень холодно.

Она явно не владела собой и сердилась, что ей не удается это скрыть. Внезапно она вытерла глаза.

— На меня обрушился такой удар, — робко начала она, — но это абсолютно непростительно. Очень глупо с моей стороны. Мне действительно незачем было сюда являться.

— О, Боже, — вздохнул Кэмпион. Ему показалось, что он сказал это совсем неслышно, но к его ужасу, отчетливый, резкий и неестественно громкий голос, как эхо, отдался от затененных стен.

Тут открылась внутренняя дверь, которую он не заметил, и в ответ на его мольбу на пороге возникла Аманда. Галлюцинация! Пугающая вероятность ударила ему в голову и так испугала, что все прочие соображения мгновенно исчезли. Юная и оживленная, она отлично выглядела и чувствовала себя здесь, как дома. Коричневый костюм шел к ее глазам, а голова так ладно покоилась на плечах. Она была очаровательна, добра, дружелюбна и надежна в этом призрачном, фантастическом мире. Да, именно так, она была оазисом. Нет, конечно, миражем! Одним из видений, посещающих тебя перед смертью от жажды в пустыне, когда хищники слетелись и начали глодать твои кости, пока ты не сгнил.

— Замечательно, — сказал он, и его слова прозвучали уже не столь простодушно, как было впервые, когда произнес их, наклонившись к ней по дороге к морю.

Ее тонкие брови поднялись дугами на лоб.

— Я услыхала твой голос, — объяснила она. — К сожалению, когда ты пришел, меня здесь не было. Встречался ли ты прежде с мисс Энскомб?

Большая половина вздыбившегося мира вновь вернулась в горизонтальное положение от слов, сказанных ее спокойным голосом, и прекрасный порядок жизни — ее манеры, умение представлять друг другу незнакомых людей, обмен визитными карточками, знание, как уступить место в автобусе, — создал нужный и снимающий напряжение эмоциональный фон.

Старая дама тоже сумела это оценить. Она подняла голову и улыбнулась.

— Моя дорогая, я была очень глупа, — начала она. — До меня не дошло, как сильно я потрясена. Вы должны просить мистера Кэмпиона извинить меня.

— Думаю, что и он сам был потрясен, — в тоне Аманды угадывались и предупреждение и прощение. Она с интересом смотрела на жалкую фигуру в старом плаще. — Я привела с собой мисс Энскомб, чтобы она тебе кое-что рассказала, Алберт, — продолжала она, — с ее стороны так мило, что она обратилась ко мне и…

— Я пришла к ней, потому что она показалась мне очень толковой и симпатичной, — перебила ее старая дама, — я чувствовала, что обязана с кем-то поделиться и, конечно, в такое время люди боятся полиции. Естественно, что я предпочла поговорить с женщиной.

— Разумеется, — Кэмпион подтвердил это так серьезно, что Аманда вновь поглядела на него, как на сумасшедшего. Он отчаянно пытался овладеть ситуацией, но это ему никак не удавалось. Память изменила ему. — Почему? — с отчаянием спросил он.

— Ну, как ты не понимаешь, Алберт, — у Аманды хватило мужества исправить его промах. — Я хочу сказать, что после гибели брата она страшно испугана, потрясена и считает, что об этом нельзя говорить со случайными людьми.

Ее брат. Мисс Энскомб. Ну, конечно! Ее имя как-то проскочило мимо, не остановив его внимания. Наконец до него дошло. Это, должно быть, сестра убитого, с которой собирался переговорить Ли Обри. Он решил, что, наверное, Ли прислал сюда Аманду, но почему-то эта догадка подействовала на него раздражающе.

Пожилая дама заткнула носовой платок за пояс и наклонилась к Кэмпиону.

— Мистер Кэмпион, — проговорила она, — я женщина с очень твердыми убеждениями и всю жизнь делала только то, что считала правильным.

Так всегда в лучшие времена начинали откровенный разговор, но для Кэмпиона, не привыкшего к подобному стилю, это прозвучало как признание о покушении на самоубийство. Он кивнул головой.

— Да, — откликнулся он.

— Вот почему я пришла сюда рассказать о бедном Роберте. Мы никогда не узнаем, как он погиб. В ряде отношений он был очень слабым человеком, и, если бы он покончил с собой, мне стало бы горько и больно, но я бы не удивилась.

На Кэмпиона ее слова не произвели впечатления. Он знал, как погиб Энскомб, и сведений у него было предостаточно, чтобы вызвать у старой курицы истерическое кудахтанье. Но, уловив взгляд Аманды, пристально следившей за ним, он понял, что же хотела сказать ему мисс Энскомб. Разумеется, Энскомб знал. По словам Оутса, Энскомб был козырной картой. Он так резко повернулся к пожилой даме, что невольно смутил ее.

— Ваш брат боялся чего-то? — спросил он.

Она сдержалась, и он стойко встретил довольно тяжелый взгляд ее голубых глаз с морщинами под ними и редкими, выцветшими ресницами.

— Я полагаю, что совесть у него была нечиста, — ответила она. — Мне казалось, что он хочет мне в чем-то признаться, но этого не произошло. У меня очень строгие принципы, — наивно добавила она.

— Расскажите Алберту о деньгах, — предложила Аманда.

Деньги. Еще раз деньги. Финансовый вопрос возникал постоянно, и Кэмпиона это пугало. Англичанин-консерватор всегда ценил деньги, как оружие. Они были его собственностью, и когда он видел, что это оружие направлено против него, то ощущал, что его предали, и начинал тревожиться. Мисс Энскомб кашлянула. Согласившись исполнить отвратительный долг, она старалась нести это бремя с максимальным достоинством.

— Он никогда не говорил мне, что у него денежные затруднения, но через какое-то время это сделалось совершенно очевидно, — начала она. — Я догадалась, что ему тяжело; он не знал, как к этому подступить, и я ему немного помогла. Конечно, он очень нервничал, и ему было не по себе, ведь у нас в городе известная репутация, и мы должны ее поддерживать, а он прекрасно понимал, что в данном случае значит его долг перед обществом. Ему нужно было думать и о своем месте Секретаря. Это святая обязанность и очень ответственная, мистер Кэмпион.

— Полагаю, что так.

— Семь поколений нашей семьи занимали этот пост, — сурово заметила она. — Если вы не поймете, чем могла обернуться для него эта отставка, то вы просто не сумеете оценить, о чем я говорю.

— Он понимает, — торопливо вставила Аманда, — он страшно устал и расстроен. Алберт, умоляю тебя, сними этот жуткий плащ.

Он безропотно повиновался ей и осознал, что мисс Энскомб внимательно разглядывает его мятый, потертый костюм и несвежую рубашку. Господи, какой во всем этом смысл? Старая дама раздражала его своей чудовищной чопорностью при сильнейшей буре. Почему она продолжает болтать о пустяках и никак не перейдет к делу? О чем знал Энскомб? Неужели ей не ясно, что она теряет время даром? Ему хотелось заставить ее выложить факты, и только он собрался прямо заявить ей об этом, как она вновь заговорила.

— Когда мой брат опять неожиданно разбогател, меня это не удивило, — сказала она. — Я уже знала, что все идет не так, как надо. Мы, мистер Кэмпион, принадлежим к сословию, в котором деньги случайно не появляются, разве что по наследству. Некоторое время брат был почти счастлив, но мало-помалу стал заметно меняться. Его мучила совесть.

Кэмпион пристально посмотрел на нее. Как ни был он поглощен своими мыслями, его все же задела трагическая суть ее рассказа. Он отчетливо, с болезненной ясностью увидел ее мир. Увидел ограниченного, самодовольного старика, держащегося за унаследованные привилегии при шторме, падающих акциях, растущих ценах, увеличивающихся налогах, что ни день ползущих по городу слухах, подзуживании, старой одежде, торговцах, ждущих уплаты долгов и бессмысленном стремлении хоть на чем-то сэкономить.

— Что же он сделал? — спросил он, почувствовав, что она испугалась.

— Я не вполне уверена. — Теперь, завладев его вниманием, она держалась проще и дружелюбнее. — Появилась какая-то исследовательская компания, и пошли разговоры о лицензиях. Долгое время я боялась об этом и думать, но теперь, когда брат мертв, полагаю, мне необходимо рассказать вам все. Я боюсь, мистер Кэмпион, что бедный Роберт продал свою честь и свое доброе имя. Я думаю, что он воспользовался своим положением Секретаря у Мастеров и на каких-то основаниях предоставил пещеры под Лошадью для контрабанды. А потом, позднее, я решила, что он передумал и намерен искупить свой грех. Я не знаю, как он погиб. Если то была случайность, значит, сюда вмешалось Провидение, но, если он покончил с собой или, если его убили, меня это ни капли не удивит. Я пережила несколько войн и прекрасно понимаю, что мир полон жестокими людьми.

Кэмпион ощутил, как сжались его челюсти. Это была правда. Это был прорыв. По крайней мере, настоящий прорыв, если у него сейчас хватило ума это понять.

— Контрабанда чем? — полюбопытствовал он.

— Я не знаю. Я могу только догадываться, — напомнила ему она. — Но вот мистер Файберг один или два раза заходил повидаться с Робертом. Это было весной тридцать девятого, когда брат сильнее всего нуждался в деньгах. После его ухода Роберт завел разговор о Лошади и о контрабанде, которой в ней занимались в семнадцатом веке. Он, конечно, упомянул о контрабанде лишь однажды, но я этого никогда не забуду. Мистер Файберг приходил к нам еще дважды, но все Это было до войны. С началом войны он исчез. Я как-то вспомнила о нем, потому что он иностранец, но брат твердо ответил мне, что «мы его больше не увидим».

— Получал ли потом ваш брат деньги?

— Да, — ответила она, — получал, уже когда его начала мучить совесть.

— И давно это было?

— Нет, — она осеклась, сразу утратив уверенность. Мисс Энскомб молчала, и он чуть было не пришел в отчаяние, как вдруг она с извиняющейся улыбкой добавила еще несколько слов, от которых он воодушевился, и в нем зажглась надежда.

— Я не должна вводить вас в заблуждение, — промолвила она, — думаю, что совесть его особенно не мучила, пока он не услышал о пятнадцати.

— Пятнадцати? — Его голос дрогнул, и окончание слова он произнес шепотом.

Она не заметила, как он это сказал.

— Вероятно, тогда он и увидел свою ужасную ошибку. По-моему, после этого он сделал все, что мог. Он решил уйти с поста Секретаря. Снял со своего счета в банке все до последнего пенни, и вчера, когда вы довезли его до дома, эти деньги были при нем. Сегодня утром мне позвонил его банковский менеджер и сообщил по секрету, что Роберт дал указание превратить все свои ценные бумаги в наличные. Он хотел получить эту сумму как можно скорее.

— Поразительно! — воскликнула Аманда, не ощутив ловушки, а когда почувствовала ее, уверенно сказала: — Я имею в виду, что это совершенно непохоже на самоубийство. Мне кажется, он решил чистосердечно во всем признаться.

— Да, — мисс Энскомб не оскорбило предположение девушки. Она явно была невысокого мнения о своем брате. — Вполне возможно. Я также допускаю, что он хотел вернуть их кому-то еще. Мы этого никогда не узнаем, и я предпочитаю быть милосердной.

Кэмпион больше не слушал, что они говорят. В ушах у него звенело одно-единственное слово, неуловимое и мучительное, ключ ко всей этой безумной загадке и ее символ.

— Завтра пятнадцатое, — глуповато вставил он.

— Я не ссылалась на это число, — с искренней убежденностью возразила ему старая дама, — и не знаю точно, что связано с пятнадцатым, но это не день месяца.

— Откуда вам известно? — Даже сейчас он не поверил ей. Напряженность еще сохранялась, нервы у него были натянуты, и он знал, надо торопиться.

— Потому что об этом есть запись в его дневнике. — Она все время держала в руке блокнот, а он не обратил на него никакого внимания. Теперь он был готов вырвать его, но она совсем не спешила. — Роберт был очень беспорядочен, — неприязненно подчеркнула она.

— Вначале я полагала, что его блокнот пуст, во потом обнаружила в нем две записи. Вот первая из них, она сделана месяц назад. Сами посудите. Как будто бедняга купил блокнот специально для мелодраматических заметок. Очень на него похоже.

Кэмпион взял записную книжку, и Аманда заглянула ему через плечо.

«Пятница-седьмое, — прочли они. — Только что услышал о Протоколе Пятнадцать. Я все понял. Что же я натворил?»

Следующие страницы были пусты, пока они не дошли до листа, помеченного днем, накануне которого погиб владелец блокнота.

«Сделано, — было написано там. — Наконец-то все сделано. Моя совесть чиста. Ушел в отставку. За этим должно последовать искупление грехов. Нужно ли мне встретиться с сэром Генри Баллом?»

На следующей странице, прямо напротив обозначенных в ней трех дней были крупно написаны два слова «Протокол Пятнадцать».

Кэмпион присел. Загудел поезд. Он ощутил усталость и пустоту. Если пятнадцатое не число, значит, спешить некуда. Однако, пока он разглядывал страницу, перед его глазами стояли три отпечатанных числа. Шестнадцатое? Семнадцатое? Восемнадцатое? Которое из них? Ни то, ни другое, ни третье или все они?

Разочарование и горечь снова вернулись к нему, и их груз был тяжел, почти невыносим. В миссии Уивера Би обнаруживалось больше смысла, и она показалась ему гораздо серьезнее. Но само по себе Пятнадцать оставалось тайной. «Протокол Пятнадцать» мог означать все, что угодно.

Мисс Энскомб поднялась с кресла.

— Где Энни? — поинтересовалась она, глядя на Аманду.

— Ждет вас в соседней комнате. Вы уверены, что она сможет проводить вас домой?

— Дорогая, Дай Бог, чтобы она вас не услыхала. — Кончив говорить, старая дама рассмеялась. — Энни — моя горничная. Теперь я считаю, что она также мой страж. Она сумела передать вам мою записку, мистер Кэмпион?

— Что? О, да, наверное. Великолепно. Так это ваша горничная? — Кэмпион говорил, не думая, силясь преодолеть овладевшую им тревогу и сосредоточиться. — Боюсь, что такой способ связи показался ей непривычным, — смущенно прибавил он.

Мисс Энскомб похлопала Аманду по руке.

— Вовсе нет, — неожиданно заключила она. — Ведь сейчас и время необычное. Мы не слепые. Не стоит придерживаться условностей в мире, где все стало вверх дном. Когда улицы превращаются в бойню, нужно идти, приподняв юбку. До свидания. Не знаю, смогла ли я вам помочь, но по крайней мере, теперь моя совесть чиста, и я не стала рассказывать об ошибках бедного Роберта полиции.

— Подождите, — Кэмпион все еще держал блокнот в руках. — Кто такой сэр Генри Балл?

Обе женщины изумленно воззрились на него. Мисс Энскомб не могла пройти в себя от удивления.

— Сэр Генри консерватор и один из семьи Тей, — ответила она. — В настоящее время он Главный Мастер Бридж и младший лорд Казначейства.

— Не прикидывайся, тебе это все известно, — подбодрила его Аманда. — Кроме того, мы встречались с ним на свадьбе твоей сестры.