Онлайн чтение книги Убийство на верхнем этаже. Дело об отравленных шоколадках
Глава 15

Назавтра Роджер появился на заседании Клуба еще более возбужденный, чем накануне. В глубине души он не мог поверить, что мисс Дэммерс в состоянии разрушить или хотя бы серьезно поколебать его версию против Бендикса. Но что бы она ни сказала, это несомненно будет интересно и ее критические замечания, разумеется, тоже.

Алисия Дэммерс была типичным воплощением своей эпохи.

Появись она на свет лет пятьдесят тому назад, неизвестно, какая судьба была бы ей уготована. И уж конечно, надежду преуспеть на литературном поприще ей пришлось бы оставить навсегда. Потому что очень уж она была не похожа на писательницу, какими они были в те времена. Тогда женщина–писатель была существом чудным, по понятиям простых людей. Она носила нитяные перчатки, держалась скованно и притом была одержима страстным, если не сказать истерическим, желанием быть любимой, чему, увы, сильно препятствовала внешность бедняжки. Что же касается мисс Дэммерс, то ее перчатки, не говоря уже о туалетах, были от самых известных фирм, а хлопок давно не касался ее кожи – с тех пор как ей исполнилось лет десять; скованность она объясняла тайными изъянами, которые хотят скрыть; и если ей дано было переживать любовные увлечения, то она умела прекрасно это скрывать. Страсть и плотские желания, как казалось окружающим, были ей чужды, однако она признавала их как занятное свойство, присущее существам низшего разбора.

Вернемся, однако, к женщинам–писательницам. Гусеница–писательница в нитяных перчатках в процессе эволюции на следующей стадии превращалась в пишущую даму–куколку, немного смахивающую на повариху из хорошего Дома на каникулах; в этой стадии окукливания пребывала как раз миссис Филдер–Флемминг. Потом из подобных куколок вылуплялись бабочки нескольких разновидностей умненькие, бесстрастные бабочки, среди которых было много прехорошеньких и печальных, чьи портреты в последнее время очень охотно помещают иллюстрированные еженедельники. Это бабочки с ясным челом, пересеченным легкой морщинкой, вызванной напряженной работой аналитической мысли. Есть бабочки ироничные, есть циничные бабочки; есть даже бабочки – хирурги и анатомы, проводящие время в воображаемых анатомических театрах (по правде говоря, частенько излишне в этом усердствуя); это бабочки, лишенные плотских вожделений, грациозно порхающие с одного ярко окрашенного психологического комплекса на другой. Бывают бабочки, лишенные чувства юмора. Эти бабочки очень утомительны, и пыльца, которую они собирают, всегда грязновато–серого цвета.

А вот глядя на мисс Дэммерс, на классический овал ее лица и миловидные черты, на ее большие серые глаза, скользя взглядом – и с удовольствием – по ее высокой, прекрасной фигуре, статность которой она умела подчеркнуть, одеваясь с большим изяществом, так вот: глядя на все это, человек непосвященный ни за что бы не угадал в ней даму–сочинительницу. И это отсутствие эволюционных признаков в сочетании с умением писать хорошие книги и было, по мнению мисс Дэммерс, как раз то, к чему современные писательницы, если мыслили они в духе времени, должны стремиться.

Интересно, что никто не решался спросить у нее, как ей удавалось в своих книгах исследовать чувства других людей, если сама она их не испытывала. Ответ был ясен, поэтому, собственно, никто ее и не спрашивал. Ничто человеческое ей не было чуждо, она могла и умела чувствовать. И между прочим, с большим успехом.

На другой день – точнее, вечер, в пять минут десятого – мисс Дэммерс начала свою речь:

– Вчера мы заслушали виртуозное обоснование необычайно интересной версии нашего дела. Методы, которыми пользовался в своем расследовании мистер Шерингэм, должны служить для нас всех в какой–то степени моделью. Он начал с дедуктивного метода и был верен ему до конца, что вывело его на след убийцы. В доказательство же он использовал индуктивный метод. Таким образом, ему удалось продемонстрировать продуктивность и того и другого метода. Со свойственной ему тонкостью мистер Шерингэм совместил индукцию с дедукцией, и не будем упрекав его за то, что эта великолепная работа целиком базировалась на ошибке, а следовательно, и не могла привести к верному решению. Что же делать, просто не повезло.

Роджер слушал, удивленно улыбаясь, еще не веря, что его версия лопнула.

– Версия, предложенная мистером Шерингэмом, – продолжала мисс Дэммерс своим красивым мелодичным голосом, – должна была показаться некоторым из вас крайне новаторской и неожиданной, однако для меня ничего в ней неожиданного не было, хотя и было вполне увлекательно. Дело в том, что мы оба исходим из одной и той же посылки а именно, что объект преступления не был случаен.

Роджер насторожился.

– Мистер Читтервик обратил ваше внимание на то, что версия мистера Шерингэма строилась исключительно на пари между мистером Бендиксом и миссис Бендикс. Основываясь на этих показаниях мистера Бендикса, мистер Шерингэм дедуктивным методом выводит умозаключение психологического характера, что пари как такового не было. Это заключение имело бы смысл, если бы не было ошибочным. Мистер Шерингэм слишком снисходителен в интерпретации женской психологии. Что же касается меня, то я тоже начала с пари. Но поскольку я значительно лучше знаю женщин, чем он, дедуктивное рассуждение привело меня совсем к другому выводу, а именно, что миссис Бендикс была не столь безупречна, когда старалась выглядеть таковой.

– И у меня, конечно, эта мысль мелькала, – попытался возразить Роджер, – но я вынужден был от нее отказаться из соображений чисто логического порядка. Вся жизнь миссис Бендикс говорит о том, что она была порядочной, честной женщиной. За ней нет ничего, что говорило бы об обратном. А если, кроме свидетельства самого Бендикса о пари, у нас нет никаких ему подтверждений…

– А вот как раз и есть, – сразила его мисс Дэммерс. – Сегодня я провела большую часть дня, пытаясь прояснить это обстоятельство. Я понимала, что не смогу разбить вашу версию, если не добуду веских доказательств, что пари и в самом деле было заключено. Я не хочу затягивать вашей агонии, мистер Шерингэм, и скажу сразу, что у меня есть неопровержимое доказательство, что пари действительно было.

– Есть доказательство? – Роджер был в полной растерянности.

– Определенно. Между прочим, этот момент вы могли бы и сами прояснить, учитывая, какое важное место это занимает в вашей версии, – ласково пожурила его мисс Дэммерс. – Итак, у меня есть два свидетеля. Горничная при которой миссис Бендикс обронила фразу в том духе, что ужасное расстройство желудка, которое так сейчас ее мучает, должно быть, наказание за то пари, которое она выиграла. Это она произнесла в своей спальне, куда поднялась, чтобы лечь в постель, уже чувствуя дурноту. Вторая свидетельница – моя подруга, которая знает Бендиксов. Она видела Бендиксов в театре, в их ложе. Во время второго антракта миссис Бендикс осталась в ложе одна, и моя подруга зашла в ней поболтать. Миссис Бендикс заметила ненароком, что они с мужем заключили пари, кто в пьесе окажется убийцей, и назвала одного из персонажей, в котором предполагала злодея. Но – что окончательно подтверждает сложившееся у меня мнение о ней – миссис Бендикс не сказала моей подруге, что видела пьесу раньше.

– О! – произнес Роджер, совершенно поверженный.

Мисс Дэммерс старалась обходиться с ним как можно ласковей.

– Понимаете, мистер Шерингэм, из такого факта, как пари, можно было извлечь два вывода, всего два, и вы по несчастной случайности предпочли ложный вывод.

– Но откуда ж вам стало известно, что миссис Бендикс видела пьесу раньше? – уже в третий раз собрался с силами Роджер. – Я сам всего два дня назад об этом узнал, и то по чистой случайности.

– Так я знала это с самого начала, – небрежно бросила мисс Дэммерс. – Ведь вы узнали об этом от миссис Веррекер–ле–Межерер. Я с ней не знакома, но знаю людей, которые с ней общаются. Вчера, когда вы говорили о чудесном случае, пославшем вам столь ценные сведения, я просто не хотела вас перебивать. А то бы я сразу сказала вам, что все, что достигает слуха миссис Веррекер–ле–Межерер, немедленно становится известным ее друзьям, и это был вовсе не счастливый случай, а самое обычное дело.

– Понятно, – сказал Роджер и сник в третий раз, уже насовсем. Но как ни подавлен он был, в голове у него всплыла одна подробность, которую миссис Веррекер–ле–Межерер все–таки ухитрилась не донести до своих друзей, и, поймав озорной взгляд сэра Чарльза, Роджер понял, что тот угадал его мысль и с ней согласился. Оказывается, в психологических выкладках мисс Дэммерс тоже случались огрехи.

– И потому, – продолжала наставительным тоном мисс Дэммерс, – мы снова возвращаем мистеру Бендиксу старую роль второй жертвы, снимая с него обвинение в злодействе, – она сделала маленькую паузу.

– Но не возвращаем сэру Юстасу роли предполагаемой жертвы, как было задумано в первоначальном варианте нашей пьесы, – уточнил Брэдли.

Мисс Дэммерс оставила его реплику без ответа.

– Впрочем, я надеюсь, что мистер Шерингэм сочтет мою версию для себя интересной, так же как я вчера по достоинству оценила его версию. И хотя мы с ним расходимся по некоторым основным пунктам, кое в чем наши выводы удивительным образом совпадают. Одно из таких совпадений – наше общее убеждение в том, что убитая стала жертвой преступления не по ошибке.

– Что–что, Алисия? – воскликнула миссис Филдер–Флемминг. – И ты тоже считаешь, что с самого начала преступление было направлено против миссис Бендикс?

– Я в этом не сомневаюсь. Но чтобы окончательно это доказать, мне придется разбить еще один вывод мистера Шерингэма. Вы особо подчеркнули, мистер Шерингэм, что мистер Бендикс явился в клуб в необычно раннее для него время – в половине одиннадцатого утра и что сам этот факт говорит о многом. Это абсолютно справедливо. Но, к сожалению, вы совершенно неправильно истолковали этот факт. Его раннее появление совсем необязательно говорит о его преступных намерениях, как вы предполагаете. Вы не учли (честно говоря, по–моему, этого никто не учел), что если миссис Бендикс была предполагаемой жертвой, а мистер Бендикс не был ее убийцей, то, возможно, его появление в клубе было подстроено истинным убийцей. Во всяком случае, на месте мистера Шерингэма я бы нашла время попросить на этот счет объяснений у самого мистера Бендикса. Но он этого не сделал, а я сделала.

– И вы спросили у него самого, как случилось, что он пришел в клуб в то утро в половине одиннадцатого? – с благоговением в голосе поинтересовался мистер Читтервик. Вот как надо вести расследование по–настоящему, и никак иначе. Судя по всему, робость мистера Читтервика была большой помехой в его следовательской деятельности.

– Конечно, – живо отозвалась мисс Дэммерс. – Я ему позвонила и задала этот вопрос. И сразу поняла, что даже полиция не удосужилась спросить его об этом. И хотя он ответил почти так, как я и ожидала услышать, было ясно, что он не понимает, как много зависит от его ответа. Он сказал, что зашел в клуб, потому что ему должны были туда позвонить. Почему должны были звонить в клуб, а не домой спросите вы. Я и спросила. Ответ сводился к тому, что иногда звонить домой неуместно. Должна признаться, что я так вытаскивала из него ответ на вопрос, что он, не понимая, насколько для меня важен этот ответ, наверняка счел меня дурно воспитанной. Но другого выхода у меня не было, и в конце концов он признался, что накануне ему в офис позвонила мисс Вера Делорм – у нее эпизодическая роль в спектакле «Пятки вверх!» в театре Ридженси. До этого они встречались от силы два раза и был не против встретиться вновь. Она спросила, нет ли у него завтра утром серьезных дел, и он ответил, что нет. Тогда она спросила, не хочет ли он пригласить ее пообедать в какой–нибудь укромный ресторанчик. Он ответил, что с радостью. Но пока она точно не знала, будет ли сама свободна. Она позвонит ему в «Радугу» завтра утром между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.

Пятеро слушателей хмурились и хранили молчание.

– Ну и что тут такого? Я не понимаю, – решилась нарушить молчание миссис Филдер–Флемминг.

– Не понимаете? – произнесла мисс Дэммерс. – А что, если мисс Делорм категорически отрицает, что она звонила мистеру Бендиксу?

Лица чуть просветлели.

– Разумеется, это было первое, что надлежало проверить, – заметила мисс Дэммерс с холодком в голосе.

Мистер Читтервик вздохнул. Ничего не скажешь, тут расследование велось по–настоящему.

– Значит, у вашего убийцы был сообщник, мисс Дэммерс? – высказал свое предположение сэр Чарльз.

– Даже два. И оба не подозревали об этом.

– Ах да. Вы имеете в виду Бендикса. Ну а дама, которая ему звонила?

– Ну–ка, ну–ка, – храня непроницаемость, мисс Дэммерс оглядела внимавших слушателей. – Неужели не ясно?

Судя по реакции, никому ничего не было ясно.

– По крайней мере, вам должно быть ясно, почему звонили от имени мисс Делорм: мистер Бендикс еще недостаточно хорошо ее знал и наверняка не узнал бы ее голос по телефону. А кто говорил от ее имени?.. Ну же, думайте, думайте в самом–то деле! – Мисс Дэммерс и от других ждала такой же проницательности, какая была свойственна ей.

– Миссис Бендикс! – взвизгнула миссис Филдер–Флемминг, чутьем уловив возможность новоявленного треугольника.

– Ну естественно, миссис Бендикс, которую кто–то старательно оповещал о мелких интрижках ее супруга.

– Этот «кто–то», несомненно, и был убийцей, – кивнула миссис Филдер–Флемминг. – Благородный друг миссис Бендикс. Во всяком случае, – немного смутившись, поправилась она, вспомнив, что благородные друзья не убивают, – во всяком случае, она его за такого держала. Ей–богу, Алисия, чем дальше, тем интересней.

Мисс Дэммерс позволила себе мимолетную ироническую усмешку.

– Да, это очень интимное, тихое дельце – я говорю об убийстве. Кстати сказать, мистер Брэдли, совершенно закрытое. Однако я сильно забегаю вперед. Сначала мне предстоит полностью разрушить версию мистера Шерингэма, а затем уже перейти к изложению своей.

Роджер застонал еле слышно и возвел очи к потолку. Тяжелый белый потолок вернул его мысли к мисс Дэммерс, и он снова опустил глаза.

– Мистер Шерингэм, честное слово, вы излишне доверчивы к человеческой природе, – не щадила его мисс Дэммерс, – вы верите всему, что вам говорят. У вас не возникает и мысли о том, что это надо проверить. Я уверена в том, что, если бы кто–нибудь пришел к вам домой и заявил, что видел, как персидский шах собственной рукой впрыскивал яд в шоколадки, вы поверили бы беспрекословно.

– Вы считаете, мне лгали? – простонал бедняга Роджер.

– Я так считаю и могу это доказать. Когда вы нам вчера сообщили, что продавец подержанных пишущих машинок опознал мистера Бендикса и подтвердил, что именно он приобрел «гамильтон» номер четыре в их магазине, я была просто поражена. Получив от вас адрес, я решила сегодня же утром съездить туда и, конечно, уличила его во лжи. Он с улыбкой признался, что солгал вам. Он подумал тогда, что вы ищете «гамильтон» номер четыре в хорошем состоянии, а у него как раз такая была, и в очень приличном состоянии. И ничего дурного он не видел в том, что соврет, подтвердив, что ваш друг именно у них купил такую же машинку, тем более что та, которую он вам предлагал, была не хуже любой другой, которую вы могли купить в другом магазине. И если эта маленькая хитрость поможет вам быстрее прийти к решению купить их «гамильтон», что ж тут дурного в конце концов?.. – без улыбки заключила мисс Дэммерс. – Да будь у вас с собой десяток фотографий, он бы с радостью всучил вам десяток машинок.

– Понятно, – сказал Роджер и с грустью вспомнил симпатичного продавца, который помог ему решиться купить ненужную машинку, а заодно избавиться от целых восьми фунтов.

– А теперь о девушке из типографии Вэбстера, – неумолимо продолжала мисс Дэммерс. – И она тоже быстро согласилась, что, возможно, по ошибке признала в человеке на фотографии друга джентльмена, который недавно интересовался образцами гербовой бумаги. Но, честное слово, этот милый джентльмен так расспрашивал, что ей было неловко его разочаровывать – что–то в подобном духе. И чего тут такого, если она ему так и сказала, – мисс Дэммерс ужасно смешно изобразила девушку из типографии Вэбстера.

Но Роджера это совсем не рассмешило.

– Простите, мистер Шерингэм, я не хотела сильно вас огорчить, – произнесла мисс Дэммерс.

– Ничего, ничего, – сказал Роджер.

– Но это очень важно для моей версии.

– Понимаю, понимаю, – сказал Роджер.

– Значит, эти два свидетельства отпадают. Я не думаю, что у вас в запасе есть другие варианты.

– Пожалуй что нет, – согласился Роджер.

– Вероятно, для вас не секрет, – возобновила свою речь над останками мистера Шерингэма мисс Дэммерс, – что я, следуя общему правилу, избегаю пока называть имя преступника. Теперь, когда моя очередь говорить, я вижу преимущество такой установки. Однако боюсь, что к моменту развязки вы все догадаетесь, кого я имею в виду. Во всяком случае, для меня самой личность преступника вырисовывается с предельной ясностью. Но прежде чем его назвать, я бы хотела остановиться на нескольких моментах, которые мистер Шерингэм затронул в своем выступлении. Мистер Шерингэм выдвинул весьма необычную версию. И она действительно необычна в том плане, что ему пришлось все время убеждать нас, как грандиозно было запланировано убийство и детищем какого недюжинного ума оно было. Я с этим решительно не согласна, – твердо заявила мисс Дэммерс. – Моя версия попроще. Да, убийство было задумано неплохо, но все же замысел далек от совершенства. Преступник слишком понадеялся на счастливый случай, то есть он не мог предвидеть, что всплывет один чрезвычайно важный изобличающий его факт, из чего следует, что замысливший данное преступление ум уж никак нельзя отнести к выдающимся. Скорее наоборот, преступник – человек ограниченного ума, и там, где он не в состоянии создать что–то сам, он непременно прибегнет к заимствованию. Это возвращает меня к одному из пунктов таблицы мистера Брэдли. Я согласна с ним в том отношении, что преступник проявил некоторое знание криминалистики. Но я против его утверждения, что у преступника творческий склад ума. На мой взгляд, это преступление отличается тем, что оно является грубой копией других дел, известных из истории криминалистики, из чего я сделала вывод, что интеллект преступника крайне консервативного склада, он человек, не умеющий улавливать то новое, что несет прогресс, то есть можно утверждать, что это человек упрямый, догматичный, сугубо практичный, лишенный малейшего понятия о духовных ценностях. Все это дело вызывает во мне крайнее физическое отвращение, которое я объясняю тем, что в этом деле как таковом в самой его атмосфере, таится что–то, глубоко противоречащее моим собственным нравственным нормам.

Последние слова мисс Дэммерс произвели на всех должное впечатление. Что касается мистера Читтервика, то он уловил их дух, хотя не смог уяснить для себя суть самих рассуждений мисс Дэммерс.

– Но есть момент, по которому, мистер Шерингэм, наши мнения сходятся: шоколадки были избраны инструментом убийства потому, что они предназначались женщине. Мистеру Бендиксу опасность не угрожала. Мы знаем, что мистер Бендикс не любит шоколад, и вполне резонно предположить, что убийце это тоже было известно; вряд ли он предполагал, что мистер Бендикс решит отведать конфеток. Интересно следить, как часто мистер Шерингэм почти попадает в цель. Он точно установил, что бланк фирмы «Мейсон» был изъят из альбома образцов в типографии Вэбстера. Должна признать, что для меня этот бланк все время оставался загадкой. Я не могла понять, как он мог попасть в руки преступнику. Я терялась в догадках. И тут мне очень помог мистер Шерингэм. Доказав ошибочность его версии, я извлекла из нее все, что касалось бланка, и использовала аргументацию с большой пользой для собственной версии. Девушка, признавшая в Друге мистера Шерингэма по фотографии, которую он ей показал, мистера Бендикса, когда я показала ей свою фотографию, – тут впервые в тоне Дэммерс засквозили самодовольные нотки, – узнала не Бендикса, а совсем другое лицо – и более того, назвала его имя.

– Ах! – в сердцах произнесла миссис Филдер–Флемминг и покачала головой. Ее переполняло волнение.

– И еще несколько незначительных деталей, которые я отметила в речи мистера Шерингэма и на которых следует остановиться, – продолжала мисс Дэммерс. – Из того, что большинство мелких фирм, в правление которых входит мистер Бендикс, нельзя назвать преуспевающими, мистер Шерингэм делает вывод, что мистер Бендикс плохой бизнесмен, с чем я могу согласиться, но я не могу согласиться с тем, что ему смертельно нужны деньги. И снова мистер Шерингэм не потрудился поискать подтверждения своей догадке, и снова он должен расплачиваться за это грубейшей ошибкой. Элементарно было выяснить, что в мелкие фирмы вложена очень незначительная часть средств мистера Бендикса, что это просто так, игрушки богатого человека; зато основной его капитал остается там, куда вложил его Бендикс–старший, его покойный отец, а он вкладывал в надежные государственные акции и в солидные промышленные концерны, настолько значительные, что вряд ли молодому мистеру Бендиксу по рангу положено восседать в правлении директоров этих компаний. Бендиксу хватает здравого смысла, чтобы понимать, как ему далеко до финансового гения, каким был его отец, и он не собирается разоряться на свои игрушки, вкладывая в них больше, чем может себе позволить. Следовательно, главный мотив убийства жены, на который в своей версии делал ставку мистер Шерингэм, отпадает окончательно.

Роджер опустил голову. Отныне и навсегда, чувствовал он, истинные криминалисты будут с презрением указывать на него пальцем как на человека, который не сумел защитить свои собственные выводы. Бесславно будущее, которое ему уготовано!

– Что же касается побочного мотива, то он в моих глазах не имеет столь важного значения. Хотя в целом я склонна согласиться с мистером Шерингэмом. Я тоже думаю, что миссис Бендикс должна была ужасно надоесть своему мужу, который, в конце концов, нормальный мужчина, с нормальными реакциями и своей системой ценностей. Могу даже представить, что миссис Бендикс сама своими бесконечными нравоучениями толкнула супруга в объятия актрис, у которых он искал теплоты и хоть малой толики дружеского участия, чего ему не хватало с ней. Я не отрицаю тот факт, что он был сильно влюблен в нее, когда они поженились. Без сомнения, он ее любил и питал искреннее глубокое уважение. Но несчастен тот брак, – с некоторым цинизмом констатировала мисс Дэммерс, – в котором счастье приносится в жертву уважению. Мужчина на брачном ложе хочет ощущать теплое человеческое тело, а не предмет глубокого уважения. И все же надо отдать должное мистеру Бендиксу. Хоть миссис Бендикс и тяготила его, особенно последнее время, он был в достаточной мере джентльмен, чтобы этого не показывать. Их брак все считали идеальным.

Мисс Дэммерс остановилась и отпила глоток воды.

– И последнее: мистер Шерингэм отметил, что убийца не уничтожил ни письма, ни пакета, потому что считал, что они не только не навредят ему, а, наоборот, помогут направить следствие по ложному следу. С этим я тоже согласна. Но я извлекаю из этого совсем не тот вывод, что мистер Шерингэм. Я бы сказала, что это полностью подтверждает мою версию, по которой убийство расценивается мною как плод весьма посредственного ума, потому что человек с хорошей головой никогда бы не оставил ни одной вещественной улики, если ее можно было легко уничтожить, какой бы безобидной или удобной она ему ни казалась. Человек с хорошей головой знал бы наперед, как часто улики, специально оставленные для того, чтобы ввести в заблуждение, на деле выводили на след преступника. И я бы сделала еще один, побочный вывод, что письмо и пакет должны были не столько отвлечь внимание вообще, сколько служили какой–то другой цели, а именно: в них должна была содержаться вводящая в заблуждение информация. Я догадываюсь, что это за информация. Вот и все мои замечания в адрес версии мистера Шерингэма.

Роджер поднял голову, а мисс Дэммерс отпила еще глоток воды.

– Я хочу спросить насчет уважения, которое мистер Бендикс питал к своей жене, – рискнул нарушить молчание мистер Читтервик. – Нет ли тут противоречия, мисс Дэммерс? Потому что, как я понял в самом начале, вывод, который вы сделали из факта заключения пари, был таков, что будто бы миссис Бендикс не заслуживала уважения, как нам могло бы показаться. Значит, ваш тот вывод неправильный?

– Правильный, мистер Читтервик, и тут нет никакого противоречия.

– Муж уважает, пока доверяет, – вставила миссис Филдер–Флемминг, чтобы подыграть своей подруге.

– Ах, эти тихие воды, которые так глубоки, – заметил мистер Брэдли, он не одобрял подобного поведения, даже в пьесах великих драматургов. – Вот мы и добрались до самых глубин. Так были там тихие воды?

– Были, – равнодушно проронила мисс Дэммерс. – Ну а теперь, как вы, мистер Брэдли, изволили выразиться, мы добрались до самых глубин.

– О! – простонал мистер Читтервик. Он метался в своем кресле, бессвязно что–то бубня. – Если письмо и пакет… убийца мог – и не уничтожил… а Бендикс не убивал… швейцар не считается… О! Я догадываюсь, догадываюсь!

– Я все время ждала – а когда же остальные начнут догадываться? – сказала мисс Дэммерс.