Онлайн чтение книги В дебрях Атласа
XVII. Осажденные зверями

Стая шакалов и гиен остановилась в пятидесяти метрах от развалин, как бы поджидая прибытия львов.

Тут были триста или четыреста шакалов и дюжины две—три полосатых и пятнистых гиен. Откуда явилось их столько? Вероятно, из лесов Атласа. Хасси никогда не видел их в таком количестве, а между тем он не раз проходил по горам и пустыням Нижнего Алжира.

— Зажигать? — спросил Энрике, заметив льва посреди африканских волков.

— Попробуем прежде, какое впечатление произведут наши ружья, — ответил мавр. — Чем позже мы зажжем хворост, тем лучше, так как долго гореть он не будет.

— Стало быть, артиллерия вперед! — закричал тосканец. — Стреляйте в самых крупных; о шакалах подумаем после, если они не надумают уйти заблаговременно.

Битва началась с большой решимостью со стороны четырех мужчин. Энрике, Хасси и Ару стреляли, а бедный Мулей, не владея правой рукой, заряжал ружья левой.

При выстрелах, валивших много жертв, нападающие останавливались, выражая свою ярость страшным ревом, к которому примешивался громкий, хотя и испуганный рык пяти или шести львов, находившихся еще позади шакалов.

Эта нерешительность голодных и бешеных животных не могла продолжаться долго. И действительно, едва люди успели выпустить тридцать зарядов, стараясь попасть в львов, при подвижности которых это оказывалось трудно, как звери, несмотря на выстрелы, двинулись вперед.

Тосканец, стоявший на коленях на обломке стены, первый заметил их приближение.

— Тут надо сделать что-нибудь решительное, прежде чем зажечь костры — наш якорь спасения. Папаша Хасси, продолжай стрелять и не заботься обо мне.

— Что ты хочешь предпринять, друг? — спросил Хасси, быстро заряжая ружье.

— Хочу бросить одну из моих бомб в этих ревущих скотин. Я пробью славную брешь в их рядах.

— А львы?

— Смотри за ними и стреляй в них, если они нападут на меня.

— Ко мне, Ару! — позвал Хасси. — Приглядывай за франджи. Энрике поставил ружье, взял один из своих бочонков-бомб, а также кинжал, и смело пошел навстречу первым шакалам, находившимся в ста шагах от развалин.

Мулей продолжал заряжать оружие, пуская в ход зубы вместо правой руки.

Хасси и Ару внимательно следили за тосканцем, держа наготове ружья, чтобы защитить его от неожиданного нападения львов, которые притаились в кустах, как бы выжидая, что шакалы очистят им дорогу для битвы.

С беспримерной храбростью легионер подошел на расстояние десяти шагов к шакалам и, не смущаясь их воем, зажег фитиль, а затем, положив бомбу на маленьком возвышении, сильно толкнул ее.

Бомба покатилась между животными, а тосканец побежал со всех ног к своим, крича:

— Все в гробницу, а то взлетим и мы!

Четверо людей бросились по лестнице и припали к земле, боясь, что взорвутся и остальные бочонки пороха, находящиеся посреди куббы.

— Вас преследуют? — спросил граф, хватая пистолет.

— Нет еще, — ответил тосканец. — Испробовав мои бомбы на шкуре верблюдов, пробую их на шкуре шакалов.

— Ты слишком злоупотребляешь своими бомбами. Кончишь тем, что взорвешь и гробницу.

— Опасности нет, граф. Я отнес бомбу далеко, бросил под ноги проклятым животным и…

Страшный удар перебил его, гулко раздаваясь по подземелью.

Задрожала земля, со стороны трубы для пропуска воздуха образовалась трещина, уничтожившая весь прошлый труд заживо погребенных, теперь, к счастью, уже не нужный.

— Черт возьми! — воскликнул тосканец, покрытый облаком пыли. — Как хорошо звучат мои бомбы! Я буду знаменитым пиротехником. Вот и еще одна из моих будущих специальностей. Пойдем посмотрим, Хасси.

Оба, взяв оружие, поднялись по лестнице, за ними Ару и Мулей, зарядившие свои ружья.

Ужасный взрыв изобретенной тосканцем бомбы возымел хорошее действие: вражьи полчища удалились на двести—триста метров, и поле покрылось трупами многих из них.

— Я говорил тебе, что испытываю полное доверие к своему изобретению, — сказал тосканец. — Эта бомба сделала больше, чем вся наша стрельба.

— Однако мне кажется, что звери еще не потеряли надежды насытиться нами, — отвечал Хасси. — Вон они возвращаются — и еще более злые.

— Что такое с этими животными? Я всегда их видел трусливыми, как кролики, а теперь они страшны, как сибирские волки! Ну что, повторить, что ли? А львы? Ты видишь их, папаша мавр?

— Они пока оставляют впереди шакалов, но нет сомнения, что последуют за ними.

— Они замолчали?

— Львы хитрее, чем ты думаешь Они знают теперь, что перед ними вооруженные люди, и будут осторожны до момента нападения.

— Ах, черт! Не скоро же кончится эта битва!

— Начнем стрелять, ты же, Ару, зажги костры, а когда я скажу тебе, и всю ограду. Свет и огонь, может быть, произведут большее впечатление, чем наши выстрелы.

— Не больше, чем мои бомбы, — сказал Энрике.

Они стреляли на все четыре стороны, так как звери образовали все суживающееся кольцо вокруг куббы, несмотря на сопротивление осажденных.

По-видимому, голодающие звери решили начать отчаянную осаду сразу по всей линии, чтобы иметь меньше потерь. Их торопили, вероятно, и львы.

Через несколько минут первые ряды были уже в нескольких шагах. Вдруг большая пятнистая гиена бросилась на кучу хвороста, намереваясь застать врасплох заряжавшего ружье марабута.

Хасси, однако, заметил это и убил ее.

— Ару, зажги хворост, — поспешно крикнул мавр, в то время как тосканец, выхватив саблю, начинал крошить первых зверей, старавшихся проникнуть за черту костров.

Старый слуга бегал вокруг куббы, горящими прутьями поджигая аккуратно сложенный хворост, образовавший таким образом настоящую огненную ограду, и в одно мгновение ока огненная завеса отделила людей от животных.

Шакалы и гиены первых рядов, почувствовав жало огня, с ревом бросились назад, но не нашли прохода, так как следующие фаланги тесно двигались вперед, давя друг друга. Львы, до сих пор прятавшиеся, теперь с яростью бросились на пламя.

Сноп искр взлетел на воздух и упал на осаждающих, вызывая вопли боли.

Энрике и его товарищи во избежание несчастья перенесли бочонки с порохом в гробницу и вернулись, чтобы продолжать бой.

— Жарко нам будет, — сказал легионер, — но надо помнить, что мы в Африке. Стреляйте, друзья, а главное, следите за львами, чтоб эти господа не вздумали прыгнуть через огонь.

Скучившись, из-за недостатка места почти прислонившись спинами друг к другу, наши храбрецы снова начали стрелять.

Они почти не целились, так как дым и пламя мешали им видеть нападающих.

За огненной чертой слышался безумный, все усиливающийся рев зверей.

Иногда казалось, что раздавались громовые удары.

Вдруг порыв ветра разогнал в одном месте дым и огонь, и замершим в ужасе людям представилась картина, которая могла бы заморозить кровь самого отважного человека в мире. Звери, вместо того чтобы удалиться, как надеялись осажденные, бегали вокруг куббы, как бы ища брешь, в которую можно прорваться.

— Если бы не было гробницы, — пробурчал тосканец, — я бы не дал двух грошей за свою солдатскую шкуру. Когда у нас больше не останется хворосту, все это зверье бросится сюда, и тогда беда тому, кто попадется им на зубок.

Громадный костер, блестя и треща, горел, раздуваемый ночным ветерком.

Когда дым опускался к земле и пламя прерывалось в каком-нибудь месте, люди могли видеть животных, бешено скачущих вокруг куббы со львами во главе и менее быстрыми гиенами в хвосте. Много их погибло от выстрелов и взрыва, но оставалось еще очень много — двести или триста, по крайней мере; а самым худшим было то, что они, по-видимому, твердо решили совершить нападение, как только погаснет огонь.

Этот страшный момент скоро наступил. Пучки хвороста быстро исчезали, и Ару должен был постоянно подкидывать сучья в места, где огонь почти потухал.

Вдруг, когда порыв ветра рассеял дым и столбы пламени, тосканец заметил, что звери остановились, и громадный лев с ужасным ревом бросился на костер.

Он остановился около огненной ограды в том месте, где огонь, за неимением пищи, уже начинал потухать.

— Внимание, Хасси, — закричал легионер.

Мавр только что зарядил ружье. Он повернулся ко льву, который, казалось, мерил глазами расстояние, чтобы сделать прыжок.

— Видишь? — спросил Энрике.

— Да, — ответил мавр.

— Попробуешь стрельнуть?

— Безо всякого сомнения. Ару, нет больше хворосту?

— Все сожжено, хозяин, — ответил старый негр, — и огонь всюду гаснет. Через четверть часа животные пройдут, не обжигая лап.

В это мгновение лев издал воинственный клич: он приготовился к прыжку.

— Смотри, папаша Хасси! — закричал Энрике.

— Я держу его под дулом моего ружья, — отвечал Хасси.

Зверь подобрался и сделал скачок, но в ту же секунду раздались два выстрела. Раненный смертельно, лев упал прямо в костер. Несколько мгновений зверь бился, подымая облака пепла и искр, потом пронесся по воздуху запах горелой шерсти и мяса.

— Глупые животные, — сказал Энрике, взяв в руки ружье Ару, чтобы в случае нужды прикончить льва, — спустились с Атласа, чтобы поужинать нашими телами, а вместо того сами предлагают нам жаркое. Через десять минут этот бедный лев будет прекрасно зажарен.

— Только не мы съедим его: прежде чем он зажарится, мы будем в гробнице. Пламя потухает, и необходимо отступление.

— А если они захотят взять с бою лестницу?

— Может быть. Но нам легко будет защитить ее, так как отверстие едва пропустит одного льва. Мы перебьем их одного за другим.

Они дали еще несколько выстрелов, пока догорал последний хворост, и отступили, спасаясь, в гробницу, представлявшую лучшее убежище, чем развалины куббы.

— Кончено сражение? — спросил граф, когда увидел их покрытые пеплом, закоптелые лица.

— По-моему, только начинается, граф, — ответил Энрике. — Мы использовали все способы защиты и лишь пуще разъярили этих проклятых зверей. Готовься через десять минут принять визит одного из царей Атласа.

— Увидим, дадим ли ему спуститься? — сказал мадьяр. — Я могу стрелять, хоть и раненый, а ты знаешь, Энрике, делаю ли я промахи.

— Ару, — сказал Хасси, доставший несколько прислоненных к стене ружей, — заряди еще и эти, чтоб у нас был запас выстрелов.

— Благословенны арсеналы сенусси, — сказал Энрике, — позволяющие несчастным защищаться среди пустыни.

— Дружище, помоги мне сесть на бочонок, который против лесенки, — сказал граф, — я очень слаб. Но взгляд верен, и рука не задрожит в минуту опасности.

— Тебе необходимо съесть много бифштексов, граф, чтобы восполнить потерю крови. Какой я болван! Я должен был бы принести тебе льва, что жарится на костре.

Мадьяру помогли сесть на пустую бочку, почти под отверстием гробницы, чтоб было удобно стрелять, а Афза стала около него, вооружившись двумя длинноствольными пистолетами, хорошо стрелявшими на близком расстоянии.

Другие разместились у подножья лестницы и хладнокровно ждали, чтобы потух огонь вокруг куббы и страшная орда бросилась на приступ.

В гробнице было жарко, как в печи. Огненная ограда, вероятно, сильно согрела песчаную почву. Были минуты, когда казалось, что не хватит воздуху в этих четырех стенах.

— Если так будет продолжаться, мы превратимся в сухари, — сказал Энрике. — К счастью, огонь потухает, и земля освежится.

Однако местами костры все еще горели, по временам дым врывался в подземелье и заставлял бывших там людей кашлять.

Нападение задерживалось. Вероятно, звери ждали, чтоб совсем потух огонь и им «не испортить кожицу своих лапок», как говорил шутя адвокат. Промедление это не было продолжительным. Адский шум рева, рычания, как бы хохота доказал осажденным, что их уже больше не защищала огненная преграда.

— Посмотрим, кто будет нашим первым гостем, — сказал Энрике.

— Уж наверное не какой-нибудь ничтожный шакал, — предположил граф.

— Я был бы доволен, окажись это одна из противных гиен. У меня просто ненависть к этим пожирательницам падали. Ого! Вот он!

Около отверстия в гробницу раздался такой сильный рев, будто гром ударил среди стен.

— Неуч! — воскликнул Энрике, берясь за ружье. — Разве так докладываю! о себе! Будьте вежливы, покажите ваш носик, не прячьте его за камень, я ведь вижу вашу тень.

Второй раз рев потряс гробницу, а за ним послышались другие звериные голоса.

— Должно быть, наш гость в хорошей компании, — продолжал тосканец, — он желает представить нам госпожу львицу и ее дочерей. Папаша Хасси, не будь жалостлив, а поступи как следует с этими нахалами.

Все направили ружья к отверстию. Мулей и граф приготовили пистолеты.

Прошло несколько мгновений томительного ожидания, потом огромная голова атласского льва, которые считаются гигантами этой породы, показалась в отверстии гробницы.

— Соблаговолите спуститься, ваше величество, — насмешливо сказал тосканец. — Ваши подданные ждут вас, чтобы предложить вам угощение… Вот тебе!

Он быстро поднял ружье и выстрелил, даже не прицеливаясь, ибо близкое расстояние делало это почти лишним.

Царь Атласа упал, как пораженный молнией, на первую ступень, потом с последним усилием приподнялся, но Мулей и граф выстрелили из пистолетов.

Вся масса рухнула вниз по лестнице, крутясь и издавая страшное рычание, и упала к ногам Хасси аль-Биака, который и добил зверя.

— Встреча была несколько груба, — сказал Энрике, обходя вокруг великолепного льва. — Ты можешь пожаловаться марабуту, если встретишь его в Магометовом раю.

— Воистину прекрасный зверь, — сказал граф, вставший с помощью Афзы, — если б он сошел сюда живой, не знаю, кто бы из нас спасся от его когтей.

— Он был настолько умен, что скатился сюда уже умирающим. Эта любезность заставляет меня простить ему его невоспитанность: разве можно так докладывать о себе, черт возьми!

— Смотри, чтобы сюда не скатился другой, еще хуже воспитанный, — сказал граф.

— Хоть я и болтаю, но не теряю из виду отверстие, — возразил Энрике. — Ах я, глупец! Кому принадлежит заслуга убиения льва?

— Тебе, и никто у тебя ее не отнимает, — ответили граф и Хасси. Тогда легионер, склонившись перед Афзой со своей обыкновенной комической важностью и показывая на огромного зверя, сказал:

— Прелестной Звезде Атласа я приношу в дар шкуру царя Атласа.

— Благодарю, франджи, — ответила с улыбкой молодая женщина

— И если будет время, я сниму ее для вас, — прибавил Энрике.

— Сомневаюсь, что ты это исполнишь, — сказал граф, — послушай, какой концерт задают осаждающие.

— Черт возьми, они заряжают свои пушки, — ответил легионер, — к счастью, они плохие артиллеристы и их орудия не действуют. Молчите вы, болтуны, мы не глухие!

Животные, скопившиеся вокруг и внутри развалин, казалось, совсем обезумели.

Можно было подумать, что между голодными львами, не имевшими терпения дождаться человеческого мяса, шакалами и гиенами началась драка, так как в общем шуме слышались и вопли страдания.

— Они поедают друг друга, — сказал Хасси, поднявшийся на несколько ступенек, чтобы лучше слышать.

— И мы должны бы воспользоваться этим и обмакнуть кусочек сухаря в воду, — сказал Энрике, — я умираю от жажды. Ару, открой бурдюк и налей воды.

Старый негр пошарил в углу, где были навалены бочонки и старые ковры и где он спрятал продовольствие. Вдруг он испустил крик отчаяния

— Что у тебя там, лев спрятался? — спросил Энрике, — я сейчас приду расправиться с ним.

— Что с тобой, Ару? — спросил Хасси, встревоженный этим криком.

— Хозяин, — забормотал негр, лицо которого стало пепельного цвета, так оно побледнело, — у нас нет ни капли воды!

— Как? А бурдюки?

— Все порваны и совсем сухи.

— Что за дьявол! — воскликнул Энрике в ужасе от неожиданного открытия, столь ухудшавшего их и без того невеселое положение. — Как это могло случиться?

— Я могу это объяснить, — сказал граф, — они лопнули от взрыва, произведенного для открытия прохода.

— Вот мы в печи и испечемся без возможности промочить горло. Папаша Хасси, о чем ты думаешь? Пройти к ключу посреди зверей? Я был бы очень благодарен.

— Я думаю о том, — отвечал Хасси, — что наше положение становится отчаянным. Если эта осада продолжится сутки, никто из нас не выживет.

В эту минуту Энрике, пристально смотревший на льва, ударил себя по лбу:

— Вот наш ключ! Белая ли, красная ли вода, что мне за дело, она утоляет жажду.

— Что ты делаешь? — спросил граф, видя, что он берет ятаган.

— Пью, — спокойно ответил воин.

Взятым им оружием он сделал в горле льва глубокую рану и, без всякой брезгливости прильнув к ней губами, стал пить еще теплую кровь.

— Я не стану подражать тебе, — сказал с отвращением граф. Энрике пожал плечами и продолжал пить. Напившись, он заткнул рану пальцем и, обведя взором присутствующих, спросил:

— Кто желает воспользоваться? Еще можно пососать.

— Никогда, — сказал граф.

Даже Хасси сделал отрицательный жест. Мулей же, менее брезгливый и мучимый лихорадочной жаждой, бросился к телу льва и пил до тех пор, пока еще оставалась хоть капля крови.

— Правда, марабут, что не так противно?

Мулей скривил гримасу.

— Вы уж очень избалованы, господа, — сказал смеясь Энрике, — что касается меня, то, приди только другой лев, я воспользуюсь и им также. Кстати, что делают наши друзья? Кажется, баталия кончилась и они отдыхают.

— Действительно, ничего не слышно, — сказал Хасси.

— Ушли они, что ли?

— Гм!..

— Надо удостовериться.

— Кто осмелится высунуть голову? — спросил граф.

— Я, — ответил без запинки тосканец, — но прежде головы высуну пару пистолетов. Папаша мавр, дай мне твои, они превосходно стреляют.

— Это большая неосторожность, — сказал Хасси, все же передавая ему просимое оружие. — Тут, может быть, спрятался у входа какой-нибудь лев или гиена, ты знаешь, какой у них тонкий слух.

— Не можем же мы оставаться в этой ужасной неизвестности. А что, если звери ушли?

— Увидим.

Тосканец взвел курки и, держа оружие в руках, начал тихо всходить по лесенке, Хасси же и Ару подняли свои ружья к отверстию, чтобы защитить его от случайного нападения.