Онлайн чтение книги Белая хризантема White Chrysanthemum
Хана

Корея, лето 1943

Хана долго лежала неподвижно. Промежность пылала болью. Между ног было мокро, на Хану навалился страх. Может, она истекает кровью и скоро умрет? Она медленно села, не решаясь посмотреть вниз – на то, что он с ней сотворил. Усмиряя боль, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула через нос. И еще раз. Когда дыхание выровнялось, она опустила взгляд. Кровь, но и еще что-то вязкое, густое. Именно от него это ощущение влажности, не от крови. Она вовсе не умирает.

Хана промокнула между ног платком. Каждое прикосновение отзывалось в голове новой болью. Это то самое изнасилование, о котором рассказывала мать. Хана закрыла глаза, мечтая, чтобы случившееся оказалось кошмарным сном, от которого она скоро очнется.

Железная дверная ручка со скрежетом повернулась, и Хана торопливо натянула ситцевые трусы и нейлоновые чулки. Наперекор боли заставила себя сдвинуть колени и настороженно встала, ожидая, что на нее снова набросятся.

– Шевелись, нам нужна эта комната, – буркнул конвоир и отвел ее обратно в маленькую каюту к остальным пленницам.

Хану встретили вопросительные взгляды. Ничего не говоря, она пробралась в дальний конец комнаты, уткнулась лицом в стену, чтобы ни на кого не смотреть. Она чувствовала взгляды на себе, но ей было все равно. Солдаты выбрали двух девушек, и дверь снова захлопнулась.

Вскоре поднялся встревоженный гул, женщины обсуждали, чем там занимаются солдаты. Некоторые пытались расспросить Хану, что с ней случилось, но остальные поняли и так, и в каюте набирали силу причитания. В дверь с силой грохнули кулаком. Тут же воцарилась тишина.

Хана прятала лицо в ладонях. Она не сомневалась, что достаточно взглянуть на нее, и сразу станет ясно, что с ней стряслось. Наконец-то пришли слезы. Она задержала дыхание, насколько могла, сосредоточилась на желании глотнуть воздуха. Зародившиеся в горле рыдания отступили, и Хана судорожно вдохнула.

Между ног все еще горело огнем. Хана старалась не думать о боли, но снова и снова видела голые ляжки Моримото и остальное. Она зажмуривалась, давила на веки, пока перед глазами не начинали мерцать белые всполохи, заслонявшие эту картину. Когда ей показалось, что глаза вот-вот взорвутся, прямо в ухо ей прошептали:

– Куда тебя водили?

Хана вздрогнула. Всполохи мешали видеть, и она не сразу узнала девочку с острова Чеджу. Такая хрупкая, платье болтается точно мешок. Хане сделалось еще больнее от мысли, что Моримото или другой солдат сотворит с этой малышкой то же, что с ней.

– Держись позади всех, – сказала Хана. – Может, тебя не заметят и все обойдется.

– Не расскажешь?

– Лучше тебе не знать.

Девочка не успела ответить, дверь снова открылась. Вернулись две девушки, которых увели конвоиры. Больше никого не забрали, щелкнул замок. Свет погас, и каюта погрузилась во мрак.

Покорно, точно скот, девушки возились, пытаясь устроиться на ночь, они уже примирились с долгим путешествием, так что надо поспать. В темноте слышались всхлипывания. Хана и девочка лежали, почти прижавшись друг к дружке. Девочка взяла Хану за руку:

– Так ты проснешься, если придут за мной, а я проснусь, если придут за тобой.

Ее наивные слова тронули Хану. Эта девчушка как умела пыталась взять под контроль свой страх. Она не должна спать, когда придет беда, она хочет видеть, как приближается ужас, пусть она перед ним и бессильна. Здесь все бессильны.

– Меня зовут Норико, но мама зовет Сан Су, – прошептала девочка Хане в волосы. Ее теплое дыхание согрело шею.

Хана не ответила. Она бы и рада, но сил говорить не было, губы будто запечатаны наглухо, словно прячут боль случившегося. Мать называла девочку Сан Су только дома – это ведь ее настоящее, корейское имя. Как множество корейцев, между собой родные Сан Су говорят по-корейски, а на людях – как им навязано, по-японски. Хана всегда считала, что ей повезло с матерью, она у нее очень умная. По-корейски “хана” означает “одна” или, в ее случае, – “первая”, но и на японском есть такое слово – “цветок”. Поэтому Хане не пришлось менять имя. Сестре повезло меньше, как и Сан Су.

– Спокойной ночи, старшая сестра.

В темноте голос Сан Су легко принять за родной. Хана вдруг ощутила, как свинцовой тяжестью навалилась на нее неволя. Сестра так далеко. И каждый миг взаперти на этом пароме еще больше отдалял ее. Тонкие пальцы сжали ее руку, и Хана крепко сжала их в ответ.

* * *

Очнулась она внезапно. В каюте по-прежнему было темно, но из-под двери пробивался слабый свет, в котором можно было различить лежащие вповалку тела. Хана понятия не имела, сколько времени проспала. Она осторожно высвободила руку из ладошки Сан Су и села. Хотелось в туалет, но где он и как туда попасть, она не знала. Мочевой пузырь грозил лопнуть.

– Мне нужно в уборную, – громко прошептала Хана.

В темноте заворочались. Не дождавшись ответа, она повторила погромче.

– Тихо, дура, – долетело из темноты.

– Извините, мне нужно…

– Я уже слышала, дважды, – оборвал ее женский голос. – Ты что, не чуешь? Всем тут нужно в уборную.

Хану огорошил резкий ответ. Она медленно втянула воздух. Ничего. Она ничего не чувствует. Может быть, с носом что-то неладно?

– Я ничего не чую.

– Это потому что от нее одеколоном разит. Вот и не разбирает сквозь мужицкую вонь, – сказал другой голос.

– Ну да, видать, всю бутылку вылил себе на голову.

Слова ранили ее, Хана ощутила, как запылало лицо. Она подтянула к носу ворот платья и вдохнула. Так и есть – она пахнет как он . Он поселился в ее одежде. Ей захотелось сорвать все с себя, разодрать в клочья, но в памяти вспыхнули его слова: “Ты этого хочешь – сутки за сутками ехать в набитом солдатами поезде без единой тряпки, прикрывающей твое прекрасное тело?”

Чтобы избавиться от мерзкого запаха, Хана опорожнила мочевой пузырь: пусть уж лучше от нее несет нужником. От шума проснулась Сан Су, снова взяла Хану за руку, будто и не заметив, что та сделала. Ее молчание чуть успокоило Хану, она прижала к себе руку Сан Су. Лежа рядом в остывающей луже, они снова заснули.

От гулкого удара в металлическую дверь все мигом проснулись. Послышались испуганные вскрики. Тускло загорелась лампа под потолком, наполнив каюту зеленоватой мглой. Дверь распахнулась, вошли четверо солдат; трое рывками подняли на ноги по девушке. Последний поймал взгляд Ханы и начал пробираться к ней. Нагнулся, схватил за плечо, но тотчас отшатнулся и зажал нос.

– Она обоссалась! – крикнул он и с отвращением пнул Хану. – Вы, корейцы, животные. – Его взгляд перескочил на Сан Су. – Придется тебе! – Он дернул ее за руку, рывком перевалив через тело Ханы.

– Она же совсем ребенок, – взмолилась Хана.

Сан Су посмотрела на нее:

– Не тревожься, старшая сестра, ничего мне не сделается, как и тебе. – Голос ее чуть подрагивал, но тон был твердый. У Ханы разрывалось сердце.

– Я пойду вместо нее. Сама. – Хана быстро вскочила, глядя солдату в глаза.

Вся каюта смотрела на них, ни вздоха, ни слова – все замерли. Словно ждали, что солнце сейчас сорвется с небес и обратит Хану в пепел. Она осмелилась перечить японскому солдату. Они-то поумнее – лучше помолчат. Мгновения всё тянулись, напряжение нарастало. Колени у Ханы сделались ватными, она боялась, что не сможет переставлять ноги. И тут случилось внезапное – каюта наполнилась гомоном, женщины, девушки постарше наперебой предлагали себя вместо Сан Су.

В тесном пространстве их голоса напоминали галдеж морских птиц, и вот уже все предлагали свои тела взамен детского. Несколько девушек попытались высвободить руку Сан Су, убедить солдата взять их, но он ударил одну из них в живот. Девушка согнулась пополам, судорожно ловя ртом воздух.

– Следующей, кто откроет пасть, будет хуже, – рявкнул солдат, заломил Сан Су руку и выволок ее из каюты.

Железная дверь захлопнулась, и комнату снова затопила темнота – будто провели черту, за которой необратимость. Темнота постепенно заполнялась тихим плачем по девочке, которую увели, потому что Хана замаралась.

* * *

Паром причалил к материку. Хана почти обезумела. Солдат так и не вернул Сан Су в каюту. Три другие девушки возвратились одна за одной, но младшей, заменить которую вызвались все, по-прежнему не было. Снова появились солдаты, приказали всем выходить. Хане отчаянно хотелось спросить, где Сан Су, но она сдержалась.

Пленниц согнали с парома и повели к колонне военных грузовиков. Хана всматривалась в лица девушек, надеясь увидеть знакомые, полные страха карие глаза Сан Су.

Недолгое время женщины тряслись в грузовиках, а затем им приказали выгружаться. Их привезли на железнодорожную станцию. Хану вместе с незнакомой девушкой втолкнули в купе. Окно было заклеено газетой и закрашено черной краской, ничего не разглядеть. Хана шепотом спросила девушку, не видела ли та Сан Су, описала ее. Соседка помотала головой. На пароме она находилась в другой каюте. Вместе с ней было еще не меньше сорока женщин, и всех вроде бы отправили в Токио на ткацкую фабрику, шить мундиры. И только ее почему-то забрали и посадили в поезд к Хане. Она не знает почему.

Они с Ханой были почти ровесницы. Девушка была по-настоящему красива: луноликая, как сказала бы мать, с белой кожей и розовыми губами. Зубы ровные, не выдаются, а глаза круглее обычного. Парни из деревни Ханы потеряли бы от нее голову.

– Тебя выводили из каюты? – тихо спросила Хана.

– Нет. Никого не выводили. А что, тебя забирали? – Девушка явно встревожилась.

– Да, и мою подругу тоже, совсем еще девочку, Сан Су. Но ее не вернули.

– А зачем? – настороженно спросила соседка и быстро обвела взглядом купе, словно боялась, что их подслушивают.

Хана не могла выговорить это слово. Оно такое простое, а эта девушка чуточку старше и знает, конечно, что оно означает. И все-таки Хана не могла произнести его. Она отвернулась, вжалась в стенку купе. Ей было страшно за Сан Су, стыдно за свою нечистоплотность, но в то же время Хана радовалась ей – и ненавидела себя за эту радость.

Состав медленно тронулся, дверь купе внезапно отодвинулась. За дверью стояли двое солдат и Сан Су, которую тут же втолкнули в купе. Хана быстро отодвинулась, освобождая для девочки место.

Сан Су была очень бледной, нижняя губа распухла, в углу рта запеклась кровь, шея в синяках, тело била дрожь. Платье разорвано и скреплено булавками там, где прежде были пуговицы. Хана осторожно взяла ее за руку, и Сан Су судорожно всхлипнула. Ни слова не говоря, Хана стиснула пальцы девочки. “Она выжила”, – подумала Хана, но ее радость угасла, когда она поняла, насколько истерзана девочка.

Один солдат уселся на скамейке рядом со второй девушкой, другой переступил через ноги Ханы и втиснулся на место у окна. Хане было слишком страшно, чтобы взглянуть на его лицо, но, когда поезд набрал скорость, она поняла, кто это. Узнала запах одеколона. Оцепенев, Хана покосилась на его руку, опиравшуюся о скамейку. Пальцы Моримото коснулись подола ее платья, он был будто кот, играющий с мышью, – трогает лапой, отрезает путь к отступлению, но на жертву не смотрит.

Моримото безостановочно курил, клубы дыма висели в купе. Пальцы продолжали глумливо теребить подол, на Хану он по-прежнему не смотрел. Сердце гулко колотилось, Хана с трудом дышала и старалась не шевелиться, только медленно, очень медленно отодвигала ногу, когда его пальцы подбирались слишком близко и угрожали коснуться кожи.

Поезд шел всю ночь, в тесном купе все дремали – за исключением Ханы. Она была сама не своя от страха и гнева, которые жаркими волнами плыли к сидящему рядом японцу. Он похитил ее из дома, увез от всего, что она знает и любит, а потом изнасиловал. Хана думала, как бы убить его спящего. Время текло, и мысль эта становилась все навязчивее. Она осторожно повернула голову в его сторону. Он что, и Сан Су изнасиловал? Хана перевела взгляд на другого солдата, сидевшего напротив. Может быть, они оба над ней измывались?

Хана снова посмотрела на Моримото. Его грудь мерно вздымалась, и Хана представила, как бьется сердце под мундиром. На ремне она заметила кобуру. Сумеет ли она вытащить пистолет, не разбудив Моримото? Хана рассматривала черное оружие, выглядывавшее из кожаной кобуры. Она представляла, как сжимает его и целится в сердце. Тяжел ли пистолет? Что надо сделать – просто нажать на спуск или что-то еще, посложнее? Сможет ли она и впрямь его застрелить? В конце концов она решила, что нет, застрелить не сумеет, но может зарезать. Это ей показалось правильным и почему-то утешило.

Ножом-то она владеет. Она ныряла с ним ежедневно – срезала с рифов морские ушки, резала водоросли и даже вскрывала раковины моллюсков, оставшиеся после прохождения японских промысловых судов. Она вырежет сердце Моримото, как жемчужину, сокрытую в устричном мясе. От этой мысли Хану пробрал озноб, по позвоночнику предвестниками мести пробежали мурашки. Так вот что чувствуют смельчаки. Хана представила, как бьет его ножом в грудь, увидела удивление на его лице. Гнев вскипел в ней. А после они с Сан Су выскользнут из купе, спрячутся в поезде или выпрыгнут из окна. Как жаль, что у нее нет ножа и ничему из этого не суждено сбыться.

Моримото шевельнулся во сне. Хана вздрогнула и легонько толкнула привалившуюся к ней Сан Су. Кожа у той была холодная, но дрожать она перестала. Хана тронула лоб девочки. Ледяной. Губы синеватые. Превозмогая панику, Хана наклонилась, припала ухом к губам Сан Су. Ничего.

Хане вдруг стало нечем дышать. Она попыталась вдохнуть, но лишь зашлась в хрипе. От шума проснулись остальные.

– В чем дело? – вскинулся Моримото. – Что тебе неймется?

Он встал, рывком поднял Хану, развернул к себе лицом. Она задыхалась, хрипела, схватившись одной рукой за горло. Моримото что-то снова крикнул, Хана ткнула пальцем в сторону неподвижной Сан Су. Моримото повернул голову и тут же отпустил Хану, уставился на малышку, никак не отреагировавшую на кутерьму. Он молчал. И тут заголосила сидевшая напротив Ханы девушка.

– Она умерла! Умерла! – выкрикивала она снова и снова. Красивое лицо обезобразил ужас.

Из коридора донесся топот. Дверь отъехала в сторону, и в купе просунулись два встревоженных лица. Моримото наконец подал голос:

– Эта мертва. Унесите ее. На следующей станции похоронить.

– Похоронить? – переспросил солдат.

– Да, похоронить. Положите ее к другим.

– Слушаюсь, господин.

Солдаты подняли тело Сан Су, словно мешок с рисом, и вынесли из купе. Дверь закрылась, Моримото сел и как ни в чем не бывало почти мгновенно погрузился в сон. Хана пыталась осмыслить его слова. К другим , сказал он. Сколько же в поезде еще мертвых девушек?

Мысль о том, что Сан Су бросят в яму, была невыносима, и Хана заплакала. Она так долго сдерживала горе и страх, так долго подавляла угрызения совести и теперь не могла остановиться, как будто невидимый кулак вышибал из ее нутра эти рыдания. Никто не произнес ни слова, не потребовал замолчать. Моримото, словно в ответ на ее рыдания, захрапел.

Соседка время от времени гладила Хану по колену, изредка скорбно всхлипывала, но больше в тесном купе ничто не указывало на то, что еще минуту назад здесь сидела Сан Су, а теперь ее не стало. Ни закрашенная газета на окнах, ни тень от лампы, качающаяся над головами. Ни стены, подрагивающие в такт движению поезда, ни крепко спящие солдаты. Ничто не напоминало о Сан Су.

Где-то за пределами поезда, что змеился по незнакомому краю, – где-то далеко за морем, на острове, родители Сан Су не ведают, что их дочери больше нет. Возможно, они сейчас спят и им снится ее возвращение, ведь наверняка вопреки здравому смыслу они ждут ее, надеются, что однажды снова увидят, что время вернет ее. Хана представила, как они ждут дочь, которая никогда не придет, которая умерла уже через считаные дни после исчезновения. Они будут годами гадать, где она, что с ней, но никогда не узнают, что она покинула их безвозвратно.

Прошло два дня, прежде чем поезд прибыл на какую-то станцию. Солдаты похоронили Сан Су прямо возле путей в безымянной могиле вместе еще с четырьмя телами. Девушек заставили смотреть – пусть знают, что бывает с теми, кто ослушается приказов. Покойницы были завернуты в тряпье, но Хана узнала труп Сан Су – самый маленький, самый жалкий. Теперь ей было понятно, как к ним относятся солдаты, кем они считают девушек.

Моримото сказал, что Сан Су поранила ногу и умерла от инфекции, но Хана знала правду. Она видела на сиденье кровь. Та въелась в кожу, ее струйки, как вены, прочертили поверхность скамьи, сбегая на пол, лужей собрались под сиденьем. Сан Су истекла кровью. Она была слишком мала годами и телом, чтобы вынести такие мучения. Сколько же человек ее насиловало?

Хана невольно сравнивала Сан Су со своей Эмико. Не пойди Хана с Моримото, он бы забрал сестру. При мысли о том, что сестру могла постичь участь Сан Су и она умерла бы вдали от дома такой ужасной смертью, внутри у Ханы будто разверзлась пустота. Но с Эмико все в порядке, ей ничто не грозит.

А на родине Сан Су состоялся бы погребальный обряд, воззвали бы к богам, прося направить ее дух к предкам. Хана не знает, кем они были. Ей неизвестно об этой девочке ничего, кроме того, что она тоже с острова Чеджу, а ее японское имя – Норико. Сан Су, Норико, Младшая Сестра. Хана знала, что никогда ее не забудет.

Она сидела с закрытыми глазами и желала духу Сан Су благополучного пути домой, желала ему не приходить в смятение от столь мучительной смерти, желала не посещать во снах ее, Хану, не мстить той, кого должны были забрать вместо Сан Су.

В купе завели двух новеньких, и поезд вскоре снова тронулся. Хана старалась отвлечься от мыслей о Сан Су. Она думала о сестре, о том, как хорошо той дома, куда так остро хотелось ей самой. По крайней мере, она хоть одну спасла от солдат. Она слишком много о себе возомнила, вообразив, будто спасет и вторую.

Хана цеплялась за образ Эми, чтобы не видеть бледной кожи Сан Су. А чтобы не чувствовать пальцами леденящего холода, вспоминала, как ныряла в море, как колышутся черные водоросли, представляла синюю глубину, что простирается на много миль во все стороны, – лишь бы не видеть красного цвета смерти. Когда Хана в конце концов сдалась сну, ей приснились родные, они скользили в темной глубине океана, но она не понимала, сами они плывут или их несет течение, – глаза их были безжизненны, а кожа бледна.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Мэри Линн Брахт. Белая хризантема
1 - 1 03.10.18
1 - 2 03.10.18
Хана 03.10.18
Эми 03.10.18
Хана 03.10.18
Эми 03.10.18
Хана 03.10.18
Эми 03.10.18
Хана 03.10.18

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть