Онлайн чтение книги Белая смерть White Death
Глава 11.

Эта небольшая фабричка в горах была удивительным местом. Она выглядела куда современней тех заводов, которые я видел в Тегеране и Стамбуле. С одной стороны стояли печи, от которых вдоль стен тянулись трубы. Другие трубы были подведены к сверкающему оборудованию. Там были точные приборы со шкалами, трубками, ретортами, горелками, мензурками и прочими штуками. Там были металлические коробки с каким-то белым гранулированным химикатом, который, по словам Дэйна, использовался в процессе получения героина. С другой стороны были устроены сушилки, странной формы сосуды и мензурки со спиртом для очистки опиума. Мы нашли лари, заполненные круглыми темными головками размером с большой кулак. Это был опиум, и по его цвету я опознал, что он происходил из Хорасана, Белуджистана, Афганистана и Турции. А в самом дальнем конце лаборатории мы нашли конечный продукт, героин, часть которого еще оставалась в плоских резиновых лотках, но большая часть была запакована в маленькие металлические контейнеры.

Все это было необыкновенно интересно, и мы обратились за разъяснениями к техникам. И тут перед нами возникло неожиданное препятствие - все они говорили на странном и непонятном языке. Это были невысокие кривоногие люди с широкими бесстрастными лицами и раскосыми глазами. Я задавал им вопросы на разных языках - и наконец обнаружил несколько слов на знакомом мне диалекте тухоло. Основываясь на своем открытии, я определил в этих людях западных монголов, из Улангома или Узун-Булака, а то и из самого Улан-Батора. Но кое-кто из туркменов со мной не согласился. Они сказали, что эти люди действительно монголы, но они явно олоты из пустыни Синкьянг, Другие настаивали на том, что это уйгуры с гор Каракорума, а третьи были уверены, что они с Кашгара. В ответ на все это рабочие отважно кивали, соглашаясь со всем, и непрерывно лопотали на своем неведомом языке.

Я продолжил расспрашивать их, пустив в ход все свои познания в тухоло. Но говорили они правду или врали, а казалось, что понимают они только отдельные слова. Я спросил у них, как мог, прибыли ли они из Улан-Батора. Они с готовностью закивали. То же самое они сделали в ответ на предположения, что они из Кашгара, Синкьянга и Каракорума. Наконец, выйдя из себя, я спросил, уж не из Нью-Йорка ли они приехали. Они согласились и с этим, причем непрерывно что-то втолковывали мне на своем наречии.

- Что вам удалось узнать? - спросил меня Дэйн.

- Я узнал, что эти люди прибыли отовсюду - какое место ни назови, они соглашаются, - угрюмо ответил я. - Они говорят на языке, которого не понимает никто, кроме них самих - если только они сами могут понять друг друга. По облику и речи они монголы. Но нельзя с уверенностью сказать, из Монголии они, Синкьянга, Китая или Тибета.

Хитай дернул меня за рукав и горячо зашептал на ухо. Я повернулся к Дэйну:

- Обычно идеи, возникающие у туркмен, бесполезны. Но Хитай, кажется, додумался до дельной мысли. Он считает, что наилучший способ получить от кого-нибудь информацию - это раскалить шомпол докрасна и прикладывать его к телу, пока допрашиваемый не заговорит на понятном языке.

- А если предположить, что допрашиваемый не знает ни одного из известных вам языков? - спросил Дэйн.

- Судя по опыту туркмен, - серьезно ответил я, - человек, подвергнутый такому допросу, обязательно найдет способ пообщаться.

Дэйн задумался, что меня удивило. Я ожидал, что он с порога отвергнет эту идею, потому что для серьезного допроса у американцев и англичан кишка тонка, хотя они невероятно усердны, когда дело касается уничтожения вещей. Но Дэйн идею допроса обдумал. Наконец он покачал головой.

- Мы не будем их пытать, - сказал он. - Собственно говоря, мы даже не будем больше задавать им вопросы.

- Сэр?

- Вы слышали, что я сказал, Ахмед. Меня не интересует, откуда они прибыли.

- Мистер Дэйн, вы в самом деле хотите узнать об этом заводе, кто им владеет, кто его построил...

- Нет, - сказал Дэйн. - Эта территория на стыке трех стран никому не принадлежит, здесь работают люди из четвертой страны - или вообще без гражданства. Это меня устраивает как нельзя лучше.

- Боюсь, что я не понимаю, сэр.

- А я уверен, что понимаете. Если эта нелегальная фабрика принадлежит русским, афганцам или иранцам, то я должен покинуть ее и послать официальную жалобу по дипломатическим каналам. Опять же, если рабочие скажут мне, что они жители Монголии, Китая или Тибета, приехавшие сюда с разрешения правительства, у меня не будет права держать их на мушке или убивать их пулеметчика. Теперь вы понимаете?

- Кажется, да.

- А сейчас мы обнаружили нелегальную фабрику неизвестно на чьей территории, на которой работают люди неизвестной национальности, да еще к тому же неизвестно, кому она принадлежит. И все ясно.

- Да, сэр, - сказал я, поражаясь его глубокому пониманию тонкостей международных отношений. - Мы уничтожаем эту фабрику, которая никому не принадлежит, и никто не может пожаловаться.

- Вот именно. Выведите этих рабочих из здания и приступайте.

Двое туркмен выгнали рабочих с фабрики, а шестеро других залезли на крышу и спустили вниз оставшиеся пулеметы. Остальные готовили фабрику к сожжению. Сделать это было легко, поскольку в цистернах тут хранилось изрядное количество спирта. Мы обрызгали им все вокруг и вышли из здания. Честь зажечь огонь Дэйн предоставил Норотаю.

Фабрика занялась ярким пламенем, и мы радостно закричали, когда огонь взметнулся в небо. Даже рабочие-монголы радовались этому зрелищу - для них оно означало всего лишь временную потерю работы. Туркмены знали, что они нанесли тяжелый удар по своим врагам. Дэйн знал, что он пресек источник местной торговли героином. Эта фабрика, по частям переправленная через горы, пустыню и степь, вполне возможно, никогда больше не будет восстановлена. А даже если и будет, то иранская полиция станет теперь приглядывать за окрестностями Имам-бабы.

И я тоже чувствовал глубокое удовлетворение от сделанного, потому что доллары Дэйна были, считай, уже у меня в кармане, и я мог подумать о новом доме для себя и своих родителей, о доме с садиком и виноградником, прохладными стенами и приличной обстановкой. Я смогу жениться на девушке из хорошей исфаганской семьи - древность моего рода и нынешнее богатство делали это вполне возможным. Моя жена будет смуглой, стройной и красивой, спокойной, хорошо воспитанной и бесконечно очаровательной. С ее приданым и моими деньгами мы сможем открыть дело, достойное моего нового положения. Очень похоже, что я смогу стать богатым, иметь много детей, снискать большое уважение в Исфагане...

Эти восхитительные мечтания прервал Хитай, который грубо дернул меня за рукав.

- Хватит мечтать, - сказал он. - Есть еще работа.

- Какая работа? - спросил я.

- Такая. Мы должны сейчас же уйти отсюда, перехватить алтаев в горах и устроить им засаду.

Я совершенно забыл об этой части плана. И, вспомнив, не испытывал особого энтузиазма. Тем не менее я напомнил о нем Дэйну.

- Я тоже не в восторге от этой идеи, - сказал он. - Но я хочу перехватить последний груз героина, прежде чем он покинет пределы этой страны. И еще я должен выяснить, как его вывозят из Ирана и доставляют в Соединенные Штаты.

- Но как вы сможете это выяснить? - спросил я.

- Придумаем, - пообещал Дэйн.

Это означало, что мое вознаграждение еще не упало в мой карман. Дэйн велел мне сказать туркменам, чтобы те готовились выступать, и привести к нему Норотая и Хитая.

Что и было сделано. Дэйн подробно выяснил, что они знают о том, куда девается героин с фабрики. Но они мало что могли ему сказать. В их задачу прежде входило встретить алтаев у Имам-бабы, принять героин и отдать его группе арабов в окрестностях Турбат-и-Шейха. Что эти арабы делали потом с героином, кому его передавали, кто вывозил его из Ирана и как его переправляли в Америку - этого туркмены не знали.

Пока приходилось довольствоваться этим, но мы надеялись узнать больше от алтаев.

Пожар еще бушевал, когда мы собрались уходить. Сначала туркмены хотели убить монгольских рабочих. Никакой особенной причины для этого у них не было - просто привычка. Но Дэйн их отговорил, сказав, что убивать беззащитных не по-мужски. И застыдил туркмен до такой степени, что они отпустили рабочих восвояси.

Мы направились в горы по той тропе, по которой десять часов назад ушли алтаи. В свете догорающего пожара нам было видно, как монголы о чем-то разговаривают, казалось, они не знают, что им делать. Я думаю, что, если бы они могли говорить на нашем языке, они присоединились бы к нам. Как бы то ни было, посовещавшись, они пошли на восток. Они вполне могли дойти до Афганистана. Но до ближайшего поселения им предстояла прогулка в сотню миль.

Нас тоже ожидал утомительный бросок. Туркмены забрали с собой все четыре пулемета с фабрики. Даже разобранные на части, которые раздали пятнадцати человекам, эти пулеметы были тяжелым грузом. Но туркмены сказали, что смогут продать их в Афганистане за пятьсот долларов каждый, и были полны решимости тащить их по крутым горным тропам.