Онлайн чтение книги Колдовской мир Witch World
ЧАСТЬ I. САЛКАРКИП

ГЛАВА 1. КАМЕНЬ

Дождь косым занавесом закрывал грязные улицы, смывая копоть с городских стен; вкус этой копоти ощущал высокий худощавый человек, большими шагами шедший вдоль зданий, напряженно всматриваясь в подъезды и переулки.

Два часа назад — а может, три? — Саймон Трегарт вышел из вокзала. У него больше не было причин следить за временем. Время потеряло всякое значение, а он — цель. Как преследуемый, бегущий, скрывающийся… Впрочем, он не скрывался. Он шел открыто, настороженный, готовый ко всему, расправив плечи, высоко подняв голову.

В первые дни бегства, когда перед ним забрезжила надежда, когда он использовал звериную хитрость, каждый трюк, которому успел научиться, когда петлял и плутал, им правили часы и минуты. Теперь он шел не торопясь и будет идти, пока смерть, таящаяся в одном из этих подъездов, в засаде в каком-нибудь переулке, не встанет перед ним. И даже тогда он пустит в ход свои клыки. Сунув правую руку в карман влажного пальто, Саймон нащупал эти клыки — гладкое, ровное, смертоносное оружие, так легко улегшееся в его руке, будто оно было частью его тела.

Безвкусные красно-желтые неоновые огни реклам отражались в залитом водой тротуаре; знакомство Саймона с этим городом ограничивалось одним-двумя отелями в центре, несколькими ресторанами, магазинами — всем тем, что обычный путешественник узнает за два посещения, разделенные дюжиной лет. Саймон держался открытых мест: он был убежден, что конец охоты наступит вечером или завтра рано утром.

Саймон понял, что устал. Он давно не спал, подгоняемый необходимостью все время идти.

Трегарт замедлил шаг перед освещенным входом, прочел надпись на витрине. Швейцар распахнул дверь, и человек под дождем принял это молчаливое приглашение, почувствовав тепло и запах пищи.

Должно быть, плохая погода обескуражила хозяев. Поэтому швейцар и впустил его так быстро. А может, покрой дорогого костюма, непромокаемого пальто, едва заметное высокомерие, свойственное человеку, привыкшему командовать и встречать подчинение, — все это обеспечило ему хороший столик и быстро подошедшего официанта.

Саймон сухо улыбнулся, пробегая глазами по строчкам меню. Обреченный получит хороший ужин. Его отражение, искаженное полированным боком сахарницы, улыбнулось ему в ответ. Длинное лицо с правильными чертами, с морщинками у глаз и губ, загорелое обветренное лицо человека без возраста. Он может быть таким и в двадцать пять, и в шестьдесят лет.

Трегарт ел медленно, наслаждаясь каждым глотком, впитывая тепло и комфорт, расслабив если не мозг и нервы, то тело. Но расслабленность объяснялась не ложной храбростью. Наступал конец, и Саймон хорошо понимал это.

— Простите…

Вилка с куском мяса, которую он подносил к губам, не остановилась. Но, несмотря на полное самообладание, Саймон почувствовал, как дрогнули его веки. Он прожевал и ответил ровным голосом:

— Да?

Человек, вежливо ожидавший у стола, мог быть маклером, адвокатом, врачом. В нем чувствовалось профессиональное умение вызывать доверие собеседника. Саймон ожидал совсем не этого: такой человек слишком респектабелен, вежлив и правилен, чтобы оказаться… смертью. Хотя у организации много слуг в самых разных сферах.

— Полковник Саймон Трегарт?

Саймон разломил булочку.

— Саймон Трегарт, но не полковник, — поправил он и добавил:

— как вам отлично известно.

Собеседник казался несколько удивленным: он улыбнулся вежливой, спокойной, профессиональной улыбкой.

— Как бестактно с моей стороны! Но позвольте сразу заметить — я не член организации. Наоборот, я ваш друг — если вы этого пожелаете, конечно. Позвольте представиться. Доктор Джордж Петрониус. Могу добавить — к вашим услугам.

Саймон моргнул. Он считал, что будущее хорошо ему известно, но на такую встречу не рассчитывал. Впервые за последние тяжелые дни в нем шевельнулось нечто похожее на надежду.

Ему не пришло в голову усомниться в личности этого маленького человека, смотревшего на него сквозь сильные очки в такой необычно тяжелой и широкой пластиковой оправе, что она напоминала маску XVIII века. Доктор Джордж Петрониус был хорошо известен в том полускрытом мире, в котором Саймон провел последние несколько лет. Если ты «сгорел» и если у тебя, к счастью, достаточно монет, иди к Петрониусу. Тех, кто так поступил, никогда не находил ни закон, ни жаждавшие отомстить коллеги.

— Сэмми в городе, — продолжал четкий, с легким акцентом голос.

Саймон с видом знатока глотнул вина.

— Сэмми? — в его голосе звучала та же бесстрастность, что и у собеседника. — Я польщен.

— О, у вас есть определенная репутация, Трегарт. За вами организация пустила своих лучших псов. После того, как вы управились с Кочевым и Лэмпсоном, остается только Сэмми. Но Сэмми отличается от других. А вы — простите мне вмешательство в ваши личные дела — уже довольно давно скрываетесь. В такой ситуации ваша рука не становится крепче.

Саймон рассмеялся. Он наслаждался едой, питьем, даже легкими уколами доктора Петрониуса. Но настороженность не оставляла его.

— Итак, моя рука нуждается в подкреплении. Что же вы порекомендуете, доктор, в качестве лекарства?

— Мою помощь.

Саймон поставил бокал. Красная капля сползла по нему и впиталась в скатерть.

— Мне говорили, что ваши услуги обходятся дорого, Петрониус.

Маленький человек рассмеялся.

— Естественно. Но взамен я гарантирую полное спасение. Доверившиеся мне получают вполне достаточно за свои доллары. Жалоб не поступало.

— К сожалению, я не могу воспользоваться вашими услугами.

— Истратили за последнее время свои запасы? Конечно. Но ведь из Сан-Педро вы уехали с двадцатью тысячами. Такую сумму невозможно истратить за короткое время. А если вы встретитесь с Сэмми, все оставшееся вернется к Хансону.

Саймон сжал губы. На мгновение он стал выглядеть таким грозным, как будто перед ним стоял Сэмми.

— Почему вы следите за мной… и как?

— Почему? — Петрониус пожал плечами. — Узнаете позже. Я в каком-то смысле ученый, исследователь, экспериментатор. А насчет того, как я узнал, что вы в городе и нуждаетесь в моих услугах… Трегарт, вы не представляете себе, как распространяются слухи. Вы меченый человек, к тому же опасный. За вашим появлением следят. Жаль, что вы честны.

Саймон сжал кулаки.

— После моих действий за последние семь лет вы навешиваете на меня такой ярлык?

На этот раз рассмеялся Петрониус, захихикал, приглашая собеседника оценить юмор ситуации.

— Честность имеет мало общего с требованиями закона, Трегарт. Если бы вы не были честны, если бы у вас не было идеалов, вы не столкнулись бы с Хансоном. Я хорошо вас изучил и знаю, что вы созрели. Пойдемте со мной?

Саймон обнаружил, что, оплатив счет, следует за доктором Джорджем Петрониусом. У обочины ждала машина, но доктор не назвал шоферу адрес, когда машина двинулась в ночь и дождь.

— Саймон Трегарт, — голос Петрониуса был бесстрастен, как будто он цитировал запись, интересную только для него. — Происхождения из Корнуолла. 10 марта 1939 года поступил в армию США. Продвинулся по службе от сержанта до полковника. Служил в оккупационных войсках. Отстранен от должности, лишен звания и заключен в тюрьму за… за что, полковник? Ах, да, за связь с черным рынком. Только, к несчастью, храбрый полковник очень долго не подозревал об этих своих преступных связях. Именно это поставило вас по другую сторону закона, не так ли, Трегарт? Потеряв имя, вы решили, что можно продолжить ту же игру.

После Берлина вы участвовали в нескольких сомнительных предприятиях, пока не оказались настолько неразумны, что столкнулись с Хансоном. Вы невезучий человек, Трегарт. Будем надеяться, что сегодня ваша судьба изменится.

— Куда мы направляемся? В порт?

Снова он услышал хихиканье.

— В нижнюю часть города, но не к гавани. Мои клиенты уезжают, но не по морю, воздуху или земле. Много ли вы знаете о традициях своих предков, Трегарт?

— Я никогда не слышал о традициях в Матачеме, штат Пенсильвания…

— Меня не интересует шахтерский городишко на этом континенте. Я говорю о Корнуолле, который гораздо старше…

— Мои предки из Корнуолла. Но я о них ничего не знаю.

— У вас чистокровная семья, а Корнуолл стар, очень стар. В легендах он объединяется с Уэльсом. Здесь известен Артур, и римляне в Британии теснились в его пределах, когда их рубили топоры саксов. А до римлян здесь жили другие… многие народы, обладавшие странными знаниями. Вы доставите мне большое удовольствие, Трегарт. — Последовала пауза. Доктор как будто ждал вопроса. Когда его не последовало, он продолжал.

— Я хочу познакомить вас с одной вашей древней традицией, полковник. Очень интересный эксперимент. А, вот мы и приехали!

Машина остановилась перед входом в темную аллею. Петрониус открыл дверцу.

— В этом единственное неудобство моего дома, Трегарт. Аллея слишком узка для машины. Придется идти.

Саймон смотрел на темный вход, гадая, не привез ли его доктор к месту убийства. Ждет ли здесь Сэмми? Но Петрониус включил фонарик и водил его лучом, приглашая идти.

— Всего несколько метров, уверяю вас. Идите за мной.

Аллея действительно оказалась короткой. Между высокими зданиями стоял маленький домик.

— Анахронизм, Трегарт. — Доктор достал ключ. — Ферма восемнадцатого столетия в сердце большого города. Входите, пожалуйста. Здесь всегда присутствуют призраки прошлого.

Позже, сидя перед открытым огнем, держа в руке приготовленный хозяином коктейль, Саймон решил, что упоминание о призраках очень соответствует действительности. Доктору не хватало лишь заостренного колпака на голове и меча на боку, чтобы завершить иллюзию переноса во времени.

— Куда я отсюда отправлюсь? — спросил Саймон. Петрониус пошевелил дрова кочергой.

— Вы уйдете на рассвете, полковник, свободный, как я и обещал. А вот куда, — он улыбнулся, — это мы посмотрим.

— Зачем ждать рассвета?

Как бы вынужденный сказать больше, чем собирался, Петрониус поставил кочергу, вытер руки платком и посмотрел прямо в глаза Саймону.

— Потому что ваша дверь откроется только на рассвете — именно ваша. Вероятно, вы будете смеяться над моим рассказом, Трегарт, пока собственными глазами не увидите доказательства. Что вы знаете о менгирах?

Странно, но Саймон чувствовал себя довольным тем, что может ответить на вопрос. Доктор явно не ожидал этого.

— Это камни. Доисторические люди поставили их кругом. В Стоунхендже.

— Поставили кругом. Но эти камни использовались и по-другому. — Теперь Петрониус говорил серьезно и требовал от слушателя внимания. — В старых легендах упоминаются камни, обладающие большой силой. Лиа Фейл из Туата де Даманн в Ирландии. Когда подлинный король ступал на него, камень издавал громкий крик в его честь. Это был коронационный камень древней расы, одно из трех ее великих сокровищ. А разве до сих пор английские короли не держат под своим троном Скунский камень?

Но в Корнуолле был еще один камень власти — Сидж Перилос, сиденье риска. Говорили, что этот камень способен оценить человека, определить его качества и предоставить его судьбе. Артур при помощи Мерлина открыл силу этого камня и поместил его среди сидений Круглого стола. Шесть рыцарей пытались сесть на него — и исчезали. Потом пришли двое, знавшие его тайну. Они остались — Персифаль и Галахад.

— Послушайте. — Саймон был жестоко разочарован, и особенно потому, что у него было появилась надежда. Петрониус свихнулся, выхода нет. — Артур и Круглый стол — сказки для детей. Вы говорите так, будто…

— Будто это подлинная история? — подхватил Петрониус. — Но кто скажет, что подлинная история, а что нет? Каждое слово из прошлого доходит до нас, окрашенное и искаженное обучением, предрассудками, даже физическим состоянием летописца, записавшего его для будущих поколений. Традицию создает история, но разве традиция совпадает с историей? Как может быть искажена истина даже за одно поколение? Вы сами исказили всю свою жизнь ложными показаниями. Но эти показания теперь стали историей, хотя они и неверны. История записывается человеком и обременена всеми его ошибками. Как можно утверждать, что этот факт вымышлен, а этот правдив, и знать, что ты не ошибаешься? В легендах много правды, а в истории немало лжи. Я знаю это, потому что Сидж Перилос существует!

Существуют теории, чуждые здравому смыслу, но мы о них знаем. Слыхали ли вы об альтернативных мирах, расщепляющихся после определенного момента? В одном из таких миров, полковник, вы, возможно, не отвели взгляда в ту ночь в Берлине. В другом вы не встретились со мной несколько часов назад, а отправились прямо на свидание с Сэмми.

Доктор раскачивался на пятках, как будто под действием собственных слов и веры. И Саймон поневоле почувствовал прилив энтузиазма.

— Какую же из этих теорий вы хотите применить к моему случаю, доктор?

Петрониус снова облегченно рассмеялся.

— Немного терпения. Выслушайте меня, не считая сумасшедшим, и я объясню. — Он перевел взгляд с наручных часов на настенные. — У нас есть несколько часов. Итак…

И маленький человек начал рассказ, звучавший как бессмыслица. Саймон послушно молчал. Тепло, выпивка, возможность отдохнуть — этого вполне достаточно. Позже все равно придется встретиться с Сэмми, но пока он отодвинул эту мысль в глубь мозга и сосредоточился на словах Петрониуса.

Послышался мелодичный звук старинных часов. Еще три раза звонили они, прежде чем доктор кончил. Саймон вздохнул, подчинившись этому потоку слов. Если бы только это было правдой… Но у Петрониуса есть репутация. Саймон расстегнул куртку и достал бумажник.

— Я знаю, что с тех пор, как Сакарси и Волверстайн встретились с вами, о них никто не слышал, — согласился он.

— Конечно, потому что они ушли в свою дверь. Они нашли тот мир, который всю жизнь подсознательно искали. Я уже говорил вам. Когда садишься на камень, перед тобой открывается мир, в котором ты дома. И ты отправляешься туда искать счастья.

— Почему же вы не попытались сами? — Саймону это казалось самым слабым местом в рассказе. Если Петрониус обладал ключом к такой двери, почему он не использовал его сам?

— Почему? — Доктор взглянул на свои пухлые руки, лежавшие на коленях. — Потому что возврата нет. Только человек в отчаянном положении выбирает этот выход. В этом мире мы считаем, что контролируем сами свои поступки, определяем решение. Этот выбор не может быть изменен. Я много говорю, но все же не могу подобрать слова, чтобы выразить все, что я чувствую. Было много хранителей этого камня, лишь немногие использовали его для себя. Может быть… однажды… но у меня не хватает храбрости.

— И вы продаете свои услуги преследуемым? Что ж, это тоже способ зарабатывать на жизнь. Список ваших клиентов интересно было бы прочитать.

— Верно. Моей помощью пользовалось немало известных людей. Особенно в конце войны. Вы не поверите, кто обращался ко мне, после того как от них отвернулось счастье.

Саймон кивнул.

— Много известных военных преступников так и не найдено, — заметил он. — И странные, должно быть, миры открывает ваш камень, если, конечно, все это правда. — Он встал и потянулся. Потом подошел к столу и пересчитал деньги. Старые, грязные, как будто на них перешла часть грязи от дел, в которых они побывали. В руке у него осталась одна монета. Саймон подбросил ее в воздух, и она, звеня и подпрыгивая, покатилась по полированному дереву. Вверху оказался выгравированный орел. Саймон взглянул на него и сказал:

— Возьму с собой.

— Принесет счастье? — Доктор тщательно пересчитывал банкноты, укладывая их в пачку. — Не очень полагайтесь на него: у человека не может быть слишком много счастья. А теперь, хоть мне и не хочется торопить уважаемого гостя, но власть камня ограничена. Важнее всего нужный момент. Сюда, пожалуйста.

Саймон подумал, что доктор с таким видом мог бы пригласить его в кабинет дантиста или на встречу с сенатором. Как глупо, что он идет за ним.

Дождь прекратился, но в каменном ящике за старым домом было по-прежнему темно. Петрониус щелкнул выключателем, и из двери блеснул свет. Три серых камня образовывали арку выше головы Саймона всего на несколько дюймов. А перед аркой лежал четвертый камень, неполированный, в форме грубого параллелепипеда. За аркой виднелась деревянная изгородь, непокрашенная, прогнившая от времени, выпачканная городской грязью. Фут или два голой земли и ничего больше.

Саймон стоял, внутренне смеясь над собой за то, что на мгновение поверил в эту ерунду. Пора появиться Сэмми, а Петрониусу — получить свою истинную плату.

Доктор указал на камень.

— Это Сидж Перилос. Садитесь, полковник. Время.

Саймон угрюмо, без улыбки, подчеркивая собственную глупость, подошел к камню и остановился под аркой. Потом сел. Круглые углубления в камне соответствовали ногам. С каким-то предчувствием Саймон опустил руки. Так и есть — два меньших углубления для ладоней.

Ничего не случилось. Оставались деревянная изгородь, полоска грязной земли. Он уже собирался встать, когда…

— Сейчас! — голос Петрониуса звучал напряженно.

За аркой все завертелось, растаяло.

Саймон смотрел на болотистую местность под серым рассветным небом. Свежий ветер, несущий странный бодрящий запах, шевельнул его волосы. Что-то в нем распрямилось.

— Ваш мир, полковник. Желаю вам всего наилучшего!

Саймон отсутствующе кивнул, больше не интересуясь маленьким человеком. Может, это иллюзия, но она влекла его больше всего в жизни. Не говоря ни слова, он встал и прошел под аркой.

На мгновение Трегарт почувствовал страх. Он даже представить себе не мог, что такой страх возможен. Он причинил физическую боль. Как будто вселенная раскололась и превратила его в ничто. И тут же Саймон растянулся на земле, уткнувшись лицом в жесткую траву.

ГЛАВА 2. ОХОТА НА БОЛОТАХ

Рассвет не означал восхода солнца, потому что в воздухе висел густой туман. Саймон встал и оглянулся. Два грубых столба из красноватого камня, но за ними не городской двор, а все то же серо-зеленое болото, уходящее в туман. Петрониус прав: этот мир ему неизвестен.

Саймон дрожал в своем теплом пальто. У него не было шляпы, волосы промокли, и вода стекала с них за шиворот. Нужно убежище — хоть какая-то цель. Саймон медленно обернулся. До самого горизонта ни одного здания. Пожав плечами, он пошел прямо от каменных столбов: это направление ничем не хуже других.

Он шел по влажной почве, а небо светлело, туман рассеивался, и характер местности постепенно менялся. Виднелось больше крупных красноватых камней, появились подъемы и спуски. На горизонте показалась ломаная линия, означавшая приближение гор. Впрочем, далеко ли до них, Саймон не мог определить. Прошло уже много часов с тех пор, как он поел в последний раз. Трегарт на ходу сорвал лист с куста, пожевал, ощутив острый, но приятный аромат. И тут же услышал шум охоты.

Несколько раз прозвучал рог, ему ответил лай и одинокий приглушенный крик. Саймон пошел быстрее. Оказавшись на краю оврага, он понял, что шум доносится с другой его стороны, и пошел в этом направлении. С осторожностью, выработанной годами службы в отрядах коммандос, он выглянул меж двух камней.

Первой из зарослей кустарников на противоположном краю оврага показалась женщина. Она бежала ровно, как опытный бегун, пробежавший большое расстояние и знающий, что еще много предстоит пробежать. На краю узкой долины она оглянулась.

На фоне серо-зеленой растительности ее стройное тело, едва прикрытое обрывками одежды, казалось пятнистым от лучей рассвета. Нетерпеливым жестом она отбросила назад пряди черных волос, провела руками по лицу. Потом начала осторожно спускаться, отыскивая тропу вниз.

Снова зазвучал рог, ему ответил лай. Женщина вздрогнула, и Саймон привстал, неожиданно поняв, что в этой охоте она является добычей.

Он снова опустился на одно колено, когда женщина дернулась, отцепляя платье от ветки. От толчка она потеряла равновесие и упала через край оврага. Даже сейчас она не закричала, но ухватилась руками за ветви куста. Ветви выдержали. И когда она снова попыталась ногами нащупать опору, появились собаки.

Это были тощие белые животные; их долговязые тела казались лишенными костей, когда они, изгибаясь, остановились на краю оврага. Устремив морды вниз, они победно завыли.

Женщина поворачивалась, отчаянно пытаясь нащупать опору, чтобы удержаться и спуститься вниз, на дно оврага; ей удалось бы это, если бы не охотники.

Они ехали верхом; тот, у которого на шнурке висел рог, остался в седле, а другой спешился и быстро подошел к краю, отпихивая со своей дороги собак. Увидев женщину, он положил руку на кобуру, висевшую на поясе.

В свою очередь увидев его, женщина оставила попытки найти опору и, вися на кусте, подняла вверх спокойное, лишенное выражения лицо. Охотник улыбнулся, доставая оружие, очевидно, наслаждаясь беспомощностью жертвы.

И тут же пуля из пистолета Саймона ударила его в грудь. Он с криком упал в овраг.

Прежде чем замерло эхо выстрела и крика, второй всадник укрылся, и Саймон понял, какой противник ему достался. Собаки бешено скакали, наполняя воздух громким лаем.

Женщина сделала последнее усилие и нашла опору в стене оврага. Она принялась быстро спускаться, прячась за кустами и скалами. Саймон уловил мгновенное движение. В двух дюймах от того места, где он лежал, вонзившись острием в землю, дрожала маленькая стрела. Второй охотник принял бой.

Десять лет назад Саймон почти ежедневно играл в такие игры, наслаждаясь ими. И он обнаружил, что навыки, полученные мышцами и телом, не утрачиваются. Трегарт плотнее вжался в траву. Собаки устали, некоторые легли на землю, тяжело дыша. Теперь дело в терпении, а его у Саймона в избытке. Он заметил движение в кустарнике и выстрелил. В ответ послышался крик.

Немного спустя, встревоженный треском ветвей, он подполз к краю оврага и лицом к лицу столкнулся с женщиной. Темные глаза с вызывающей косинкой на треугольном лице смотрели на него с таким острым интересом, что он был несколько обескуражен. Схватив ее за плечо, он помог ей выбраться наверх. И тут же ощутил опасность, отчаянную необходимость уходить по болоту. Безопасность лишь за краем болота, в направлении, противоположном тому, откуда он пришел.

Это впечатление было настолько сильным, что Саймон прополз между кустами и побежал рядом с женщиной, примериваясь к ее ровному бегу. Лай собак постепенно затихал за ними.

Хотя она, должно быть, пробежала много миль, держаться за ней оказалось нелегко. Наконец болото начало уступать место небольшим прудам, окруженным тростником. Женщина рассмеялась, взглянув на Саймона, как бы приглашая его тоже посмеяться какой-то шутке. Она указала вперед, на полосу прудов; жест ее свидетельствовал, что там безопасность.

Примерно в четверти мили перед ними поперек дороги клубился туман. Саймон всматривался в него. Может быть, там безопасно, но так же возможно там и погибнуть. Странно, но туман как будто вытекал из одного источника.

Женщина подняла правую руку. Из широкого металлического браслета блеснул свет, направленный на туман. Другой рукой она приказала Саймону не двигаться. Трегарт всматривался в туманный занавес, почти уверенный, что видит какие-то движущиеся фигуры.

Спереди послышался крик, слова непонятны, но по тону ясно, что это вопрос. Спутница Саймона ответила несколькими словами. Услышав ответ, она пошатнулась. Потом овладела собой и взглянула на Саймона. Он взял ее за протянутую руку, догадываясь, что им отказано в помощи.

— Что теперь? — спросил он. Слова, конечно, были ей незнакомы, но он был уверен, что она поняла вопрос.

Женщина облизала кончик пальца и подняла руку, подставив ее ветру. Ветер сдувал с ее лица темные локоны. Стал виден кровоподтек на щеке. Все еще держа Саймона за руку, она потянула влево; они побрели через дурно пахнущие лужи; тина, расступаясь перед ними, липла к ее ногам и его промокшим брюкам. Так добрались они до края болота, а туман двигался параллельно, закрывая их стеной. Саймон все сильнее ощущал голод, мокрые башмаки терли ноги. Но звуки рога больше не слышались. Должно быть, собаки сбились со следа.

Пробившись сквозь заросли тростника, они оказались на краю более возвышенной местности. Перед ними была дорога, почти тропа. Идти по ней стало гораздо легче.

Должно быть, было уже далеко за полдень, когда дорога начала подниматься, хотя в этом сером свете трудно было определить время. Впереди виднелась каменная стена. Красноватый камень поднимался почти вертикально и походил на искусственное укрепление. В стене оказалась брешь. В нее уходила дорога.

Они почти добрались до этой стены, когда счастье отвернулось от них. Из травы рядом с дорогой выбежало маленькое черное животное, пробежало рядом с женщиной. Та потеряла равновесие и упала на утоптанную глину. Она испустила болезненный крик и схватилась за правую лодыжку. Саймон отвел ее руки и осмотрел ногу. Женщина закусила губу; ясно было, что она не может идти. И тут снова послышался рог.

Саймон подбежал к щели в стене. За ней расстилалась равнина, спускающаяся к реке. Ни одного укрытия. Кроме этого каменного выроста на много миль не видно ничего выступающего на ровной местности. Саймон повернулся к стене и внимательно осмотрел ее. Сбросил пальто и поискал опоры. Несколько секунд спустя он поднялся на карниз, еле заметный снизу. Можно попытаться отсидеться здесь.

Пока Саймон спускался, женщина на четвереньках подползла к нему. Объединив отчаянные усилия, они забрались на карниз и прижались друг к другу. Саймон ощутил на лице горячее дыхание женщины. Повернувшись, он посмотрел на тропу, по которой они прошли.

Под ударами ветра полуобнаженное тело женщины дрожало. Саймон подобрал свое пальто и укутал ее. Та улыбнулась, и Саймон увидел, что ее губы рассечены недавним ударом. Он решил, что она некрасива — слишком худа и бледна. Хотя почти все ее тело было обнажено, он не чувствовал к ней никакого влечения. И тут же Саймону стало ясно, что женщина каким-то образом поняла его мысль, которая ее позабавила.

Она подползла к краю карниза; теперь они лежали плечом к плечу. Отбросив рукав пальто, женщина обнажила браслет. Время от времени она проводила пальцами по овальному камню, украшавшему браслет.

Сквозь шум ветра они слышали звуки рога и собачий лай. Саймон достал пистолет. Его спутница слегка коснулась оружия, как бы удивляясь его природе. Затем кивнула. На дороге показались белые точки — собаки. За ними следовали четыре всадника. Саймон разглядывал их.

Всадники приближались открыто, явно не ожидая опасности. Возможно, они не знали о судьбе двух своих товарищей, считая, что преследуют только женщину. Саймон надеялся на это.

Металлические шлемы с неровными гребнями защищали их головы, верхнюю половину лица скрывало забрало. Одежда состояла из куртки, зашнурованной от талии до горла. На поясах в добрых двадцать дюймов ширины висела кобура с оружием, нож в ножнах и различные приспособления, которые Саймону были неизвестны. Облегающие брюки, сапоги с высокими голенищами и острыми носками. Создавалось впечатление, что всадники в мундирах, так как цвет одежды был одинаковый, сине-зеленый, а на груди каждого всадника виднелся один и тот же символ.

Тощие змеевидные собаки подбежали к каменной стене, они вставали на задние лапы, цепляясь передними. Саймон, помня о бесшумной стреле, выстрелил первым.

С хрипом передний всадник упал, зацепившись за стремена, и лошадь потащила по дороге его тело. Саймон выстрелил вторично. Послышался крик. Второй всадник схватился за руку. Лошадь, по-прежнему таща мертвеца, проскакала через брешь в стене и понеслась к реке.

Собаки замолчали. Тяжело дыша, лежали они у подножия стены. Глаза их горели, как угли. Саймон с растущим беспокойством рассматривал их. Он хорошо знал собак, знал, как их используют в лагерях. Это были большие животные, убийцы. Саймон мог их перестрелять одну за другой, но не хотел тратить патроны.

День подходил к концу. Саймон знал, что ночью, в полной темноте, им придется туго. Ночь быстро приближалась. Ветер с болот пронизывал их холодом.

Трегарт шевельнулся, и одна из собак насторожилась, оперлась лапами о скалу и испустила вой. Крепкие пальцы ухватили Саймона за запястье и вернули в прежнее положение. И снова он получил известие. Как ни безнадежно их положение, женщина не отчаивалась. Он понял, что она чего-то ждет.

Неужели она надеется подняться на вершину стены? Во тьме он уловил отрицательное движение ее головы, как будто она прочла его мысли.

Снова собаки успокоились; лежа у подножия стены, они следили за добычей вверху. Где-то — Саймон напряженно всматривался в темноту — собрались их хозяева, готовясь покончить с беглецами.

Саймон напряженно сжимал оружие, вслушиваясь в малейшие звуки. Женщина шевельнулась, испустила приглушенное восклицание, вздох. Саймону не понадобилось ее прикосновение. Он и так смотрел на нее.

В темноте что-то двигалось по карнизу. Женщина, застав его врасплох, перехватила пистолет и ударила рукоятью по крадущемуся существу.

Злобный писк оборвался. Саймон отобрал оружие и только тогда взглянул на извивающееся существо с переломленной спиной. Зубы — иглы, белая плоская голова, тело, заросшее шерстью, красные глаза, больше всего поразившие Саймона, — в них светился разум. Существо умирало, но все еще пыталось дотянуться до женщины, испуская злобное шипение.

Саймон с отвращением пнул маленького зверька, и тот упал с карниза прямо на ждущих собак.

Те отскочили и залаяли. Сквозь их лай Саймон уловил ободряющий звук. Женщина смеялась. Глаза ее светились торжеством. Она кивнула и снова рассмеялась, когда он наклонился, рассматривая темноту у подножия стены.

Неужели это существо тоже было спущено на них преследователями? Однако беспокойство собак, их быстрое отступление говорили обратное. Значит, их встреча с маленьким существом была случайной. Приняв это как еще одну загадку, Саймон приготовился провести ночь на страже. Если нападение маленького животного было частью плана охотников, за ним могут последовать новые попытки.

Но тьма сгущалась, а снизу не доносилось ни звука, который означал бы нападение. Собаки снова легли полукругом у подножия стены, заметные благодаря своей белой шерсти. Саймон снова подумал о вершине стены. Если бы не нога женщины, они могли бы подняться туда.

Когда окончательно стемнело, женщина шевельнулась. Пальцы ее задержались на запястье Саймона и скользнули по его ладони. В мозгу у него мелькнула картина. Нож! Ей нужен нож. Он отпустил ее руку и достал перочинный нож. Она с живостью схватила его.

Саймон не понял последующего, но у него хватило здравого смысла не вмешиваться. Туманный кристалл на запястье женщины слабо засветился. При этом свете Трегарт увидел, как женщина вонзила лезвие в палец. Капля крови упала на кристалл, и на мгновение густая жидкость закрыла свет.

Затем из этого овала брызнул поток пламени. Женщина удовлетворенно рассмеялась. Через несколько секунд кристалл снова помутнел. Женщина опять взяла Саймона за руку, и он снова получил сообщение. В оружии больше нет необходимости, помощь приближается.

Болотный ветер с гнилым запахом выл между скал. Женщина дрожала, и Саймон прижал ее к себе, чтобы объединить тепло их тел. В небе блеснула изогнутая сабля молнии.

ГЛАВА 3. САЙМОН ПОСТУПАЕТ НА СЛУЖБУ

Еще одна яркая молния разорвала небо как раз над стеной. Она послужила началом такой дикой битвы в небе и на земле, такого ветра и бури, каких Саймон никогда не видел. Ему приходилось испытывать огненные ужасы войны, но это было гораздо хуже, может быть потому, что он знал: эти удары, вспышки, огни не поддаются никакому контролю.

Скала дрожала под ударами, и путники жались друг к другу, как испуганные маленькие дети, закрывая глаза при каждой новой вспышке. Слышался постоянный рев, не обычные раскаты грома, а удары гигантского барабана. Ритм этих ударов отражался в биении сердца, от него кружилась голова. Женщина прижалась к груди Саймона лицом, Саймон обнял ее дрожащие плечи, как будто был единственным обещанием безопасности в непрочном мире.

Удары, гром, блеск вспышек, ветер — все это продолжалось, но дождя не было. Скала под ними начала дрожать в такт раскатам грома.

От последней яростной вспышки Саймон на какое-то время ослеп и оглох. Прошло несколько минут. Ударов больше не было, даже ветер стихал, как будто от усталости. Саймон поднял голову.

В воздухе стоял чад от горелого мяса. Поблизости дрожащим пламенем горел кустарник. Но благословенная тишина продолжалась, женщина зашевелилась в руках Саймона, высвободилась. Он вновь уловил ее уверенность, смешанную с торжеством. Какая-то игра подходила к победоносному концу.

Саймон хотел осмотреть сцену внизу. Пережили ли охотники и собаки бурю? При свете горящих кустов он увидел у подножия скалы клубок белых тел. На дороге лежала мертвая лошадь, из-за нее виднелась рука всадника.

Женщина подползла к краю карниза, осматривая местность. Потом, прежде чем Саймон смог остановить ее, спустилась с карниза. Саймон последовал за ней, ожидая нападения. Но вокруг виднелись лишь неподвижные тела.

Тепло огня донеслось до них. Хорошо! Спутница Саймона протянула обе руки к огню. Трегарт пробирался между обожженными телами собак. Он направился к мертвой лошади, собираясь использовать оружие всадника. И тут заметил, что пальцы всадника пошевелились.

Охотник был смертельно ранен, и Саймон не испытывал к нему сочувствия после этой жестокой охоты на болотах. Но он не мог и оставить беспомощного человека в ловушке. Налегая изо всех сил, он приподнял мертвую лошадь и вытянул изувеченное тело. И принялся при свете пожара рассматривать раненого.

В искаженных, залитых кровью чертах лица не было ни признака жизни, но разбитая грудь с трудом поднималась и опускалась. Время от времени слышался стон. Саймон не смог бы назвать расу всадника. Коротко остриженные волосы, очень красивые, почти серебристо-белые. Нос крючком между широкими скулами — странное сочетание. Саймон предположил, что раненый молод, хотя в этом бледном лице мало что осталось от несформировавшегося юноши.

Через плечо у него по-прежнему висел рог. Богатая одежда, украшенная жемчугом брошь на груди свидетельствовали о том, что это не простой солдат. Саймон, не способный помочь ему, обратил внимание на широкий пояс всадника и оружие.

Нож он засунул себе за пояс. Странный самострел извлек из кобуры и внимательно осмотрел. У оружия был ствол и приспособление, которое могло служить только курком. Но ручка оружия непривычна, целиться трудно. Саймон сунул самострел за пазуху.

Он отцеплял следующий предмет — узкий цилиндр, когда из-за его спины протянулась белая рука и взяла цилиндр.

При этом прикосновении раненый шевельнулся. Он открыл глаза. И в его затуманенных смертью зрачках появилось такое выражение, что Саймон отшатнулся.

Он встречался с опасными людьми, желавшими его смерти, и справлялся с ними. Он стоял лицом к лицу с людьми, ненавидевшими его, и сам ненавидел их. Но никогда он не видел такого выражения, которое застыло в блестящих зеленоватых глазах охотника.

И тут же Саймон понял, что эти глаза обращены не к нему. Раненый смотрел на женщину, которая стояла, слегка согнувшись, щадя раненую ногу, поворачивая в руках жезл, который сняла с пояса охотника. Саймон ожидал увидеть на ее лице объяснение того горящего разъедающего гнева, с которым на нее смотрел раненый.

Женщина спокойно, без следа эмоций, глядела на охотника. Его губы изогнулись. С мучительным усилием он приподнял голову и плюнул в женщину. Затем его затылок ударился о землю, и он затих, как будто последнее выражение отвращения отняло у него всю энергию. В свете угасающего огня лицо его расслабилось, рот приоткрылся. Саймону не нужно было прислушиваться к стуку сердца: он знал, что охотник мертв.

— Ализон, — женщина тщательно выговорила это слово, переводя взгляд с Саймона на мертвеца. Наклонившись, она указала на эмблему на груди всадника и повторила:

— Ализон.

— Ализон, — сказал Саймон, вставая. У него больше не было желания осматривать вещи мертвого.

Женщина повернулась лицом к отверстию в стене, через которое уходила к реке дорога.

— Эсткарп… — снова тщательное произношение. Пальцем она указывала на речную долину. — Эсткарп, — повторила она, указывая на себя.

И как будто в ответ на ее слова, из-за стены послышался резкий трубный звук. Не вызывающий зов рога, а скорее свист, какой издает сквозь зубы человек, ожидая действия. Женщина в ответ прокричала несколько слов, ветер подхватил их, они эхом отдались от скальной стены.

Саймон услышал топот копыт, лязг металла о металл. Но поскольку спутница с радостным ожиданием смотрела на проход, он решил ждать, не прибегая к действиям. Лишь рука его сомкнулась на автоматическом пистолете в кармане. Он направил ствол оружия на щель в стене.

Они появлялись по одному, эти всадники. Двое, держа оружие наготове, протиснулись в проход. Увидев женщину, они радостно вскрикнули; это явно были друзья. Четвертый всадник поехал прямо к ожидавшим Саймону и женщине. У него была высокая мощная лошадь, выбранная как будто для того, чтобы нести большую тяжесть. Но всадник был настолько мал ростом, что пока он не спешился, Саймон принимал его за мальчика.

В свете огня тело всадника блестело, искры вспыхивали на шлеме, поясе, горле, запястьях. Хоть он был и мал ростом, плечи у него оказались необыкновенно широкие, а руки и грудь могли принадлежать человеку втрое большего размера. Одежда напоминала кольчугу, но облегала тело так плотно, будто была сделана из ткани. Шлем увенчивался фигурой птицы с распростертыми крыльями. А может, это была настоящая птица, каким-то образом замершая в неестественной неподвижности? Глаза на горделиво воздетой голове, казалось, следили за Саймоном с молчаливой яростью. Гладкая металлическая шапка, на которой сидела птица, оканчивалась чем-то вроде кольчужного шарфа, обернутого вокруг горла всадника. Идя вперед, всадник нетерпеливо потянул за этот шарф, открывая лицо. И Саймон увидел, что не так уж ошибся в своей первоначальной оценке. Воин в шлеме с птицей был молод.

Молод, да, но и силен. Внимание его разделилось между женщиной и Саймоном, он задал ей вопрос, враждебно осматривая Трегарта. Она ответила потоком слов, рука ее начертила в воздухе какой-то знак между Саймоном и воином. Увидев это, воин коснулся шлема жестом, который мог быть только приветствием чужеземцу. Но распоряжалась в этой ситуации женщина.

Указывая на воина, она продолжила урок языка: «Корис». Саймон быстро решил, что это может быть лишь личным именем. Он ткнул пальцем себе в грудь.

— Трегарт, Саймон Трегарт. — И подождал, пока она назовет себя.

Но она лишь повторила его слова, как бы запоминая:

— Трегарт., Саймон Трегарт.

Тогда Саймон решил спросить прямо:

— Кто? — он указал прямо на нее.

Воин Корис потянулся за оружием. Женщина нахмурилась, лицо ее приобрело холодное выражение. Саймон понял, что совершил большую ошибку.

— Прошу прощения. — Он развел руки, надеясь, что она воспримет этот жест как извинение. Он каким-то образом оскорбил ее, но из-за своего невежества. И женщина, должно быть, поняла это, потому что принялась что-то объяснять молодому офицеру. Впрочем, тот в последующие часы не стал более дружелюбным по отношению к Саймону.

Корис с почтительным видом, не соответствующим разорванной одежде женщины, посадил ее за собой на спину большой черной лошади. Саймон ехал с другим воином, держась руками за пояс всадника.

* * *

…Спустя долгое время Саймон неподвижно лежал в постели и невидящими глазами смотрел на резной деревянный верх полога. Он мог показаться глубоко спящим, если бы не эти открытые глаза. Но старая способность мгновенного перехода от сна к полному сознанию не оставила его в новом мире. И сейчас он напряженно классифицировал сведения, стараясь из разрозненных фактов нарисовать картину того, что находилось за каменными стенами этой комнаты.

Эсткарп оказался не только речной долиной; это была серия мощных крепостей вдоль дороги, означавшей границу. В этих крепостях они меняли лошадей, ели и снова скакали, подгоняемые необходимостью, которую Саймон не понимал. Наконец они оказались в городе круглых башен, серо-зеленых, как почва, на которой они стояли. В этом окруженном стеной городе жила раса высоких людей с гордой походкой, темными глазами и волосами такими же черными, как у Саймона. Чувствовалось, что эта расе очень древняя.

Но к тому времени, как они прибыли в город, Саймон так устал, у него так болело тело, что в памяти его сохранились лишь отдельные картины. И ощущение возраста, глубокой древности башен и стен. Башни и стены города могли быть частью гор этого мира. Трегарт бывал в старых городах Европы, видел дороги, по которым проходили еще легионы Рима. Однако здесь ореол возраста, покрывший все, был гораздо сильнее, и Саймон боролся с ним, обдумывая факты.

Его поселили в центральной башне города — массивном каменном сооружении, в котором была и торжественность храма, и безопасность крепости. Саймон с трудом мог вспомнить, как приземистый офицер — Корис — привел его в эту комнату, указал на постель. А затем — ничего.

Или было еще что-то?

Саймон нахмурился, слегка сдвинув брови. Корис, комната, постель… Но теперь, когда он глядел на узоры резьбы над головой, она показалась ему странно знакомой, как будто вырезанные там символы имели какое-то значение, когда-то известное ему.

Эсткарп — и древняя страна, и город, и образ жизни. Саймон напрягся. Откуда он это знает? Однако это правда, такая же реальная, как кровать, на которой отдыхало его измученное тело, как резьба над кроватью. Женщина, за которой шла охота, принадлежала к расе Эсткарпа, в то время как мертвый охотник за стеной — к иному и враждебному народу.

Воины в крепостях все были высокими, смуглыми, гордыми и замкнутыми. Лишь Корис с его изуродованным телом отличался от предводительствуемых им людей. Однако приказы Кориса исполнялись; только женщина, ехавшая за ним, обладала, по-видимому, большей властью.

Саймон мигнул, руки его задвигались под одеялом, он сел, устремив взгляд на полог. Он уловил легкий звук приближающихся шагов и поэтому не удивился, когда кольца занавеса звякнули, толстая синяя ткань разделилась и появился тот самый человек, о котором Саймон только что думал.

Без кольчуги Корис представлял еще более странное зрелище. Широкоплечий, со свисающими, непропорционально длинными руками, он был невысок, и его тонкая талия и стройные ноги были необыкновенно малы сравнительно с верхней частью тела. Но на этих широких плечах сидела голова мужчины, каким был бы Корис, если бы судьба не сыграла с ним жестокую шутку. Под густой шапкой светлых волос находилось лицо лишь недавно возмужавшего юноши. Необычайно красивое лицо, резко контрастирующее с изуродованным телом, голова героя на туловище обезьяны!

Саймон опустил ноги с высокой кровати и встал, сожалея, что вынужден будет смотреть на вошедшего сверху вниз. Но Корис тут же отскочил, с быстротой кошки, на широкий каменный карниз, шедший под узким окном, так что его голова оказалась на уровне головы Трегарта. Грациозным жестом, странным для такой длинной руки, он указал на груду одежды.

Саймон кивнул. Это была не та одежда, которую он сбросил, ложась в постель. Но кое-что давало ему возможность понять, в каком статусе он здесь находится. Пистолет и все содержимое карманов аккуратно разложено рядом с новой одеждой. Значит, он не пленник.

Он натянул брюки из мягкой кожи, такие же, как те, что были сейчас на Корисе. Тонкая, как перчаточная, кожа была темно-синего цвета. Тут же оказались сапоги с высокими голенищами из серо-серебряного материала, похожего на шкуру ящерицы. Одевшись, Саймон обернулся к офицеру и жестом показал, что хочет умыться.

Впервые на прекрасных губах воина появилась улыбка, и он указал на альков. Саймон понял, что хоть обстановка в крепостях Эсткарпа кажется средневековой, их обитатели понимают, что такое санитария. После поворота ручки из трубы потекла теплая вода, тут же оказался кувшин с ароматной пеной, которая сняла щетину с лица. В то же время продолжался урок языка: Корис терпеливо произносил слова, пока Саймон не повторял их верно.

Офицер держался нейтрально. Он не делал дружеских жестов и не отвечал на попытки Саймона установить более личные отношения. Когда Трегарт натягивал нечто среднее между курткой и рубашкой, Корис отвернулся, глядя в окно.

Саймон взвесил в руке пистолет. Эсткарпскому офицеру, по-видимому, было все равно, пойдет ли он вооруженным или нет. Наконец Саймон затянул пояс и сделал знак, что готов.

Они вышли в коридор и через несколько шагов начали спускаться по лестнице. Впечатление древности подтверждалось выбитым в каменных ступенях углублением, канавкой вдоль левой стены, там, где много столетий ее касались пальцы идущих. Бледный свет лился из шаров, размещенных в корзинах над головами, но природа этого света оставалась загадкой.

У подножия лестницы располагался большой зал. В нем находилось несколько вооруженных воинов, но большинство присутствующих было одето в такую же, как у Саймона, одежду. Кориса приветствовали, а Саймона разглядывали с любопытством, но никто с ним не заговорил. Корис коснулся руки Саймона, указывая на занавешенную дверь. Отведя занавес, он пропустил Трегарта вперед.

За дверью оказался еще один зал. Но здесь голые каменные стены были увешаны завесами с изображением того же символа, который Саймон обнаружил на пологе кровати. Символ этот показался ему странно знакомым. В дальнем конце зала стоял часовой, опираясь подбородком на рукоять своего меча. Корис отвел второй занавес.

Помещение за ним казалось больше, чем было на самом деле, из-за сводчатого потолка, уходившего высоко вверх. Здесь свет шаров был сильнее и позволял разглядеть собравшихся.

Саймона ждали две женщины, одна сидела, другая стояла, положив руку на спинку кресла. Ему пришлось приглядеться, чтобы узнать в стоящей ту самую, которая спасалась от охотников из Ализона. Волосы, свисавшие тогда мокрыми прядями, теперь были убраны в серебристую сеточку, вся она с ног до головы была одета в платье из серебристой туманной ткани. Единственным украшением был овал из такого же кристалла, какой Саймон видел у нее на браслете. На этот раз кристалл висел на цепочке между маленькими возвышениями грудей.

— Саймон Трегарт! — Это произнесла сидящая женщина, поэтому взгляд Саймона переместился на нее, и он тут же понял, что уже не может отвести взор.

У нее было такое же треугольное лицо, такие же внимательные глаза и черные волосы. Но из глаз ее излучалась сила, действовавшая как удар. Саймон не мог определить ее возраст, но ему показалось, что она вполне могла бы видеть, как укладывались первые камни Эсткарпа. И в то же время она показалась ему лишенной возраста. Руки ее взметнулись, и она бросила Саймону шар из того же туманного хрусталя, как и украшение, которое было на груди у нее и ее помощницы.

Саймон поймал шар, который оказался не холодным, как он ожидал, а теплым. В то же время обе женщины взяли в руки свои украшения.

Все последующее Трегарт так никогда и не мог объяснить даже себе.

В мозгу Саймона одна за другой начали возникать картины того, как он попал в мир Эсткарпа, и он понимал, что женщины видят эти картины. Когда он кончил, к нему хлынул молчаливый поток информации.

Он находился в главной крепости страны, которой угрожала смертельная опасность. Древней земле Эсткарпа угрожали с севера, с юга и с моря на западе. Смуглые жители равнин и городов Эсткарпа пока противостояли давлению лишь потому, что унаследовали древние знания. Возможно, они обречены, но сдадутся лишь с последним ударом последнего оставшегося в живых воина.

То же чувство, которое заставило Саймона шагнуть под грубую арку во дворе дома Петрониуса, снова ожило в нем. Гордые люди этой земли ни о чем не просили его. Но он присягнул в верности расспрашивавшей его женщине, мгновенно, с юношеским энтузиазмом, сделал выбор. Не произнеся ни слова, Саймон поступил на службу Эсткарпа.

ГЛАВА 4. ПРИЗЫВ ИЗ САЛКАРКИПА

Саймон поднес к губам тяжелый кубок. Через край сосуда он внимательно следил за происходящим. При первом знакомстве он решил, что люди Эсткарпа мрачны, отягощены грузом лет, что они последние представители умирающей расы, забывшие обо всем, кроме снов о прошлом. Но за прошедшие недели он понял, насколько поверхностно было его суждение. Теперь, в гвардейской столовой, он переводил взгляд с одного лица на другое, рассматривая не в первый раз людей, с которыми делит дневные обязанности и досуг.

Конечно, их оружие было ему незнакомо. Ему приходилось учиться обращаться с мечом в схватке, меньшее беспокойство вызывали у него их самострелы, похожие на автоматический пистолет. Саймон никогда не мог сравниться с Корисом, его уважение к воинскому искусству молодого офицера было безгранично. Но Трегарт был знаком с тактикой иных армий, иных войн и был способен сделать предложение, с которым считался любой офицер.

Саймон удивлялся, почему его приняли в гвардию: в конце концов, эти люди оборонялись против превосходящих сил противника, и любой незнакомец мог оказаться врагом, брешью в оборонительной стене. Но он не был знаком с обычаями Эсткарпа. Среди всех наций континента только в Эсткарпе могли поверить в такой дикий рассказ, как его. Потому что сила Эсткарпа основывалась на магии.

Трегарт подержал во рту вино, прежде чем проглотить его, в то же время думая о магии. Это слово могло означать искусные фокусы и трюки, могло скрывать суеверную чепуху, но могло говорить и о чем-то более могучем. Воля, воображение и вера были оружием, использовавшимся магией Эсткарпа. Конечно, у этих людей были определенные способы усиления воли, воображения и веры. А конечный результат — открытость их мозга для того, что не видно и не воспринимается органами чувств.

Ненависть и страх соседей определялись той же самой основой — магией. Для Ализона на севере, для Карстена на юге власть колдуний Эсткарпа была злой.

Владычицы Эсткарпа обладали силой, неподвластной пониманию человека, и когда необходимо, безжалостно пользовались этой силой. Саймон помог спастись колдунье, которая была глазами и ушами своего народа в Ализоне.

Колдунья, волшебница… Саймон отпил вина. Не каждая женщина в Эсткарпе обладала Властью. Эта способность передавалась в отдельных семьях от поколения к поколению. Тех, у кого она обнаруживалась в детстве, отправляли в главный город страны, там их учили и определяли им дальнейшую судьбу. Имена девушек забывались, потому что имя — это часть личности, сообщить свое имя — значит вручить другому человеку власть над собой. Теперь Саймон понимал, насколько неосторожно он поступил, спрашивая имя волшебницы, с которой бежал по болотам.

Власть не была постоянной. После определенного момента использовать ее для волшебницы становилось затруднительно. Да и не всегда ее можно было вызвать по своей воле. Иногда в самые критические моменты она отказывала. Поэтому, кроме волшебниц и их науки, Эсткарп располагал и вооруженной гвардией и линией крепостей вдоль границ.

— Жарко для этого времени года. — Стул рядом с Саймоном скрипнул под тяжестью новоприбывшего. На стол опустился со звоном шлем, длинная рука потянулась за кубком вина.

Ястреб на шлеме смотрел на Саймона стеклянными глазами, в его металлическое, прекрасной работы тело были вложены настоящие перья. Корис пил вино, а со всех сторон на него сыпались вопросы. В войсках Эсткарпа поддерживалась дисциплина, но вне службы все были равны, а собравшиеся в столовой хотели услышать новости. Командир гвардии с силой опустил на стол кубок и ответил:

— Вы слышали рог за час до закрытия ворот. Это просил допуска Магнис Осберик. И с ним свита в полном вооружении. Мне кажется, Горм угрожает бедой.

После его слов наступила тишина. Все, включая теперь и Саймона, знали, что означает Горм для капитана гвардии. По праву власть над Гормом должна была находиться в мощных руках Кориса. Его личная трагедия началась не там, но закончилась на этом острове, когда он, израненный и одинокий, отплыл от его берега в дырявой рыбачьей лодке.

Хильдер, лорд-протектор Горма, в бурю заблудился в болотах между Ализоном и равнинами Эсткарпа. Отбившись от свиты, он упал с испуганной лошади и сломал руку. Полуживой от боли и лихорадки, он забрел в землю торов, загадочной расы, жившей в болотах и не позволявшей никому проникать в свои земли.

До сих пор остается загадкой, почему Хильдера не убили или не прогнали от границ. Несколько месяцев спустя, излечившийся, он вернулся в Горм и привез с собой жену. Жители Горма, особенно женщины, возмущались этим браком, говоря, что он был навязан их повелителю взамен обещания сохранить жизнь. Его жена, с изуродованным телом, с необычным строем мышления, принадлежала к расе торов. В должный срок она родила Кориса и исчезла. Может, умерла, а может, вернулась в свое племя. Хильдер, вероятно, знал об этом, но никогда не говорил, и Горм был рад избавиться от своей леди, не задавая никаких вопросов.

Остался Корис с головой благородного повелителя Горма и телом жителя болот. И ему никогда не позволяли забывать об этом. Когда Хильдер женился вторично на Орне, дочери известного повелителя морей, из семьи моряков, Горм принял этот брак с радостью и надеждой. Второй сын Хильдера Урьян стал всеобщим любимцем, потому что в венах его стройного юного тела не было ни капли чужой крови.

Хильдер умер. Но умирал он долго, и у противников Кориса было время подготовиться. Те, кто собирался использовать Орну и Урьяна в своих целях, ошиблись. Леди Орна, умная и способная женщина, не хотела быть игрушкой в чужих руках. Урьян был еще ребенком, и она становилась регентшей. Не все с этим хотели смириться, но леди Орна продемонстрировала свою силу.

Орна натравливала одного лорда на другого, тем самым ослабляя их. Но она совершила непоправимую ошибку, когда обратилась за помощью к чужеземцам. Именно Орна обрекла Горм на гибель, когда тайно обратилась за помощью к колдерам.

Колдер находился за морем, но лишь один моряк из десяти тысяч мог приблизительно указать, где именно. Моряки старались держаться в стороне от его угрюмых гаваней. Было общеизвестно, что колдеры не похожи на других людей, что связь с ними приносит гибель.

За днем смерти Хильдера последовала ночь красного ужаса. Лишь только сверхчеловеческая сила Кориса помогла ему вырваться из ловушки. И осталась только смерть: когда пришел Колдер, Горм перестал существовать. Те, кто еще помнил жизнь при Хильдере, потеряли всякую надежду. Потому что Горм превратился в Колдер, и не только остров Горм. Меньше чем за год на побережье поднялись мощные башни и возник город, названный Айль. Ни один житель Эсткарпа не приходил в Айль добровольно.

Айль, как грязное пятно, лежал между Эсткарпом и его единственным сильным союзником на западе — морскими бродягами из Салкаркипа. Эти торговцы-воины, знавшие самые отдаленные и дикие местности, построили свою крепость с разрешения Эсткарпа на конце полуострова, глубоко вдавшегося в море — дорогу этих моряков в самые дальние края. Жители Салкаркипа были опытными торговцами, но и не менее опытными солдатами и безбоязненно посещали тысячи портов. Ни один воин Ализона или щитоносец Карстена не смел говорить с салкарами вызывающим тоном. Гвардейцы Эсткарпа считали салкаров своими братьями по оружию.

— Магнис Осберик не из тех, кто легко обращается с просьбой о помощи, — заметил Танстон, один из старейших офицеров Эсткарпа. — Нужно проверить снаряжение. Когда Салкаркип просит о помощи, мы обнажаем мечи.

Корис лишь кивнул в ответ. Обмочив палец в вине, он проводил линии на столе, в то же время жуя с отсутствующим видом кусок хлеба. Саймон, заглянув через широкое плечо, уловил смысл в обоих линиях: они повторяли карту, которую ему пришлось видеть в зале крепости.

Полуостров, на конце которого находился Салкаркип, образовывал одну из дуг, окружавших обширный морской залив. На противоположной дуге располагался Ализ — главный порт Ализона. Впрочем, эти города разделяло много миль. В глубине залива лежал остров Горм. На нем Корис поставил точку. Она означала Сиппар, главный город Горма.

Айль был расположен не на внутренней стороне полуострова, а на самом материке, на южном берегу, и смотрел прямо в открытое море. Дальше берег представлял собой крутую стену, где не мог пристать ни один корабль. Тут находилось герцогство Карстен. Залив непосредственно рядом с Гормом издавна служил выходом Эсткарпа в западный океан.

Капитан гвардии несколько мгновений изучал свою работу, затем с нетерпеливым восклицанием стер рукой линии.

— В Салкаркип ведет только одна дорога? — спросил Саймон. С Айлем на юге и Гормом на севере отряды Колдера без особых затруднений могли перерезать дорогу, ведущую на полуостров.

Корис рассмеялся.

— Дорога лишь одна, древняя, как вечность. Наши предки не предвидели появления колдеров в Горме, да и кто в здравом уме мог это предвидеть? Чтобы обезопасить дорогу, — он положил палец на точку, обозначавшую Сиппар, и нажал, как будто раздавил насекомое, — мы должны быть здесь. Чтобы избавиться от болезни, нужно лечить ее источник, а не лихорадку. Лихорадка — это только признак болезни тела. Но у нас нет сведений, которые помогли бы справиться с ней. — Он мрачно взглянул на Трегарта.

— Шпион… — начал тот.

Офицер гвардии снова рассмеялся.

— Двадцать человек ушли из Эсткарпа в Горм. Эти люди изменяли свою внешность, не зная, сумеют ли когда-нибудь взглянуть на свое лицо в зеркало. Но они с радостью шли на это. Они были вооружены всеми известными здесь заклинаниями. И ни один не вернулся из Сиппара! Колдеры не похожи на других людей, и мы ничего не знаем об их средствах обнаружения. Знаем лишь, что эти средства непогрешимы. Наконец Властительницы запретили такие попытки, потому что затрачивается слишком большая сила, а результата никакого. Я сам пытался уйти туда, но они наложили на границу заклятье, которое я не могу преодолеть. Появление в Горме означает для меня смерть, а я могу лучше послужить Эсткарпу живым. Нет, лучше не трогать эту рану.

— Но если Салкаркип под угрозой?

Корис потянулся за своим шлемом.

— Тогда, друг Саймон, мы выступаем. Ибо в этом главная загадка Колдера — когда он сражается на своей земле и на своих кораблях, победа всегда за ним. Но когда колдеры появляются на территории, куда еще не падала их тень, тогда есть шанс скрестить с ними мечи.

— Я отправляюсь с вами. — Это было утверждение, а не вопрос. Саймон готов был ждать и учиться. Он относился к учению с терпением, выработанным за последние семь лет, зная, что пока не овладеет местным военным искусством, означавшим жизнь или смерть, не обретет независимости. Раз или два во время ночей своего дежурства он спрашивал себя, уж не применили ли к нему хваленую Силу Эсткарпа, чтобы он смирился со status quo, не задавая вопросов и не возмущаясь. Если так, то действие чар кончилось. Он решительно настроился увидеть в этом мире больше, чем один-единственный город, и знал, то если не поедет с гвардией, то отправится один.

Капитан посмотрел на него.

— Это не быстрый набег.

Саймон остался сидеть, зная, что Корис не любит, когда на него смотрят сверху.

— Разве я похож на любителя легких побед?

— В таком случае, используй самострел. Как мечник ты еще не опаснее конюха из Карстена.

Саймон не рассердился на это замечание. Он знал, что оно справедливо. В стрельбе из самострела он мог помериться с лучшими бойцами. Борьба без оружия, в которой он применял приемы дзюдо, создала ему известность, дошедшую до всех крепостей Эсткарпа. Но в искусстве владения мечом он был не лучше неуклюжего новобранца, юноши, только начавшего соскребать пушок со щек. А булава, которую с легкостью швырял Корис, казалась ему невероятно тяжелой.

— Пусть будет самострел, — с готовностью ответил Саймон. — Но я поеду.

— Да будет так. Но сначала посмотрим, состоится ли вообще выступление.

Решение принималось на совете, где присутствовали офицеры во главе с Корисом и дежурные волшебницы. Хотя Саймон формально не принадлежал к офицерам, он пошел вслед за Корисом. Ему не помешали войти, и он устроился у окна, рассматривая собравшихся.

Возглавляла совет Властительница, правившая крепостью и всем Эсткарпом, та самая женщина без имени, которая расспрашивала его в самом начале. За ее креслом стояла та, с которой они спасались от охотников Ализона. Присутствовало еще пять волшебниц, без возраста, в некотором смысле бесполых, все с проницательным взглядом. Саймон решил, что он предпочел бы иметь их на своей стороне, чем сражаться против. Никогда раньше не видел он таких сильных личностей.

Лицом к ним стоял мужчина, перед которым все окружающие казались гномами. В любом другом обществе он господствовал бы над всеми. Люди Эсткарпа, стройные и высокие, казались подростками рядом с этим бронзовым колоссом. Из брони, прикрывавшей его грудь, можно было бы изготовить два щита для гвардейцев, руки и плечи у него были такие же, как у Кориса, но все тело им соответствовало.

Подбородок у него был выбрит, но на широкой верхней губе щетинились усы, касаясь обветренных щек. Брови образовывали вторую полоску волос на верхней половине лица. Шлем увенчивался искусно сделанной головой медведя, зловеще разинувшего пасть. Плащом ему служила огромная медвежья шкура, отделанная шафрановой тканью. Под подбородком этот плащ застегивался пряжкой в виде двух золотых лап.

— Мы в Салкаркипе хранили торговый мир. — Он старался приглушить свой голос, сделать более подходящим для небольшого помещения, но без особого успеха. — И если возникает необходимость, мы поддерживаем мир мечами. Но что может сделать добрая сталь против колдунов ночи? Я не спорю со старой наукой. — Он обращался непосредственно к Властительнице, как будто они стояли по разные стороны прилавка. — Каждому его боги и его вера, Эсткарп никогда не навязывал свои верования другим. Но Колдер — другое дело. При его прикосновении противник гибнет. Говорю вам, леди, наш мир погибнет, если мы не объединим наши усилия. Нужно остановить прилив.

— Видели ли вы, мастер-торговец, человека, рожденного женщиной, который сумел бы управлять приливом? — спросила женщина.

— Управлять — нет, но плыть по нему — да! В этом моя магия. — Он ударил себя в грудь. Жест этот показался бы театральным, если бы не был так искренен. — Но с Колдером это не пройдет. Пусть глупцы из Ализона предпочитают оставаться в стороне. Наступит и их черед. Салкаркип будет сражаться! И когда падет наш порт, прибой будет рядом с вами, леди. Говорят, у вас есть власть над ветром и бурей, есть заклинания, изменяющие внешность человека. Сможет ли ваша магия противостоять Колдеру?

Властительница погладила кристалл на груди.

— Скажу вам правду, Магнис Осберик. Не знаю. Колдер нам неведом, мы не сумели пробить брешь в его стенах. Со всем остальным я согласна. Пришло время борьбы. Капитан, — позвала она Кориса, — что вы об этом думаете?

Мрачное выражение сошло с прекрасного лица Кориса, но глаза его горели.

— Если можно пустить в ход мечи, сделаем это! С вашего разрешения, Эсткарп вступится за Салкаркип.

— Если таково ваше решение, Эсткарп выступает. Вы искусны во владении оружием, капитан. Но с вами будет и другая могучая Сила.

Она не сделала никакого жеста, но волшебница, шпионившая в Ализоне, вышла из-за ее кресла и встала по правую руку от Властительницы. Ее раскосые глаза обежали собравшихся и остановились на сидевшем в стороне Саймоне. Тень улыбки промелькнула на ее губах. Саймон, сам не понимая почему, был уверен, что между ними установилась связь.

Когда после полудня они выступили из города, Саймон обнаружил, что его конь идет рядом с конем волшебницы. Как и на всех гвардейцах, на ней была кольчуга и шлем с металлическим шарфом. Внешне она ничем не отличалась от остальных. Вооружена она была мечом и таким же самострелом, как и Саймон.

— Итак, воин из другого мира, — она говорила негромко, и Саймон понял, что она не хочет, чтобы их слышали, — мы снова едем вместе.

Что-то в ее спокойствии раздражало его.

— Будем надеяться, что на этот раз мы охотники, а не дичь.

— Все в свой срок. В Ализоне меня предали, и я была безоружна.

— А теперь у вас меч и самострел.

Она взглянула на свое оружие и улыбнулась.

— Да, Саймон Трегарт, меч и самострел… и еще кое-что. Но вы правы: нам предстоят мрачные встречи.

— Предсказание, леди? — В этот момент он верил только в сталь.

— Предсказание, Саймон. — Она по-прежнему смотрела на него с легкой улыбкой. — Я не накладываю на вас заклятья, человек из другого мира, но знаю: нити наших жизней лежат рядом в руке Верховного Правителя. То, чего мы хотим, и то, что будет на самом деле, возможно, совершенно различно. Слова мои относятся ко всему отряду: берегитесь места, где скалы высоки и звучат крики морских орлов!

Саймон принужденно улыбнулся в ответ.

— Поверьте, леди, на этой земле я бдителен так, будто у меня глаза кольцом вокруг головы. Для меня это не первый военный поход.

— Это нам известно. Иначе вы не отправились бы с Ястребом. — Она указала на Кориса. — Корис прирожденный воин и предводитель. Удача для Эсткарпа!

— И вы предвидите опасность в Салкаркипе? — настаивал Саймон.

Она покачала головой.

— Вы знаете, как обстоит дело с Даром. Нам даны обрывки, части, и никогда вся картина в целом. Но у меня в мысленной картине нет городских стен. Держите наготове оружие и ваши прославленные кулаки, Саймон. — Она снова забавлялась, но ее смех звучал невесело. Скорее это был добродушный смех товарища. И Саймон понял, что должен принимать ее дружбу на ее условиях.

ГЛАВА 5. ДЬЯВОЛЬСКАЯ БИТВА

Войско Эсткарпа продвигалось вперед быстро, но ему оставался еще день пути, когда оно миновало последнюю пограничную крепость и двинулось вдоль изогнутого морского берега. Гвардейцы постоянно меняли в крепостях лошадей и поэтому буквально пожирали мили.

Хотя салкары не привыкли к езде верхом, они угрюмо сидели в седлах, казавшихся слишком маленькими для их могучих тел — Магнис Осберик не был исключением по внешности, — и не отставали. Они ехали с упорством людей, для которых главным врагом было время.

Однако утро стояло яркое, а масса пурпурных цветов на кустарнике вдоль дороги отражала блеск солнца. Воздух приносил в себе обещание соленых волн впереди, и Саймон испытывал возбуждение, которого давно не знал. Он не осознавал, что напевает, пока его не окликнули знакомым хрипловатым голосом.

— Птички поют перед ударом ястреба.

Он добродушно воспринял насмешку.

— Не хочу слышать злое карканье: слишком хороший день.

Волшебница потянула за металлический шарф, закрывавший ее плечи и горло.

— Море — оно здесь в ветре… — Взгляд ее устремился вперед, к горизонту, куда уходила дорога. — У нас море в крови. Поэтому кровь салкаров может смешиваться с нашей. И так бывает часто. Когда-нибудь я уплыву в море. Волны, убегая от берега, тянут меня за собой.

Голос ее звучал музыкой, но Саймон внезапно встревожился, ощутив, как у него пересохло в горле. Может, у него и не было Дара эсткарпских волшебниц, но что-то в нем зашевелилось, ожило, и он, не отдавая себе отчета, поднял руку, давая сигнал остановиться.

— Да! — Рука волшебницы повторила его жест. Корис обернулся. Он отдал приказ, и весь отряд остановился.

Капитан передал руководство Танстону и отъехал назад. Обвинить его в недостатке бдительности было нельзя: далеко по флангам рассыпались разведчики.

— Что случилось?

— Мы к чему-то приближаемся. — Саймон всматривался в местность впереди, такую спокойную под лучами солнца. Ничего не двигалось, только высоко в небе кружила птица. Ветер затих, не шевелился ни один листок. Но Саймон готов был поручиться всем своим опытом, что впереди ждет засада.

Удивление Кориса кончилось. Он перевел взгляд с Саймона на волшебницу. Она наклонилась вперед в седле, ноздри ее раздувались, она глубоко дышала. Женщина прислушивалась, как это делает собака. Пальцы ее двинулись, изображая какие-то знаки. Она резко и убежденно кивнула.

— Он прав. Впереди пустое пространство, в которое я не могу проникнуть. Силовой барьер. За ним может скрываться засада.

— Но как он мог… у него ведь нет Дара. — Корис быстро взглянул на Саймона, в его взгляде не было доверия. Затем отдал несколько приказов и сам выехал вперед, туда, где дорога уходила за очередной поворот.

Саймон достал свой самострел. Откуда он знает, что впереди опасность? У него бывали такие озарения и в прошлом — например, в тот вечер, когда он встретил Петрониуса, — но никогда это предвидение не было таким острым и ясным. Ощущение тревоги все усиливалось.

Волшебница держалась за ним, как раз за линией гвардейцев. Из-под кольчуги она извлекла туманный кристалл, который служил ей оружием. Она подняла камень над головой и выкрикнула несколько слов на непонятном для Саймона языке.

Впереди показалось естественное скальное образование, напоминавшее клыки огромной челюсти. Дорога ныряла под своеобразную арку, образованную такими двумя скалами-клыками. У подножия скал рос густой кустарник, образуя непроницаемый заслон.

Из кристалла ударил луч, направленный на более высокую скалу. В месте его соприкосновения с камнем поднялся густой туман, закрывая скалы и кусты.

И оттуда, из этого серо-белого тумана, показались нападающие. В полном вооружении они бежали вперед, сохраняя абсолютное молчание. Заостренные шлемы с забралами придавали им вид хищных птиц. Необычная тишина их нападения добавлялась к его неожиданности.

— Сал… сал… сал! — Морские бродяги обнажили мечи навстречу приближающейся линии атаки. Во главе салкаров стоял Магнис Осберик.

Гвардейцы не издали ни звука, Корис не отдавал приказов. Но стрелки выбрали цель и выстрелили, а меченосцы проехали вперед, держа оружие наготове. Они ехали верхом, а молчащие враги бежали пешие.

Саймон изучил вооружение Эсткарпа и знал, где находится незащищенное место на теле воина. Справедливо ли то же для брони колдера, он не мог знать. Но он прицелился в одного из бегущих впереди противников и выстрелил. Колдер повернулся и упал, его заостренный шлем воткнулся в землю.

— Сал… сал… сал! — гремел боевой клич салкаров. Сражающиеся сошлись в ожесточенной рукопашной. В первые несколько мгновений схватки Саймон думал лишь о своем участии в ней, о необходимости найти цель. Затем он начал замечать необычность нападавших.

Солдаты Колдера не делали попыток к самосохранению. Воин за воином гибли, не защищаясь, не уклоняясь от оружия противника. Они не поднимали щиты, не парировали удары своими мечами. Пешие солдаты сражались яростно, но в этой ярости было что-то механическое. Заводные игрушки, подумал Саймон. Кто-то завел их и пустил в ход.

Но ведь они считались искуснейшими бойцами этого мира. А теперь гибли с легкостью, как будто ребенок толкнул ряд оловянных солдатиков.

Саймон опустил самострел. Что-то в нем восставало против слепого убийства. Он вовремя увидел, как одна из голов в заостренном шлеме повернулась в его направлении. Колдер быстро приближался. Но набросился он совсем не на Трегарта, а на его соседку.

Лишь мастерство владения лошадью спасло ее от этого яростного нападения. Она опустила меч. Забрало шлема отразило удар.

Противник был искусен в фехтовании. Сверкнуло его лезвие, и меч вылетел из рук волшебницы. Колдер отбросил собственное оружие, схватил всадницу за пояс и потащил ее из седла с легкостью, которая удивила бы Кориса.

Волшебница отчаянно билась в тисках колдера, и Саймон не решался применить меч. Вытащив ногу из стремени, он подъехал ближе и изо всех сил пнул солдата.

Удар пришелся в заднюю часть шлема, и нога Саймона почти онемела. Солдат потерял равновесие и упал вперед, увлекая за собой волшебницу. Саймон выпрыгнул из седла, опасаясь, что онемевшая нога подогнется под ним. Руки скользили по металлическим плечам колдера, но Саймон смог оторвать его от женщины и бросить на спину. Солдат лежал на спине, как жук, руки и ноги его слабо двигались.

Отбросив перчатки, женщина наклонилась над колдером, развязывая его шлем. Саймон схватил ее за плечо.

— В седло! — приказал он, подводя свою лошадь. Она покачала головой, продолжая свое занятие. Саймон не знал, что увидит. Воображение нарисовало несколько картин чуждых существ, но они оказались совершенно не похожими на лицо воина.

— Херлвин!

Увенчанный ястребом шлем Кориса появился между Саймоном и этим лицом. Капитан гвардии склонился рядом с волшебницей, он схватил солдата за плечи, как будто обнимая близкого друга.

Глаза, сине-зеленые, как у Кориса, на таком же прекрасном лице, открылись, но не сосредоточились ни на одном из наклонившихся людей. Волшебница разжала руки Кориса. Она взяла солдата за подбородок и всмотрелась в невидящие глаза. Затем оттолкнула его голову и принялась вытирать руки о жесткую траву. Корис следил за ней.

— Херлвин? — Этот вопрос скорее адресовался волшебнице, а не поверженному знакомому Кориса.

— Убить! — приказала она сквозь сжатые зубы. Корис потянулся за мечом, лежавшем на траве.

— Не нужно! — возразил Саймон. Ведь воин сейчас безвреден, удар лишил его сознания. Нельзя убивать так хладнокровно. Ледяной взгляд женщины скрестился с его взглядом. Она указала на качающуюся голову.

— Взгляни, человек из другого мира!

Со странным нежеланием Саймон взял в ладони голову солдата. И чуть не подскочил от этого прикосновения. В этом теле не было человеческой теплоты, не было в нем и холода металла или камня. Казалось, он коснулся чего-то грязного, вялого, прочного лишь внешне. Посмотрев в эти невидящие глаза, он увидел абсолютную пустоту, которая не могла быть результатом сильного удара. За этой пустотой лежало нечто такое, с чем Саймон никогда не встречался: безумный человек все еще сохраняет в себе что-то человеческое, он может вызвать жалость. Здесь же лежало отрицание всего, нечто настолько отвратительное, что Саймон не мог представить себе его живым, видящим солнце и ходящим по земле.

Как и волшебница, он принялся тереть руки о траву, как бы стирая с них грязь. Встав, он отвернулся от Кориса, который обнажил свой меч. Тот, кого ударил капитан, был уже мертв, давно мертв и проклят.

Остались лишь мертвые солдаты Колдера. Погибли два гвардейца и один салкар. Нападение было таким неуместным, что Саймон удивлялся, зачем оно вообще было организовано. Он пошел рядом с капитаном, который тоже, по-видимому, хотел узнать нечто.

— Снимите с них шлемы! — этот приказ переходил от одной группы гвардейцев к другой. И под каждым шлемом они находили все те же бледные лица, светловолосые головы — все, что так похоже было на Кориса.

— Мидир! — Корис остановился у одного тела. Рука его дернулась. — Убить! — Приказ капитана прозвучал бесстрастно и был немедленно выполнен.

Корис осмотрел всех и еще трижды приказал нанести смертельный удар. Угол рта его дергался. Обойдя тела, он вернулся к Магнису и волшебнице.

— Они все из Горма!

— Были из Горма, — поправила волшебница. — Горм умер, когда открыл свои ворота Колдеру. Лежащие здесь — это не те люди, которых вы помните, Корис. Они уже давно, очень давно не люди. Это руки и ноги, машины, которые служат своим хозяевам. У них нет настоящей жизни. Когда Сила вытащила их из укрытия, они смогли повиноваться единственному полученному ими приказу — убивать. Колдер использовал их, чтобы истощить силы противника, прежде чем нанести главный удар.

Губы капитана изогнулись, но не в улыбке.

— Они выдают собственную слабость. Неужели им не хватает людей? — Но тут же поправился, всовывая меч в ножны:

— Кто знает, чего ожидать от Колдера? Нас могут ждать и другие сюрпризы.

Саймон находился в авангарде, когда они отъехали от того места, где встретились с силами Колдера. Он не мог помочь воинам в их последнем деле и не мог заставить себя не думать об оставшихся сзади безголовых телах. Трудно поверить, что все это правда.

— Мертвый не сражается! — Он не сознавал, что говорит вслух, пока не отозвался Корис.

— Херлвин был рожден для моря. Я видел, как он с одним ножом ходил на меч-рыбу. Мидир — новичок в гвардии. Он еще занимался в строю, когда объявили о приходе колдеров в Горм. Я их обоих хорошо знал. Но те существа, что остались позади, это не Херлвин и Мидир.

— Человек един в трех составляющих. — Это произнесла волшебница. — Тело действует, мозг мыслит, душа чувствует. Может, в вашем мире человек устроен иначе, Саймон? Я так не думаю: вы тоже действуете, мыслите и чувствуете. Убейте тело, и вы освободите душу. Убейте мозг, и тело будет продолжать жить, вызывая сочувствие окружающих. Но убейте душу и позвольте телу, а может, и мозгу жить… — голос ее дрогнул… — это грех, тяжелее которого невозможно представить себе. Именно это произошло с людьми Горма. То, что двигалось в их облике, не должно существовать на земле. Только нечестивое использование запретного может породить такую смерть.

— То, что произошло в Горме, может прийти и в Салкаркип. — Мастер-торговец поравнялся с ними на своем могучем коне. — Здесь мы взяли над ними верх, но что, если у них легионы таких полумертвых, готовые напасть на наши стены? В крепости немного мужчин: сейчас торговый сезон и девяносто наших кораблей вышло в море. Придется расставить людей вдоль всех стен. Воля наша сильна, но руки могут устать. И враг может подавить нас простой численностью. Враги не боятся за себя и будут идти вперед не задумываясь.

Ни у Кориса, ни у волшебницы не нашлось на это ответа. Лишь когда несколько часов спустя Саймон впервые увидел стены крепости, он почувствовал некоторую уверенность. Хотя салкары были прежде всего моряками, они оказались хорошими строителями и использовали все преимущества места, выбранного ими для строительства крепости. Снаружи были видны лишь стены со сторожевыми башнями и узкими бойницами. И лишь когда Магнис Осберик провел их внутрь, они поняли всю силу этой крепости.

Из моря выступали две скалы — раскрытая клешня краба, между ними находилась гавань. Каждая из сторон этой клешни была искусно укреплена и соединена с главной крепостью лабиринтом подземных ходов. Стены уходили прямо в волны, и на них не за что было уцепиться.

— Похоже, что строители Салкаркипа думали о войне, — заметил Саймон.

Магнис Осберик коротко рассмеялся.

— Мастер Трегарт, мы в мире с Эсткарпом, так же как и с Ализоном и Карстеном. Но во всем остальном мире мы показываем не только свои товары, но и мечи, а это сердце нашего государства. В этих складах наша жизнь — наши товары. Все пираты мира мечтают ограбить Салкаркип. Может, колдеры и отродье дьявола, но они не презирают хорошие вещи. Им тоже хочется запустить сюда лапы. Но у нас есть здесь последнее средство. Если Салкаркип падет, его завоеватели не получат выгоды. — Он с силой опустил кулак на парапет. — Салкаркип построен в дни моего прапрадеда, чтобы у расы было убежище на время бури — не только бури ветра и волн, но и войны. И, похоже, мы теперь очень нуждаемся в этом.

— В гавани три корабля, — сказал Корис. — Грузовой и два военных.

— Грузовой из Карстена. Он под флагом герцога, и поэтому его экипаж не нуждается в оружии, — заметил Осберик. — Говорят, герцог женится. Но на корабле плывет драгоценное ожерелье для белой шеи Алдис. Может, Ивьян и собирается надеть браслет на чье-то запястье, но прежние связи рвать не будет.

Волшебница пожала плечами, а Корис больше интересовался кораблями, чем сплетнями о соседних дворах.

— А военные? — спросил он.

— Патрульные. Нужно знать, что приближается с моря.

Бомбардировщик мог бы уничтожить Салкаркип в один-два захода; тяжелая артиллерия за несколько часов пробила бы его массивные стены, решил Саймон, продолжая осмотр крепости. В скале было выбито множество помещений и переходов, многие за прочными дверьми. Если у Колдера нет оружия, невиданного в этом мире, торговцы как будто излишне нервничают. Но так можно думать, пока не вспомнишь пустые глаза воинов Горма.

Саймон подметил также, что хотя в казармах есть множество оружия на стеллажах и в специальных пирамидах, людей в крепости мало. Салкаркип способен вооружить и разместить тысячи воинов, но в нем была едва ли сотня.

Втроем: Корис, волшебница, Саймон — они поднялись на башню, обращенную к морю, где вечерний ветер ударил в их кольчуги.

— Я не смею оголять Эсткарп, чтобы собрать здесь все наши силы, — гневно сказал Корис, как бы в ответ на какое-то замечание в споре. — Такая глупость послужила бы откровенным приглашением для Ализона или герцогства вторгнуться с севера и юга. У Осберика раковина, которую, как мне кажется, не раскусят даже челюсти Колдера, но в этой раковине нет тела. Он слишком долго ждал. Если бы все его люди были здесь, он смог бы удержаться. Но с этой горстью — я сомневаюсь.

— Вы сомневаетесь, Корис, но вы будете сражаться, — заметила женщина. В ее тоне не было ни одобрения, ни осуждения. — Потому что так нужно. И, может, в этой крепости мы сломаем челюсти Колдера. Но колдеры придут — это Магнис предсказал верно.

Капитан взглянул на нее.

— У вас есть предсказания для нас, леди?

Она покачала головой.

— Не ожидайте от меня, капитан, большего, чем я могу дать. Когда мы столкнулись с засадой, я ничего не смогла разглядеть, только пустое место. По этому отрицательному признаку я узнала Колдер. Большего я не могу. А вы, Саймон?

Он вздрогнул.

— Я? Но я не претендую на вашу Силу… — начал он и добавил более честно:

— Ничего не могу сказать. Как солдат, я вижу, что это неприступная крепость, и в то же время чувствую себя в ней как в ловушке. — Он сказал это, не задумываясь, но знал, что говорит правду.

— Не будем говорить это Осберику, — решил Корис. Вместе они продолжили смотреть на гавань. Садилось солнце, и город за ним все больше и больше напоминал пещеру.

ГЛАВА 6. ТУМАННЫЙ РОК

Это началось вскоре после полуночи — на море появилась линия, поглощающая звезды и волны; перед ней катился пронизывающий холод, который не был ни ветром, ни дождем, но который коварно пробирал людей до самих костей; на кольчугах появились маслянистые капли с солоноватым вкусом.

Вот уже дошло до линии фонарей, следовавших за изгибами крепостных стен. Одно за другим светлые пятна мутнели, накрытые желтоватой гущей. Дюйм за дюймом, фут за футом туман поглощал мир.

Саймон ходил взад и вперед по маленькой караульной платформе центральной сторожевой башни. Половина укреплений уже была поглощена. Один из стройных боевых кораблей разрезан надвое этим занавесом. Эта муть не походила ни на обычный туман, ни на индустриальный смог родного города Саймона. Туман приближался сплошной завесой, как экран, за которым могли скрываться нападающие.

Замерзший и оцепеневший, Саймон услышал тревожный звон колоколов на стенах. Нападение! Он подошел к двери башни и столкнулся с волшебницей.

— Они нападают?

— Еще нет. Это звучат колокола бури; они помогают кораблям, застигнутым штормом, попасть в порт.

— Кораблям Колдера!

— Может, и им. Но нельзя за час уничтожить традицию столетий. В тумане колокола Салкаркипа спасают моряков. Только приказ Осберика может заглушить их.

— Значит, такой туман известен морякам?

— Вообще туманы известны. Но такой — другое дело.

Она подошла к парапету и посмотрела на море, на быстро исчезающую гавань.

— Мы, владеющие Силой, можем до некоторых пределов управлять природными явлениями, хотя и здесь результаты могут оказаться неожиданными. Любая из моих сестер может вызвать туман, который не только затмит глаза врагу, но и смутит его разум — на время. Но этот туман — совсем другое дело.

— Он естественный? — настаивал Саймон, уверенный, что это не так. Хотя откуда у него такая уверенность, он не мог сказать.

— Когда гончар изготовляет вазу, он кладет глину на круг и придает ей искусными руками форму в соответствии со своим замыслом. Глина — естественный продукт, но разум и обучение придают ему определенную форму. Мне кажется, что кто-то — или что-то — собрал то, что есть в море и воздухе и придал ему другую форму для своих целей.

— И что вы сделаете в ответ, леди? — За ними стоял Корис. Он подошел к парапету и ударил по нему ладонями. — Мы теперь словно слепы.

Волшебница отвела взгляд от тумана, у нее был вид ученого, принимающего участие в решающем эксперименте.

— Возможно, они хотят ослепить нас, но это можно сделать двумя способами. Если они воспользуются иллюзией — пусть встретятся с такой же хитростью.

— Бороться с туманом же?

— Нельзя против хитрости использовать ту же хитрость. Они призвали воздух и воду. Поэтому мы тоже должны призвать воду и воздух, но по-другому. Да, можно использовать кое-что, — пробормотала она и обернулась. — Нужно спуститься к гавани. Попросите у Магниса дерева, лучше всего сухих щепок. Если их нет, пусть срежут ветви с деревьев. Нужна также ткань. Пусть все это принесут к гавани.

Когда маленькая группа салкаров и гвардейцев вышла на берег, по-прежнему слышался звон тревожных колоколов. Принесли груду досок, и волшебница выбрала из них самые маленькие. Непривычно держа в руках нож, она вырезала грубое подобие лодки, заострила нос, закруглила корму. Саймон взял у нее игрушку и принялся снимать кору, остальные последовали его примеру.

Они сделали около тридцати деревянных лодочек размером с ладонь, снабдили каждую маленькой мачтой с парусом. Лодочки поставили в ряд, и волшебница, наклонившись, подула в каждый парус.

— Ветер и вода, ветер и вода, — нараспев произнесла она. — Вода понесет, ветер подгонит, туман скроет!

Руки ее быстро двигались. Один за другим отправляла она маленькие кораблики в воду. Туман уже почти накрыл их, но он был еще недостаточно плотен, чтобы скрыть от Саймона удивительное зрелище. Лодочки выстроились клином и двинулись навстречу туману. И когда первая нырнула в туманный занавес, она уже не была небрежно изготовленной игрушкой, но могучим кораблем, более прекрасным, чем боевые корабли, которые с гордостью показывал Осберик.

Волшебница с помощью Саймона выпрямилась. — Не верь всему, что видишь, человек из другого мира. Мы, обладающие Силой, часто пользуемся иллюзиями. Будем надеяться, что эта иллюзия не менее эффективна, чем их туман, и отпугнет тех, кто готовится напасть.

— Они не могут быть настоящими! — Саймон упорно противился очевидному.

— Мы слишком полагаемся на наши чувства. Если можно обмануть глаза, пальцы, нос, то почему бы магии не обмануть их сразу все? Скажи мне, Саймон, если бы, готовясь напасть, ты неожиданно увидел в гавани мощный флот, разве ты не призадумался бы, прежде чем нападать? Я пытаюсь лишь выиграть время: иллюзия разрушается, когда ее подвергают испытанию. Корабль колдеров, который сблизится с таким кораблем и попытается взять его на абордаж, тут же обнаружит, что это такое.

По-видимому, она оказалась права. Если враг и собирался использовать туманную завесу для прикрытия нападения, он не сделал этого. Тревоги не было, хотя до самого рассвета туман не рассеивался.

Команды кораблей, стоявших в гавани, ждали приказа Осберика, а он мог только ждать, пока поднимется туман. Саймон вместе с Корисом обходил посты гвардейцев на стенах, и часто им приходилось цепляться друг за друга, чтобы не заблудиться. Был отдан приказ бить в колокола, не для того, чтобы помочь заблудившимся кораблям, а чтобы посты слышали друг друга. Всех охватило напряжение, при малейшем шуме обнажалось оружие, и любой, кто опоздал произнести пароль, рисковал получить удар мечом.

— Скоро им и не понадобится нападать, — заметил Трегарт, едва увернувшись от удара какого-то салкара, с которым он столкнулся на стене. — Мы начинаем нападать друг на друга. Кому-нибудь покажется в тумане, что у встречного заостренный шлем, и тому тотчас отрубят голову.

— Я думал об этом, — медленно ответил капитан. — Они тоже используют иллюзии, рожденные нашими нервами и страхом. Но чем мы можем ответить им?

— Нетрудно подслушать наш пароль, — Саймон считал, что нужно знать худшее. — Часть стены, пост за постом, может оказаться в их руках.

— Разве мы можем быть уверены, что это уже не нападение? — с горечью спросил Корис. — Человек из иного мира, если ты можешь отдавать лучшие приказы, делай это, и я с радостью подчинюсь. Я военный человек и думал, что хорошо знаю способы ведения войны. Мне казалось, что я знаю и колдовство — такое, какое используют в Эсткарпе. Но это что-то совсем другое.

— А я никогда не сталкивался с таким способом войны, — с готовностью подхватил Саймон. — Хоть кто окажется в тупике. Но все же я думаю, что они не нападут с моря.

— Потому что мы ждем их оттуда? — подхватил на лету Корис. — Но на крепость невозможно напасть с земли. Эти морские бродяги знали, как строить. Потребуются осадные машины и много недель времени.

— Море и земля — что остается?

— Подземные ходы и воздух — ответил Корис. — Подземелья!

— Но нам не хватит людей, чтобы охранять все подземные переходы.

Зеленоватые глаза Кориса вспыхнули тем же огнем, что видел в них Саймон при первой их встрече.

— Есть способ охранять их без людей. Идем к Магнису. — Он побежал. Острие его меча со звоном задевало за камень стен при крутых поворотах.

На столе выстроили ряд сосудов различных размеров и форм, сделанных из меди. Они были связаны с медными шарами, висевшими над подземными выходами. Теперь любая попытка открыть подземную дверь отразилась бы в сосуде на столе.

Подземелья до некоторой степени в безопасности. Остается воздух. Саймон напряженно прислушивался. Может, потому, что он был знаком с войнами в воздухе? Но ведь цивилизация, основанная на сравнительно примитивных самострелах, мечах, щитах и кольчуге, не может организовать нападение с воздуха.

Благодаря выдумке Кориса они узнали о первом ударе Колдера за несколько мгновений. Со всех мест, где были установлены шары, сигнал тревоги донесся одновременно. Залы, ведущие к подземным ходам, были подготовлены заранее. Мешки с шерстью, пропитанной маслом и смолой — этой смолой промазывали корпуса кораблей, — были уложены в груды вместе с кипами тканей, мешками зерна, ящиками бутылок с маслом и вином.

Когда прозвучал сигнал тревоги, в эти груды швырнули факелы, а затем наглухо закрыли двери, ведущие в заполнившиеся пламенем залы.

— Пусть суют туда свои холодные собачьи носы! — Магнис Осберик возбужденно ударил боевым топором по столу в центральном зале главной башни. Впервые с того времени, как враг осадил его город, мастер-торговец, казалось, перестал беспокоиться. Как морской бродяга, он ненавидел туман и боялся его, но как только дело дошло до прямых действий, он вновь был полон сил и энергии.

— Аххх! — Как удар меча, этот крик разрезал общий гул. Не только физическая боль, а какой-то сверхъестественный ужас мог извлечь его из человеческой глотки.

Магнис, слегка склонивший бычью голову, Корис, пригнувшийся к земле, как будто его тело гнома получало от нее энергию, остальные воины в зале — все на долгое мгновение оцепенели.

Может быть потому, что он подсознательно все время ожидал этого, Саймон первым определил, откуда исходит звук, и побежал к лестнице, которая тремя этажами выше выводила к сторожевому посту на крыше.

Он не добежал доверху. Крики и лязг металла о металл послужили достаточным предупреждением. Саймон пошел медленнее, доставая оружие. И хорошо поступил, потому что на середине второго этажа мимо него пролетело тело, едва не задев его. Это был салкар, из его разорванного горла лилась кровь, брызгая на стены и ступеньки. Вверху царила страшная суматоха.

На следующем этаже еще сражались два гвардейца и трое морских бродяг, прижавшись спинами к стене. Противник нападал на них с той же слепой яростью, что и в засаде на дороге.

А сверху катилась волна остроклювых шлемов. Саймон догадался, что враг каким-то образом пришел по воздуху и теперь захватил верхний этаж.

Не время было размышлять, каким образом враги проникли туда: они прорвались, и этого было достаточно. Пали еще двое салкаров и гвардеец. Мертвые и раненые, друзья и враги поглощались морем остроклювых шлемов. Тела скользили по лестнице, сметая все на своем пути. Вместе с ними падали обломки мебели.

Саймон ухватился за перила. Салкары строили прочно: перила выстояли. Собрав все силы, Трегарт стал пробираться к выходу.

Перед ним оказалась клювастая голова, перед лицом мелькнуло острие меча. Саймон схватил стул и ударил по шлему.

— Сал! Сал!

Саймона оттеснили в сторону, он увидел страшное лицо Магниса, сопротивляющегося первой волне вторжения.

Прицелиться, выстрелить, снова прицелиться. Отбросить пустой колчан, снова подготовиться к стрельбе. Оттащить в сторону стонущего раненного гвардейца, там ему окажут помощь. Снова прицелиться. Стрелять! Стрелять!

Каким-то образом Саймон снова оказался в зале, затем отряд, в котором он находился, снова сражался на другой лестнице, дорогой ценой отдавая каждую ступеньку. По лестнице тянулся тонкий дымок — щупальца тумана? Нет, дым забивался в горло, заставлял кашлять. Саймон стрелял, снимая колчаны с тел павших гвардейцев.

Ступени остались позади. Люди хрипло закричали, дым стал еще гуще. Саймон смахнул рукой выступившие слезы и плотнее затянул металлический шарф. Он тяжело дышал.

Вслепую двигался он за товарищами. За ними закрывались двери пятидюймовой толщины. Одна, две, три… четыре таких преграды. И вот они в помещении, где находится странное устройство. Сложное и большое, оно было выше огромного человека, стоящего перед ним с отчаянными глазами. Гвардейцы и моряки расступились, оставив в центре помещения странную машину наедине с хозяином города.

Магнис Осберик потерял шлем, плащ его был изорван и свисал с одного плеча. Топор лежал на крышке машины, с его лезвия на каменный пол капала кровь. Лицо Магниса побледнело и осунулось. Широко раскрытыми глазами смотрел он на людей, не видя их. Саймон подумал, что Магнис в состоянии шока.

— Уходите! — Магнис схватил топор и взмахнул им. — Крылатые демоны с воздуха! Человек не может сражаться с демонами! — Он рассмеялся, радостно, как мужчина, обнимающий любимую. — Но у нас есть ответ и для демонов. Салкаркип не будет служить дьявольскому отродью!

Он повернул бычью голову, рассматривая людей Эсткарпа и своих сограждан.

— Вы хорошо сражались. Но теперь ваша судьба не здесь. Я высвобождаю энергию, питавшую город. Уходите подальше, а я заберу с собой как можно больше этих летающих колдунов. Уходите, люди-волшебники, и оставьте Салкаркип его судьбе!

Его глаза и голос давили с такой физической силой, что уцелевшие гвардейцы отшатнулись. Корис был с ними, ястреб на его шлеме потерял одно крыло. Волшебница с печальным лицом, но спокойная. И еще двадцать человек с Саймоном.

Как один человек, гвардейцы обнажили мечи, салютуя остающимся. Магнис улыбнулся.

— Хорошо, хорошо, волшебники! Но сейчас не время для парадов. Уходите!

Они вышли в указанную им маленькую дверь, которую Корис тут же закрыл. Побежали по подземному ходу. К счастью, пол был ровный, а через большие интервалы горели шары.

Все сильнее слышался гул прибоя, и вот они оказались в пещере, где покачивались на воде маленькие лодки.

— Вниз! — Саймон вместе с другими забрался в лодку, а Корис ударил его ладонью по спине, заставляя лечь на качающееся дно. Захлопнулась еще одна дверь. Свет исчез. Саймон лежал неподвижно, не зная, что произойдет дальше.

Лодка двигалась, тела людей перекатывались, Саймон закрыл лицо руками. Качка усилилась, и Саймон почувствовал, что его начинает тошнить. Он никогда не был хорошим моряком. Занятый борьбой с тошнотой, он не был подготовлен к взрыву, который, казалось, уничтожил весь мир.

Они по-прежнему качались на волнах, но подняв голову, Саймон вдохнул свежий воздух. Он зашевелился, не обращая шимания на протесты товарищей. Больше нет тумана — была его первая мысль. А потом — наступил день! Небо, море вокруг, берег — все было чистым и ясным.

Но когда же взошло солнце? Саймон был оглушен взрывом, но не ослеп. Они направлялись в море, оставляя сзади источник жара и света.

Одна… две… три маленькие лодки насчитал он. Парусов не было, но, очевидно, лодки имели какой-то двигатель. На корме их лодки сидел человек. По ширине плеч Саймон узнал Кориса. Капитан гвардии держал руль. Они свободны от ада, который воцарился на месте Салкаркипа, но куда же они направляются?

Туман исчез, а пламя на берегу давало им свет. Но волны не были порождены морем. Должно быть, взрыв передался океану. Поднимался ветер, и люди в лодках начали понимать, что они еще не спаслись, а получили лишь небольшую передышку.