Онлайн чтение книги Жестокие игры богов Working God's Mischief
5. Коннек, Антье

Граф Реймон Гарит был искусным военачальником и правителем и умел убеждать других в своей правоте. Его несколько раз отлучали от церкви разные патриархи. Ужасная кара для епископального чалдарянина, но граф Реймон и в ус не дул. Ведь его отлучали те патриархи, которых в Коннеке не считали законными, так зачем обращать внимание?

Однако в последний раз графа отлучил Безмятежный, а он стал законным патриархом, хоть и с помощью взяток. Безмятежный, или Бронт Донето, затаил на Коннек злобу. Но и его булла была не совсем законной: Донето ведь изгнали из Брота.

Хотя даже в изгнании у Безмятежного оставались друзья и влияние. Особенно рьяно его поддерживала Анна Менандская, за которой стояла мощь арнгендских войск.

– Пока нужно тянуть время, – сказал Реймон Сочии, когда они лежали в постели. – Вот вернется домой Анселин – там многое изменится.

– А почему же ты… Ой! Точно мальчик будет: так и рвется наружу.

– Почему же я – что?

– Думаешь, что Анселин станет что-то менять? Ты разве его знаешь?

– Нет, но знаю, в каком он положении. Шпионы в Салпено все разнюхали.

– Что разнюхали?

– А то, что новый король Арнгенда вполне может сделаться нашим лучшим другом лишь потому, что его мать нас ненавидит.

О разладе между матерями и сыновьями Реймон Гарит знал не понаслышке.

– Ой! Уже скоро! Твой крошка-байстрюк вот-вот выпрыгнет наружу.

Эта шутка Сочии была направлена против Брота и епископальной церкви, ведь их с Реймоном брак не одобрил патриарх, но Гарит шутке не улыбнулся.

– Изъясняйся понятнее, – продолжала Сочия, пытаясь перевести мысли мужа на то, что его беспокоило.

– Анна всегда дурно обращалась с Анселином, открыто отдавая предпочтение Регарду. Ходят слухи, это все потому, что его настоящий отец не Шарльв Полоумный. Но Регард погиб, а Анна своими интригами сама сделала Анселина единственным наследником.

Реймон положил руку Сочии на живот – нежно-нежно, словно перышком погладил. Кожа на животе натянулась и блестела, пупок торчал, будто вот-вот выскочит.

– Так что же – Анселин назло ей станет поступать наперекор?

– Кое в чем. Может быть, почти во всем. Но ему ведь придется иметь дело не только с матерью. И ему не позволят делать что вздумается. – Реймон долгое время смотрел на живот Сочии. – Вполне возможно, сразу после коронации Анну Менандскую упекут в монастырь.

– Она изворотливая, – отозвалась девушка, которой трудно было сосредоточиться на беседе, потому что ребенок разошелся не на шутку. – Ты думаешь, мы победили.

Ничего такого Реймон Гарит не думал.

– С такой точки зрения я на ситуацию не смотрел. Но может, ты и права. По крайней мере, у нас будет передышка.

– А почему вдруг такое разочарование?

– Жизнь наша сильно изменится, если на нас и наше имущество перестанут покушаться.

– Принеси попить. Нет! Господи, только не вина! Воды или пива. Знаю! Принеси воды, которую благословил совершенный! – потребовала Сочия, а потом, напившись, сказала: – Пришла пора звать госпожу Алексинак, – и застонала. – Боль на этот раз сильная. А! – Девушка едва сдержала крик. – Любовь моя, зови повитух! И совершенного.

Сочия и понятия не имела, чем в такой ситуации поможет старик Свечка, но он был рядом в самые важные моменты ее жизни. И сейчас пусть будет рядом, особенно если что-нибудь пойдет не так.

Сочию охватил испуг, и внезапно брат Свечка ей отчаянно понадобился.

– Погоди! Еще кое-что. Если я умру, на ком ты женишься?

Реймон Гарит не был большим знатоком по части женщин, но из этой ловушки сумел выскользнуть.

– Ни на ком, сердце мое. Буду растить сына и чтить твою память.

Не лучший ответ, но худо-бедно сгодился для того, чтобы успокоить жену.

– Вот болтун. Иди зови повитух.

Первый раз брат Свечка увидел новорожденного Люмьера в комнате, куда набилась куча женщин. Кого-то из них он знал, кого-то нет: из знакомых там были Кедла Ришо, госпожа Алексинак и несколько дам, представляющих небольшой двор графа Реймона, а из незнакомых – кормилица и мать Реймона, явно не одобрявшая происходящее. Теперь ее звали сестра Клэр. Последние двенадцать лет бывшая графиня провела взаперти в монастыре, а нынче по настоянию сына явилась взглянуть на своего первого внука.

В присутствии Реймона сестра Клэр ничего не говорила, но ее расстроило, что собралось столько еретиков и ведьм, да и выбор сына она не одобряла: эта соплячка из приграничных земель мало чем отличалась от простой крестьянки.

Брат Свечка держался с сердитой старой монахиней любезно, но его охватило легкое недоумение: Реймон о матери ни разу не упоминал; очевидно, он не слишком-то ее любит, так зачем же звать?

Реймон Гарит руководствовался весьма непростыми моральными принципами собственного изобретения и не всегда мог даже сам себе их объяснить.

Это уже потом Бернардин расскажет совершенному, что Гарит подозревал мать в причастности к гибели отца – тот умер, когда Реймон был еще совсем мальчишкой. Возможно, графиня изменяла мужу. Такие истории слагают коннекские трубадуры, только вот в этой все пошло наперекосяк. Или же дело было в религии. Дальше копать Бернардин не стал.

Сочия сидела в постели. Две женщины пытались привести ее в божеский вид. В юной графине вдруг взыграло тщеславие?

– Совершенный, я так рада. Идите сюда. Гоните с дороги этих старых ворон.

Гнать никого брат Свечка не стал и очень осторожно приблизился к кровати. Среди присутствующих легко было определить майсалянок и чалдарянок. Но вот понять, какие из чалдарянок поддерживают Брот, а какие почившего в бозе вискесментского патриарха, было уже сложнее. Епископальных чалдарянок присутствие Свечки оскорбляло: мало того что мужчина, так еще и еретик.

Сочия подлила масла в огонь – похлопала по постели рядом с собой и сказала:

– Садитесь. Взгляните на него. Как он вам?

Монах сказал, что думал:

– Он должен быть в материнских руках, пить материнское молоко.

В комнате воцарилась тишина. Женщины изумленно уставились на старика, да и Сочия не особенно обрадовалась его словам.

– Сочия, ты его мать, так будь ею. Не дай тщеславию встать между вами. И всему остальному тоже. Сестра Клэр, вы ведь не сами вскормили Реймона? – Замечание Свечки угодило прямо в цель. – Сочия, это прекрасный мальчик, безупречный во всех отношениях. Если вырастить его должным образом, он станет достойным наследником графу Реймону.

Сочия сердито кивнула. Она не раз слышала рассуждения брата Свечки о том, почему столько вельможных сыновей вырастают злодеями или просто неумехами.

С этим трудно было поспорить: зачастую великих и любимых подданными владык сменяли на троне дурные наследники.

– Рианна, дайте сюда дитя, пожалуйста, – велела Сочия и, принимая ребенка из рук кормилицы, сказала: – Совершенный, я назову его Люмьером.

– Чудесно. Дай Боже, чтобы он вырос достойным своего имени.

Мать Реймона, скрипя зубами, что-то пробормотала себе под нос, но негромко – чтобы не навлечь на себя порицание. Ее, скорее всего, предупредили заранее.

Свечка вздохнул. Религиозные разногласия – такое сумасшествие. Когда иноземные захватчики не трогали Коннек, тут все шло так же гладко, как при Древней Империи.

– Вы, конечно же, станете его восприемником, – заявила Сочия.

– Мудрое ли это решение? Мне уж недолго осталось.

– Мудрое? Не знаю. Но правильное, и я так хочу. Хотите подержать?

Ребенок успел заснуть, уткнувшись в грудь матери.

– Я непременно его уроню! Еще головой стукнется об пол.

– Не уроните! С Кедловыми-то малявками как-то управлялись.

– Если уронить ее бесененка, на тебя не накинется огнедышащий граф. Кстати, об огнедышащих графах, где Реймон?

– Не знаю. Видела его после родов. Реймон сказал, нужно возглавить дозорный отряд. Что-то стряслось возле Дешара, неподалеку от Вискесмента. Может, Анна и Безмятежный шалят.

Брат Свечка нахмурился. И это в день рождения сына? Отряд мог бы возглавить и Бернардин.

Нужно Реймону научиться доверять дела другим.

В Сочии мигом проснулось любопытство. Когда речь заходила о политике, а Анна и патриарх – это точно про политику, она тут же забывала о Люмьере.

Старик взял ее за руку и не отпускал, внимательно изучая собравшихся здесь женщин.

То, что он увидел, не слишком его обнадежило – вряд ли Люмьера сумеют тут воспитать.

Мальчик, как и его отец, сблизится лишь с двумя женщинами – собственной кормилицей и няней. Его научат ставить их ниже себя или тихо презирать, и со временем он начнет относиться так ко всем, кто ниже его по положению.

Каким-то чудом графу Реймону удалось не поддаться этому пороку.

– Сочия, ты же меня знаешь, я мрачно смотрю на жизнь. Не принимай близко к сердцу мои угрюмые размышления о будущем Люмьера.

Свечка принял решение: ради этого младенца он не вернется в Сен-Пейр-де-Милеж, но останется в Антье.

И быть может, пока Господь не призовет его к себе, монах успеет научить мальчика осознавать реальность.

– Мрачно смотрите на жизнь? Да вы, пожалуй, слишком уж радужно на нее смотрите в нынешние-то суровые времена. Мы вас еще удивим. Зарубите себе на носу: вы остаетесь тут, пока Люмьер не вырастет и не станет мужчиной.

– Быть может, именно столько времени мне и нужно будет, чтобы снова стать совершенным, я ведь перестал им быть, как раз когда тебя встретил.

– Вечно-то вы со своими заумными рассуждениями и шуточками. Давайте берите его. Я настаиваю.

Интонации, прозвучавшие в голосе Сочии, совершенного обеспокоили.

Он взял младенца. Тот немедленно открыл голубой глаз. Глаз этот толком не мог еще ни на чем сфокусироваться, но брат Свечка вообразил, что малыш его запоминает.

Такие маленькие крохи похожи на сверхъестественных созданий.