Онлайн чтение книги Крушение Wreckage
Глава 6. Лили – день первый

Рейс 1261

Стюардесса стоит в передней части салона и произносит свой обычный спич на тему ремней безопасности и спасательных жилетов, но я ее не слушаю. Я наблюдаю за Дейвом Холлом. Он сидит, прижавшись лбом к окну, и смотрит наружу. Лица его я не вижу. Но, как раз когда Тереза показывает, как надевать кислородную маску, он трет себе висок и, кажется, смахивает слезинку.

Завершив представление, Тереза садится в кресло через проход от Дейва и пристегивается для взлета. Все молчат. Дейв Холл сидит, как замороженный, и пристально глядит на океан, пока наш самолетик карабкается в небо. Сила тяготения вдавливает меня в кресло, и я с удовольствием подчиняюсь, бросив последний взгляд на остров Фиджи, такой сочно-зеленый сверху, весь в пене океанского прибоя, словно в ожерелье. И вот уже в иллюминатор не видно ничего, кроме воды, синей, точно сапфировой, и сверкающей под лучами солнца.

Когда самолет, наконец, выравнивается, я снова берусь за книгу. Это любовный роман, не из тех, какие я читаю обычно, но у меня было с собой всего десять долларов, и ни на что приличное их не хватило. Сейчас я как раз на середине бурной любовной сцены. Невольно краснея, поспешно пролистываю главу, ища страницы, свободные от описаний разных частей тела и их пульсаций.

Но у меня в ушах неотступно звучит голос Дейва Холла: «Это могли быть наши дети… Как ты могла забыть?» Я захлопываю книжку и со вздохом провожу рукой по своим нечесаным волосам, пальцами разделяя их на пряди. Да, лететь нам еще долго.

Раздается резкий звуковой сигнал. Стюардесса расстегивает свой ремень, встает и поворачивается к нам.

– Вот теперь можно включать всякие электронные штучки. Любые, кроме телефонов. – Она бросает на Дейва взгляд, точно хочет что-то добавить, но, сдержавшись, уходит на цыпочках в свой камбуз.

Что ж, значит, пришла пора развлечься. Я убираю рюкзачок подальше, чтобы не мешал, и плюхаю себе на колени тяжелую черную сумку с лэптопом. Обычно я не беру с собой компьютер, когда еду к морю, но в этот раз Джерри загрузил в него специальную программу для видеозвонков. Так что я видела обоих моих мальчиков в первый день школы, да и во все остальные дни тоже. Конечно, это не то же самое, что быть прямо там, с ними, но все же гораздо лучше, чем телефон.

Я достаю из специального отсека серебристую камеру и соединяю ее с компьютером при помощи белого шнура. Все время, пока мы в отпуске, я посылаю на почту Джерри картинки и рассказы о том, как мы отдыхаем, чтобы он читал их детям. В моей обычной, заурядной жизни обитательницы тихого пригорода и домохозяйки мне не часто приходится играть роль путешественника и исследователя, – и это вполне меня устраивает, кстати, – но показать детям, что я могу быть кем-то еще, а не только мамой, тоже хочется.

Наверное, именно поэтому мне так тяжело было пропустить первый день Дэниела в детском садике. Раньше он казался мне таким далеким, этот первый день, и я рассматривала его как своего рода повышение в статусе, не только для него, но и для себя как матери. И вот он пришел, а с ним пришла и пора принимать кое-какие решения. Джерри советует мне не спешить возвращаться на работу, но я не хочу провести остаток своих дней, полируя серебро и сортируя стирку. Да и Джилл давно уже просит, чтобы я вернулась в среднюю школу Стивенсон хотя бы на подработку, взяла несколько часов истории, даже обещает мне мою прежнюю классную комнату. Будет хотя бы место, где хранить книги по истории Гражданской войны. Но вся беда в том, что я не знаю, готова ли снова стать учительницей. Ведь мне придется иметь дело с подростками и, хуже того, с их родителями…

Джерри считает, что мне надо вернуться в колледж и защитить магистерский диплом, который я отложила в долгий ящик, когда он сам пошел учиться на юриста, но мысль о том, чтобы снова стать студенткой, пугает меня почти так же сильно, как предложение сигануть с высокой скалы в море. Хотя, с другой стороны, когда мы были на Тавойни-айленд, я буквально жила на шестидесятифутовой вышке для прыжков. И что такое пара лет в колледже по сравнению с этим?

Пока два электронных устройства обмениваются информацией, я снова украдкой взглядываю на Дейва Холла. Он тоже держит на коленях компьютер, но, кажется, даже не глядит на мерцающий голубой экран. Его взгляд устремлен на какое-то пятнышко на стене напротив. Отчего же у него такой вид – несчастный?

О, нет, опять это неодолимое желание помогать и утешать. Но ведь можно же мне сесть на место Терезы, ненадолго, и поболтать с ним минуту-другую? Конечно, его жизнь это не изменит и мировых проблем не решит, но, если он станет хоть чуточку повеселее, уже хорошо. Джерри терпеть не может, когда я ко всем лезу со своей помощью, но ничего не поделаешь, я такая. Горбатого, как говорится, могила исправит.

Посмотрев внимательно на мирно посапывающую Маргарет и убедившись, что она спит, я встаю и на цыпочках приближаюсь к пустому креслу Терезы. Не удержав равновесия, больно ударяюсь бедром о подлокотник. Сажусь, тихонько поскуливая, и щелкаю ремнем безопасности. Дейв Холл поворачивает ко мне голову. Судя по его удивленному лицу, он думал увидеть Терезу. Не зная, что делать дальше, я протягиваю ему руку.

– Здравствуйте. Я Лиллиан.

Он смотрит на мою протянутую ладонь так, словно не знает, что это такое. Н-да, ошибочка вышла. Но я не успеваю убрать руку, как Дэйв Холл щелкает крышкой своего ноутбука и заталкивает его под сиденье. Потом, словно очнувшись, наконец, от долгого сна, хватает мои обмякшие пальцы и стискивает их так, что мне становится больно. Я даже подаюсь вперед, боясь, как бы он в порыве энтузиазма не выдернул мне руку из запястья.

– Здравствуйте, миссис Линден, я Дэвид Холл. – Он говорит так быстро, что слова у него путаются, наступая на пятки друг другу. – Пожалуйста, зовите меня просто Дейв. Я здесь для того, чтобы ваша поездка стала идеальной. Поэтому с любыми вашими просьбами и пожеланиями обращайтесь ко мне. – Он тычет себя в грудь пальцем и добавляет: – Я здесь для вас.

– Что ж, Дейв, – я произношу его имя медленно, – обязательно включу вас в список номеров быстрого набора, на всякий пожарный. Но сейчас я просто подошла поздороваться. Не буду вас больше отвлекать, у вас же работа. – Я бы сбежала, но он все еще держит меня за руку.

Его лицо тускнеет прямо на глазах, хватка обмякает.

– По-дурацки получилось, да? – Отчаяние глядит из его глаз, звенит в голосе. – Извините меня, можно я попробую еще раз?

Судя по всему, я ухитрилась добиться того, что от моего присутствия мистеру Холлу стало еще хуже. Потрясающе. Тоже мне, палочка-выручалочка выискалась…

– Послушайте, – говорю я, мягко высвобождая свою руку. – Я пойду на свое место. Было очень приятно познакомиться с вами, Дейв.

– Миссис Линден, пожалуйста, не уходите, – говорит он и даже протягивает ко мне руку, точно умоляя остаться. – Обычно я лучше делаю свою работу.

На пальце у него вспыхивает золотой ободок обручального кольца, привлекая мое внимание. Оно такое же, как у Джерри, – продается в ювелирной секции любого супермаркета «Сирс» за пятьдесят долларов. И, так же как у Джерри, годы непрерывной носки приглушили его изначальный блеск, сообщив ему приятную матовость. Помню, когда я покупала это кольцо для Джерри, продавщица сказала мне, что он может прийти и отполировать его, когда захочет, абсолютно бесплатно. Но время шло, и когда наш брак стал измеряться уже не днями, а годами, мне стала дорога эта благородная потертость. Каждая царапинка, каждая вмятинка на этом золотом ободке – память о днях и событиях, пережитых вместе, и я ни за что не хотела бы ее стереть. Черт, и зачем оно только попалось мне на глаза, это его кольцо? Теперь придется остаться.

– Нет, нет, пожалуйста, не огорчайтесь из-за такой мелкой оплошности, – говорю я как-то уж чересчур выразительно, стараясь его ободрить. – Не пройдет и недели, как я сяду в такую лужу, что хуже не придумаешь, и мы будем квиты.

Он искоса смотрит на меня и улыбается.

– Знаете, это надо записать в ваше досье. В качестве предостережения.

– Какое еще досье? – Ну, слава богу, он уже шутит. – Вы что, шпионили за мной, мистер Специалист по Связям?

– Не я, за вами шпионил «Карлтон йогурт». А я – просто невинный наблюдатель. Читаю предоставленную мне информацию.

И он поднимает перед собой обе ладони, точно отражая невидимую атаку. Когда Дейв улыбается, у меня точно пелена с глаз спадает, и я впервые вижу его по-настоящему. Он примерного одного роста с Джерри, то есть довольно среднего, но из-за почти черных кудрей, которые приподнимаются у него на макушке, кажется выше. Лицо у него смуглое, кожа ровная, гладкая, темные ресницы окаймляют ярко-голубые глаза.

Нет, он, конечно, не совершенство. При улыбке нос у него сдвигается чуть набок, да и несколько лишних фунтов веса определенно найдутся. И все же он настолько хорош собой, что мне даже становится неловко – как это я навязалась к нему в компанию.

– Невинный, как же. – Я смеюсь, чтобы справиться с неловкостью. – Раз уж у вас такие связи, что вас каждый год отправляют в эту поездку, то вы точно не трудитесь, как пчелка. – Дейв приподнимает смоляную бровь. – Да, да, я говорила с Дженис, и она тоже дала мне небольшое досье на вас.

Он кладет руки на подлокотники и принимает точно такую же позу, что и я, только при этом у него под загорелой кожей выступают мускулы. Фыркает и разглядывает меня так, что я не знаю, куда девать глаза.

– Что ж, Лиллиан, – говорит он, опуская голос на октаву ниже, чем прежде. – Давайте договоримся: я покажу вам ваше досье, если вы покажете мне мое.

Вокруг внезапно наступает такая тишина, что у меня начинает звенеть в ушах. Что это, он со мной флиртует? Столько лет ни один мужчина, кроме мужа, не проявлял даже мимолетного интереса к моей особе, что я уже забыла, как это бывает, и совершенно не знаю, как реагировать. О, господи, может быть, он думает, что я тоже флиртую с ним?

Нет, только не это! Я трижды поворачиваю обручальное кольцо с камушком вокруг пальца, отчаянно соображая, как мне теперь выпутаться из этой ситуации, свести все к шутке. Может, так прямо и сказать: я, мол, женщина замужняя, а вы меня смущаете? Но нет, мне ведь целую неделю быть с ним на острове, так что, как бы я ни повела себя сейчас, все равно все закончится неловкостью.

И тут, прежде чем я успеваю что-нибудь придумать, лицо Дейва заливается краской.

– Ой, простите меня, пожалуйста, вот это прозвучало совсем грубо. Я не хотел… то есть я хотел… в общем, это так прозвучало… г-хм… – И он ошарашенно проводит по губам ладонью. – В общем, лучше мне, наверное, помолчать.

Мне сразу становится так легко, что я начинаю смеяться.

– И совсем это не грубо…

Дейв тоже смеется.

– Кстати, для протокола: это не я первый на вас напал.

От этих его слов мне вдруг становится так смешно, что я хохочу уже во все горло и не могу остановиться, пока из камбуза не появляется Тереза, ее брови высоко подняты от любопытства. Тогда мы оба утихомириваемся и только хихикаем.

– Извините, – говорю я, все еще не отдышавшись. – Я заняла ваше кресло. – И начинаю расстегивать ремень, опустив голову так, что волосы целиком скрывают мое лицо, зардевшееся от смущения, которое только усиливает намек в ее поднятых бровях.

– Не страшно, детка; похоже, вам вдвоем весело, – отвечает она с таким глубоким подтекстом в голосе, что мне сразу хочется сделаться маленькой-маленькой и спрятаться куда-нибудь в отделение для сумок. – Может, принести вам выпить?

Я сразу хватаюсь за возможность сменить тему.

– Я бы выпила чего-нибудь холодного, с кофеином.

– А тебе, милок? – Она кивает Дейву, в глазах у нее пляшут чертенята. – Может, пивка?

– Нет, просто воды, спасибо, – говорит Дейв. Судя по его опущенным плечам, он снова вспомнил про свои неприятности. Н-да, что-нибудь покрепче воды ему сейчас явно не помешало бы.

Тереза ныряет обратно в камбуз и почти молниеносно возвращается оттуда с нашими напитками, а мы сидим и делаем вид, будто даже не глядим друг на друга. Когда у нас в руках оказываются пластиковые стаканчики, Дейв снова поворачивается ко мне.

– Выпьем за частный остров в сердце рая, – предлагает он.

– Выпьем, – соглашаюсь я и легко касаюсь его стаканчика своим.

Дейв одним большим глотком расправляется с содержимым своего стакана, а потом начинает мять его в руках, не зная, что с ним делать. Я пью медленно, маленькими глоточками, разглядывая его руки, пальцы с коротко подстриженными и явно обработанными пилкой ногтями, которые, кажется, вслух говорят: «Мы наманикюренные». Да, этот парень явно не из Миссури.

– Миссис Линден, – начинает он. Я тут же опускаю глаза в свой стакан, от души надеясь, что он не успел заметить, как я его разглядываю.

– Пожалуйста, зовите меня Лиллиан. А то, когда проснется вторая миссис Линден, мы запутаемся. – Я жду, когда Дейв продолжит, но он смотрит на свой стакан так, словно ждет, что тот сейчас заговорит. – Дейв, у вас всё в порядке? – шепчу ему я.

– Да, ничего страшного, переживу. Мне, правда, жалко, что так вышло с телефоном: я же знаю, все слышали. Мы с женой пытаемся…

Я поднимаю ладонь, останавливая его.

– Дейв, вам не обязательно мне что-то рассказывать. Я подошла к вам не из любопытства. Просто хотела убедиться, что с вами всё в порядке.

Его губы смыкаются. От сдерживаемой улыбки на щеках проступают тонкие морщинки.

– Спасибо, Лиллиан. – Дейв снова глядит в свой стакан, и я воображаю, как он мысленно наполняет его словами, которые я не дала ему сказать вслух. – Правда, большое спасибо. И вообще, я мог бы сразу догадаться. Ведь в вашем досье сказано, что вы человек добрый и отзывчивый.

Я тычу его пальцем в плечо и хихикаю.

– Нет, вы точно покажете мне это досье еще до конца недели. – Его низкий, бархатистый смех мешается с моим.

И мы продолжаем болтать так, будто знаем друг друга всю жизнь. Избегать серьезных тем оказывается ничуть не сложно. Я рассказываю ему о доме, о Джерри и мальчиках и, в конце концов, показываю ему все до единой их фотографии, какие есть у меня в бумажнике. Он, в свою очередь, рассказывает мне дико смешную историю о победительнице Поездки Мечты 2005 года, которая напилась так, что даже пыталась соблазнить его. Это в восемьдесят-то два года! В общем, наш разговор катится так гладко, что я даже не замечаю, как небо начинает темнеть, а солнце опускается к западу, окрашивая облака под нами в розовый цвет.

– Ох, вы только поглядите, какая красота. – Дейв смотрит на облака внизу, а те прямо на глазах меняют форму и цвет, точно хамелеоны.

Я ничего не успеваю сказать, потому что в этот момент раздается громкий хлопок, и наш самолет начинает крениться набок. Я машинально пригибаюсь, словно для того, чтобы избежать удара.

– Что это было?

Подняв голову, я вижу Дейва, который застыл, глядя в окно.

– Я… я вижу дым. Кажется… кажется, наш самолет… горит.

– Дейв, – начинаю я голосом опытной мамаши, – все будет в порядке, вот увидите. Вы когда-нибудь встречали человека, побывавшего в авиакатастрофе? Ведь нет, правда? Вот и с нами все будет хорошо, я даже не сомневаюсь. – В этот момент я напоминаю себе воспитательницу из детского сада, терпеливо объясняющую перепуганному малышу, что большой полосатый шмель, который жужжит так громко, сам боится его больше, чем он – шмеля.

Однако уверенность моя больше показная. Обернувшись, я смотрю на Маргарет. Ее голова свесилась на плечо, грудь мерно опускается и поднимается. Ага, значит, здесь этот адский грохот и турбулентность ей нипочем, спит себе спокойнехонько, а когда приезжает к нам, то подавай ей нашу с Джерри спальню, потому что на первом этаже, видите ли, шумно. Но мне как-то очень не по себе, и я оставляю возмущение до лучших времен. Слава богу, что она пристегнута.

В салон вбегает Тереза.

– Слушайте все: у нас маленькая техническая неполадка, но это не страшно, так как до места нам осталось всего сорок пять минут. Кент считает, что все будет нормально. Смотрите только, пристегнитесь как следует, и все будет в шоколаде, так он сказал. – Она умолкает и наклоняет голову на бок. – Эй, это твой лэптоп, детка?

Она обращается ко мне. А я и думать забыла про свой компьютер, который лежит позади меня на сиденье моего кресла.

– Да, но он выключен. И я даже не выходила в Интернет, честное слово, – говорю я, внезапно встревоженная тем, что это, может быть, из-за меня все получилось.

Тереза улыбается.

– Да все нормально. Только лучше сунь его под сиденье, когда будет возможность, о’кей? Может быть, нас слегка тряхнет. Но совсем чуть-чуть.

Ее спокойствие кажется мне неестественным. По моим ощущениям, мы сейчас в чем угодно, но только не «в шоколаде». Ведь наш правый двигатель задымился не без причины, да и грохот был такой, что у меня зазвенело в ушах. А вдруг мы все же не дотянем до аэропорта? Что, если это серьезно?

Дейв тоже, похоже, не удовлетворен объяснением.

– Тереза, что там у нас за проблема? – Я вижу, что он пытается казаться спокойным и собранным, но предательская дрожь в голосе выдает его.

Стюардесса как раз переступает с ноги на ногу, когда самолет со страшным треском вдруг заносит куда-то в сторону.

Тереза всей спиной ударяется о дверь туалета и падает на пол. Свет в салоне гаснет. Самолет скрипит и стонет. Нет, он явно больше не выдержит и вот-вот разлетится на куски.

Я уже вполне убедила себя в том, что наш самолет сейчас нырнет носом вниз в океанские волны, когда он неожиданно выравнивается, и даже свет продолжает гореть. Электричество привычной желтизной заливает все вокруг, придавая всем вещам подозрительно нормальный вид. Только у Дейва слегка растрепались волосы. Тереза в порядке, она уже встает.

– Пусть Кент говорит, что хочет, но вы тоже имеете право знать, по-моему, – пыхтит она; ловко балансируя на шпильках, прижимается спиной к внутренней обшивке фюзеляжа и вцепляется в нее руками. – Мы потеряли двигатель. Дотянуть можно и на одном, но сохранить высоту не получится, так что лететь придется не над облачностью, как до сих пор, а прямо сквозь нее, или даже под ней. – Она набирает полную грудь воздуха. – Мы летим в грозу.

Вспышка молнии снаружи затопляет своим мертвенным светом весь салон, и электричество снова мигает. Самолет подпрыгивает так, что ремень безопасности налезает мне на бедра, а джинсовый пояс шортов больно врезается в тело. Дейв вцепляется обеими руками в подлокотники с такой силой, что у него белеют ногти.

Терезу бросает из стороны в сторону от каждого толчка.

– Тереза, садитесь. – Я снова начинаю возиться с ремнем безопасности.

Но стюардесса мотает головой и, отчаянно напрягая голос, чтобы перекричать шум, кричит:

– Не снимай ремень! Это опасно!

И тут земное притяжение почему-то исчезает. Мы снова летим вверх, натягивая ремни; вторая вспышка молнии озаряет салон. Когда самолет выравнивается, Тереза опять лежит на полу, сбитая с ног, как и в первый раз. Волосы полностью закрывают ей лицо, но сквозь них я вижу ее глаз; он смотрит на меня, не мигая, а ее правая рука вывернута неестественно, как у брошенной куклы. И голова так близко склонилась к плечу, что, кажется, еще чуть-чуть, и ее щека коснется лопатки. И вообще, она лежит так тихо, так устрашающе-неподвижно, что напоминает марионетку, выпавшую из рук кукловода.

– Тереза! – Я пробую дотянуться до нее, не расстегивая ремня. Самолет ныряет, злобно стеная, точно кляня законы физики.

– Дейв! – кричу я, как будто надеюсь, что у него есть план, или парашют, а то и суперспособности, но он сидит, закрыв глаза, точно молится. Может, и мне пора сделать то же самое?

– Дейв, ДЕЙВ!

Он вздрагивает, открывает глаза, смотрит на неподвижное тело и ошеломленно спрашивает:

– Что случилось?

– Тереза умерла, – ору я. – Кажется, сломала шею.

– О боже мой, боже! – вопит Дейв. – Что происходит? Как это все случилось?

И тут, словно по команде, включилась громкая связь. Сквозь треск помех раздался голос пилота; он говорил профессионально-спокойно и гладко, как по писанному. Вряд ли он сохранил бы хладнокровие, если б знал, что всего в нескольких шагах от него лежит на полу Тереза с переломанной шеей.

– К сожалению, по ряду серьезных технических причин я вынужден посадить самолет на воду. Пожалуйста, не расстегивайте ремни, сядьте прямо и наденьте спасательные жилеты, расположенные у вас под креслом. Не надувайте их, пока самолет не сядет. Надев спасательные средства, следуйте указаниям Терезы – она покажет вам, как занять наиболее безопасное для посадки положение и как найти выход. – Громкоговоритель смолк.

Значит, мы все же падаем. Трясущимися руками я натягиваю на себя ярко-желтый спасательный жилет, зная, что мне, может быть, даже не придется им воспользоваться, поскольку меня может разнести на куски от удара о воду и я больше никогда не увижу детей и мужа.

Что же я сказала им в последний раз? Говорила ли я Джерри, что очень его люблю и считаю своим самым лучшим другом? И зачем только я спорила с ним из-за этой дурацкой поездки? О боже, каким он будет чувствовать себя виноватым теперь…

Джош, мой первенец. Когда мы с ним вернулись домой из роддома, я целый месяц не спускала его с рук, даже если он спал. А по ночам в кровати сворачивалась вокруг него клубком так, чтобы он лежал между моими руками и ногами, как в колыбельке, и смотрела, как тихо поднимается и опускается его крошечная грудка. И вот я никогда не увижу его взрослым… Его и малыша Дэниела, у которого всегда грязные ногти и который всегда первым смеется над любой моей дурацкой шуткой. Будет ли он хотя бы помнить меня, когда вырастет?

Застегивая последнюю пряжку жилета, я стараюсь не потревожить болтающийся белый шнурок. И тут вспоминаю – Маргарет. Господи, я так увлеклась разговором с Дейвом Холлом, что совсем забыла о своей спящей свекрови. Я хочу повернуть голову, но гравитация вдавливает меня в кресло так, что слезы бегут из глаз прямо в волосы, оставляя жгучие мокрые дорожки на висках. И зачем я сопротивляюсь? Может, действительно лучше помолиться напоследок, приняв как данность свою скорую смерть? Может, и для Маргарет так будет лучше – умереть во сне, прожив долгую, наполненную жизнь, насладившись под конец фантастическими каникулами?

Но тут во мне просыпается протест, прогоняя прочь сомнения и страхи. Я не сдамся. Буду бороться и за себя, и за Маргарет. Напрягая шею, все же поворачиваю голову вбок.

– Маргарет! Маргарет! – ору я. Она уже очнулась, но ничего не соображает. – МАМ! Я здесь, впереди.

Она бесцельно шарит глазами повсюду, пока не натыкается на мой взгляд. Ее пальцы вздрагивают – она хочет протянуть ко мне руку, но не может, пригвожденная к креслу той же силой, что и я.

– Лиллиан! Что происходит?

– Посадка на воду. Слушай меня внимательно. Надо надеть спасательный жилет. Он у тебя под креслом.

– Я не могу. – Она пытается бороться, но недостаточно. – Не могу… о, Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы я оказалась дома. – Она зажмуривается. – Отнеси меня домой, к Чарли.

– НЕТ, Маргарет, НЕТ! Нельзя сдаваться. Я тебе запрещаю. Надевай жилет. Быстрее. НЕМЕДЛЕННО!

Ее лицо мокро от слез.

– Я люблю вас всех. Передай Джерри. И мальчикам.

И тут мир вокруг меня взрывается. Мимо проносится металлическая молния и врезается в обшивку в дальнем конце салона. Серебристые осколки наполняют воздух, словно конфетти, – это остатки моего фотоаппарата, они же предвестники грядущих, еще более страшных разрушений. Сила, которая наваливалась на меня прежде, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой, вдруг куда-то исчезает. Тереза рассказывала, какую позу надо принять перед ударом о воду, но я не помню.

Что-то тяжелое ударяет меня в плечо, на миг вышибая из моих легких весь запас воздуха. Пытаясь вдохнуть ртом, я утыкаюсь лицом в опущенные колени и просовываю под них руки.

Ощущение такое, словно мы на полном ходу несемся по ухабистой дороге, трясет так, что руки норовят выскочить из-под меня, хотя я придавливаю их всем своим весом. Второй мотор, тот, который еще работает, взвывает, наполняясь водой, и, наконец, захлебывается. И тогда наш самолет делает последний рывок и останавливается.

Я чувствую, как вода затекает мне в кроссовки, и понимаю, что жива. Я оглядываюсь, поворачивая голову сначала в одну сторону, потом в другую, но ничего, кроме темноты, не вижу.

Расстегнув ремень, отталкиваюсь от сиденья и встаю. Ноги дрожат. Я вцепляюсь руками в подголовники кресел и хлюпаю по воде, которая уже поднялась на несколько дюймов. Чей-то голос разбивает оглушительную тишину:

– Лиллиан? Это вы?

Дейв. Похоже, он еще не встал с кресла. Значит, я не одна. Мысль о том, чтобы оказаться одной в такую минуту, страшит не меньше мысли о смерти.

– Дейв, слава богу! Выбирайтесь оттуда. Самолет тонет. – Почему-то мой голос звучит спокойно. – Маргарет, ты слышишь? Нам всем надо выбираться, – кричу я в темноту за своим креслом.

– Погодите, – говорит мне Дейв, – кажется, мне нужна помощь. Я… не могу расстегнуть ремень.

– Держитесь, я сейчас. – Через два шага я врезаюсь в него, а мои руки оказываются на его лице. Лоб у него мокрый и липкий. Кровь. Стараясь не обращать внимания на металлический запах, я на ощупь опускаю руки вдоль его лица, нахожу ворот его рубашки-поло и почему-то чувствую себя виноватой за то, что пачкаю ее кровью. Вода уже покрывает мне лодыжки, когда я, наконец, справляюсь с его ремнем безопасности и отступаю назад, но он по-прежнему не двигается. Мое нетерпение нарастает. Маргарет не издала еще ни звука с тех пор, как мы сели. Я должна найти ее и помочь ей.

– Не могу встать, голова кружится.

– Держитесь. – Я хватаю его за руки и кладу их себе на плечи. – Надо вставать.

Я тяну так, что у меня начинают гореть все мышцы. Дейв наконец поднимается, но его шатает, и он падает на меня так, что его голова вдавливает мою мне в грудную клетку, пережимая горло.

– Дейв, очнитесь! Пожалуйста, вставайте, надо прийти в себя! – хриплю я и тихонько встряхиваю его.

Самолет качается на волнах из стороны в сторону, крупные капли дождя барабанят снаружи по обшивке. Включаются мертвенно-синие аварийные огни, но их моргание только мешает видеть.

Дейв кашляет.

– Я в порядке, в порядке.

– Вы можете стоять? Мне надо добраться до Маргарет.

Он снимает свою голову с моей, делает шаг в сторону, его снова шатает, но он не падает.

– Все нормально. Идите, – говорит Дейв, прислоняясь к стене. – Только быстрее.

Когда мои глаза привыкают к световому стаккато аварийных огней, я различаю позади себя очертания кресла, но Маргарет в нем нет. Вода уже плещется в районе моих коленей.

– Мам, мам! – кричу я. Шатаясь, делаю шаг вперед, нащупываю опустевший подголовник ее кресла и веду ладонями вниз, по бороздкам мягкой кожи, пока не утыкаюсь в ее согнутую спину. Она вот-вот захлебнется, до того низко свисает в проход ее голова.

Я становлюсь рядом с ней на колени, вздрагивая, когда холодная океанская вода проникает мне под одежду. Лица ее я разглядеть не могу, но дыхание слышу. Приподнимая ее одной рукой, другой тянусь к пряжке ее ремня, как вдруг натыкаюсь на что-то угловатое и твердое. Не задумываясь, я сбрасываю это в воду и одним рывком расстегиваю ремень – злость, а не страх придает мне силы.

Маргарет оказывается тяжелой, словно кожаный мешок с мокрым песком. Я хочу поднять ее, как поднимают спящих детей, и просовываю одну руку ей под колени, а другой обхватываю ее за плечи. Сидя на корточках, для равновесия упираюсь задом в кресло за моей спиной и силюсь подняться. Но мне удается оторвать ее от сиденья не больше, чем на дюйм.

О боже, нет! Как же мне ее вытащить? Мало того, что наш самолет упал, что прямо на моих глазах умерла Тереза, так теперь мне еще придется выбирать между спасением своей жизни и жизни Маргарет?

Эта мысль приводит меня в бешенство, и оно придает мне сил. Вцепившись в свекровь так, что ее сухая старческая кожа едва не лопается под моими пальцами, я снова тяну на себя, чувствуя, как у меня начинают дрожать руки – от усталости, злости или холода, не знаю. Только теперь она не поддается моим усилиям и на дюйм. Судорога сводит мне руки, ползет по телу, по ногам, и скоро меня уже трясет так, словно я продолжаю скакать по волнам вместе с самолетом.

И тут, когда я готовлюсь к третьему рывку, кто-то трогает меня за спину, между лопаток. Это Дейв. Он стоит надо мной.

– Я открыл аварийную дверь, – говорит он, потемневшая от воды и крови рубашка облепляет его торс. – Дернул рычаг спасательной лодки, так что она должна уже надуваться. Надо спешить, а то вода закроет двери.

– Не могу… – Мой голос прерывается. – Не могу ее поднять. Не могу вытащить.

– Не знаю, получится ли у меня, но дайте, я попробую.

Дейв опускается рядом со мной на корточки так, что оказывается почти по горло в воде. Обхватив Маргарет за плечи, он наваливается на меня, и я широко расставляю ноги, чтобы не потерять равновесие.

Я вижу, как блестят в темноте глаза Дейва Холла, и когда я встречаю его взгляд, полный уверенности в успехе, то невольно успокаиваюсь.

– Готовы, Лиллиан? – Я слабо киваю. – На счет три. Раз, два, три!

Почти без усилий мы встаем, поднимая на руках Маргарет, которая кажется теперь почти невесомой. Я перестаю дрожать.