Онлайн чтение книги Золотое руно
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ. Руно возвращено Зевсу

В тот вечер аргонавты пировали в зале Пелия после того, как хорошо окурили его серой и арабским ладаном и обрызгали стены внутри и снаружи очистительной водой. Три топора и большой котел они посвятили богине Персефоне, в святилище которой за городом нашли убежище три преступные царевны. Никто не посмел ничего сделать с Медеей, но все женщины и мужчины, за исключением Ясона, избегали ее взгляда и общества, они даже бледнели, если ее тень пересекала им дорогу. Однако, она доставила им большое удовольствие, когда они сидели за десертом, встав и прилюдно побудив Ясона добровольно отказаться от престола Фтиотиды в пользу его двоюродного брата Акаста. А мог ли он поступить иначе? Разве он однажды не заявил при свидетелях на многолюдном жертвоприношении, что не претендует на богатства своего дядюшки? Царь без богатств, — сказала она, — это все равно, что наконечник копья без древка, и поскольку Акаст по доброй воле не уступит свое наследство, будет ли благоразумно или пристойно для царя Ясона ходить оборванным и выпрашивать корки и мясные объедки со стола своего богатого двоюродного брата? Кроме того, хотя она и не присутствовала в царской спальне, когда ударили топоры, она не может рисковать вызвать неудовольствие некоего духа, поселившись в Иолке. Ясон погрузился в мрачные раздумья и сперва не отвечал. Но когда товарищи играючи забросали его хлебными корками и мясными объедками, он ответил, что последует ее совету, хотя ему горько отказываться от того, что принадлежит ему по праву, выказав тем самым пренебрежение к своему отцу Эсону и деду Кретею; и в награду за свое великодушие он призвал своих товарищей помочь ему, если потребуется, возвести на престол Эфиры Медею и его самого. Это все они пообещали сделать единогласно, ибо они боялись гнева Медеи в случае отказа.

На следующий день, сидя на фтиотийском престоле в великолепной короне, облачении и с увенчанным головой овна скипетром Афаманта, который сам Ясон вложил ему в руку, царь Акаст призвал к священному молчанию и провозгласил приговор о вечном изгнании из Иолка Медеи, Аталанты, Ясона, Идаса, Кастора, Поллукса и Периклимена, как либо подстрекателей к убийству его отца, либо соучастников, а также и самих убийц — трех царских сестер. Этот приговор не вызвал удивления, поскольку не по-сыновнему было бы провозглашать любой другой; он проявил заметную мягкость, позволив всем виновным оставаться в Иолке, пока не состоятся погребальные игры в честь Пелия. Акаст торжественно открыл игры в тот же день, и когда они должны были начаться явился Геркулес, вернувшийся недавно с острова Гесперид с корзиной, полной священных апельсинов, которые ему велено было принести царю Эврисфею. Аргонавты сразу же столпились вокруг него, целуя его большие грязные колени и приветствуя его как своего спасителя от гибели в Ливийской пустыне. Он с удовлетворением показывал им апельсины, говоря:

— Понюхайте их, пожалуйста, товарищи. Они даруют долгую жизнь, но не касайтесь и не берите в руки священных плодов.

Геркулес не был пьян и еще не обедал, но любезен был необычайно: ибо оракул Артемиды сообщил ему, что скоро он, наконец, породит дочь. Казалось, он позабыл само имя Гиласа, ибо он ни разу не упомянул мальчика; они тоже старались о нем не заговаривать. После того, как он попировал во дворце часок другой, он согласился председательствовать на играх.

Теламон Эгинский дальше всех метнул кольцо, Мелеагр — дротик, Эвфем Тенаронский победил в гонках колесниц, запряженных парами. А Пелей выиграл состязания по борьбе, ибо Кастор, который иначе стал бы победителем, состязался вместо этого в гонках колесниц, запряженных четверками: Пелей дважды поверг наземь Ясона диким броском, называемым «летящая кобыла» — ибо теперь, когда «Арго» благополучно вернулся домой, ему уже не было надобности беречь или жалеть своего капитана. Четырехконная упряжка Кастора обогнала все упряжки его фессалийских соперников, и все же состояла эта упряжка только из фессалийских коней, а ни одна на свете порода не превосходит их даже лаконийская. В этих бегах участвовал также коринфянин Главк. Он был двоюродным братом Медеи, так как приходился сыном Сизифу. Неизвестно, почему его упряжка перепугалась у первого столба, и он вылетел из колесницы, а кони набросились на него и стали вырывать у него большие куски мяса. Некоторые говорят, что коней взбесил дух Пелия, другие, что Главк чем-то оскорбил Посейдона, Покровителя Коней, но общее мнение таково, что Медея отравила коней травой гиппоманес, боясь, что Главк может стать ей помехой в Коринфе, если когда-нибудь заявит претензии на престол Асопии. Словом, Главк был убит, и дух его с тех самых пор скитался по Коринфскому перешейку, забавы ради пугая коней на состязаниях четырехконных упряжек на Истмийских играх.

Поллукс выиграл в кулачном бою, но слишком легко, чтобы доставить удовольствие зрителям познатнее, хотя простонародье ревело от восторга при виде крови, брызгавшей из носов и ртов его неопытных противников. Геркулес весело вступил в состязание по вольной борьбе, и Алкест, которого он уважал, уговорил его сохранить жизнь своему противнику, кентавру Нессу, когда Геркулес сломал тому ногу и три ребра, и Несс был отдан ему на милость. Фалер Афинский выиграл состязания лучников, выстрелив по соломенной кукле, свисавшей с дерева и болтавшейся на ветру, пронзив ей горло с первого же выстрела.

В беге состязались Аргей и Меланион, младшие сыновья Фрикса, а также два чужака — фокиец Ификл и некто Неотей. Ификл пришел первым, намного обогнав других. Он был минием, и эта его победа ввела таким образом в заблуждение некоторых поэтов, которые описали его, как аргонавта, но аргонавтом он не был. Вдобавок, то не был Ификл, единоутробный брат Геракла или Ификл, дядя Кастора и Поллукса, что также утверждалось. Потребовался бы целый флот, чтобы разместить всех героев, которым тщеславие их потомков приписало блистательное звание аргонавтов.

Аталанта выступила в состязаниях по прыжкам, но когда Акаст отмерил участок для прыгунов, и песок был вспахан, измельчен и выровнен, Аталанта выразила протест. Она заявила, что эту задачу следовало взять на себя Геркулесу, что Акаст, хотя он и царь Фтиотиды, не имеет права вмешиваться в приготовления к любым состязаниям. Геркулес послушно отмерил новый участок, дальний конец которого лежал на обычном расстоянии пятидесяти футов от линии старта, а ближний — на середине этого расстояния. Но пятьдесят футов, отмеренные Геркулесом, оказались в полтора раза длиннее акастовых, ибо Акаст был коротконог. Справедливость возражения Аталанты вскоре подтвердилась, когда она допрыгнула до самого конца участка, обозначенного Геркулесом; соверши она столь длинный прыжок с края участка, отмеченного Акастом, она бы вылетела далеко за его пределы и сломала лодыжки о каменистую землю, не разровненную мотыгами. Такой удивительный прыжок не был чем-то необычным для Аталанты, которая привыкла поддерживать гибкость ног с помощью танца ягодиц, подпрыгивая вверх-вниз на смазанной жиром коровьей шкуре и попеременно ударяя по каждой ягодице второй ногой, она могла проделать такое тысячу раз или больше, в то время как обычный атлет соскользнул бы с коровьей шкуры при первом же прыжке.

Борьба на мечах на кургане Пелия состоялась между иолкцем по имени Плий и аргонавтом Аскалафом, сыном Ареса. При состязаниях такого рода часто случается, что один из бойцов пытается вызвать восхищение толпы, нападая на другого с ненужным пылом, и тогда игра превращается в серьезную схватку. В тот раз Плий по глупому ранил Аскалафа мечом в мясистую часть бедра, чуть-чуть не задев гениталии, и боль настолько разъярила Аскалафа, что он отплатил противнику, рубанув того наотмашь, и отсек ему у запястья руку. Плий умер от потери крови, продолжая биться левой рукой и отказавшись позволить друзьям перевязать его ужасный обрубок. Смерть его вызвала всеобщее удовлетворение, поскольку Плий не имел родственников, способных за него отомстить, а дух Пелия вдоволь напился крови, хлынувшей потоком, как засвидетельствовал зоркий Линкей.

К закрытию игр внезапно прибыл Орфей. Ему теперь постоянно нездоровилось, и голос у него был уже не таким, как прежде. Тем не менее, он спел длинную, исключительно сладостную песнь о плавании «Арго», не истолковывая благоприятно несчастливых или не вызывающих доверия происшествий, как делали с тех пор многие поэты, и был со всеобщего согласия увенчан душистыми лаврами. Он сохранил, словно залив медом, несколько великолепных деталей, которые были бы иначе забыты даже самими аргонавтами. Однако додонские жрецы впоследствии сетовали, что в песне его содержится некоторое неуважение к Зевсу, и запретили ему вновь ее исполнять под страхом зевсова гнева; так что сохранились только отрывки из нее.

Когда игры закончились, аргонавты совершили свое последнее плавание вместе, пройдя вниз по Эвбейскому заливу, пока не добрались до города Опона. Там они высадились, поручили свой корабль заботам опиев и зашагали по холмам, пока не дошли до Копайского озера и до прославленного беотийского города Орхомена, где поклонились своему предку Минию у его ослепительно-белой гробницы. Из Орхомена они двинулись к горе Лафист, и там, наконец, Медея от имени Прометея, возвратила Руно дубовому образу Овна в святилище близ вершины; другие же принесли обильные жертвы и пропели гимны. Однако Зевс не выказал какого-либо знака довольства или благодарности, ни даже отдаленного раската грома, что привело всех в замешательство. Они-то рассчитывали на особую милость, веря по-глупому, что раз уж Зевс неотвратимо наказывает своих приверженцев за любое наносимое ему оскорбление, намеренное или случайное, то он и отплатит благодарностью за оказанные ему услуги.

Геркулес прибыл туда с ними по дороге в Микены, куда нес священные апельсины, и хотя он не поднимался на гору Лафист, именно он, а не орхоменец Аскалаф или кто-либо еще, заставил совет Орхомена восстановить сыновей Фрикса в их правах на наследство их деда Афаманта, и тем самым осуществил обещание Ясона. Сыновья Фрикса хорошо угостили Геркулеса за его доброту.

Затем последовало первое расставание аргонавтов — те, кто был родом из Фессалии и Фтиотиды, двинулись пешком на север, обняв со слезами своих товарищей, с которыми они разделили столько опасностей. Но Геркулес, Ясон, Аргус и остальные наняли беотийских гребцов и повели «Арго» вниз по Эвбейскому проливу. Они обогнули Аттику и высадили Фалера на берег в Афинах, где почтительно приветствовали царя и царицу Архонтов, и все вместе прошли к святилищу Афины, дабы смиренно поблагодарить ее за ее неустанную заботу. Затем они снова взошли на борт и, миновав остров Саламин, подошли к Коринфскому перешейку.

Ясон вытащил корабль на берег в Кинхерах и послал вперед Эхиона, как своего вестника, чтобы тот объявил народу Эфиры о прибытии их законной царицы Медеи. Это задание доставило Эхиону удовольствие, поскольку он желал превратить в правду тот вымысел, который его отец Гермес вложил в его уста, когда он сошел с корабля на Царский Мол в Эа. Его задача оказалась тем легче, что Коринф поразили в то лето засуха и мор, почти как он говорил, и эфирцы устали от сурового правления ахейского узурпатора, который называл себя Коринфом.

Эхион встал на рыночной площади и сообщил эфирцам, что Ясон, прославленный сын Эсона, раздобыл Золотое Руно и, повинуясь велению оракула, доставил на родину Медею, светловолосую чародейку, дочь Ээта, чтобы она стала их царицей, и что, уступив по доброй воле другим свои права на престолы Лемноса и Фтиотиды, Ясон согласился жениться на Медее и стать их любящим царем. Далее Эхион сказал им, что Кастор и Поллукс, Аталанта и Мелеагр, Меламп и Периклимен, Идас и Линкей и сам великий Геркулес уже на пути из Кенхер с оружием в руках, чтобы обеспечить восстановление справедливости, пусть и с запозданием, в отношении имени Ээта. Эфирцы выслушали его с радостью и немедленно восстали. Узурпатор Коринф бежал, а население устремилось к берегу, чтобы приветствовать царственную пару.

Единственное, о чем сожалел Эхион, — это о том, что жителей Асопии Коринфской, бывшего царства Сизифа, никакими средствами невозможно было уговорить восстать против Креона, их властного ахейского государя, дабы тем самым двойное царство воссоединилось, как он напророчил; ибо Креон женился на Главке, дочери Сиифа, и правил от ее имени.

Ясон решил посвятить «Арго» со всеми его веслами и оснасткой богу Посейдону в благодарность за огромную волну, которая спасла их от скал Ливийского побережья. Поэтому он отвел корабль на восток от Кенхер к самой узкой части перешейка, где «Арго» вытащили на берег, поставили на катки и покатили в глубь суши к ограде Посейдона. Там Аргус простился со своим прекрасным кораблем, став последним, кто его покинул.