Онлайн чтение книги Мой любимый пианист A Night, a Secret… a Child
Глава 5

Николас не обращал внимания на вид за окном, отправляясь в Роки-Крик. Заблудиться он, конечно, не мог – в город вела только одна дорога. Мысли Ника вертелись вокруг Серины и того, как она разговаривала с ним по телефону.

Казалось, она ничуть не расстроена его возвращением, хотя, по всей видимости, предпочла бы не иметь с Николасом никаких дел. Ему показалось, что Серина совершенно не хотела обедать с ним сегодня. Но при этом не могла отказать, чтобы не показаться грубой.

Ее дочь была бы очень недовольна матерью, прояви та враждебность по отношению к Николасу, о чем он, разумеется, был прекрасно осведомлен.

Ник улыбнулся, вспомнив о тех письмах, которыми он успел обменяться с Фелисити. Какая удивительная, умненькая девочка! Но при этом слишком самоуверенная. Для овдовевшей матери сущее наказание.

Николас знал все это из первых рук – когда-то он и сам был таким же ребенком…

Его собственная мать, тоже бывшая вдовой в каком-то смысле слова, окончательно перестала уделять сыну внимание, когда ему исполнилось тринадцать. С тех пор он сам добивался всего в жизни, и, нужно сказать, довольно успешно.

Только с Сериной Николас потерпел поражение. Дважды позволил ей уйти.

Казалось совершенно нелогичным то, что он до сих пор ее хотел.

Николас подозревал, что Серина теперь не упадет в его объятия так легко, как той ночью в Сиднее. С тех пор прошло тринадцать долгих лет – и десять лет с того дня, как они виделись в последний раз. Вряд ли, правда, тот случай можно брать в расчет, потому что тогда муж Серины маячил неподалеку.

Но теперь этого досадного препятствия больше не было.

Женщина, с которой он только что говорил, была куда больше уверена в себе, чем та девчонка, которая охотно соглашалась со всеми его планами.

И все же это по-прежнему была его Серина. Возможно, она считает, что между ними больше ничего нет… Напрасно. Девушка, ни разу не сказавшая ему «нет» – по крайней мере, когда речь шла о сексе, – должна была вернуться к жизни.

Николасу стало жарко, когда он вспомнил о том, что они делали вместе. В самом начале их занятия любовью были совсем простыми, даже примитивными. Но со временем и практикой влюбленные постепенно обнаружили, что нет границ фантазии. Иногда, когда Ник возвращался в город на выходные, а родители Серины уезжали играть в гольф, они проводили целый день занимаясь сексом по всему дому… кроме спальни ее родителей.

Все остальные комнаты были в их полном распоряжении, подвергаясь напору нешуточных и все более разгорающихся страстей: спальня для гостей с широкой кроватью, огромный мягкий диван, ковер перед камином, журнальный столик…

И Серина всегда с удовольствием участвовала в любых фантазиях.

Это было поразительно – и вызвало привыкание.

Именно поэтому она пришла к нему в гримерку всего за месяц до своей свадьбы. Серина так и не смогла забыть то, что когда-то было между ними.

И возможно, была права. Николас никогда не был абсолютно счастлив ни с одной другой женщиной. Теперь, думая об этом, он заподозрил, что и Серина не была счастлива со своим мужем. В тот день, на похоронах его матери, ее напряжение объяснялось не только страхом, что Грег может обо всем догадаться, но и тем, что былое притяжение ощущалось с невероятной силой.

По крайней мере, Николасу очень хотелось в это верить. И до тех пор, пока не появятся доказательства обратного, он будет считать именно так.

Впереди виднелся Ваучоп, ближайший город к Роки-Крик, где Николас учился и где делали покупки большинство жителей. Он посмотрел по сторонам, но не заметил тех разительных перемен, которые произошли в Порт-Макуайр. Железная дорога, проходившая через город, осталась такой же, как и главная улица. Только выехав из города на шоссе, Николас заметил, что напротив парка появился новый огромный торговый центр «Тимбер-Таун».

Вскоре он достиг нужного поворота. До дома оставалось совсем немного.

Хотя Роки-Крик никогда не был его домом.

Николас родился и рос в Сиднее. Город служил ему напоминанием о краткой интрижке между его сорокалетней матерью, работавшей в то время в гардеробе в Оперном театре, и заезжим шведским стюардом, у которого дома осталась жена с детьми, а вечная жажда приключений не ослабевала с годами.

Однажды его блуждающий взгляд упал на Маделин Дюпре, которая в свои сорок лет оставалась весьма привлекательной женщиной. Былые неудачи в области взаимоотношений заставили ее с некоторым недоверием относиться ко всем представителям противоположного пола. В поведении мадам Дюпре была известная резкость, отпугивавшая большинство мужчин. Поэтому женщина была захвачена врасплох – и в глубине души не могла не почувствовать себя польщенной – неожиданным интересом красивого стюарда и с радостью согласилась греть его постель. Она намеренно соврала, будто употребляет противозачаточные, и через несколько недель уже махала ему рукой в аэропорту. Женщина чувствовала удовлетворение оттого, что ее неожиданный, но успешный план забеременеть от человека, который будет жить как можно дальше, но при этом окажется красивым и умным, прошел без сучка и задоринки. Единственное, Маделин тогда не учла, что в одиночку воспитывать ребенка (да еще такого, как Николас) будет очень сложно.

Уволившись с работы из-за беременности, она стала зарабатывать на жизнь шитьем. Так можно было оставаться дома и присматривать за сыном. Ей хватило предусмотрительности пять лет назад купить в кредит небольшой домик в пригороде Сарри-Хиллз. Это приобретение опустошило все ее счета, зато придало чувство безопасности, надежности. Маделин была особенно рада ему теперь, когда у нее появился ребенок.

Но Сидней – не самый лучший город для одинокой женщины. Родители мисс Дюпре давно скончались, а единственный брат переехал в Западную Австралию, где нашел работу, и не слишком часто виделся с сестрой. Единственное, что у нее было в жизни, – это сын.

Когда Николасу было одиннадцать – а в это время его с каждым днем было все сложнее контролировать, – она сшила платье для сестры одной из своих постоянных клиенток, которая приехала в гости из маленького городка на северном побережье. Из Роки-Крик.

– Ах, если бы только у нас в городе была такая замечательная портниха, как вы! – вздыхала женщина. – Она бы не сидела без работы, это точно.

Маделин и сама уже не раз задумывалась о том, чтобы переехать из большого города в какое-нибудь спокойное местечко, но до сих пор никак не могла решиться на такие перемены. Она родилась в Сиднее и не знала другой жизни. Но проблемы, которые у нее начались с Николасом – тот как раз связался с бандой парней, которые по ночам громили все подряд, – заставили женщину подумать еще раз.

Убедившись, что в Роки-Крик она сможет купить себе дом всего лишь за половину стоимости ее здешнего жилья, Маделин решилась рискнуть и уехала из Сиднея.

Николас был в ярости. Он был типичным городским мальчиком, и ему не хотелось торчать где-то на окраинах страны. Ник не желал ходить в школу, где будет учиться от силы шестьдесят человек. Он жаловался, капризничал, скандалил – но все напрасно.

Это продолжалось до тех пор, пока в его жизни не появились миссис Джонсон и пианино.

Учительница музыки была старой девой и не имела детей. Она жила в небольшом коттедже неподалеку от того дома, который купила Маделин, зарабатывала на жизнь тем, что давала частные уроки музыки, и, по слухам, когда-то была известной пианисткой. Очевидно, вмешалась судьба – окно комнаты, где она обычно играла, находилось как раз напротив спальни Николаса. Он не мог не слышать музыку.

Мальчик наслаждался звуками пианино. Однажды – Нику едва исполнилось двенадцать – он не сумел противостоять притяжению музыки и спросил мать, нельзя ли ему учиться играть на пианино.

Несмотря на нехватку средств, обрадованная Маделин Дюпре быстро договорилась обо всем с миссис Джонсон. Та согласилась учить Николаса бесплатно, если портниха пообещает ей сшить новое платье, когда понадобится. Что до покупки пианино – миссис Джонсон разрешила мальчику заниматься у нее дома, когда никто не играл. Осознав, что ей в руки свалился настоящий бриллиант, учительница даже дала ему ключ от входной двери, чтобы Ник мог заниматься по вечерам, пока она играет в бридж.

Вскоре Николас все свое свободное время проводил за пианино. Он забросил свои домашние задания в школе, зато преуспел в музыке. В пятнадцать лет Ник уже окончил семь классов с отличием, а в семнадцать получил свой первый диплом. В выпускном классе Николас выиграл стипендию в Сиднейскую консерваторию.

Миссис Джонсон очень гордилась своим учеником – как и его мать. Но всем остальным в Роки-Крик до этого не было ровно никакого дела. Почему? Потому что Ник был изгоем, чужаком.

Серина была единственной девушкой, с которой он разговаривал.

Ну вот, снова Серина…

Николас сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Еще неизвестно, кто из них кого соблазнил в первый раз. Серина призналась потом, что влюбилась в него в тот день, когда они впервые встретились, – Нику было двенадцать, а ей девять. Девушка рассказала ему позже, что специально договорилась так, чтобы заниматься сразу после него. Она приходила пораньше и сидела в гостиной миссис Джонсон, слушая, как мальчик играет. Николас тогда не обращал на нее ни малейшего внимания. Постепенно они начали общаться, и, в конце концов, юноша стал с нетерпением ждать этих вечерних бесед. Однажды миссис Джонсон предложила им разучить пьесу в четыре руки, которая впоследствии была исполнена на ежегодном празднестве Роки-Крик и удостоилась бурных оваций.

Серина во многом уступала Николасу, но все же была весьма одаренной пианисткой. Неудивительно, что ее дочь теперь тоже занимается музыкой. Фелисити брала уроки у миссис Джонсон. Ей должно быть уже около ста лет!

Ну, больше восьмидесяти – это точно. Двадцать пять лет назад учительнице было около шестидесяти – или, по крайней мере, так одно время думал Николас. В конце концов, когда ты молод, любой человек, которому за сорок, кажется стариком.

И вот теперь ему самому сорок. Годы действительно летят вперед… как и эта чертова дорога!

Этот городок всегда был очень красивым местом, даже Ник это признавал, и был удобно расположен, всего в получасе езды от Порт-Макуайр. Но Роки-Крик был слишком маленьким – по мнению Ника. Ограниченный как в размерах, так и в образе мыслей населения. Все знали все обо всех. Николас это просто ненавидел. Он любил уединение, полную неизвестность, даже анонимность, которую могли обеспечить только большие города вроде Нью-Йорка или Лондона. Не говоря уже о широком выборе развлечений.

«Так что ты делаешь здесь, Николас?» – пришла в голову непрошеная мысль.

«Вряд ли Серина по-прежнему влюблена в тебя, и она ни за что на свете не уедет отсюда с тобой. Никогда. Ты и сам это знаешь, – сказал себе мужчина. – Она часть этого общества, как и ее дочь. Ты зря теряешь время».

Правда, как всегда, имела горький привкус. Но ее пришлось проглотить. Почему ему так хотелось остаться с Сериной наедине сегодня? Потому что он должен побыть с ней еще раз.

Николас взглянул на свою левую руку, без большого пальца, покрытую шрамами, и вспомнил, каково было пытаться принять тот факт, что ему больше никогда не суждено играть на пианино. Это было время отчаяния. Но в конце концов пришлось смириться с этим, так как есть вещи, которые нельзя изменить. Нельзя отрастить еще один палец.

Но он должен снова быть с Сериной. Хотя бы недолго.

Дорога вильнула в последний раз и привела Николаса к городу.

Он изумленно изогнул брови. Этих построек здесь не было десять лет назад. Его удивление только возрастало по мере того, как он ехал вперед. Дорога выходила к главной улице Роки-Крик. Николас пораженно смотрел по сторонам. Вот незнакомая кофейня, антикварный магазин и роскошный салон красоты.

Гараж в конце главной улицы тоже выглядел очень современно. И все же ничто увиденное не смогло подготовить Николаса к тем переменам, которые произошли со «Складом пиломатериалов Теда Брауна».

Во-первых, теперь предприятие называлось по-другому. Новая вывеска гласила: «Строительные материалы Браунов». Старый сарай, который когда-то гордо назывался офисом, давно исчез, и на его месте расположилось современное здание светло-бежевого цвета. Перед ним располагалась стоянка, на которой парковочные места были размечены желтыми линиями.

Николас криво улыбнулся. Серина могла бы и предупредить его. С другой стороны, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.