Онлайн чтение книги Аббарр. Песок и пламя
Вторая история моолонга: Слёзы фей и объятия Севера

Утро щедро разлилось по городу. Чёрный цветок сверкал белыми арками мостов и башнями, бросившими вызов небу. Жизнь струилась по его жилам. Ремесленники ковали клинки, ткачихи соединяли нити в узоры, наёмники оттачивали удары, а торговцы заманивали прохожих в лавки с товарами со всего Мэйтару.

Карш вынырнул из змеящихся нитей бусин. Прощаясь, он пожал руку старого биста.

– Каждый раз, покидая твою лавку, я становлюсь богаче, Вэл Стурион.

– Выходит, я неправильный торговец, – рассмеялся старик.

– Ты отличный рассказчик! А легенды и истории – это самое ценное на Мэйтару. Это застывшее время, что дороже шелков и камней. Память самой земли.

– Раз так, – Стурион прищурился, – негоже держать это сокровище в заточении. Не пора ли, мой друг, дать духу времени тело?

Карш удивлённо вскинул брови.

Стурион пригладил бороду, задумался и поднял указательный палец. Старик исчез за перестуком разноцветных бусин. Карш услышал, как щёлкнули замки, заскрипела крышка сундука. Стурион довольно крякнул и вернулся, держа в руках кремовые листы и дорожный писчий набор, которые тут же протянул Каршу:

– Не жадничай, – Стурион подмигнул. – Это первоклассная бумага для лучших легенд песков.

От удивления Карш даже возразить не успел. Оставалось лишь кивнуть и поблагодарить. А Стурион уже давал советы:

– Отнеси эти листы в книжную лавку Коноха на Золотой улице ремесленного кварта, и мастера переплетут их соразмерно твоему вкусу и кошельку.

– А ещё, – старик словно сомневался, но в последний момент решился и передал свёрток, – думаю, время пришло.

Карш отложил чернила и бумагу и развернул пергамент. Внутри лежала небольшая, всего с ладонь, книга в чёрном кожаном переплёте с металлическими уголками. Сердце бешено забилось. Карш узнал золотой символ на обложке – двойная лапка оазиса Имол, пересечённая спиралью Стража «пробуждение духа». Листы внутри были потрёпаны и исписаны. Караванщик перебирал пальцами желтоватые страницы, всматриваясь в аккуратную вязь слов, такую знакомую…

– Мой добрый друг Дхару тоже собирал истории, – Стурион словно оправдывался. – Но после того как случилось несчастье… Я нашёл эту записную книжку на Пыльных рядах три луны назад. Сам знаешь, туда пока что дойдёт, сменит столько рук, что в песках серьгу найти легче. Не знал, стоит ли отдавать… Бередить рану…

Карш стиснул зубы. Повисла пауза, вязкая, как смола, и тягучая, как полуденный воздух.

– У кого ты купил её, Вэл Сту? – голос прозвенел металлом, металлом, голодным до крови и отмщения.

– Кварта кварт рук, Вариол, и продали мне не те руки, что занесли нож над твоим отцом.

Желваки на скулах Карша заходили, глаза горели огнём – жёлтое пламя раскалённой ярости. Но вот он моргнул, и пламя погасло.

– Ты прав, Вэл Стурион, ты прав. Прости мой гнев… И прими искреннюю благодарность. Память моего отца… Я сохраню её. И продолжу начатое им дело.

Старик погладил седую бороду и, наконец, принял решение:

– Это не все записи моего старого друга, фрагменты… Я знаю, что он собирал легенды Мэйтару и что эта страсть передалась и тебе. Но также я знаю, что среди легенд он находил не только истории для ночного привала, он искал нечто большее, и знал он больше, чем доверял бумаге.

Торговец посмотрел сквозь Карша, заглядывая в архивы памяти.

– Это прошлое, – Стурион кивнул на чёрную книгу, – а чистые листы… Они для тебя. Твоя жизнь в твоих руках, твоя история не должна стать заложницей его. Начни своё дело, следуй своим путём.

Карш кивнул, то ли соглашаясь, то ли подтверждая, что услышал старика.

– Ты мне как сын, Вариол, ты должен знать…

Стурион хотел ещё что-то сказать, но тут показался Мараг. Однорогий бист вёл под уздцы Золотинку, по бокам которой покачивались ящики.

– А вот и товар прибыл, – улыбнулся Карш. – Да не увидит он дважды небесного Ока.

Стурион улыбнулся и, поймав в груди призрак необъяснимой тоски, спросил:

– Ты надолго задержишься?

– Пока не заскучаю по пескам. Дел накопилось, да и гварам нужен отдых, – пожал плечами Карш. – А как затрепещет сердце омэйру, вновь отправлюсь в путь.

– Найди время, Вариол, загляни снова. А если не сможешь, то я жду тебя через оборот колеса со всеми историями, новыми и старыми. И пусть орхи не заметут твой след.

* * *

Отцовские заметки жгли руку. Любопытство, боль, злость были столь сильны, что Карш еле сдерживался, чтобы не начать читать прямо посреди улицы. Терпения хватило ровно на кварт. Карш свернул в первую закусочную, занял самый дальний столик. Бросил писчий набор на лавку, согласно кивнул хозяину на предложение отведать дежурное утреннее блюдо и заказал к нему кувшин вармийского.

Свёрток лёг на отполированную годами столешницу, и Карш замер. Он смотрел на мятый пергамент, на узор досок, на свои подрагивающие руки.

Отца нет уже кварту лун. Иногда Каршу кажется, что он всё ещё рядом. В тени привального костра и в треске пламени. Сколько раз, ведя караван, он оборачивался, слыша его оклик.

«Зарезан в порту Лантру. Ограбление. Убийцы не найдены».

Вот и всё, что ему сообщили.

Карш винил себя. Не отправься он по просьбе Дхару к оценщику один, не задержись на обратном пути у лавки с украшениями, не зайди за бутылкой имперского, чтобы отметить удачную сделку… Всё могло быть иначе. Вернись он раньше, Отец был бы жив.

Воспоминания хлынули, размывая реальность. Обычный день. Необычно незапертая дверь на последнем этаже постоялого двора «Зелёная волна», где они останавливались каждый раз. Карш помнил, как холод коснулся затылка, как рука сама потянулась к кинжалу. Он толкнул дверь и, крадучись, вошёл внутрь.

Звенящая тишина, лишь крики чаек за окном. Комната перевёрнута, словно орхмантиру прошлась. И алая лужа, ползущая из-за стола.

– Дхару! Отец! – выкрикнул Карш, уже тогда зная, что ответа не будет.

Бутылка выпала из руки, разлетелась зелёными искрами, рассыпалась алыми брызгами.

Карш кинулся к отцу, упал на колени.

Глаза Дхару застыли, обращённые к деревянным перекрытиям потолка, рука сжимала кинжал, не достигший убийцы…

Карш кричал, звал на помощь, зажимал рану на шее, чувствуя тепло крови, запах вина и железа… И слышал лишь крики морских птиц. Жизнь смеялась над ним трескучим голосом смерти.

Грабители забрали сумку Дхару, кошель, несколько векселей.

«Ограбление».

Но отчего не тронули кинжал из лунной стали, украшенный самоцветами? Он был в разы дороже взятого, как и оправленный в золото амулет Мэй, как… Да много чего. Дознаватели лишь пожимали плечами, ссылаясь на работу новичка, которого спугнули. Но Карш не верил. Слишком поспешно закрыли расследование, слишком быстро забыли о нём. Что если кто-то лишь хотел, чтобы всё выглядело как ограбление?

Карш тряхнул головой, возвращаясь в настоящее. Запах крови сменился ароматом свежего хлеба. Караванщик накрыл ладонью спрятанный под рубахой камень омэйро и набрал полную грудь воздуха, залпом осушил кружку, сорвав пергамент со свёртка, открыл обложку.

– Что они искали, Отец? – обратился Карш к исписанным страницам.

Заметки о заказах, погоде, оазисах. Фрагменты рассказов и легенд, «пойманных» в песках. Обычная книжка караванщика. Зачем она понадобилась убийцам и как попала на Пыльные ряды? Сам Карш даже не заметил её исчезновения. Не придал значения. У дхару всегда был ворох заметок, исписанные страницы легенд и преданий. Не велика ценность для убийцы…

На одной из страниц взгляд упал на рисунок ромба с восьмиконечной звездой. И вновь воспоминания того дня обожгли сознание.

– Вариол, – Дхару похлопал по скамье. – Присядь.

Карш опустился рядом, и отец достал два «дракона» и пододвинул монеты к сыну:

– На обратном пути купи «Кровь Дракона». Нам будет что отметить.

– Это не лучшая наша сделка для такого пира, – присвистнул Карш. – И заключим мы её лишь завтра. Да и место так себе.

Карш обвёл взглядом простую комнату «Зелёной волны», трактира, где они останавливались каждый раз, приплывая на Лантру, чтоб обменять дары Мэйтару на товары из Империи, Силурии, Севера и Архипелага.

– А ещё я хочу тебя познакомить с моим давним другом.

– Не слишком ли расточительно, Отец, для простого знакомства?

– Простота – это счастье. А счастье – это мгновение, сынок. Но с тобой эти мгновения бесконечны. Помнишь, однажды я говорил, что ты унаследуешь моё дело. И я вижу, что этот момент пришёл.

– Отец…

– Не перебивай старших, – усмехнулся Дхару. – Сегодня вечером, возможно, к нам заглянут важные гости. А пока…

Дхару снял с шеи цепь с медальоном и положил на покрытую глубокими линиями, как пустыня трещинами, ладонь.

– Я получил южную звезду, когда был чуть старше тебя, и все годы она хранила меня. Я хочу, чтобы теперь она оберегала и освещала твой путь.

Бережно Дхару погладил серебряный ромб с выпуклой восьмиконечной звездой и передал Каршу.

Вариол почувствовал отцовское тепло, накопленное металлом. Он не знал, что ответить. Язык прилип к нёбу.

– Слушай зов южной звезды, слушай сердцем и не отказывай в помощи тем, кто попросит о ней.

Карш ошалело смотрел то на медальон, то на отца.

– А теперь ступай к оценщику! – рассмеялся Дхару. – Быть хозяином дела – это не только иметь привилегии, но и крутиться как ужаленный скорпионом гвар!

Карш несвязно поблагодарил отца и, сунув талисман в потайной карман, окрылённый и гордый, вылетел за дверь.

– Постой! – голос отца остановил его на лестнице.

Дхару вышел из комнаты. Отец был выше его, шире в плечах, его рога делали два оборота, и даже при своём возрасте он мог потягаться с юнцами в вопросе женщин, выпивки и драки. И теперь, стоя на три ступеньки ниже, Карш увидел его как в тот самый первый день, когда этот великан спас его.

Карш поднялся к Отцу.

– Помни, Вариол, ты бист по духу. Ты мой сын. В тебе горит пламя Мэй!

Глаза Дхару заблестели, и он крепко обнял Карша.

Тогда Карш списал это на чудачества старика, но теперь он видел в этом прощание. Отец знал. Знал, что больше не увидит его. Но почему молчал? Отчего не попросил помощи?

Карш сжал кулаки и вновь оказался в «Зелёной волне». Чайки истошно кричали, лучи Орта падали на пол. Багровые пятна крови, вина, зелёные искры стекла… теперь Карш заметил бутылку на столе, почти пустую, и две чаши холодовика. Как он мог забыть? Но откуда? Купленная «Кровь Дракона» разбилась, а эта… Золотые глаза дракона на рельефе стекла сверкнули. С кем пил Дхару? Кто был последним свидетелем его жизни? Убийца?

Малочисленные свидетели клялись, что не видели гостей караванщика. Но это не значит, что их не было. Время обнажит кости. Карш найдёт их. Рано или поздно. Может, в этом ему помогут записи Отца. И хотя пока чёрная книжка молчала, но тот, кто способен пройти пустыню, умеет ждать.

Карш расстегнул поясную сумку, чтоб убрать записки отца, и увидел маленький мешочек с шёлковым шнурком. Чёрные мысли и жажда мести обволокли его, выпили всю радость предстоящей встречи. Караванщик отогнал их, вытеснил крики чаек из разума, взглянул в окно на проснувшийся город и заставил себя улыбнуться.

Он – сын своего отца, его наследие. А ни одно слово Дхару не падало в песок. Пора приниматься за дела. Возмездие свершится, но оно не вся его жизнь.

Расплатившись с хозяином лавки, не забыв похвалить угощение, чьего вкуса он даже не помнил, Карш подхватил подарок Стуриона и продолжил путь.

* * *

И вот вновь Карш мерил шагами плиты города. Но теперь Аббарр был другим. Прохладный ночной воздух нагрелся, камень наполнился голосами, а улицы пропитались запахами. Чёрный цветок распустился, и жизнь в нём забурлила.

Карш прошёл до границы ремесленного лепестка. Походка его была под стать каравану – размеренная, неспешная, выверенная. Он втягивал полной грудью запах выпечки, зажмуривался, ловя на лице проказливый лучик солнца, мурлыкал под нос песню о лихом трёхногом лисе и был совершенно счастлив… Насколько позволяли обстоятельства.

Завернув в лавку сладостей, Карш щедро набрал цветных леденцов и, кое-как справляясь с ношей, повернул на Цветущую улицу. Его тут же окутал шлейф запахов, подобных нитям мелодий, то звучащих отдельно, то сливающихся в букеты и композиции. Ароматов столь разных и чувственных, нежных, как крыло мотылька, густых, как смола вековых деревьев, терпких, как поцелуй, и неуловимых, как паутинка.

Карш нырнул под полог, увитый ажурным плющом, и оказался в дивном саду. Сокровищница Тарипаску, пристанище богини молчаливых созданий, храм птиц, вросших хвостами в землю, яркий вызов пескам Мэй и жару Орта. Лавка цветов Маритты Критару – оазис в оазисе.

Карш с порога наблюдал за цветочницей, поглощённой работой и не замечающей гостя. Её руки ловко плясали по листьям, словно играя с ними в «ладошки». Весь пол заставлен вазонами и горшками, некоторые стебли выше караванщика, а некоторые цветы размером с две его ладони! Благоухание десятков видов смешалось в единое целое – будоражащее, опьяняющее, щекочущее нос. Четыре кварты кадок из фиолетовой глины Архипелага, из каждой жгутами струился плющ – шестнадцать увитых колонн, держащих витражную крышу. Лучи Орта падали через разноцветное стекло и оседали на сотнях бутонов и тысячах лепестков прозрачными бабочками.

Здесь было прохладно. Холодовик так искусно инкрустирован в стены, так умело вплетён в цветочную мозаику, что невольно залюбуешься и поверишь в волшебство. Красота, оберегающая растения от зноя пустыни.

– Да благословит Мэй твой труд, госпожа Маритта! – крикнул Карш и, сняв воображаемую шляпу, поклонился маленькой женщине-аллати.

Карш любил это иноземное «госпожа», словно он и правда сошёл на землю, побывав в далёких морях. Но кто скажет, что пески Мэй не похожи на океан?

– Храни тебя Мэй, Вариол, – засияла уже не молодая, но всё ещё симпатичная цветочница. – Никак, заскучал по твёрдой земле?

– Лишь на время, – караванщик поудобнее перехватил пачку бумаг: листы, словно угри, так и норовили выскользнуть и расползтись.

– Что это у тебя? – Критару смерила взглядом Карша и подошла к столу. – Давай-ка сюда свою ношу. Надеюсь, ты не в сказители подался?

– Сохрани Мэй, – нарочито наигранно отозвался караванщик, изобразив на лице не то ужас, не то безумие, и с облегчением водрузил листы на стол перед цветочницей.

Вэлла Критару ловко подравняла пачку, тут же из-под прилавка возник лист пергамента. Пальцы заплясали, пеленая бумагу. Оборот, ещё один. Ни единого лишнего движения. И вот уже змейка травяной верёвки опутала свёрток и сплелась узелком. Критару отсекла лишнее ножом и пододвину свёрток караванщику.

– Так будет удобнее, – цветочница наклонилась к вазонам со снежно-белыми лилиями и принялась аккуратно срезать те, что распустились.

– Благодарю, госпожа Маритта! Ты настоящая фея!

– Снова ты со своими сказками, – отмахнулась, смутившись, цветочница.

Маритта Критару правда была похожа на одну из волшебных цветочных жительниц силурийских сказок. В окружении зелени и разноцветных витражных всполохах, её изящное личико сердечком, большие чёрные глаза и чуть заметные ушки, больше похожие на два пушистых треугольных лепестка, делали сходство особенно явным. Критару – ещё один старинный друг Дхару, часть семьи, неизменно окружающей и оберегающей Карша.

Карш на мгновение вновь стал ребёнком, вспомнил тот день, когда впервые витражи Критару накинули на его тощие плечи мантию волшебства…

– Что-то случилось? – цветочница обеспокоенно окинула его взглядом, откладывая нож, которым срезала стебли.

Карш вынырнул из прошлого и увидел тревогу и заботу в глазах Критару. Её тонкая, почти птичья рука лежала поверх его.

– Всё в порядке, госпожа Маритта! Сегодня просто прошлое так и норовит откусить кусочек настоящего, – тряхнул головой Карш, извлёк из сумки маленький холщовый мешочек и протянул Критару. – Специально для фей!

Цветочница отёрла руки о тряпицу и приняла подарок. Шёлковый шнурок заскользил, и вот на ладонь Критару упало пять алых луковиц, размером чуть больше монетки островов.

– Ах, Карш, – женщина прикрыла свободной ладонью рот от удивления, на её глаза навернулись слёзы.

– Не стоит, право, – заулыбался караванщик. – Если б не ваш супруг, я б давно сбежал с вами в волшебную страну.

Критару засмеялась, утирая глаза. Так смеются матери или старшие сёстры, гордясь повзрослевшими сыновьями и братьями, которые вне зависимости от возраста всегда остаются мальчишками. Она была намного старше Карша и знала его с того дня, когда Дхару привёл найдёныша в Аббарр. Полукровка, постоянно доказывающий, что он бист. Из волчонка с острыми локтями и коленями Карш стал матёрым зверем. Но для неё он всё равно останется ребёнком с огнём в золотых глазах и мечтой отрастить рога.

– Я уже и не надеялась, что увижу их, – прошептала цветочница, но тут же глаза её засияли, а голос стал звонким и крепким. – Но если прошлое кусает тебя, кусайся в ответ!

Критару подмигнула, достала из-под стола кувшин зелёного стекла и две маленькие пиалы холодовика. Щёлкнула пробка, и молочно-белый тягучий сироп коснулся дна одной, а затем второй, наполнив их ровно на две трети. Жидкая сливочная тянучка с ароматом ванили! Карш с детства любил это лакомство. И никто не делал его лучше Вэллы Критару. Тянучка превращалась в мягкую конфету, стоило ей коснуться холода, и таяла, стоило положить её на язык.

Подождав, когда лакомство примет форму, Маритта перевернула стаканчик на лепесток розы и протянула Каршу.

– Где тебе удалось достать слёзы сердца? – спросила женщина, осторожно возвращая луковицы в мешочек,

– Там, где слёз больше всего, – улыбнулся Карш, принимая угощение. – В Имоле, где живут лишь воспоминания и краснопёрые рыбёшки. Один рыбак показал мне клочок земли, среди плавучих зарослей. Островок мха, трухи, палых листьев, на котором жались друг к другу бледные, почти прозрачные цветы. Знаешь, госпожа Маритта, они и правда похожи на слёзы и сердце. Из кроваво-красных лепестков, после того как они созрели и лопнули, появляются кисточки с капельками. Как разбитые сердца, что плачут от боли.

– Мой муж подарил мне веточку слёз сердца и попросил моей руки. А вторую – когда родился наш первенец. В первый раз он сказал, что мой отказ заставит его сердце вечно страдать. А во второй, что теперь его сердце плачет от радости. Когда мы потеряли нашу дочь, он хотел посадить эти цветы на её могиле. Но растения, некогда росшие в каждом оазисе, исчезли полностью. Словно тхару разучились любить и плакать.

Критару прижала мешочек к груди. Она смотрела далеко-далеко в прошлое, и в уголках её глаз блестели слёзы светлой тоски и радости.

– Я никому не рассказывала об этом… Я благодарна тебе Вариол. Это больше, чем подарок, это… – цветочница запнулась. – Чем я могу отплатить тебе?

– Ты уже заплатила мне, госпожа Маритта, – Карш улыбнулся. – Подарила мне историю. А когда-то давно вернула веру в чудеса. Хотя…

Карш подмигнул:

– Ещё от одной тянучки я не откажусь!

Маритта рассмеялась, наполняя пиалу сиропом.

– Чудно́й ты бист, Карш. Но одной тянучкой ты от меня не отделаешься! Нельзя уйти из сокровищницы Тарипаску без её даров! Возьми букет, – цветочница хитро прищурилась, кивнула на мешок сладостей и лилейно пропела: – Цветы растопят сердце даже северянок!

– Не знал, что твои растения умеют сплетничать! – усмехнулся Карш. – Но от букета не откажусь.

– Есть пожелания? – изогнула бровь Критару и обвила рукой свою сокровищницу.

Карш скользнул взглядом по вазам и кадкам, поморщился и закинул в рот ещё одну тянучку:

– В этой науке я бессилен! Мне по плечу определить оазис по цвету песка, но не цветы, что порадуют женское сердце.

– Вариол, женщина радуется не цветам, а тому, кто их дарит. Однако, – цветочница постучала пальцем по подбородку, – белые силурийские лилии достойны богинь и избранниц Орму. Беспроигрышный вариант!

Критару любовно посмотрела на бутоны. Ослепительно чистые, идеальные в изгибах, нежные и величественные. Аккуратно перерезав стебель, она поместила цветок в тонкую прозрачную колбу, добавила несколько капель из пузырька и обернула в обрез тонкого льна.

– Удивительно, – покачала головой цветочница, протягивая свёрток Каршу. – На корню они цветут лишь день, а срезанные цепляются за жизнь несколько полнолуний. Словно сами решают, когда им умереть.

– Или как мы: начинаем ценить лишь то, что потеряли, – кивнул Карш.

Воцарилась пауза. Липкая, навязчивая, бередящая давно забытое и сводящее скулы от необретённого.

– Вэлла Критару, – раздался голос за спиной Карша. – Сиятельная шлёт вам своё благословение.

Карш отступил на шаг и повернулся. В дверях павильона стояла стройная аллати-мэйру в белых одеждах с золотой отделкой. За ней застыло два каменных биста.

Девушка шагнула внутрь, без интереса мазнув Карша взглядом:

– Надеюсь, всё готово? – журчащим как ручей голосом, спросила она. – Мы сегодня немного позднее обычного.

– Храни вас Интару, – Критару опустила голову, выражая почтение. – Цветы для Сиятельной ждут, да осветит радость Орму её дни.

Критару указала на приготовленные вазоны, и мэйру кивнула. Каменные бисты начали выносить цветы и грузить в крытый экипаж.

Карш наскоро поблагодарил Критару. Он уже развернулся уходить, как маленькая, но сильная рука цветочницы ухватила его за локоть.

– Бросай свои песчаные моря и держи вахту у северянки, а то упустишь, – тихо, чтоб слышал лишь он, сказала Критару. – Такая, как она, долго одна не останется.

– Я не теряю надежды увлечь её в пески! Только представь – и Север, и Юг, и две богини всегда рядом! – Карш развёл руки – в каждой по свёртку.

– Иди уже, пустобай! – махнула на него Критару, – а то цветы завянут, пока ты тут клыки скалишь.

Подумать только, белые силурийские лилии! Карш ускорил шаг, чтобы поскорее избавиться от этой прекрасной, но хрупкой ноши.

Цветы парящих островов в пустыне! Хотя чему удивляться. И пары оборотов не минуло, как Золоторогий Орму возвысил чужачку – из наложниц в супруги. Карш слышал о красоте заморской элвинг, слышал о её былых «заслугах», но видеть Илламиль Парме ему не доводилось. Хотя он и так знал – все элвинги излишне худы и взбалмошны. То ли дело рождённые в песках женщины! Или его аллати-северяночка. Да такая любого биста за рога оттаскает!

Приятное тепло расползлось внутри при мысли о ней. Предательское тепло, грозящее сжечь кишки и сердце. Карш встряхнул головой, словно прогоняя наваждение. Вот уж нет. Ни одна женщина не убьёт его любви к Мэй. Ни одна не нашепчет ему столько историй. Ни одна не удержит. Но, как ни крути, Каршу было приятно знать, что, устав от пути, он может вернуться в тихую гавань и рассказать о своих приключениях… Не всех, конечно, но многих.

* * *

День давно перевалил за половину, а город погрузился в душное марево предвечерних часов.

За размышлениями дорога и время прошли незаметно, и вот перед Каршом блеснул молоточек знакомой двери. Изогнутый в виде головы зверя с длинным языком, он всё время висел без дела. Ведь двери этого дома, даже скорее башни, закрывались разве что на ночь.

Карш выдохнул, зажал свёрток бумаги под мышкой, пригладил пятернёй волосы и взялся за ручку. Дверь поддалась и тут же на него выпал синий как сады Азура малыш. Замахав руками, бистеныш сохранил равновесие, а Карш – цветок. А вот свёрток шлёпнулся в пыль дороги.

Караванщик нахмурился, поднял бумагу и отступил на шаг, пропуская малыша, но синий не сдвинулся с места. Более того, ребёнок сложил руки на груди, выпятил нижнюю челюсть и уставился на незнакомца, буравя взглядом.

Карш всегда терялся перед детьми. Иногда ему казалось, что это пустынные духи приняли облик карликов, ведь не могут дети смотреть таким взглядом.

– Фто там, Зулли? – следом выглянула крохотная девчушка с волосами цвета бледного янтаря, а за ней толстяк с глазками столь маленькими, будто их проткнули иголкой.

– Мосжет, это взростлый? За нами? – толстяк вынул изо рта палец и засунул его в нос.

– Нет, – синий бистёныш ещё раз смерил взглядом Карша и повернулся к двери. – Пошли, он не к нам.

– Не к нам? А к кому? – спросила девчушка.

Дверь захлопнулась перед носом Карша, и ему опять пришлось изрядно исхитриться, чтоб подцепить ручку, потянуть и, исхитрившись, оказаться внутри. Давно он не чувствовал себя так гадко. Каждый раз эти дети смотрят на него с надеждой, а потом их глаза гаснут…

– Эй, постойте, – крикнул Карш.

Синий бистёныш остановился на лестнице.

– Зулли? Верно?

– Зурри, – поправил бистеныш. – Сиола ещё не все буквы освоила. Но для вас я Азуррит Тирруза Первый.

– Ясно, Зурри… Азуррит Тирруза Первый, будь добр избавь меня от ноши, – Карш поднял руки, в которых держал свёртки, и кивнул на прилаженный к поясу мешок. – Кажется, вы знаете, что с этим делать.

Зурри недоверчиво прищурился, втянул воздух широким носом и вздёрнул огромные уши:

– Конфеты? – не веря, спросил малыш.

– Конфеты! – радостно подхватили остальные дети и, толкаясь, побежали к Каршу.

И караванщик мог поклясться, что мелких крамкиннов стало в три раза больше, чем было!

– Никаких конфет перед обедом! – голос, строгий и властный, заполнил каждый уголок первого этажа. – Кто тут у нас?

Синий маленький бист, вздохнув, закрыл мешок, и вся детвора, не сговариваясь, эхом выпустила разочарованный вздох.

– Подержи-ка, – караванщик всучил Зурри перевязанную бумагу, и зашептал: – Брось где-нибудь.

Зурри покрутил головой и передал свёрток толстяку, тот – ещё кому-то. Но Каршу было некогда следить, куда уплыл подарок Стуриона. Он старался освободить цветок от ткани.

По коридору раздались шаги, и в холл вошла аллати, на ходу вытирая руки о полотенце и поправляя толстую косу. Оглядев тхару в окружении детей, женщина нахмурилась, но тут же на её лице заиграла улыбка, стоило ей узнать Карша.

Зурри быстро всунул в свободную руку караванщика мешок сладостей.

– Привет, Уна, – Карш пытался спрятать сдёрнутую с цветка тряпку, но отрез всё никак не хотел залезать в карман. Да ещё этот мешок со сладостями мешался. – Спаси меня от своего войска.

– Ах ты, бродяга! – дети расступились, Уна подошла к Каршу так близко, что он ощутил запах ванили и гвоздики. – Ну-ка отдай конфеты детям и обними же меня, песчаный ты пёс.

– Но ты сама сказала – никаких конфет… – Карш умел укрощать гваров, но не крамкинов.

– Знаешь главное правило этого дома? – промурлыкала Уна, опасно сверкнув глазами. – Никогда не спорить со мной!

Аллати обернулась и прошептала мелким крамкинам:

– Давайте обчистим этого караванщика! Хватайте конфеты!

Дети захихикали, выдернули мешочек из рук Карша и побежали наверх, шлёпая босыми ногами по лестнице.

– Зурри, стол накрыт. Проследи, чтобы все поужинали, получили конфеты и отправились спать, – крикнула Уна вдогонку.

– Слушаюсь, Мамауна, – донеслось еле слышно.

– Ты растишь настоящих ваймар! – Карш ухватил девушку за талию и притянул к себе. – Не приют, а обитель зла!

– Ох, – наигранно выдохнула Уна, прижимая руку к груди. – Меня за это накажут?

– Непременно! Этим вечером самая красивая девушка Аббарра будет заключена под стражу!

– Одним крайне привлекательным караванщиком?

– Это тебе, моя северяночка. – Колба с цветком холодила пальцы, и Карш хотел поскорее от неё избавиться, чтобы обеими руками обнимать ту, ради которой он был готов даже на время забыть пески Мэй.

– Какая прелесть, – аллати выскользнула из объятий и восторженно посмотрела на белоснежный цветок. – Неужели силурийские лилии расцвели в самом сердце Мэй?

Не отрывая глаз от лепестков, Уна взяла Карша за руку, переплетая свои пальцы с его.

– Моя северная богиня краше любых цветов, – Карш заправил выбившийся локон за ухо девушки.

– Позже ты расскажешь мне эту историю. А пока обними меня крепче.

* * *

Все три кварты детских кроваток были пусты. Одеяльца с них, сложенные треугольниками, как деревня шалашей, выстроились на полу. В каждом конвертике – по ребёнку, а в центре собрания – синий бистёныш. Свет выключен. Ночь заглядывает в окно, и лишь тусклый свет лампы подсвечивает самоцветы сладостей. Истинное сокровище! Вот только никто из детей не только не пытался их забрать, не старался стать главным «делильщиком», ни один даже не смотрел на них. Хоть все рты и были полны слюней от предвкушения, но все головы были подняты к потолку, и две дюжины глаз всматривались в темноту.

Сверху доносился смех, вздохи и скрип.

– А нам Мамауна не разхрешает прыгхать на кровати, – с досадой сказал толстяк.

– Особенно вдвоём, – поддакнул малыш с кожей чёрной как ночь и крохотными круглыми ушками.

Скрип кровати усилился так, что с потолка на детей посыпались пыль и кусочки штукатурки.

– Может, это как та жидкость в зелёной бутылке? – неуверенно сказал Зурри. – Только для взрослых.

– Гхадкая гхадкость, – фыркнул толстяк. – Зхря я тогда тебя послухал…

– Зулли, тавай конфеты деить! – поджала губки Сиола и посмотрела на друга огромными изумрудными глазами.

Все дети мигом переключили внимание на разноцветные шарики сладостей и сосредоточились на более важных делах, чем скрип кровати и пыль с потолка.

* * *

– Вот теперь можно и истории твои послушать, – Гаруна откинулась на подушку.

– А наши разговоры не потревожат твоих воспитанников?

– Мы шёпотом, – улыбнулась аллати. – Они не услышат больше, чем уже слышали.

– Как это безответственно – оставлять малышей без присмотра, Вэлла Маан.

– Это всего лишь приют, существующий на пожертвования добрых граждан, – засмеялась Маан. – А я всего лишь тхару.

– Иногда мне кажется, что твоя башня – это неучтённая копия башни Силы, в которой что-то поломалось и сюда ссылают только самых опасных крамкинов, но присматривает за ними самая прекрасная жрица башни Син.

– В чём-то ты прав, – серьёзно ответила Гаруна. – Многие уходят отсюда, так никогда и не узнав настоящей семьи. А некоторые приходят, пройдя через такое, что вздрогнул бы сам Гаар.

– Знаешь, я никогда не звал своей матери…

– Мне очень жаль, – сочувственно сказала Маан, но Карт прервал её, качнув головой.

– Но у меня был Отец, о котором можно лишь мечтать.

Уна улыбнулась.

– А теперь у меня ещё есть ты, – расплылся в улыбке Карш.

– И весь песок Мэйтару, – деланно надула щёки Уна, оттопырив нижнюю губу.

– Не ревнуй, северяночка, песок не так плох. Не веришь? Ну-ка, закрой глаза!

Уна мотнула головой, продолжая дуться, но глаза закрыла.

Караванщик дотянулся до валяющейся у кровати одежды и вынул из кармана подарок.

– Открывай!

Ожерелье из крупных бусин туманного камня с искрящейся неровной жемчужиной посередине мерцало в свете свечей.

– Какая красота! Дымчатый жемчуг? Но разве такое достать в песках? – Маан зачарованно разглядывала розово-сиреневый жемчуг и серебристо-черный шлифованный камень с нитями серебра. – Никогда прежде не видела таких. Поможешь?

Уна повернулась спиной и подняла косу. Карш застегнул замочек и поцеловал шею аллати, вдыхая её запах.

– В следующий раз я найду тебе серьги из туманника.

Уна развернулась. Камень сиял лунным светом на её смуглой коже, выбившиеся пряди волос белым золотом падали на плечи, а переливы на жемчужине мерцали, как огоньки свечей в глазах аллати.

– Я рада тебе, Вариол, без цветов и украшений. Хотя они и великолепны, но ты для меня желаннее всех сокровищ Мэй.

– В этом наши желания совпадают, – Карш наклонился, взял лицо девушки в ладони и поцеловал.

И в этот момент он не думал о пустыне, мести и своих историях, все его мысли заполняло лишь желание обладать этой потрясающей женщиной.

Глава 2. Вуаль Мэй

Как и большинство вещей в этом мире, слёзы величина не бесконечная. Ашри шмыгнула носом, вытерла воротом туники глаза и тряхнула головой. Покончив со скорбью, элвинг опустила ноги на ковёр и ощутила мягкую прохладу.

– В Бездну, – прошептала она еле слышно, стараясь не разбудить Зурри.

Лёгким, неслышным шагом она добралась до ширм и тенью скрылась за ними. В чёрном провале зеркала блеснули лишь тусклые лиловые искры глаз. Чуть слышно скрипнул кран, и струйка воды звонко ударила в перламутр раковины.

– В Бездну всё! – прорычала Ашри и плеснула полные ладони воды в лицо.

Руки сжали края раковины. От пальцев поползли ниточки света. Перламутр заиграл, переливаясь нежными оттенками волшебства. Полированная многими годами жемчужная оболочка из глубин океана радостно откликнулась на зов пламени. Зеркало подёрнулось рябью, и вот Ашри уже видела проносившихся мимо разноцветных рыбёшек, ярких, словно бабочки. Огромных и неведомых монстров и необычных полупрозрачных существ с длинными, похожими на листья папоротника щупальцами. Пальцы элвинг до скрипа ногтей сжимались на перламутре, вгрызаясь в память, что хранил каждый его слой. И чем глубже проникала она в отпечатки океана, тем дальше отступала её боль. Пока не стала лишь шумом волн и лёгким покачиванием, скрежетом ножа и палящим солнцем.

Ашри вынырнула в реальность, жадно хватая воздух. Свет померк и рассеялся. Зеркало вновь вобрало в себя ночь. Лишь струйка воды продолжала щебетать, делясь сплетнями с мёртвой раковиной. Элвинг подставила ладони и сжала кулак. Вода насмешливо брызнула из-под пальцев во все стороны. Тогда Ашри, ухмыльнувшись, закрутила кран. И, дождавшись, когда на ладонь упадёт последняя капля, с особым наслаждением слизнула её. В отличие от слёз и крови, вода не имела вкуса. По крайней мере того, что стоило помнить. Если она единственная, кто сможет всё исправить, – так оно и будет. По крайней мере, остались ещё те, кого она может спасти.

Одежда, вычищенная и свежая, лежала на нетронутой кровати. Скинув тунику, Ашри с удовольствием натянула привычные штаны, кофту, застегнула пояс и высокие ботинки, накинула короткую куртку. Тщательно проверила ножи, аккуратно распределила. Последними надела на голову гогглы и улыбнулась в темноту.

Океан и песок не смогли прожевать её, и Бездна подавится.

Клыкарь заполнил пустоту, оставшуюся после смерти Рэда. Наставника, друга, предателя… А теперь и Гравмол её бросил, забрав с собой кусок ещё больше. Ашри физически ощущала внутри себя полость. Огромная выжженная дыра, лишь слегка прикрытая кожей и одеждой. Отличное место, чтобы заполнить его пламенем. Как там говорила Абби, стать сосудом и вместилищем. Перестать бежать от предначертанного, принять свой проклятый дар.

Ашри оскалилась. И превратить в Силу. Ей больше некого терять, но есть те, кого спасать. И она спасёт всех, кого сможет. Не самая поганая цель, если подумать.

В дверь постучали.

– Уже утро, Мамауна? – сонно пробубнил Зурри.

Крамкин внутри Ашри впился острыми зубками в сердце.

Элвинг открыла дверь, взглядом, полным холодной ярости, она посмотрела в будущее.

На пороге стоял псоглавый хранитель. Зелёные глаза светились в глубине капюшона. За ним возвышался глава Стражи Цветка. Взгляд Рионтару вцепился в Ашри. Капитан будто искал что-то, кого-то и, не найдя, нахмурился.

Ашри отступила, пропуская визитёров в комнату. Оба мужчины посмотрели на главную драгоценность Аббарра: спящую искру. Бистёныш заворочался, проснулся и сладко зевнул, потягиваясь. И только тут заметил гостей.

– Ой, простите, – спешно прикрывая зевок, он подтянул спасительное одеяло к носу. – И доброе утро… если такое определение возможно в сложившихся обстоятельствах.

– Доброе, – улыбнулся Рионтару.

Зурри лучезарно улыбнулся, разрывая душную атмосферу нависшего рока. И, не сговариваясь, все улыбнулись малышу в ответ. Даже на лице хранителя слегка дрогнул мускул, и уголки рта поползли вверх.

– Благословит Интару твой путь, – слегка кивнул хранитель.

Ашри хмыкнула: видать, ей благословение не полагается. Голос показался знакомым, но одинаковые маски и балахоны делали всех псоглавых на одну морду. Но, похоже, от внимательного взгляда капитана в этом городе не ускользало ничего:

– Всё готово к вашему отбытию. Но прежде нас ждут в приёмной Вэл Тар Орму. Хранитель Северных Врат Аглисс Моргейт решил лично сопроводить вас.

Ашри слегка кивнула. Так вот это кто – один из совета. Память услужливо подкинула: «из совета, в котором состоял Клыкарь».

– И вам всех благ, – делаясь пурпурным, Зурри буквально скатился с топчана и, выпучив глаза, спросил: – Я увижу Орму?

Бистёныш юркнул за ширму, вернулся, схватил вычищенную одежду с кровати и вновь скрылся за деревянными створками. Рионтару переглянулся с Ашри, но элвинг лишь приподняла бровь. Тем временем раздался плеск воды, пыхтение. Кто-то шлёпнулся на пол, что-то уронил, поднял, прополоскал рот. И вот синий метеор выбежал к ним, перекинул через голову лямку сумки, на ходу ухватил со стола крупную чавуки, сунул фрукт в карман и остановился напротив капитана:

– Я готов! – запыхавшись, выпалил Зурри и, подумав, добавил: – Насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

Рионтару ободряюще улыбнулся, «взъерошил» голову малышу и спросил о таких обычных вещах, как сон и настроение. Ашри вышла из комнаты, чувствуя на спине прожигающий взгляд хранителя.

Всё тем же коридором они прошли до места сбора небольших, но важных советов. Правитель Мэйтару сидел за столом у противоположной стены. За ним клубился сумрак и сложно было понять, как далеко уходят стены и не скрываются ли во мраке вооружённые до клыков стражи. Зал же перед Орму заполняло янтарное пламя свечей. В высоких латунных светильниках, росших из пола, и в низких чашах, укрытых в нишах стен, плавился воск. Отсветы плясали на спинках кресел, в которых расположились бисты и аллати.

Ашри удивилась: она привыкла, что везде в Аббарре свет давно был заключён в стекло. Фитили, масло и воск остались лишь в храмах, на привалах караванщиков, у бедняков и романтиков. Но было в этом не только что-то старое и забытое, трепет огня, сладковатый запах воска, еле уловимый чад дыма придавал особый уют и сокровенность. Словно они не перед ликом Орму, а в компании друзей, ждущих, когда Сезон Бурь уступит место Сезону Пробуждения. На столе перед правителем тоже горела свеча. И огонёк трепетал от его дыхания.

Рионтару поприветствовал правителя, и тот в ответ махнул рукой, предлагая занять свободные места. Капитан опустился в кресло. Ашри сделала шаг следом, но Зурри словно прирос к шёлковому ковру, и элвинг отступила, подставляя свой бок и положив руку на плечо малыша.

Бист, похожий на колонну, тот, что встретил их по прибытии в Башню Орму, начал было зачитывать титул и все регалии правителя, но Орму, устало сморщившись, отмахнулся и от него тоже:

– Корсиум, всем и так известно, кто я, и не будем тратить время на церемонии. Самое пустое, на что мы в силах его спустить.

– Да, Светлейший, – сконфузился советник и, поклонившись, отступил.

На лице Орму отпечатались горе и усталость. Тени пролегли под глазами, видимо, он давно уже не знал сна. Но, оглядев собравшихся, он ободряюще улыбнулся.

– Я не могу отправить многих в этот рискованный и неимоверно важный путь, но я отправляю лучших.

Голос Орму звучал как рокот камней. В нём была сила и мощь. Он заставлял сердца наливаться отвагой, зажигал искру в глазах и исцелял дух:

– Капитан Рионтару избрал троих из первейших в искусстве защищать. Эти воины станут вашей стальной опорой на пути к Вратам. Зелёное пламя Милосердной Интару осветит вашу дорогу. Мудрейшие Аглисс и Кмал Тар с воинами Башни Силы будут вашими стражами до самого порога Бездны.

Из темноты приёмной отделилась тень. По правую руку от Орму встал сам Белый Пёс Ину. От Ашри не укрылось, как нахмурился правитель Аббарра, как тень несогласия на миг пробежала по его лицу, но тут же рассеялась:

– И сам Хранитель Башни Силы будет на вашей стороне, – сцепив руки в замок, Орму оглядел отряд. – На ваших плечах непосильная ноша, но ваш дух и наша вера способны преодолевать любые трудности и воплощать невозможное. Помните: вы не одни. За вами Аббарр с его жителями и весь Мэйтару. А, возможно, и целый Тхару. Мы остановили вторжение у Башни Силы. Зелёное пламя и воины цветка откинули врага, выиграв время. Враг не ждёт удара на своей территории. Воспользуемся же этим преимуществом. Сокрушим зло раз и навсегда в его логове, освободив тех, кто в его власти.

Ину обогнул стол и встал перед Орму. Ашри видела, как сжались кулаки Рионтару, и капитан стиснул зубы. Но раз сам владыка дозволял своему пламенному советнику поворачиваться к себе спиной, то отчего сомневается старый вояка? Ашри нахмурилась, переведя взгляд на Ину.

– Что ж, – оскалился Белый Пёс. – Как сказал Вэл Тар Орму, не будем растрачивать напрасно время и двинемся в путь.

– Вэл Тар Орму, – капитан Рионтару резко поднялся и сделал шаг к столу. – Я хотел бы просить…

Орму остановил его:

– Я знаю, о чём ты хочешь просить, но я не могу лишиться сразу обеих моих рук, – Орму кинул взгляд на Ину. – Я и так оголяю совет, отправляя Белого Пса и Аглисса, ослабляю храм Интару, отдавая Обители хранителя Кмала Тара. Я не могу позволить и тебе, мой друг, покинуть Аббарр.

– Но…

– Я приказываю тебе остаться, – глаза Орму сверкнули.

– Как вам будет угодно, – Рионтару опустился в кресло и метнул острый, как его меч, взгляд на Ину.

– Но прежде, – Орму колосом поднялся из-за стола и вышел к собравшимся. – Я хочу лично поблагодарить каждого из вас.

Правитель Аббарра жал руку одному за другим, обращался по имени и благодарил. И вот он протянул руку элвинг. Когда их взгляды встретились, Ашри увидела за маской силы и власти любящего мужа и правителя, того, с кем познакомилась в свете Хронографа. Она ответила на рукопожатие, прежде чем хоть кто-то понял, что произошло. Её тонкие пальцы без перчатки сомкнулись на запястном браслете Орму, и на мгновение глаза вспыхнули, впитывая память золотого обруча с перламутровыми вставками. Сам Орму же почувствовал лишь лёгкое покалывание.

– Верни их, – промолвил Орму и, отвернувшись, присел перед Зурри.

Аззурит робко вложил маленькую синюю пятерню в огромную руку Орму. Правитель бережно сжал её и накрыл второй рукой.

– Сейчас я смотрю на тебя и вижу моего сына Рибу. А после, каждый раз смотря на него, я буду видеть тебя. Рибу и Азур – два драгоценных камня, дарованных Мэй. Что бы ни произошло, Азуррит Тирруза Первый, я буду всегда тебя помнить. И я очень жду нашей новой встречи, чтобы ты лично рассказал обо всех своих приключениях. О пути, поиске и непременно о том, как сокрушили врага, спасли белый город и вернули мир на Мэйтару!

В порыве Орму обнял маленького биста так, как обнимал своего сына. И в этот момент не было счастливее никого в целом свете, чем ошалелый синий сирота.

* * *

В крытом дворе Башни Орму их уже ждали валангу. Звери застыли и, если бы не время от времени скользящий по тхару взгляд, их можно было бы принять за статуи. К Ашри и Зурри подошёл Рионтару.

– Ну что, страж, готов спасать мир? – улыбнувшись, спросил капитан.

– А то ж! – Зурри накрыл ладошкой золотой значок на своей куртке.

– Тогда давай я покажу тебе твоего валангу, а ещё научу, как укрыть нос и рот от вездесущего песка. А твоя подруга пока поговорит с Белым Псом.

Рионтару кивнул Ашри, и та посмотрела на Ину. Он усмехнулся ей, обнажив клыки.

– Послушай меня внимательно, Птичка, – голос Ину зашелестел прямо в её голове. – Твоя задача не дать этому бистёнышу переродиться по пути к Вратам.

– Так свяжите его или усыпите, – так же мысленно ответила элвинг. – Он для вас всё равно лишь расходный материал.

– Оставь свои колкости, – голос обжёг сознание Ашри так, что она зажмурилась от боли. – Он должен быть весел, здоров и стабилен. Никаких страхов и стрессов.

– Совсем как при забое скотины, чтоб мясо нежнее было, – кусая до крови губу, ответила Ашри, вопреки разрывающей боли глядя прямо в лицо Ину.

– Абби была права, – усмехнулся Ину, ослабляя хватку. – Ты сильная и упрямая, как гвар.

Ашри отшатнулась, широко раскрыв глаза. Сменяя боль лёгким бризом чистой радости, её мозга коснулось сладкое чувство блаженства. Кто-то словно подцепил когтем и вытянул наружу одно из потаённых воспоминаний.

– Слушай меня – и получишь всё, о чём только мечтаешь.

Внутри элвинг вспыхнуло пламя и вытолкнуло чужое сознание. Её щёки горели, а кулаки так сильно были сжаты, что если б не перчатки, ногти вспороли бы кожу ладоней.

– Не смей забираться ко мне в голову, – прошипела Ашри, но Ину в ответ лишь самодовольно оскалился.

* * *

Вуаль Мэй не рассеялась с рассветом и не стала слабее. Песчинки всё так же парили в воздухе, лишая зрения. Но они не бросались остервенелым роем на путников, не жалили, не царапали. Свет Орта пробивался через песчаную завесу, придавая всему ржавый оттенок. Тенями выныривали вдоль тракта здания: появляясь неожиданно, без всякого предупреждения. Даже плиты под ногами теряли очертания. Маленький отряд плыл сквозь мутные воды времени.

Валангу был выше и крупнее того, что вёз элвинг по старым тоннелям Аббарра к Башне Силы. Чешуйки его были узкие и длинные и чем-то напоминали прилизанную шерсть. На седле перед элвинг сидел Зурри. Белый пёс с Аглиссом и Кмал Таром ехали во голове отряда, за ними два солдата из Стражи Цветка, затем Ашри с воином Рионтару и хранителем по бокам. А позади ещё четверо псоглавых. Двенадцать валангу и тринадцать всадников.

Стоило отряду выйти из ворот Башни Орму, как один из хранителей сотворил из пламени светящийся шар, придал ему форму шаати и пустил вперёд, как маячок. Но прежде шаати пронеслась над отрядом и заложила крутой вираж непосредственно перед малышом бистом.

– Ух ты! – Зурри не смог скрыть восторг.

В тишине мёртвой улицы возглас прозвучал так громко, что бистёныш смутился и зажал рот обеими ручонками, покачнувшись в седле.

– Лучше держись за седло, – улыбнулась Ашри. – Этому городу не повредит немного магии и радости.

И пусть лицо её было почти не различить за гогглами и натянутым до самых глаз платком, элвинг надеялась, что малыш почувствует тепло и поддержку. И вовсе не потому, что так велел Ину, а чтобы это путешествие действительно стало… незабываемым.

«Незабываемое приключение» – она уже слышала эти слова. Сказанные однорогим караванщиком в его первом походе по барханам Мэй.

– Это так здо́рово! – зашептал Зурри, выворачиваясь, чтобы заглянуть в глаза Ашри. – Ехать на валангу в окружении Хранителей и Стражи. Все приютские обзавидуются!

Маленькие синие пальцы потянулись к шее животного и погладили его. Ашри промолчала о том, что вряд ли кто-то позавидует путешествию в один конец, даже если оно проходит с таким пафосом и сопровождением, как это.

– А ещё так жутко! – Зурри старался говорить шёпотом, но Ашри не сомневалась, что его слышно от Каменного порта до Имола. – Ни зги не видно! Мы словно в песочном шаре.

– Где? – переспросила Ашри.

– В песочном шаре, – Зурри снова вывернулся так, чтобы не только видеть Ашри, но и чтобы она видела его руки.

– Это такая штука, как круглая бутылка с широким горлышком, – Зурри пальцами придал воздуху форму шара, будто держал невидимый мяч. Решительным ударом руки отсёк воображаемое дно. – Стекло прозрачное, дна нет – сплошной шар. А внутри, запечатанный пламенем, парит песок и, если присмотреться, то можно увидеть сюрприз – скрытую сценку. Караван, например.

– У меня был подобный, но со снегом. Снежный шар назывался: потрясёшь, перевернёшь, и снег летит на крохотный домик с крыльцом и окнами, в которые всегда хотелось заглянуть, – «а иногда и попасть», хотела добавить Ашри, но не стала. – А рядом с домом стоит снеговик…

– Снеговик? – попробовал слово на вкус Зурри. – Это что?

– Это слепленный из снега тхару.

– А что такое снег?

Ашри хмыкнула.

– Снег почти как песок. Только белый, холодный и тает на ладошке или в тепле дома. Потому что он на самом деле вода, но застывшая и превратившаяся в пушистые хлопья. Он падает с неба зимой, – элвинг увидела непонимание в глазах бистёныша. – Когда холодно так, что надо надевать тёплую одежду, и всё на улице такое морозное, словно сделано из холодовика. И сам воздух щиплет нос, щёки, уши…

– Пушистая вода с неба, похожая на песок? – недоверчиво переспросил Зурри. – А если он тает в руках и дома, то как вы его в шаре храните?

– В шаре не настоящий снег, а поддельный. Крупинки покрашенные, но похожие на снег.

– Песок? – прищурился Зурри.

– Может, и песок… крашеный, – передёрнула плечами Ашри. – Никогда не задумывалась.

– Значит, у тебя тоже был песочный шар, – подытожил бистёныш.

– Нет, у меня был снежный! – фыркнула Ашри. – Даже если там падал крашеный песок, это всё равно был снег!

– Но это противоречит…

– Это был мой шар! – прорычала Ашри. – Снежный!

Элвинг услышала короткий смешок со стороны правого конвоира – стража. А потом и слева коротко тявкнул хранитель. Ашри закрыла глаза, досчитала до десяти, набрала полную грудь воздуха (через повязку на лице это было то ещё дело) и медленно выдохнула. Вроде сработало. И тут прямо перед её носом полетела снежинка! Ашри моргнула, но снежинка не исчезла. Призрачно оранжевая, как и весь мир за стёклами её гогглов, она вильнула перед лицом и легла на макушку Зурри. А потом просто вспыхнула искоркой и пропала.

Ашри скосила взгляд, пытаясь вычислить, который из псов пускает тут свои зелёные фокусы. Все капюшоны были как один, да ещё и размыты вуалью Мэй. Подозрение пало на ближайшего. «Псина блохастая», – фыркнула мысленно элвинг, отгоняя мысль, что с удовольствием оказалась бы сейчас в том маленьком домике среди летящих хлопьев снега.

Торговый тракт широкой застывшей рекой вёл их от Башни Орму к Золотым Вратам. Ашри подумала, что их разношёрстная компания похожа на стайку рыб, что пытается поскорее выбраться из мутной воды. Вот только рыбки не знают, что поднятый со дна ил не осядет так быстро, как им хочется, и надёжно укроет всех хищников, что уже давно почуяли запах добычи…

Время текло, валангу мерили шагами камень, и отряд продвигался без всяких происшествий. Лишь пару раз навстречу им выбегал рассёдланный гвар и так же внезапно скрывался в пелене песка. Время от времени доносились приглушённые звуки: не то плач, не то стоны, иногда пение. Но сильнее всего Ашри запомнился крик. Она не знала, кто издал его – птица, тхару или раненый зверь. Это был вопль, подобный острию стилета – высокий, смертельный, пронзительный. Он вспыхнул, достиг апогея и оборвался.

Элвинг почувствовала, как напрягся валангу под ней. Она погладила зверя, мысленно успокаивая. Пусть Клыкарь и говорил, что эти звери не слышат и не чувствуют, но он и до этого ей врал.

Зурри опустил уши и чуть слышно сказал:

– Это лопнула душа. Все мы теперь прокляты.

Ашри посмотрела долгим печальным взглядом в мутную песчаную мглу. Где-то там, откуда раздался крик, тлели угли Башни Веры. И слова Зурри холодом пробежали по спине элвинг. Вдруг и правда – это душа Уны?

– О чём ты? – элвинг старалась, чтоб голос звучал бодрее, но он предательски дрогнул. Не от страха, а от тоски, что разом поднялась с глубин её собственной души. – Расскажи.

– Я прочитал эту историю совсем недавно, – словно оправдываясь, начал Зурри. – Но всё равно могу что-то забыть или… перепутать.

– Не переживай об этом, – Ашри положила руку на плечо бистёныша. – Ты лучший из рассказчиков, которых я знаю.

– Это была красивая книга легенд. Белая с серебряными уголками и ровными рядами слов, складывающих историю из букв, – Зурри прижал ладошки к груди. – Молчаливое волшебство. Я нашёл её на столе в доме Вэлла Сту. Все спали, а мне захотелось попить. Ну, я и заглянул одним глазком…

И, закрыв глаза, Зурри начал рассказ. А так как он был хорош в этом деле, то каждый член отряда невольно попал под его магию, как муха в паутину. Даже суровый Белый Пёс навострил уши. И, пока валангу шагали к внешней стене Аббарра, всадники на них зачарованно слушали легенду, что рассказывал один очень смелый синий сирота.

Далеко-далеко, на самом краю мира, песок искрится серебром, потому что это не раскрошённые временем горы, а разбитые вдребезги звёзды несбывшихся желаний. Ни один зверь или бист, аллати или элвинг не может пройти по этому песку. Осколки мёртвых звёзд остры как стекло, а блеск их способен ослепить. Это место покорилось лишь тем, у кого больше нет желаний, а взгляд неизменно устремлён в прошлое. Там бродят огромные, как острова, живые города первых бистов. Ожившая история и память Мэйтару – моолонги. Говорят, что это они заложили оазисы Мэй, просто сбросив однажды свои панцири, которые стали им малы. А сами, сделав новые из гор и великаньих руин, ушли далеко на восток, где белый песок Мэй перетекает в чёрный камень Дартау. Они помнят обо всём и знают о каждом. Ветер прилетает на их спину, чтобы рассказать о делах мира, а сам Орт направляет копья в тёмные уголки бродящих островков, чтобы выжечь густую, обретающую плоть, тьму. Вот только прорех и закоулков на панцире моолонга великое множество, и каждый раз, пока Орт спит, ночь оседает в них новыми мороками. И когда мороки достаточно окрепнут, чтобы свить себе тело из найденных в подворотнях памяти тёмных историй, они становятся птицами – скорбными крикунами, чёрными плакальщиками. Вечно голодными, не ведающими иных чувств, кроме голода. Яд крикунов разъедает память моолонга, и в эти дыры вылетают души живых историй. И тогда крикуны хватают их и рвут на части, пожирая.

Умирая, потерянная, одинокая и истерзанная душа кричит из утробы птицы её голосом. И звук этот рассекает мир и забирает покой всех, кто его услышит. Никогда не забыть его, он будет вечно отпечатан в тебе. Ведь это само отчаянье.

Зурри замолчал. Тишина накрыла отряд, лишь когти валангу царапали камень. Так они и плыли через песок, пока, сотканная из пламени, шаати не замерла и не развеялась, смешав мерцающие искры с Вуалью Мэй. Тракт упёрся в запертые ворота: первые в чреде, что им предстояло пройти, прежде чем покинуть Аббарр. Ашри воспользовалась остановкой, пригубив флягу. Прохладная вода – похоже, единственная радость, которая ждёт её в ближайшее время. Элвинг передала флягу Зурри, а сама подумала, что слишком много песка её раздражает не меньше проклятой вездесущей морской соли.

Ину отдал приказ, и ему ответили лязг цепей и скрежет металла. Ворота открывались и закрывались одни за другими, пока прохлада и уют каменных переходов вновь не сменились изнуряющим маревом Вуали.

Золотые Врата, ухнув, закрылись, выпуская путников во владения Мэй. Скоро камень под лапами чешуйчатых кошек обернулся песком, и тринадцать всадников оказались в огромном пустынном шаре, из которого не было выхода.