Онлайн чтение книги Американский психопат American Psycho
Офис

В лифте Фредерик Диббл рассказывает мне о статье на шестой странице или еще в какой-то светской хронике про Ивану Трамп. Потом он делится впечатлениями о новом таиландско-итальянском ресторане в Верхнем Ист-Сайде, куда он вчера ходил с Эмили Гамильтон. Потом принимается восхвалять какое-то замечательное блюдо – фузилли с шиитаке. Я достаю золотую ручку Cross, чтобы записать название ресторана в свою записную книжку. На Диббле двубортный шерстяной костюм в почти незаметную полоску от Canali Milano, хлопчатобумажная рубашка от Bill Blass и тканый галстук в миниатюрную шотландскую клетку от Bill Blass Signature. В руках он держит плащ от Missoni Uomo. У него великолепная дорогая стрижка, на которую я взираю с восторгом. Диббл начинает напевать мелодию, звучащую в лифте, – скорее всего, это «Sympathy for the Devil», как и во всех лифтах нашего здания. Я хочу спросить Диббла, не смотрел ли он утром «Шоу Патти Винтерс» про аутизм, но он выходит на один этаж раньше меня, успев повторить название ресторана – «Thaidialano» и сказать мне: «До встречи, Маркус». Двери закрываются. На мне костюм из шерсти в крапинку, брюки в складку от Hugo Boss, шелковый галстук тоже от Hugo Boss, хлопчатобумажная рубашка с ворсом от Joseph Abboud и ботинки от Brooks Brothers. Утром я слишком усердно чистил зубы нитью и до сих пор чувствую в горле медный вкус крови. Почистив зубы, я прополоскал рот листерином, и до сих пор во рту у меня все горит, но, выходя из лифта, размахивая новым черным кожаным дипломатом от Bottega Veneta, проскальзывая мимо вешалки Wittenborn, я все равно улыбаюсь, хоть никого вокруг и нет.

Моя секретарша Джин сидит за своим столом. Она влюблена в меня. Наверное, я на ней когда-нибудь женюсь. Как обычно, чтобы привлечь мое внимание, она одета очень дорого и совершенно неуместно: кашемировая кофточка от Chanel, кашемировый свитер, кашемировый шарфик, серьги из фальшивого жемчуга, брюки от Barney’s (шерстяной креп). Приближаясь к ее столу, я стаскиваю на шею наушники. Она поднимает глаза и несмело улыбается.

– Опаздываешь? – спрашивает она.

– Я был на аэробике, – говорю я совершенно спокойно. – Извини. Есть что-нибудь для меня?

– Рикки Хендрикс просил передать, что он сегодня не сможет, – говорит она. – Он не сказал что и почему.

– Мы с Рикки иногда занимаемся боксом в Гарвардском клубе, – объясняю я ей. – Что-нибудь еще?

– Да… Спенсер хочет встретиться с тобой в «Фужерах», – с улыбкой сообщает она.

– Когда? – спрашиваю я.

– В шесть.

– Не получится, – говорю я, проходя в свой кабинет, – я не могу.

Она встает из-за стола и идет вслед за мной.

– Но что мне ему сказать? – с энтузиазмом спрашивает она.

– Просто… скажи… «нет», – говорю я, снимая пальто Armani и вешая его на плечики Alex Loeb, купленные в Bloomingdale’s.

– Просто… сказать… «нет»? – переспрашивает она.

– Ты видела утром «Шоу Патти Винтерс»? – спрашиваю я. – Об аутизме.

– Нет, – улыбается она, словно очарованная моим интересом именно к этому шоу. – Ну и как оно?

Я беру утренний выпуск «Wall Street Journal» и просматриваю первую страницу – она сливается в одно черное бессмысленное пятно.

– По-моему, я в бреду смотрел это шоу. Не знаю. Не уверен. Не помню, – бормочу я. Откладываю «Wall Street Journal» и беру «Financial Times». – Честно, я не помню.

Она продолжает стоять, ожидая указаний. Я вздыхаю и складываю руки вместе. Я сижу за столом Palazzetti со стеклянной столешницей. Справа и слева от меня стоят галогеновые лампы, они уже включены.

– Слушай, Джин, – начинаю я. – Надо заказать столик на троих в «Верблюдах» на половину первого, а если там не получится, попробуй в «Карандашах». Хорошо?

– Слушаюсь, сэр, – шутливым тоном произносит она и уходит.

– Постой, – говорю я, кое-что вспомнив. – Еще надо заказать на восемь столик в «Аркадии». На двоих.

Она оборачивается, ее лицо немного мрачнеет, хотя она по-прежнему улыбается:

– О-о-о. Что-нибудь… романтическое?

– Не говори глупости. Ладно – спасибо, я сам закажу, – говорю я.

– Да я все сделаю, – говорит она.

– Нет-нет. – Я машу рукой, чтобы она ушла. – Будь зайчиком, принеси мне воду «Перье», ага?

– Ты сегодня великолепно выглядишь, – замечает она перед тем, как уйти.

Она права, но я ничего не отвечаю. Я смотрю на картину Джорджа Стаббса, которая висит напротив, и думаю, не перевесить ли ее, не слишком ли она близко висит от стереокомплекса: радиоприемник Aiwa AM/FM, двухкассетный магнитофон, полуавтоматический проигрыватель с ременным приводом, графический эквалайзер. Все в том же стиле, что и колонки, темно-синего цвета – в тон цветовой гамме моего офиса. Наверное, картину Стаббса надо повесить над статуей добермана в натуральную величину, стоящей в углу (700 долларов в магазине Beauty and the Beast, который находится в «Башне Трампа»). Впрочем, может быть, она будет лучше смотреться над антикварным столиком Pacrizinni, стоящим рядом с доберманом? Я встаю и убираю со столика спортивные журналы сороковых годов, купленные в Funchies, Bunkers, Gaks и Gleeks по тридцать баксов штука. Потом я снимаю со стены Стаббса, ставлю его на стол, опять сажусь и принимаюсь перебирать карандаши, выставленные в старинной немецкой пивной кружке, купленной мною в Mantiques. Стаббс смотрится везде одинаково. В другом углу – копия стойки для зонтов «Черный лес» (Hubert des Forges, 675 долларов). В ней, как я только что заметил, нет ни одного зонта.

Вставив в магнитофон кассету с Полом Баттерфилдом, я вновь сажусь за стол, начинаю листать «Sports Illustrated» за прошлую неделю, но так и не могу сосредоточиться. Из головы не выходит проклятый солярий Ван Паттена. Приходится позвонить Джин.

– Да? – отвечает она.

– Джин, слушай. Разузнай все о домашних соляриях, хорошо?

– Что? – спрашивает она недоверчиво. Но я уверен, что она улыбнулась.

– О домашних соляриях, – терпеливо повторяю я. – Ну, чтобы загорать.

– Хорошо, – нерешительно отвечает она. – Еще что-нибудь?

– И… черт, да. Напомни, что мне надо вернуть видеокассеты, которые я взял вчера в прокате. – Я открываю и закрываю серебряный портсигар, лежащий рядом с телефоном.

– Еще что-нибудь? – спрашивает она и добавляет кокетливо: – Может, «Перье»?

– Да. Хорошая мысль. И еще, Джин…

– Да? – говорит она. Как хорошо, что она так терпелива.

– Ты ведь не думаешь, что я ненормальный? – спрашиваю я. – Из-за того, что я хочу иметь солярий дома?

Пауза.

– Ну, это немного необычно, – признается она, и я чувствую, что она очень тщательно подбирает слова. – Но нет, разумеется, нет. А как иначе ты можешь поддерживать великолепный загар?

– Молодец, девочка, – говорю я перед тем, как повесить трубку. У меня замечательная секретарша.

Она входит в мой кабинет через пять минут с бутылкой «Перье», долькой лимона и папкой с делом Ренсома, которую я не просил. Я немного тронут ее безграничной преданностью. Ничего не могу поделать, это мне льстит.

– Я заказала тебе столик в «Верблюдах» на полпервого, – говорит она, наливая воду в стакан. – Столик для некурящих.

– Больше так не одевайся, – говорю я, взглянув на нее. – Спасибо, что принесла мне эту папку.

– Мм… – Она замирает со стаканом в руке. – Что ты сказал? Я не расслышала. – Она ставит стакан на стол.

– Я сказал, – спокойно ухмыляясь, повторяю я, – чтобы ты это больше не надевала. Носи платье, юбку или что-нибудь такое.

Она немного ошарашена. Посмотрев на себя, она улыбается как идиотка.

– Если я правильно поняла, тебе не нравится, – кротко говорит она.

– Да ладно, – говорю я, отхлебывая минералку. – Просто тебе так лучше будет.

– Спасибо, Патрик, – говорит она с иронией.

Но я готов поклясться, что завтра она придет в платье. На ее столе звонит телефон. Я говорю ей, что меня нет. Она поворачивается, чтобы уйти.

– И высокие каблуки, – добавляю я. – Мне нравятся высокие каблуки.

Она добродушно кивает и выходит, закрыв за собой дверь. Я вынимаю карманные часы Panasonic с трехдюймовым цветным телевизором и AM/FM-радио и, прежде чем включить компьютер, пытаюсь найти какую-нибудь программу, например «Jeopardy!»