Онлайн чтение книги Пора свиданий Catherine and Arnaud
Глава вторая. СЛЕДЫ НА СНЕГУ

Наступивший вечер заставил забыть короткий смешной эпизод. В верхней комнате башни, где обосновался Кеннеди после смерти старого Жана де Кабана, случившейся три месяца тому назад, собрались Катрин, Сара, Готье, брат Этьен и дворецкий Карлата гасконец Кабрияк, который вот уже десять лет занимал это место.

Это был круглый, небольшого роста толстяк, любивший тишину и спокойствие. Не отличаясь честолюбием, он никогда не стремился единолично управлять крепостью, находя более подходящим переложить командование на плечи военных. Но он знал, как никто другой, крепость и ее окрестности.

Когда короткий зимний день угас, как сгоревшая свеча, все поднялись в будку наблюдателя, чтобы изучать положение противника, разбивавшего лагерь. Палатки из плотной парусины вырастали, как грибы-поганки, пробившиеся сквозь покрывало из белого снега. Часть солдат заняли дома в деревне. Испуганные крестьяне искали защиты за толстыми стенами крепости. Их расселили где только было можно: в старом помещении командира гарнизона, в пустых амбарах и хлевах. Во дворе замка царило столпотворение, как в базарный день, — крестьяне привели с собой и скотину.

Теперь, когда спустилась ночь, лагерь осаждающих образовывал вокруг горы с замком подобие короны с блестящими соцветиями из костров. Клубы красноватого дыма ввинчивались в ночную тьму, освещая временами то тут, то там перекошенные от холода лица, потерявшие человеческий облик.

Стоя на обзорной площадке башни, Катрин ощущала себя на краю адской бездны, населенной демонами. Эта ночь значительно поубавила оптимизм Кеннеди. Свесившись со стены, он разглядывал опасные красные клещи, сжимающиеся вокруг Карлата.

— Что будем делать, мессир? — спросила Катрин. Он повернулся к ней и пожал плечами.

— В данный момент, мадам, я больше беспокоюсь о Мак-Ларене, чем о нас. Нас окружили или почти что окружили. Как он попадет к нам, вернувшись из Монсальви? Он наткнется на солдат, и они его возьмут в плен. Можно ожидать и худшего! Вилла-Андрадо готов на все, чтобы вырвать наше согласие. Мак-Лорена могут пытать с применением всех неприятных «приложений», а что значит это слово на языке Кастильца, ни для кого не тайна. И наш враг узнает, откуда он вернулся.

Катрин побледнела: если Мак-Ларена схватят и он заговорит под пыткой, то испанец узнает, где находится Мишель. И у него не будет лучшего заложника, чем ребенок, чтобы вынудить мать изменить свое решение, а она ради спасения сына, желая вырвать его из когтей Вилла-Андрадо, пойдет на все.

— Так вот, — сказала она глухим голосом, — я повторяю свой вопрос. Мессир Кеннеди, что будем делать?

— Если бы я знал, черт возьми!

— Нужно кому-то сегодня же ночью выбраться из Карлата, — спокойно сказал монах, — идти в Монсальви и перехватить на полдороге людей Мак-Ларена. Самое главное — выбраться из крепости. Кажется, что крепость еще не совсем окружена. Там, у северной стены, есть широкая полоса, где я не вижу ни одного огонька.

Кеннеди с нетерпением приподнял широкие плечи в кожаных наплечниках:

— Вы когда-нибудь видели скалу с той стороны? Черная и гладкая, она отвесно падает в долину, заросшую лесом. Здесь нужна очень длинная веревка и отчаянная смелость, чтобы спуститься и не сломать шею.

— Я хочу попробовать, — сказал Готье, войдя в светящийся круг на полу, образованный светом от камина и светильников.

Катрин хотела было возразить, но ее опередил дворецкий.

— Веревка не нужна ни для того, чтобы спуститься со стены, ни для отвесной скалы… Там есть лестница.

Все уставились на него, а Кеннеди схватил его за плечо и заглянул в лицо.

— Лестница? Ты бредишь?

— Нет, мессир, настоящая узкая лестница, выбитая в скале. Вход на нее через одну из башен. Только старый Жан де Кабан и я знали о ней. По этой лестнице спустился Эскорнебеф, мадам Катрин, в тот день, когда…

Катрин вздрогнула при воспоминании о том дне, когда с этой же башни гасконский наемник пытался сбросить ее в пропасть. Иногда в кошмарных снах она вновь и вновь видела это красное потное лицо.

— Как он узнал об этой лестнице?

Маленький дворецкий опустил голову и нервно мял в руках свою шапочку.

— Мы… с ним земляки из Гаскони, — пробормотал он. — Я не хотел, чтобы с ним случилось худшее, чтобы его казнили, поэтому… я

Катрин ничего не сказала на это. Не время требовать отчета от человека, давшего такие ценные сведения. Задумавшийся о чем-то Кеннеди, кстати, этого не допустил бы. Скрестив руки на груди и наклонив голову, он смотрел на огонь отсутствующим взглядом. Затем спросил, могут ли женщины спуститься по лестнице, и, получив утвердительный ответ, заговорил:

— В таком случае сделаем так. Надо воспользоваться! тем, что Вилла-Андрадо пока еще не полностью окружил крепость. Он, судя по тому, что мы видели сверху, считает северную сторону не такой важной, но завтра, возможно, изменит свое мнение. Значит, лучший момент — это сегодняшняя ночь. Мадам Катрин, готовьтесь к побегу.

Щеки молодой женщины порозовели, она крепко сжала руки.

— Должна ли я уходить одна? — спросила она.

— Нет. Сара, брат Этьен и Готье будут сопровождать вас. Когда уйдете подальше от Карлата в направлении к Орияку, Готье расстанется с вами. Ему надо встретить Мак-Ларена и передать приказ сопровождать вас.

— А что будете делать вы?

Шотландец громко засмеялся, что разрядило напряженную обстановку, царившую в комнате. Этим смехом он как бы изгнал из помещения демонов тревоги и страха.

— А я? Я спокойно останусь здесь на несколько дней для развлечения Вилла-Андрадо. Во-первых, я должен дождаться нового коменданта, но он не может здесь появиться, пока Карлат находится в окружении. Через несколько дней, когда вы будете на безопасном расстоянии, я вызову Вилла-Андрадо сюда, и он узнает, что вас здесь нет. Поняв бессмысленность дальнейшей осады, он уйдет. Мне останется только передать свои полномочия и собирать вещи.

Брат Этьен подошел к Катрин и взял ее холодные руки.

— Что вы об этом думаете, дитя мое? Мне кажется, что капитан все очень толково разъяснил.

Катрин улыбнулась, ее теплая, открытая улыбка обрадовала старика и одарила радостным возбуждением порозовевшего шотландца.

— Я полагаю, — сказала она, — что все хорошо продумано. Будем собираться. Пошли, Сара! Мессир Кеннеди, я буду вам признательна, если вы подберете мне и Саре мужские костюмы.

Сара недовольно фыркнула. Она терпеть не могла мужскую одежду, которая подчеркивала ее располневшую фигуру. Это злило ее. Но время больших потрясений еще не прошло, и надо было покоряться судьбе при отсутствии лучшего решения.

Спустя какое-то время, уже в своей комнате, Катрин с некоторым удивлением рассматривала одежду, присланную Кеннеди. Комендант взял ее у своего пажа, и это был повседневный костюм, какие носили мужчины в Шотландии. Закаленные жители плоскогорий, привыкшие к резкому климату, имели дубленую кожу. И? обычный костюм состоял из широкого полотнища шерстяной ткани, выкрашенной в цвета клана, фланелевой куртки и свитера. Для фиксирования ткани на плече служила металлическая планка-застежка, покрытая гравировкой. В качестве головного убора предлагался колпак или плоский берет с соколиным пером. Голени ног практически оставались голыми; люди зачастую обходились без обуви.

Знаменитая шотландская гвардия, сформированная коннетаблем Джоном Стюартом Бьюкененом в 1418 году при Дворе короля Карла VII, носила серебряные латы и пышные плюмажи из перьев белой цапли, но, попав в сельскую местность, шотландцы предпочитали свою обычную одежду, в которой чувствовали себя более свободно.

Кеннеди прислал Катрин кусок шотландки цветов его клана — зеленого, голубого, красного и желтого, короткие сапоги из толстой кожи и мешок из козлиной шкуры. Единственным исключением для защиты дамы от холода были рейтузы голубого цвета, голубой берет и большая накидка из шкуры жеребенка.

«Когда Мак-Ларен соединится с вами, вы сойдете за его пажа, — сказал ей капитан, — и таким образом не будете выделяться в отряде».

Он прислал и другой подобный, но, может быть, менее элегантный костюм для Сары. Вначале Сара категорически отказывалась «смешно наряжаться»:

— Можно убежать, не переодеваясь в балаганные одежки. На кого я буду похожа в этом пестром старье?

— А на кого буду похожа я? — ответила Катрин, которая, как только закрылась дверь за Кеннеди, облачилась в необычный костюм. Растрепав свои волосы, она натянула на них берет и остановилась у большого зеркала из полированного олова, критически осмотрев себя.

Как хорошо, что она не поправилась, ведь пестрые одежды полнят, и она предпочитает черный цвет не только из-за траура. На этот раз обстоятельства были необычные, к тому же где взять черный мужской костюм, да еще по росту? Но в любом случае ей было приятно: костюм ей шел и придавал вид лихого молодого пажа с очень красивым личиком. Она накрутила на палец прядь волос: они ей показались более темными, и их золото стало отливать бронзой, что подчеркивало нежный цвет лица, на котором выделялись лучистые глаза.

Наблюдавшая за ней Сара брюзжала:

— Непозволительно быть такой красивой. Думаю, что мне зеркало не подарит столь удачного отражения.

И в самом деле, Сара, которой осталось нахлобучить берет на копну своих черных жестких волос, выглядела в своем костюме смешной.

— Надо затянуть грудь шарфом, — посоветовала Катрин, — а то слишком уж видно, что ты женщина.

Подобным образом она поступила и сама, прежде чем надеть верхнее платье. Потом, закутавшись в накидку, пошла открыть двери, в которые кто-то постучал.

— Вы готовы? — раздался голос Кеннеди.

— Вроде бы, — ответила Сара, пожимая плечами.

— Войдите, — крикнула Катрин, укладывая черный бриллиант и другие драгоценности в козий мешок.

Сара понесет другую часть. Фигура шотландца выросла на пороге. Он улыбнулся.

— Ну и красивый же паж из вас получился, — засмеялся он с нескрываемым восхищением. Но Катрин не улыбалась.

— Этот маскарад меня не радует. Я упаковала свои вещи и надену их, как только это станет возможным. А теперь идем…

Прежде чем уйти, Катрин окинула взглядом комнату, где протекли ее последние счастливые дни и где она пережила страшное горе. Скромные стены, как ей казалось, сохранили отсвет улыбки Арно и эхо смеха Мишеля. Она почувствовала, как дороги они ей стали, и комок подкатил к горлу. Но она не позволила чувствам взять верх. Ей нужно было сохранить все свое хладнокровие и присутствие духа. Она решительно положила руку на рукоятку кинжала, подвешенного к поясу, и повернулась спиной к знакомым стенам. Клинок принадлежал Арно, им он убил Мари де Корборн, и для Катрин это был самый дорогой подарок. Эти несколько сантиметров закаленной стали были ей дороже черного бриллианта. Ведь рукоятку кинжала согревала рука ее мужа. Она не колеблясь отдала бы бриллиант за кинжал.

Во дворе она встретила Кеннеди, который ждал ее с лампой в руке. Готье и брат Этьен стояли рядом с ним. Не говоря ни слова, нормандец забрал у Сары вещи, и маленький отряд отправился в путь. Один за другим все направились к крепостной стене. Холод усилился, мороз щипал кожу. Время от времени налетал шквалистый ветер, завихряясь белыми фонтанчиками, что вынуждало людей идти вперед, согнувшись, по широкому двору крепости. Но по мере их приближения к стене завихрения стихали, теряя силу. Иногда слышалось мычание коровы, крик ребенка или храп одного из беженцев, спавших просто на земле у огня, завернувшись в одеяло.

Несмотря на накидку из шкуры жеребенка, Катрин дрожала от холода, когда они добрались до башни, указанной Кабрияком, ожидавшим их внутри. Продрогнув, он притопывал ногами и хлопал руками по бокам. Под сводами башни сочившаяся вода образовала на стенах черные блестящие пятна льда, временами осыпающегося вниз.

— Надо спешить, — предупредил Кабрияк — Скоро взойдет луна, и на снегу вы будете видны, как днем. А Кастилец расставил, видимо, наблюдателей повсюду.

— Но как мы переберемся через частокол, вдоль стены? — спросила Катрин.

— Это мое дело, госпожа Катрин, — ответил Готье. — Пойдемте. Господин дворецкий прав. Нам нельзя терять ни минуты.

Он уже взял ее под руку и потащил к черной яме — входу на лестницу, с которой Кабрияк сбросил крышку, присыпанную сгнившей соломой. Но Катрин воспротивилась, повернулась к Кеннеди и протянула ему руку.

— Большое спасибо за все, мессир Хью. Спасибо за вашу дружбу и поддержку. Я никогда не забуду дни, прожитые здесь. Благодаря вам мне удалось пережить тяжелое время. Надеюсь скоро встретить вас у королевы Иоланды.

Она увидела при неровном свете лампы, как засияло широкое улыбающееся лицо шотландца.

— Если это будет зависеть только от меня, мадам Катрин, мы скоро встретимся. Но в наши дни никто не знает, что будет завтра. Поэтому вполне возможно, что я вас больше и не увижу…

Оборвав себя на полуслове, он обнял ее за плечи, прижал к себе и крепко поцеловал, но быстро выпустил из объятий, прежде чем она, задохнувшись от такого поцелуя, не начала сопротивляться, и разразился радостным смехом, что превратило все в хорошую шутку и позволило закончить начатую фразу.

— …но, по крайней мере, умру без сожаления! Простите меня, госпожа Катрин, такое больше не повторится… но мне так хотелось поцеловать вас!

Это было сказано с такой обескураживающей откровенностью, что Катрин смущенно улыбнулась. Она была чувствительна, даже более, чем ей того хотелось бы, к теплу грубой нежности. Увидев это, Готье побледнел. Снова его рука упала ей на плечо.

— Пойдемте, госпожа Катрин, — сказал он строго. Он поднял лампу и начал спускаться по крутой лестнице, Катрин вслед за ним, потом Сара и брат Этьен. Углубляясь в чрево скалы, молодая женщина слышала, как монах попрощался с шотландцем, порекомендовав ему не задерживаться в Оверни, и добавил:

— Война скоро возобновится, и вы будете нужны главнокомандующему.

— Не беспокойтесь, я не заставлю себя ждать! Потом Катрин уже ничего не слышала. Высокие неровные ступени, сделанные из едва отесанных грубых камней, спускались почти отвесно меж двух стен каменной скалы, и она старалась шагать как можно осторожнее, чтобы не упасть. Спуск был опасен: вода, сочившаяся по ступенькам, замерзла, и было очень скользко. Когда наконец они достигли кустарника, маскировавшего расселину, куда выходила лестница, Катрин облегченно вздохнула. Благодаря Готье, раздвигавшему колючие кусты, ей удалось без труда и потерь пробраться через это несложное препятствие, но затем они выбрались к высокому частоколу из бревен, образовавшему изгородь, прикрывшую подходы к скале.

Катрин на глаз прикинула высоту огромной стены.

— Как мы преодолеем ее? Впору возвращаться назад. Бревна очень высокие и заостренные. Тут веревка не поможет.

— Конечно, — ответил Готье, — для этого они и сделаны.

Идя вдоль забора по кустарнику вправо от того места, где они спустились по лестнице, он принялся отсчитывать бревна и остановился на седьмом. Удивленная Катрин увидела, как он ухватился за огромное бревно, ничем на первый взгляд не отличавшееся от других, и с огромным усилием, от которого вздулись вены на висках, поднял его вверх. Через открывшийся проход просматривалась ложбина, спускавшаяся к ручью и двум-трем домам селения Кабан, приютившегося на противоположном склоне. В этот момент луна выглянула из-за тучи и послала на землю свои бледные лучи. Снежное пространство осветилось. Стволы деревьев и кустарник, покрытый изморозью, стали видны как днем. Столпившись у изгороди, беглецы безнадежно смотрели на чистый склон, открывшийся перед ними.

— Нас будет видно, как чернильные пятна на листе белой бумаги, — пробормотал брат Этьен. — Достаточно того, чтобы один часовой повернул голову в сторону этого склона. Он тут же заметит нас и забьет тревогу.

Никто не ответил. Монах сказал вслух то, о чем думал каждый. Волнение охватило Катрин: «Что делать? У нас есть только один шанс убежать сегодня ночью, пока кольцо осады еще не сомкнулось. Но нас видно, мы в ловушке». Как бы давая ответ на ее вопрос, раздались близкие голоса. Готье просунул голову через отверстие в заборе в тотчас отпрянул.

— Ближайший пост расположен в нескольких туазахnote 1Туаза равна приблизительно 1, 95 метра., там дюжина людей. Как бы нам не столкнуться с ними, сказал он с сожалением. — Придется ждать.

— Чего? — спросила Катрин встревоженно. — Восхода солнца?

— Когда спрячется луна. Слава Богу, зимой начинает светать поздно.

Пришлось остаться там, где они были, и ждать в холоде, на снегу. Четверо беглецов, затаив дыхание, смотрели на бледный диск луны. Как будто нарочно огромные плотные тучи бежали вдоль горизонта, и ни одна не могла поглотить предательское светило. Руки и ноги Катрин замерзли. Затворническая жизнь, которую она вела последние месяцы, сделала ее более уязвимой, и молодая женщина страдала больше других от неподвижного ожидания в этом ледяном коридоре. Время от времени Сара растирала ей спину своей сильной рукой, но это слабо помогало. Нервное напряжение нарастало.

— Я уже больше не могу, — шептала она Готье, — надо что-то делать… Надо попытаться, и будь что будет! Ничего больше не слышно, наверное, часовые заснули?

Снова Готье посмотрел на небо. И как раз в этот момент сильный порыв ветра поднял облако снега и закружил его. Луна, казалось, отступила в глубь неба, поглощенная плотным облаком. Стало темнее. Готье бросил быстрый взгляд на Катрин.

— Вы можете бежать?

— Думаю, что да.

— Тогда бегите… Сейчас!

Он вылез первым, пропустил вперед всех остальных и, пока они спускались вниз, быстро опустил на место бревно. Катрин бежала так быстро, как могла, но ее замерзшие ноги и руки не слушались. Склон быстро убегал у нее из-под ног, сердце бешено билось. Увлекаемая движением, она влетела в куст, когда догнавший ее Готье без церемоний поднял ее с земли и взял на руки.

— Надо бежать еще скорее, — ворчал он, без труда ускоряя бег с дополнительной ношей. Глядя через его плечо, Катрин вдруг увидела четкие следы.

— Наши следы… Они заметят их! Надо бы их замести!

— У нас нет времени. Эй, вы двое, идите по ручью, потом выйдете там, около кустов.

Он тоже вошел в неглубокий ручей. Тонкий ледок хрустел под его ногами, и капли холодной воды долетали до оцепеневшей от страха молодой женщины.

Готье на бегу одним глазом следил за луной. Она вот-вот должна была выйти из-за туч. Уже стало светлее. Все шли в указанном направлении. К счастью, перед ними возникла ель. Нормандец поставил Катрин на ноги и принялся ломать еловые ветки.

— Идите дальше, а я замету следы. Катрин, Сара и брат Этьен поспешили к темному лесу, а Готье тем временем заметал следы, таща за собой еловую ветвь.

Беглецы бросились в густую тень деревьев как раз в тот момент, когда луна появилась из-за туч. Обессилевшие от бега, они свалились под дерево, чтобы перевести дух.

Теперь им был виден весь Карлат: скала, похожая на корабль, увенчанная огромным замком, крепостные стены, бастионы, колокольни, башни и внизу — грозное вражеское кольцо. Катрин с признательностью подумала о Хью Кеннеди. Благодаря ему она выскочила из ловушки и могла попасть в Анже.

Голос Готье прервал ее размышления:

— Не время думать об отдыхе. Надо еще много пройти до рассвета, а он уже близок.

И они двинулись в путь через лес. Впервые за долгие месяцы Катрин оказалась на природе, почувствовала дыхание леса, который так любила. Не в первый раз она искала убежища у деревьев и всегда находила его. Снежный полог выглядел нереальным. Холод здесь ощущался меньше, а ели, опустившие до земли свои длинные, отороченные белым юбки, стояли величавые и безмолвные. Свет луны на полянах вызывал свечение мириад кристаллов, а тишина создавала впечатление волшебного царства грез. Здесь властвовал мир, дававший передышку безумию воюющих людей, словно храм, несущий облегчение человеческим душам. Такая красота может смягчить любые страдания, снять усталость и защитить от холода.

Готье шел вперед размеренным шагом, и она старалась ставить ноги в глубокие следы, оставляемые им. Другие поступали так же. Огромный нормандец тоже был частью леса, породившего его, как любое из этих

деревьев. Здесь он был у себя дома, и доверие Катрин к нему еще больше возросло. Внезапно Готье остановился, прислушался, знаком попросив своих спутников не двигаться. Вдали раздавались звуки трубы.

— Трубят подъем? — спросила Катрин. — Неужели скоро рассвет?

— Нет еще. И это не подъем. Подождите меня минутку.

Обхватив ствол дуба, Готье с ловкостью обезьяны взобрался и в мгновение ока исчез в ветвях дерева.

По-прежнему пела труба, звук был приглушенным, что указывало на их значительную удаленность от замка.

— Интересно, это в лагере или в замке? — шепотом спросил брат Этьен.

— Замку нет причин трубить, если только это не призыв к обороне, — ответила Катрин.

Быстро спустившись вниз, Готье плюхнулся, как булыжник, между Катрин и Этьеном.

— Это в лагере. Около северной стены собирается отряд. Они, должно быть, увидели наши следы из-за этой проклятой луны. Я видел, как всадники седлали коней.

— Что же делать? — простонала Сара. — Мы не можем двигаться быстрее всадников, а если они увидят наши следы на другой стороне ручья…

— Вполне возможно, — согласился Готье. — Скорее всего так и будет. Нам нужно разделиться и сделать это немедленно. Катрин была намерена возразить, но он попросил ее помолчать с такой властностью, что она покорилась. Готье продолжал:

— В любом случае мы должны так поступить на рассвете. Вам нужно добраться до Орияка, — помните, госпожа Катрин, а я встречу Мак-Ларена… Я пойду один… Они увидят мои следы.

— Если не пойдут по нашим, — заметила Сара.

— Нет. Потому что вы трое заберетесь на это дерево, спрячетесь в ветвях и будете ждать, пока не исчезнут наши преследователи. Не беспокойтесь, я сумею увести их так далеко, что это позволит вам спокойно продолжить путь.

Катрин показалось, что магическая красота леса внезапно исчезла. Расстаться с другом само по себе было мучительно, но еще к тому же знать, что он в опасности, и терзаться за его судьбу — вдвойне. Делить вместе опасность всегда легче.

— Но если они тебя догонят и захотят… — начала она с болью в голосе. Слово застряло у нее в горле. Слезы потекли из глаз и скатились по щекам, заблестев при лунном свете.

Широкое лицо гиганта озарилось улыбкой.

— Убить меня? — спокойно переспросил он. — Они ничего не смогут мне сделать. Не плачьте, со мной ничего я не случится. Делайте то, что я сказал. Лезьте на дерево! Ц

Он взял ее под мышки и без видимых усилий посадил на Д ветвь дерева. Затем подхватил Сару и вслед за ней — маленького монаха. Вот так, сидя рядышком на дереве, они имели вид трех нахохлившихся от холода воробьев. Готье рассмеялся.

— У вас вид смешного выводка! Взбирайтесь как можно выше и старайтесь не шуметь. Я думаю, не пройдет и часа, как здесь будут солдаты. Не слезайте, пока они не удалятся на достаточное расстояние. Мужайтесь!

Притихшие от страха, они смотрели ему вслед в направлении, выбранном таким образом, чтобы преследователи не задержались под дубом. Затем, изменив направление, он махнул им издалека рукой и побежал в сторону Монсальви. Только тогда беглецы переглянулись.

— Ну что же, — сказал брат Этьен с усмешкой. — Я думаю, пора исполнять приказ. Простите меня, мадам Катрин, но я вынужден снять это платье, слишком неудобное для лазания по деревьям.

Монах развязал веревку, туго обхватывавшую большой живот, распахнул свою рясу, обнажив замерзшие босые ноги, казавшиеся огромными в его сандалиях. Затем он галантно помог Саре взобраться выше по веткам. Катрин, вспомнив молодость, легко карабкалась вверх без посторонней помощи. Очень быстро они добрались до главной развилки дерева. Переплетение ветвей, еще прикрытое прошлогодними высохшими листьями, почти скрывало землю. Беглецов нельзя было увидеть снизу

— Нам нужно терпеливо ждать, — спокойно сказал брат Этьен, устраиваясь поудобнее. — Я воспользуюсь этим, чтобы помолиться за нашего смелого парня. Думаю, он в этом нуждается, хотя сам и не верит в Бога.

Катрин тоже попыталась молиться, но ее сердце, отягощенное тревогой, и ее мысли все время обращались к Готье. Она боялась даже подумать, что будет с ней, если с нормандцем произойдет несчастье. Он был ей дорог, и своей преданностью отвоевал себе место в ее сердце. Как и Сара, он был тем звеном, которое связывало ее с прошлым. После того, как высокая фигура Готье исчезла за деревьями, Катрин почувствовала себя слабой и лишенной защиты.

«Господи милостивый, сделай так, чтобы с ним не случилось ничего плохого! — шептала она, глядя на небо сквозь ветви. — Если ты заберешь моего последнего друга, что останется мне?»

Приближался шум кавалькады: бряцание доспехов, голоса всадников, лай собак. Стало ясно, что люди Вилла-Андрадо напали на след. Брат Этьен и Сара быстро перекрестились.

— Вот они, — шептал монах. — Приближаются. Взгляд Катрин обратился к небу. Оно посветлело, ночь кончалась. Наступало утро. Лес наполнился невидимыми шорохами, предшествовавшими его скорому пробуждению.

— Хоть бы… — начала она и замолчала, остановленная рукой брата Этьена.

Между стволов деревьев показался блестящий шлем солдата. Глубокий снег приглушал шаги людей, но их выдавал треск сломанных веток, когда они ударами сабель расчищали себе проход… Беглецы затаили дыхание… Два десятка лучников, сопровождаемых дюжиной конных, прошли мимо, разглядывая следы. Это были кастильцы, и Катрин не понимала их языка. Уже посветлело, и она могла различать их не внушавшие доверия лица, украшенные длинными черными усами. Она с ужасом увидела, что к седлу одного всадника были подвешены четки из человеческих ушей, и едва не вскрикнула. Как бы почувствовав чье-то присутствие, человек остановился под большим дубом и хриплым голосом позвал товарищей. На крик прибежал солдат. Всадник сказал ему что-то, и сердце Катрин замерло. Но человек с пугающими трофеями хотел, чтобы тот подтянул подпругу его коня. Они снова тронулись в путь. Прошло еще немного времени, и под деревом больше никого не было. Глубокий вздох облегчил души беглецов.

Брат Этьен вытер вспотевший лоб и, несмотря на холод, отбросил назад капюшон.

— Боже, как я испугался! — сознался он. — Посидим еще!

Как советовал Готье, они переждали еще какое-то время, а когда до притихшего леса долетел голос запоздавшего петуха, монах вытянул затекшие ноги, широко зевнул и, улыбнувшись своим спутницам, сказал:

— Думаю, мы можем слезать. Эти люди так истоптали лес, шаря по всем кустам, что теперь наши следы нас не выдадут.

— Да, — ответила Катрин, скатываясь с ветки на ветку. — Мм найдем дорогу?

— Доверьтесь мне. Я знаю эти края. В молодости я провел несколько месяцев в аббатстве Сен-Жеро д'Орияк. Пойдемте. Если идти правее, в направлении солнца, мы попадем в Везак, где сможем отдохнуть в местном храме. Ночь наступит рано, и, когда стемнеет, мы пойдем дальше.

Первые лучи бледного зимнего солнца ободрили женщин. Солнце не грело, но его свет приносил успокоение.

Очутившись у подножия дерева, послужившего им пристанищем, Катрин рассмеялась, глядя на свой непривычный наряд.

— Знаешь, на кого мы похожи? — сказала она Cape. — Мы похожи на Гедеона, попугая, подаренного мне герцогом Филиппом в Дижоне.

— Вполне возможно, — проворчала Сара, поплотнее закутываясь в свой цветастый плед. — Но я сейчас предпочла бы роль самого Гедеона: сидела бы в теплом уголке около камина твоего дядюшки Матье!

Они пошли дальше, и вскоре предположения брата Этьена подтвердились. Едва они вышли на опушку леса, пред их взором предстала невысокая колокольня прихода Везак, такая мирная и обнадеживающая в своем утреннем туманном одеянии.

На заре следующего дня Катрин, брат Этьен и Сара подходили к городским воротам Орияка как раз в тот момент, когда они должны были открыться. Над городской стеной плыли звуки трубы, и уже раздавался стук молотков местных медников, наполнявший сырой и прохладный воздух своим шумом. Тошнотворный запах кожевенных мастерских нарушал свежесть утреннего воздуха.

Можно было видеть, как, несмотря на холод, на берегу реки Жордан, в тени крыши собора Нотр-Дам де Нейж, стояли люди, склонившись над необычными столами, по которым текла ледяная вода.

— В реке есть золото, — объяснил брат Этьен. — Эти люди пропускают воду через решетки, покрытые плотной тканью, и собирают крупинки золота. Видите, кстати, как их здесь охраняют.

Действительно, вооруженные надсмотрщики не спускали глаз с золотоискателей. Стоя на берегу, в нескольких шагах от рабочих, шлепавших по быстрой холодной воде, и опираясь на пики, они наблюдали за бедолагами. Рабочие были измождены, сквозь, их лохмотья проглядывали посиневшие от холода тела. Разительный контраст между сытыми и тепло одетыми солдатами и золотоискателями поразил Катрин. Ее взгляд остановился на сгорбленном старике, который с трудом удерживал сито в руках, пораженных ревматизмом. Он дрожал от холода и усталости, и это развлекало одного из надсмотрщиков. Когда старик попытался выбраться на берег, солдат толкнул его своей пикой и несчастный упал. Молодой рабочий, оказавшийся неподалеку, бросился на помощь, но сильное течение сбило его с ног. Раздался дружный смех охранников.

Ярость охватила Катрин. Она не могла молча смотреть на эту сцену. Дрожащей рукой она нащупала рукоятку кинжала, оставленного ей Арно. Прежде чем брат Этьен успел вмешаться, она выхватила клинок и бросилась на человека с копьем. Конечно, она не принимала в расчет ни свои слабые силы, ни численное превосходство охранников. Просто она подчинилась своему порыву, ибо иначе поступить не могла… Катрин не выносила, когда обижали слабых.

На какое-то время внезапность нападения давала ей преимущество. Клинок вонзился в плечо солдата, взвывшего от боли. Он потерял равновесие и покатился по земле. Катрин вцепилась в него, как разъяренная кошка: «Мерзавец! Тебе больше не придется издеваться над стариками!» Как жало осы, ее кинжал впивался еще и еще раз в визжавшего охранника. Ярость удесятеряла силы Катрин, придавала ей смелости. Но уже другие солдаты пришли в себя и бросились на нее, словно стая ворон. «Бей шотландца! — кричал один из них. — Убивай его!»

Для Катрин этот крик был спасением, потому что с другого берега ему ответил другой: «Вперед! Во имя святого Эндрю!» Надсмотрщики бросились врассыпную. Отряд всадников мчался на них через пенистую воду реки с копьями наперевес. Катрин, подхваченная десятком рук, поднялась с земли. У ее ног был поверженный противник. С открытыми глазами он лежал на снегу, залитом кровью. Катрин поняла, что убила человека, но странным образом не испытывала ни сожаления, ни угрызений совести. Возмущение все еще кипело в ней. Она спокойно направилась к реке, отмыла кинжал от крови, вложила его в ножны и оглянулась вокруг. Схватка между охранниками и ее неожиданными спасителями еще продолжалась. В одном из сражавшихся Катрин узнала Готье, который дрался плечом к плечу с высоким белокурым шотландцем. Рядом с ними бился с десяток солдат-шотландцев. «Мак-Ларен и его люди!» — Радость охватила сердце молодой женщины:

— Слава Богу, он нашел их!»

Идя вдоль берега реки, где по колено в воде стояли изумленные рабочие, она присоединилась к брату Этьену и Cape, укрывшимся у разрушенной стены. Сара бросилась к Катрин, как тигрица, нашедшая своего детеныша, обняла ее, разрыдалась, а потом дала звонкую пощечину.

— Сумасшедшая! Ты хочешь, чтобы я умерла от горя?

От удара Катрин закачалась, схватившись рукой за щеку. Она еще горела, а Сара бросилась к ногам своей воспитанницы, прося прощения, проливая поток слез и оправдывая пощечину своим страхом. Катрин привлекла ее к себе, ласково гладя рукой голову бедной женщины. Она посмотрела на брата Этьена, и их взгляды встретились.

— Я убила человека, отец мой… но не жалею!

— Кто будет сожалеть об этом человеке? — вздохнул монах. — Во время мессы я помолюсь за этого безбожника, если вообще молитвой можно помочь его черной душе! А вам я даю отпущение грехов!

Сражение закончилось. Убитые и раненые охранники теперь валялись на снегу, а Мак-Ларен собирал своих людей. Готье спрыгнул с лошади и подошел к Катрин. Его глаза блестели от радости.

— Вы не пострадали, госпожа Катрин? Слава Одину! Я решил, что мне мерещится, когда увидел маленького шотландца, бросившегося с ножом на этого громилу. И вы живы, живы!

Он порывисто обнял ее за плечи и встряхнул, с трудом сдерживая желание покрепче прижать к своей груди и поцеловать. Вдруг тело Катрин обмякло в сильных руках нормандца. Жгучая боль пронзила ее плечо, она почувствовала головокружение и сквозь шум в ушах едва расслышала голос:

— Готье, посмотри на свою левую руку, она в крови! Ты видишь — госпожа ранена!

Катрин потеряла сознание. В пылу схватки молодая женщина даже не заметила, как ей в плечо вонзился нож! Обморок избавил ее от излишних треволнений. Готье взял Катрин на руки и положил на свою лошадь. В это время Мак-Ларен приподнялся на стременах и воскликнул:

— Надо спешить, нельзя задерживаться здесь. Я вижу большой отряд, выезжающий из аббатства. Через некоторое время они бросятся нам вдогонку. Быстрее!

— Но ей надо оказать помощь! — возразила Сара.

— Это мы сделаем потом. Сейчас нужно выбраться отсюда. Залезайте на лошадей к моим людям, и вы и монах. Вперед!

Два здоровенных шотландца помогли Саре и брату Этьену взобраться на лошадей и поскакали галопом, преследуемые проклятиями солдат, бежавших за ними с луками и арбалетами. Отряд Мак-Ларена удалился в сторону Орияка. Несколько стрел просвистело рядом с ними, никого, впрочем, не задев.

Смех Мак-Ларена прогремел, как раскат грома:

— Солдаты аббатства ничуть не лучше монахинь, надевших шлемы! Им бы перебирать четки да гоняться за девушками, а не натягивать тетиву!

Рана Катрин не была серьезной. Узкое лезвие проникло в мякоть плеча не больше чем на дюйм. Кровь сочилась довольно обильно, но боль была терпимой. Плечо и рука отяжелели, однако на ветру она быстро пришла в себя. Когда Мак-Ларен решил, что они достаточно удалились, он приказал сделать привал. Пока его люди закусывали, Сара отвела Катрин в сторону и осмотрела рану. Ее ловкие руки быстро сделали повязку из разорванной рубашки, найденной в узле с вещами, и можжевеловой мази, приготовленной на бараньем жиру, которую дал один из шотландцев. Потом женщины поели хлеб с сыром, запили вином и стали ждать сигнала Мак-Ларена. Катрин чувствовала слабость. Ночной марш от Везака до Орияка и шок после сражения утомили ее. Клонило в сон, и ей с большим напряжением удавалось держать глаза раскрытыми.

На этот раз она взобралась на круп лошади командира. Несмотря на гневные возражения Готье, Ян Мак-Ларен решил сам позаботиться о ней.

— Твоя лошадь и без того устала под такой тяжестью, — заявил он сухо, — ее больше нельзя перегружать.

— Госпожа не удержится сзади вас, — возмущался нормандец. — Разве вам не видно, что она засыпает от усталости?

— Во-первых, я ее привяжу, во-вторых, здесь распоряжаюсь я.

Готье пришлось подчиниться, но Катрин перехватила его сердитый взгляд, адресованный молодому шотландцу, не обращавшему на него никакого внимания.

Мак-Ларен, вероятно, принадлежал к тем людям, которые, однажды выбрав дорогу, не дрогнут и не повернут назад ни при каких обстоятельствах. Привязав ее покрепче ремнем, он тронулся в путь во главе отряда. Шотландцы и четверо беглецов углубились в самое сердце гор.

Прислонившись к спине Мак-Ларена, Катрин дремала, убаюкиваемая мерным покачиванием лошади. Их окружала тишина пустынной горной цепи с ее потухшими вулканами и лесными массивами, прорезанными глубокими скалистыми каньонами. Редкие селения, одинокие хижины пастухов, попадавшиеся на пути, наглухо скрывали от посторонних глаз жизнь их обитателей. Лишь тонкие серые струйки дыма, образовывавшие на снежном фоне причудливые арабески, выдавали присутствие людей. В маленьких хижинах из черного вулканического камня ютились крестьяне и их маленькие рыжие коровки с вьющейся шерстью, которые с приходом весны разбредутся яркими пятнами по густому зеленому ковру горных лугов…

Катрин думала о красоте этого сурового края, покрытого снегами. Она погрузилась в блаженное состояние, несмотря на глухую боль в плече и жар во всем теле. Человек, к которому была привязана молодая женщина, передавал ей свое тепло. Его мощный торс стал преградой всепроникающему ветру. Катрин прислонилась к нему головой и закрыла глаза. Ей казалось, что между ней и этим незнакомым человеком образовалась связь, более прочная, чем скреплявший их ремень. Между тем никогда ранее она не обращала внимания на Мак-Ларена.

Заключенная в скорлупу своего горя, отгороженная от всех траурной вуалью, она не видела людей, охранявших Карлат, и в первую очередь этих иностранцев, пришедших издалека. Все они были для нее на одно лицо, перед ней возникал только невидимый воочию лик… Странно, но лишь в этом необычном для нее наряде она вновь почувствовала себя женщиной. И, несмотря на свою неизлечимую, безнадежную любовь, не могла запретить себе любоваться свое образной красотой Мак-Ларена. Высокая худая фигуре этого человека поражала гибкостью, трепетной, словно клинок шпаги. Ястребиный профиль узкого гордого лица, твердый рот, волевой подбородок свидетельствовали о непреклонности и силе духа. Холодные, глубоко посаженные голубые глаза, опушенные густыми светлыми ресницами смотрели насмешливо. У него были довольно длинные светлые волосы, укороченные на лбу, с губ не сходила странная надменная улыбка.

Обняв Катрин за талию, чтобы посадить на свою лошадь он заглянул ей в глаза. Этот взгляд пронзил ее, как кинжал Улыбнувшись, он ничего не сказал. Перед лицом этого незнакомого человека она почувствовала себя совершенно безоружной. Этот взгляд как будто говорил, что лишена своей траурной вуали мадам Монсальви была такой же женщиной, как и все остальные, вполне доступной, в кони концов. Катрин никак не удавалось разобраться в том, npиятное или неприятное впечатление производил на нее Maк Ларен.

Вечером они остановились в сарае у одного запуганного крестьянина, который не посмел отказать им в черном хлебе и козьем сыре. Сара устроила ее подальше от мужчин, поскольку хотелось лечь ближе к огню, разведенному между трех камней, это расстояние не было столь уж значительным. Катрин продрогла, умирала от усталости, а ее рана, растревоженная ездой, неприятно ныла. Кровь стучала в плече и в висках, она хотела заснуть, когда к ней подошел Мак-Ларен.

— Вы нездоровы, — сказал он, посмотрев на нее своими светлыми, пронизывающими насквозь глазами. — Нужно лечить рану иначе. Покажите ее мне!

— Я сделала все, что нужно, — возразила Сара. — Больше не надо ничего делать, только ждать, пока рана не заживет.

— Сразу видно, что вы никогда не лечили ран, нанесенных медвежьими когтями, — парировал шотландец, слегка улыбнувшись. — Я сказал-покажите, что у вас там!

— Оставьте ее в покое! — раздался сзади сердитый голос Готье. — Без моего согласия вы не притронетесь к госпоже Катрин.

Тяжелая фигура нормандца отгородила Мак-Ларена от огня, и Катрин подумала, что он похож на одного из этих медведей, которого только что упомянул лейтенант. Лицо Готье стало угрожающим, а широкая ладонь легла на рукоятку топора, заткнутого за пояс.

Катрин испугалась, когда поняла, что эти двое готовы схватиться в драке.

— Приятель, ты начинаешь раздражать меня. Кто ты, конюх мадам Катрин или нянька? Знай свое место… Я хочу вылечить ее. Может быть, ты предпочитаешь, чтобы ее плечо загноилось?

— Готье, я себя плохо чувствую, — мягко сказала Катрин. — Если он сможет облегчить боль, я буду ему очень признательна. Помоги мне, Сара!

Готье ничего не ответил. Он повернулся спиной и отошел в самый дальний угол. Его лицо словно окаменело. С помощью Сары Катрин встала, размотала широкое шерстяное полотнище, в которое была укутана.

— Отвернитесь все! — приказала Сара солдатам, которые еще не спали.

Она сняла сюртук, свитер и, когда на Катрин остались только рейтузы и грубая желтая рубашка, посадила ее и высвободила раненое плечо. Встав на колени, Мак-Ларен так засмотрелся на Катрин, что та покраснела. Его необыкновенные глаза бесстыдно пробежались по ногам, рукам, остановились на груди, затянутой куском грубой материи, что, правда, не скрыло ее формы. Она ничего не сказала, &

Позволила снять с плеча повязку, пока Сара ходила за горячей головешкой. Мак-Ларен негромко присвистнул и нахмурил брови: рана ему не понравилась. Кожа вздулась и приняла оттенок, не предвещающий ничего хорошего.

— Недолго и до заражения, — проворчал он, — но я приведу все в порядок. Хочу предупредить, будет больно. Надеюсь, у вас хватит мужества.

Он отошел и вернулся с флягой из козьей шкуры и небольшим мешочком, откуда достал льняную тряпочку. Встав на колени, взял свой кинжал, острый как бритва, и быстрым движением вскрыл рану. У Катрин не было времени даже вскрикнуть. Кровь потекла тонкой струйкой. Шотландец обмакнул тампон в жидкость из фляги, потом немилосердно принялся чистить рану.

— Предупреждаю сразу, — сказал он, прежде чем начать процедуру, — будет жечь.

Действительно, жгло, как в аду. Ей хотелось кричать от боли, слезы брызнули из глаз, но она все перенесла молча. Одна слезинка упала на руку Мак-Ларена. Он поднял глаза, посмотрел неожиданно нежно и улыбнулся.

— Вы храбрая, я так и думал. Теперь уже все позади.

— Чем вы ей обработали рану? — спросила Сара.

— Жидкостью, которую мавры называют «дух вина» и пользуют в лечебных целях. Было замечено, что промытая ею рана не нарывает.

Рассказывая, он помазал рану мазью и наложил чистую повязку. Руки его стали удивительно нежными, и вдруг Катрин забыла боль и затаила дыхание. Одна рука скользнула по ее спине, ласково задержалась меж лопаток, и молодая женщина смутилась, почувствовав, как по ее телу пробежала Дрожь. Беспокойство, вызванное ладонью мужчины, пробудило грусть о загубленной молодости. Она уже считала, что ее тело обречено на холодную безответность, потму что в сердце надежда умерла, и вот неожиданно он опроверг это. Она отвернулась, желая избежать его ищущего взгляда, и подняла рубашку быстрым жестом.

— Благодарю вас, мессир. Уже почти не болит. Я постараюсь заснуть.

Ян Мак-Ларен опустил руки, поклонился вместо ответа и удалился, провожаемый подозрительным взглядом Сары. Раскрасневшаяся Катрин поспешно оделась, а потом зарылась в сено. Она уже прикрыла глаза, когда Сара наклонилась к ней. Пламя догорающего костра играло на ее зубах, глаза насмешливо блестели.

— Дорогая моя, — шептала цыганка, — не надо убивать в себе жизнь! Будут еще и у тебя радости…

Катрин предпочитала не отвечать. Она крепко закрыла глаза с намерением заснуть и ни о чем не думать. Вокруг нее уже похрапывали спутники: глухо сопели шотландцы, почти мелодично — брат Этьен. Вскоре к их хору присоединился основательный голос Сары. Этот необыкновенный концерт долго мешал Катрин уйти в сон и забыть тревожные мысли.

Угасавший костер еще отбрасывал красные тени, потом потух, и молодая женщина лежала с открытыми глазами в полной темноте.

В противоположном углу сарая Готье тоже никак не мог уснуть.

На улице стояла тихая холодная зимняя ночь, но первобытный инстинкт лесного человека уже подсказывал ему, что весна не за горами.