Онлайн чтение книги Чернила под кожей
1 - 2

Глава 2

. Тая, чаепитие и окровавленн

ые джинсы

Здравствуйте, Тая!

Я тоже писательница, заканчиваю первую книгу. Буду благодарна, если вы дадите рецензию и сможете послать рукопись в издательство. Спасибо!

Виктория, г. Томск

Здравствуйте, Виктория! Успехов вам и вдохновения в работе над книгой. На сайте каждого издательства есть электронный адрес, куда можно направить рукопись. Удачи!

Тая Грот

Вывод: Не перекладывайте на плечи других то, что можете сделать сами.

Глупее ситуации не придумаешь. Я сижу напротив человека, который ещё недавно обещал мне устроить неприятности, если что-то пойдет не так. Он – напротив женщины, которая ему не нравится ни поведением, ни словами.

Но я спасла ему жизнь. И понимание этого словно сквозь туман прорывается вперёд, пытаясь достучаться до моего рассудка. Жалко, череп настолько крепкий, что ничего не выходит и слышны лишь гулкие удары по нему. Хотя что за глупость? Это колотится моё сердце, которое, кажется, подпрыгнуло к горлу.

– У вас кровь, – говорит Макс, зачарованно уставившись на мою ногу.

При этом он не особо встревожен тем, что у самого скула и щека содраны в хлам. Всё-таки удар получился не слабый.

Перевожу взгляд на бедро, кровь проступила сквозь джинсы. Выглядит страшно, так что в первый момент перед глазами темнеет. Но потом я беру себя в руки, вспомнив, что не так давно сильно расцарапалась об угол в коридоре, когда отпрыгивала от рухнувшей полки. Видимо, кровь снова пошла. Пока ещё не получается сообразить, где именно болит больше всего. Кажется, что стукнули всем телом о дорогу, но при этом не проходит дурковато-оптимистическая радость, что всё обошлось. Интересно, это на меня так падение на асфальт действует?

– Царапина, – говорю я почему-то пересохшими губами.

Макс выдает нецензурную тираду, в которой можно смутно угадать эпитеты для мудака-водителя и неразумной писательницы. У меня перехватывает дыхание от возмущения. Да ты… Да я тебя…

Он поднимается, шумно выдыхает, потом подхватывает меня за руку и практически вздёргивает на ноги. Голова кружится. Я забываю желание высказать всё, что о нём думаю, хватая воздух ртом. Кажется, с ерундой я переборщила. Но мог бы и осторожнее.

Макс словно осознает это, хоть и не сразу.

– Больно? – глухо интересуется он. – Идти сможешь? Я живу близко, надо забинтовать рану. Или в больницу?

Я пытаюсь выдернуть руку, чтобы освободиться из мёртвой хватки, однако Макс только крепче меня перехватывает.

– Ответ неправильный, – говорит мягко, но я чувствую клокочущее раздражение в его голосе.

– Не надо в больницу, – наконец-то отвечаю я, сообразив, что он задал вопрос. – Но к вам я не пойду.

– А я не отпущу, – говорит он с таким обезоруживающим спокойствием, что я, не веря своим ушам, смотрю на него во все глаза.

– Что за бред? – интересуюсь чуть громче, чем хотелось бы.

– Вам помочь? – слышится голос рядом.

Мы оба, словно по команде, поворачиваем головы. Рядом стоят парень и девушка, держатся за руки. Смотрят с сочувствием и настороженно, словно маленькие дикие зверьки. Но при этом не безразличные зверьки, а те, которые не смогли пройти мимо двух людей, с которыми явно что-то не так.

– Нет-нет, всё в порядке, – неожиданно обворожительно улыбается Макс. Подхватывает меня под локоть и осторожно отводит в сторону. – Только ушибы.

Молодые люди не успевают ничего сказать, я слежу за тем, как перебираю ногами вслед за Максом, чтобы не грохнуться снова.

– Тая, поверьте, я понимаю, что не похож на рыцаря из ваших мечтаний, к тому же не я спас вас, а вы – меня. Но оставаться там по меньшей мере тупо, – сообщает он.

– А вы хотите остро? – огрызаюсь я.

– Я люблю остро, – хмыкает Макс, – если вы, конечно, помните о моей работе.

Не сразу понимаю, что речь идёт про способ нанесения татуировки. Зато почти мгновенно ощущаю желание опустить на темный затылок что-то тяжёлое. Но вместо этого взгляд невольно цепляется за что-то белеющее под его черными волосами. Я моргаю. Малюсенькая полосочка, но что это?

– Возможно, вам действительно нужно в больницу, – тем временем произносит Макс.

– Или вам, – автоматически говорю я.

– Я здоров.

Возвращается желание треснуть по голове. Надо было не спасать.

Но тут же в груди что-то болезненно скручивается, перед глазами проносится ужасная картина, как машина сбивает Янга и тело отбрасывает в сторону.

Меня передёргивает.

Макс бросает на меня быстрый взгляд.

– Мы на месте, – неожиданно спокойно… нет, успокаивающе говорит он и затягивает меня в подъезд, а потом мы оказываемся на втором этаже.

Здесь чисто и вполне уютно. Правда, отмечаю я это только краем сознания. Бедро начинает ныть, колено тоже.

Он открывает дверь, заводит меня в квартиру.

– Не пугайся, здесь живет мой друг, порядок тут такой же редкий гость, как и писательницы любовных романов, – сообщает Макс и дёргается в сторону, когда я «случайно» наступаю на его ногу.

Дверь закрывается, щелкает замок. Появляется дикая мысль, что зря я пошла за ним, ведь теперь этот человек может сделать всё, что угодно. Однако все мысли исчезают, когда звонит мой мобильный.

Вера.

Почему именно она?

Сейчас я бы с куда большей радостью услышала Вальку или Лизавету, начавшую отчитывать меня за опоздание сразу же после гудков. Макс успевает глянуть на экран телефона, и, кажется, ему не нравится моё выражение лица.

– Та самая? – будничным тоном интересуется он.

Та самая. Стерва крашеная, которая сливает переписку, думая, что заслужит теплое отношение того, кому «раскрывает глаза». На меня глаза раскрывать не стоит. Если мне не нравится Макс Янг, то он не нравится ни в личной переписке, ни вот так вот, когда стоит рядом.

Отвечать не хочется, но я нахожу выход и молча киваю. Пусть понимает как хочет.

– Знает? – сухо уточняет он.

Качаю головой и уже хочу отправить мобильник в сумку, но Макс опережает меня, практически выхватывая его из рук и нажимает кнопку вызова.

– Эй! – вспыхиваю я, пытаясь отобрать мобильный, однако на меня даже не реагируют.

– Добрый вечер, Вера, – произносит Макс безукоризненно вежливо, от его низкого голоса у меня по коже бегут мурашки, колкой ледяной крошкой ссыпаясь вдоль позвоночника.

Макс внешне предельно спокоен, однако я буквально чувствую кожей, как он сдерживается.

– Можете не беспокоиться, с Таей всё в порядке. После нашей беседы я решил познакомиться с ней лично. Знаете ли, не каждый день выпадает возможность побеседовать тет-а-тет с писателем.

Я недобро щурюсь, но не могу не признать, что удивлена. Каждое слово Макса – лезвие, завернутое во фланелевую ткань. Мягко-мягко-мягко, но стоит показаться острому краю, и у тебя перерезаны жилы и кровь без остановки стекает по пальцам и линиям на ладони.

– Нет-нет, приезжать не стоит, – улыбается Макс, – у нас всё в порядке. Правда, Тая?

– Поди к черту, – это единственное, на что я сейчас способна.

Голова кружится, хочется сесть. А ещё больше хочется подальше послать Макса Янга, в квартире которого я так некстати оказалась.

– Всё хорошо. До свидания, Вера, – прощается Макс и возвращает мне мобильный.

– К чему этот цирк? – немного устало спрашиваю я.

– Не люблю предателей, – пожимает плечами Макс. – Лучше честный враг, чем друг, готовый в любую минуту выложить твои тайны другому.

С интересом смотрю на Макса. Для красного словца или действительно не переносит такого? Ведь Вера, в каком-то смысле, оказала ему услугу. Например, показала, что с ней всегда нужно следить за языком. Но, судя по его лицу, услугу он оценил, а вот саму Веру нет.

– Проходи, – чуть хмурится он. – Тут у Алика вечный бардак, но уж как есть.

Бардак и правда в наличии. Вещи, коробки, баночки с краской, горшки с цветами и полосатый кот, который лениво лежит на подоконнике и смотрит на нас одним желтым глазом. Потому что вторым усиленно спит и не собирается возвращаться в прекрасный мир под название «Бодрствование».

Диван у этого неизвестного мне Алика на удивление дорогой и качественный. Если бы на нем не лежала гора вещей подозрительного вида, то вообще было бы хорошо.

Пока Макс пошёл за перекисью и бинтами, я успела осмотреть квартиру. В принципе, бардак больше из-за раскиданных вещей, а не из-за грязи. Не удивлюсь, если кто-то сюда всё же ходит прибирать.

На стенах висят картины. Сплошь фэнтези и фантастика. Угадываются Ройо и Валеджо. Ещё, конечно, какие-то мастера, но с ходу понять, кто именно, не получается. Была бы тут Лизавета, она б сразу определила, что да как.

Сегодня, наверно, она будет приглашать на свою выставку в среду. На мгновение меня колет совесть. Нехорошо. Впрочем, позвоню, покаюсь и всё равно приду же.

Макс возвращается, смотрит на меня критичным взглядом.

– Раздевайся, – роняет сухо и невозмутимо, будто предлагает пойти выпить чаю.

– Сам раздевайся, – с ответом. – Или ты для этого меня сюда и затянул?

Вопрос глупый, вовремя нахожусь нацеленный исключительно на то, чтобы Макс фыркнул, брякнув что-то вроде: «Ты не в моём вкусе, детка», –  и не пытался играть в доктора.

В конце концов, я просматривала его инсту. Девочки всё как на подбор: длинноногие, с тонкой талией и светлыми волосами до задницы. Как детские печатки из магазина – все одинаковые.

Но совершенно не моё дело, с кем предпочитает спать Макс Янг. Так же, как и не его дело – мои бедро и колено.

– Тая, – начинает он, закатив глаза, – чтобы переспать с женщиной, мне необязательно её тащить в дом друга.

– Макс, чтобы обработать рану, мне не обязательно скидывать штаны перед незнакомым мужиком, – в тон отвечаю я и близко подхожу к нему.

Снова чувствую запах миндаля. Почему-то возникло желание коснуться его окровавленной щеки, словно, чтобы убедиться в том, что кровь – настоящая.

– Тая…

Я забираю перекись и бинт, иду в ванную, искренне надеясь, что планировка тут типичная и мне не придется блуждать по хоромам неведомого Алика.

Макс следует за мной, но, когда дверь ванной закрывается прямо перед его носом, не пытается постучать или войти. Зато я прекрасно слышу, как он ругается на смеси английских и русских слов, при этом русские у него выходят намного задорнее и сочнее.

Джинсы удается стянуть самостоятельно, шиплю как кошка, когда боль возвращается. Беглый осмотр дает понять, что ничего серьёзного не повреждено. Разодрала кожу, получила ушиб. Колено сгибается и разгибается, но подлатать в домашних условиях придется.

Быстро бинтую. Джинсы приходится натягивать испачканные, но застирывать их здесь я не собираюсь. По моим прикидкам, я укладываюсь в предельно короткое время и выхожу из ванной, едва не зашибив дверью Макса.

Кто же знал, что он надумает пройти мимо именно в этот момент?

– Ну как? – спрашивает он.

Я вижу, что он так и не обработал рану. Чайник, что ли, ставил? Мужчины. Порой с ними чертовски сложно, когда дело доходит до лечения. Они не боятся врага, который желает их убить, но могут до последнего опасаться врача, который им хочет помочь. Мы настолько чудовищно разные, что я не исключаю: мы с разных планет. Мужчине никогда не понять женщину. Женщине – мужчину. Только поверхностно и картонно, будто в тёмной зале с огромным экраном красочного фильма. Эффект есть, но чтобы понять, как всё работает, времени слишком мало. Конец. The End. Fin. На выход из зала, пожалуйста, скоро следующий сеанс. Вуаля!

– Нормально, – отвечаю я. – Теперь ты.

– Справлюсь без помощи, – говорит он резче, чем можно было бы в такой ситуации, однако я не слушаю, хватаю его за руку и затаскиваю в ванную.

От неожиданности Макс не сопротивляется. Видимо, никак не предполагал, что девушка, позволившая почти силой привести себя в чужой дом, не будет робко стоять в углу и бояться взглянуть на своего господина.

Не буду.

Никогда тихо не стояла и не собираюсь. С детства приходилось осваивать мужскую профессию, быть в мальчишечьем коллективе и самостоятельно принимать решения.

Я вижу, что янтарные глаза вспыхивают от гнева, но эта искра быстро гаснет, потому что Макс прекрасно понимает: я права. Ворчит что-то про странную писательницу, явно не знает, выставить меня или оставить.

Я складываю руки на груди.

– Не уйду, – сообщаю таким тоном, что он даже замирает. – А то потом скажут, что недоспасла, недосмотрела, и создатель прекрасных татуировок умер в расцвете сил.

На мгновение между его бровями появляется морщинка. Я настораживаюсь, пытаясь понять, что именно его зацепило в сказанном, но в следующую секунду Макс резко поворачивается и рывком включает воду.

Я наблюдаю за всем процессом от начала до конца. Не реагирую, когда мне внезапно весьма тактично указывают на дверь. Потому что Макс, словно шкодливый мальчишка, не делает, как нужно. А ещё он забавно морщится и даже не подозревает, что я вижу его отражение в зеркале.

Умом понимаю, что надо выйти. Но внутри плещется что-то дьявольское и веселое, до ужаса любопытное и не ощутимое под пальцами. То самое, что когда-то бог вложил в женщину, понимая, что ей необязательно иметь чертика на плече, чтобы низвергнуть в бушующее пламя одну мужскую душу или целые государства.

В дверном проеме появляется полосатый кот, обнюхивает мои ноги, переводит вопросительный взгляд на Макса. В одном взгляде этого хвостатого мерзавца больше осознанности и понимания мира, чем в сотнях тысяч фоточек гламурных девочек и мальчиков из «Инстаграма».

В конце концов, я не выдерживаю, делаю шаг к Максу.

– Дай, – говорю отрывисто и хрипло, в этот момент даже не подозревая, что произношу эти слова с интонацией Янга.

Ватный тампон, пропитанный перекисью, оказывается в моих руках. Касается загорелой кожи, стирая уже потемневшую кровь.

Воздух становится вязким. Я чувствую, что Макс напряжён, хоть он и не пошевелил пальцем. Хищник замер. Хищник напряжён. В любой момент готов кинуться и вцепиться в горло.

Жесткие волоски щетины покалывают мои пальцы, жар от кожи обжигает, мне почему-то становится тяжелее дышать.

Макс близко. Я всё ещё помню жесткий захват на своём запястье и не собираюсь забывать его. И взгляд, полный притушенной ярости. И шепот, от которого становилось не по себе.

Я стою в клетке с хищником. Один на один. И адреналин будоражит не хуже, чем алкоголь. Я не знаю реакции этого зверя. Но мне нравится смотреть на него: на сильное гибкое тело, на расцветающие шипами и демонами татуировки на руках и плечах, и на кровь на лицо тоже нравится смотреть.

Кот издает протяжное мяуканье. Макс вздрагивает и переводит взгляд на питомца.

– Пират, ты…

– Так лучше, – сообщаю я, быстро заканчивая начатое. – Теперь нужен ещё лейкопластырь.

– Сразу в мумию. – Он перехватывает мою руку, чуть сощуривает глаза. – Достаточно, доктор Грот, вы сделали всё, что могли. Пациент больше не хочет.

«Ну и дурак», – едва не слетает с моего языка, однако я только пожимаю плечами.

Большой мальчик. Сам разберется.

Аккуратно высвобождаю руку и выхожу в коридор. Пират смотрит на Макса, как на больного. Потом поворачивается и следует за мной. Кажется, на уровне инстинктов чует, что случайно появившаяся в доме женщина может накормить. Ну или хотя бы приласкать совсем не так, как это делают грубые мужланы.

Я присаживаюсь на корточки и начинаю ворковать с Пиратом. Глажу по голове и спине, чешу за ушками. Кот начинает оглушительно мурлыкать, маленький трактор, модель «Полосатый».

– Ну охренеть, – мрачно комментирует происходящее Макс. – Уже и кот меня предал.

Я ничего не говорю, сохраняя невозмутимое выражение лица. Делаю вид, что всё идет так, как запланировано. Хотя на самом деле всё куда проще: я просто понятия не имею, что делать дальше.

Поэтому не особо сопротивляюсь, когда Макс всё решает сам.

– Нужно выпить, – говорит он. – Дезинфекция не только снаружи, но и внутрь.

Изначально хочется запротестовать. Не собираюсь пить… Но Пират нагло тычется в мои колени, требуя ласки, я теряю равновесие. А Макс вовремя оказывается рядом и помогает встать.

Через некоторое время я сижу на чужой кухне, пью кофе с коньяком и смотрю на мужчину, которого ещё совсем недавно готова была размазать по стенке. Фигурально выражаясь. Ибо то, что Макс не слабак, было ясно даже на фотографиях, не то что стоя рядом с ним.

Кофе горчит, коньяк тоже. Но хмель не берет, всё уходит на покрытие эмоций, на успокоение расшатанных нервов. Стресс никуда не ушёл, просто затаился ядовитой змеей, выжидая, когда придет подходящее время, чтобы укусить как можно сильнее.

«Назову какой-нибудь текст «Чаепитие на окровавленных джинсах» и напишу, что по реальным событиям», – мелькает шальная мысль.

Странное название больше привлекает, чем отталкивает. Мой читатель привык, что у меня всё… странное. Непонятное. Заставляющее сломаться шаблон.

– Ты меня нервируешь, – глухо говорит Макс, делая глоток из большой кружки с отколотой ручкой. – Когда так смотришь.

– А как мне ещё смотреть? – интересуюсь я, сдерживая нервный смешок, подкативший к горлу.

– Скромнее, – предлагает он, и я теряю дар речи от возмущения.

Что значит «скромнее»? Это намек, что я его разглядываю словно девочка, никогда не видевшая мужчин?

Уже собираюсь сказать, что и не думала его разглядывать в принципе, как взгляд падает на его руку. Замираю, сделав вдох. Очарованно. Безмолвно. Неподвижно. Разглядываю каждую детальку, каждую линию, переход одного цвета в другой. И вдруг осознаю: это круто. Просто нереально круто. Целый мир, созданный вбитой в кожу краской и тонким чутьем прекрасного.

Я видела мужчин, но никогда так близко – подобные татуировки.

Макс перехватывает мой взгляд. Ничего не говорит. Пауза снова затягивается. Однако в этот раз она не кажется неприятной или вымученной. Она просто есть. Я рассматриваю рисунок, Макс – ждет. Просто ждёт. И даже не ясно, нужны ли ему мои слова.

Но я сейчас об этом не думаю.

– Красиво, – тихо говорю я.

И, кажется, мой голос звучит именно так, как надо, потому что Макс сначала открывает рот, потом закрывает. Чуть хмурится. Потом кивает.

– Спасибо.

– Кто это делал? – спрашиваю.

И тут же сама прекрасно осознаю, что имя мастера мне ничего не скажет. Но нельзя просто не спросить. Эти стебли с шипами будто настоящие. Ещё немного, и можно будет почувствовать, как натягивается кожа, ощутив капли горячей крови.

Мне нестерпимо хочется прикоснуться, провести кончиками пальцев по чернильно-фиолетовому стеблю, однако я приказываю себе этого не делать. Это уже не желание ощутить прекрасное, это уже прикосновение к мужчине, который и так напряжён сверх меры и вряд ли ждёт, что я буду его касаться.

– Эдик, – произносит он как-то отстранённо и задумчиво. – Эдуард Каспийский.

Имя, конечно же, как я и ожидала, ничего не говорит, но от меня не укрывается заминка, с которой он произнес имя мастера. Друг? Знакомый? Или всё же мне показалось, и Макс просто ответил на мой вопрос?

Нетерпеливый звонок мобильного прерывает все расспросы. Успеваю заметить номер Лизаветы, сбрасываю. Одной рукой быстро набираю сообщение, что жива-здорова, всё хорошо, потом расскажу, Верке рассказывать не надо.

Ответ Лизаветы лаконичен до изжоги: «Убью».

Я немного даже ощущаю угрызения совести, но это длится недолго. Лизавета всегда такая. Всё же школьный учитель – это на всю жизнь. А учитель математики – до бесконечности пространства и времени. И мало кому интересно, что уже несколько лет, как Лизавета ушла из школы, оставив своих учеников, и рисует картины. Да, и устраивает выставки.

Мы с ней частично похожи. Обе учились совсем не на тех, кем в итоге стали. Обе выслушивали от родных и друзей заверения, что ничего не получится, не стоит бросать теплое и знакомое место ради мечты в небе.

Они ведь не подозревали, что дорога в небо подкреплена каждодневным трудом над стальной лестницей, с которой можно не только прикоснуться к мечте, но и крепко взять её за руку.

Мечтайте. Делайте.

Только так.

– Никак не успокоятся? – хмыкает Макс. – Я не ем женщин на ужин, даже если холодильник пуст.

Последнее и так понятно, потому что, кроме кофе, на столе и нет ничего. Но это не романтический ужин и не деловое свидание. Просто сглаженная неловкость перед тем, как я уйду. Хотя не исключаю того, что Макс не представляет, что делать со мной дальше, так же, как и я.

– Переживают, – нахожу как можно более нейтральный ответ. – Обычно такого не случается.

– Какого? – невинно уточняет он. – Ты не падаешь под колёса машин или не вытаскиваешь оттуда мужчин?

Допиваю кофе, хмыкаю:

– Увы. Ни того, ни другого. Благодарю за кофе и перекись. Я запомню этот вечер.

– Только прошу не описывать в книгах, – закатывает он глаза. – Хочу сохранить свою невинность в книжном мире.

Ни черта у тебя не выйдет, дорогой.

Но это тебе знать не обязательно.

Успеваю только улыбнуться, потому что снова разрывается мобильный. Хочется уже схватить трубку и рявкнуть на подруг, но на экране неожиданно вижу: «Ляля».

И тут же делается не по себе.

Глава 3. Тая, больница и неожиданный помощник

– Вы только не переживайте, – говорит она своим низким, совершенно не характерным для юной девушки голосом. – Уже всё хорошо.

Ударение на «уже» никак не дает расслабиться и переключиться. Я прекрасно понимаю, что с Алёной что-то случилось, иначе Ляля не стала бы звонить. Не потому, что считает меня недостойной или предпочитает не общаться, а потому, что просто не любит лишний раз трепаться по телефону.

– Что случилось? – спрашиваю резко охрипшим голосом.

Замечаю, что Макс внимательно смотрит на меня. Немного хмурится, явно заметил, что это не тот звонок, после которого люди прыгают от радости. Но молчит, уже за это спасибо.

– Алёна упала в обморок, – отвечает Ляля спустя какое-то время. – Мы вызвали скорую, потому что не могли привести её в сознание. Но сейчас всё в порядке. Приезжайте.

И диктует адрес больницы.

Каждое слово, которое я слышу, кажется маленьким стеклянным шариком, что со звоном ударяется о металлическую преграду, вдруг воздвигнутую вокруг моего мозга, и отлетает от нее.

Ляля словно что-то чувствует и терпеливо повторяет. Я механически киваю, потом встаю, бездумно кручу телефон в руках.

Некоторое время на кухне царит тишина. Недопитый кофе остывает, Макс Янг ждет, когда я соберусь с мыслями и скажу, в чем дело. Однако пускаться в откровения я не буду. Не здесь, не с этим человеком.

– Спасибо за кофе. Мне надо ехать, – говорю глухо и сама поражаюсь, насколько чужим кажется собственный голос.

Будто говорит не живой человек, а бездушная кукла, наполненная опилками, которая только-только научилась разговаривать. Поэтому делает это жутко, неумело и странно.

– Куда? – коротко интересуется Макс, не сводя с меня взгляда.

– В больницу.

Ответ самый короткий из всех возможных. Но я брякнула, не подумав, и теперь наблюдаю, как медленно вытягивается лицо Макса от удивления, поэтому поспешно добавляю:

– Там моя сестра, надо ехать.

И выхожу из кухни в коридор. Макс не заставляет себя ждать, следуя за мной. Выпустит по-быстрому, на улице уже вызову такси. Заодно подышу свежим воздухом и немного приведу мысли в порядок.

Но все планы рушатся, когда он, вместо того чтобы захлопнуть дверь за моей спиной, выходит следом.

– Говори адрес, отвезу, – попросту ставит перед фактом, не считая нужным спрашивать, хочу ли я вообще с ним ехать.

– Тебе нельзя руль в таком виде, – успеваю ответить, прежде чем Макс легонько подталкивает меня к лифту.

– Давай-давай. В таком виде тебе тоже нельзя, – нагло заявляет он. – Того и гляди, решат положить к сестре.

– Возможно, вместе с тобой, – говорю первое, что приходит в голову.

Макс презрительно фыркает. Видимо, содранная физиономия в его понимании придает мужчине шарма, в отличие от моих джинсов с пятном.

Уже на улице я понимаю, что надо собрать мысли в кучу и послать Янга подальше. Не хватало ещё, чтобы он поехал со мной. Это уже ни в какие ворота. Однако Максу явно плевать на условности: решил, значит решил.

Он подводит меня к черному «джипу», если не ошибаюсь, модель называется «чероки». Вот уж точнее не определю, но кое-что в памяти осталось, после того как описывала автомобили в книге и перерывала тонну материалов. Машина под стать хозяину. Такая же агрессивная и угрюмая. Но мне она явно нравится больше, чем Макс. У техники есть душа, и частенько она куда понятнее для писательницы Таи Грот, чем человеческие мужчины.

– Садись, – говорит Макс. – Так быстрее. Или будешь упираться и мучиться в неведении, пока твоя сестра на больничной койке?

Очень грубый ход, но он, безусловно, срабатывает. В этот миг я даже не думаю о том, как сильно хочу избавиться от Янга, а готова молча ехать и не задавать лишних вопросов.

Дверцу перед дамой он, разумеется, не открывает. Впрочем, он не отсюда, а из далекой европейской страны, там другие нравы. Поэтому и такой, какой есть. Мне вообще сейчас сложно соображать и понимать, почему он тащится со мной в больницу. В проснувшуюся совесть не особо верится, а в желание помочь…

Отодвигаю мысли об этом на задний план и сажусь возле водителя. Ничего лишнего, тут сама панель управления – произведение искусства. И сидения великолепные. На них можно не только ездить, но и спать. Хотя, вероятно, такие, как Макс, затаскивают сюда девочек, чтобы заняться чем-то более интересным.

Диктую ему адрес, Макс кивает, заводит машину. Трогаемся с места плавно, хотя подсознательно я ожидаю рывок. Под завистливыми взглядами дворовых мальчишек и пристальными – старушек выезжаем из двора. Макс не задает ни слова, будто каким-то шестым чувством понимая, что сейчас надо помолчать. Интуиция или просто нелюбовь к болтовне? Не знаю. Загадка.

Спустя некоторое время мы уже мчимся по дороге под шум транспорта и людских голосов. И только в этот момент я осознаю, что он даже не спросил меня, как проехать к больнице.

Но мысли об этом вылетают, словно их никогда не было, потому что Максу кто-то звонит. Он смотрит на мобильник, хмурится, но всё же берет трубку.

– Да… Да, привет. Всё хорошо. Сегодня буду, – говорит он отрывисто. – Я приеду. Обязательно. Без меня никуда не ходи. Всё будет хорошо.

Я кошусь на Макса, но стараюсь это сделать как можно менее заметно, потому что нехорошо пялиться во все глаза на сидящего рядом человека. Впрочем, он ни капли не стеснялся это делать, когда я говорила с Лялей. Так что…

– Я еду в больницу, – продолжает Макс. – Не пугайся, со мной всё в порядке. Не нервничай, сказал же, что приеду.

Мне становится любопытно. Это хоть как-то отвлекает от мыслей про Алёнку. Кого так уговаривает Макс? Спокойно, уверенно, но в то же время от меня не ускользает, что в янтарных глазах на миг плеснуло беспокойство, а лицо напряглось. Да и движения стали какими-то резкими.

Отключившись от собеседника (собеседницы?), Макс резко выкручивает руль, успевая проскочить на зеленый свет. У меня всё внутри переворачивается от страха, вдоль позвоночника проносится ледяная волна.

– Псих, – шепчу я одними губами, вцепившись в сумочку.

– Всегда к твоим услугам, дорогая, – даже не думает смутиться Макс, припарковавшись возле больницы.

Я бы с удовольствием пререкалась с ним ещё и ещё, дабы не идти внутрь. Однако мне ничего не остается, как холодно улыбнуться Янгу и поблагодарить:

– Спасибо большое. Это была неоценимая услуга.

Хотя я могла добраться сама. Но это уже осталось несказанным. Не стоит совсем уж опускаться в своей неприязни. Макс доставил меня быстро, не раздумывая, помогать или нет. Да, я его не просила. Но, возможно, не всегда нужно кого-то просить, чтобы подставили плечо.

Он как странно смотрит на меня. Кажется, что ожидал совсем других слов, но я и так сказала всё, что могла. Молча кивает, давая понять: да нет проблем, подумаешь. И кажется, что глаза его странно тускнеют, будто солнечный неистовый янтарь затягивает изморозью.

Я выхожу из машины. Понимаю, что стало прохладнее, хотя лето по идее должно радовать зноем и теплыми вечерами.

Передёргиваю плечами, стараясь не думать о том, что «джип» никуда не отъезжает, и бегу ко входу. Тяжёлая деревянная дверь поддается не сразу, приходится сделать глубокий вдох, велеть себе успокоиться и приложить силу. Со второй попытки всё получается.

Мне везёт, в коридоре четыре человека из персонала. Подхожу быстрым шагом к регистрации, на всякий случай уточняю, здесь ли ещё Алёна Грот. Потому что со слов Ляли я не всё поняла, да и нормально услышать ее не получалось.

Мне всё подтверждают, и я едва ли не взлетаю на третий этаж. Вижу вдалеке худенькую сгорбленную фигурку, сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться так, что едва не выпрыгивает из горла. Что с ней? Как она?

Потом включается мозг и начинает усиленно работать. Раз в коридоре, а не в палате, значит, не всё так плохо.

Мои шаги кажутся жутко громкими и гулкими. Или это продолжает так биться сердце, что я больше ничего не слышу?

Стараюсь не думать о взмокших ладонях, о резко потяжелевшей сумке, в которой толком ничего нет, о тонкой девчушке, которая сидит на лавке и смотрит под ноги.

– Алёна, – выдыхаю я, садясь рядом с сестрой и сгребая её в охапку.

От неё пахнет шампунем «Манго и йогурт» и каким-то лекарством. Светлые волосы щекочут, лезут в лицо, но мне всё равно. Кажется, только сейчас я могу успокоиться, убедившись, что сестра цела и невредима. К ней можно прикоснуться и больше никогда не выпустить.

– Со мной всё хорошо, – выдыхает она. И пусть интонация достаточно бодрая, но голос невероятно тихий. – Подумаешь, потеряла сознание, ничего особенного.

– Вы её слушайте больше, – звучит рядом голос Ляли, и я поднимаю голову.

Подруга Алёны красится в пепельный цвет и носит две косички. Порой они свободно спускаются ей на спину, порой – закручены в смешные загогулинки и закреплены невидимками, придавая девчонке сходство с каким-то зверьком.

У Ляли невероятно бледная кожа и огромные голубые глаза, которые настолько светлого оттенка, что иногда кажется, будто радужки сливаются с белком. Низкий лоб, изящный нос, пухлые губы. Короткие и светлые ресницы. На самом деле Ляля натуральная блондинка, но почему-то не переносит родной цвет волос, постоянно экспериментируя. Она вечно таскает джинсы или комбинезоны, терпеть не может платья, а каблуки считает адским изобретением.

Лялю не назовешь красавицей, но от девчонки всегда исходит волна такой уверенности и обаяния, что у окружающих не остается шансов.

К тому же она практичнее Алёнки, поэтому я никогда не волновалась за сестру, если та куда-то пошла с Лялей.

– Слушаю, – говорю сухими губами. – Рассказывай ты.

– Ой, ну всё, – фыркает сестра и закатывает глаза, высвобождаясь из моих объятий. – Давайте ещё порыдайте тут в два ручья. Со мной всё в порядке.

– Она… – начинает Ляля.

В эту минуту открывается дверь палаты, возле которой мы, оказывается, сидим, и появляется молодой врач.

– Вы Грот? – спрашивает он и смотрит на меня. – Ваша сестра сейчас в порядке, но нам нужно поговорить.

Я смотрю на обеих девочек, киваю врачу, поднимаюсь и следую за ним.

В кабинете врача всё белое. Но сейчас, в свете электрической лампы, оно кажется куда мягче и уютнее, чем должно бы. Хотя как может быть уютно в больнице? Глупые мысли и неприятная ситуация.

– Вы мать? Старшая сестра? – спрашивает он, занимая место за столом.

Не такой молодой, как мне показалось сразу. Может, даже мой ровесник. Русоволосый, зеленоглазый, с узкими губами и пронизывающим взглядом. Ощущение, что не человек, а статуэтка из мрамора. Белый халат идеально оттеняет кожу и подчеркивает холод, который можно почувствовать, находясь рядом с этим человеком. У него красивые руки, длинные гибкие пальцы, к которым хочется прикоснуться.

На бейджике написано: «Игорь Васильевич Олейник, невролог».

Понятия не имею, кто в такой ситуации должен со мной говорить. И лучше бы не понимала до конца жизни в безумном желании, чтобы всё были здоровы и не обращались к врачам.

– Сестра, – говорю немного хрипло, губы почему-то не слушаются.

Мне не нравится взгляд зеленых глаз. Всё время кажется, что над обнажённой кожей зависло острое лезвие, которое в любую минуту готово в неё погрузиться, окрасившись кровью.

И цвет… это не зелень травы, это королевский нефрит покойных правителей майя, мозаикой выложенный на погребальной маске. Потому и чувствуется потусторонний холод и немой приговор.

– Пока ничего страшного. Скорее всего, переутомление. Но это может быть началом…

Он расспрашивает меня про Алёнку детально, спокойно, учитывая каждую мелочь. Что-то говорит про вегето-сосудистую дистонию. Советует провериться, предупреждает, что не стоит отмахиваться.

В процессе разговора я почти проникаюсь симпатией к неврологу, сейчас он не кажется таким холодным и отчуждённым, как поначалу.

– Спасибо, – говорю по завершении его речи. – Раньше такого не было. Теперь буду следить. Учеба, нагрузки…

Сама не знаю, что сказать дальше. Чувствую, что меня рассматривают с каким-то немым любопытством, но при этом не рискуют задавать вопросы. А зря. Мог бы и что-нибудь сказать. Почему-то у меня возникает странное ощущение, что с ним мы ещё не раз пересечемся. Игорь Васильевич, не стесняйтесь, поговорите со мной ещё немного. Неважно о чем.

– Неважно выглядите, – неожиданно тихо произносит он, и я невольно вздрагиваю.

Совершенно не ожидала именно такого замечания.

– Пожалуйста, следите за состоянием сестры. Как я понимаю, больше некому. И будет мало пользы, если вы свалитесь в обморок рядом.

– Очень толково сказано, – замечаю я, уговаривая себя выдохнуть и досчитать до десяти.

С языка рвутся не слишком приятные для доктора слова, однако я прекрасно понимаю, что он понятия не имеет про моё общение с Максом Янгом, машины и дурацкий вечер.

– С Алёной всё будет хорошо, – заверяю я и искренне надеюсь, что так и правда произойдет, потому что мой голос звучит куда более уверенно, чем я себя чувствую.

– Откуда у вас кровь? – спрашивает Игорь Васильевич.

Заметил. Хорошо видит. Впрочем, по нему видно, что кровь на моем бедре его хоть и интересует, но не настолько, чтобы играть в рыцаря. И я искренне этому рада. Сейчас не до благородных докторов и чужих мужчин. Лимит по последним я сегодня выбрала.

– Бандитская пуля, – слабо улыбаюсь я. – Но всё уже хорошо.

– Сестры Грот умеют находить приключения на свои головы? – интересуется он, приподняв бровь.

Сказано это таким тоном, что я не знаю, чего мне хочется больше: ударить его или поцеловать?

Пораженная таким коктейлем чувств, я отвечаю что-то совершенно невнятное и уже через несколько минут покидаю кабинет Игоря Васильевича Олейника.

В коридоре Алёнка и Ляля о чем-то спорят. Но, хорошо помня, где находятся, делают это тихо, с едва слышным шипением. Алёна уже выглядит получше. Кажется, приключение с поездкой в больницу на неё особо не произвело впечатления.

Завидев меня, обе умолкают, смотрят огромными глазами. Невольно усмехаюсь. Вроде взрослые, а всё равно девчонки. И кажутся детьми. Впрочем, они и есть дети…

– Ну что? – деловито спрашивает Ляля.

– Всё хорошо, – использую я самую обтекаемую формулировку, на которую только способна.

Сейчас нет настроения, выкладывать всё случившееся перед Лялей. К тому же надо поговорить сестрой.

– Домой, девочки, – устало говорю я. – Всё хорошо, что хорошо закончилось.

Алёна поднимается с лавочки. С опаской поглядываю на неё, в любой момент ожидая, что надо будет подбегать и поддерживать. Однако сестра даже не думает терять равновесие, не то что заваливаться на пол. Пусть не выглядит пышущей здоровьем, но и болезненной тоже. Всего лишь не слишком радостный человечек, по недоразумению оказавшийся в больнице.

Ляля явно хочет узнать больше, но понимает, что сейчас не до болтовни.

– Можно, провожу вас? – спрашивает она.

– А потом сама будешь добираться в темноте домой? – хмыкаю я. – Нет, вызываем тебе такси прямо сейчас.

Ляля насупливается, но знает, что меня не переспорить, тут мы с Алёнкой одинаковые. Если решено, то решено. Поэтому первой вызываем машину для Ляли и отправляем её домой.

– А я бы прошлась, – задумчиво сообщает Алёна. – Не хочу сидеть. На улице прохладненько, хорошо.

– Коне-е-ечно, – скептически тяну я. – А потом мне тебя на плече нести.

– Только если вырубишь, – не теряется сестра.

– Ну, долго вас ждать? – обрывает нас грубый мужской голос.

Дыхание будто перекрывает, а сердце падает куда-то вниз, ниже земли. Сообразить трудно, но интонацию и голос я узнаю сразу.

«Как? Как такое может быть?» – мелькает странная мысль.

Странная, потому что обрисовывает вопрос, но ответа на него нет.

Зато я прекрасно вижу, что Макс Янг стоит под фонарным столбом и курит. Смотрит на нас: то на меня, то на Алёну. По лицу невозможно прочесть, что именно думает.

«Мог и не ждать», – хочется сказать, но усталость неожиданно накатывает с такой силой, что получается только молчать.

К тому же очень сложно не признать, что где-то внутри теплится странное чувство: меня ждали. Не бросили. Хотя, вообще-то, ничем не обязаны. Или всё же обязаны?

– А… – начинает Алёна, но я беру её за запястье и тяну за собой.

– Спасибо, что дождался, – глухо говорю Максу и направляюсь к машине.

Он немного теряется. Кажется, ожидал, что буду спорить и огрызаться. Но не сейчас. Поэтому Макс быстро тушит сигарету и садится за руль. Бросает на нас сестрой быстрый взгляд – мы обе в этот раз сели на заднее сиденье. Сейчас я не способна находиться рядом с Максом.

– Ну как? – спрашивает вроде бы обезличенно, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что речь идет про Алёну.

– Всё хорошо, – второй раз за вечер использую я выражение, которое может обозначить всё, что угодно.

Макс чуть хмурится, я вижу это в зеркало заднего вида. Заводит машину и выруливает из больничного двора на улицу.

– Говори, куда везти.

В этих словах все снега горных вершин и ледяное крошево, которое ветер швыряет прямо в лицо. Что-то пошло не так. Что-то сломалось.

В этот раз я поглядываю на Макса с интересом. Не оправдала ожиданий? Не бросилась на шею, расточая благодарности?

Но ответа на эти вопросы нет. Я не знаю, как устроен мужской мозг, и только догадываюсь, как именно – мужское самолюбие.

Тугая вязкая тишина уже готова накрыть салон, удушающей волной пройдясь по всем тут находящимся, однако Алёна пихает меня в бок:

– Представь меня, – шипит сестрица.

И пусть она старается сделать это тихо, но каждое слово слышится так, будто она его говорит через рупор. Макс невозмутимо ведет машину, но я готова побиться об заклад, что мерзавец усмехается.

– Макс, это моя младшая сестра Алёна. Алёна, это… – делаю запинку, понимая, что толком и не знаю, как представить Янга.

Мужик, который ещё сегодня обещал мне неприятности? Влажная мечта Верки, которая выворачивает личную переписку и показывает её всем, кому не лень? Или же проще: неотёсанный чурбан?

– Знакомый, – говорит он вместо меня он, спасая из дурацкого положения. – Меня зовут Макс.

На секунду оборачивается и подмигивает Алёне. Та удивленно приподнимает брови. Хм, это да. Сестра никогда не тащилась от бруталов, совсем не её типаж. Поэтому тут выстрел вхолостую.

– Вот здесь направо, – встреваю я, подсказывая дорогу. – Совсем немного осталось.

И правда – немного. Как-то быстро доехали. То ли я просто не включилась, то ли Макс в этот раз ведет быстро и очень профессионально.

Разговор отчаянно не клеился. Наверно, где-то в глубине души мне даже немного стыдно, что человек ждал нас и теперь везет. Но душа, как известно, потемки, а в темных переулках я предпочитаю не бродить.

Нежданчик случается, когда Макс тормозит возле нашего подъезда. Смотрят, кажется, все, кто только может. Соседки на скамеечках, детвора в песочнике, праздные гулёны. Может, это не так, но в этом ещё надо убедить себя.

У Алёны звонит телефон. Она хватает трубку, коротко бросает: «Ляля», – и отходит в сторону, чтобы потрещать с подругой.

Мы с Максом остаемся один на один. Самое время задать несколько вопросов. Только сил ни на что нет. Поэтому всё, что я сейчас могу сказать, звучит так:

– Спасибо. Это было неожиданно. Я очень благодарна.

– И всё? – иронично интересуется он, поворачиваясь ко мне.

Свет в машине тусклый, нормально ничего не разглядеть, но в этот момент мне кажется, что живой янтарь снова полыхает тысячей костров, и от этого становится жарко.

Внутри поднимается гнев, отгоняя едва оформившееся щекотливое чувство, которое дает понять, что я не хочу, чтобы он отводил взгляд. Дурацкая мысль, не так ли?

– Что всё? – всё же переспрашиваю я почему-то пересохшими губами. – А что нужно?

Давай, так будет проще. Перейдем на денежно-рыночные отношения. Без фантазий и домыслов. Поверь, всем бы стало намного легче жить, если бы каждый прямо говорил, что ему нужно от другого. Приятнее? Не факт. Но голая правда всегда лучше закутанной в сто одежек неопределённости.

Выражение лица Макса меняется, и я понимаю, что сказала это зря.

– Ничего, – глухо и хмуро отвечает он. – Следи за сестрой.

Вот теперь я чувствую, что на этом действительно всё. Разговора не будет. Пожелания доброй ночи или чего-то такого – тоже. Отлично. Катись на все четыре стороны.

Я подавляю раздражение, киваю и выхожу из машины.

– Слежу. И внимательно переходи дорогу в следующий раз, – не удерживаю колкость. Не оборачиваюсь, но и так прекрасно слышу рык мотора. Через несколько минут черный «джип» скрывается за домами. Я подхожу к Алёнке. Та уже поговорила с Лялей и задумчиво смотрит вслед уехавшему Максу. А потом неожиданно произносит:

– Красивый, да?

Глава 4. Тая, непризнанный герой и нижнее бельё

Доброго времени суток, Тая!

Я заканчиваю свою первую книгу. Хочу узнать, насколько безопасно отправлять рукопись в издательство? Не в том плане… Ну, в плане отказа, а что могут рукопись украсть, издав без ведома автора и поставив на обложке другое имя? Есть способы, которые помогут этого избежать?

Александра, г.Улан-Удэ

Здравствуйте, Александра!

Поверьте, издатель не ставит целью незаконно отобрать авторский труд, чтобы потом иметь дело с судом. Как бы это печально ни звучало, но спрос превышает предложение, авторов много, книг ещё больше. Каждый день получая тридцать-пятьдесят рукописей, редактор находит то, что можно опубликовать без каких-либо противозаконных действий. Воровство рукописи – нонсенс. Воровство рукописи ноунейма – миф. Поэтому дописывайте книгу, удачи!

Тая Грот

Вывод: Не верь всему, что говорят. Не поленись уточнить лишний раз.

Алёна считает его красивым.

Именно так и сказала.

Игорь Васильевич Олейник – красивый. Не Макс, как можно было сразу подумать. Алёна искренне удивилась, что его в принципе можно назвать красивым.

– Ну, нормальный вроде. Правда, было темно, я особо не рассмотрела. А в машине  если и смотрела, то, в основном, на затылок.

Затылок, по мнению Алёнки, был годным. А вот морда – наглой. Поведение тоже не ах. Только после этого сестра словно очнулась и уточнила, кто он.

Пришлось рассказать всё как есть. Но особо поразмыслить над этим не удалось, потому что я перешла к допросу насчет здоровья. Правда, ничего толкового в ответ добиться не вышло.

– Буду следить, чтобы ты не торчала возле компьютера всё время, – с угрозой произношу я.

Алёнка жует бутерброд, на лице ни намека на печаль.

– Разумеется. Только в таком случае тебе придется самой отлипнуть от него.

Что ж, это не в бровь, а в глаз. Так и есть. Но ради здоровья сестры я сумею сжать сроки, утрамбовать работу и не давать этой бандитке гробить себя у экрана.

В какой-то момент понимаю, насколько по-старушечьи это может звучать. Хочется смеяться, но не получается.

Потому что именно в этот момент я сижу возле компьютера и набиваю текст в файл.

На улице жара. Слышны голоса детей и взрослых – выходной. Птицы, мерзавки, заливаются так сладко, что хочется свернуть файл, встать со стула, надеть платье и отправиться на прогулку.

Но всё это остается только в мечтах. Потому что работу никто не отменял.

И пальцы снова стучат по клавишам. Правда, порой прерываюсь, когда теряю ту или иную мысль.

Меня часто спрашивают: как стать писателем?

Ответ один: писать.

Очевидный и простой. Но многим, как ни странно, это не так ясно. Писательство – такая же работа, как и другие. Прежде всего, интеллектуальная. Поэтому первый инструмент в работе – ваши мозги. Если мозги умеют мыслить и облекать мысли в слова, то это уже хорошо. Данная работа ещё весьма удобна тем, что писать вы можете везде. Главное, чтобы было на чем. Ноутбук или тетрадь – неважно. Но, пожалуй, на этом заканчивается вся так называемая «простота».

Я откидываюсь на спинку стула, закладываю руки за голову, гипнотизирую электронный лист на мониторе. Уже много лет он имеет светло-серый цвет, потому что от белого болят глаза – слишком ярко.

Ещё пользуюсь специальными очками для компьютера, но последние разбились, когда мы с Алёнкой делали генеральную уборку и случайно спихнули их на пол. И было бы полбеды, но на очки упала коробка с «бесполезным, жутко необходимым хламом», добив бедняжек.

А до магазина надо ещё добраться.

Я закусываю губу. Выделяю последний абзац и удаляю его к чертовой бабушке. Не туда пошёл герой. Нельзя так. Стой, дорогой, на месте. Сейчас к тебе подойдет любовь всей твоей жизни. Она же тебя в конце и убьёт. Но ты об этом пока не знаешь.

Кстати, если вы до сих пор верите, что творческие люди работают только по вдохновению, то немедленно сожгите на костре эту ересь. И того, кто об этом сказал. Потому что вдохновение приходит на определённую часть вашего замысла. А потом машет ручкой, надевает красивое сексуальное белье и говорит: «Дальше ты будешь жить с трудолюбием и терпением, детка. А я пойду соблазнять нового творца».

И, черт возьми, именно так и происходит! Запал может уйти, а доделывать начатое нужно. Вдохновение – не панацея. Вдохновение – ослепительная молния в тёмном лесу. Она покажет тебе, куда идти, и даже даст сделать несколько шагов, но из леса ты должен будешь выбраться сам.

И на одном вдохновении это сделать не получится, поверьте мне.

Дверь открывается, на пороге появляется Алёнка.

– Ты сильно занята? – задумчиво спрашивает она, покусывая дужку очков.

Я провожу ладонями по лицу, качаю головой.

– Нет, я смотрю порнографию. Всё как обычно.

– Так я и знала, – ни капли не смущается Алёнка, шлёпает босыми ногами по ковру и протягивает мне телефон.

– На, глянь.

Хочу отмахнуться, что нет настроения разглядывать картинки, однако стоит взгляду скользнуть по экрану «сяоми», как все мысли улетучиваются из головы, оставляя место только одному вопросу: «Что-о-о-о?»

Это всего лишь новость в «Фейсбуке», Алёнка частенько зависает там, общаясь с какими-то немецкими рокерами. Поначалу я пыталась интересоваться ими, но предпочтения сестры сменялись настолько быстро, что я попросту не успевала отличить Питера от Криса, Тоби – от Юстаса, а Герхарда – от Никласа. В итоге сошлись на том, что Алёна слушает немецкую альтернативу, а я говорю ей, как это круто.

Учитывая, что тяжёлая музыка меня никогда не пугала, общий язык нашёлся быстро.

Но я отвлеклась.

Во френдленте красовалось фото, где я и Макс лежим на дороге. И подпись: «Голландский татуировщик спас жизнь Тае Грот»!

Внутри всё аж яростно вспыхивает, вытесняя рационализм и спокойствие. То есть как спас? Как Тае Грот?

Делаю глубокий вдох и пытаюсь прочесть, что написано. Заметка написана из рук вон плохо. Никаких фактов. Только то, какой классный парень Макс Янг, как он почти что собственной грудью защитил не смотрящую по сторонам дурочку Таю и так далее.

И тут вышел героем! Ай да красавец!

Умом я, конечно, понимаю, что Макс здесь ни при чем. За язык нужно зацепить рыболовецким крючком ту гадину, которая настрочила такую новость. Фото, кстати, не очень четкое. Может, щелкнули откуда-то из жилых домов? Или из-за угла? Делали быстро, чтобы никто не засек? Потому что я прекрасно помню, что, когда мы грохнулись на дорогу, никого рядом не было.

– Если судить по заднице, то твой приятель очень даже ничего, – внезапно комментирует Алёнка, с любопытством ожидая моей реакции.

Медленно перевожу взгляд на сестру.

– Почему именно по ней?

Алёнка пожимает плечами:

– Кроме затылка, мне надо было на что-то ещё смотреть.

Весьма странная отмазка, учитывая, что именно на ней (заднице, а не отмазке) Макс сидел. Но… молодое поколение. Кажется, они выбирают себе пару совсем не так, как было принято в наше время.

– Он не мой приятель, – ворчу я. – Недоразумение, которому я спасла жизнь. Но если смотреть на это… – Киваю на погасший экран мобильника. – То мне всё показалось.

– Ну, в каком-то смысле приятель, – хмыкает Алёнка и садится прямо на ковер возле моего компьютерного стола. Скрещивает ноги, задумчиво вытаскивает можжевеловую спицу из волос и выдыхает: – Уф. Хоть немного расслаблюсь. А то за кодированием мозги сжались, словно я их намотала вместе с волосами.

– С распущенными тебе идет больше, – замечаю я, упорно заталкивая негодование подальше.

Что-то от Макса Янга одни неприятности. И хоть разум подсказывает, что новость скоро утонет под шквалом новой информации, чувства и эмоции бурлят, отказываясь слушаться.

Свела ж судьба! Нахал, шовинист и… любимчик женщин. Впрочем, не факт, что только женщин. Там у них вкусы не такие, как здесь. Нравы посвободнее. Хм…

– О чем задумалась? – без слов понимает меня Алёнка.

Пусть между нами разница в несколько лет, но рождены мы одними отцом и матерью. К тому же удивительно взяли… можно сказать, при создании нас природа вмонтировала в наши черепные коробки почти что восприятие на ментальном уровне. Стоит одной подумать – вторая озвучивает. Стоит второй посмотреть – первая уже готова взорвать весь мир. Если, конечно же, мир ведет себя плохо.

– Макс Янг не слишком любит женщин, – говорю я медленно и задумчиво, а потом беру свой телефон.

Конечно, предположение может быть глупым. Далеко не все умники с сексистскими замашками – геи. Как и не все нормальные мужики – натуралы. Да-да, «нормальный мужик» – это не только тот, кто спит с женщиной.

Я открываю «Инстаграм» и нахожу профиль Макса.

Сама не знаю, какой компромат хочу отыскать. У него достаточно скупо описание в профиле. Указан город проживания – Амстердам. Фотографии выложены после обработки, но при этом всё в меру. То ли сам подгоняет контент, то ли у него кто-то для этого есть.

Почему-то перед внутренним взором появляется стройная блондинка в стильном костюме и с улыбкой, за которую мужчины готовы передраться.

Истина не соответствует моим фантазиям. Я вижу эскизы, Макса за работой, Макса в кругу друзей, снова эскизы, студию, даже вайны с его участием.

Сама с изумлением обнаруживаю, что выдыхаю с облегчением. И сама же замираю.

Это ещё что такое?!

Я не хочу увидеть, что у Макса Янга кто-то есть. Но при этом сама готова в любой момент высказать ему в лицо всё, что думаю. И вряд ли ему это понравится.

Спустя секунду понимаю, что Алёнка терпеливо ждет, когда я хоть что-нибудь скажу.

– Кажется, ты уже описала в своей книге героя Максимку и убила его самыми изощрёнными способами, – всё же произносит она, прекрасно зная, что если я не могу поставить человека на место, то ему достается в тексте.

– Ещё пока нет, – ворчу я и быстро закрываю «Инстаграм». – Но ты права. Писать надо, а я сижу и страдаю фигней.

– Теперь ты страдаешь энергично! – смеется Алёна и тут же получает от меня мягкой игрушкой по затылку.

Зелёная сова размером с ладонь постоянно находится на моем рабочем столе. Антистресс.

Сестра заливается хохотом, я смотрю на неё и чувствую, что уголки губ сами расползаются в улыбке.

– Дурында, – фыркаю я беззлобно.

Наш смех едва затихает, и именно в этот момент мой мобильный звонит.

Я молча смотрю на высветившееся имя. Внутри почему-то пустота. Хотя, по идее, должно полыхать пламя гнева.  Что это я так? Перегорела или новость в «Фейсбуке» бесит куда больше, чем бывшая подружка?

Алёнка поднимается с ковра и заглядывает мне через плечо.

– Крумлова-а-а-а, – тянет она с такой интонацией, что тут же возникает ощущение: звонящую четвертовали, поджарили и запаковали в пакеты.

Вообще-то, моя сестра – жутко милое существо, если только не обижают её близких. Тогда появляется монстр, который снимает очки, мягко протирает стёклышки и уточняет план казни и пыток на сегодняшний день.

Конечно, глобально чем-нибудь навредить она не сможет, но кто знает, на что способны юные айтишницы.

Я беру трубку:

– Алло, Тай, привет! – стрекочет Вера. – Почему тебя не было вчера? Мы переживали! Могла хоть бы позвонить!

Я молчу, она – тараторит. Будто пытается хоть какими-то звуками заполнить ту гнетущую тишину, которая непременно повиснет, стоит только Вере произнести последнее слово. Она знает, что виновата. Но пока ещё не готова извиняться и не знает, насколько я на неё обижена и что прощения не будет.

Радикально? Пожалуй. Может, я потом… когда-нибудь. Ведь никогда нельзя зарекаться на всё сто. Но не сейчас. Я не готова разговаривать с Верой Крумловой.

Она словно не понимает это: сыплет вопросами, упреками, неуместными репликами.

– Тая! – взрывается она. – Я с кем разговариваю? Ты вообще меня слышишь?

Я молча нажимаю на «отбой» и кладу трубку. Алёнка пытливо смотрит на меня.

– Зря промолчала, – расстроенно говорит она. – Я ждала словесной порки.

– Вера может катиться к своему дорогому Максу Янгу и просить порки от него.

– А потом тату на заднице? – оживляется сестра.

– Что-то у тебя сегодня одна актуальная тема, – хмыкаю я.

– Разумеется, – ни капли не смущается Алёна. – А всё знаешь почему? Потому что мы сегодня собирались купить мне нижнее белье, но ты про это благополучно забыла!

Несколько секунд я молча хлопаю глазами, а потом понимаю: черт, правда! У меня действительно вылетело из головы, что сегодня обещала сестре!