Онлайн чтение книги Чёрный Янгар
Глава 11. Амок

С ним давно уже не случалось приступов, и Янгар успел забыть, каково это, когда мир, еще мгновение назад казавшийся прочным, незыблемым, вдруг разлетается на осколки. И сознание уходит, уступая лютому, дурному, скрытому внутри.

В нос шибает старой кровью. Рот наполняется слюной, удержать которую невозможно.

И остается одно желание – убить.

Арена…

Песок, в котором вязнут ноги. Он сырой, несмотря на то что после каждой схватки досыпают свежий. Но крови много, и песок мокнет.

Пот бежит по спине, по рукам, по пальцам. И рукоять трезубца становится скользкой.

Кружит сеть.

И нервы рвет крик:

– Убей!

Его враг – огромный нубу, украшенный множеством татуировок, за каждой из которых стоит мертвец, чья голова легла к ногам темнокожей богини. У нее тысячи рук, и каждая дарит смерть. Нубу хорошо служил ей. И готов служить дальше, здесь, вдали от родины и затерянного во влажных лесах храма.

И ныне он готов назвать Тысячерукой новое имя.

Из брони на нем – рогатый шлем и рваная кольчуга, надетая на голое тело. В этом нет смысла, но на арене важна красота, а у хозяина нубу своеобразный вкус.

И Янгар щурится, всматриваясь в серебро кольчужного плетения, выискивая в прорехах место для удара. Если нубу позволит его нанести. Черная его кожа лоснится. Блестит копье.

Нубу уверен, что он победит.

Кого привел Хазмат? Мальчишку. Тот ловок и быстр. Кружит по арене, думает, что сможет убежать. Или рассчитывает измотать врага? Нет, нубу опытен. Он выступает уже пятый год, редкие бойцы живут столько. И мальчишку ему даже немного жаль.

Янгар слышит отголосок этих мыслей, и гул барабана, и свист хлыста, который скользит у ног. Хлыст остался в руках Хазмата. Хозяин верил, что, доведя Янгу до края, сумеет выпустить ту ярость, что некогда помогла убить медведя. Но попытки тщетны. Край подступает раз за разом, а ярость молчит. И Хазмат выпускает Янгу в бой.

Нубу – не медведь. Он приближается легкой танцующей походкой, и толпа одобрительно свистит. Они любят чернокожего, а тот отвечает на любовь красивой смертью. И копье почти соскальзывает с ладони, острие жалит, отворяя кровь на плече. Не больно, но… Янгар видит в прорези шлема белесые выпученные глаза нубу. И еще толстые его губы, на нижней подарком от благодарного поклонника серьга висит с круглым синим камнем.

– Ты… драться! – Нубу ударяет себя в грудь.

И кольчуга дребезжит, пляшут тонкие кольца ее, сверкают так, что ломит в висках.

– Драться…

Второй удар копья приходится в бедро.

– Гони его! – требуют зрители. – Бей!

Убивай.

Жало копья подымается в третий раз. И розовая ладонь льнет к полированному древку. Мир срывается с привязи за мгновение до удара.

Янгар очнулся от тишины. Молчали зрители. И только собаки, раззадоренные звериным запахом, заливались лаем. Янгар стоял на четвереньках, опираясь руками на тело нубу. С того слетел рогатый шлем, и теперь всем стало видно, что нубу был стар. Сед.

И еще жив. Из разодранного горла его хлестала кровь. А в глазах Янгу видел жалость.

– Убей! – крикнул кто-то.

И толпа подхватила. Они больше не любили нубу, но желали видеть, как он умрет. Это ведь не сложно. Копье лежит рядом, на песке.

Нубу вдруг дернулся, и массивная рука его обхватила горло Янгара.

Вот и все.

Ему достаточно было сжать пальцы, чтобы хрустнула шея, но нубу рывком подтянул Янгара к себе. Дернулись темные губы.

– Амок, – прочитал Янгар.

А потом и второе слово:

– Беги.

Нубу умер сам. И это огорчило зрителей. А Хазмат и вовсе пришел в ярость.

– Не жалей, – говорил он Янгару, перемежая слова с ударами. – Никогда и никого! Не жалей!

Рассвет Янгар встретил в глиняной яме, куда отправляли тех, кого Хазмат желал научить послушанию. И, опустившись на дно – такое упоительно прохладное, – Янгар свернулся калачиком. Он умел переносить боль, но не знал, как отогнать кошмар. Стоило смежить веки, и он видел разодранное горло, чувствовал кровь на губах и слышал шепот:

– Беги.

Тот нубу приходил всякий раз перед вспышкой. Всего за долю мгновения, предупреждая, что мир вот-вот треснет. И постепенно Янгар начал испытывать к нему благодарность. Но сегодня нубу оставил его. И уже соскальзывая в алое марево безумия, Янгар попытался сдержать удар.

Его тело переставало принадлежать ему. И черное лицо нубу вдруг сменилось смуглым узким лицом Хазмата. Тот поглаживал длинные усы и кривил губы, приговаривая:

– Не жалей. Никогда и никого.

Хазмат исчез, и появился Ерхо Ину. Он ничего не говорил, но ему и нужды не было. Тридуба смотрел с таким презрением, что Янгар понял – все тот знает. Про другой край моря, про пески и караваны, про рабский рынок и школу, в которой Янгара пытались научить послушанию. Про казармы, арену… про то, что Янгхаар Каапо – вовсе не сын бога, но беглый раб.

И бешенство вдруг отступило.

– Тише, мальчик мой, тише… – Кейсо держал, не позволяя подняться. У него одного хватало сил справиться с Янгаром. Кейсо наваливался всей тушей, подминая Янгара под себя, и держал до тех пор, пока приступ не заканчивался.

– От… отп… – Речь давалась с трудом. – Отпусти.

– Все?

Кейсо не спешил убрать руки.

– Отпусти, – повторил Янгар. И получил свободу.

На ноги он сам поднялся.

Покачивало. Мутило. И голова привычно кружилось. Но все же приступ был недолгим, иначе было бы хуже.

– Где…

…его жена.

У нее зеленые глаза и рыжие волосы.

Она дочь Ерхо Ину, но не та, которую он любит.

И она просила подарить ей красные сапожки.

– Убежала. – Подняв плеть, Кейсо протянул ее Янгару.

– Я…

На плети остатки крови. Ударил? Не сумел удержать себя?

– По лицу, – спокойно добавил Кейсо.

Она сама виновата, виновата сама. Она что-то сказала, отчего ярость, которую Янгар сдерживал, прорвалась.

– Далеко не уйдет. – Кейсо подошел к лошадям. – Но если хочешь догнать, то поспеши. Рассвет скоро. И Ерхо Ину, когда поймет, что ты ушел, устроит травлю.

Он не пощадит нелюбимую дочь.

След был. Широкий. Явный. Проложенный сломанными ветвями и каплями крови, которая уже подсыхала. Янгар чуял запах страха и поторапливал лошадь, пытаясь нагнать жену, пока с той не случилось беды.

Случилась.

В храме, когда глупая девочка связала жизнь с ним.

И он тоже глупец, если решил, что Север излечит. Десять лет тишины – это ведь достаточно, чтобы поверить, что амок, безумие воина, которое дарит Тысячерукая богиня избранным, оставила Янгара.

– Стой!

Он кричит, понимая, что Аану не остановится. Бежит, прячется, ранит себя. И колючий кустарник становится стеной на пути Янгара. Его жеребец хрипит и пятится, трясет головой.

Спешившись, Янгар бросил поводья на ветвь.

Пешком.

По тропе, которую проложила Аану. И рыжие нити ее волос выводят к краю оврага. Но здесь след обрывается. И на зов девочка не отвечает. Прячется…

По лицу, значит.

Плетью.

– Погоди! – Кейсо выбрался из зарослей. – Если она в панике, то к тебе точно не выйдет. Пусти…

Наверное, он был прав и помочь желал искренне. Наверное, Янгар принял бы помощь, но в этот миг со дна оврага раздалось такое знакомое ворчание.

Медведь.

Огромный матерый зверь с седою холкой. Под разрисованной шрамами шкурой перекатывались валуны мышц. Шея прогибалась под тяжестью головы, и Янгар мог разглядеть нити слюны, протянувшиеся к палой листве. А между передними массивными, будто столпы, лапами зверя лежала Аану.

– Не смей! – Предупреждение Кейсо запоздало.

Янгар уже катился по склону оврага, оставляя на листвяном ковре глубокий след. И, съехав на самое дно, спохватился, что из оружия при нем лишь нож да плеть.

Хватит.

– Иди сюда! – Янгар щелкнул плетью над ухом зверя, отвлекая на себя. – Слышишь?

Слышит. И поворачивает голову. Он движется с нарочитой медвежьей неторопливостью, которая многих вводит в заблуждение. Но Янгар знает, до чего быстры и коварны эти звери.

– Ко мне!

Он шагнул ближе и хлестанул наотмашь. Тяжелый хвост плети просвистел у самого носа зверя, заставив того оскалиться.

– Ну же…

Янгар вытащил из-за пояса нож. Копье было бы лучше, с ножом шансов немного. Разве что зверь сам уйдет.

– Давай!

Медведь поднял голову и повернулся. Заворчал – не зло, скорее предупреждая человека. Вот только Янгар не готов был прислушаться к этому предупреждению. Он старался не смотреть на тело жены.

Жива.

Она просто сознание потеряла.

И Янгар вытащит. Надо верить, что вытащит. А потом расскажет про вспышку. И про то, что не хотел причинять ей боль. Но амок – это то, с чем ему не совладать.

Правда, она больше никогда не коснется его с той нежностью, которую дарила ночью.

Медведь двинулся на Янгара. Наступал он медленно, оскалившись, но не спешил нападать, словно и не желал вовсе, но лишь пытался прогнать человека от законной своей добычи.

– Пшел от нее! – Янгар пятился, но, когда отступил на дюжину шагов, зверь остановился. Он наклонил голову, уставившись на Янгара пустой глазницей, и ухмыльнулся. А затем развернулся. Янгар не был интересен медведю, у него уже имелась еда.

– Янгу!..

Крик Кейсо прорвался сквозь алую пелену, которая пришла сама, хлынула по следу предыдущего приступа. Накрыло, лишая остатков сознания.

И враг был.

Янгар молча бросился на зверя и, вцепившись в жесткую грязную шерсть, вскочил на шею. Нож в руке ходил легко, пробивая и кожу, и толстый слой жира, но лишь боль причинял. И зверь закричал почти как человек.

Амок.

Оглушающая ярость. Багряная пелена, выпряденная Тысячерукой из пролитой крови ее врагов. Она падает на глаза, лишая рассудка.

Бешенство. И почти безумие. Оно дарует нечеловеческие силы и выносливость, избавляет от боли, но взамен выпивает досуха. Как в тот раз, когда Кейсо подобрал перегоревшего мальчишку. Тот лежал в канаве, пытался ползти к воде, но лишь елозил руками по грязи. А когда Кейсо приблизился, мальчишка повернул голову и зарычал.

Амок еще жил в черных его глазах.

– Я сам, – сказал мальчишка, когда к нему вернулся дар речи. – Я…

– Сам. – Кейсо прижал флягу к губам. – Конечно, сам.

И руку подал, помогая подняться. Кейсо мог бы поднять паренька, слишком худого, истощенного приступами, но чересчур гордого. Он шел, вцепившись в плечо Кейсо, но сам. И в седло забрался, неловко перевалившись поперек конской спины. И, прокусив губу, держался в седле. А вечером спросил:

– Ты кто?

– Кейсо.

– Что тебе от меня надо?

– Ничего.

Ему было странно слышать такое, и услышанному он не поверил. Долго еще не верил, но и не уходил, даже когда смог бы уйти. А ведь думал, подгадывал, примерялся. И однажды ночью подобрался к Кейсо с ножом в руке. Сел рядом и сидел до рассвета, глядя то на нож, то на Кейсо.

Глупый потерянный мальчик. Он совершенно не умел жить.

– Ты мне помог. Почему? – спросил Янгу наутро.

– Потому что мог.

Позже Кейсо расскажет о храме, который стоит в горах – не местных, защищающих плодородные земли Кемир от иссушающего дыхания Великой пустыни, и не о тех, что сторожат Север, но о сапфировых пиках Тайбу. О лестнице в семь тысяч ступеней и золотых грифах, стерегущих ее подножие. О чашах, в которых горит пламя холодное, как льды вершин. О людях, что приходят к храму, желая обрести покой.

И дремлющих мудрецах, иногда сбрасывающих покров дремы.

Об озере слез, пролитых прекрасной богиней, осознавшей несовершенство мира.

О том, что сам Кейсо, заглянув в это озеро, изменился.

Позже.

Когда мальчишка научится немного доверять. В тот же раз Янгу поскреб пятерней грязную щеку и сказал:

– Я не забуду. Я отплачу тебе. Потом, когда стану великим.

– Кем великим?

Янгу нахмурился.

– Я иду на Север. И ты пойдешь со мной. Увидишь, что очень скоро мое имя будет известно всем.

И Кейсо с трудом заставил себя не рассмеяться. Но время шло и… да, кто на Севере не слышал о Янгхааре Каапо? Вот только жить мальчик по-прежнему не умел.

Плохо…

Кейсо соскользнул в овраг, на дне которого выплясывал зверь. Он то вскидывался на задние лапы, стремясь сбросить всадника, то опускался с ревом, с воем. Размахивал лапами, но добраться до Янгара был бессилен.

Однако и у Янгара не выходило справиться со зверем. Лезвие ножа было чересчур коротким.

А потом медведь вдруг остановился, покачнулся и стал заваливаться на бок. И Янгар в последний миг разжал руки. Он упал на мягкую листву, откатился и, прежде чем успел подняться на ноги, нос к носу столкнулся со зверем.

Медведь не думал умирать.

Он скалился, облизывая желтые клыки.

Янгар ушел от удара. Почти.

Массивная лапа смяла кости, и ножи когтей полоснули по коже, отворяя кровь. Янгар полетел кувырком. А зверь, вместо того чтобы добить врага, отвернулся. Прихрамывая, он двинулся туда, где без движения лежала девочка.

В крови.

В листьях.

И вряд ли живая.

Лучше бы ей не быть живой.

– Прости, – сказал Кейсо, раздирая халат. Раны, оставленные медвежьими когтями, были неглубоки, но кровоточили изрядно. Янгхаар дышал и пытался что-то сказать.

Подняться.

Ползти по собственному следу, не желая оставлять зверю законную его добычу. Мальчик был упрям, а сейчас это упрямство ему вредило. И Кейсо, вздохнув, опустил кулак на затылок Янгхаара.

– Прости, малыш, – повторил он, уже зная, что Янгар не слышит.

Сегодня хватит смертей.

И медведь, убедившись, что люди не будут мешать, склонился над девчонкой. Он ворчал и всхлипывал, елозил мордой по животу, переворачивая тело то на один, то на другой бок.

Мертва. Конечно, мертва. Живая очнулась бы.

И ладно.

Мертвых оставлять проще. С мертвецов вообще спрос невелик…

Уже на краю оврага Кейсо обернулся и увидел, как зверь, вцепившись клыками в плечо, волочет добычу.