Онлайн чтение книги Дети времени Children of Time
2.2 Другие дети Земли

Имя, на которое она отзывается, имеет две формы: простую и сложную. Простая состоит из ряда последовательных жестов, точное движение педипальп передает ограниченное количество информации. Более длинная форма включает также притоптывание и дрожь, добавляя тонкий вибрационный подтекст к примитивному размахиванию и меняясь с настроением, временной формой высказывания и с тем, к кому она обращается: к доминантной или подчиненной самке или к самцу.

Нановирус усердно трудится, делая все, что позволяет этот неожиданный материал. Она – результат многих поколений направленной мутации, ее существование безмолвно свидетельствует обо всех тех неудачниках, которые так и не дали потомства. Зовите ее Порцией.

Движение по лесу – это движение по высоким путям, с ветки на ветку, где каждое дерево – это мир в миниатюре. Переходы происходят там, где ветви соприкасаются, то вверх тормашками, то в нормальном положении. Подъемы по вертикальным стволам, а потом прыжки там, где веток нет, увлекая за собой страхующую нить и надеясь, что взгляд и разум правильно определили расстояние и угол.

Порция крадется вперед, оценивая дистанции: ее ветка выдается в пропасть, так что она целую минуту тщательно прикидывает, получится ли у нее перепрыгнуть на следующую, – и решает, что не получится. Выше крона переходит в переплетение тонких веточек, которые ее веса не выдержат. Порция намного крупнее своей крошечной предтечи: полметра от клыков до прядильного органа, настоящий кошмар арахнофоба. Ее экзоскелет усилен внутренними хрящами, которые прежде служили только для крепления мышц. Ее мышцы тоже стали эффективнее, а часть из них расширяет и сокращает ее брюшко, активно прогоняя воздух через легочную книжку, так что теперь она не просто пассивно забирает кислород. Это позволяет ускорить метаболизм, регулировать температуру тела и быстро и длительно двигаться.

Внизу находится лесная почва, по которой нельзя безопасно перемещаться. Там водятся хищники покрупнее Порции, и, хотя она уверена в своей способности их перехитрить, на это уйдет время, а уже близятся сумерки.

Она осматривается и обдумывает варианты своих действий. У нее великолепное зрение, которое она унаследовала от той крошечной охотницы, с которой началась эволюция. Большие темные круги ее основных глаз значительно крупнее, чем у любого из людей.

Она поворачивает тело, чтобы видеть своих спутников, полагаясь на то, что периферийные глаза предупредят ее об опасности. Бьянка, вторая самка, по-прежнему остается позади, у ствола, она следует за Порцией и готова ей довериться. Бьянка крупнее, но Порция – лидер, потому что размеры и сила уже очень давно перестали быть самыми ценными качествами их вида.

Третий ее спутник, самец, расположился ниже Бьянки и, широко расставив лапы, висит на дереве, глядя вниз. Возможно, он считает, что стоит на страже, но Порции представляется, что он просто задумался. Очень жаль, потому что он ей нужен. Он меньше нее, он может прыгать дальше и приземляться на более тонкие ветки.

Все трое уже пятьдесят дней как вышли за пределы своей территории. Представителям их вида свойственно любопытство. Именно то качество, которое помогало их крошечным предкам создавать мысленную карту окружающего их мира, превратилось в способность фантазировать, спрашивать, что находится за лесом. Народ Порции – прирожденные исследователи.

Она поднимает педипальпы белой стороной вверх, давая сигнал: «Иди сюда!» Называть его по имени нет нужды. Самки не зовут самцов по имени. Он замечает движение боковым зрением и дергается. Он постоянно дергается, пугаясь собственной тени, жалкое создание. У нее сложилось четкое мнение о нем, и гораздо более благоприятное – о Бьянке. Ее мир состоит из более ста личностей – преимущественно самок, – с которыми она поддерживает тщательно выверенные отношения. Нановирус усердно подгоняет ее вид к созданию социума. Хотя мозг у этого потомка первой Порции решительно меньше, чем у человека, она, как и ее далекая предшественница, умевшая добиваться удивительных результатов со своим крошечным узелком нейронов, обладает внушительной способностью решать задачи: физические, пространственные, теоретические, социальные. Ее вид оказался плодотворной почвой для работы нановируса.

Самец осторожно проползает под Бьянкой и перепрыгивает на ветку к Порции, волоча за собой белую страховочную нить.

«Перекинуть мост, – приказывает она ему, как только он оказывается достаточно близко для нормальной коммуникации, – быстро». Основная часть ее речи – визуальная, быстрое перемещение педипальп. Богатейший контекст (в основном ее общее недовольство им) передается вибрацией ее мелькающих лап.

Он коротко передает свое скромное согласие и выдвигается по ветке так далеко, как осмеливается, а потом снова и снова примеряет положение лап перед задуманным прыжком. Порция сигнализирует Бьянке свою досаду, но ее спутница наблюдает за чем-то, происходящим внизу. Нечто, похожее на ходячий коврик, ползет по лесной земле: это тоже паук, но из тех, кого нановирус смог одарить большим размером – но и только. Массивный, как полдюжины Порций, он убьет ее мгновенно… если сможет поймать.

Бьянке хочется есть. Она указывает на наземного ползуна и лениво предлагает прервать их путешествие именно сейчас.

Порция задумывается – и находит, что это предложение не лишено достоинства. Она дожидается, чтобы самец сделал прыжок, – что у него получается легко, несмотря на весь его трепет, – и оставляет его перемещаться обратно по его собственной нити, чтобы начать строительство моста. После этого она дает сигнал Бьянке, и они обе начинают спускаться.

Мохнатый охотник внизу сосредоточен на собственном желании поесть: на поверхности земли достаточно разнообразных видов добычи, многие из которых остались неудачными результатами работы нановируса. Выжило и несколько видов позвоночных: мыши, птицы, карликовые олени, змеи – но все попытки вируса воздействовать на них провалились. Эксперимент Керн требовал обезьян, и она позаботилась о том, чтобы избранники зеленой планеты не испытывали конкуренции со стороны близких родственников. Позвоночные, с которыми предстояло взаимодействовать обезьянам, были устроены так, чтобы отторгать вирус. Они почти не изменились.

Никто не принимал в расчет беспозвоночных – сложную экосистему крошечных ползающих созданий, которым предстояло стать всего лишь лесами, по которым будут подниматься ввысь отсутствующие обезьяны.

В огромном количестве случаев – как, например, с потомком тарантулов, за которым наблюдает Порция, – вирус хоть и смог спровоцировать рост, но искомая нейронная сложность не возникла. Часто не хватало давления экосистемы, которое обеспечило бы отбор по такой способности. Осознание своего «я» и способность осмысливать вселенную сами по себе не обязательно являются условиями выживания. Порция – это то редкое (хотя и не единственное) исключение, когда усилившиеся когнитивные способности обеспечили моментальное и подавляющее преимущество.

Похожий на коврик охотник останавливается, уловив еле заметные вибрации. Поверхность почвы покрыта его нитью, которая образует неопрятный, но чуткий орган чувств, сообщающий ему о движениях добычи. Против столь примитивного создания Порция и ее родня предпочитают использовать способы охоты, которые не менялись тысячелетиями.

Порция уже рассмотрела рисунок нитей внизу, проходящих по опавшим листьям, почти неразличимых взору, не обладающему ее остротой. Она опускает вниз переднюю лапу и аккуратно играет нитями, красноречиво разговаривая с помощью касания и движения, создавая призрачную добычу и придавая ей иллюзорные размер, удаленность и вес, полностью сфабрикованные ее умением. Она вторгается в примитивное сознание наземного охотника с такой точностью, словно действительно способна вживить в него свои мысли.

Он продвигается на несколько шагов, проверяя это ощущение, не до конца убежденный. Она предполагает, что ему уже случалось чудом спасаться от кого-то из ее родни. Огромное косматое брюхо поднято в готовности выбросить облако острых волосков, которые забьются Порции в легочные книжки и вызовут раздражение в суставах.

Она снова осторожно опускает лапу, дергая и подтягивая, показывая, что иллюзорная добыча удаляется и вскоре вообще уйдет. Ее тело такое же пятнистое и неровное, как у ее предков, и примитивные глаза наземного охотника ее не различили.

Он неожиданно заглатывает наживку – волосатым вихрем несется по перегною в никуда, а Бьянка падает ему на спину клыками вперед, вонзая их в то место, где лапы соединяются с туловищем, а потом отпрыгивает на несколько длин тела, чтобы не попасть под ответный удар. Охотник бросается за ней, но тут же спотыкается, резко потеряв твердость лап. Спустя несколько мгновений он уже дергается и трясется под действием яда, а две самки ждут, чтобы он перестал двигаться (хотя при этом останется жив), и не подходят питаться. В особенности Бьянка остается в напряжении, готовая отскочить в случае необходимости. Ее брюшко колышется, чуть сокращаясь и раздуваясь, прогоняя воздух через легочную книжку.

Сверху на них тоскливо смотрит самец и, когда Порция поднимает взгляд, чтобы его проверить, просит разрешения покормиться. Она приказывает ему сначала закончить работу.

Спустя мгновение он спрыгивает чуть ли не прямо на нее, заставляя инстинктивно отскочить. Она неудачно приземляется и падает на спину, а потом гневно поднимается. Бьянка чуть не убила самца, но тот топает и отчаянно жестикулирует: «Близко опасность! Опасность! Плевуны!»

И он не ошибся: идут ее древние враги.

Плюющиеся пауки, скитоды, шли одним темпом с родичами Порции с самых их крошечных истоков. Размерами они где-то между нею и наземным охотником, однако размер не был ключом к доминированию даже в довирусные времена. Сейчас она видит, как они настороженно подползают ближе, целый отряд: шесть… нет, восемь… особей, рассредоточившихся и бдительных. Они спустились со своей паутины на охоту. Они охотятся стаями, эти эволюционировавшие плевуны, и Порция понимает, что они – не животные, хоть и не достигли того уровня, какой получила она. Эти крупные шаркающие убийцы постоянно находятся на окраинах мира Порции – жестокие скрытные дикари, чье невидимое, но неизменное присутствие не позволяет молодняку удаляться от гнезда.

Если бы численность была равной, то Порция и Бьянка стали бы сражаться за свою добычу – ведь плевуны явно шли по следу того охотника. Однако восемь – это слишком много, даже с учетом тех дополнительных хитростей, к которым могут прибегнуть эти трое путешественников. Скитоды смогут разбросать свои липкие ядовитые нити слишком густо. Хотя зрение у них слабое, а Порция и ее родичи достаточно сообразительны, чтобы предугадывать, и достаточно подвижны, чтобы уворачиваться, при таком количестве сетей вероятность уйти будет слишком низкой.

Плевуны же прекрасно знают, какую опасность представляют собой собратья Порции. Эти два вида сталкиваются на протяжении жизней бесчисленных поколений, с каждым разом все лучше понимая противника. Сейчас и те и другие осознают, что их соперники нечто меньшее, чем родичи, но нечто большее, чем добыча.

Порция и Бьянка автоматически принимают угрожающие позы, поднимая передние конечности и демонстрируя клыки. Порция соображает, не уравновесит ли шансы ее новое секретное оружие. Ее разум проигрывает вероятные сценарии с участием самца и без него. Численность противника представляется ей слишком большой для уверенной победы, а ее задача стоит на первом месте. В ее сознании имеется некий метаплан, такой же, как нахождение пути от А к Б, который составляли ее дальние предки, – вот только теперь целью является не просто какая-то точка в пространстве, а нематериальные условия победы. Бой с плевунами скорее всего лишит ее возможности достичь того, что она наметила.

Она подает остальным двум знак отступить, делая свои жесты достаточно размашистыми и медленными, чтобы их смогли уловить менее зоркие глаза плевунов. Понимают ли они ее? Этого она не знает. Она даже не может сказать, есть ли у них какой-то способ общаться друг с другом, который был бы похож на ее собственный визуальный и вибрационный язык. Тем не менее они не приближаются: никаких плевков и только минимальная демонстрации угрозы – пока Порция со своими спутниками отступает. Лапы Бьянки отбивают фоновое ворчание досады и раздражения. Будучи крупнее Порции, она охотнее идет на физическую конфронтацию. Она сейчас здесь потому, что такое поведение тоже бывает полезно, но по той же причине осознает необходимость следовать указаниям Порции.

Они поднимаются обратно, понимая, что им снова придется охотиться, и надеясь, что клан скитод удовлетворится тем, что им оставлено. Порой плевуны идут следом, и тогда придется выбирать между быстрой схваткой или засадой.

До темноты они успевают завалить паука-кругопряда, а самец ловит зазевавшуюся мышь, но это нельзя назвать сытной трапезой. Активный образ жизни и модифицированная анатомия Порции означают, что в расчете на единицу веса ей нужно гораздо больше пищи, чем ее предкам. Если бы им пришлось жить одной только охотой, их путешествие заняло недопустимо долгое время. Однако в багаже у Бьянки есть четверка живых тлей. Она выпускает малюток присосаться к растениям, отгоняя самца на тот случай, если он забудет, что они не для поедания… по крайней мере, пока. С наступлением сумерек, когда Порция уже спряла в кроне временный шатер, дополнив его сторожевыми нитями, растянутыми во все стороны, тли дают клейкий нектар, который пауки могут пить, словно питательные разжиженные внутренности своей добычи. Прирученные тварюшки послушно возвращаются к Бьянке в паутину, зная только, что с ней они в безопасности, и не понимая, что в экстремальной ситуации сами станут трапезой.

Порция все еще голодна: нектар – это только способ выживать, в отличие от настоящей добычи не приносящий удовлетворения. Ей трудно оставаться на месте, зная, что поблизости есть тли… и самец, но она способна смотреть вперед и видеть, что ее долгосрочный план пострадает, если съесть их сейчас. Ее семейство всегда специализировалось на том, чтобы смотреть вперед.

И заглядывать еще дальше. Сейчас она пригнулась у входа во временный шатер, ставший их лагерем. Бьянка и самец примостились к ней ради тепла. Порция смотрит в прорехи кроны на огоньки, населяющие ночное небо. Ее народ знаком с ними, видит их тропы и их закономерности и знает, что они тоже двигаются. Порция понимает, что их небесные пути достаточно предсказуемы, чтобы ими можно было пользоваться для ее собственной навигации. Однако среди этих огней есть один особенный. Один огонек не проходит медленный путь по небу длиной в год, а спешит мимо: настоящий путешественник, как она сама. Порция смотрит вверх и видит, как эта крошечная искорка отраженного света идет в вышине: единственное подвижное пятнышко в бесконечной темноте – и ощущает свое родство с ним, одаряя эту кружащую по орбите точку той долей паукообразной индивидуальности, какую способна вообразить.