Онлайн чтение книги Дорога к ангелу
Глава 3. Путешественник

Вечером в шатре Ламберта собрались воины, прибывшие в отряд за последние две седмицы и оставшиеся, чтобы помочь в поисках Небесной Посланницы. Стаффорд изучал их из-за плеча своего капитана. Суровые лица, обветренные и жесткие. Воины, плохо знакомые друг с другом, почти не разговаривали. Ламберт знал каждого по имени, помнил каждую битву, пережитую вместе с ними.

Ольвэ – родовой аристократ с тонкими усиками, несколько нервный, но прекрасный фехтовальщик. Несмотря на тонкую кость, он словно родился с мечом в руках.

Черноволосый лохматый, как медведь, Рорин – единственный, кто оставался рядом с Ламбертом все эти годы.

Сквайр Фив и лучник Соло выросли вместе в небольшой деревеньке под Фергалом и дружили с самого детства. Их отцы служили в одном отряде императора, и мальчишки тоже грезили о воинских подвигах и доблести. Их мечта сбылась. Они стали серьезными и сильными воинами, каких на весь Невендаар были единицы.

Вогнар, потерявший глаз в схватке с нежитью на северо-восточной границе Империи, не нравился Стаффорду, но Ламберт тепло приветствовал ассасина. Однажды Вогнар спас капитану жизнь, пристрелив пару гоблинов, когда отряд угодил в засаду.

Последним в шатер вошел Лукай, и Стаффорд не сразу узнал его. В чистой одежде – холщовой рубахе, кожаном жилете, при оружии, хмурый и внимательный, он мало походил на бродягу, появившегося в лагере поутру.

Лукай не стал тесниться вместе со всеми у стола, где разложили карту, и остановился поодаль, горделиво подняв голову и сложив руки на груди. Неясно отчего, но мечник начинал импонировать Стаффорду, чувствовалась в этом воине внутренняя сила и правильность.

– А где Бигдиш? – донеслись до Стаффорда слова одноглазого Вогнара, заплетавшего нечесаную рыжую бороду в опрятный хвостик.

Лукай лишь покачал головой, давая понять, что не представляет местонахождения лучшего друга, и только буркнул недовольно:

– Ветер в поле, гром… – Поймав на себе чрезвычайно хмурый взор Стаффорда, мечник осекся.

– Друзья мои, – начал Ламберт. К вечеру он почувствовал себя гораздо лучше, и боль в раненой груди утихла. – Нам пора трогаться в путь.

Воины безмолвно вслушивались в речь капитана, не смея его перебивать.

– Ко мне приходят новости, что Легионы Проклятых нападают на земли Эльфийского Альянса. Совсем недавно развернулась тяжелая битва под Лиэлем. Я подозреваю, что Хаархус может находиться там же.

– Сейчас Империя на ножах с эльфами, – заметил Рорин, сломанная рука которого висела на грязном платке в крупные цветы, – соваться на их земли подобно самоубийству. Откуда уверенность, что похищенная девушка находится на территории Стражей Троп?

– Никакой! – запальчиво вскричал Стаффорд и умолк, перехватив предупреждающий взор капитана.

– Рыцарь прав, – произнес, хмурясь, Ольвэ, – никакой. Порталы выбрасывают путешественников в самых неожиданных местах. Проклятые могли уйти и в попорченные земли Нифльхейма, и в Каганат Орков.

– Так и есть, – подтвердил Ламберт спокойно, – мы не знаем, куда именно переместился Хаархус, но и ждать дольше нет смысла.

– Я думаю, Ламберт прав, – неожиданно вступил в разговор Лукай, и все собравшиеся вокруг стола оглянулись на него. Рорин громко засопел от досады, будто хотел пустить из ноздрей струйки пара, – если информаторы говорят, что Легионы появились у Стражей Троп, нам стоит идти туда. Никто не ждет морского шторма, чтобы выйти на веслах. Я хочу сказать, что нет смысла ждать у моря погоды.

– Друзья мои, вы свободны в своем выборе, – развел руками капитан. – Я не могу приказать вам следовать за мной. Путешествие не будет простым или безопасным. Я не удерживаю и не требую подвергать себя излишнему риску. Любой может сейчас выйти из этой палатки и покинуть лагерь. Я не буду испытывать злости или обиды, лишь вечную благодарность, что вы отозвались на зов своего капитана.

В палатке повисло тяжелое молчание, воины переглядывались. Стаффорду даже показалось, что воздух сгустился и потяжелел.

– Нам предстоит переход через горные хребты. – Лукай заговорил резко, подходя к столу, и воины расступились, позволяя ему приблизиться. – Смотрите, – мечник ткнул пальцем в тракт, обозначенный на старой изрисованной маршрутами карте, – самый простой путь через перевал до Фогфелла, а оттуда до Готтера. Здесь, я помню, была имперская крепость, мы сможем сделать остановку в случае необходимости. На этом пути горы пологие, к тому же дороги очистили от Легионов еще несколько лет назад. Там же сильные гномьи гарнизоны.

– Да, все так, – вступил в разговор Вогнар, и его толстый указательный палец с крупным драгоценным перстнем ткнул в точку на карте. – Зато если мы пройдем напрямик, перевалом рядом с Севендаском, то срежем путь. Выиграем минимум тройку седмиц пути.

– Перевал у Севендаска называют Бетрезеновы рога, и он ведет к старому тракту, – вступил в разговор высокий Ольвэ, поглаживая медальон с фамильным драгоценным гербом, висевший на серебряной цепи. – И перевал, и старый тракт пользуются дурной славой. Там исчезают торговые караваны, все стараются обойти эти места стороной.

В шатре поднялся шум, воины горячо спорили. Это были опытные путешественники, каждый из них имел собственное представление о правильности маршрутов. В конце концов от бесконечного равномерного гудения у Стаффорда заболела голова.

– Я не хочу излишне рисковать, – наконец вымолвил Ламберт после раздумий, и воины тут же примолкли. – Мы пойдем на Фогфелл.

Стоило ему озвучить окончательно решение, как наступившую хрупкую тишину вдребезги разбил звериный вой. Словно посреди ночи вервольф выл на прозрачную луну, едва проявившуюся на небе.

– Дикий вепрь? – переглянулись воины.

– Скорее Бигдиш, – буркнул себе под нос Лукай.

* * *

Бигдиш трясся от страха, когда лекарь Герон смешивал в деревянной плошке разноцветные порошки с водой. Тщедушный очкарик с торчавшими в разные стороны патлами приподнял фарфоровую палочку, и от кончика к зелью потянулась ярко-зеленая тягучая нить. Неожиданно она звонко лопнула, повисая на краях плошки рваным жгутом, и Бигдиш вздрогнул от неожиданности.

– Почти, почти, – пообещал кудесник, косясь на раненого лучника.

В стеклышках лекаревых очков отразилось пламя факела, но лучнику показалось, что глаза Герона вспыхнули демоническим огнем. Бигдиш окончательно оробел, костеря себя последними словами, что обратился к какому-то шарлатану, явно страдавшему душевным расстройством.

В лекарской палатке остро пахло сушеными травами и стоял особенный запах болезней. Беспокойно горел единственный факел, и полог раздувался на холодном сквозняке. На топчане были аккуратно разложены на чистой тряпице стальные, хорошо отполированные инструменты, от одного вида которых Бигдиш мог бы потерять дар речи, если бы подобной подлости не случилось с ним несколько раньше из-за распухшего, практически не умещавшегося во рту языка.

– Как-то ты невесел, воин, – пробормотал лекарь и бросил в порошок щепоть чего-то ярко-красного и явно очень ядовитого.

Бигдиш только испуганно округлил глаза и промычал нечто нечеловеческое, ему самому непонятное.

– Надо бы бороду побрить, – почмокал губами Герон, прицениваясь к реденькой растительности на вспухшем лице лучника.

Тот только страдальчески замычал, а кудесник уже схватил хорошо заточенный тесак, словно намеревался перерезать пациенту горло. От страха Бигдиш зажмурился, лишь только почувствовав, как острая кромка клинка царапнула кожу. Что-то прохладное легло на горевший огнем порез. Боль медленно отпускала, а лицевые мышцы странно дубели. Одно обстоятельство волновало Бигдиша – от мази шел очень уж неудобоваримый запах, прямо надо сказать, настоящее зловоние. Да такое сильное, что заслезились чуть приоткрытые глаза.

– Вот так-то лучше. – Герон, похожий на придворного живописца, отошел на шаг, приглядываясь к лучнику, потом потянулся и добавил мазок кашицы на скулу. – Вот, теперь все. Смотри, лучник, порез на глазах заживает.

И тут он допустил страшную оплошность: повернул к Бигдишу до блеска начищенный серебряный поднос. Страшная рожа отразилась в нем! Зеленая, перекошенная харя орка с красными больными глазами и искривленным приоткрытым ртом, из уголка которого стекала слюна и виднелись желтоватые зубы.

Но нет худа без добра! У Бигдиша, измученного молчанием последних часов, прорезался голос, да такой громкий, что его испуганный вой походил на предсмертный стон убитого зверя. Герон со страху шарахнулся в сторону, переворачивая блестящие лекарские приспособления, рассыпая их по палатке.

– Кто это?! – орал Бигдиш, как будто ему в филейную часть ткнули раскаленным клеймом. – Бетрезеново отродье, кто в этом зеркале? – визжал он, позабыв про опухший язык.

– Воин, воин, – лекарь меленько замахал руками, – пару дней подержится, потом сойдет. Признаться, я и не подозревал, что тебя этак перекосит от мази. Я ж ее только на псах бешеных проверял…

– На псах?! – вскричал Бигдиш, захлебываясь от возмущения. – Что ж, я не лучше бешеного пса?! Где они? Покажи мне их!

– Да они это… – в глазах лекаря под тоненькими очками еще теплилась надежда на жизнь, – подохли.

– Подохли?! – вскричал Бигдиш и схватил тряпку, пытаясь оттереться от мази, но та намертво въелась в кожу.

– Как? Скажи мне, как я выйду из палатки с такой-то звериной мордой?! – вопрошал он, наступая на вжавшего голову в плечи Герона и размахивая перед его маленьким птичьим личиком тряпицей. – Что же мне, мешок теперь на голову натягивать?!

В лечении радовало одно – к Бигдишу вернулась способность говорить и даже орать, а значит, ничто не мешало ему обложить горе-лекаря цветистыми ругательствами.

– Я тебе дырочки вырежу для глаз и носа! – прорыдал Герон, когда взбешенный лучник схватил его за косматые вихры и, блокируя, ловко зажал голову под мышкой.

– Эй! Ты чего тут? – донесся голос Лукая, сунувшего голову под полог. – Всевышний, помоги, как воняет! – Он шарахнулся обратно на улицу, спасаясь от зловония.

– Лекаря лечим, – пробормотал Бигдиш сквозь зубы и шмякнул в лицо кудесника шмат мази, залепив очки.

Герон скорчился, отплевываясь. Немного погодя, когда зеленый состав хорошенько впитался в кожу лекаря, превращая его в зеленорожего упыря, Бигдиш отпустил беднягу. Герон обиженно чихал и моргал, протирая полой рубахи очки. Лукай заглянул снова, уже не скрывая глумливой ухмылки.

– Чего ржешь? – взвился Бигдиш.

Положа руку на сердце, он бы предпочел сдохнуть от дурной крови, чем показаться в таком виде перед отрядом воинов, весьма острых на язык.

– Зато ко мне вернулся дар речи, – подбодрил лучник сам себя.

– Угу, – охотно подтвердил Лукай, – но пропал человеческий облик.

– Я же говорю, – жалобно проскулил сильно помятый лекарь, – воин, мешочек на голову, и два дня ни хлопот ни забот. Все равно рану прикрыть нужно.

– Нет, ты слышал этого изувера? – бессильно развел руками расстроенный Бигдиш.

– Он прав, – кивнул Лукай и, стараясь сдержать приступ накатывающего хохота, кашлянул в кулак, – лучше надень мешок, а то родная лошадь в таком виде не узнает.

* * *

Бигдиш только скрипел зубами, когда на его несчастную голову, скрытую мешком, сыпались шуточки и остроты воинов. Сильно злясь, лучник срывал гнев на виновнике неприятности – лекаре Героне, страдавшем от хламиды на башке ничуть не меньше жертвы лечения.

– Дикарь, никакой благодарности! – каждый раз фыркал лекарь, косясь через дыры в мешковине на порядком озверевшего Бигдиша.

Понадобилось четыре дня, чтобы отряд наконец натешился. Только все равно парочка, вымазанная чудодейственным лекарством, держалась с подветренной стороны, а чаще в самом конце каравана из-за злого душка мази.

Последние дни лицезреть мир Бигдиш мог только через прорезанные в мешковине дыры, а потому он казался ему жутко ограниченным. Лучник вытягивал шею, крутил головой и приподнимался на стременах, чтобы получше разглядеть дорогу, но все равно лошадку шатало, будто пьяную.

Третьего дня на Фогфелловском тракте началось неожиданное потепление. Из низких облаков, затянувших обычно бледно-голубое небо, сыпала мокрая пудра холодного дождя. Дорогу развезло, кони месили копытами ледяную кашу из снега и навоза. В некоторых местах, где путь резко нырял в глубокие ложбины, образовались полноводные талые заводи, в которых то и дело застревали подводы. Маленькие гномьи деревеньки, проплывавшие мимо тракта и похожие на разросшуюся грибницу, потеряли живописность, зато приобрели неопрятный вид из-за развороченных глинистых дорог. Все чаще на обочинах встречались перевернутые подводы с поломанными осями и путники, разбивавшие стоянки недалеко от тракта, не углубляясь в горы. Застыли цепочками остановленные торговые караваны, предпочитавшие переждать распутицу на дороге, нежели потерять лошадей и телеги, а может, и товар. Из уст в уста передавалась весть, что, мол, в окрестностях появилась шайка разбойников, нападавшая на попавших в беду торговцев.

На развилке тракта образовался огромный затор. Путешественники волновались и громко переговаривались, отчего-то костеря Старейшин Горных Кланов, будто бы они подстроили плохую погоду. Здесь дорога разделялась – одним своим ответвлением, называемым Старым Трактом, убегая через плоскогорье на запад. Длинная лента Старого Тракта, посеревшая и набухшая, пустовала. Бигдиш сумел разглядеть, что на ней даже свежие колеи отсутствовали.

– Что там произошло? – вытягивался он в седле, стараясь за множеством обозов и подвод разглядеть происходящее.

– Я не провидец, – пробурчал лекарь презрительно, – и вижу не дальше твоего. Потому что на моей голове тоже мешок!

Бигдиш хотел по привычке обругать лекаря, но вовремя подошел Лукай. Он неловко скакал по расплывшимся колеям и, задрав плащ, старательно удерживал равновесие.

– Говорят, что ночью оползень сошел, – объявил он и махнул рукой. – Мы пойдем проверим, что происходит.

– Я тоже. – Бигдиш тут же засуетился, слезая с лошади.

– Нет, ты оставайся, – Лукай старательно сдерживал ухмылку, – чтобы народ не стращать.

Возмущенный лучник смотрел вслед лучшему другу, а тот уже торопился меж подвод за Стаффордом.

– Надо же, как глазом-то красным косит! – донесся до него злобный шепоток.

– Кто там тебе косит? – присоединился новый женский голос. Бигдиш напрягся и скрипнул зубами. – Ох ты, – закудахтала сплетница, – чой-то у них мешки на голове.

– Смертников конвоируют, – произнес первый со знанием дела.

Тут лучник не выдержал и оглянулся через плечо, свирепо уставившись на пару гномов в бараньих полушубках. Престарелая чета на высоком облучке подводы разглядывала двух путешественников в мешках на голове с большим интересом. Сплетники тут же отвернулись и нахохлились, как куры на жердочке, уткнувшись большими носами в воротники полушубков.

– Видел, как он смотрит? – пробормотала гномиха сквозь зубы. – Как есть хочет накинуться.

– Бешеный пес, – подтвердил дед. – Во времена моей молодости таким головы топорами рубили без суда и следствия.

Лекарь Герон, стоявший к повозке со сплетниками поближе, сдавленно кашлянул.

– Слышь, кудесник? – прошипел сквозь зубы Бигдиш, обращаясь к нему. – Нами народ пугают.

– Ух, убивцы! – гаркнул старый гном, помахав над головой в меховой шапке сухим кулаком.

– Где душегубы? – заволновались соседи на застрявших подводах, вертясь, как зведенные.

– Дед, а чего на них плащи с имперским гербом? – затормошила его старуха.

– Украли!

– А руки-то развязаны? – охнула та.

– Высвободились!

– А лошади хорошие?

– Из табуна увели! – Каждое новое слово дед выплевывал с возрастающей яростью и уже сам воспылал праведным желанием прикончить на месте двух смертельно опасных преступников с мешками на голове.

– Дед, – не унималась старуха, – а душок не чувствуешь?

– Так это они народного гнева испугались! – рявкнул гном и ткнул в сторону Бигдиша сложенные галкой пальцы, вроде как хотел два глаза в дырах мешка проткнуть.

– Ну, ты достал меня, дед, – честно признался Бигдиш, покрываясь под холстиной пятнами гнева.

И в этот момент он неожиданно зацепился взглядом за ярко-алый плащ, накинутый на худые хрупкие плечи. Бигдиш не поверил собственным глазам и, чтобы удостовериться, резко стянул с головы мешок, не без удовольствия глотнув полной грудью свежего воздуха. Высокая фигурка легко преодолевала суетливую толкотню на дороге, очень ловко перепрыгивая колеи. От стремительного шага у путника развевались полы алого плаща. Сомнения отпали сами собой! Наконец-то лучник встретил того самого Бетрезенова сына, из-за которого попал в передрягу с Проклятыми.