Онлайн чтение книги Все, что мы оставили позади Everything We Left Behind
Глава 5. Джеймс

Настоящее время

22 июня

Лос-Гатос, Калифорния

Джеймсу следовало догадаться, что возвращение в дом детства вознаградит его беспокойной ночью. Он то засыпал, то просыпался. Холодный, мертвенно тихий дом, слишком большой для трех человек, не давал ему спать. Как и слишком активный мозг.

Джеймс ворочался в кровати, простыни обвились вокруг его ног. Его тревожило, как сыновья адаптируются в новой стране. Он волновался, что они никогда не увидят в нем отца, которым он когда-то был для них. Он стал параноиком, ему казалось, что Фил идет по коридору. Джеймс не мог позвонить единственной женщине, с которой он хотел поговорить больше всего, той, с кем он раньше разговаривал каждый день.

Джеймс застонал и вскочил на ноги. Прошлепал босиком по дому, трижды проверил все запоры, потом изменил настройку термостата. Ожили вентиляторы. Лопасти поскрипывали, разгоняя воздух, стирая давящую тишину в доме. Возможно, белый шум поможет ему заснуть. Джеймс очень скучал по шуму океана за окнами спальни.

Ему не хватало Эйми.

Воспоминание грациозно скользнуло в мозг, как двигалась в его объятиях сама Эйми, когда они танцевали. И вдруг она снова оказалась с ним рядом, в его объятиях. Он кружит ее в переполненном зале на свадьбе Ника и Кристен. Ее ослепительная улыбка предназначается только ему.

– Я люблю тебя, – говорит она.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но в столовой прозвонили часы. Джеймс напрягся, потом вздохнул. Желание не осуществилось. Он ударил кулаком в стену. Не настолько сильно, чтобы причинить себе вред, но с достаточной силой, чтобы воскресить напоминание о том, что он один в этой новой жизни. Ему не на кого было положиться, не на кого опереться так, как большую часть его жизни это было с Эйми.

«Господи, как же мне ее не хватает».

Он потер живот, чтобы унять боль, и вернулся в гостевую спальню, где он спал или пытался уснуть. Джеймс включил ноутбук и запустил браузер. Ему следовало бы заглянуть на сайт поиска коммерческой недвижимости. Но ради чего? У него не было никакого желания писать картины, а если не писать, то и нечего выставлять и продавать. Следовательно, он должен найти работу. На жизнь им пока хватит денег от продажи доли в «Донато Энтерпрайзес», но они когда-нибудь закончатся.

Джеймс зашел на сайт поиска работы и уставился на главную страницу. Он вышел из Стэнфордского университета с двумя степенями, по финансам и истории искусства. Так как отец ждал, чтобы он занялся семейным импортно-экспортным бизнесом, Джеймс выучил испанский. Благодаря опыту в «Донато» у него более чем достаточная квалификация, чтобы претендовать на высокие управленческие должности. Он мог получить диплом, дающий право преподавать искусство в старших классах школы или в колледже.

Обе идеи показались ему в высшей степени непривлекательными.

Джеймс открыл новое окно браузера и обнаружил, что смотрит на спутниковое изображение Лос-Гатоса. У него два сына, которых надо растить, ему нужно найти работу, он хочет купить новый дом, и определенно нужно сменить машину. Ему по-настоящему нужно снова заняться живописью. Но у него нет ни малейшего желания заняться чем-то другим вместо того, чтобы разглядывать тот дом, который когда-то принадлежал им с Эйми. Он уже не в первый раз рассматривал этот дом, бунгало с тремя спальнями и двумя ванными комнатами в самом центре города. И Джеймс сомневался, что делает это в последний раз.

Он увеличивал снимок до тех пор, пока линия крыши не заполнила экран. Джеймс не узнал машину на подъездной дорожке. Платаны на заднем дворе слишком сильно разрослись, трава сгорела на солнце. Его указательный палец беспорядочно постукивал по краю ноутбука. Ему не понравилось плохое состояние двора, и он гадал, не постигла ли та же участь дом внутри.

В этом доме они с Эйми собирались растить своих детей. У них были масштабные планы по расширению – достроить второй этаж и сделать пристройку сзади. Предполагалось, что с годами они будут любить друг друга сильнее и состарятся вместе. Вместо этого она вышла замуж за другого мужчину, и теперь у нее дочь.

«Как она назвала свою малышку?»

Джеймс выругался про себя и захлопнул крышку ноутбука.

Слава богу, Эйми больше не жила там. Он не знал, как реагировать на то, что она с другим мужчиной. Но, черт подери, он чувствовал себя как преследователь, когда искал с помощью Google ее или ее дом. Или ее кафе. Джеймс не мог с этим справиться. Тот же голод, который заставлял его писать картины, теперь заставлял узнавать об Эйми все, что только возможно.

Он не заслужил ее, и в самой глубине души понимал, что должен положить конец этой одержимости ею. Но и с этим он не мог справиться. Джеймс хотел, чтобы она вернулась, ему нужно было, чтобы она вернулась, точно так же, как нужен был воздух, чтобы дышать.

* * *

После утренней прогулки с сыновьями по заповеднику за домом, Джеймс оказался на тротуаре у «Кафе Эйми». Он не собирался заходить туда, но ближайшее свободное место для парковки было через три дома, а мальчики проголодались. Вернее, они умирали от голода, как уточнил Марк во время их экскурсии. Время завтрака давно миновало.

Над головой скрипнула вывеска, и Джеймс поднял глаза. Он мгновенно узнал логотип. Кофейная кружка под похожим на торнадо завитком пара. Джеймс сам набросал его, примитивный рисунок, далекий от того, что он мог бы придумать. Но ему хотелось подогреть интерес Эйми к открытию собственного ресторана, тогда как сам планировал открыть художественную галерею. В то время они оба работали на своих родителей. Джеймсу даже в голову не приходило, что Эйми использует этот простой набросок, но это глубоко тронуло его. Как будто она вплетала частицы Джеймса в свои мечты.

Одетый в мятую рубашку, шорты-чино и шлепанцы, Джулиан провел рукой по лицу и заглянул через стекло.

– Выглядит хорошо. Давайте поедим здесь, – сказал он по-испански, откровенно игнорируя просьбу Джеймса говорить по-английски. Занятия в школе начинались через два месяца, поэтому детям следовало привыкать постоянно говорить на английском.

– Нет, – отрезал Джеймс. Было позднее утро, и он тоже хотел есть. Но в это кафе он не войдет ни при каких обстоятельствах.

Джулиан насупился и закрыл уши своими вечными наушниками.

– Я есть хочу, – захныкал Марк на английском с сильным акцентом.

– Я тоже, приятель. – Джеймс потянулся к руке Марка и едва не споткнулся от удивления, когда крошечная ручка сына вцепилась в его пальцы.

– Я не вижу отсюда меню. – Джулиан проскользнул внутрь.

– Джулиан!

Марк вырвал руку и поспешил за братом.

Джеймс выругался, посмотрел вдоль улицы на ресторанчик, в который планировал отвести мальчишек. «И что теперь?» Ждать ли ему здесь, на тротуаре, как идиоту, и надеяться, что дети вернутся, когда поймут, что он не пошел за ними? Или наплевать на все и зайти?

Через окно он увидел, как Джулиан делает заказ.

– Вот дерьмо!

Ничего не поделаешь.

Джеймс распахнул дверь. Колокольчики у него над головой заплясали, описывая широкую дугу и ударяясь о зеркало в деревянной раме. Головы повернулись в его сторону. То самое внимание, которого он не хотел. Он коротко кивнул присутствующим и застыл. Дальние стены украшали фотографии, надписи и картины. Его картины.

После всех этих лет Эйми сохранила их. Он смотрел на них, не моргая: сельские амбары у подножия холмов, луга, покрытые утренней росой и смотрящие на океан, леса, пронизанные солнцем, или лунный свет, отражающийся от водопадов в Йосемитском заповеднике. Джеймс шумно выпустил воздух, рука скользнула в передний карман, схватилась за помолвочное кольцо, словно утопающий за соломинку.

– Джеймс?

Сухожилия вокруг ушей напряглись при звуке его имени. Он медленно обернулся и оказался лицом к лицу с сильно беременной женщиной. Она смотрела на него так, словно он воскрес из мертвых. В каком-то смысле, так оно и было. Губы женщины дрогнули, она ахнула и отступила назад. Ее глаза расширились. Этот васильковый цвет он узнал бы где угодно.

– Кристен, – произнес Джеймс скрипучим голосом. Она была прежней и в то же время другой. За семь лет жена его лучшего друга стала более зрелой и красивой.

– Это ты. Это в самом деле ты. – Кристен бросилась ему на грудь и обняла так крепко, как только позволял ее большой живот.

Это было первое объятие за долгое-долгое время. Лицо Джеймса напряглось, пока он боролся с нахлынувшими эмоциями, и все же он сумел взять себя в руки. Он не ответил на объятие Кристен, а лишь неловко похлопал ее между лопатками.

Она отклонилась назад, чтобы посмотреть на него.

– Ник говорил мне, что ты возвращаешься домой, но я в это не поверила. Потом я так ждала, когда ты появишься. И вот ты здесь. – По ее щекам потекли слезы. Глупая улыбка широко растянула губы, и вдруг Кристен возбужденно подпрыгнула. – Господи, ты здесь! – взвизгнула она.

Джеймс поморщился. Его взгляд метнулся в сторону кухонной двери, потом в коридор в задней части зала, потом вернулся к Кристен. Та по-прежнему подпрыгивала и визжала. Улыбка все-таки добралась до губ Джеймса. Нет, Кристен не слишком изменилась, если не считать живота. Он глупо уставился на ее живот:

– Ты беременна.

Она фыркнула:

– Опять. Я знаю.

Ник однажды приезжал к нему в Пуэрто-Эскондидо. Когда он не смог дозвониться до Эйми, он позвонил Томасу. Номер Ника был третьим телефоном, который набрал Джеймс. Ему нужно было услышать от Ника, что все, сказанное Томасом, правда. Он был бы только рад, если бы это оказалось ложью, в отличие от всех тех выдумок, которыми Томас кормил его долгие годы. Но то, что его бросили в Мексике, оказалось абсолютной чудовищной правдой. Ник подтвердил это одной отрезвляющей фразой: «Да, все это так».

Через несколько дней Ник уже был у Джеймса в Мексике и рассказал о том, что произошло за те шесть с половиной лет, который выпали из его жизни. Джеймс узнал об Эйми, о том, что она продолжала его искать, потом нашла, но только для того, чтобы отпустить и позволить ему коротать свою жизнь в роли Карлоса. Ник тогда усадил Джеймса, потому что он мерил шагами гостиную, словно сумасшедший, запертый в тюремной камере, и сообщил холодные, суровые факты об Эйми. Она любит другого мужчину. Она замужем, и у нее дочь. Из всех новостей, которые услышал Джеймс, именно эта разбила ему сердце. Она едва не уничтожила его.

Джеймс швырнул в стену стакан с виски, и он разлетелся на серебристые осколки, как и его сердце.

И вот теперь жена Ника беременна третьим ребенком.

Кристен провела рукой по животу и скорчила гримасу:

– Еще четыре месяца ходить.

– Ты хорошо выглядишь, – честно сказал ей Джеймс.

– Ты тоже, – ответила она. Ее неудержимое веселье испарилось. – Рада тебя видеть. Я никогда не думала…

На кухне звякнули кастрюли. Оттуда донеслись голоса, привлекая его внимание. Сердце Джеймса забилось быстрее.

– Она…? – Он с тревогой посмотрел на Кристен. – Она здесь?

Та покачала головой:

– Она сегодня утром не приходила.

Джеймс шумно сглотнул. Эйми тут нет, и это к лучшему. При свидании с ней аудитория ему не нужна.

Джеймс почувствовал, что его тянут за подол рубашки. Он посмотрел вниз, на Марка.

– Можно мне пончик, пожалуйста?

– Мы не будем здесь есть, Марк.

– Вам что-то еще, сэр? – крикнула Джеймсу кассирша. Его старший сын, стоявший первым в очереди к кассе, с вызовом посмотрел на отца.

– Джулиан! – рявкнул Джеймс. Не едят они тут, как же. Он свирепо посмотрел на сына.

– Что? Я есть хочу. – Джулиан поднял руки, молча спрашивая, в чем проблема. На его лице появилось выражение показной невинности, когда он проходил мимо отца и Кристен. Брови Кристен взлетели почти к самым волосам, собранным в «конский хвост», а Джулиан миновал паутину беспорядочно расставленных столиков и плюхнулся на свободный стул.

Кирстен фыркнула:

– Я смотрю, не у одной меня рук не хватает.

Джеймс заворчал, но уголок его рта пополз вверх. У них нашлось кое-что общее. Они были родителями.

– Почему бы вам не присоединиться к нам? Мы только что сели. – Она указала на столик неподалеку от Джулиана, за которым малышка в высоком стульчике с удовольствием ела овсянку. Еще одна девочка с испачканными джемом губами стояла на стуле и напевала.

– Сядь, Николь, – приказала Кристен.

Девочка села.

– Я рада, что этот будет мальчиком. – Она похлопала себя по животу.

– С мальчиками не намного легче, – признался Джеймс, думая о кругах, которые нарезали вокруг него Джулиан и Марк.

Кристен вздохнула.

– Они просто другие, насколько я понимаю, верно? – Она махнула головой в сторону кассы. – Иди, сделай заказ, и садитесь за наш столик.

Марк разглядывал столики. Джеймс подтолкнул его в сторону Джулиана.

– Садись с братом. Я принесу тебе пончик.

У прилавка Джеймс изучил меню и заказал кофе и омлет. Триш, как было написано на ее бейдже, стилизованном под меловую доску, повторила заказ. У Джеймса в горле поднялся гнев, когда она перечислила все заказанные блюда.

– С вас девяносто пять пятьдесят, – подвела она итог.

Джулиан заказал столько, что им троим хватило бы на завтрак, обед и ужин. Джеймс выудил бумажник из заднего кармана и расплатился картой. «Выбирай свои битвы, мужик. Выбирай свои битвы».

– Мы съедим здесь омлет, пончик и оладьи, остальное возьмем с собой.

– Конечно, сэр. – Триш улыбнулась и протянула ему чек.

Джеймс не стал звать мальчиков за столик Кристен, куда сел сам. Пусть едят одни. Пусть воспользуются этой краткой передышкой после последних двух дней.

Кристен передала старшей дочке салфетку.

– Николь, поздоровайся с мистером Донато. Он – друг папочки.

– Здласти, – с набитым ртом произнесла девочка и помахала перепачканными джемом руками.

Джеймс помахал ей в ответ. Николь была точной копией своей матери, которую он знал с юности. К тому моменту, когда Триш принесла напитки – обычный кофе для Джеймса и две гигантские кружки горячего шоколада с горой взбитых сливок для мальчиков, – он узнал, что младшую дочку Кристен зовут Хлои, они коротко поговорили о детях, об их возрасте и любимых занятиях. На большую бумажную салфетку Джеймса Триш поставила большую чашку мексиканского кофе[10] Мексиканский кофе – алкогольный напиток на основе эспрессо (эспрессо, текила, ликер калуа, взбитые сливки)..

– Это, должно быть, шутка? – пробормотал Джеймс.

Кристен подалась к нему, сотрясаясь от молчаливого хохота.

Джеймс посмотрел на нее.

– Я этого не просил, – признался он, не думая о более глубоком смысле этих слов.

Кристен оперлась подбородком на руку:

– Я знаю, что ты не просил. Но иногда самый лучший подарок в жизни – тот, о котором мы не знали, что он нам нужен.

Джеймс посмотрел на сыновей. У обоих были усы из взбитых сливок. Он хохотнул – звук завибрировал в груди – и почувствовал, что настроение немного улучшилось.

– Итак, какие у тебя планы? – спросила Кристен, возвращая его внимание к их столику.

Джеймс сделал глоток из кружки:

– Мои планы?

– Ну, чем будешь зарабатывать на жизнь, в какую школу пойдут дети, где будешь жить? – Она сделала широкий жест рукой, приглашая Джеймса рассказать.

– Ты хочешь услышать историю моей жизни?

– Да, а как только мы покончим с завтраком, я позвоню Наде. На этой неделе она по делам в контактном центре SoCall, но ей захочется все узнать.

Надя была тем клеем, на котором держалось трио Эйми-Надя-Кристен. Джеймс смотрел на пар, поднимающийся от его кружки, обдумывая вопросы Кристен.

– Ты собираешься позвонить и Эйми?

Она ответила не сразу:

– Не уверена. У нее сейчас трудное время, Джеймс. Она любит Яна, и они очень счастливы вместе. Но как только она узнает, что ты – это снова ты , прошлое вернется. – Кристен скомкала грязную салфетку Николь и уставилась на смятую бумагу так, словно в ней были все ответы. – Вам обоим придется решить, как двигаться дальше по разным дорогам.

* * *

Когда Джеймс доел, они договорились о новой встрече. Кристен пригласила их в выходные на барбекю в свой дом с бассейном. Возвращаясь домой, Джеймс объехал город. Он показал мальчикам школу, в которую они будут ходить, местный скейт-парк, полный ребятишек возраста Джулиана. Старший сын выпрямился, чтобы все хорошо рассмотреть через пассажирское окно. Джеймс мысленно отметил, что надо купить скейтборд. Джулиан занимался сёрфингом, возможно, скейтборд ему тоже понравится.

Домой они приехали уже после полудня. Когда Джеймс закрыл за собой входную дверь, они почувствовали аромат бекона и поджаренного хлеба. Мальчики подняли носы и втянули воздух. Джулиан сморщился от запаха яиц вкрутую и уксуса.

Несколько секунд Джеймс и Джулиан встревоженно смотрели друг на друга. В доме кто-то был.

Джеймс поставил на пол пакет с едой.

– Оставайтесь здесь, – приказал он мальчикам и осторожно пошел по дому. Под мышками повлажнело от пота. Неужели Фила уже выпустили? Томас сказал, что у него есть еще шесть дней, это Джеймс точно помнил. Теперь осталось пять, так как разговор был вчера. Джеймс стиснул кулаки. Проклятье, ему пригодилась бы бейсбольная бита или ружье. Рубец на бедре запульсировал.

Джеймс обогнул угол коридора, за которым находилась кухня, и встал как вкопанный. Потом заморгал, пока мозг пытался осознать увиденное. У кухонного островка с мраморной столешницей его мать Клэр резала яйца.

– Что ты здесь делаешь? – Джеймсу следовало бы сиять от радости, ведь он впервые увидел ее после многих лет. Любой хороший сын обрадовался бы. Но он не был хорошим сыном, и Клэр никогда не была самой доброй из матерей.

Ему, в самом деле, нужно сменить замки, чтобы ни один из членов семьи уже точно не смог появиться без предупреждения.

Клэр отложила в сторону нож и критически посмотрела на Джеймса. Он не побрился утром, неглаженая рубашка не была заправлена в шорты. Незачем было спрашивать, прошел он осмотр или нет. Ответ Джеймс прочел на худощавом лице матери. Она постучала пальцем по подбородку, давая понять, что сыну следовало привести себя в порядок перед тем, как выйти из дома.

Ему тридцать шесть лет, плакать он не станет. Ей не удастся заставить его чувствовать вину за то, как он выглядит. Он и без того уже плавает в выгребной яме вины.

– Что все это значит? – Джеймс ладонью указал на еду.

– Я приготовила ланч, – ответила мать, аккуратно стряхивая крошки с рук. – Добро пожаловать домой, Джеймс.

Он услышал, как у него за спиной в кухню вошли мальчики. Марк взвизгнул. Джулиан вытаращил глаза, а потом на его лице появилась улыбка, первая с того момента, как они приземлились в Калифорнии. Его лицо просияло:

– Сеньора Карла, что вы здесь делаете?