Приложения

Онлайн чтение книги Гетика
Приложения

Приложение I

О сумме времен или о происхождении и деяниях римлян

(Предисловие к «Romana»)

Я приношу благодарность вашей неусыпности, благороднейший брат Вигилий: * [* Заметна игра слов между именем Вигилий и словом неусыпность, бдительность – vigilantia; дальше глагол vigilare (...et alüs vigiletis).] вопрошаниями вашими вы, наконец, пробудили меня, давно уже спящего.

Благодарю и бога великого, создавшего вас настолько заботливым, что вы неусыпно следите не только за собой самим, но столько же и за другими.

Слава добродетели и заслуге!

Ты хочешь знать о злоключениях нынешнего мира или же о том, когда он начался и что вплоть до наших времен претерпел; к этому ты, кроме того, добавляешь [пожелание], чтобы я, срывая цвет сказаний предков, сообщил тебе, каким образом зародилась Римская республика, как она держала и подчинила себе чуть ли не весь мир, да и до сего дня – хотя бы в воображении – [продолжает] держать [его]; иначе, чтобы я – будь то совсем бесхитростно! – показал тебе в своем изложении, как родословная царей, начинаясь от Ромула, а затем от Августа Октавиана, дошла до Августа Юстиниана.

Хотя то, к чему ты меня понуждаешь, и не может соответствовать ни моему знанию людей, ни моему опыту, однако, чтобы не перечить просьбам друга, мы, в меру сил, собрали все широко рассеянные [сведения].

Прежде всего мы начали с авторитета священного писания, которым подобает руководствоваться, и достигли, продвигаясь по [ряду] возглавителей родов, всемирного потопа; так, затем, дошли мы до царства Нина, который, повелевая ассирийским народом, подчинил себе почти всю Азию; и до Арбака Мидийского, который, разрушив царство ассирийцев, присоединил его к мидийцам и держал его до [времени] перса Кира; последний, подобным же образом покорив мидийское царство, присоединил его к парфянам. Отсюда [дошли мы] до Александра Великого Македонского, который, победив парфян, обратил их государство в подчиненное грекам. После этого [показали мы], как Октавиан Август Цезарь, покорив царство греков, привел его к закону и власти римлян.

Еще ведь до Августа благодаря искусству своих консулов, диктаторов и царей Римская республика, ведя начало от Ромула-зиждителя, в течение семисот лет подчинила себе многие [страны]; и вот я собрал теперь все вплоть до двадцать четвертого года императора Юстиниана – хотя и кратко—в одну [посвящаемую] твоему имени, весьма малую книжку, присоединяя к ней и другой том – о происхождении и деяниях гетского племени, который я написал совсем недавно для нашего общего друга Касталия; ты же, узнав из нее о бедствиях, постигавших разные племена, стремись стать свободным от всякой невзгоды и обращайся к богу, который и есть истинная свобода.

Итак, читая обе книжечки, знай, что нам всегда угрожает неизбежное побуждение любить мир. Но ты прислушайся [к словам] Иоанна апостола, который говорит: «Возлюбленные, не любите мира, ни яже в мире... и мир преходит, и похоть его; а творяй волю божию пребывает вовеки»** [** Иоанн, I Посл. 2, 15, 17.]. Люби всем сердцем бога и ближнего, чтобы исполнить закон! Молись обо мне, благороднейший и превосходнейший брат!

DE SUMMA TEMPORUM VEL ORIGINE ACTIBUSQUE GENTIS ROMANORUM

{1} Vigilantiae vestrae, noblissime frater Vigili, gratias refero, quod me longo per tempore dormientem vestris tandem interrogationibus excitastis. deo magno gratias, qui vos ita fecit sollicitos, ut non solum vobis tantum, quantum et aliis vigiletis. mactae virtutis et meriti. vis enim praesentis mundi erumnas {2} cognuscere aut quando coepit vel quid ad nos usque perpessus est, edoceriaddes praeterea, ut tibi, quomodo Romana res publica coepit et tenuit totumque pene mundum subegit et hactenus vel imaginariae teneat, ex dictis maiorum floscula carpens breviter referam : vel etiam quomodo regum series a Romulo et deinceps ab Augusto Octaviano in Augustum venerit Iustinianum, quamvis simpliciter, meo tamen tibi eloquio pandam. {3} licet nec conversationi meae quod ammones convenire potest nec peritiae, tamen, ne amici petitionibus obviemus, quoquo modo valuimus, late sparsa collegimus. {4} et prius ab auctoritate divinarum scripturarum, cui et inservire convenit, inchoantes et usque ad orbis terrae diluvium per familiarum capita currentes, devenimus ad regnum Nini, qui Assyriorum in gente regnans omnem pene Asiam subiugavit, et usque ad Arbacem Medum, qui distructo regno Assyriorum in Medos eum convertit tenuitque usque ad Cyrum Persam, qui itidem Medorum regnum subversum in Parthos transtulit, et exinde usque ad Alexandrum Magnum Macedonem, qui devictis Parthis in Grecorum dicione rem publicam demutavit, post hec quomodo Octavianus Augustus Cesar subverso regno Grecorum in ius dominationemque Romanorum perduxit. et quia ante Augustum iam per septingentos annos consolum, dictatorum regumque suorum sollertia Romana res publica nonnulla subegerat, ad ipso Romulo aedificatore eius originem sumens, in vicensimo quarto anno Iustiniani imperatoris, quamvis breviter, uno tamen in tuo nomine et hoc parvissimo libello {5} confeci, iungens ei aliud volumen de origine actusque Getice gentis, quam iam dudum commani amico Castalio ededissem, quatinus deversarum gentium dalamitate conperta ab omni erumna liberum te fieri cupias et ad deum confertas, qui est vera libertas. legens ergo utrosque libellos, scito quod diligenti mundo semper necessitas imminet. to vero ausculta Iohannem apostolum, qui ait: ‘carissimi, nolite dilegere mundum neque ea que in mundo sunt. quia mundus transit et concupiscentia eius: qui autem fecerit voluntatem dei, manet in aeternum’. estoque toto corde diligens deum et proximum, ut adimpleas legem res pro me, novilissime et magnifice frater.

Приложение II

Лозаннский фрагмент (FRAGMENTUM LAUSANNENSE)

(В электронной версии книги не включены рисунки, упоминаемые в ПРИЛОЖЕНИЯХ II и III – Ю. Ш.).

Мы не имеем таких списков «Getica», которые были близки ко времени написания этого труда Иордана, т. е. относились бы к VI в. Наиболее ранней рукописью считался Гейдельбергский кодекс (Codex Heidelbergensis 921), содержавший оба произведения Иордана и хранившийся в библиотеке Гейдельбергского университета. Рукопись вышла, по всей вероятности, из знаменитого скриптория аббатства в Фульде, одного из крупных каролингских монастырей в Германии, возникшего в 40-х годах VIII в. Моммсен, положивший Гейдельбергский кодекс в основу своего издания «Romana» и «Getica», датировал рукопись по типу ее письма VIII веком[175]Перечень этих источников см. в списке сокращений и в указателях имен к латинскому тексту Иордана и русскому переводу., предпочитая эту датировку более поздней – IX и даже Х вв. На первой странице кодекса 1479 г. была сделана интересная запись некоего М. Синдика, который отметил, что «книга принадлежит книгохранилищу (libraria) церкви св. Мартина в Майнце». Монастырь св. Мартина в Майнце, основанный в 1037 г., был связан с монастырем в Фульде, и потому допустимо предположение, что кодекс с сочинениями Иордана мог быть привезен в Майнц в 60-х годах XI в. известным средневековым писателем, ирландцем Марианом Скоттом, перешедшим из монастыря Фульды в майнцский монастырь св. Мартина. В течение долгого времени рукопись хранилась в Гейдельбергском университете, где с момента его основания (в конце XIV в.) постепенно создавалось обширное собрание рукописей, а затем и печатных книг – знаменитая гейдельбергская Bibliotheca Palatina. В дальнейшем кодексу № 921 пришлось пережить множество «скитаний»; в период Тридцатилетней войны он попал в библиотеку Ватикана, затем в Париж, потом, после наполеоновских войн, снова в Ватикан, откуда в 1816 г. был возвращен вместе с сотнями других рукописей опять в Гейдельберг. Но здесь эту рукопись ждала самая печальная участь: в 1874 г. она сгорела без остатка при пожаре[176]Ibid., p. LXXII. в доме Моммсена, куда она была взята, как и другие манускрипты, для подготовки издания в серии Monumenta Germaniae historica.

Еще ученые XVII в. (филолог Иоанн Грутер – библиотекарь «Палатины», французский историк Клод Сомэз) отмечали ценность гейдельбергской рукописи № 921. Рукопись указана и в списке манускриптов, возвращенных в Гейдельберг из Рима. Но мы, к сожалению, имеем о ней лишь смутное представление. Небольшую характеристику гейдельбергской рукописи оставил нам знаток немецких рукописных собраний Фридрих Вилькен, посвятивший целую книгу описанию судеб гейдельбергских книжных собраний[177]Fr. Wilken, Geschichte der Bildung, Beraubung und Vernichtung der alten Heidelbergischen Büchersammlungen. Heidelberg, 1817. S. 296—297.. Вилькен относит кодекс № 921 к X в.; он сообщает, что текст его написан на пергамене и имеет 220 листов, но лишен как начала (т. е. начала «Romana»), так и конца (т. е. конца «Getica»). Особенно интересен образец письма кодекса № 921, данный Вилькеном на таблице[178]Taf. II, № 2.. Однако на ней изображены все три строки из «Romana» (§ 215: «Macedonia... a Flamminio», см. рис. 1); письмо Вилькен определяет еще мабильоновским названием, как «лангобардское».

Последнее, далеко не полное описание Гейдельбергского кодекса принадлежит Моммсену[179]Prooem., p. XLVII., который сообщает некоторые сведения, почерпнутые из книги Вилькена, но относит рукопись к VIII в., а ее шрифт считает «англосаксонским письмом лучшего стиля» («letteratura est evidentissima et optima ormae Anglosaxonicae»). Известно, что «островное» – англосаксонское и ирландское – письмо процветало в скрипториях многих монастырей на европейском континенте, основанных выходцами из Британии и Ирландии и в дальнейшем посещавшихся многочисленными монахами – нередко искусными писцами – с этих островов. Подобным монастырем была и Фульда. Однако Моммсен только упомянул об образце письма Гейдельбергского кодекса на более чем скромной таблице в книге Вилькена, но сам не раскрыл его особенностей; он отметил лишь форму двух букв – часто открытого a ( a littera saepe aperta est ) и несколько повышающегося над строкой i ( i eminens aliquoties adest )[180]Ibid. Эти черты недостаточны для характеристики письма погибшей рукописи и к тому же не подтверждаются образцом, приведенным на таблице Вилькена[181]Среди десяти а, встречающихся на трех строках таблицы Вилькена, нет ни одного открытого. Открытое u-образное а характерно для Палермского кодекса и его аналогий из Боббьо и Рейхенау (см. Приложение III)..

Но как будто след от этого замечательного кодекса все-таки остался в виде фрагмента рукописи, хранящегося до сих пор в Лозанне, в кантональной и университетской библиотеке под № 398 (размер 167х145 мм)[182]Приносим благодарность администрации университетской библиотеки в Лозанне за присылку фотографий рукописи № 398 (Fragmentum Lausannense).; см. рис. 2 и 3.

На обеих сторонах листка пергамена нанесен текст из «Getica» Иордана. На recto – 12 строк (§ 310—312) от слов «[bar]baricos Vitiges» до слов «evellere cupiunt». На verso – 12 строк, составляющих самый конец произведения (§ 315—316), от слов «et virorum fortium» до слов (почти стершихся) «belesarium consulem».

Лозаннский фрагмент – лишь нижняя половина последнего листа кодекса, так как между текстом на recto и текстом на verso имеется разрыв (§ 313—314) – отсутствует текст, находившийся на верхней половине verso. Верхнюю же половину recto занимал текст § 308—309.

С Гейдельбергским кодексом Лозаннский фрагмент сближается в силу следующего обстоятельства. Моммсен указал, что в Гейдельбергском кодексе, состоявшем из пятнадцати кватернионов (или тетрадей), отсутствовал полностью первый кватернион, а в пятнадцатом не хватало двух листов – предпоследнего и последнего. Быть может, Лозаннский фрагмент является половинкой последнего листа Гейдельбергского кодекса. Это предположение было высказано М. Бессоном, изучавшим средневековые памятники материальной культуры швейцарского кантона Во, центром которого является Лозанна[183]Marius Besson, Ľ art barbare dans ľancien diocèse de Lausanne, 1909. – Автор опубликовал в уменьшенной репродукции verso Лозаннского фрагмента (р. 217, fig. 169) и сообщил, что Фр. Стеффенс, которому он показал рукопись, датировал ее VIII в..

Текст Лозаннского фрагмента написан острым англосаксонским минускулом красивого, выработанного рисунка. Это письмо определяется с первого взгляда по известной, здесь ярко выраженной, особенности: хасты длинных букв ( f , p , r , s ), уходящие вниз под строку, заканчиваются тонкими остриями, иногда слегка отогнутыми влево[184]См. характеристику островного (гиберно-саксонского) письма в кн.: О. А. Добиаш-Рождественская, История письма в Средние века, М.—Л., 1936, стр. 134—139; Fr. Steffens, Lateinische Paläographie, III, Freiburg (Schweiz), 1903, Einleitung; Fr. Steffens, Paleographie latine, Trèves– Paris, 1910, Introduction. – В указанных работах Стеффенса – списки литературы..

Для Лозаннского фрагмента характерны все буквы, присущие лучшим образцам англосаксонского минускула.

Верхние хасты b , d , h , l имеют на концах расширения в виде треугольничков, получающихся от нажима пера; «и так как стволы этих букв на половине высоты слегка изгибаются, то своим грациозным расширением вверху они напоминают качающийся стебелек с цветком колокольчика»[185]О. А. Добиаш-Рождественская, История письма..., стр. 136..

Буква d встречается не только в унциальной (круглой) форме, но и в полуунциальной (прямой), причем последняя форма ставится в начале слова, а первая – в середине (см., например, слово «dedit» на второй строке verso).

Буква e всегда высокая, т. е. ее петля всегда возвышается над строкой. Кроме того, e неизменно лигирована с последующей буквой («regem» на третьей строке recto, «cernens» на десятой строке recto, «referuntur» на восьмой строке verso).

Буква g вместо круглой головки, как в унциальном письме, имеет горизонтальную черточку; под строку спускается широкая петля (имя «Vitigis», «Vitiges» на шестой и десятой строках recto, «originem», «legi» на седьмой строке verso).

Буква n иногда имеет капитальную форму («inter» на четвертой строке recto).

Буквы f , p , r и длинное s не возвышаются над верхней строкой, кроме отдельных случаев, когда длинное s выходит поверх строки в виде крючка («Justinianus», на третьей строке verso, «exponens» на девятой строке verso). Кроме того, буква s лигируется с последующей буквой i («sibi» на третьей и восьмой строках recto, «residentem», «obsidionem» на двенадцатой строке recto). На заключительных строках (explicit), которые написаны красными чернилами, буква s круглая.

Буква f (равно как и длинное s) имеет расщепление в верхней части; от его начала отходит направо поперечный язычок, лежащий на нижней строке («filiam» на седьмой строке recto, «flores» на четвертой строке verso).

Правая часть буквы r спускается до нижней строки, что делает букву похожей на p («egressus imperialis» на девятой строке recto, «flores» на четвертой строке, «prato» на пятой строке, «coronam» на шестой строке verso).

Наконец, буква а – закрытая, причем ее брюшко доходит до верха наклонной ножки.

Таковы особенности наиболее характерных букв в шрифте Лозаннского фрагмента. Вообще же каждая буква в отдельности и весь шрифт в целом отличаются выдержанностью стиля и высоким графическим искусством. Кодекс, от которого сохранилась доныне только половинка последнего листа, был дорогой и нарядной книгой, исполненной твердой рукой опытного переписчика. Такая работа могла родиться скорее всего в крупном монастырском скриптории с развитыми традициями письма. Есть предположение, что Лозаннский фрагмент является частью кодекса, вышедшего из мастерской письма аббатства Фульды[186]Фр. Стеффенс указал на образец той же палеографии и того же времени, что и Лозаннский фрагмент. Это – рукопись, опубликованная в 1909 г. С. Брандтом (S. Brandt, Über ein Fragment des Justinus aus der Sammlung E. Fischer in Weinheim, – «Neue Heidelberger Jahrbücher», 1909, S. 109—114). Большое сходство существует между письмом Лозаннского фрагмента и Венским кодексом (Cod. Lat. 430), содержащим Малые Лоршские анналы, написанные в 815 г. Здесь видны все черты прекрасного, вполне выработанного островного минускула VIII—IX вв., практиковавшегося в скриптории монастыря Фульды (см.: «Monumenta palaeographica. Denkmäler der Schreibkunst des Mittelalters», hrsg. von A. Chroust, I. Serie, II. Bd. München, 1904, XI. Lieferung, Taf. 8a). Заметное сходство имеется также между письмом Лозаннского фрагмента и письмом Кёльнского кодекса начала IX в., содержащего одно из богословских сочинений Алкуина («Expositio in psalmum 118»); см.: «Schrifttafeln zur Erlernung der lateinischen Palaeographie», hrsg. von W. Arndt, 3. Aufl. von M. Tangi, II. Heft, Berlin, 1898, Taf. 39. Близко к письму Лозаннского фрагмента острое англосаксонское письмо кодекса, содержащего «Церковную историю» Беды и хранящегося в университетской библиотеке в Кэмбридже (Ms. Kk. V., 16). Кодекс датируется примерно 737 г. Формы букв сходны, но по общему начертанию шрифт Кэмбриджской рукописи несколько округлый, а шрифт Лозаннской рукописи более острый. Предполагается, что Кэмбриджская «Церковная история» Беды была написана в монастыре Эхтернах (в Люксембурге) (см.: Fr. Steffens, Lateinische Paläographie, Supplement, Trier, 1909. Taf. 14)..

Если теперь сравнить шрифт Лозаннского фрагмента с шрифтом тех трех строк Гейдельбергского кодекса, которые издал Фр. Вилькен, то можно сказать следующее. Характер письма, его дукт, особенности рисунка букв у них общее. Естественно признать письмо Лозаннского фрагмента и Гейдельбергского кодекса (в части его трех строк) однородным; это известное, встречающееся в ряде рукописей островное письмо, красивый островной минускул. Однако на фоне общего сходства имеются незначительные расхождения в очертаниях немногих букв. Например: буква а Лозаннского фрагмента – закрытая, с брюшком, доходящим, как правило, до верха наклонной ножки, а на таблице Вилькена закрытое а приближается к начертанию каролингского минускула, так как правая ножка этой буквы в ряде случаев возвышается над брюшком. Длинного минускульного d , которое встречается на Лозаннском фрагменте в начале слов, нет на таблице Вилькена (из-за краткости образца). Буква e на Лозаннском фрагменте часто возвышается своей петлей над верхней строкой, чего не видно на таблице Вилькена (здесь эта буква попадается девять раз). Отмеченные различия в буквах не снимают окончательно остроумного предположения (М. Бессон), что Лозаннский фрагмент представляет собой часть последнего листа погибшего Гейдельбергского кодекса № 921, тем более что столь длинную рукопись, каким был кодекс, содержавший оба произведения Иордана, могли писать несколько переписчиков.

Приложение III

Палермский кодекс (CODEX PANORMITANUS («CODICE BASILE»))

В 1929 г. появилась небольшая заметка, в которой сообщалось, что Государственный архив в Палермо получил неизвестную до того рукопись, содержащую «Getica» Иордана. По фотографии одной из страниц этой рукописи автор заметки Эд. Штамер датировал ее концом IX в. и предположил, что она происходит из Англии на том основании, что написана англосаксонским письмом и близка к Кэмбриджскому кодексу из Trinity College (0.4.36), хотя последний и датируется XI в.[187]Перечень этих источников см. в списке сокращений и в указателях имен к латинскому тексту Иордана и русскому переводу.

Эти скудные сведения о ценнейшем манускрипте, значение которого возрастает еще оттого, что наиболее ранняя рукопись, содержащая «Getica» Иордана (а именно Гейдельбергский кодекс VIII в.), погибла при пожаре, остались незамеченными. Со времени появления указанной заметки в печати не было сказано ни слова о замечательном кодексе Палермского архива, пока не появилась работа Франческо Джунта, опубликованная в 1946 г.[188]Fr. Giunta, Il ms. delle Getica di Jordanes conservato nell’ Archivio di Stato di Palermo. – Отмечаю разницу, допущенную автором в названиях его работ о рукописи, содержащей «Getica»; «Il ms. delle Getica...»; «Il ms. dei Getica...» Правильно второе. Позднее тот же автор поместил в конце своей книги «Jordanes e la cultura dell’alto Medioevo» (Palermo, 1952) обстоятельное приложение под названием «II ms. dei „Getica“ nell’Archivio di Stato di Palermo» (p. 187—202). Приложение к книге Джунта, хотя и не сопровождаемое иллюстрациями, представляет собой тщательно сделанное, но очень сжатое исследование Палермского кодекса как его палеографии, так и вопросов его происхождения и даты. Надо надеяться, что в скором времени итальянский ученый подготовит – как он сам заявил об этом – полное критическое издание, и новая рукопись «Getica» Иордана войдет в научный оборот.

Здесь мы имеем целью дать лишь общую характеристику этой рукописи[189]Мы пользуемся случаем выразить благодарность администрации Государственного архива в Палермо за присылку в Ленинград (в Библиотеку Академии наук СССР) микрофильма кодекса (24 кадра)., исследованной пока только в работах Джунта.

После длительных скитаний, обычных в судьбе древних рукописей, Палермский кодекс был приобретен в 1925 г. историком Нино Базиле, который в октябре 1927 г. преподнес его в дар Государственному архиву в Палермо. В архиве и стали называть новый кодекс «кодексом Базиле» – «codice Basile».

Размер Палермского кодекса 327х251 мм. Материал – пергамен. Книга имеет 12 листов, т. е. 24 страницы. Текст расположен двумя столбцами на каждой странице (всего 48 столбцов). Почерк убористый, так что в столбце умещено по 45—50 строк и даже более.

Сохранность кодекса хорошая. Пострадал только первый лист, наружный верхний угол которого погиб, по-видимому, от воздействия сырости. Кое-где на листах имеются небольшие неправильной формы отверстия. Других повреждений незаметно; чернила сохранили цвет, и письмо целиком доступно для чтения.

«Codice Basile» содержит, к сожалению, не весь текст «Getica» Иордана. Текст обрывается на сообщении о походе императора Майориана (457—461) против аланов, напавших на Галлию. Последние слова: «contra Alanos qui Gallias...». Таким образом, в Палермском кодексе сохранилось около четырех пятых всего сочинения Иордана или, соответственно изданию Моммсена, в нем имеются § 1—236 (стр. 61—105) и отсутствуют § 236 (с половины) – 316 (стр. 105—121). Между прочим, не сохранились строки § 266, в котором Иордан говорит о себе и называет загадочное имя «Alanoviiamuthis».

На рис. 4 дана репродукция той страницы, где сообщаются сведения о местах расселения венетов, склавенов и антов (строки 34—44 левого столбца); выше – текст с упоминанием Каспийского моря, гуннов, Скифии, причерноморских городов (строки 16—18), Данубия, Понтийского моря, Мэотиды. На строках 38—39: «a civitate Novietunense et lacu qui appellatur Mursiano». Текст этой страницы соответствует Get., § 30—41.

На рис. 5 дана репродукция страницы, содержащей генеалогию готских королей; здесь передается интересная транскрипция имен (например, строки 25, 27, 29—30 левого столбца: Hermenerig; Vinitarius и рядом Venetharius; Thiudimer, Valamir et Vidimir; Theodericus и др.). Текст этой страницы соответствует Get., § 76—79.

На рис. 6 дана репродукция страницы, содержащей описание наружности гуннов (строки 15—34 левого столбца), сообщения о смерти Германариха и нападении гуннов на остроготов, о переходе везеготов через Дунай и др. Текст этой страницы соответствует Get., § 125—134.

На рис. 7 дана репродукция страницы, содержащей детальное описание города Равенны (вся верхняя половина правого столбца), рассказ о движении Алариха в Италию и др. Текст этой страницы соответствует Get., § 143—154.

Письмо «Godice Basile» одинаково на протяжении всей рукописи. С достаточной убедительностью Джунта показал, что оно является докаролингским минускулом типа Боббьо (la scrittura è una minuscola precarolina bobbiese)[190]Fr. Giunta, Jordanes e la cultwa dell’alto Medioevo..., p. 188., т . e. принятым писцами Боббьо, одного из самых известных раннесредневековых монастырей, находившегося в северо-западной Италии (южнее реки По и города Пьяченцы). Основанный в начале VII в. выходцами из Ирландии во главе с Колумбаном, Боббьо был знаменит своей библиотекой и скрипторием, хранившим ирландские традиции. Созданный, по всей вероятности, в Боббьо Палермский кодекс имеет на себе отпечаток приемов, вкуса и даже произношения ирландских писцов, но вовсе не повторяет в точности островного письма ирландского или англосаксонского. Письмо «Godice Basile» как бы объединяет (органически) ирландский и италийский шрифты, но с определенным преобладанием последнего в виде элементов хорошо известного римского полукурсива, широко применявшегося в Боббьо[191]Из скриптория Боббьо дошли до нас прекрасные образцы римского полукурсива, хранящиеся ныне в Амвросианской библиотеке в Милане (см.: Fr. Steffens, Lateinische Paläographie, Freiburg (Schweiz), 1903, Taf. 23, Bibl. Ambros. C. 98; Taf. 27, Bibl. Ambros. C. 105; Taf. 37, Bibl. Ambros. L. 99, p. 34—35).. Общий характер письма «Codice Basile» в известной мере сходен с письмом двух кодексов, происходящих из Боббьо; это трактат «De spiritu sancto» Амвросия, VII– VIII вв.[192]Fr. Steffens, Lateinische Paläographie I, Taf. 25, 3, Bibl. Ambros. D. 268. и «Этимологии» Исидора Севильского, VIII в.[193]Ibid., Tat. 38, Bibl. Ambros L. 99. p. 102—103. Фр. Стеффенс определяет это письмо как «ирландско-италийское», иногда как «северно-итальянский минускул». Стеффенсу в этом вопросе следует О. А. Добиаш-Рождественская: «Старое итальянское книжное письмо – прямое продолжение римского курсива. Оно оставило больше всего следов на севере, подверглось во многих разновидностях влиянию ирландских писцов Боббьо»[194]О. А. Добиаш-Рождественская, История письма..., стр. 123—124.. Джунта видит в письме «Codice Basile» три влияния: письма ирландского с элементами полуунциала, письма унциального и письма полукурсивного[195]Fr. Giunta, Jordanes e la cultura dell’alto Medioevo..., p. 191—192..

Наиболее характерной буквой в палеографии Палермского кодекса является буква а открытой формы, похожая на и. Слова amala , albanos, thanais и другие при первом взгляде могут быть прочтены как umula, ulbunos, thunuis. Подобные примеры открытого a встречаются во всех указанных выше образцах боббийского полукурсива[196]Ср., например, у Стеффенса табл. 25, 3, строка 6: «abraham visus» – a, u, v имеют одинаковое или почти одинаковое начертание. Ср. еще табл. 38, строка 5: «tamquam vas caelatum», или строка 27: «secunda occidentalis» и др..

Характерную черту островного письма следует отметить в вытянутых хастах букв b, h, l и иногда d (хотя последнее в «Codice Basile» чащеимеет круглую унциальную, а не прямую форму): они слегка утолщены на верхних концах и порой немного изогнуты.

Буква е либо укладывается в ряд с другими буквами и имеет унциальную форму, либо – и это чаще – выдвигается петлей выше строки, особенно в лигатурах.

Буква f длинная с толстой поперечной чертой, тянущейся к следующей букве.

Бросается в глаза резко выписанная буква g в полуунциальной форме.

Сходны между собой длинное r и длинное s, но у первой буквы правая ее часть несколько опускается вниз, у второй же иногда загибается в легкий завиток.

Буква t обыкновенна, но принимает вид с в многократной лигатуре с i = ti .

Буквы и и v одинаковы и сходны с открытым а .

В общем почерк «Codice Basile» очень выдержан; привыкнув к нему, его можно читать без особого труда. Аббревиатуры (близкие ирландским правилам) не очень многочисленны и несложны; они преимущественно относятся к контракционным (per contractionem), реже к суспенсионным (per suspensionem).

В некоторых особенностях написания слов, выдающих иностранца, Джунта замечает ирландские черты и полагает, что писец, переписывавший «Codice Basile», был ирландцем, работавшим в Италии, в данном случае – в Боббьо[197]Fr. Giunta, Jordanes e la cultura dell’alto Medioevo..., p. 190—191..

Данное здесь беглое описание Палермского кодекса уже подсказывает его дату. Это скорее всего VIII в. Джунта датирует «Codice Basile» концом VIII—началом IX в.: «Pensiamo, che il codice fu scritto tra la fine del secolo VIII e ľinizio del IX, nell’ epoca carolingia...» (p. 197). Он ссылается на сходство «Codice Basile» с рукописью из монастыря Санкт-Блазиен, которую В. Арндт[198]Рукопись из монастыря Санкт-Блазиен (Cod. Sanblasianus 86) учебно-хрестоматийного содержания; островное письмо IX в., вероятно, из скриптория монастыря Рейхенау (см.: «Schrifttafeln zur Erlernung der lateinischen Paläeographie», hrsg. von W. Arndt, 4, Aufl. von M. Tangl, Berlin, 1929, Taf. 42). датирует IX в., и усматривает небольшую разницу с рукописью Национальной библиотеки в Неаполе (раньше Vindob. 16, Lat. 2), которую А. Хруст датирует VIII в.[199]Венский кодекс (Cod. Lat., № 16) с сочинением Иеронима «De viris illustribus», написанный островным письмом VIII в. в скриптории монастыря Боббьо (см.: «Monumenta palaeographica...», Taf. 3а).

В заключение следует указать, какое место занимает «Codice Basile» в группах рукописей, классифицированных Моммсеном в его Prooemium к изданию «Romana» и «Getica». «Codice Basile» принадлежит к третьему классу рукописей, т. е. к группе, содержащей только «Getica»[200]Prooem., p. LXI—LXIX, tertia classis, tertius ordo codicum.. Моммсен работал над двумя кодексами этой группы: Кэмбриджским (XI в.) и Берлинским (XII в.). К ним он причислял еще Аррасский (Atrebatensis). Как известно, оба первые кодекса сгорели, последний же и при Моммсене был утерян. Теперь представителем этой группы является «Codice Basile», к тому же более ранний, чем погибшие рукописи.

В связи с пополнением третьего класса рукописей экземпляром «Codice Basile» Джунта изменил схему, в которой Моммсен показал преемственность рукописей[201]Ibid., p. LXXII; Fr. Giunta, Jordanes e la cultura dell’alto Medioevo..., p. 202.. На основании исследования текста Джунта полагает, что Палермский кодекс исходит непосредственно из архетипа третьего класса и поэтому становится в ряд с одним из древнейших (хотя и давно утерянных) кодексов с «Getica» Иордана. Это – список начала VIII в., принадлежавший Вандону, аббату (в течение 742—747 гг.) нормандского монастыря Fontanella (иначе – монастыря св. Вандрегизила, St. Vandrille). В «Gesta abbatum Fontanellensium»[202]L. ďAchéry, Spicilegium, t. III, p. 185; 2 ed., t. II, p. 290; MGH SS, II, p. 270—301.сказано, что Вандон подарил своему монастырю множество книг (codicum copiam non minimam) и что между ними была «Historia Jordannis episcopi Ravennatis ecclesiae de origine Getarum».

Если Моммсен, готовя свое издание сочинений Иордана, писал о погибшем Гейдельбергском кодексе VIII в., что он был лучшим из всех, «codex omnium optimus», то теперь эти же слова надо отнести к «Codice Basile», лучшей в наши дни и древнейшей рукописи с текстом «Getica» Иордана.

Литература

Аммиан Марцеллин, История , вып. 1—3, пер. и предисл. Ю. А. Кулаковского, Киев, 1906—1908 (2-е издание – СПб, «Алетейя», 1996).

Ангелов Д., Сведения за славяните у византийските писатели , – «Исторически преглед», II, 1945—1946, стр. 240—244.

Арсений, Готская епархия в Крыму , – ЖМНП, 165, 1873.

Артамонов M. И., Венеды, Невры и Будины в славянском этногенезе , – «Вестник Ленинградского университета», 1946, № 2, стр. 70—96.

Баришић Ф., Када и где су написани Псеудо-Цезарщеви Диалози – «Зборник радова Византолошки институт САН», 1, Београд, 1952, стр. 29—51.

Баришић Ф., О најстаријој Прокопјевой вести о Словенима , – «Зборник радова Византолошки институт САН», 2, 1953, стр. 25—31.

Беркут Л. Н., Зачатки местной историографии в ранних варварских государствах. Остготы и вестготы. Вандалы, – «Труды исторического факультета Киевского университета», 1, 1939.

Богуш Сестренцевич С., История о Таврии , т. I, СПб., 1806.

Брайчевский М. Ю., Антский период в истории восточных славян , – «Археологія», 1952, вып. VII, Киев, стр. 21—42.

Брайчевский М. Ю., Об антах «Псевдомаврикия» , – «Советская этнография», 1953, № 2, стр. 21—36.

Браун Ф. А., Разыскания в области гото-славянских отношений, 1. Готы и их соседи до V в., СПб., 1899.

Брун Ф. К., Нечто о Добрудже , – Сб. «Черноморье», т. I, Одесса, 1879, стр. 33—47.

Брун Ф. К., Остров Певки , – Сб. «Черноморье», т. I, Одесса, 1879, стр. 48—59.

Брун Ф. К., Черноморские готы и следы долгого их пребывания в южной России , – Сб. «Черноморье», т. II, Одесса, 1880, стр. 189—241.

Вайнштейн О. Л., Этническая основа так называемых государств Одоакра и Теодориха , – «Историк-марксист», 1938, № 6, стр. 134—158.

Васильев А. А., Готы в Крыму . I. Ранняя пора христианства и эпоха переселения народов , – «Известия Рос. Академии истории материальной культуры», т. I, 1921, стр. 1—80.

Васильев А. А., Готы в Крыму . II. Время византийского, хазарского и русского влияния ( с VI до нач. XI в. ), – «Известия Рос. Академии истории материальной культуры», т. V, 1927, стр. 179—254.

Вестберг Ф., К анализу восточных источников о Восточной Европе , – ЖМНП, февраль 1908, стр. 364—412; март 1908, стр. 1—52.

Вестберг Ф., О передвижении лангобардов , – «Записки Академии наук», сер. V11I, Историко-филологическое отделение, т. VI, № 5, 1904.

Голубцова Н. И., Италия в начале V в. и вторжение Алариха в Рим , – ВДИ, 1949, № 4, стр. 62—74.

Готье Ю. В., Железный век в Восточной Европе, М.—Л., 1930.

Греков Б. Д., Киевская Русь , М., 1949.

Дилигенский Г. Г., Аграрные отношения в вандальском королевстве , – ВB, XI, 1956, стр. 5—28.

Дмитрев А. Д., Движение багаудов (К истории революционного движения рабов в Римском государстве в III в. н. э.), – ВДИ, 1940, № 3—4, стр. 101—114.

Дмитрев А. Д., Движение latrones как одна из форм классовой борьбы в Римской империи, – ВДИ, 1951, № 4, стр. 61—72.

Дмитрев А. Д., Движение скамаров , – ВВ, V, 1952, стр. 3—14. Дмитрев А. Д., К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах, – ВДИ, 1948, № 3, стр. 66.

Дмитрев А. Д., Падение Дакии. (К вопросу о связи освободительных движений в Римской империи с вторжениями варваров), – ВДИ, 1949, № 1, стр. 76—85.

Дмитрев А. Д., Социальные движения в Римской империи в связи с вторжениями варваров , Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук, Л., 1950.

Дуйчев И., Балканският Югоизток през пьрвата половина на VI в. Начални славянски нападения (резюме: «Das europäische Südosten während der ersten Hälfte des VI Jahrh»), – «Беломорски преглед», I, София, 1942, стр. 229—270.

Дьяконов А. П., Известия Псевдо-Захария о древних славянах , – ВДИ, 1939, № 4, стр. 83—90.

Дьяконов А. П., Известия Иоанна Эфесского и сирийских хроник о славянах. VI—VII вв., – ВДИ, 1946, № 1, стр. 20—34.

Жебелев С. А., Северное Причерноморье. Исследования и статьи по истории Северного Причерноморья античной эпохи, М.—Л., 1953.

Жебелев С. А., Что понимать под Борисфеном в IosPE , 24, – Сб. «Ольвия», т. I, Киев, 1940.

Забелин И. Е., Заметка о древности днепровского Олешья , – «Археологические известия и заметки», М., 1895, № 1, стр. 1—3.

Златарски В. Н., Насельяване Словена на Балканском полуострову. Книга о Балкану I, София, 1936, стр. 82—100.

[Константин Порфирородный] «Известия византийских писателей о Северном Причерноморье» (выпуск первый), – ИГАИМК, вып. 91, М.—Л., 1934.

Корсунский А. Р., Движение багаудов , – ВДИ, 1957, № 4, стр. 71—87.

Корсунский А. Р., К вопросу о византийских завоеваниях в Испании VI—VII вв., – ВВ, XII, 1957, стр. 31—45.

Корсунский А. Р., О колонате в Восточной Римской империи V—VI вв ., – ВВ, IX, 1956, стр. 45—77.

Кулаковский Ю. А., Аланы по сведениям классических и византийских писателей, – «Чтения в историческом обществе Нестора Летописца», кн. 13 Киев, 1899.

Кулаковский Ю. А., Епископа Феодора «Аланское послание». 300, 21, 1898.

Кулаковский Ю А., Где начинается территория славян по Иордану? – ЖМНП, Март, 1905, стр. 123—136.

Кулаковский Ю. А., История Византии, т. I (395—518), изд. 2, Киев 1913; т. II (518—602), изд. I, Киев, 1912.

Кулаковский Ю. А., К вопросу об имени города Керчи, — «Сборник статей в честь Ф. Е. Корша», М., 1896.

Кулаковский Ю. А., Славянское слово « плот » в записях византийцев, – ВВ, VII, 1900, стр. 107—112.

[В. В. Латышев] «Scythica et Caucasica», – «Известия древних писателей, греческих и латинских, о Скифии и Кавказе», т. I, «Греческие писатели», СПб., 1893: т. II, «Латинские писатели», СПб., 1906.

Левченко М. В., Византия и славяне в VI—VII вв., — ВДИ, 1938 № 4, стр. 23—48.

Левченко М. В., Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи V—VI вв., – «Византийский сборник», М.—Л., 1945 стр. 12—95.

Левченко М. В., Церковные имущества V—VI вв. в Восточно-Римской империи, – ВВ, II, 1949, стр. 11—59.

[Маврикий] «Из Стратегикона Маврикия», пер. С. А. Жебелева и С. П. Кондратьева, – ВДИ, 1941, № 1, стр. 253—257.

Маврикий, Тактика и стратегия, пер. капитана Цыбышева, СПб., 1903.

Мавродин В. В., К вопросу об антах Псевдо-Маврикия, — «Советская этнография», 1954, стр. 32—41.

Мацулевич Л. А., Погребение варварского князя в Восточной Европе. Новые находки в верховье реки Суджи, – ИГАИМК, вып. 112, М.—Л., 1934.

Машкин Н. А., К вопросу о революционном движении рабов и колонов в Римской Африке, – ВДИ, 1949, № 4, стр. 51—61.

Мишулин В. И., Древние славяне и судьбы Восточно-Римской империи, – ВДИ, 1939, № 1, стр. 290—307.

Мишулин В. И., Материалы к истории древних славян. Древние славяне в отрывках греко-римских и византийских писателей по VII в. н. э., – ВДИ, 1941, № 1 (14), стр. 230—280.

Нидерле Л., Славянские древности, пер. с чешского, М., 1956.

Пичета В. И., Славяно-византийские отношения в VI—VII вв. в освещении советских историков (1917—1947), – ВДИ, 1947, № 3, стр. 95—99.

Погодин А. Л., Эпиграфические следы славянства, — «Сборник статей по археологии и этнографии», СПб., 1902, стр. 163—165.

Преображенский А. Г., Этимологический словарь русского языка, I—II, М., 1959 (репродуцировано с издания 1910—1914 гг.).

[Приск] «Сказания Приска Панийского», пер. с греческого С. Дестуниса, – «Ученые записки 2-го отделения Академии наук», кн. VII, вып. 1, СПб., 1861.

[Прокопий] «История войн римлян с вандалами», пер. С. Ю. Дестуниса, – «Записки историко-филологического факультета С.-Петербургского университета», ч. 28, 1891.

[Прокопий] «История войн римлян с персами», пер. С. Ю. Дестуниса, – «Записки историко-филологического факультета С.-Петербургского университета», ч. 1, 1876; ч. 6, 1880.

«Прокопий из Кесарии. Война с готами», пер. С. П. Кондратьева, вступ. статья 3. В. Удальцовой, М., 1950.

Ременников А. М., Борьба племен Северного Причерноморья с Римом, М., 1954.

Рыбаков Б. А., Анты и Киевская Русь, – ВДИ, 1939, № 1, стр. 319– 337.

Рыбаков Б. А., Ремесло древней Руси, М., 1948.

Середонин С. М., Историческая география, Пг., 1916.

Синезий Киренский, О царстве, пер. и предисл. М. В. Левченко, – ВВ, VI, 1953, стр. 337—357.

Сиротенко В. Т., Взаимоотношения племен и народностей Северного Причерноморья и Подунавья с Византией, Автореферат диссертации. М., 1954.

Скржинская Е. Ч., «История» Олимпиодора, пер., ст., прим. и указ., – ВВ, VIII, 1956, стр. 223—276.

Скржинская Е. Ч., О склавенах и антах, о Мурсианском озере и городе Новиетуне. (Из комментария к Иордану), – ВВ, XII, 1957, стр. 2—30.

Смирнов В. В., «Гетика» Иордана как памятник поздней латыни (фонетика и грамматика). Автореферат диссертации, М., 1956.

Смирнов В. В., Готский историк Иордан, – «Ученые записки Казанского гос. педагогического института», вып. 11, 1956, стр. 149—161.

Спицын А. А., Древностиантов , – «Сборник в честь акад. А. И. Соболевского», Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук СССР, 101, М.—Л., 1928, стр. 492—495.

Спицын А. А., Фаларыюжной России, — ИАК, вып. 29, 1909.

[Тацит] «Сочинения Корнелия Тацита», пер., прим., статья о Таците и его сочинениях В. И. Модестова, т. 1—2, СПб., 1886—1888.

Толстов С. П., «Нарцы» и «волхи» на Дунае. (Из историка-этнографических комментариев к Нестору), – «Советская этнография», 1948, № 2, стр. 8—38.

Третьяков П. Н., Анты и Русь, – «Советская этнография», 1947, № 4, стр. 71—83.

Третьяков П. Н., Восточнославянские племена, изд. 1, М., 1948; изд. 2, М., 1953.

Удальцов А. Д., Основные вопросы этногенеза славян, — «Советская этнография», 1947, № 6—7, стр. 3—13.

Удальцов А. Д., Племена европейской Сарматии II в. н. э., – «Советская этнография», 1946, № 2, стр. 41—50.

Удальцова 3. В., Италия и Византия в VI веке, М., 1959.

Удальцова 3. В., К вопросу о мелком свободном землевладении в Италии накануне византийского завоевания, – ВВ, XI, 1956, стр. 29—54.

Удальцова 3. В., Классовая борьба в Италии накануне византийского завоевания, – ВВ, X, 1956, стр. 9—26.

Удальцова 3. В., Крупное светское и церковное землевладение в Италии VI в. – ВВ, IX, 1956, стр. 78—116.

Удальцова 3. В., Народные движения в Северной Африке при Юстиниане, – ВВ, V, 1952, стр. 15—48.

Удальцова 3. В., Политика византийского правительства в Северной Африке при Юстиниане, – ВВ, VI, 1953, стр. 88—112.

Удальцова 3. В., Сельское зависимое население Италии VI в . – ВДИ, 1955, № 3, стр. 85—117.

Удальцова 3. В., Социально-экономические преобразования в Италии в период правления Тотилы, – ВВ, XIII, 1958, стр. 9—27.

Успенский Ф. И., История Византийской империи , I, СПб., 1912.

Феофилакт Симокката, История . Вступ. статья Н. В. Пигулевской, пер. С. П. Кондратьева, прим. К. А. Осиповой, – «Памятники средневековой истории народов Центральной и Восточной Европы», М., 1957.

Шафарик П. И., Славянские древности , т. 1—11, М., 1848.

Шахматов А. А., Древнейшие судьбы русского племени, Пг., 1919.

Alföldi A., Der Untergang der Römerherrschaft in Pannomen , Bd. I—II, Berlin-Leipzig, 1924—1926.

Bachmann A., Zu Jordanis , – NA, Bd 23, Hannover—Leipzig, 1898, S. 175—176.

Balzani U., Le cronache italiane nel Medio evo, Milano, 1909.

Bergmüller L., Einige Bemerkungen zur Latinität des Jordanes , – Programm des Gymnasiums bei St. Anna in Augsburg, 1903.

Berneker E., Slavisches etymologisches Wörterbuch , I, Heidelberg, 1908– 1913.

Bessel W., Gothen , – «Allgemeine Encyclopädie der Wissenschaften und Künste», hrsg. von J. S. Ersch und J. G. Gruber, I. Sektion, 75. Teil, Leipzig, 1862, S. 98—242.

Besson Mar., Ľart barbare dans ľancien diocèse de Lausanne, Lausanne, 1909.

Bianchi D., Note sui «Getica» di Giordano e le loro clausule , – «Aevum», anno XXX, 1956, fasc. 3, Milano, 1956.

Bierbach E., Die letzten Jahre Attilas , Berlin, 1906.

Birt Th., Charakterbilder Spätroms und der Entstehung der modernen Europa, Leipzig, 1919.

Boehmer H., « Wulfila », – «Realencyklopädie für protestantische Theologie», 3. Aufl. Bd 21, 1908, S. 548—558.

Boguslawski W., Rozpatrzenie textu Jordanesa o granicach Slowian w polowie VI wieku, – «Roczniki Tow. Przyj. Nauk», 20, 1894.

Boissier G., La fin du paganisme , Paris [s. a.].

Bury J. B., A History of the later Roman Empire from the death of Theodosius I to the death of Justinian I (395—565), I—II, London, 1923; 2nd ed. , New York, 1958.

Cantarelli L., Ľultimo rifugio di Romolo Augustulo , – «Historia», II, 1928, p. 185—190.

Cassel S., Magyarische Altertümer , Berlin, 1848, S. 293—310.

Cessi R., « Regnum » e « Imperium » in Italia , I, Bologna, 1919.

Cipolla C., Considerazioni sut concetto di stato nella monarchia di Odoacre, – «Rendiconti d. R. Accademia dei Lincei», classe moral-stor., 5a serie, XX, Roma, 1911.

Cipolla С., Considerazioni sulle Getica di Iordanes e sulle loro relazioni colla Historia Getarum di Cassiodoro, «Memorie della R. Accademia di Torino», 2a serie, t. 43, Torino, 1893, p. 99—134.

Cipolla С., Della occasione in cui Ennodio compose il suo Panegirico a re Teodorico, — «Archivio storico italiano», 4a série, t. XI, Firenze 1883, p. 351– 353.

Cipolla С., Della supposta fusione degli Italiani coi Germani nei primi secoli del Medio Evo, – «Rendiconti d. R. Accademia dei Lincei», 5a serie, IX, Roma, 1901.

Courtois Chr., Les Vandales el ľAfrique, Paris, 1955.

Dagron G. et Marin L., Discours utopique et récit des origines. 1. Une lecture de Cassiodore—Jordanès: les Goths de Scandza à Ravenne. – 2. De ľ«Utopia» de More à la Scandza de Cassiodore—Jordanès. – Annales. Economies, sociétés, civilisations. Mars—avril 1971, N 2. pp. 290—327.

Dahn F., Die Könige der Germanen, I—XII, München, 1861—1909.

Dahn F., Jordanis, — «Allgemeine Deutsche Biographie», Bd XIV, Leipzig, 1881, S. 522—526.

Deanesley Margaret, A History of early medieval Europe (476—911), London, 1956.

Delbrück R., Die Consulardiptychen, Berlin—Leipzig, 1929.

Demougeot E., De l'unité à la division de l'Empire romain. Paris, 1951.

Diculescu C. C., Die Wandalen und die Goten in Ungarn und Rumänien, Leipzig, 1923.

Diculescu С. С., Die Gepiden. Forschungen zur Geschichte Daziens im frühen Mittelalter und zur Vorgeschichte des rumänischen Volkes, Bd I, Halle– Leipzig, 1923.

Diesner H.–J., Spätantike, Widerstandsbewegungen: das Circumcellwnentum, – «Aus der byzantinischen Arbeit der Deutschen Demokratischen Republik», Bd I, hrsg. von Johannes Irmscher, Berlin, 1957, S. 106—112.

Dolger F., Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches, – «Corpus der griechischen Urkunden des Mittelalters und der neueren Zeit», Serie I, l, München, 1941.

Dujcev Iv., Le témoignage du Pseudo-Césaire sur les slaves, — «Slavia antiqua», IV, 1953, p. 193—209.

Dumoulin, M., Le gouvernement de Théodoric et la domination des Ostrogoths en Italieďaprès les oeuvres ďEnnodius, – «Revue historique», 78, 1902.

Dvornik F., The Making of Central and Eastern Europe, London, 1949.

Dvornik F., The Slavs, their early history and civilization, Boston, 1956.

Ebert Ad., Allgemeine Geschichte der Literatur des Mittelalters im Abendlande, Bd I. «Geschichte der christlichlateinischen Literatur von ihren Anfängen bis zum Zeitalter Karls des Grossen», 2. Aufl., Leipzig, 1889.

Ensslin W., Einbruch in die antike Welt: Völkerwanderung, – «Historia mundi Ein Handbuch der Weltgeschichte», begründet von Fr. Kern, hrsg. von Fr. Valjavec, Bd 5: «Frühes Mittelalter», Bern, 1956, S. 78—132.

Ensslin W., Germanen... Das Römerreich unter germanischer Waltung von Stilicho bis Theoderich, – «Das Neue Bild der Antike», II, Berlin, 1942.

Ensslin W., Theoderich der Grosse, München, 1947.

Ensslin W., Die Ostgoten in Pannomen, — «Byzantinisch—Neugriechische Jahrbücher», VI, 1927—1928.

Ensslin W., Des Symmachus Historia Romana als Quelle für Jordanes, – «Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften», Philos.-hist. Abt., Jahrg. 48, Heft 3, München, 1949.

Ensslin W., Zu den Grundlagen von Odoakers Herrschaft, — «Serta Hoffileriana», Agram, 1940.

Erhardt L., Jordanis Romana et Getica recensuit Theod. Mommsen (Monumenta Germaniae Historica Auctorum antiquissimorum tomi V pars prior, Berlin, 1882, LXXIV, 200 S), – «Göttingische gelehrte Anzeigen», II, ¹ 17, Göttingen, 15 Aug., 1886. S. 669—708.

Fiebiger O. u. Schmidt L., Inschriftensammlung zur Geschichte der Ostgermanen, — «Denkschriften der Akademie der Wissenschaften in Wien», Philos.-hist. Kl., Bd 60, Wien—Leipzig, 1917.

Fiebiger O., Inschriftensammlung zur Geschichte der Ostgermanen. Neue Folge, — «Denkschriften der Akademie der Wissenschaften in Wien», Philos.-hist. Kl., Bd 70, Abhandung 3, Wien—Leipzig, 1939.

Förster M., Der Name der Donau, — «Zeitschrift für slavische Philologie», I, Leipzig, 1925.

Friedrich J., Über die kontroversen Fragen im Leben des gothischen Geschichtschreibers Jordanes. — «Sitzungsberichte der philosophisch-philologichen und der historischen Klasse der Akademie der Wissenschaften zu München», Jahrg. 1907, München, 1908, S. 379—442.

Friesen O., Sopra un passo della descrizione della Scandinavia di Jordanes, — «Strena philologica uppsaliensis. Festskrift tillägnad prof. Per Persson», Uppsala, 1922.

Gaudenzi A., Ľopera di Cassiodoro a Ravenna, — «Atti e memorie della R. Deputazione di soria patria per le provincie di Romagna», 3a serie, t. III, 1885, p. 235—334; t. IV, 1886, p. 426—463.

Gauthier E. F., Geiserich, König der Wandalen, Frankfurt a. M., 1935.

Gelzer H., Μέδος bei Priskos, – BZ, 24, 1924, S. 313—314.

Giunta Fr., Considerazioni sulla vita e suite opere di Jordanes, – «Italica», XXV, 1948.

Giunta Fr., Jordanes e la cultura dell’alto Medioevo. Contributo allo studio del problema gotico, Palermo, 1952; рецензия: Ch. С. Mierow, «Speculum», 28, N 3, 1953, p. 568—571.

Giunta Fr., Il manoscritto delle Getica di Jordanes conservato nell’ Archivio di Stato di Palermo, – «Archivio storico Siculo», 3a serie, Ι, 1946.

Gottlieb Th., Über mittelalterliche Bibliotheken, Leipzig, 1890; G. Meier, Nachträge zu Gotlieb...«Centralblatt für Bibliothekswesen», Jahrg.XX, Heft 1u. 2, Leipzig, 1903, S. 16—32.

Goubert P., Byzance avant ľIslam, t. I, Paris, 1951.

Grafenauer В., Nekaj vprasanj iz dobe naseljevanja juznih Slovanov, – «Zgodovinski casopis», IV, Ljubijana, 1950, стр. 23—126.

Grienberger Th., Die nordischen Volker bei Jordanes, — «Zeitschrift für deutsches Altertum», 47, Neue Folge, 35, Berlin, 1904.

Grienberger Th., Die Vorfahren des Jordanes, — «Germania. Vierteljahrschrift für deutsche Altertumskunde», Bd 34, Neue Reihe 22, Stuttgart—Wien, 1889, S. 406—409.

Grimm Jac., Über Jomandes und die Geten, — «Kleinere Schriften», III, Berlin, 1866, S, 171—235.

Grosse R., Römische Militargeschichte von Gallienus bis zum Beginn der byzantinischen Themenverfassung, Berlin, 1920.

Grousset R., ĽEmpire des steppes, Paris, 1939.

Guilland R., Etudes sur ľhistoire administrative de ľEmpire Byzantin. Le consul, ο ύπατος, – Byz., XXIV, 1954, fasc. 2, Bruxelles, 1956, p. 545—578.

Gutschmid A., Zu Jordanis, — «Jahrbücher für classische Philologie», 8. Jahrg., Leipzig, 1862, S. 124—151; «Kleine Schriften», V, Leipzig, 1894, S. 293—336.

Halphen L., Les Barbares, des grandes invasions aux conquêtes turques du XI-e siècle, Paris, 1930.

Hartmann L. M., Geschichte Italiens im Mittelalter, I. (Das italienische Königreich), Gotha, 1897.

Hartmann L. M., Untersuchungen zur Geschichte der byzantinischen Verwaltung in Italien (540—750), Leipzig, 1889.

Hartmann L. M., Der Untergang der antiken Welt, I—III, Gotha, 1921– 1923.

Hauptmann L., Les rapports des Byzantins avec les Slaves et les Avares pendant la seconde moitié du VI s., – Byz., IV (1927—1928), Paris—Liège, 1929, p. 137—170.

Haury J., Zur Beurteilung des Geschichtschreibers Procopius von Cäsarea, München, 1896.

Hayes C. H., An Introduction to the sources relating to the German invasions, — «Studies in history of Columbia University», 33, 3, New York, 1942.

Herschell Die Tetraxitischen Gothen, – «Anzeiger für Kunde der deutschen Vorzeit», Neue Folge, VI, 1859.

Hodgkin Th., Italy and her invaders, I—VIII, Oxford, 1885—1889. Hodgkin Th., Theodoric the Goth, the barbarian champion of civilization, New York—London, 1891.

Holder-Egger O., J. Friedrich, Über die kontroversen Fragen im Leben des gotischen Geschichtschreibers Jordanes (1907), – NA, 34, Hannover u. Leipzig, 1908—1909, S. 235—236.

Hoops J., Reallexikon der germanischen Altertumskunde, I—IV, Strassburg, 1911—1919.

Jordan H., Geschichte der altchristlichen Literatur, Leipzig, 1911.

Jordan Joh., Jordanes. Leben und Schriften – «Gymnasium zu Ansbach», 1843.

Jorga N., La «Romania» danubienne et les barbares au VI siècle, — «Revue belge de philologie et ľhistoire», III, Bruxelles, 1924.

Kappelmacher A., Jordanis, – RE, Bd IX, 2, Stuttgart, 1916. S. 1908—1929.

Kappelmacher A., Zur Lebensgeschichte des Jordanis, – «Wiener Studien. Zeitschrift für klassische Philologie», 36. Jahrg., 1914, Wien, 1915, S. 181—188.

Kaufmann, G., Kritische Untersuchungen der Quellen zur Geschichte Ulfilas, – «Zeitschrift für deutsches Altertum», 27, 1883, S. 193—261.

Kiepert H., Formae orbis antiqui. 36 Karten im Format von 52х64 cm mit kritischem Text und Quellenangabe zu jeder Karte. Bearbeitet und herausgegeben von Richard Kiepert, Berlin, 1906.

Koepke R., Deutsche Forschungen. Die Anfange des Königtums bei den Cothen, Berlin, 1859.

Körbs O., Untersuchungen zur ostgotischen Geschichte, Eisenberg, 1913.

Kudrnac J., Slovane na uzemi byvale Dacie , – «Vznik a pocatky Slovanu» I, Praha, 1956.

Labuda Ger., Vidivarii Jordanesa , – «Slavia Occidentalis», XIX, Poznan, 1948, p. 63—81.

Lamma P., Ricerche sulla storia e la cultura del VI secolo, Brescia, 1950.

Lamma P., Teoderico nella storiografia bizantina , – «Studi Romagnoli», 3, 1952, p, 87—95.

Latouche R., Les grandes invasions et la crise de ľOccident au V-e siècle, Paris, 1946.

Lemerle P., Invasions et migrations dans les Balkans depuis la fin de ľépoque romaine jusqu’au VII siècle, – «Revie historique», 211, 1954, p. 265– 308.

Lot F., La fin du monde antique et le début du moyen âge , – «Histoire du moyen âge», publiée sous la direction de Gustave Glotz, t. X, Paris, 1927.

Lot F., Les invasions germaniques. La pénétration mutuelle du monde barbare et du monde romain, Paris, 1935.

Lukman N., Ermanaric hos Jordanes of Saxo , – «Stud. fra Sprog-og Oldtidsforskning», 58, № 298, Köbenhavn, 1949.

Maenchen-Helfen O., The Legend of the origin of the Huns , – Byz., XVII, 1944—1945, p. 244—251.

Manitius M., Geschichte der lateinischen Literatur des Mittelalters , I. Teil, «Von Justinian bis zur Mitte des Χ Jahrhunderts», München, 1911.

Manitius M., Geschichtliches aus mittelalterlichen Bibliotheken , – NA, 32, Hannover—Leipzig, 1907, S. 651.

Markwart (Marquart) Jos., Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge, Leipzig, 1903.

Martens W., Iordanis Gothengeschichte , – «Geschichtschreiber der deutschen Vorzeit», 3. Aufl., 1913.

Martroye F., ĽOccident à ľépoque byzantine. Goths et Vandales, Paris, 1904.

Martroye F., Genséric. La conquête vandale en Afrique et la destruction de ľempire ľOccident, Paris, 1907.

Maspero J. «Φοιδερατοι» et «Στρατιωται» dans ľarmée byzantine au VI S ., – BZ, 21, 1912, S. 97—109.

Mazzarino V. S., Stilicone. La crisi imperiale dopo Teodosio , – «Studi pubblicati dal Istituto Italiano per la storia antica», III, Roma, 1942.

Mierow Ch. Chr., The Gothic history of Jordanes , London, 1915.

Mierow Ch. Chr., Some remarks on the literary technique of the Gothic historian J ordanes, – «Classical Weekly», Pittsburgh, XVI.

Mikkola J. J., Poludniova granica Słowian u Jordanesa , – «Symbolae gramm, in honorem Ioannis Rozwadowski», t. II, Kraków, 1928.

[Miller K.] «Mappae mundi». Die ältesten Weltkarten, hrsg, und erläutert von Konrad Miller , Heft I—VI, Stuttgart, 1895—1898.

Minasi G., Cassiodoro Senators , Napoli, 1895.

Momigliano A. Gli Anici et la storiografia latino del VI sec . – Rendiconti dell ’Асc. dei Zincei. Cl. morale, stor. etc. Ser. 8a, XI, 1956.

Mommsen Th., Jordanis Romana et Getica. Prooemium, — MGH, Auct. antiquiss., t. V, pars I, Berlin, 1882, p. V—LXXIII.

Mommsen Th., Stilicho und Alarich, – «Hermes», 38, 1903, S. 101—115; «Gesammelte Schriften», Bd IV, Berlin, 1906, S. 516—530.

Mommsen Th., Aetius, — «Hermes», 36, 1901, S. 516—547; «Gesammelte Schriften», IV, 1906, S. 531—560.

Mommsen Th., Ostgothische Studien, – NA, 14, 1889, S. 225—249; 453– 44; 15, 1890, S. 181—186; «Gesammelte Schriften», VI, Berlin, 1910, S. 362– 84.

Moore, Clifford H., The Pagan reaction in the VI-th century, – «Transactions and proceedings of the American philological association», 50, Boston, 1919.

Moravcsik Gy., Byzantinoturcica: I – «Die byzantinischen Quellen der Gecschichte der Türkvölker»; II – «Sprachreste der Türkvölker in den byzantinischen Quellen», – «Magyargörög tanulmanyok», 20, 21, Budapest, 1942, 1943; 2 ed., Berlin, 1958.

Moravcsik Gy., Attilas Tod in Geschichte und Sage, — «Zeitschrift der Körösi Csoma-Gesellschaft», 2, 1926—1932, S. 83—116.

Moricca U., Storia delta letteratura latina cristiana, I—Ill, Torino, 1923—1934.

Müllenhoff K., Deutsche Altertumskunde, I—V, Berlin, 1870—1900; 2. Aufl., I, 1891; II, 1906; V, 1908.

Müllenhoff K., Donau, Dunavъ, Dunaj, — «Archiv für slavische Philologie», hrsg. von Jagic, I, Berlin, 1876, S. 290—298.

Nady T. La campagne ľAttila aux Balkans ef la valeur du Temoignage de Jordanes concernaut les Germains. – Acta antiqua Acad. Scaent. Hung. 4, 1956, p. 251—260.

Niederle L., Manuel de ľantiquité slave, I , Paris, 1923; II, Paris, 1926.

Niederle L., Rukovet slovanskych starozitnosti, Praha, 1953.

Niederle L., Slovanskè starozitnosti, II. Puvod a pocatky slovanu jiznich, Praha, 1906.

Niederle L., Über die Σπόροι des Procop, — «Archiv für slavische Philologie», 23, 1901, S. 130—133.

Norden E. Alt-Germanien. Völker– und Namengeschichtliche Untersuchungen. Berlin, 1934.

Olrik A., Ragnarök. Die Sagen vom Weltuntergang, Berlin—Leipzig, 1922.

Ostrogorsky G., Geschichte des byzantinischen Staates, München, 1952.

Ostrogorsky G., Histoire de l'Etat byzantin. Traduction française de J. Rouillard, enrichie de nombreuses additions par ľauteur, Paris, 1956.

Ostrogorsky G., History of the Byzantine state. Translated from the German Joan Hussey, New Brunswick—New Jersey, 1957.

Oxenstierna Eric C. G., Die Urheimat der Goten, — «Manus-Bücherei», Bd 73, Leipzig, 1945.

Paratore E., Storia della letteratura latina, Firenze, 1950.

Peisker T., The Expansion of the Slavs, – «The Cambridge medieval history», vol II, Cambridge, 1913, p. 418—458.

Pepe G., Il medioevo barbarico d'ltalia, Torino, 1942.

Pepe G., Ilmediocvo barbarico d'Ewopa, Milano—Verona, 1949.

Pfeilschifter G., Theoderich der Grosso, Mainz, 1910.

Picotti G. В., Sulle relazioni fra re Odoacre e il Senato e la Chiesa di Roma , – «Rivista storica Italiana», Ser. V, t. IV, Torino, 1939.

Polaschek E., Noviodunum , – RE, 33, Stuttgart, 1936, S. 1191—1194.

Rand E. K., Founders of the Middle Ages , Cambridge Mass., 1928.

Ranke L., Weltgeschichte , 4. Teil, 2. Abt. «Kaiser Justinian und die definitive Festsetzung germanischer Völker im Westen des römischen Reiches» (Analecten, IV, «Jordanes», S. 313—327), Leipzig, 1883.

Reynold, Gonzague de, Le monde barbare et sa fusion avec le monde antique , t. II, «Les Germains et la formation de ľEurope», Paris, 1953.

Reynolds R. L., and Lopez, R. S., Odoacer: German or Hun? – «American Historical Review», 52, Oct. 1946, p. 36—53.

Rinaudo C., Le fonti della storia ľItalia dalla caduta dell’Impero Romano ďOccidentc all’invasione dei Longobardi (467—568), Torino, 1883.

Roesler R., Über den Zeitpunkt der slavischen Ansiedlung an der unteren Donau , – «Sitzungsberichte der Wiener Akademie der Wissenschaften», Philos.-hist. Kl., Bd 73, Heft I, Wien, 1873.

Romano G., Solmi, A., Le dominazioni barbariche in Italia (395—888), Milano, 1940.

Romano Dom., Due storici di Attila. Il greco Prisco e il goto Jordanes , – «Antiquitas», a. 2, 1947, p. 65—71.

Rooth E., Got. strawa «Gerüst, Paradebett» , – «Annales Academiae scientiarum Fennicae», 84, 2, Helsinki, 1954, S. 37—52.

Rubin В., Theoderich und Justinian. Zwei Prinzipien der Mittelmeerpolitik, München, 1953.

Runkel F., Die Schlacht bei Adrianopel , Rostock, 1903.

Safarik P. J., Slowanske starozitnosti , Praha, 1837.

Salvatorelli L., ĽItalia dalle invasioni barbariche al sec. XI. Milano, 1939.

Saria R., «Neviodunum» , – RE, 33, Stuttgart, 1936, S. 152—156.

Schanz M., GeschichtederrömischenLiteratur , – «Handbücher der Altertumswissenschaft», begr. v. Iwan von Müller, 8; Bd 4. l; 2 Aufl., München, 1914; Bd 4, 2, München, 1920.

Schirren С., De ratione que inter Jordanem et Cassiodorium intercedat commentatio, Dorpat, 1858.

Schmidt L., Geschichte der deutschen Stämme bis zum Ausgang der Völkerwanderung. Die Ostgermanen, München, 1934.

Schnetz J., Jordanes beim Geographen von Ravenna , – «Philologus», Bd 31, 1925; NR, Bd XXXV, Leipzig, 1926.

Schuster M., Die Hunnenbeschreibungen bei Ammianus, Sidonius und Jordanis, – «Wiener Studien», 58, 1940, S. 119—130.

Schwarz E., Flussnamen und Völkerbewegungcn in Oberpannonien , – «Zeitschrift für slawische Philologie», I, Leipzig, 1925.

Schwarz E., Germanische Stammeskunde , Heidelberg, 1956.

Schwarz E., Die Krimgoten , – «Saeculum», 4, 1953, p. 156—164.

Schwarz E., Zu Cassiodor und Prokop , – «Sitzungsberichte d. bayerischen Akademie d Wissenschaften», Philos.-hist. Abt., 1939. Heft 2.

Seeck O., Geschichte des Untergangs der antiken Welt, I—VI, Stuttgart, 1920—1923.

Sevin H., Die Gepiden , München, 1955.

Simson B., Zu Jordanis , – NA 22, Berlin, 1897, S. 741—747.

Šisić F., Geschichte der Kroaten, I (bis 1102), Zagreb, 1917

Stahlberg, Beiträge zur Geschichte der deutschen Historiographie im Mittelalter. I. Jornandes , – «Programm der höheren Bürgerschule zu Mülheim an der Ruhr», Mülheim, 1854.

Steffens Fr., Lateinische Paläographie , III, Freiburg (Schweiz), 1903.

Stein E., Geschichte des spätrömischen Reiches. I. Vom römischen zum byzantinischen Staate (284—476), Wien, 1928.

Stein E., Histoire du Bas-Empire. II. De la disparition de ľEmpire ľOccident à la mort de Justinien (476—565), Paris—Bruxelles—Amsterdam, 1949.

Stein E., Untersuchungen über das Officium der Prätorianer Präfektur, Wien, 1922.

Sthamer Ed., Eine neue Jordanes Handschrift in Palermo , – «Forschungen u. Fortschritte», 5. Jahrg., 1929, N 4, S. 45.

Sundwall J., Abhandlungen zur Geschichte des ausgehenden Römertums, Helsinki, 1919.

Sybel H., Entstehung des deutschen Königtums , 2. Aufl., Frankfurt a. M., 1881.

Sybel H., De fontibus libri Jordanis de origine actuque Getarum, Berlin, 1838.

Tackenberg K., Zu den Wanderungen der Ostgoten , – «Mannus», Leipzig, 1930.

Terzaghi N., Storia della letteratura latina da Tiberio a Giustiniano, Milano, 1941.

Teuffel W. S., Geschichte der römischen Literatur , 5. Aufl. von L. Schwabe, Leipzig, 1890.

Thompson E. А., A History of Attila and the Huns, Oxford, 1948.

Thorbecke A., Cassiodor Senator , – «Programm des Heidelberger Lyzeums», 1867.

Torsten E. Karsten. Les anciens Germains , P. 1931.

Tymieniecki Kaz., Droga Gotow na poludnie , – «Archeologia», t. 3, Wroclaw, 1949—1952, S. 112—122, 425—427.

Usener Herm., Anecdoton Holderi. Ein Beitrag zur Geschichte Roms in ostgothischer Zeit , – «Festschrift zur Begrüssung der XXXII. Versammlung deutscher Philologen u. Schulmänner zu Wiesbaden», Bonn, 1877.

Vamos F., Attilas Hauptlager und Holzpaläste , – «Seminarium Kondakovianum», 5, Praha, 1932, S. 131—148.

Vasiliev A. A., Histoire de ľEmpire byzantin , t. I, Paris, 1932.

Vasiliev A. A., The Goths in the Crimea , Cambridge Mass., 1936.

Vasmer M., Untersuchungen über die ältesten Wohnsitze der Slawen, I, Leipzig, 1923.

Vasmer M., Russisches etymologisches Wörterbuch , I—III, Heidelberg, 1953—1958.

Vassili L., Rapporti tra regni barbarici ed impero nella seconda metàdel quinto secolo, – «Nuova rivista storica», Milano, XXI, 1937.

Velkov V. Das Schicksal einer frühbyzantinischen Stadt zur Zeit der Völkerwanderung (Odessos—Varna am Schwarzen Meer) – Akten des XI. Internationalen Byzantinisten kongresses München 1958. Hrsg. von Fr. Dölger und H.-G. Beck. München, 1960, S. 654—659.

Vernadsky G., Ancient Russia, New Haven, Yale University press, 2d ed., 1943.

Vernadsky G., Flavius Ardabur Aspar, — «Südost-Forschungen», 6, Leipzig, 1941.

Vernadsky G., Goten und Anten in Südrussland, — «Südost-Forschungen», 3, Leipzig, 1938, S. 265—279.

Vernadsky G., Note on the пате Antes, — «Journal of American Oriental society», 73, 1953.

Vernadsky G., On the origins of the Antae, — «Journal of American Oriental society», 59, 1939, p. 56—66.

Vernadsky G., The Spali of Jordanis and the Spori of Procopius, – Byz., 13, 1938, p. 263—266.

Vetter G., Die Ostgoten und Theoderich, Stuttgart, 1938.

Villari P., Le invasioni barbariche in Italia, Milano, 1901.

Vyver A. van de, Cassiodore et son oeuvre, — «Speculum», VI, l, Cambridge Mass., Jan. 1931, p. 244—292.

Wattenbach W., Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter, bis zur Mitte des dreizehnten Jahrhunderts, Bd I, Siebente von Ernst Dümmler umgearbeitete Auflage, Stuttgart und Berlin, 1904.

Wattenbach—Levison., Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter. Vorzeit und Karolinger. Heft I – Die Vorzeit von den Anfangen bis zur Herrschaft der Karolinger, bearbeitet von W. Levison, Weimar, 1952.

Weibull L., Skandza und ihre Völker in der Darstellung des Jordanis, – «Archiv för Nordisk filologi», 41, 2, Lund, 1925, S. 213—246.

Werner F., Die Latinitat der Getica des Jordanes, Diss., Halle, 1908.

Werner J. Beiträge zur Archäologie des Attila—Reiches. A. Textteil B. Tafelteil. München, 1956 (Bayerische Akademie d. Wissenschaften. Philos.-Hist. Kl. Abhandlungen, Neue Folge, H. 38A–B).

Wolfflin Ed., Zur Latinitat des Jordanes, — «Archiv für lateinische Lexikographie und Grammatik», XI, Leipzig, 1900, S. 361—368.

Zeumer K., Geschichte der westgotischen Gesetzgebung, – NA, 23, 1898, S. 424—426.

Zeuss K., Die Deutschen und die Nachbarstamme, München, 1837; 2. Aufl., Heidelberg., 1925.

Zlatarski V., Die Besiedelung der Balkanhalbinsel durch die Slaven, – «Revue internationale des études balcaniques», II, Belgrade, 1936, p. 358—375.

Zupanić N. i Der Anten Ursprung und Namen, — «Actes du III-e Congres ďétudes byzantines», Athènes, 1932, p. 331—339.

Zupanić N., K antskemu problemu, — «Zgodovinski casopis», II—III, Ljubljana, 1948—1949, p. 145—152.

Список сокращений

BB – «Византийский временник».

ВДИ – «Вестник древней истории».

ЖМНП – «Журнал министерства народного просвещения».

ИАК – «Известия археологической комиссии».

ИГАИМК – «Известия Государственной академии истории

материальной культуры».

КСИИМК – «Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР».

ПСРЛ – «Полное собрание русских летописей».

Acta Sabae – «Acta s. Sabae Gotthi martyris in Cappadocia» —

Acta Sanctorum Bolandiana, 12, April II.

Aed. – Procopius Caesariensis, De aedificiis , ed. J. Haury, vol. III, 2, Lipsiae, 1913.

Agath. – Agathias Myrinaeus, Historiae , ed. B. G. Niebuhr, – CSHB, Bonn, 1928; ed. L. Dindorf, – HGM, II, 1871, p. 132—392.

Agn. – Agnellus, Liber Pontificalis ecclesiae Ravennatis, ed. O. Holder-Egger,—MGH SS rer. Langob., 1878, p. 265—397; ed. Testi—Rasponi, 1924.

Ambr. Epist. – Ambrosius, Epistulae.—MPL, 14.

Amm. Marc. – Ammianus Marcellinus, Rerum gestarum libri qui supersunt , ed. V. Gardthausen, I—II, Leipzig, 1874—1875; ed. C. Clark, I—II, 1910– 1915, ed. J. C. Rolfe, I—III, Cambridge Mass., London, 1935—1939.

Anecd – Procopius Caesarensis, Anecdota , ed. J. Haury, vol. III, l, Lipsiae, 1906.

Anecdoton Holderi – Usener, Herm., Anecdoton Holderi . Ein Beitrag zur Geschichte Roms in ostgothischer Zeit, – «Festschrift zur Begrüssung der XXXII Versammlung deutscher Philologen u. Schulmänner zu Wiesbaden», Bonn, 1877, – MCH Auct. antiquiss., XII, 1894.

Anon. Vales. – Anonymus. Valesii, ed. V. Gardthausen, Leipzig, 1875, p. 280—305; ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., IX, 1892, p. 306—328.

Aur. Vict. Epit. – Aurelius Victer, Epitome de caesaribus, ed. Fr. Pichimayr, Leipzig, 1911.

Auson. Epigr. – Ausonius Decimus Magnus, Opuscula, ed. C. Schenkl, – MGH Auct. antiquiss., V. 2 1883.

Bell. Goth. – Procopius Caesariensis, Bellum Gothicum, ed. J. Haury, vol. II, Lipsiae, 1905.

Bell. Pers. – Procopius Caesariensis, Bellum Persicum, ed. J. Haury, vol. I, Lipsiae, 1905.

Bell. Vand. – Procopius Caesariensis, Bellum Vandalicum, ed J. Haury, vol. I, Lipsiae, 1905.

Boeth. de consol. philos. – Boethius, Anicius Manlius Severinus, De consolatione philosophiae, ed. G. Weinberger. – CSEL, LXVII, 1934; ed. Peiper, 1871; ed. Stewart et Rand, 1918; ed. Forti—Scuto et Smith, 1925.

Byz. – Byzantion.

BZ – Byzantinische Zeitschrift.

Candid. – Candidus Isaurus, Fragmenta, ed. B. G. Niebuhr, – CSHB, Bonn, 1829, p. 472—477; HGM, I, 1870, p. 441—445; FHG, IV, 1868, p. 135—137.

Cass. Chron. – Cassiodorus Senator, Chronica, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. Antiquiss., XI, 1894, p. 120—161.

Cedren. – Cedrenus, Georgius, Synopsis historiae, ed. Imm . Bekker, – CSHB, Bonn, I—II, 1838.

Chron. Gall. – Chronica Gallica, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., IX, 1892, p. 629—666.

CIL – Corpus inscriptionum latinarum.

Claud. Carm. – Claudianus (Claudius Claudianus), Carmina, ed. Th. Birt.—MGH Auct. antiquiss., X, 1892, p. 260-283; ed. I. Koch, Leipzig, 1893; ed. A. Ludwich, Leipzig, 1897; ed. Platnauer, 1929.

Cons. Const. – Consularia Constantinopolitana, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., IX, 1892, p. 205—247.

Cons. Rav. – Consularia Ravennatia (Anonymus Cuspiniani, Fasti Vindobonensis), ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., IX, 1892, p. 274—299.

CSEL – Corpus scriptorum ecclesiasticorum latinorum.

CSHB – Corpus scriptorum historiae byzantinae.

De adm. imp. – Constantinus Porphyrogenitus, De administrando imperio, ed. Imm. Bekker, – CSHB, Bonn, 1840; ed. U. Ph. Boissevain, C. de Boor et Th. Buttner-Wobst, 4 vol., 1903—1906; Greek text ed. by Gy. Moravcsik, englisch transl. by R. J. H. Jenkins, Bydapest, 1949.

Dexipp. – Dexippus Atheniensis, Historia, ed. B. G. Niebuhr, – CSHB, Bonn, 1829, p. 11—38; FHG, III, 1849, p. 667—687; HGM, I, 1870, p. 165– 200.

Dio Cass. Hist. Rom. – Dio Cassius, Historia Romana, ed. L. Dindorf, recogn. I. Melber, I—III, Leipzig, 1890—1928; ed. U. Ph. Boissevain, vol. III, Berlin, 1895—1901.

Dio Chrys. – Dio Chrysostomus, Orationes, ed. L. Dindorf, I—II, Leipzig, 1857.

Ennod. Panegyr. – Ennodius (Magnus Felix Ennodius), Panegyricus Theodorici regis Ostrogothorum, ed. Fr. Vogel. MGH Auct. antiquiss. VII, 1885, p. 203—214; ed. W. Hartel, CSEL, VI, 1882.

Eugipp. V. Sev. – Eugippius, Vita sancti Severini, de. H. Sauppe, – MGH Auct. antiquiss., I, 12, 1877, p. 1– 30. – Eugippius. Das Leben des heiligen Severin. Lateinisch u. deutsch. Einführung, Uberset zung u. Erläuterungen von Rudolf Noll. 1963, VIII – 150 pp. 1 Karte. (Shriften u. Quellen der alten Welt, Bd. 11).

Eunap. – Eunapius, Χρονικη ιστορία, ed. Imm. Bekker, – CSHB, Bonn, 1829, p. 41—118; FHG, IV, 1868, p. 11—56; HGM, I, 1870, p. 205—274.

Euseb. – Eusebius, Historia ecclesiastica, ed. E. Schwartz et Th. Mommsen, Leipzig, 1903—1909.

Eutrop. – Eutropius, Breviarium ab urbe condita, — MGH Auct. antiquiss. II, 1879; ed. F. Ruehl, Leipzig, 1887.

Evagr. Hist. eccl. – Evagrius, Historia ecclesiastica, ed. J. Bidez et L. Parmentier, London, 1898; MPG, 86, col. 2405—2905.

FHG – Fragmenta Historicorum Graecorum, ed. C. Miller.

Fredegar – Fredegarius, Chronicorum libri IV, ed . Br. Krusch, – MGH SS rer. Meroving, II, 1889.

Getq – Iordanis Romana et Getica, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. Antiquiss., V. 1, 1882.

Greg Turon. Hist. Franc. – Gregorius Turonensis, Historia Francorum, ed . W. Arndt et Br. Krusch, – MGH SS rer. Meroving., I, 1, 1885, p. 31—450; Grégoire de Tours, Histoire des Francs, texte des manuscrits de Corbie et de Bruxelles, publié par H. Omont et G. Collon, ed par Reno Poupardin, Paris, 1913.

Greg. Turon. In gloria – Gregorius Turonensis, Liber in gloria confessorum, conf. ed. Br. Krusch, – MGH SS rer. Meroving., I, 2, 1885, p. 744—822.

Greg. Turon. Vitae patrum – Gregorius Turonensis, Vitae patrum, ed . Br. Krusch, – MGH SS rer. Meroving., I, 2, 1885, p. 661—744.

Herod. – Herodotus, Historiae, ed. C. Hude, I—II, Oxford, 1912.

HGM – Historici graeci minores, ed. L. Dindorf.

Hieron. Epist. – Hieronymus, Epistolae 150, MPL, 22.

Hieron. Hist – Hieronymus, Chronicon, — MPL, 27.

Idat. Chron. – Idatius (Hydatius) Lemicus (Lemovicensis), Chronicon, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., XI. 1894.

Ioh. Antioch. – Iohannes Antiochenus, – Fragmenta, — FHG, IV, p. 538—622; ed. Th. Mommsen, «Bruchstücke des Iohannes von Antiochia und des Iohannes Malalas», – «Hermes», VI, Berlin, 1872, p. 323—383; «Excerpta historica iussu imperatoris Constantini Porphyrogeniti confecta», ed. U. Ph. Boissevain, C. de Boor, Th. Büttner-Wobst, III, Berlin, 1906.

IosPE – Inscriptiones orae septentrionalis Ponti Euxini (B. Latyschev).

Isid. Etymol. – Isidorus Hispalensis, Origines sive Etymologiae, MPL, 82; «Isidori Etymologiae. Codex Toletanus (nunc Matritensis) 15, 8», phototypice editus, – «Codices graeci et Latini photographice depicti», t. XIII, Lugduni Batavorum, 1909; ed. W. M. Lindsay, I—II, Oxford, 1911.

Isid. Hist. – Isidorus Hispalensis, Historia Gothorum, Wandalorum, Sveborum, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct, antiquiss., XI, 1894, p. 267—303.

Malal. – Iohannes Malala, Chronographia, ed. L. Dindorf, – CSHB, Bonn, 1831; ed. Schenk von Stauffenberg, 1931.

Malchi fr. – Malchus Philadelphensis, Fragmenta (Βυζαντιακά), ed. B. G. Niebuhr, – CSHB, Bonn. 1829, p. 231—278; FHC, IV, 1868, p. 112—132; HGM, I, 1870, p. 383—424.

Mar. Avent. – Marius Aventicensis, Chronica, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., XI, 1894, p. 232—239.

Marcell. Comit. – Marcellinus Comes, Chronicon ad a. 518, continuatum ad a. 534 cum additamento ad. a. 548, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., XI, 1894, p. 60—108.

Maur. Strateg. – Arriani Tactica et Mauricii ars militaris, ed. I. Scheffer, Upsala, 1664.

Mela – Pomponius Mela, Chorographia, ed . Carolus Frick, Leipzig, 1880.

Men. fr. – Menander Protector, Fragmenta, ed. B. G. Niebuhr, CSHB, Bonn, 1829, p. 281—444; FHG, IV, 1868, p. 201—269; HGM, 11, 1871, p. 1– 131; ed. C. de Boor, – «Excerpta historica iussu imperatoris Constantini Porphyrogeniti confecta». I, «De legationibus», 1903; ed. U. Ph. Boissevain, – «Excerpta historica iussu imperatoris Constantini Porphyrogeniti confecta», III, «De sententiis», 1906.

MGH – Monumenta Germaniae historica.

MGH Auct. antiquiss. – Monumenta Germaniae Historica. Auctores antiquissimi.

MGH SS – Monumenta Germaniae historica. Scriptores.

MGH SS rer. Langob. – Monumenta Germaniae historica. Scriptores rerum

Langobardicarum.

MGH SS rer. Meroving – Monumenta Germaniae historica. Scriptores rerum Merovingicarum.

MPG – J. P. Migne, Patrologiae cursus completus. Series graeca.

MPL – J. P. Migne, Patrologiae cursus completus. Series latina.

NA – Neues Archiv der Gesellschaft für ältere deutsche Geschichtskunde.

Nicet. Chon. – Nicetas Choniata, Historia, ed. Imm. Bekker, CSHB, Bonn. 1835.

Niceph. Greg. – Nicephorus Gregoras, Historia, ed. Imm. Bekker, CSHB, Bonn, 1829.

Olymp – Olympiodorus, Fragmenta (Historia), ed. B. G.

Niebuhr., – CSHB, Bonn, 1829, p. 447– 471; FHG, IV, 1868, p. 58—68; HGM, I, 1870, p. 450—472. – Photius. Bibliotheque. Texte etabli et traduit par Rene Henry. Tome I («Codices» 1—84), Paris, 1959, p. 166—187.

Orient – Orientius, Commonitorium, ed. R. Ellis, – CSEL, XVI, I, 1888, p. 205—243.

Oros. – Orosius (Paulus), Historiae adversum paganos, ed. C. Zangemeister, Leipzig, 1889.

Pauli Diac. Hist. Lang. – Paulus Diaconus, Historia gentis Langobardorum, ed. L. Bethmann et G. Waitz, MGH SS rer. Langob., 1878, p. 45—187.

Pauli Diac Hist. Rom. – Paulus Diaconus, Historia Romana, ed. H. Droysen, – MGH Auct. antiquiss., II, 1879, p. 185– 224.

Philostorg. Hist. eccl. – Philostorgius, Historia ecclesiastica, MPG, 65; ed. J. Bidez, «Die Griechischen christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte», Leipzig, 1913.

Plin. – C. Plinius Secundus, Naturalis historia, ed. D Detlefsen, I—VI, Berlin, 1866—1882; ed. C. Mayhoff, I—VI, Leipzig, 1892—1898 (t. I, Leipzig, 1906); Pliny, Natural history. With an English translation, I—V, ed. H. Rackham, London—Cambridge Mass., 1938—950.

Prisci fr. – Priscus Panites, Fragmenta, ed . Imm. Bekker et B. G. Niebuhr, – CSHB, 1829, p. 137—228; FHG, IV, p. 69—110; HGM, I, p. 275—352 ed. С. de Boor, Exc. de leg., 1903.

Prooem. – Th. Mommsen, Prooemium, — MGH Auct. antiquiss. V, I, 1882.

Prosp. Aquit. Chron. – Prosper Aquitanus (Prosper Tiro), Chronicon, ed Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., IX 1892, p. 385—485.

Prosp. Auct. – Prosperi Auctarium, ed. Th. Mommsen, MGH Auct. antiquiss., IX, 1892, p. 307—339.

Prosp. Cont. Havn. – Prosperi Continuatio Havniensis, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., IX, 1892, p. 298—339.

Prudent. – Prudentius, Cl. Aurelius, Contra Symmachum libri II, ed. A. Dressel, – CSEI, 61, 1860.

Ptol. – Ptolemaeus (Claudius Ptolemaeus), Geographia, ed. C. Müller, C. T. Fischer, I—II, Paris, 1883– 1901. – Claudii Ptolemaei Geographiae codex Urbinas graecus 82, phototypica depictus. Tomus prodromus Josephi Fischer (De Cl. tolemaei vita, operibus, geographia, praesertim eiusque fatis. Pars prior. Commentatio. Textus Pars altera. Tabulae geographicae LXXXIII (graecae, arabicae, latinae e codicibus LIII selectae). Lugduni Batavorum — Lipsiae, 1932.

Rav. anon. – Ravennatis anonymi cosmographia, ed. M. Pinder et G. Parthey, Berlin, 1860; ed. I. Schnetz «Itineraria romana», II, Leipzig, 1940.

RE – Pauly—Wissowa, Real – Encyclopädie der Klassischen Altertumswissenschaft, hrsg, von. W. Kroll.

Rom. – Iordanis Romana et Getica, ed. Th. Mommsen, MGH Auct. antiquiss., V. I, 1882.

Rutil. – Rutilius Claudius Namatianus, De reditu suo, ed. Aem. Bährens, – Poetae latini minores, V, Leipzig, 1883; ed. J. Vessereau, Paris, 1904; ed. C. H. Keene and G. F. Savage-Armstrong, London, 1907.

Salv. Ad eccl. – Salvianus Massiliensis, Ad ecclesiam, — MGH Auct. antiquiss., I, 1, 1877, p. 138.

Salv. De gub. Dei – Salvianus Massiliensis, De gubernatione Dei, ed. C. Halm, – MGH Auct. antiquiss., I, 1, 1877, p. 1—108.

SC – [В. В. Латышев], «Scythica et Caucasica». – «Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе», I—II, СПб., 1893—1906.

L. Schmidt – L. Schmidt, Geschichte der deutschen Stämme, München, 1934.

SHA – Scriptores Historiae Augustae, ed. E. Hohl, I—II, Leipzig, 1927.

Sidon. Apoll. Carm. – Sidonius Appolinaris, Carmina, ed. Chr. Luetjohann, – MGH Auct. antiquiss., VIII, 1887; ed. P. Mohr, Leipzig, 1895; ed. W. B. Andersen, London, 1930.

Sidon. Apoll. Epist. – Sidonius Apollinaris, Epistulae, ed. Chr. Luetjohann, – MGH Auct. antiquiss., VIII, 1887.

Socr. Hist. eccl. – Socrates, Historia ecclesiastica, ed. R. Hussey, I—III, Oxford, 1853—1860; MPG, 67; ed. W. Bright, Oxford, 1878.

Solin. – Solinus (C. Julius Solinus), Collectanea rerum memorabilium, ed. Th. Mommsen, Berlin, 1895.

Soz. Hist. eccl. – Sozomenus, Hermias, Historia ecclesiastica, ed. R. Hussey, I—III, Oxford, 1853—1860; MPG, 67.

[Strabo] Geogr. – Strabo, Geographica, ed. Aug. Meinecke I—III, Leipzig, 1895—1899; ed. H. L. Jones and J. R. S. Sterret, I—VIII, London – New York, 1917—1933.

Suet. – Suetonuis C. Tranquillus, De vita Caesarum, ed. M. Ihm, Leipzig, 1908; ed. J. C. Rolfe, vol. I– II, London, 1914.

Theoph. – Theophanes Confessor, Chronographia, ed. J. Classen – Imm. Bekker, – CSHB, Bonn, 1839—1841; ed. C. de Boor, I—II, Leipzig, 1883—1885.

Theophyl. Sim. – Theophylactus Simocatta, Historiae, ed. Imm. Bekker, – CSHB, Bonn, 1834; ed. C. de Boor, Leipzig, 1887.

Trog. Pomp. – Trogus Pompeius, Iuniani Iustini Epitoma historiarum Philippicarum Pompei Trogi, ed. O. Seel, Leipzig, 1935.

V. Caes. – Vita Caesarii episcopi Arelatensis, ed. Br. Krusch, – MGH SS rer. Meroving., III, p. 433– 501.

Var. – Cassiodorus Senator, Variae, ed. Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., XII, 1894.

Wattenbach – Levison – Wattenbach W.—Levison W., Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter. Vorzeit... Karolinger, H, I.

Weimar, 1952.

Vict. Tonn. – Victor Tonnennensis, Chronica, ed . Th. Mommsen, – MGH Auct. antiquiss., XI, 1894, p. 184—206.

Zonar – Iohannes Zonaras, Epitome historiarum, ed. L. Dindorf, Lipsiae, 1868—1875; ed. Th. Büttner—Wobst, 1897.

Zos. – Zosimus, Historia nova, ed . Imm. Bekker, – CSHB, Bonn, 1837; ed. L. Mendelssohn, Leipzig, 1887.

Иордан. О происхождении и деяниях гетов (GETICA)*

Вступительная статья, перевод, комментарии Е. Ч. Скржинской М., 1960

[* Одна из рецензий на 1-ое издание «Getica». Опубликована в «Византийском временнике», т. XXII за 1963 г. На отдельном оттиске, предоставленном издательству, имеется надпись: «Дорогой и многоуважаемой Елене Чеславовне Скржинской – на память о 1/XII 1961 от автора» и пояснение Е. Ч. Скржинской: «1 декабря 1961 г. был днем моей докторской защиты в Уч. Совете Института археологии АН СССР, под председательством акад. Б. А. Рыбакова (в Москве, на Б. Черемушкинской ул. – теперь ул. Дмитрия Ульянова»). (Прим. Издателя).]

Лежащее перед нами научно комментированное издание известного сочинения Иордана, впервые выпущенное у нас в свет в латинском оригинале с параллельным русским переводом, представляет собой большой научно-исследовательский труд крупного размаха и значения.

Подход к комментированному изданию нарративного источника может быть весьма различным, но научно наиболее плодотворным следует считать такой метод комментирования, при котором данный источник становится исходным пунктом целого ряда исследований комментатора, освещающих и разъясняющих исторические процессы и события, упомянутые или отраженные в данном источнике. Е. Ч. Скржинская избрала именно этот метод, и поэтому ее комментарии в своей совокупности дают целую энциклопедию не только по Иордану, а и по всей эпохе, которая так или иначе затронута в его работе. Многие комментарии Е. Ч. Скржинской являются значительными исследовательскими статьями, в которых автор впервые (не только в советской, но и в зарубежной историографии) самостоятельно вскрывает различные пласты в истории упомянутых у Иордана племен и устанавливает целый ряд фактов, относящихся к происхождению этих племен, их взаимоотношениям друг с другом, особенностям социального строя, к деятельности их вождей и королей и т. д.

В большинстве случаев комментатор достигает этого путем самостоятельного решения спорных вопросов и посредством критического сопоставления различных точек зрения, высказанных в научной литературе на различных европейских языках (русском, немецком, французском, английском и итальянском). Возможность такого самостоятельного решения научных контроверз и уточнения ряда выводов исторической науки проистекает из углубленного изучения комментатором весьма обширного круга разнообразных источников по истории раннего средневековья: сочинений греческих и римских писателей, византийских хроник, законодательных памятников, агиографии, надписей и др. (с привлечением данных археологии)[203]Перечень этих источников см. в списке сокращений и в указателях имен к латинскому тексту Иордана и русскому переводу.. Только такое глубокое исследование всех этих исторических источников, прекрасным знатоком которых является Е. Ч. Скржинская, позволило ей идти указанным выше путем и в своих комментариях к Иордану не ограничиться его собственными данными и известиями его современников, а все время последовательно проводить сопоставление произведений писателей VI в. с более ранними и более поздними памятниками. В результате комментарий к Иордану превратился в большой исследовательский труд по истории славянских, германских, иранских и других племен раннего средневековья, их передвижений и столкновений в пределах Восточной, Центральной и Западной Европы, а также – изменений в их общественном строе. Этот труд проливает свет как на исторические судьбы готов, так и на всю эпоху переселения народов и смены старого, рабовладельческого, греко-римского мира новым, феодальным строем, развившимся впоследствии у германских и славянских народов.

Большая научная заслуга Е. Ч. Скржинской заключается не только в весьма ценных толкованиях самого текста Иордана, данных в переводе и обоснованных в примечаниях, но и в самостоятельном исследовании указанных выше вопросов в ряде обстоятельных примечаний, носящих характер статей, которые в целом рисуют широкую картину освещаемой комментатором эпохи. Показательно соотношение объема примечаний с размером переведенного Е. Ч. Скржинской и комментированного ею источника: латинский текст Иордана занимает примерно 3—3,5 печатных листа (несколько больше – перевод), между тем примечания составляют около 20 печатных листов (набранных петитом).

Вступительная статья Е. Ч. Скржинской, где высказан ряд весьма важных и новых в науке точек зрения относительно характера работы Иордана, места и времени ее написания, политической тенденции и т. д., представляет еще одно исследование автора, вносящее существенный вклад в источниковедение раннего средневековья.

В книге даны три приложения; во втором и третьем из них содержится ценное палеографическое исследование двух списков «Getica» Иордана – Лозаннского фрагмента, в некоторых отношениях близкого к утраченному Гейдельбергскому кодексу (самой ранней рукописи труда Иордана), и Палермского кодекса, найденного в 1927 г. и описанного итальянским историком Ф. Джунта в 1946 г. Палермский кодекс, стоящий в ряду одного из древнейших утраченных кодексов «Getica» (список начала VIII в.), представляет особую ценность – может быть, не меньшую, чем утерянный Гейдельбергский кодекс VIII в. Поэтому его исследование (так же как и Лозаннского фрагмента) весьма существенно, тем более что обследование этих кодексов впервые публикуется на русском языке и сопровождается репродукциями отрывков из рукописей на основании фотокопий и микрофильмов, присланных из Лозанны и Палермо.

I

Приступая к более подробному разбору труда Е. Ч. Скржинской, мы остановимся прежде всего на комментариях, затем перейдем к анализу вступительной статьи и в заключении выскажем некоторые замечания по отдельным конкретным вопросам.

Так как сочинение Иордана посвящено, главным образом, истории готов, которых автор отождествляет с гетами, то большой интерес представляет выяснение вопроса о причинах такого отождествления и о том, насколько достоверны свидетельства Иордана о происхождении готов и ходе их передвижений с I до IV в. н. э. Обращаясь прежде всего к трактовке Е. Ч. Скржинской всего этого круга вопросов, мы констатируем, что в ее комментариях убедительно показан исторический путь готов от Скандинавии к берегам Вислы, а затем – к Северному Причерноморью. Распутывая очень сложные нагромождения этнических названий у Иордана, Е. Ч. Скржинская показывает, что отождествление гетов с готами связано с политической тенденцией этого историка, с его стремлением преувеличить древность готов путем включения в их историю событий из истории фракийского (дакийского) племени гетов. Эта операция облегчалась самим характером того материала источников, которым пользовался Иордан: уже Кассиодор сочетал имевшиеся у него данные о готах с известиями, найденными им у римских и греческих писателей с гетах, а между тем греческие писатели часто называли и гетов, и готов скифами, откуда и произошло наблюдаемое у Иордана смешение готов с гетами, а отчасти и со скифами. При этом Иордан опирался на не дошедшее до нас произведение греческого писателя конца I—начала II в. н. э. Диона Хризостома, озаглавленное «Getica» (как и сочинение Иордана). Для событий начала III в. н. э., когда готы передвинулись с берегов Вислы в район Северного Причерноморья, важным источником послужили Иордану данные Аблавия, готского писателя, произведение которого утрачено и который упоминается только у Иордана. Возможно, что к Аблавию в первую очередь и восходит отождествление Иорданом готов с гетами, изображенными в труде Диона Хризостома. Это отождествление (в духе указанной традиции античной историографии), усугубленное отмеченной выше политической тенденцией Иордана (а может быть, и его ближайшего источника – Кассиодора, а также Аблавия), могло корениться в принятом у писателей I—IV вв. н. э. обычае называть то или иное племя по названию занимаемой ими в данное время территории; а так как готы в конце III в. н. э. заняли бывшую римскую провинцию Дакию, где раньше обитали геты, то отсюда и возникло перенесение названия «геты» на готов. Опираясь на свидетельство писателя начала V в. Орозия о том, что «недавно считались гетами те, которые теперь считаются готами», Иордан вперемежку употребляет и то и другое название[204]См. Е. Ч. Скржинская. Рец. соч., стр. 267, а также стр. 191, 220, 234—235, 239..

На основании изложенного, Е. Ч. Скржинская намечает такую последовательность этнического наименования области, которую Иордан обозначает как Дакию: вдоль течения реки Тиссы, далее по Карпатам и по течению Днестра до берега Черного моря: в I в. н. э. Дакия выступает у Иордана как Гетия, потом она становится римской Провинцией (с 107 по 271 гг.), а после 271 г. и до V в. Дакия превращается в Готию (позднее, в V—VI вв., ее занимают гепиды) (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 239—241)*[ * Здесь и далее везде нумерация страниц дается по настоящему изданию (Прим. Издателя).]. Эта последовательность подтверждает справедливость приведенного выше объяснения перенесения названия гетов на готов географическим размещением этих двух племен В разные периоды их истории (независимо от использования Иорданом этого смешения названий в политических целях).

Мы считаем очень важной аргументацию Е. Ч. Скржинской в пользу того, что готы не произошли от гетов и что Иордан, несмотря на сознательное смешение этих обоих названий, хотел в своем произведении проследить историю древнегерманского племени готов, происшедших из скандинавских и прибалтийских племен, впоследствии продвинувшихся к Черному морю. Этим, конечно, еще не решается вся совокупность весьма сложных вопросов, входящих в так называемую «готскую проблему». Однако, уже доказательство этого кардинального тезиса проливает свет на многие из них, тем более что Е. Ч. Скржинская отнюдь не ограничивается этим, а делает ряд ценных экскурсов в раннюю и более позднюю историю готов.

Из числа экскурсов в раннюю историю готов отметим прежде всего соображения исследовательницы о том, что Скандинавия не случайно названа Иорданом officina gentium и vagina nationum («Getica», § 25): из нее выселились не только готы, но и другие германские племена; предположение о переселении готов из Скандинавии на побережье Балтийского моря (близ дельты Вислы) подтверждается как археологическими данными, так и сопоставлением со свидетельством более позднего, но весьма достоверного памятника VIII в. – «Origo gentis Langobardorum» (см. стр. 184—187). Значительную ценность представляет уточнение района поселения остготов (остроготов, или грейтунгов) и вестготов (везеготов, или тервингов) после их передвижения с берегов Балтийского моря в область Северного Причерноморья. Опираясь на указание Иордана о происхождении названий остроготов и везеготов от места их расселения, а также на филологический анализ названия той области, в которую первоначально переселились готы с Нижней Вислы в результате своего передвижения на юг, а именно – Ойум, Е. Ч. Скржинская приходит к выводу, что, вопреки мнению Г. В. Вернадского, готы могли продвинуться к берегам Днепра лишь в том месте, которое окружено топями и болотами, и на восток от которого, еще по свидетельству Геродота, тянулся большой лес (это – единственный в то время обширный лесной массив на всем северном побережье Азовского и Черного морей). Ввиду затруднительности перехода Днепра из-за болот, готы, по-видимому, пересекли реку в нижнем течении, недалеко от ее лимана; оседание части переселявшегося племени на островах и на разных берегах Нижнего Днепра, может быть, и послужило основанием для разделения готов на западных и восточных, которое произошло, вероятно, именно в это время. Остготы заняли левобережье Нижнего Днепра, а вестготы – его правобережье; часть готов переселилась в Крым, откуда некоторые из них передвинулись на Таманский полуостров (см. стр. 188—189, 245).

Значительно позднее (в 365—367 гг.) вестготы – еще до того, как на готов обрушились гунны, – передвинулись под предводительством короля Атанариха к Днестру, как об этом сообщают и Иордан, и Аммиан Марцеллин (см. стр. 282).

Значительный интерес представляют данные об общественном строе готов и политической роли их родовой знати, из среды которой выходили племенные вожди, а также собранные Е. Ч. Скржинской свидетельства византийского писателя начала V в. Зосимы и сведения из фрагментов утраченного произведения афинского историка III в. Дексиппа о грабительских набегах готов в 50—60-х годах III в. на Малую Азию и Балканский полуостров, в частности, на Грецию (стр. 258—259). Эти походы, предпринимавшиеся из разных пунктов, расположенных на побережье Северного Причерноморья (от устьев Днепра и Буга, Днестра и Дуная), указывают на сравнительно раннюю экспансию готов за пределы основной области их расселения в III в., а также могут служить, по нашему мнению, косвенным подтверждением социального расслоения в среде готов, обусловившего, в конечном счете, такие отдаленные походы дружинников с их вождями. В этой связи любопытно указание Иордана на наличие у готов уже в давние времена (якобы уже при Дикинее, т. е. в I в. до н. э.) собственных «законов», которые, по словам историка, до сих пор (т. е. до VI в.) называются «белагины» («Getica», § 69). Е. Ч. Скржинская справедливо отвергает возможность существования ранней записи обычного права готов, хотя Иордан и говорит о писаных законах (впрочем, записанных, по его словам, впоследствии: Quas usque nunc conscriptas belagines nuncupant, § 69); однако весьма существенна ссылка Иордана на возможность позднейшей записи древней устной традиции каких-то старинных обычаев, тем более, что слово «белагины», по Гримму, означает Satzung (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 236—237). Это свидетельство Иордана, по нашему мнению, открывает путь к возможным предположениям о тех истоках устного обычного права, из которых черпала формулировку старинных готских обычаев первая по времени сводка писаного готского обычного права – кодекс короля Эвриха конца V в. (поскольку в нем – наряду с романизованными правовыми нормами – содержатся и элементы варварского, древнегерманского права). В примечаниях Е. Ч. Скржинской подробно прослежена – параллельно с комментированием изложения Иордана и на основании всей совокупности доступных нам источников – также и более поздняя история готов, вплоть до образования Вестготского королевства в Южной Галлии и Испании и Остготского королевства в Италии. Попутно рассматриваются и взаимоотношения готов с другими германскими (гепиды, герулы, ругии, вандалы, свевы и др.) и славянскими племенами.

Из специальных экскурсов в позднюю историю готов следует особо отметить прежде всего примечание № 365, где подчеркнута разноплеменность «готского» военно-племенного союза под властью короля Германариха: по справедливому мнению автора этого экскурса, готы были не столь многочисленны в составе так называемой готской державы Германариха, ибо, кроме них, в нее входили многие другие племена, обитавшие в районе Северного Причерноморья, так что «готской» эта держава называется лишь по признаку правивших ею готских вождей (см. стр. 265). Но в ее состав не могли входить, вопреки ошибочному мнению Иордана, вызванному его стремлением прославить могущество Германариха, следующие отдаленные от области расселения готов в IV в. племена, покорение которых Иордан приписал Германариху на основании сведения воедино различных отрывочных свидетельств, а именно: северные племена (чудь, весь, меря, мордва), славянское племя венетов, оказавшее, согласно данным самого Иордана, сильное сопротивление готам, а также и эстии, жившие на берегу Балтийского моря. Е. Ч. Скржинская вполне правомерно отвергает некритическое отношение к тексту Иордана, которое вызвало неправильное утверждение, будто «Германарих властвовал над областями между Черным и Балтийским морями и между Мэотидой и Карпатами» (см. стр. 265), а следовательно, и над всеми перечисленными выше негерманскими племенами.

Большой интерес представляют также наблюдения Е. Ч. Скржинской над терминологией Иордана; они приводят ее к выводу, что в IV в. у готов, кроме королей, были и такие военные вожди, которые правили своим племенем вместо королей (regum vice) и которых Иордан называет reguli: таковыми были Фритингерн у вестготов, Алатей и Сафрак у остготов, которых упоминает и Аммиан Марцеллин (Иордан в § 134 называет их primates et duces qui regum vice illis praeerant) (см. стр. 284)[205]Не лишено интереса в этой связи упоминание Аммианом Марцеллином – может быть, несколько в ином смысле – regales и reguli наряду с reges у алеманнов в середине IV в. («Res gestae», XVI, 12, § 26; XVIII, 2, § 13)..

Следуя за изложением Иордана, Е. Ч. Скржинская, не ограничивается, конечно, в своих комментариях историей ранних и более поздних передвижений готов (из Причерноморья за Дунай, а затем – в Мезию, Паннонию, Италию и Галлию)[206]Точнее – переход части остроготов после смерти Германариха на Днестр и Южный Дунай (стр. 324), пребывание готов – до их продвижения на Балканский полуостров – близ Днепро-Бугского лимана (стр. 337), пребывание остготов в Савии, т. е. между р. Савой и Дравой, по соседству с Далмацией, недалеко от Паннонии (стр. 350), и переход готов на Балканский полуостров., но дает также ряд экскурсов и в историю Остготского и Вестготского королевств (особенно подробно – по понятным причинам – комментируются события из времен Остготского королевства в Италии, вплоть до капитуляции короля остготов Витигеса в 540 г.)

Не имея возможности останавливаться на анализе всех этих экскурсов, отметим лишь, что они проливают свет на многие спорные вопросы истории Остготского и Вестготского королевства. Е. Ч. Скржинская делает также ряд ценных примечаний к свидетельствам Иордана и о других германских племенах – бургундзионах (бургундах), вандалах, свевах, гепидах, ругиях, маркоманнах и квадах, алеманнах, бастарнах (певкинах), лангобардах, рипариях (рипуарских франках), герулах, скирах и др.

Отметим, в частности, содержащиеся в этих примечаниях соображения Е. Ч. Скржинской о происхождении названия племени певкинов от острова Певки и его локализацию в устье Дуная, в одном из рукавов этой реки, выше ее дельты, возле селения Новиодун. Эта локализация Певки установлена на основании сопоставления данных Иордана со свидетельствами Страбона, Плиния Старшего, Птолемея и Тацита; в связи с этим в примечаниях № 248 и № 304 прослежено отождествление и сопоставление певкинов с бастарнами (кельтское название того же, по-видимому, германского племени или союза племен, в который входили певкины) и Страбона, Плиния, Тацита и др. (бастарны упоминаются еще у Тита Ливия – 40, 57, 7 – как племя конца III в. до н. э.). Эти уточнения названий и локализации данного племени представляют весьма значительный интерес ввиду наличия разноречий у античных авторов в вопросе об этнической принадлежности этого племени: Тацит в своей «Германии» колебался, следует ли причислить певкинов (наряду с венедами и феннами) к германским или сарматским племенам, но все же, указывая на то, что певкинов называют бастарнами, склонялся к тому мнению, что они – германцы, так как похожи на этих последних по языку, образу жизни и характеру жилищ[207]См. Tac., Germ., 46: Peucinorum Venetorumque et Fennorum nationes Germanis an Sarmatis ascribam dubito. Quamquam Peucini, quos quidam Bastarnas vocant, sermone, cultu, sede ac domicilliis ut Germani agunt.... К германским племенам еще раньше Тацита причислял бастарнов Страбон (Geogr., VII, 3, 17). Плиний Старший в своей «Естественной истории» считал певкинов и бастарнов одной из основных групп германских племен (наряду с вандилиями, ингвэонами, иствэонами и гермионами – см. Plinius Sec., Nat. Hist., IV, 99—101), а эта классификация Плиния (о бастарнах см. также ibid., IV, 81), как известно, легла в основу классификации важнейших групп древнегерманских племен, принятой наукой нового времени (в том числе и Ф. Энгельсом).

Весьма интересно также произведенное Е. Ч. Скржинской точное разграничение древнегерманского племени герулов, которых Иордан в § 23 выводит из Скандинавии, и «скифского» племени степных кочевников элуров (или герулов), которые, по данным этнического и географического словаря Стефана Византийского (V в. н. э.), ссылающегося на Дексиппа, а также по свидетельству Аблавия, жили в болотистой местности близ Мэотиды, откуда и их название: по-гречески ele – местность стоячих вод (см. «Getica», § 117); по-видимому, Иордан в разных местах своего труда обозначил одним и тем же названием два различных племени – одно германское, которое впоследствии выступало в войсках Алариха и Одоакра и участвовало в междоусобных войнах после смерти Аттилы, и другое – негерманское (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 266).

В подробном специальном примечании № 314 выяснен вопрос о происхождении бургундов (бургундзионов) из Скандинавии и окружающих ее с юга островов (наряду с другими крупными германскими племенами – вандалами, готами, герулами и ругиями), а также и о том, обитала ли когда-либо какая-нибудь часть бургундов на берегах Азовского моря. Этот последний вопрос, возникший в связи с упоминанием буругундов и уругундов у Агафия и Зосимы в качестве племен Причерноморья, Е. Ч. Скржинская, на наш взгляд, совершенно правильно решает отрицательно (путем сопоставления данных Плиния, Птолемея, Аммиана Марцеллина, Орозия и Прокопия); Е. Ч. Скржинская приходит к тому выводу, что под приазовскими «буругундами» Агафия следует разуметь одно из гуннских племен, – тем более, что тот же Агафий наряду с «понтийскими бургундами» называет и «бургундзионов», которых он считает готским племенем. Таким образом, у Агафия произошло то же смешение двух разных племен со сходным названием, как и у Иордана в случае с герулами (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 253—256). В следующих примечаниях прослежены дальнейшие передвижения бургундов (их переход через Рейн и вторжение в Галлию).

В комментариях Е. Ч. Скржинской намечены также и основные этапы передвижений другого крупного германского племени – вандалов (делившихся на две ветви – «вандалов-асдингов» и «вандалов-силингов»), от их перехода через Рейн в конце 406 г. и вторжения в Галлию (вместе со свевами, бургундами и аланами), а затем и в Испанию (вместе со свевами и аланами) (см. стр. 262—265, 278—280, 304 и др.) и вплоть до возникновения в дальнейшем Вандальско-Аланского королевства в Северной Африке. При этом Е. Ч. Скржинская указывает на ошибочность сообщения Иордана о пребывании вандалов в Паннонии в IV в.: сведения об этом встречаются только у одного Иордана и не подтверждаются археологическим материалом, между тем как о пребывании вандалов между Тиссой и Дунаем в IV в. имеются археологические данные [не исключена, впрочем, возможность, что Иордан имел в виду переселение в Паннонию лишь какой-нибудь части племени вандалов, ибо в § 115 он говорит о небольшом количестве вандалов (perpauci Vandali), переселившихся в Паннонию с разрешения Константина Великого после нанесенного им готами поражения (см. Е. Ч. Скржинская, прим. № 362)].

Отмечая сложность состава различных древнегерманских (и не только германских) племен по Иордану, Е. Ч. Скржинская подчеркивает сбивчивость его терминологии при попытках разграничения рода, племени и народа: так, иногда Иордан употребляет слово natio для обозначения самой мелкой ячейки, слово gens – при определении более крупного этнического целого, а populus – для обозначения народа, состоящего из двух ветвей-племен (gentes): например в § 42 сказано, что populus готов разделился на везеготов и остроготов, которых при отдельном их упоминании Иордан обозначает словом gentes; однако готов в целом (для древнейшего времени) Иордан тоже называет gens; в некоторых случаях gens и populus у Иордана равнозначны (см. Е. Ч. Скржинская, прим. № 313 и прим. № 316). По нашему мнению, возможно, это эти колебания Иордана объясняются не только неустойчивостью его терминологии (как и при употреблении терминов «rex», «regulus» и др. – см. выше), но и, с одной стороны, незавершенностью самого процесса образования новых племенных объединений из нескольких прежних, более мелких племен, а с другой – процесса перестановок внутри племенных союзов в результате их передвижений, постоянных войн, отщепления одной ветви того или иного племени от другой и т. д.

В комментариях Е. Ч. Скржинской подробно истолкованы также данные Иордана о славянских племенах. В IV в. славяне делились на три основные группы: а) склавенов, составлявших тогда западную группу южной ветви славянских племен, 6) антов – восточную группу той же южной ветви славян и в) венетов, составлявших северную ветвь славянских племен (см. прим. № 108).

Венеты, или венеды, упоминаются у античных писателей, начиная с I в. н. э., и локализуются этими авторами (Плинием, Тацитом и Птолемеем) на берегах Вислы и Балтийского моря. При этом Тацит подчеркивал, что они не были кочевниками, и на этом основании склонен был считать их германцами, между тем как Плиний относил их к сарматам; и то, и другое этническое приурочение венетов, конечно, неверно, но правильно их противопоставление кочевникам (Tac., Germ,, 46). В отличие от античных авторов, византийские писатели (Прокопий, Агафий, Менандр и Феофилакт Симокатта), дающие обычно достоверные сведения, не упоминают названия венетов; по мнению Е. Ч. Скржинской, это подтверждает точность свидетельства Иордана, согласно которому название «венеты» к VI в. уже перестало служить общим обозначением славян и либо стало употребляться наряду с названием «склавены» и «анты», либо – вытесняться этими последними (что, по мнению автора комментария, несомненно для южных областей распространения славянских племен) (см. «Getica», § 34 и § 119; прим. № 107). В § 34 Иордан подчеркивает многолюдность венетов и обширность занимаемой ими территории; указанные античными авторами пределы этой территории соответствуют действительности, так как следы пребывания венетов именно в этих пределах в I в. н. э. подтверждаются археологическими данными – памятниками так называемой пшеворской культуры. По-видимому, венеты были в начале нашей эры обширной совокупностью славянских племен (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 203—204).

В отличие от названия «венеты», наименование «склавены» распространилось на все славянские племена лишь после VI в., а в VI в. имело только частное значение. На основании анализа эпиграфического памятника конца VI в. – эпитафии, посвященной бургундскому аббату (впоследствии епископу в Северо-Западной Испании) Мартину (ум. в 580 г.), в которой в числе племен, приобщенных им к христианству, указаны «склавы» и «нары» («нарцы»), Е. Ч. Скржинская приходит к выводу, что склавены обитали в VI в. в пределах Норика (отсюда и Nara) и что западная граница их расселения проходила близ реки Савы, между тем как на восток их поселения простирались до Днестра. Этот вывод подтверждается разбором названия Мурсианского озера, упомянутого лишь у Иордана (в §§ 30 и 35): из сопоставления результатов этого разбора с локализацией приводимого Иорданом в § 35 названия города Новиетун на среднем течении р. Савы Е. Ч. Скржинская извлекает убедительные аргументы в пользу предложенной ею локализации склавенов в VI в.; при этом она отвергает возможность отождествления Новиетуна с одноименным поселением в области племени бастарнов на правом берегу Дуная, немного выше его дельты, и отмечает ошибочность отнесения А. В. Мишулиным эпитафии Мартину к произведениям античных писателей: эта ошибка породила неверное представление о названии «склава» как о древнейшем упоминании славян.

Примечания № 108, 109 и 110, содержащие разбор всех указанных вопросов, представляют собой специальное исследование, выясняющее весьма важные для истории древних славян проблемы (см. стр. 204– 214). Это – краткое резюме части статьи Е. Ч. Скржинской «О склавенах и антах, о Мурсианском озере и городе Новиетуне» (см. ВВ, XII, 1957). Но и за многими комментариями Е. Ч. Скржинской к Иордану стоит столь же глубокая и фундаментальная исследовательская работа, результатом которой являются подчас кратко изложенные примечания.

Уточняя локализацию восточной группы южной ветви славянских племен, т. е. племен антов в VI в., Е. Ч. Скржинская сопоставляет свидетельство Иордана с данными Прокопия и отмечает, что Прокопий в этом вопросе менее точен, чем Иордан. Проделанное комментатором сопоставление сообщений обоих писателей VI в. приводит его к тому выводу, что восточная граница расселения антов в VI в. не заходила на левобережье Нижнего Днепра и что они жили в это время к востоку от склавенов, т. е. между Днестром и Днепром, у северозападных берегов Черного моря. Несмотря на большую расплывчатость определения территории антов у Прокопия, чем у Иордана, Прокопий в сущности не противоречит Иордану; безусловно правильным является свидетельство Прокопия о многочисленности антов: об этом говорят и такие факты, как наличие у них многих предводителей («архонтов» – по Менандру) и обмен посольствами между ними и Юстинианом (Прокопий. «Война с готами»), но с конца VI—начала VII в. упоминания об антах становятся все реже, а потом и вовсе прекращаются (см. стр. 214—216).

Особо следует рассматривать, по мнению Е. Ч. Скржинской, вопрос относительно области расселения антов в IV в. ввиду неясности хода их передвижений с IV по VI в. Во всяком случае весьма возможно, что в IV в. они обитали на правом берегу Нижнего Днепра, где у них был свой вождь по имени Бож, упоминаемый только Иорданом, и притом один раз (в § 247); разбирая различные толкования этого имени, Е. Ч. Скржинская предлагает поставить его в связь со славянским словом «вождь» и считать его не именем собственным, а синонимом слова «dux» (хотя она подчеркивает, что и слово «вождь» могло быть собственным именем предводителя антов) (см. стр. 325—327). Столкновение остготского вождя Винитария (одного из преемников Германариха) с Божем комментатор, вопреки принятому мнению, предлагает относить не к году смерти Германариха, а к самому концу IV или началу V в. (см. стр. 325); при этом отвергается мнение Шмидта о легендарности Божа и Винитария, а также – всего рассказа Иордана о борьбе готов Винитария с антами и гуннами и указывается на историчность имени «Винитарий», сохранившегося вплоть до VIII в. (имя писца-монаха Сен-Галленского аббатства) (стр. 325). Точно так же не принимает Е. Ч. Скржинская и гипотезу Ольрика и Шмидта, отождествляющих (на основании филологического анализа этнического названия «анты») ранних антов IV в. с кавказскими аланами: не отрицая того, что это название может происходить от аланского корня, Е. Ч. Скржинская подчеркивает, что этим именем могли называться не только аланские, но и славянские племена, впоследствии подпавшие под господство аланских родов, которые подверглись славянизации (эту возможность признал впоследствии – в 1953 г. – Г. В. Вернадский, который в своих прежних работах еще примыкал к аланской гипотезе происхождения антов) (см. стр. 326—327).

Таким образом, Е. Ч. Скржинская присоединяется к мнению советских славистов (М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова, П. Н. Третьякова и Д. С. Лихачева) о принадлежности антов к славянским племенам (см. стр. 327).

В примечании № 70 к слову «спалы» (у Иордана в § 28, где речь идет о племени, на которое напала часть готов после их продвижения в область Ойум) Е. Ч. Скржинская вполне обоснованно придает большое значение упоминанию Иордана о спалах на Нижнем Днепре, ибо у Прокопия близкое к слову «спалы» название «споры» (так же, как и слово «венеты») служило общим наименованием для двух будущих крупных групп славянских племен – склавенов и антов; поэтому указание Иордана на пребывание спалов в области нижнего течения Днепра существенно для локализации славян в III—IV вв. (см. стр. 189).

Свидетельство Иордана о подвластных Германариху «росомонах», упоминающихся только Иорданом (в § 129), Е. Ч. Скржинская предлагает не смешивать с данными о «роксоланах», упоминаемых Страбоном, Птолемеем и тем же Иорданом; отвергая предположение Шмидта о фиктивности племени «росомонов», Е. Ч. Скржинская указывает на существенное значение начала их названия – «рос», которое происходит либо от осетинского (аланского) «рохс» – «светлый», либо от названия народа «рос» – по свидетельству писателя VI в. Захария Ритора. Если принять это последнее толкование, то «росомоны» могут считаться «ядром» будущей русской народности (по мнению Б. А. Рыбакова; ср. также проделанное Н. В. Пигулевской исследование сирийских источников VI в. – хроник Иоанна Эфесского и Захария Ритора). Однако, Е. Ч. Скржинская подчеркивает, что историческая наука еще не разгадала окончательно смысл названия «росомоны» и не произвела их точного этнического приурочения (см. стр. 280—281).

Отмечая упоминание Иорданом в § 24 германского племени ругиев, а также вышедших из Скандинавии («с острова Скандзы») ульмеругов – островных ругиев (§ 26), Е. Ч. Скржинская сопоставляет это свидетельство Иордана с данными Тацита о ругиях, живущих у самого «океана» (т. е. Балтийского моря) (Tac., Germ., 44), и о большом племени лугиев, занимающем обширную территорию между Одером и Вислой и распадающемся на целый ряд более мелких племен, частично перечисленных Тацитом[208]См. Tac., Germ., 43: Ех quibus latissime patet Lugiorum nomen in plures civitates diffusum. Valentissimas nominasse sufficiet, Harios, Helveconas, Manimos Helisios, Nahanarvalos..

В примечаниях о часто упоминаемых Иорданом сарматах Е. Ч. Скржинская, указывая на собирательный характер этого названия, исходящего в сущности из географического признака (племена Сарматии, т. е. средней и южной части Восточно-Европейской равнины от Карпат до Волги), разбирает отдельно исторические судьбы различных племен, именуемых сарматами: 1) мэотов (к востоку от Мэотиды, т. е. Азовского моря); 2) аланов, живших в степях Северного Кавказа; 3) роксоланов, обитавших между Доном и Днепром; 4) язигов, обитателей степей к востоку от Дуная и берегов Тиссы (в том районе, где Дунай течет с севера на юг) (см. стр. 228—230). Из этих сарматских племен большую историческую роль в III—V вв. играли аланы, которые уже в начале нашей эры обитали к северу от Кавказа, вокруг Азовского моря и на левобережье Дона, откуда совершали походы в Закавказье (ср. данные об этом у Иосифа Флавия, Птолемея и Лукиана). Согласно свидетельствам Аммиана Марцеллина, в III—IV вв. название «аланы» имело уже собирательное значение, из чего Е. Ч. Скржинская делает вывод о существовании мощного племенного союза аланов за Доном в III—IV вв. (см. стр. 275—276).

Сопоставляя сообщение Аммиана Марцеллина о кочевом обзоре жизни аланов с данными археологических исследований советских ученых, Е. Ч. Скржинская подчеркивает наличие оседлых аланских поселений на Северном Кавказа в IV—V вв.; на основании данных того же Аммиана Марцеллина об общественном строе аланов – равенство всех аланов друг с другом, выбор старейшин (iudices) за военные заслуги, отсутствие упоминаний о рабстве (Amm. Marc., XXXI, 2, 25) – Е. Ч. Скржинская считает, что в социальном строе аланов «заметны черты военной демократии» (стр. 276). Однако до IV в. многие аланские племена, по-видимому, были кочевниками, как это видно из Аммиана Марцеллина, хотя он и неправильно сближает их с гуннами (см. стр. 277).

Прослеживая участие аланов в переселении народов в V в., Е. Ч. Скржинская указывает, что, несмотря на слияние значительной части аланов с вандалами в Испании и Африке после совместного их продвижения через Испанию и после основания Вандальского королевства в Африке, следы аланов встречаются впоследствии (в XI– XIII вв.) по Нижнему Дунаю, на северо-западном побережье Черного моря и в Крыму, как это явствует из сообщения византийских писателей и из императорских хрисовулов (эти аланы иногда называются массагетами) (см. стр. 277—279). Возвращаясь к событиям V в., Е. Ч. Скржинская упоминает о неоднократном участии аланской конницы в сражениях то на стороне Стилихона и Аэция, то на стороне Одоакра (стр. 289, 307 и др.).

Комментируя сообщения Иордана о гуннах и сопоставляя их со свидетельствами Аммиана Марцеллина, Орозия и Приска, Е. Ч. Скржинская отмечает недостаточность представлений европейских авторов о происхождении гуннов; оставляя эту проблему в стороне ввиду того, что она выходит за пределы излагаемых Иорданом событий (если не считать его легендарного экскурса, содержащего фантастическое объяснение происхождения этого племени), Е. Ч. Скржинская прослеживает (на основании более точных данных Аммиана Марцеллина и, особенно, Приска, а также заимствованных у него свидетельств самого Иордана и отчасти Прокопия) весь последующий путь гуннов по Европе в течение IV—V вв. – от правобережья Дона до Балканского полуострова, Галлии и Италии. При этом она отмечает этническое многообразие гуннского союза и подчеркивает влияние славян на гуннов (соприкосновение гуннов с антами в конце IV в. на Днепре и возможность пребывания славян на Тиссе и в Паннонии уже в V в.) (см. стр. 268—271, 272, 328). Попутно прослежены и взаимоотношения гуннов с готами, вандалами, аланами и другими племенами (см. стр. 278, 306—307, 311—312 и др.).

Вполне обоснованно отвергает Е. Ч. Скржинская выдвинутый А. Н. Бернштамом тезис о прогрессивной исторической роли гуннов в уничтожении античных рабовладельческих отношений в качестве участников событий, которые создали новую, феодальную социально-экономическую формацию (см. стр. 307—308).

В нашей рецензии мы, естественно, не могли исчерпать все многообразие конкретного материала, содержащегося в комментариях Е. Ч. Скржинской к Иордану: мы стремились лишь показать на целом ряде примеров ценность проделанных ею исследований и сопоставлений данных разных источников по истории упомянутых Иорданом германских, славянских, иранских и других племен. Заканчивая разбор комментариев, считаем нужным отметить, что Е. Ч. Скржинская не только прослеживает исторические судьбы этих племен, но анализирует и восстания рабов, колонов и солдат, происходившие параллельно с передвижениями тех или иных варваров: так, она останавливается на истории поддержанного вандалами восстания Стотзы в Африке вскоре после завоевания Вандальского королевства Византией (по данным Иордана и Прокопия) (стр. 303—304), на движении багаудов (с III по V в.), решающее поражение которым нанес в 448 г. король аланов Гоар по приказанию Аэция (стр. 305—306), а также на движении скамаров в Верхней Мезии в конце V – начале VI в. Е. Ч. Скржинская вносит много нового в истолкование этого последнего движения путем сопоставления данных Иордана (§ 300—301) и «Жития св. Северина», написанного в 511 г. Евгиппием и представляющего собою памятник, близкий к узколокальной хронике. Это сопоставление позволяет Е. Ч. Скржинской точнее выяснить социальный состав скамаров и внести ряд существенных поправок в прежние работы на эту тему (в частности, в работы А. Д. Дмитрова). Проделанный комментатором анализ подтверждает не только связь движения скамаров с набегами варваров (алеманнов, турингов, готов) из-за Дуная на Балканский полуостров, но и наличие в составе скамаров простых земледельцев-крестьян, которые собственными руками производили полевые работы (opus agrale, по словам Евгиппия).

Весьма существенны также соображения Е. Ч. Скржинской, касающиеся этимологии слова «скамары». Е. Ч. Скржинская отвергает предположение Брукнера о связи этого слова с языком лангобардов и на основании данных Евгиппия показывает, что оно употреблялось в Норике и Паннонии уже в V в., когда лангобардов там еще не было; наличие слова «скамары» (scamarae) в лангобардском эдикте Ротари 643 г. (§ 5) может быть объяснено заимствованием лангобардами этого местного придунайского выражения во время их пребывания в Паннонии (стр. 365).

II

Во вступительной статье Е. Ч. Скржинская подробно останавливается на следующих вопросах: об этнической принадлежности и происхождении Иордана, о времени его службы в качестве нотария, о его «обращении» (conversio), о месте, где было написано его сочинение, и политической тенденции последнего.

Вопреки принятому в специальной литературе толкованию точки зрения Т. Моммзена и Г. Ваттенбаха, и в отличие от мнения других ученых (Л. Ранке, Вельфлина и др.), Е. Ч. Скржинская считает Иордана готом: она основывается на его собственном прямом заявлении о том, что он гот (§ 316). Предположение Моммзена, что Иордан, будучи по происхождению аланом, мог назвать себя готом только потому, что находился среди готов, а не на исконной родине аланов, Е. Ч. Скржинская считает малоубедительным; при этом она отмечает ряд колебаний Моммзена в вопросе об этнической принадлежности Иордана, которого Моммзен в других местах введения к его изданию «Getica» называет «готом, живущим в Мезии или Фракии», «автором, ведущим свое происхождение от мезийских готов». Е. Ч. Скржинская полагает, что в этом вопросе прав Левисон, который в последнем издании известного труда Ваттенбаха (1952 г.) ссылается на то, что сам Иордан причисляет себя к готскому племени (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 10– 12).

Кратко упоминая в § 266 «Гетики» о своем происхождении, о деде и отце, Иордан ставит рядом с именем аланского вождя Кандака странное слово Алановийямутис (Alanoviiamuthis), которое Е. Ч. Скржинская, вслед за Гринбергером (1889 г.) и Фридрихом (1907 г.), предлагает читать, как Alan [orum ducis] Viiamuthis... Такое чтение позволяет считать, что отец Иордана носил готское имя Вийамут. Смысл текста в § 266 Е. Ч. Скржинская разъясняет следующим образом: дед Иордана Пария служил нотарием у аланского вождя Кандака; сыном этого Пария был отец Иордана Вийамут; сам же Иордан служил нотарием у племянника Кандака (сына его сестры), Гунтигиса-Базы (см. стр. 12—13 и 112). При таком толковании слово Viiamuthis следует относить к словам patris mei (в род. падеже). Но если принять возражения Моммзена против расчленения слова Alanoviiamuthis, то следует отнести его не к patris, а к предшествующему слову Candacis; в таком случае вышеприведенное загадочное слово придется (как это и сделано в переводе на стр. 112) считать прозвищем аланского вождя Кандака (ибо в этом слове несомненно наличие этнического названия аланов) и полагать, что Иордан назвал имя его нотария, своего деда (Пария), но не упомянул вовсе имени своего отца (Е. Ч. Скржинская, прим. № 660). Как бы то ни было, но при том и другом толковании остается несомненным, что и дед Иордана, и он сам (Иордан до своего «обращения») служили нотариями и что Иордан занимал эту должность у крупного военачальника Гунтигиса-Базы, который по матери происходил от аланов, а по отцу – из знатнейшего готского рода Амалов. По-видимому, Иордан служил нотарием в начале VI в. (между 505 и 536 гг.).

Весьма возможно, по мнению Е. Ч. Скржинской, что дед Иордана был нотарием в Нижней Мезии и Малой Скифии, правителем которых являлся Кандак; может быть, сам Иордан родился в Мезии, на что косвенно указывает описание им «многочисленных племен» так называемых малых готов (в § 267 – вслед за автобиографическими данными, сообщенными им в § 266), ибо малые готы жили как раз в Мезии. Если это так, то во время своего пребывания в готской Мезии Иордан мог быть арианином, а так как впоследствии он называл арианство «лжеучением», то возможно, что упомянутое им «обращение» (conversio) следует понимать как его переход из арианства в «правоверие», в православие (т. е. в «католицизм»). Это не исключает, впрочем, того, что в результате conversio Иордан вступил в группу лиц, называемых religiosi, которые, оставаясь мирянами, соблюдали некоторые правила монашеской жизни; но, как полагает Е. Ч. Скржинская, Иордан не был монахом (ср. стр. 15—16, 20—21, 57). Наличие упоминаний о Иордане как епископе еще не дает оснований говорить о его вступлении в монашество, так как он мог стать епископом непосредственно из группы religiosi. Во всяком случае он никогда не был епископом в Равенне, хотя в заглавиях ряда древнейших рукописей его работ Иордан назван равеннским епископом: этой возможности противоречит, во-первых, отсутствие упоминаний о епископе по имени «Иордан» в списке епископов Равенны («Liber pontificalis» равеннской церкви), составленном в IX в., а во-вторых, то обстоятельство, что равеннский географ VIII в., неоднократно ссылающийся на Иордана, и притом всегда в связи с описанными им странами, не называет его епископом, а только космографом или хронографом; это было бы невероятно, если бы Иордан в самом деле являлся епископом в родном городе географа – Равенне (см. стр. 16—20).

Несмотря на то, что Иордан в уже цитированном § 266 своей «Getica» называет себя agrammatus, он, несомненно, был человеком начитанным, знакомым с сочинениями многих античных авторов – греческих и римских историков и географов. Выражение agrammatus не надо понимать буквально: оно означало лишь человека, не получившего систематического школьного образования, т. е. не прошедшего школьного «тривия», в программу которого входила грамматика; называя себя agrammatus, Иордан хотел лишь подчеркнуть, что он недостаточно хорошо владеет латинским литературным языком; к тому же это выражение могло быть продиктовано стремлением автора к самоуничижению (подобное стремление очень явственно проступает и у Григория Турского, который писал по-латыни гораздо лучше Иордана) (см. стр. 22—26, 57).

Изложенные соображения Е. Ч. Скржинской вносят много нового в наши сведения о происхождении, этнической принадлежности и биографии Иордана, что очень важно для уяснения характера и исторического значения его труда.

Но наиболее существенными представляются нам исследования Е. Ч. Скржинской, посвященные следующему кругу вопросов: взаимоотношение утраченной «Истории готов» Кассиодора и «Getica» Иордана, политическая тенденция сочинений этих обоих авторов, место написания «Getica». Е. Ч. Скржинская датирует время завершения «Getica» и «Romana» 550—551 годами и отмечает при этом, что изложение в «Getica» обрывается на 540 г. (т. е. на капитуляции остготского короля Витигеса), между тем как в «Romana» оно доведено до 551 г. (хотя о смерти византийского полководца, племянника Юстиниана Германа, преемника Велисария, и о рождении Германа – сына упомянуто и в конце «Getica»»). Е. Ч. Скржинская подчеркивает, что «Getica» и «Romana» Иордана нередко упоминаются в старых каталогах средневековых библиотек, между тем как такое крупное произведение, как «История готов» Кассиодора в 12 книгах, о котором неоднократно говорит сам Кассиодор в своих «Variae» и которым пользовался Иордан, там не отмечается. Отсюда автор делает вывод, что хроника Кассиодора не дошла до нас отнюдь не в силу случайных причин: в изменившейся к 550—551 гг. политической ситуации надо было устранить труд Кассиодора, заменив его компиляцией, близкой по содержанию, но с другим замыслом и другим заключением: «Кассиодора целиком заменил Иордан» (стр. 31, 37, 38). Этот вывод Е. Ч. Скржинская подробно аргументирует разбором политических событий от последних лет правления Теодориха до 551 г.

Во время существования Остготского королевства в Италии на международной арене действовали три политические силы: готы (во главе с остготской знатью и королевской властью), италийцы (т. е. коренное римское население Италии, высшие социальные слои которого составляли крупные итальянские землевладельцы, чиновничество и представители католической церкви) и Византийская империя (см. стр. 34, а также стр. 357, 369). Теодорих хотел «спаять» готов и италийцев, хотя он и не стремился к слиянию готов с населением Италии; при этом он намеревался сохранить римскую экономику и законы, лишь до известной степени обновив их; тем самым он хотел сохранить и итало-готский дуализм – при полной независимости Остготского королевства, этого «гибридного государственного организма» (стр. 369) от восточно-римской империи. Это основное направление политики Теодориха хорошо сформулировано современным анонимным хронистом в следующих словах: «И так он правил двумя народами – римлянами и готами, слитыми воедино» (Anonymus Valesii 60).

Однако такую политику можно было вести лишь временно, и она могла удаваться только внешним образом; вернее – некоторое время могло казаться, что она удается. Но уже к концу правления Теодориха недовольство высших классов италийского общества господством остготов настолько усилилось, что в «римском сенате созрел план освобождения Италии от готского владычества» (стр. 34); сторонники этого плана вступили в союз с Византией (может быть, с Юстинианом, как раз в это время стремившимся к императорской власти). Раскрытие заговора Теодорихом, казнь главы римского сената Симмаха и магистра оффиций Боэция и низложение папы Иоанна I знаменовало поворот в политике Теодориха и его стремление усилить преобладание остготов над римлянами в Италии. При Аталарихе и Амаласвинте уже шла открытая борьба двух течений – одного, стремившегося продолжить политику последних лет правления Теодориха (Е. Ч. Скржинская называет его «ультраготским»), и другого – готового идти на тесное сближение Италии с Византией, которое должно было привести к подчинению остготской Италии империи (Е. Ч. Скржинская называет это течение «итало-византийским» – см. стр. 37—38).

Политическая тенденция хроники Кассиодора, задуманной и начатой еще при Теодорихе, отражала политику последних лет его правления; труд Кассиодора «должен был, возвысив варваров до уровня римлян, подготовить дальнейшее преобладание варваров над римлянами» (стр. 36). «Книга Кассиодора должна была способствовать противопоставлению Остроготского королевства империи и отрыву Италии от последней» (стр. 35). В обращении короля Аталариха к римскому сенату в конце 533 г. (составленном, конечно, самим Кассиодором и дошедшем до нас в тексте его «Variae», IX, 25) Кассиодору ставилось в заслугу то, что он своим прославлением готов и Амалов «превратил происхождение готов в римскую историю, сделал историю готов частью истории римской» (стр. 32). Однако, несмотря на это, в 533 г. король и его готское окружение уже видели в этом труде идеалы «ультраготского» направления. Что же касается самого Кассиодора, то, по мнению Е. Ч. Скржинской, он, скорее всего, осторожно «лавировал между приверженцами ультраготского и итало-византийского течения, втайне склоняясь ко второму» (стр. 37—38)

За четверть века после смерти Теодориха обстановка резко изменилась: после капитуляции остготского короля Витигеса в 540 г. и далее – во время длительной борьбы Тотилы с Византийской империей – произошли существенные перемещения внутри остготского общества, и «провизантийская» позиция италийской знати очень усилилась. Если на сторону Тотилы переходили крестьяне и рабы, а также римские солдаты, то италийская знать и часть готской знати были ему враждебны. После взятия Равенны и окружающих ее готских крепостей Велисарием и после того, как война остготов с империей продолжалась с переменным успехом, решающим поворотом в этой борьбе послужил в 550 г. морской бой за Анкону – единственный опорный пункт византийцев на Адриатическом побережье (исключительное значение этого сражения для обеих сторон видно из характера речей византийских полководцев и Тотилы перед боем – речей, включенных Прокопием в его историю готских войн). После поражения готов при Анконе исход войны был предрешен (стр. 42—43). В этой обстановке, по мнению Е. Ч. Скржинской, «в определенных общественных кругах было решено создать трактат о готах, в прошлом славных и непобедимых, а, в настоящем преклоняющихся перед императором-победителем» (стр. 43); это было, полагает автор вступительной статьи, в интересах италийской и части готской знати, которую не устраивала тенденция Кассиодора – это стремление «отстаивать равенство готов и италийцев с тем, чтобы оправдать подчинение вторых первым» (стр. 36). Историческим трудом, проникнутым новой тенденцией, и послужила «Getica» Иордана, которую Е. Ч. Скржинская считает «не чем иным, как политическим, если не своеобразно публицистическим трактатом, созданным по требованию определенной общественной группы в известный переломный для нее политический момент» (стр. 44).

По мнению Е. Ч. Скржинской, весьма возможно, что сочинение Иордана, «полностью воспроизводящее Кассиодорово возвеличение готов», но с другой тенденцией, «удачно маскировало ставшую неуместной политическую направленность труда Кассиодора» (стр. 36). В силу этих соображений Е. Ч. Скржинская считает допустимым «предполагать, что Касталий, побудивший Иордана составить „Getica“, выражал желание самого Кассиодора и близких ему общественных кругов» (стр. 37). «Во всяком случае книга Кассиодора в ее первоначальной редакции ко времени перелома в ходе войны в Италии в 550—551 гг. устарела, а впоследствии, по-видимому, была уничтожена» (Е. Ч. Скржинская, стр. 37).

Изложенная аргументация служит Е. Ч. Скржинской подтверждением ее другого предположения, а именно, что «Getica» была написана Иорданом в Равенне. Равенна выступает в изложении Прокопия «как опорный пункт империи, соединяющий ее с Италией» (стр. 47). Вряд ли «Getica» могла быть составлена в Константинополе, ибо в столице Византийской империи не пользовался бы таким почетом Кассиодор, бывший некогда главной фигурой в Остготском королевстве, и не стал бы так известен Иордан, которого с уважением упоминает анонимный равеннский географ (стр. 49—50). Между тем Иордан, как известно, не только широко обращается к труду Кассиодора, но и сообщает, что, приняв поручение Касталия написать «Getica», он получил хронику Кассиодора (конечно, уже ранее ему известную) от его управителя для повторного «трехдневного чтения», т. е. для просмотра (см. стр. 47—48). При этом Иордан называет Касталия «соседом племени готов» («vicinus genti»), а это, по мнению Е. Ч. Скржинской, можно объяснить только тем, что Касталий находился в это время в пределах владений готов – к северу от реки По, а может быть, в их центре, в городе Тицине, между тем как Иордан был в византийских владениях, т. е. в Равенне (см. стр. 49).

Военно-политическая ситуация после поражения готов при Анконе, когда средоточием готских сил стал именно город Тицин (Павия) и когда готы были оттеснены к северу от реки По, а Равенна противостояла Тицину, была такова, что естественно было составление труда с политической тенденцией «Getica» Иордана именно в Равенне, ибо как раз оттуда, по мнению Е. Ч. Скржинской, «должна была идти в правящую готскую среду пропаганда за признание остроготами власти императора, за отход от собственной политической самостоятельности» (стр. 47). В пользу того предположения, что «Getica» была составлена в Равенне, Е. Ч. Скржинская приводит еще несколько дополнительных аргументов, из которых отметим следующий. По мнению Е. Ч. Скржинской, сторонники того, что Иордан был епископом в калабрийском городе Кротоне, неправильно считали, что диспенсатор Кассиодора выдал Иордану книгу Кассиодора для просмотра из библиотеки основанного им Вивария (близ Кротона): Виварий был основан после 550 г., и рукописи Кассиодора в 550—551 гг., накануне их отправки в Виварий, вероятнее всего, находились еще в Равенне (см. стр. 49).

Кратко изложенные нами выводы вступительной статьи, дающие ряд новых решений спорных вопросов, сжато сформулированы автором в заключительной части статьи (стр. 56—58).

Что касается перевода Иордана, то мы считаем нужным прежде всего отметить, что всякий перевод исторического памятника есть его толкование. Ценность перевода в значительной степени зависит поэтому не только от эрудиции переводчика, но и от его общей концепции значения и характера переводимого источника. Как мы уже видели, Е. Ч. Скржинская имеет хорошо продуманное и самостоятельное представление о «Getica» Иордана как об историческом источнике. Это – основное условие, обеспечивающее научные достоинства перевода и определяющее плодотворность предлагаемых Е. Ч. Скржинской толкований. Преодолевая значительные трудности в передаче неправильного латинского языка Иордана и его сложного и неудачного литературного стиля, Е. Ч. Скржинская стремилась сочетать близость к оригиналу с доступностью русского перевода для читателя, чего она и достигла.

III

Приступая к изложению наших критических замечаний, мы обратимся прежде всего к комментариям. Начнем с некоторых дополнений, которые, как нам кажется, были бы уместны в примечаниях к Иордану. Эти дополнения касаются, главным образом, тех случаев, когда напрашиваются некоторые параллели между теми или иными явлениями из истории готов и других (частично более ранних) древнегерманских племен.

1. В примечании № 477 приводится свидетельство Орозия о смерти вестготского короля Атаульфа, убитого «из-за козней своих» («dolo suorum», т. е. готов). Может быть, не лишним было бы указать в том же примечании, что Тацит дает аналогичное объяснение убийству Арминия, который, по его словам, пал жертвой коварства своих родных («dolo propinquorum cecidit». – Tac., Annales, II, 88). Как нам представляется, это стоило бы отметить потому, что подобные случаи, – по-видимому, часто имевшие место в истории древнегерманских племен, – указывают на недостаточную прочность королевской власти и на ее борьбу с племенной знатью у древних германцев вплоть до начала V в.

2. В примечании № 248 правильно отмечено, что название крупного – по-видимому, германского – племени «бастарны» – слово кельтское, а не германское, что само по себе еще не решает вопроса об этнической принадлежности бастарнов. Этот факт представляет интересную параллель к тому, что и общеплеменное обозначение древних германцев – «Germani» – слово не германского происхождения, а, может быть, иллирийского; в пользу последней возможности привел интересные аргументы (в том числе эпиграфические данные из придунайских областей) Э. Норден (E. Norden) в своей книге «Alt-Germanien. Völker– und Namengeschichtliche Untersuchungen» (Berlin, 1934). Разбор известного текста «Германии» Тацита (Germ., 2), в котором содержится объяснение переноса названия «Germani» с племени тунгров на всех германцев, см. в другой, более ранней работе Нордена (E. Norden. Germanische Urgeschichte in Tacitus Germania. Berlin, 1922, S. 314—352). Однако указанный текст Тацита еще не дает разгадки самого происхождения названия «Germani», хотя Тацит и указывает, что так называли галлы вытеснившее их с берегов Рейна германское племя тунгров; поэтому гипотеза Нордена об иллирийском, а не о кельтском происхождении названия «Germani» представляет интерес. С другой стороны, указание Тацита на то, что название одного племени, перенесенное галлами на остальные германские племена из страха (ob metum) перед победителем, т. е. тунграми, распространилось на весь «народ» (Germ., 2: ita nationis nomen, non gentis evaluisse paulatim), является любопытной параллелью к отмеченному Е. Ч. Скржинской употреблению Иорданом понятия natio и gens.

3. В примечании № 250 «Аламаннские поля» (Alamannica arva) в § 75 «Getica» Иордана совершенно правильно сопоставляются и отождествляются с так называемыми «Десятинными полями» (agri decumates между верховьями Дуная и Рейном), упомянутыми Тацитом в 29-й главе его «Германии». Нам представляется, что и в этом случае следовало бы упомянуть предложенное Норденом толкование названия agri decumates, которое он производит не от латинского обозначения подати в виде десятины, уплачиваемой римскими колонистами в казну, а от кельтского слова decumat, обозначавшего, по его мнению, «десяток» населявших эти «поля» родоплеменных групп. Книга Нордена «Alt-Germanien» вообще не цитируется в примечаниях к Иордану (ее нет и в списке литературы), между тем она представляет значительный интерес – независимо от согласия или несогласия с теми или иными утверждениями Нордена – в том отношении, что Норден проявляет большую осторожность к смысловому истолкованию названий древнегерманских племен, в частности, таким, как «тевтоны» (teutoni) и др. Это тем более существенно, что такую же осторожность совершенно правомерно проявляет Е. Ч. Скржинская по отношению к смысловому истолкованию названий остроготов и везеготов, отмечая, что у Иордана нет данных о происхождении этих названий от austr – «блестящий» и от weise – «мудрый» (см. прим. № 277). Кроме того, в этой книге Нордена имеется специальный экскурс, посвященный анализу данных Аммиана Марцеллина об аламаннах.

4. В примечании № 709 совершенно правильно проведена параллель между сообщением Иордана (§ 283) о том, что готам, «которым некогда война доставляла пропитание, стала противна мирная жизнь» (quibus dudum bella alimonia prestitissent, pax coepit esse contraria), и утверждением Тацита, что германцам тягостен мир (Tac., Germ., 14: ingrata genti quies).

Однако следовало бы тут же отметить и различие свидетельств Тацита (в той же главе его «Германии») об отношении древних германцев к труду и войне и сообщения Иордана о готах в § 290 «Getica»: Тацит в знаменитом общем выводе из своего описания быта германских дружинников (гл. 14) подчеркивает, что «их не так легко убедить пахать землю и выжидать урожая, как вызывать на бой врага и получать раны» (nec arare terram aut exspectare annum tam facile persuaseris quam vocare hostem em et vulnera mereri); между тем Иордан в § 290 делает попутно как будто противоположное наблюдение, отмечая, что Теодорих «избрал по испытанному обычаю своего племени (разрядка наша. – Л. Н .): лучше трудом снискивать пропитание, чем самому в бездействии пользоваться благами от Римской империи, а людям прозябать в жалком состоянии» (elegit potius solito more gentis suae labore querere victum quam... gentem suam mediocriter victitare). Правда, нам представляется, что по существу противоположности между свидетельствами Тацита и Иордана в данном пункте нет, ибо, с нашей точки зрения, описание Тацита в гл. 14 «Германии» относится лишь к дружинникам – рядовые свободные германцы и землю пахали, и урожай собирали (будучи одновременно и воинами, и земледельцами); тем не менее отметить различие в этих формулировках Тацита и Иордана, как нам кажется, следовало бы.

5. В примечании № 735 Е. Ч. Скржинская считает, что, сообщая о назначении королем готов Тиудимером сына своего Теодориха наследником (Get., § 288: filium regni sui designat heredem), Иордан модернизировал порядок назначения и избрания королей, ибо, по ее мнению, решающую роль при этом играло народное собрание, которое обычно и аккламировало нового вождя. По этому поводу следует заметить, что передача королевской власти у древних германцев издавна происходила путем сочетания решения народного собрания и избрания королем заранее намеченного лица из среды знати: ср. Tac., Germ., 7: reges ex nobilitate, duces ex virtute sumunt, а также Tac., Annales, XI, 16, 17, где подробно изображается избрание королем херусков Италика, причем одним из аргументов его сторонников в пользу его избрания служит то обстоятельство, что он происходил из королевского рода (stirpis regiae) и был племянником знаменитого Арминия; см., кроме того, сообщение Веллея Патеркула («Historia Romana», I, 108) о знатном происхождении короля маркоманнов Маробода (начало I в. н. э.). К этому же в примечании № 806 к параграфам 169—172 «Getica» отмечено, что у вандалов к концу V в. назначение преемников вошло уже в обычай и что Гейзерих перед смертью (в 477 г.) завещал передать трон старейшему в королевском роде. Эта победа наследования королевской власти над выборностью королей – явление, конечно, более позднее, и притом она не является окончательной: так, в Меровингском государстве королевская власть еще долгое время оставалась выборно-наследственной. Тем не менее, перелом в характере королевской власти и в порядке ее наследования у древнегерманских племен за время от I до V в., несомненно, имел место, но он оформился именно в эпоху основания варварских королевств на территории бывшей Римской империи. До этого провозглашение того или иного лица королем в народном собрании и назначение данного лица его предшественником в качестве наследника королевской власти могло иметь место в самых различных сочетаниях, причем первое и второе могло играть то бóльшую, то меньшую роль – в зависимости от конкретной ситуации[209]Это подтверждается и историей остготских королей из рода Амалов и вестготских королей из рода Балтов..

Кроме того, мы имеем следующие замечания по разделу «Комментарий».

1. Правильно разграничивая в примечании № 59 ругиев и лугиев и считая вторых славянским племенем, Е. Ч. Скржинская не ставит вопроса об этнической принадлежности каждого из более мелких племен, входящих в племенной союз лугиев (согласно гл. 43 «Германии» Тацита). Между тем описанный Тацитом культ двух божеств, называемых Алки и напоминающих, по его словам, Кастора и Поллукса, у одного из этих племен, входящего, по мнению Тацита, в состав лугиев, а именно у наганарвалов, очень напоминает древнегерманские культы. Весьма возможно, что Тацит допустил ошибку, причислив наганарвалов к лугиям, – тем более что он не отмечает наличия подобного культа у других названных им племен «лугийского» союза.

Е. Ч. Скржинская справедливо указывает, что «в источниках, содержащих этнические (почти всегда чуждые автору) названия и описания расселения племен, часто бывают не только неточности, но и путаница». Хотя комментатор совершенно правомерно не относит это общее положение к Тациту, к которому оно и в самом деле менее всего применимо, тем не менее не исключена возможность указанной выше ошибки Тацита (см. стр. 185). Однако вопрос об этнической принадлежности племени наганарвалов этим замечанием еще не разрешается. Кстати, Тацит говорит о ругиях в 44, а не в 43 гл. «Германии»; в 43 гл. (вслед за маркоманнами, квадами и другими примыкающими к ним племенами) упоминаются только лугии, а в 44 гл. – сначала идет речь о лугиях и готонах, а потом о ругиях и лемовиях; в конце же 44 гл. описывается быт свионов; в 43 гл. ругии не упоминаются[210]Впрочем, в некоторых изданиях «Германии» Тацита начало 44 гл. помещено в качестве последнего абзаца гл. 43..

2. В примечании № 388 Е. Ч. Скржинская цитирует текст Аммиана Марцеллина об отсутствии рабства у аланов (servitus quid sit ignorabant. – Amm. Marc., XXXI, 2, 25). Интересно было бы поставить вопрос, о каком именно рабстве здесь идет речь. Ибо если в общественном строе аланов «заметны черты военной демократии» (как полагает Е. Ч. Скржинская на стр. 276), то у них могло иметь место так называемое патриархальное рабство, которое на аналогичной стадии развития наблюдается у германских и славянских племен. Отсутствие его у аланов представляет интересную особенность и требует дальнейшего объяснения.

3. В примечании № 379 Е. Ч. Скржинская справедливо отмечает воздействие славян на культуру гуннов (в результате соприкосновения последних с антами в конце IV в. на Днепре и пребывания славян на Тиссе и в Паннонии уже в V в.). Не сказалось ли это влияние (кроме приведенных в примечаниях заимствований отдельных славянских слов) и на изменении уровня хозяйственного развития гуннов, которые постепенно превращались в оседающих на землю кочевников, частично переходивших к низшим формам земледелия? Возможно, что подобный переход происходил и у аланов: трафаретность изображения гуннов и аланов у Аммиана Марцеллина (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 277) отмечается некоторыми исследователями, на наш взгляд, совершенно правильно.

4. В примечании № 245 сказано, что название «Каталония» произошло от племенных названий готов и аланов (собственно «Готоалания») – подобно тому, как «Андалузия» – от названия вандалов; между тем в примечании № 388 это предположение, касающееся Каталонии, отвергается в такой форме: «выражается сомнение относительно того, что имя „аланы“ содержится в некоторых географических названиях; например, Каталония едва ли получалась из Gothalania (стр. 280)». Следовало бы либо точнее указать, кем именно и на каком основании выражается это сомнение, либо как-нибудь согласовать утверждения на стр. 240 и 280.

5. В примечании № 610, посвященном антам, сказано: «не имеется пока в распоряжении историков и достаточно четких следов пребывания готов в Причерноморье». Так как Е. Ч. Скржинская на протяжении всего текста «Комментариев» подробно прослеживает по письменным памятникам пребывание остготов и вестготов в различных областях Северного Причерноморья (см., например, стр. 190—191), то вышеприведенное утверждение, очевидно, имеет в виду отсутствие достаточно определенных археологических данных о пребывании готов в Северном Причерноморье.

6. В примечании № 314 следовало бы несколько уточнить датировку Бургундской Правды: вместо «свод законов конца V– VI вв.» – лучше было бы сказать: «конца V—начала VI вв.»

Большой научной заслугой Е. Ч. Скржинской следует считать установление во вступительной статье («Иордан и его „Getica“») политической тенденции «Getica» и раскрытие ее социального смысла. В пользу своего понимания этой политической направленности «Getica» Е. Ч. Скржинская привела целый ряд весьма существенных аргументов и построила хорошо продуманную систему логических умозаключений. Отнюдь не оспаривая их убедительность, мы позволим себе заметить только следующее.

При всем различии политической тенденции утерянной «Истории готов» Кассиодора и дошедшей до нас «Getica» Иордана историческое содержание обоих сочинений очень близко друг к другу, ибо и то, и другое посвящено истории готов с древнейших времен. Более того, и Кассиодор, и Иордан производят готов от гетов; оба в одинаковой мере прославляют могущество готов на всем протяжении их истории и мощь королевского дома Амалов. Конечно, заключительная часть труда Кассиодора естественным образом отличается от заключения труда Иордана, так как у Иордана и изложение событий доведено до более позднего срока, и политическая тенденция иная. Однако, хотя «Getica» Иордана и может быть названа в известном смысле публицистическим трактатом (см. стр. 72), это обозначение все же далеко не исчерпывает ее содержания: наряду с этим «Getica» Иордана, как и хроника Кассиодора, есть историческое сочинение, излагающее не только современные авторам события, но всю прошлую историю готов. Это изложение готской истории с I до начала VI в. тоже имеет свою тенденцию, но она у обоих авторов одинакова и заключается в отмеченном выше прославлении готов и преувеличении древности их истории. Преклонение Иордана перед победителями Юстинианом и Велисарием в заключительном параграфе (§316) его «Getica» можно объяснить и как своего рода captatio benevolentiae автора. Поэтому применительно к исторической стороне «Getica» понятно утверждение большинства исследователей (за исключением, может быть, только одного Джунта), что она написана «в духе Кассиодора»[211]Левинсон в последней обработке труда Ваттенбаха, касаясь замечаний Ранке о наличии у Иордана политической тенденции (это замечание использовано Е. Ч. Скржинской), полагает, что Ранке заходит в этом направлении слишком далеко. См. Wattenbach—Levison. Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter, I. Heft. Weimar, 1952, S. 79. Если утверждение Левисона, что «Иордан писал вполне в духе Кассиодора», и преувеличено, то несомненна близость исторической концепции авторов..

В связи с этим возникает вопрос: для какой цели нужно было, с точки зрения италийской и части готской знати, в изменившейся в 550—551 гг. военно-политической ситуации сохранять в новом труде Иордана прежнее прославление готов и тем более королевского рода Амалов, которому посвящена была хроника Кассиодора? Ведь политическая программа италийской знати ко времени приближавшегося полного поражения Тотилы заключалась, по-видимому, в стремлении к ликвидации Остготского королевства и к включению Италии в состав Восточной империи. Правда, в разделе «Комментарий» Е. Ч. Скржинская отмечает, «что в период написания „„Getica“ Иорданом такая тенденция (преувеличение древности истории готов. – А. Н.) была весьма важна и нужна для политики еще оставшихся в Италии остроготов“ (прим. № 344). Однако, по справедливому мнению Е. Ч. Скржинской, интересами этих „оставшихся в Италии остготов“ нельзя объяснять самый факт изменения общей политической тенденции в „„Getica“ Иордана“ по сравнению с тенденцией хроники Кассиодора, да еще в обстановке окончательного поражения остготов.

В свете высказанных нами соображений представляется не до конца доказанной гипотеза об уничтожении хроники Кассиодора (стр. 37). Почему не предположить, что она просто пропала в обстановке непрестанных военных столкновений, особенно во время начавшегося вскоре после кратковременного византийского господства вторжения лангобардов в Италию? Ведь многие хроники постигла та же участь без их нарочитого уничтожения. Весьма возможно, что хроника Кассиодора именно потому и была утрачена, что ввиду ее больших размеров она была размножена, как полагает Е. Ч. Скржинская, в малом количестве экземпляров, между тем как небольшое сочинение Иордана, так сказать, «популярно» излагавшее готскую историю Кассиодора, переписано было в большом количестве списков.

По вопросу об отношении самого Кассиодора к составлению «Getica» во вступительной статье Е. Ч. Скржинской заметны некоторые колебания: с одной стороны, она предполагает, что «Касталий, побудивший Иордана составить „Getica“, выражал желание самого Кассиодора и близких ему общественных кругов» (см. стр. 37), а с другой стороны, она считает весьма вероятным, что рукопись Кассиодора была выдана Иордану на очень короткое время именно из боязни скомпрометировать автора в острый политический момент (см. стр. 48) и, более того, что Иордан делал выписки «втайне от бдительного диспенсатора, хранителя интересов Кассиодора» (стр. 49).

Как явствует из изложенного, наши замечания касаются лишь отдельных пунктов построения Е. Ч. Скржинской и некоторых деталей в разделе «Комментарий».

В целом выполненный Е. Ч. Скржинской труд дает советским историкам (в первую очередь, медиевистам, славяноведам и византинологам) о6разцовое научно комментированное издание одного из важнейших нарративных памятников по истории раннего средневековья в Европе и представляет ценный вклад в науку.

Создание такого труда является большим научным достижением, тем более что в западной историографии нет такого издания Иордана. Большим достоинством этого издания является также и наличие трех подробных указателей (имен, географических и этнических названий), составленных отдельно к переводу и комментарию, и к латинскому тексту «Getica».

Так как рецензируемая книга представляет большой интерес не только для специалистов-историков, но и для более широкого круга читателей, интересующихся историей, а также для аспирантов и студентов, то остается лишь пожелать, чтобы было выпущено второе издание этого труда, первое издание которого уже разошлось.

А. И. Неусыхин

Е. Ч. Скржинская – исследователь и публикатор исторических источников[212]Очерк написан на основе более ранней публикации: В. И. Мажуга. Исторический источник как предмет истории культуры (Об исследовательском методе Е. Ч. Скржинской). – Вспомогательные исторические дисциплины, вып. XII. Л., 1987, с. 1—24.

Елена Чеславовна Скржинская (1894—1981) принадлежала к поколению отечественных историков, сформировавшихся в пору наивысшего подъема гуманитарной науки в России. Собственное редкое дарование Е. Ч., благоприятные условия его созревания и, в особенности, превосходная профессиональная выучка, полученная ею в молодые годы, позволили Е. Ч. добиться самого высокого мастерства в деле изучения и издания исторических источников. Подготовленное ею русское издание исторического труда Иордана может служить примером лучших достижений отечественной науки о европейском средневековье. В пору подготовки первого издания, вышедшего из печати в 1960 г., Е. Ч. опубликовала часть своего комментария к тексту Иордана в виде отдельной статьи « О склавенах и антах, о Мурсианском озере и городе Новиетуне » ( Византийский временник , т. XII, 1957, с. 3—30). Выдающийся представитель русской исторической науки за рубежом Г. А. Острогорский (1902—1976) так отозвался об этой публикации в своем письме к Е. Ч. от 19 февраля 1958 г.:

«Вот настоящее исследование, – можно сказать, образцовое исследование, по тщательности анализа источников и строгости научного метода. Ваша аргументация, столь же ясная и уверенная, сколь и осторожная, совершенно убедительна, – как в положительных выводах, так и в критических замечаниях. Я читал эту статью с истинным удовольствием». (Наследница Е. Ч., М. В. Скржинская, передала письмо Г. А. Острогорского в недавнее время в Архив С.-Петербургского филиала Института российской истории.)

Уже после выхода в свет основного труда видный венгерский филолог и византинист Г. Моравчик (1892—1972) направил Е. Ч. письмо, датированное 12 декабря 1961 г., где, ссылаясь на мнение венгерских и других европейских коллег, выражал полное согласие с критикой, которой Е. Ч. подвергла толкование отдельных мест в тексте Иордана, предложенное авторитетнейшим ее предшественником Т. Моммзеном (1817—1903). (Ныне это письмо хранится в указанном Архиве.) Одобрение коллег не мешало Е. Ч. критически смотреть на свою работу, и Е. Ч. не переставала вносить исправления и дополнения в изданный труд, которые теперь учтены в новом издании «Getica» Иордана.

Автор этих строк не может претендовать на глубокое знание исторического сочинения Иордана и традиции его изучения, но ему посчастливилось на протяжении нескольких лет близко наблюдать, как работала Е. Ч. В настоящем издании будет уместно дать общий очерк научного творчества Е. Ч. Скржинской, в центре которого всегда находилось обстоятельное изучение и публикация отдельных исторических источников. Мы постараемся показать, что в постоянном сосредоточении внимания на отдельных памятниках истории Е. Ч. повторяла опыт научных изысканий, характерный для лучших представителей отечественной науки.

Е. Ч. Скржинская родилась и выросла в Петербурге в семье, как она сама говорила, трудовой интеллигенции. Ее отец, Чеслав Киприанович Скржинский (1849—1912), был одним из ведущих в России инженеров-электриков. Непосредственным воспитанием Е. Ч., ее сестры и братьев занимался родственник матери, учитель-естественник Я. И. Ковальский (1845—1917), имя которого вошло в историю методов преподавания физики. Но самое глубокое влияние на Е. Ч. оказала ее мать, Елена Владимировна Головина-Скржинская (1856—1930), которая оставалась самым близким другом и конфидентом своих детей и тогда, когда они стали взрослыми людьми. С молодых лет она самостоятельно строила свою жизнь, стала одной из первых в России женщин-врачей, а позднее приобрела и всероссийскую известность как первая женщина, выступившая в качестве судебного эксперта. Незаурядные свойства ее ума и характера привлекали к ней внимание видных общественных деятелей и ученых. Другом семьи стал А. Ф. Кони (1844– 1927); юную Е. Ч. он сделал своей любимицей, наблюдал за развитием ее интересов и приветствовал первые ее научные опыты. Сама Е. Ч. запомнила А. Ф. Кони как человека удивительно ясного ума.

Думается, именно из обстановки семейного воспитания вынесла Е. Ч. заметно ее отличавшую привычку к самостоятельному осмыслению любой, даже самой малой вещи, с которой она сталкивалась, а равно и особый вкус к точному, верному знанию. Отсюда же она, несомненно, вынесла и склонность к постоянному любованию разнообразными человеческими способностями и умениями. В своей семье она восприняла и пронесла через всю жизнь и то воодушевление перед наиболее совершенными творениями европейской и мировой культуры, которое было столь характерно для осознавшей свои силы русской интеллигенции XIX века. Е. Ч. часто говорила, что ощущает русскую культуру XIX века как живую и свою.

Уже в школьные годы у Е. Ч. определилась склонность к внимательному изучению памятников духовной культуры Европы. Ее привлекало западное средневековье, исполненное необыкновенного психологического напряжения и драматизма. Как важнейшие события школьных лет в памяти Е. Ч. запечатлелись работа над сочинением о Бернаре Клервоском и признание, которое эта работа получила: учитель попросил автора сочинения прочитать его перед классом. Тогда же восприняла она и особый культ Италии как страны, исключительно богатой памятниками культуры. Вполне осознанным было для нее поступление в 1912 г. на историко-филологический факультет Санкт-Петербургских высших женских (Бестужевских) курсов, где тогда преподавали одновременно несколько выдающихся отечественных медиевистов, изучавших прежде всего духовную историю западного средневековья с особым вниманием к истории Италии.

Одно важное свойство как свидетельство высокого уровня, достигнутого к тому времени отечественной наукой о западном средневековье, отличало научное творчество петербургских медиевистов: сколь бы широкими и смелыми ни были их построения, в какие бы головокружительные выси умозрения эти ученые не пускались, всегда в своем творческом воображении они отправлялись от основательного и всестороннего изучения источников. В этом отношении все учителя Е. Ч. были крупными эрудитами. Именно умению понимать разнообразные источники, самостоятельно разбирать их во всех деталях, пользуясь справочной литературой, в первую очередь и учили тогда начинающих историков на Бестужевских курсах. Семинарские занятия, посвященные всегда изучению памятников определенного рода, превратились к тому времени в главную форму обучения, что составляло основу так называемой «предметной системы».[213]См.: Н. П. Вревская. Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские) курсы // Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские) курсы. Л., 1973, с. 17—18; ср.: Т. А. Быкова. Историческое отделение Высших женских (Бестужевских) курсов // Там же, с. 84—92. – См. особо с. 86—87. Таким образом, уже на первых подступах к исторической науке Е. Ч. была приучена получать знание об истории непосредственно из многочисленных и строго интерпретированных источников, невзирая на их сложность, и проверять по источникам любой научный труд.

Подготовка, полученная Е. Ч. в школьные годы, вполне отвечала тем требованиям, которые предъявлялись к курсисткам, избравшим своей специальностью историю западного средневековья. Е. Ч. знала основные европейские языки, включая начала итальянского, и латинский. На курсах она испробовала свои силы и в чтении греческих авторов в семинарских занятиях у М. И. Ростовцева (1872—1952).

Душой историко-филологического факультета был тогдашний его декан, патриарх петербургской медиевистики И. М. Гревс (1860—1941). Именно ему принадлежит главная честь введения «предметной системы», давшей столь замечательные результаты, что курсистки показывали себя на заключительных экзаменах по специальным отделам так, как если бы они держали экзамен на ученое звание магистра наук. Велико было нравственное влияние И. М. Гревса на начинающих историков. Он умел выразить важные общественные настроения, последовательно утверждал ценности духовной культуры в своей преподавательской и научной деятельности. Исходя из восприятия всей человеческой культуры как целого, он призывал обращаться от умозрительных занятий текстами к подлинным памятникам общественного быта в их реальном историческом и природном окружении и прежде всего к памятникам эстетически полноценным. Е. Ч. непосредственно развила идеи И. М. Гревса в своих последующих разработках экскурсий по монументальным памятникам Крыма. Знаменательно, что именно ей принадлежит первый развернутый очерк жизни и деятельности И. М. Гревса – достойный памятник этому замечательному человеку[214]Е. Ч. Скржинская. Иван Михайлович Гревс // И. М. Гревс. Тацит. М.; Л., 1946, с. 223—248..

Еще большую роль в становлении Е. Ч. как ученого сыграла О. А. Добиаш-Рождественская (1874—1940). Ко времени поступления Е. Ч. на Бестужевские курсы бывшая ученица И. М. Гревса О. А. Добиаш-Рождественская, по собственному его признанию, уже превзошла учителя своим мастерством, развитым ею в занятиях у классиков французской историографии Ф. Лота (1866—1952) и Ш. Ланглуа (1863—1929). Позднее Е. Ч. стала сотрудницей О. А. Добиаш-Рождественской и в свою очередь заслужила высокое признание со стороны бывшего учителя. В письме к О. Л. Вайнштейну (1894—1980) от 19 июля 1938 г. О. А. Добиаш-Рождественская писала: «Е. Ч. Скржинская – такая давняя моя ученица, а в последние годы – сотрудница, которую из старших моих учеников не могу по совести не признать лучшей как по ее глубокой, разносторонней и тонкой учености... так и по яркой и живой талантливости, литературной, педагогической и научной...»[215]С содержанием письма нас любезно познакомил Б. С. Каганович. Ныне оно хранится в Российской Национальной библиотеке (ОРРК, ф. 254, № 487).

Вместе с М. А. Тихановой, в будущем известным археологом (1898—1981), и Р. Н. Блох (1899—1943), позднее сотрудницей немецкого исторического института Monumenta Germaniae Historica и признанной поэтессой, Е. Ч. занималась в семинаре по истории средневековых ересей, которым руководил видный историк и философ Л. П. Карсавин (1882—1952). Учитель был покорен личностью молодой Е. Ч. Об этом свидетельствуют, в частности, около 300 писем, адресованных Е. Ч. в разные годы Л. П. Карсавиным. Когда в 1919 г. Е. Ч. закончила Петроградский университет, в состав которого были ранее включены Бестужевские курсы, то по рекомендации именно Л. П. Карсавина Е. Ч. была зачислена в штат вновь образованного научного учреждения – Российской Академии истории материальной культуры, более известной под сокращенным названием ГАИМК (Государственная Академия истории материальной культуры), которое она получила в 1926 г.

В этом высоком учреждении, в окружении крупнейших отечественных ученых окончательно определилась творческая индивидуальность Е. Ч. История этого учреждения освещена в историографии главным образом как история Института археологии. Но ГАИМК была учреждением, организующим научную деятельность отнюдь не только в области археологии. Непосредственные задачи, поставленные перед вновь образованной Академией, были вполне практическими и внешне ограниченными: изучение «памятников древности, искусства и старины», открытие новых памятников путем раскопок, иные виды их разыскания и сбора, оценка памятников, разработка основ охраны и реставрации, а равно и популяризация знаний о культурно-исторических памятниках[216]См.: К. М. Пескарева. К истории создания Российской Академии истории материальной культуры. – Краткие сообщения Института Археологии АН СССР, 1980, № 163, с. 26—32.. Однако изучение конкретных памятников истории, культуры и быта оказалось весьма подходящей основой для объединения крупнейших историков России – исследователей докапиталистических обществ, этнографов, историков искусства. Позднее, вспоминая пору создания ГАИМК, академик С. А. Жебелев мог с достаточным основанием сказать, что в составе возглавлявших ее действительных членов оказались собраны «почти все наличные в нашей стране научные силы из лиц старшего и среднего поколения»[217]С. А. Жебелев. Из воспоминаний о Н. Я. Марре. – Проблемы истории докапиталистических обществ, № 3—4 (1935), с. 173..

Ведущие ученые ГАИМК были редкой силы исследователями, сформировавшимися в обстановке общественного подъема в предреволюционные десятилетия; они заново открывали или существенно обновляли обширные области исторического знания на основе самостоятельной проработки часто ими же найденных источников. И можно смело сказать, что для этих ученых, умевших достичь живого видения изучаемой эпохи, памятники истории и культуры не только служили источником знания, не только заключали в себе стимул к упражнению критических способностей и профессионального мастерства, но и являлись предметом настоящего культа как подлинные свидетели и нередко совершенные порождения былой жизни и культуры.

В ГАИМК Е. Ч. перешла от изучения текстов к самостоятельному исследованию подлинных памятников средневековья – надписей на камне, оставленных итальянцами в бывших их колониях в Крыму. На склоне лет она с гордостью вспоминала о замечательных ученых, рядом с которыми пришлось ей работать в начале ее научного поприща. В своих рассказах она рисовала их живые портреты, исполненные достоинства и вместе с тем не лишенные иронических черт. В их числе были сам основатель и глава ГАИМК, лингвист и кавказовед академик Н. Я. Марр (1864—1934), ученый секретарь, историк античности и искусствовед Б. Ф. Фармаковский (1870—1928), византинист А. А. Васильев, возглавивший позднее византинистику в США, и многие другие замечательные ученые. Вероятно, именно в ГАИМК Е. Ч. развила всегда отличавший ее интерес к смыслу и стилю работы историков самых разных специальностей.

В 1930 г. Е. Ч. была уволена из ГАИМК вследствие проводившейся тогда «чистки». Ей были поставлены в вину посещение церковной службы и приверженность идеям Л. П. Карсавина. Продолжительное время Е. Ч. жила случайными заработками, но не оставляла научной работы и в первой половине 30-х годов сумела опубликовать некоторые свои исследования в авторитетных зарубежных периодических изданиях[218]Перечень печатных трудов Е. Ч. Скржинской опубликован в сб.: Византийский временник, т. 44 (1983), с. 268—269. – Далее; ВВ.. Важную веху в ее научной судьбе составило участие в трудах Института истории естествознания и техники, где было собрано большое число высококультурных и талантливых работников. Накануне Великой Отечественной войны Е. Ч. стала доцентом кафедры истории средних веков Ленинградского университета и приступила к чтению курса латинской палеографии. Самый трудный период блокады Е. Ч. провела в осажденном Ленинграде, но затем она была переправлена в Москву и вновь принята на работу в Институт истории материальной культуры (бывшую ГАИМК). В Московском и Ленинградском отделениях этого института она работала с 1943 г. по 1953 г. В период очередных чисток и сокращений в академических институтах Ленинграда Е. Ч. была снова уволена уже в качестве пенсионера.

Начавшаяся в стране политическая реабилитация принесла и Е. Ч. признание ее научных заслуг, и в 1956 г. Е. Ч. была зачислена в штат Ленинградского отделения Института истории Академии наук. Время работы в этом институте (до 1970 г.) оказалось для Е. Ч. наиболее плодотворной порой в ее научной деятельности. Именно здесь она подготовила и осуществила издание труда Иордана. Архив института хранит уникальное собрание средневековых западноевропейских документов. Е. Ч. очень скоро приобрела репутацию самого крупного исследователя этой части архивных сокровищ Института истории. Не лишено символического значения то обстоятельство, что еще на заре своей научной деятельности, в 1916 г., Е. Ч. посетила создателя коллекции западноевропейских документов, унаследованной впоследствии Институтом истории, Н. П. Лихачева (1862—1936), в его доме под номером 7 на Петрозаводской улице, где и поныне размещается эта коллекция. С той поры не прекращалось общение Е. Ч. с Н. П. Лихачевым вплоть до его смерти в 1936 г. Однажды Николай Петрович даже принес папские буллы из своей коллекции в дом Скржинских на Крестовском острове.

Академик Н. П. Лихачев соединял в своих трудах глубокие познания одновременно в русской, византийской и западноевропейской истории. Важнейшее дело своей жизни он видел в том, чтобы исследовать конкретные пути восприятия Россией мировой культуры с самого начала Русского государства и прежде всего показать культурную преемственность средневековой Руси по отношению к Византии и Италии. Именно такой размах приняли исследования Е. Ч. в зрелую пору ее творчества, и именно такую основную научную и гражданскую задачу она поставила в свою очередь перед собой.

Трудно охватить одним взглядом все многообразие тем, к которым обращалась Е. Ч. В этом отношении ее научное творчество представляет редкий феномен. Коллеги знали Е. Ч. обычно по ее трудам в той области, которой они сами занимались. Между тем Е. Ч. соединяла в себе ряд самых разных исторических специальностей. Как автора русского издания сочинения Иордана более всего ценили Е. Ч. археологи, ведь в этом сочинении содержатся единственные в своем роде свидетельства о народах, населявших Северное Причерноморье, Подунавье и земли к востоку от Балтийского моря в IV—VI вв., в том числе свидетельства о славянских племенах.

Историки Московской Руси знали ее как исследователя итало-русских связей в XV в. (некоторые оригинальные исследования Е. Ч., посвященные этой теме, еще ждут опубликования). Известна ее исключительная роль в воссоздании истории итальянских колоний в Северном Причерноморье в XIV—XV вв. Хотя исследования Е. Ч. затрагивали главным образом периферию византийских владений на севере и западе, наибольшее признание она получила именно как знаток истории Византии. Свое достойное место заняла Е. Ч. среди историков средневекового Запада, хотя она и работала несколько обособленно, так что даже не все коллеги-медиевисты знали о ее фундаментальных познаниях в истории западноевропейского средневековья. Сама Е. Ч. своей основополагающей специальностью считала историю Италии, а главным своим учителем – выдающегося отечественного медиевиста О. А. Добиаш-Рождественскую. Среди работ Е. Ч. по истории западноевропейского средневековья выделяется единственный в нашей историографии большой (в восемь авторских листов) очерк истории средневековой техники[219]См. прим. 7.. Е. Ч. была крупным знатоком средневекового латинского документа; немногие среди отечественных ученых знали латинских писателей средних веков (историков, бытописателей, агиографов, эрудитов и ученых) в таком широком охвате и разнообразии, со столь интимным проникновением в их творчество, как Е. Ч.

Ряд важных специальностей Е. Ч. представлен пока преимущественно или даже исключительно в ее обширном рукописном наследии. В ожидании более подробного обзора научного архива Елены Чеславовны, ныне хранящегося в С.-Петербургском филиале Института российской истории РАН, укажем только на те работы, которые свидетельствуют о наименее известных сторонах ее деятельности как историка. К раннему периоду (конец 10-х—первая половина 20-х гг.) относятся работы, посвященные истории Южной Италии (очерк о хронике аббатства Монте-Кассино, материалы к истории Неаполитанского королевства в XIII в. и др.), транскрипции и резюме папских булл из собрания Российской Национальной библиотеки, весьма интересное исследование по литургике. Из более поздних работ остались неопубликованными, в частности, переводы греческих и латинских свидетельств о хазарах, которые вместе с вводной статьей и комментарием к ним составляют целую книгу. По тематике к этой работе примыкает опубликованная посмертно большая статья о половцах (о русском названии этого народа и о главной области его расселения[220]Скржинская Е. Ч. Половцы: Опыт исторического истолкования этникона: Из архива ученого. – ВВ, 1986, 46, с. 255—276. – Публикацию подготовил Н. Ф. Котляр.. Замечательные находки содержатся в законченных, хотя и оставшихся во фрагментарном изложении, исследованиях последних лет жизни Елены Чеславовны о русско-византийских связях в XII в.

Уже один этот далеко не полный перечень тем, которыми Е, Ч. занималась в продолжение своей научной деятельности, заставляет признать в ней фигуру, редкую в исторической науке. Правда, в целом исследовательские интересы Елены Чеславовны сосредоточены вокруг одной обширной историко-географической области – Северного Причерноморья и соседствующих с ним земель по течению Дуная. Однако и в этих пределах материал, который она исследовала, чрезвычайно пестр и относится к самым разным эпохам и народам.

И все же в трудах Е. Ч. можно проследить некоторый объединяющий мотив. Вскрыв его, мы по-настоящему оценим своеобразие ее творчества, особое его место в современной исторической науке и подойдем к источнику той одухотворенности, которой веет от научных произведений Е. Ч. Скржинской. При более внимательном взгляде мы увидим, что разнообразные научные опыты Елены Чеславовны объединяются уже самим чрезвычайно строгим и последовательным методом изучения исторических источников, а главное, что в своей работе она настойчиво преследовала одни и те же сознательно поставленные цели в тесном единстве задачи и метода.

При чтении работ Е. Ч. нетрудно заметить, что исторический памятник для нее не менее важен, чем сами засвидетельствованные в нем события, и, пожалуй, можно сказать, что в большинстве ее исследований именно конкретные памятники являются главным предметом изучения, и эти исследования воспринимаются как законченные произведения, выполняющие свою задачу независимо от того значения, которое они могут иметь для будущих обобщающих трудов. Е. Ч., как правило, описывает памятник «со всех сторон», старается с исчерпывающей полнотой обрисовать его, так сказать, внутреннюю и внешнюю форму. Передавая черты более внутреннего, умозрительного свойства, она учитывает особенности фонетического правописания, грамматики и синтаксиса, способы сокращения слов, формулярий (если речь идет о документе или памятной надписи), в частности, способы датировки, а равно и характерные риторические приемы, лексический состав и особенности построения мысли; она не оставляет нераскрытым ни один символ (объясняя, к примеру, каждый геральдический знак, которым сопровождается надпись на камне), восстанавливает иконографические традиции, которым следовал автор памятника (скажем, в изображении верхнего облачения того или иного персонажа, представленного на печати). Е. Ч. умела создать зримое, пластическое представление о внешней форме памятника, учитывала свойства материала, пропорции памятника, особенности искусства резьбы по камню (причем за письмом надписей, высеченных на камне, она всегда представляла современное ему письмо на мягком материале) или способ, которым была отлита печать, все особенности письма.

Таким образом, в исходе своего исследования Е. Ч. подходила к памятнику с предельно четким представлением о тех знаниях, умениях и навыках, которыми руководствовался и которые применял автор памятника, и до известной степени она как бы воспроизводила сам процесс создания памятника. В свете обстоятельных сведений, которые сообщает о нем Е. Ч., памятник истории выступает всегда и как памятник культуры того народа и той эпохи, к которым принадлежал древний писатель, нотарий или мастер, создатель памятника. С другой стороны, сосредоточивая внимание на самих исторических памятниках, Е. Ч. почти никогда не ограничивалась описанием только их формы и внутренних свойств или их конкретного назначения и судьбы в веках, но старалась осветить и все отображенные в памятнике дела, события и обстоятельства[221]Ср., например, ее публ. «„История“ Олимпиодора: Перевод, статья, примечания и указатели» (ВВ, 1956, т. VIII, с. 223—276) или ее статью «Венецианский посол в Золотой Орде» (там же, 1973, т. 35, с. 103—118).. Описывая то, как работал писатель или мастер, как справлялся он с теми частными задачами, которые перед ним возникали, Е. Ч. показывала, в конечном счете, как он умел придать строгую, общепонятную и часто художественную форму сырому материалу истории. В ее трудах ощутимо переживание самого культурного творчества, совершавшегося много столетий назад. Так на собственном опыте осуществляла она настойчиво выдвигаемое ею требование «теснейшего и вразумительного соприкосновения с источником»[222]Скржинская Е. Ч. Неиспользованные источники преподавания истории. – Вестник высшей школы, 1940, № 17, с. 22.. Это проникновение в создание автора памятника, более чем что-либо другое, и делало возможной ту полноту эмоционального восприятия прошлого, которой отличаются работы Е. Ч.

Памятники, которыми занималась Елена Чеславовна, почти все без исключения относятся к разряду письменных исторических источников, хотя содержащийся в них (например, в поминальной надписи на кресте или в легенде на печати) текст и ограничивался порой немногими словами. Исследовательское мастерство Е. Ч. проявилось прежде всего в тонком разборе способов выражения мысли, передачи сообщения; ее пристальное внимание было одинаково направлено и на общую композицию произведения и на смысл отдельных понятий[223]Ср., например, анализ писательской манеры Иордана: выше с. 00. Иордан. О происхождении и деяниях гетов: Getica/Вступ. ст., пер. и коммент. Е. Ч, Скржинской. М., 1960, с. 54—59; ср. с. 13, 25.. Превосходно владея искусством слова, она глубоко сознавала всю сложность этого искусства, его беспредельные возможности, и за неясным, часто неумелым или слишком свободным выражением мысли в древнем памятнике она не спешила предполагать отсутствие смысла. Большое доверие к уму и знаниям древних авторов заметно отличает ее от многих ученых, в чем сказалась ее твердая убежденность в разумных началах культуры и культурного творчества в каждую историческую эпоху. Свою правоту в этом отношении она многократно и блестяще доказывала, в частности, в толковании тех мест в тексте «Getica» Иордана, где речь идет о западной границе расселения славян в VI в.[224]См. статью «О склавенах и антах...» (см. прим. 1). Столь же замечательным образом, заново прочитав дату надгробия монаха и архитектора Иоанникия, Елена Чеславовна освободила автора надгробной надписи XI в. от незаслуженного обвинения со стороны прежнего исследователя, академика В. В. Латышева (1855—1921), в незнании правильного летосчисления[225]Греческая надпись из Тмутаракани. – ВВ. М., 1961, т. XVIII, с. 75– 84.. С подлинным вдохновением раскрывает она значение исторических свидетельств любимого ею поэта, писателя и мыслителя XIV в. Франческо Петрарки[226]Петрарка о генуэзцах на Леванте. – Там же, 1949, т. II, с. 245—266..

Пафос научной деятельности Е. Ч. в немалой мере определялся страстным желанием показать, что памятники истории часто намного содержательнее, чем принято считать в науке[227]Ср., например ее общую оценку творчества Иордана: Иордан. О происхождении..., с. 54—59.. Исследовательница умела прочитать древний текст на редкость внимательно. Е. Ч. говорила о самой себе, что она «чувствительна к неясности», и останавливалась на тех местах в тексте, мимо которых проходили другие исследователи, либо вообще не осознав их своеобразного и важного значения, либо удовлетворившись ранее предложенным толкованием, далеким от точного смысла текста. Терпеливо и неспешно разворачивала она в ясной последовательности мысль древнего автора, и в конце концов ей удавалось убедительным образом показать, что именно хотел сказать этот автор. Весьма существен вклад Е. Ч. в объяснение содержания важных исторических источников, в восстановление их правильного чтения[228]К упомянутым уже изданиям наиболее крупных источников надо присоединить кн.: Барбаро и Контарини о России: К истории итало-русских связей в XV в./Вступ. ст., подг. текста, пер. и коммент. Е. Ч. Скржинской. М., 1971, 275 с.. Исходя из внутреннего смысла памятника, прибегая к взаимному освещению источников, она впервые раскрыла реальное содержание ряда понятий, личных имен, географических наименований, прежде казавшихся в источниках темными и загадочными. К сожалению, многие положительные сведения, которыми Елена Чеславовна обогатила историческое знание и которые непременно должны войти в словари и справочники, пока остаются лишь частью ее рукописного наследия.

Детальное изучение содержания каждого исторического источника в неразрывной связи с формой, в которую оно отлилось, превращается в исследование судеб многих народов и их культуры и вообще важных связей и перипетий в истории европейской цивилизации, особенно, когда это касается памятников истории и культуры Северного Причерноморья и Нижнего Подунавья в средние века. Ведь здесь на протяжении более чем тысячелетнего периода, с V по XV вв., который изучала Е. Ч., взаимодействовали и сменяли друг друга самые разные народы, происходившие здесь события глубоко потрясали греко-римский мир на его закате, а затем весьма сильно отражались на делах Византии и вновь образовавшихся на Балканах государств, как и средневековой латинской Европы, непосредственно затрагивали жизнь Древней Руси. Между тем письменные свидетельства об истории этой обширной области весьма скупы, и почти всякий памятник, изученный исследовательницей, уникален. Рассматривая каждый текст и его древнее материальное воплощение, когда он в таковом дошел до нас, как памятник культуры того или иного народа (умственной, правовой, художественной, а равно и технической), Е. Ч. не менее увлеченно и, как правило, с предельной обстоятельностью исследовала все выступающие в этом историческом памятнике отношения письменных народов между собой и с кочевой Евразией – отношения политические, торговые, культурные и церковные. С особо живым вниманием наблюдала она ту незримую духовную связь разных народов, которая устанавливалась, когда люди, писавшие на разных языках – греческом, латинском или древнерусском, – освещали одни и те же события и явления, по-разному проявляя свое искусство в увековечении памятных дел, и по-своему изображали другие народы, обнаруживая свой интерес к ним.

В доскональном знании памятников истории и культуры одновременно нескольких, во многом мало похожих народов и заключается главным образом редкий характер исторических исследований Е. Ч. На протяжении всей своей жизни она терпеливо подбирала ключи к этим памятникам, овладевая одной за другой множеством вспомогательных исторических дисциплин: историческим языкознанием, палеографией, сначала латинской, затем греческой и, наконец, русской эпиграфикой, в такой же последовательности, дипломатикой, специальными разделами истории права, сфрагистикой, нумизматикой, исторической географией, ономастикой, генеалогией и т. д. Уже в 1928 г. труды Е. Ч. в области латинской эпиграфики увенчались изданием в Италии ее корпуса латинских надписей генуэзских колоний в Крыму[229]Inscriptions latines des colonies génoises en Crimée. – In: Atti della Società Ligure di storia patria. Genova, 1982, vol. 56. 140 p. – книги, которую в свое время О. А. Добиаш-Рождественская назвала «классической»[230]См. упомянутое выше письмо О. А. Добиаш-Рождественской от 19 июля 1938 г. к О. Л. Вайнштейну (см. прим. 4)..

В первой половине 30-х гг., будучи прекрасно осведомленной на основе изучения оригинальных источников в истории Южной Италии в средние века, Елена Чеславовна исправила почти на два столетия датировку изученного и опубликованного В. Н. Бенешевичем документа на греческом языке из сицилийского города Мессины и тем самым доказала его особо редкий характер. При этом она воссоздала всю историческую обстановку, в которой документ возник, что позволилло датировать его в пределах двух десятилетий[231]Skrzinskaja E. Esame e datazione del contratto di Messina. – Studi bizantini. Roma, 1935, t. IV, p. 141—151.. Таким образом, первый значительный опыт Е. Ч. в византинистике был выполнен в успешном соревновании с европейски признанным знатоком византийского права, каким был В. Н. Бенешевич (1874—1938). Четверть века спустя благодаря основательному владению средневековой греческой палеографией и дипломатикой, а главное, благодаря хорошему знанию древнерусского летописания, Е. Ч. не только впервые правильно прочла уже упомянутую нами греческую надпись из Тмутаракани, прежде изученную Латышевым, но и весьма убедительным образом связала имя монаха и архитектора Иоанникия, героя надписи, с деятельностью первого русского летописца – Никона.

Накопленная с годами эрудиция позволяла найти путеводную нить в решении чрезвычайно трудных вопросов, которые встают перед исследователем памятников средневековой письменности, в особенности при толковании имен и названий, при разборе хронологических показаний. И Е. Ч. не жалела сил и времени, когда чувствовала себя в состоянии раскрыть памятник, в той или иной части еще неведомый науке.

В последние десятилетия ее долгой жизни настоящей страстью Е. Ч. становилось изучение тех исторических источников, которые отразили различные связи молодого Русского государства с Византией и Италией – теми средневековыми странами, в которых она видела прежде всего главных восприемников античной культуры, перевоплотивших к тому же ее в наиболее совершенных формах. Здесь-то и развернулась с новой силой эрудиция ученой. К сожалению, ей не удалось в полной мере осуществить замысел написания большого труда «Италия, Византия и Русь в XII в.». Но среди ее рукописных материалов находится несколько в основном законченных исследований, выполненных в русле этой общей работы. Все они чрезвычайно ценны для отечественной истории: благодаря главным образом тщательному сопоставлению с византийскими источниками исследовательница заново прочитала ряд свидетельств русских летописей, разъяснила некоторые географические названия и имена действующих лиц, убедительно перестроила принятую в науке хронологию событий. Есть основания надеяться, что научная общественность познакомится и с этой, до сих пор еще почти неизвестной, стороной исследовательской деятельности Е. Ч. Скржинской.

Взаимные связи стран средиземноморской Европы и Руси, судьбы культуры греческой, латинского Запада и русской, исследуемые на конкретных памятниках, представляют увлекательнейшее – Елена Чеславовна сказала бы «упоительное» – зрелище. Но не одна любознательность, пусть связанная с сознательным стремлением достичь эмоционального переживания истории и с привычкой к предельно тщательной работе, двигала и направляла научные изыскания Е. Ч. Настоящий нерв ее научного творчества надо искать глубже.

В постоянном сосредоточении на конкретных исторических памятниках, в неизменном восприятии их в качестве памятников культуры для Елены Чеславовны заключалось по-своему осознанное служение истине и общественной пользе; на этой же основе вырастал ее интерес к традициям отечественной культуры.

Как всякий настоящий ученый, испытывая живейшее чувство глубины непознанного и одновременно острое желание точного знания, Е. Ч. начинала себя чувствовать достаточно уверенно в изучении истории лишь тогда, когда ей удавалось отчетливо рассмотреть, как, по каким правилам построен конкретный исторический источник и какие смысловые связи в нем проведены. Свое отношение к источнику в деле исторического познания Е. Ч. умела передать в прочувствованных образах. Например, в статье 1940 г. «Неиспользованные источники преподавания истории», к которой выше мы уже обращались, она так говорит о важности твердого знания источников: оно необходимо для того, «чтобы в невольном иногда уклоне в модернизацию не исказить трудно проявляемого, часто туманного лица далекого прошлого»[232]Скржинская Е. Ч. Неиспользованные источники преподавания истории, с. 22 (см. прим. 11)..

Мера понимания реальной исторической обстановки для Е. Ч. определялась в первую очередь мерой проникновения во внутренний смысл конкретных источников. В другой программной статье того же времени, посвященной преподаванию латинской палеографии, курс которой в предвоенные годы она вела в Ленинградском университете, Е. Ч. писала: «Если историк не знает источников, если он не опирается на них и не исходит из них в своих построениях – он не историк, а только начетчик исторических книг, пусть даже образованный, но неизбежно подверженный опасности оказаться во власти концепций тех или иных авторов использованных им сочинений»[233]Скржинская Е. Ч. Забытая историческая дисциплина. – Вестник высшей школы, 1940, № 10, с. 13..

Свойственная Е. Ч. Скржинской манера работы – в общем подходе к историческому источнику постоянно выделять, высоко их оценивая, сами по себе формы былой культуры, в которых выражено историческое свидетельство – коренилось в глубокой личной потребности и в то же время была связана с заветными мыслями об общественном призвании ученого-историка. Имея в виду определяющее значение исторически сложившейся культуры для всей нашей умственной деятельности, Елена Чеславовна не уставала повторять: «Мы пронизаны культурой». Изучение памятников истории и культуры давало возможность составить представление о функциях конкретных форм культуры в прошлом и воспринять культуру в ее реальном становлении. Иными словами, изучение подлинных памятников истории как памятников культуры в трудах Е. Ч. было устремлено в конечном счете на то, чтобы придать собственному сознанию и сознанию тех, к кому ее творчество было обращено, большую ясность и тем самым увеличить человеческие возможности для плодотворной деятельности.

Именно такой высокий смысл вкладывала Е. Ч. в свои научные занятия. В рецензии на книгу академика И. Ю. Крачковского (1883—1951) «Над арабскими рукописями» она писала по поводу содержащихся в книге очерков жизни и деятельности трех ученых-арабистов (Рейске, Гиргаса, Сольхани): «Все три образа убедительно говорят о высокой миссии науки в человеческой культуре, об ученом как вершителе большого дела, нужном для роста и совершенствования человечества»[234]Академик И. Ю. Крачковский: Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. – Вестн. АН СССР, 1946, № 10, с. 129– 133.. Эти слова вполне могут быть восприняты как определение смысла собственного творчества Е. Ч. – только с таким пониманием своей задачи могло быть связано часто повторяемое ею требование «вдохновенной» работы.

Естественно возникает вопрос, как можно видеть культуру в ее историческом генезисе, сосредоточивая всякий раз внимание на конкретном памятнике, будучи, так сказать, привязанным к его неповторимому лику. Но при той полноте анализа, которой Е. Ч. обычно добивалась в исследовании частного предмета, было неминуемым детальное знакомство с различными сторонами культуры общества, в котором тот или иной памятник возник. Коллеги Е. Ч. неоднократно отмечали, что в ее трудах можно почувствовать само дыхание или, говоря по-иному, движение истории. Ее метод будет правильно определить латинской формулой: pars pro toto.

В упомянутой выше рецензии на книгу академика И. Ю. Крачковского – надо заметить, приветственно встреченной самим автором – Е. Ч. привела следующее высказывание автора по поводу судьбы в веках одного выдающегося памятника средневековой литературы, дошедшего до нового времени в единственном списке, а равно и по поводу истории его изучения: «(Получилась. – В. М .) картина величественная и поучительная, в которой, „как солнце в малой капле вод“, отражается неустанное движение человеческой культуры»[235]Там же, с. 131.. Здесь же поместила она и другое, более общее суждение автора о самом широком и актуальном значении исследования конкретных памятников письменности: «Рукописи сближают людей. Знакомство с ними, как проникновение в природу, как восприятие искусства, расширяет горизонт человека, облагораживает всю его жизнь, делает его участником великого движения человечества на пути культуры»[236]Там же, с. 132.. Е. Ч. нашла в И. Ю. Крачковском, ученом, казалось бы, далеком от нее по области специальных занятий, человека, наиболее близкого ей по духу своей деятельности; она всегда с большим воодушевлением говорила о былом дружеском общении с ним и особенно ценила его способность верно и емко, с тонким вкусом выражать те самые мысли, которые ее волновали. Приведенные слова почтенного академика-арабиста с полным правом могут быть отнесены к научным трудам Е. Ч. как еще одно весьма существенное определение их смысла.

Особенно ярко личная причастность Е. Ч. к «движению человечества на пути культуры» проявилась в ее деятельности по изданию исторических памятников. Она умела по-настоящему ввести памятники прошлого в нашу живую культуру, как бы восстанавливая связь времен. Благодаря не только основательному владению рядом европейских языков в их различных исторических состояниях, но и художественному чувству родного слова, тонкому знанию его богатых смысловых и стилистических возможностей Е. Ч. дала важным историческим памятникам вторую жизнь в стихии русского языка. Своей кропотливой интерпретацией каждого малопонятного в оригинале или особо значимого слова она сделала эти памятники для нас внятными, доступными нашему пониманию в их наиболее существенных и своеобразных деталях. Так мы получили лишнюю возможность увидеть прошлое как бы глазами его свидетелей, в их часто красочном, драматичном и порой высокохудожественном изображении, проникнуться их переживаниями, познакомиться с мастерством авторов, творивших в самые разные периоды средневековья, в самых разных исторических и культурных условиях в течение более тысячи лет, начиная с живших в V—VI вв. Олимпиодора и Иордана и кончая писателями эпохи Возрождения, великим Петраркой и принявшимися на склоне лет за мемуары венецианскими купцами и дипломатами Иосафатом Барбаро и Амброджио Контарини.

В. И. Мажуга


Читать далее

Вступительные материалы и приложения
Предисловие 07.04.13
Иордан и его «GETICA». 07.04.13
Приложения 07.04.13
«GETICA». Перевод и латинский текст
О происхождении и деяниях гетов 07.04.13
DE ORIGINE ACTIBUSQUE GETARUM 07.04.13
Приложения

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть