Онлайн чтение книги Гидеон из Девятого дома Gideon the Ninth
4

Наверное, круче было бы, если бы все разочарования и горести Гидеон с рождения и до сего дня послужили бы катализатором, если бы она, преисполнившись новой яростной решимости, собралась и сделала новый рывок к свободе. Этого не произошло. Она впала в депрессию. Она лежала в своей келье, думая о жизни, как о невкусном блюде. Она не касалась меча. Она не бегала вокруг полей и не мечтала о судьбе рекрута Когорты. Она украла ящик питательной пасты, которую добавляли в баланду для верных Девятого дома, и выдавливала ее себе в рот, когда хотелось есть. Все остальное время она без интереса перелистывала журналы или делала скручивания, чтобы время шло быстрее. Крукс снова застегнул браслет на ее лодыжке, и он гремел при движении. Гидеон ленилась даже включить свет и натыкалась в темноте на стены.

Ей дали только неделю. Преподобная дочь заявилась, как она всегда делала, черт бы ее побрал, к запертой двери кельи. Гидеон знала, что она там, потому что тени перед маленьким глазком изменились. И еще потому, что больше приходить к ней было некому.

– Пошла на хрен, – сказала она вместо приветствия и переключилась на отжимания.

– Не кисни, Сито.

– Сдохни, сука.

– У меня есть для тебя работа, – сказала Харроу.

Гидеон замерла в верхней точке движения, невидящими глазами глядя на холодный пол. Пот замерзал на спине. Ребро все еще ныло, браслет оттягивал ногу, одна из монашек вставила ей зуб, и он болел, как кара императора, стоило ей чихнуть.

– Нонагесимус, – медленно произнесла она. – Единственная работа, которую я готова для тебя сделать – подержать клинок, на который ты рухнешь. Я могу тебе послужить, если тебе нужно, чтобы кто-то дал тебе под зад так, чтобы отворилась Запертая гробница и из нее донеслась песня «Аллилуйя! Зад треснул!». Я готова смотреть, как ты падаешь с самого верха в Дрербур.

– Это уже три работы, – заметила Харрохак.

– Сгори в аду, Нонагесимус.

Снаружи послышался шорох. Серьгу вынули из застежки и протолкнули сквозь глазок. Гидеон запоздало вскочила, чтобы отбросить ее обратно, как отбросила бы гранату, но бусина от серьги Харроу уже упала на пол кельи. Из крошечного обломка кости выскочили плечевая и лучевая кости и локоть. Костяная рука слепо пошарила вокруг, схватилась за ключ в замке и повернула его, хотя Гидеон успела ударить по руке сапогом. Она разлетелась в пыль, не осталось даже бусины. Харрохак Нонагесимус распахнула дверь. Ее окружало слабое свечение электрических ламп, а ее кислое лицо было так же приятно, как удар коленом в пах.

– Если хочешь увидеть кое-что интересненькое, иди за мной, – велела она. – А если хочешь тонуть в жалости к себе, которой у тебя оказалось неожиданно много, перережь себе горло и прекрати тратить мою еду.

– И что? Возьмешь меня в кукольный театр к своим старикам?

– И как только мир выживет без твоего остроумия, – мрачно сказала Харроу. – Надевай рясу, мы идем в катакомбы.

Путаясь в черных полах церковного одеяния, Гидеон подумала, что это почти приятно – наследница Девятого дома отказалась идти с внутренней стороны яруса. Она двигалась вплотную к стене, отстав от Гидеон на полшага и следя за ее руками и мечом. Почти приятно, но не совсем. Даже осторожность Харроу была оскорбительной и надменной. После нескольких дней, проведенных в компании одной маленькой лампы для чтения, глаза Гидеон жгло от слабого света шахты. Она близоруко мигала, пока лифт нес их вниз, к дверям Дрербура.

– Мы не пойдем во внутреннее святилище, не трусь, – сказала Харроу, когда Гидеон замерла на месте. – Только к памятнику.

Лифты, спускающиеся в зловонные недра Дрербура, были опасны. Особенно те, что вели в крипты. За железной дверью, которую Харроу открыла маленьким ключиком, сняв его с шеи, оказалась открытая платформа из истерзанного коррозией скрипучего металла. Воздух, рвущийся им навстречу, был так холоден, что у Гидеон слезились глаза. Она натянула капюшон рясы поглубже и спрятала руки в рукава. Подземный механизм, обеспечивавший существование всей этой ямы на планете, издавал низкое гудение, заполнявшее шахту лифта. По мере того как они углублялись все ниже и ниже в скалу, гудение затихало. Было очень темно.

Нижний уровень заливал сильный ровный свет. Они оказались в лабиринте клеток, заполненных жужжащими генераторами. Никто не знал, как они работают. Машины стояли в прохладных каменных нишах, их обвивал черный креп, оставленный давно почившими верными Девятого дома, их зарешеченные корпуса заставляли двоих идти на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Постепенно пещера превратилась в узкий проход, а проход уткнулся в изъеденную ржавчиной дверь. Харроу отворила ее: за ней оказалась вытянутая камера с шинами на стенах. В нишах лежали кости, плохие копии погребальных масок и статуэтки серьезных могильных богов.

У одной из ниш стояла на коленях Агламена, как будто задавшаяся целью перебрать как можно больше погребальной утвари. Вместо рясы она надела толстую шерстяную куртку и перчатки, из-за которых походила на маршмеллоу, проткнутую четырьмя зубочистками разной длины. Лицо у нее было самодовольное и очень усталое. Одна копалась в куче из сотни мечей, разъеденных ржавчиной до разной степени. Рядом с ней стояла корзинка кинжалов и валялись несколько кастетов. Какие-то проржавели до смерти, другие – до полусмерти. Она подняла меч, уныло ковырнула наросшую чешуйку на клинке.

– Этот план обречен, – сообщила она, не глядя на них.

– Получилось что-то, капитан?

– Это древности, моя Госпожа.

– Жаль. А что предпочитал Ортус раньше?

– Честно говоря, Ортус всегда делал выбор в пользу своей мамочки и книжки с душещипательными стишками. Его отец учил сына сражаться с мечом и баклером, но после его смерти… – Она с хрустом пожала плечами. – Даже в лучшие времена он был хреновым мечником. Не в отца пошел. Я бы учила его мечу-и-зелью, но он заявил, что у него катар.

– Но меч-то у него хороший.

– О нет, – возразила Агламена. – Он густо намазан маслом, а наконечник у него резиновый. Легче головы Нав. – («Это грубо!» – заметила Гидеон.) – Нет уж, Госпожа. Я ищу клинок, как у его прабабки. И нож или кастет.

– Зелье, – решительно сказала Харрохак. – Или цепь.

– Нож, я так полагаю, – повторила капитан гораздо мягче и уважительнее, чем Гидеон ожидала. – Нож или кастет. С ножом вам будет сложнее. Сейчас. Сражаться придется в толпе. В ближнем бою цепь для вас опаснее, чем для кого-либо другого.

Гидеон сразу решила, что ей здесь не нравится и что планы, которые здесь строят, не совпадают с ее планами. Она начала отступать назад к двери, стараясь ступать как можно легче. Вдруг на ее пути оказалась Харроу, втиснувшаяся между двух колонн и обхватившая голову руками. Черная ряса спадала с плеч длинными складками, делая Харроу похожей на перегородившую дорогу летучую мышь.

– Ну уж нет, Нав, – спокойно сказала она. – Ты мне должна.

– Должна тебе?

– Ну, конечно. Это ведь на твоем шаттле сбежал мой рыцарь.

Кулак Гидеон рванулся к остренькому носу Харроу. Та увернулась, почти случайно, чуть не упала, спряталась за колонну, отряхнула с себя пыль и прищурилась:

– Снова начинаешь? Ну давай.

Она наклонилась и схватила один из отвергнутых клинков. Смотреть на Харроу, вынужденную напрячь все свои три мускула, было как минимум забавно. Гидеон залюбовалась тем, как Харроу нервно потирала запястья.

– Попробуй вот этот.

Гидеон достала меч из ножен и внимательно осмотрела. Длинные прутья почерневшего металла образовывали эфес с чашкой. На жутко истертом черном яблоке красовалось изображение Гробницы, закованной в цепи, – знак Девятого дома. Сам клинок покрывали зазубрины и пятна ржавчины.

– Этим можно убить, только если занести в рану столбняк, – решила она. – И вообще, как ты собираешься вернуть Ортуса?

Кажется, Харроу на мгновение встревожилась.

– Мы не собираемся этого делать.

– Агламена слишком стара.

– И именно поэтому ты, Сито, – сказала Госпожа, – станешь первым рыцарем Девятого дома. Ты сопроводишь меня в Первый дом, где я стану учиться на ликтора. Станешь моим телохранителем и компаньоном, верным и преданным, и поддержишь честь нашего Дома.

Когда Гидеон отсмеялась и прекратила колотить кулаком в ледяную колонну, она долго пыталась отдышаться, чтобы не расхохотаться снова. Напряженная улыбка на жестком, будто из камня вырезанном лице Агламены, становилась все напряженнее.

– Вау, – выдавила Гидеон, стирая слезы смеха. – Блин. Секунду. Короче, Нонагесимус, скорее ад замерзнет.

Харроу выскочила из-за своей колонны и двинулась к Гидеон, не расцепляя руки. В глазах ее горело белым пламенем то же блаженное чувство, что и в тот день, когда Гидеон пыталась сбежать с планеты: ничем не омраченная решимость, сходная с радостью. Она остановилась перед Гидеон, стянула капюшон с темной головы и сощурила глаза в узкие щелки.

– Ладно тебе, Нав, – сказала она, и голос ее звенел. – Это твой шанс. Твоя возможность прославиться. Пройди со мной через это и отправляйся куда угодно. Рыцари Домов получают любую должность в Когорте, которая им приглянется. Сделай это для меня, и я не просто тебя освобожу. Я отпущу тебя с состоянием, с патентом, со всем, что ты захочешь.

Это ее уязвило.

– Ты не должна.

– Конечно, должна, Сито! – возразила Харрохак. – Ты принадлежишь Запертой гробнице, а Гробница – это, в конце концов, я. Руки должны войти в Первый дом, Нав, их имена будут вписаны в историю как имена новых святых империи. Ничего подобного раньше не случалось и может больше не случиться. Нав, я собираюсь стать ликтором.

– Всем привет. Я та самая женщина, которая помогла фашистке Харрохак Нонагесимус прийти к власти, – сообщила Гидеон в пустоту. – Да, вселенная сейчас хреновая. Я знала, что так будет. А еще она меня предала, и моим телом выстрелили в направлении солнца.

Харроу подошла слишком близко, и Гидеон сделала то, что раньше сделать не осмеливалась: подняла ржавый меч и коснулась острием лба Харроу. Некромантка не дрогнула, только скривила обведенные черным губы, изображая удивление.

– Я. Тебе. Никогда. Не поверю. Твои обещания ничего не стоят. Тебе нечего мне дать. Я знаю, что ты сделаешь, получив хотя бы тень шанса.

Харроу посмотрела Гидеон в глаза, не обращая внимания на приставленный к черепу клинок.

– Ой, я, кажется, задела твои чувства.

Меч в руке Гидеон не дрогнул.

– Я ревела часами.

– Я еще много раз заставлю тебя плакать.

Тут послышался голос Агламены:

– Положи эту чертову штуку, видеть не могу, как ты ее держишь.

А потом она добавила, удивив Гидеон:

– Обдумай это предложение, Нав.

Гидеон посмотрела Харроу за спину, опустила никчемный клинок и бросила его в ближайшую нишу, не вкладывая в ножны.

– Капитан, пожалуйста, не надо защищать эту тупую идею.

– А у нас нет идеи лучше, Нав. Наша Госпожа покидает планету, коротко говоря. Ты можешь остаться здесь, в Доме, который ненавидишь, или завоевать свободу на службе Дому, который ненавидишь. Это твой единственный шанс убраться отсюда и обрести свободу честным путем.

Харрохак открыла рот, но, к еще большему удивлению Гидеон, Агламена остановила ее жестом. Осторожно отодвинув ржавые мечи в сторону, старуха распрямила больную ногу и, опершись здоровой о стену, с трудом встала, звеня кольчугой и скрипя костями.

– До Дома тебе нет дела, и отлично. Это твой шанс показать, чего стоишь ты сама.

– Я не собираюсь помогать Нонагесимус становиться ликтором. Она меня в расход пустит.

– Твоими побегами я недовольна, – сказала Агламена. – Они были непристойны и жалки. Но, – она повернулась ко второй девушке, – при всем моем уважении, вы, госпожа моя, обходились с ней слишком круто. Мне не нравится этот план. Будь я на десять лет моложе, я бы просила вас снизойти до меня и взять меня с собой. Но вы не удостоили ее вниманием, так что это придется сделать мне.

– В самом деле? – переспросила Харроу. Голос ее показался до странности мягким. Черные глаза высматривали что-то в капитане стражи – и не находили этого.

– Да, – ответила Агламена. – Вы оставите меня и Крукса отвечать за Дом. Если бы я пообещала свободу Гидеон Нав и не даровала бы ее, тогда, прошу прощения за неблагодарность, я предала бы себя. Вашего верного слугу и в прошлом слугу вашей матери.

Харрохак ничего не ответила. Лицо у нее было постное и задумчивое, но Гидеон это не обманывало: именно с таким лицом Харроу обычно задумывала самые злобные мерзости. Но сама Гидеон вдруг потеряла способность ясно мыслить. Волна темно-красного жара залила ее шею и залила бы и щеки, если бы Гидеон позволила, так что она натянула капюшон и промолчала. На свою учительницу она старалась не смотреть.

– Если она вам послужит, вы должны ее отпустить, – твердо сказала Агламена.

– Конечно.

– Дав торжественное обещание Девятого дома.

– Если она это сделает, то получит что угодно, – легко – слишком легко – ответила Харрохак. – У нее слава будет литься из всех дырок. Пусть делает что хочет и становится кем хочет, но лучше бы подальше от меня. Где-нибудь на другой стороне галактики.

– Тогда я благодарю вас за милосердие и щедрость и считаю дело улаженным, – сказала Агламена.

«Это с чего бы? Я точно на эту хрень не согласилась».

Обе не обращали внимания на Гидеон.

– Вернемся к изначальной проблеме, – сказала старуха, с трудом усаживаясь обратно к мечам и ножам. – Нав не учили тому, чему учили Ортуса, – ни наукам, ни обращению с оружием. Ее готовили в тяжелую пехоту.

– О первом забудь, ее душевные расстройства вполне смогут это компенсировать. Меня интересует второе: насколько обычному мечнику тяжело переключиться с двуручного клинка на рыцарскую рапиру?

– Обычному мечнику? Достичь уровня первого рыцаря Дома? Понадобятся годы. А у Нав уйдет месяца три.

(Тут Гидеон ненадолго умерла от счастья и ожила только от все растущего ужаса перед грядущим.)

– …и ее можно дотянуть до уровня самого слабого и жалкого из нынешних рыцарей.

– Ой, глупости какие, – томно сказала Харроу. – Она же гений. Если ее правильно мотивировать, она может орудовать двумя мечами в каждой руке и еще одним в зубах. Пока мы все постигали здравый смысл, она занималась фехтованием. Я права, Сито?

– Я еще ни хрена не согласилась, – ответила Гидеон. – И мне пофиг, какими должны быть крутые рыцари, меня рапиры бесят. От этих скачков туда-сюда голова кружится. Хорошему мечнику подобает двуручный меч.

– Не могу не согласиться, – сказала ее учительница. – Но рыцарь Дома, если его правильно учили, чертовски опасен и чертовски красив. Мне приходилось видеть, как сражался в молодости первый рыцарь Второго дома, и, видит бог, я никогда этого не забуду.

Харроу описывала по камере маленькие круги.

– Но ведь можно дотянуть ее до того, чтобы она хотя бы издали походила на обученного рыцаря Девятого дома?

– Репутация первых рыцарей Девятого дома уже не та, что в дни Матфия Нониуса, а с тех времен миновала уже тысяча лет. Ожидания невелики. Но даже при этом нам понадобится удача.

Гидеон отлепилась от колонны, похрустела пальцами, растягивая застывшие на холоде мышцы, покрутила шеей, повела плечами и скинула робу.

– Я, конечно, обожаю, когда все вокруг вслух рассуждают, как я плоха в своем деле, но все-таки обидно. – Она подхватила отвергнутый клинок, взвесила его в ладони, отмечая идиотскую легкость, и приняла стойку, которая показалась ей правильной.

– Как тебе, капитан?

Агламена фыркнула, грустно и с явным отвращением.

– А второй рукой ты что делаешь?

Гидеон что-то сделала.

– Господи, нет. Просто опусти ее, пока я не покажу, как надо.

– Меч и зелье, – с нажимом сказала Харрохак.

– Меч и кастет, Госпожа моя, – возразила Агламена. – И я сильно опускаю свои стандарты.

– Я все еще не согласилась, – напомнила Гидеон.

Преподобная дочь двинулась к ней прямо по разбросанным клинкам и остановилась только рядом с колонной, в которую Гидеон рефлекторно вжалась спиной. Они долго изучали друг друга, пока у Гидеон от холода катакомб не застучали зубы. Харроу изогнула губы в короткой милостивой улыбке:

– Я было подумала, что ты обрадуешься тому, что ты мне понадобилась. Что я продемонстрировала тебе свою уязвимую девичью душу.

– В твою душу надо вбить пять тысяч гвоздей.

– Это не «нет». Помоги Агламене подобрать тебе клинок, Сито. Я оставлю дверь открытой. – Отдав этот вялый надменный приказ, она ушла, оставив Гидеон прижиматься затылком к жесткому камню и кусать щеку изнутри.

Остаться наедине с мастером меча было еще хуже. Между ними повисла неловкая холодная тишина. Старуха угрюмо перебирала рапиры, поднося каждую ближе к свету и отрывая с рукоятей полосы прогнившей кожи.

– Идея дурная, но это твой шанс, – вдруг сказала Агламена. – Одно из двух, решайся.

– Ты, кажется, говорила, что идеи лучше у нас нет.

– Нет, если говорить о Госпоже Харрохак. Ты лучшая мечница Девятого дома… может быть, за всю его историю. Не знаю. Лично я не видела Нониуса в бою.

– Да, ты тогда, наверное, только родилась, – сказала Гидеон, у которой заныло сердце.

– Заткнись, пока я сама тебя не заткнула.

Отобрав пару клинков, Агламена бросила их в кожаный чехол, а кастеты сунула в сапог. Чехол заскрипел, а старуха закряхтела, наклоняясь вперед и опираясь на полумертвое колено, чтобы встать. Гидеон машинально дернулась вперед, но одного взгляда здорового глаза хватило, чтобы она немедленно притворилась, что просто влезает в рясу. Агламена закинула чехол за плечо, пнула ненужные мечи обратно в нишу, вырвала бесполезную рапиру из онемевшей руки Гидеон.

Обхватив рукоять рапиры, она замерла. Ее изможденное лицо застыло. В ее разуме явно происходила битва настоящих титанов. Одна из сторон одержала победу, и Агламена грубо сказала:

– Нав. Одно маленькое предупреждение.

– Чего?

Голос показался новым, странным, тревожным.

– Все меняется. Я думала, что мы чего-то ждем… а теперь думаю, что ждем мы только смерти.

У Гидеон замерло сердце.

– Ты очень хочешь, чтобы я согласилась.

– Можешь отказаться, дело твое. Если она тебя не возьмет, я с радостью пойду с ней. Но она знает… и я знаю… и ты, думаю, отлично знаешь… что, если ты не уйдешь сейчас, тебе отсюда даже в гробу не выбраться.

– А что случится, если я соглашусь?

Ломая возникшее доверие, Агламена грубо всунула кожаный чехол в руки Гидеон и пихнула ее в ту сторону, куда ушла Харроу.

– Тогда поторопись. Если я хочу превратить тебя в рыцаря Девятого дома, мне стоило начать шесть лет назад.