Онлайн чтение книги Хикикомори Hikikomori
5

Тиль опускает руку в воду и выуживает бутылку пива. Вода подступает к краям ванны, по всей длине переливается через борт; с локтя парня стекают капли и стучат об пол. Этикетка настолько склизкая, что не составляет труда снять ее и прилепить на зеркало рядом с остальными. На полке теснятся тюбики с кремами, дезодорант и лак для волос. Тиль брызгается, проводит пальцами по волосам, ероша их. Квадратный подбородок достался ему от отца, ямочки – от матери, рубашка в красно-черную клетку – от сестры, которая привезла ее в подарок прошлым летом из Англии. Она застегнута на множество мелких черных пуговок. Анна-Мари сказала, там все так носят – все такие же чопорные, как он сам. На самом деле это не чопорность, а всего-навсего затянутость в предложенный костюм, думает он.

Из гостиной вся мебель вынесена. Под потолком кружит светильник, отбрасывая круглые цветные тени на движущиеся тела. Из колонки неспешно сочится дабстеп. Большинство танцуют, сбившись маленькими группками и ограничившись, казалось, всего парой движений, слегка меняющихся от трека к треку. Если новая дорожка кому-то не нравится, Тиль просто останавливается, отпивает из бутылки, проводит пальцами по экрану смартфона или хлопает себя по карманам в поисках сигарет.

Фоном для вечеринки идут проецируемые на стену фильмы про зомби. Зрители расселись на матрасах, прижавшись плечом к плечу и расставив на коленях ведра попкорна. Перед туалетом для гостей выстроилась длинная очередь девчонок. Парни отливают прямо в живую изгородь и заходят в ванную лишь за тем, чтобы достать очередную бутылку. Повсюду толкутся подростки, сбившись в кучки; в каждой тусовке всегда кто-то один выделяется, оказывается в центре, а другие грудятся вокруг него, как мелкие планеты в Солнечной системе – вокруг своего светила, то приближаясь к лучам его, то, наоборот, отдаляясь. Одно из таких солнц, вон там – это Лилит с ее тонким носом, высоким лбом, поистине очаровательной улыбкой. Даже компьютер и экран – тоже такие же раскаленные солнца. И, разумеется, Ян.

Тиль перетекает из группки в группку, его узнают, заключают в объятия, расступаются, чтобы принять в свои ряды. Он прислушивается к разговорам, пытается внести и свою лепту, изо всех сил старается уследить за тем, что говорят другие, чтобы не унестись мыслями далеко отсюда. Беседуют о шпаргалках, спрятанных в трусики, о билетах, по которым можно объехать весь мир, о какой-то из прошлых вечеринок, на которой Вурст наблевал на ковер – тут все смеются, потому что ковер был единственным, что досталось хозяевам в наследство от какой-то там бабушки. «Ну, мы есть друг у друга в контактах», – произносят обычно после того, как речь заходит о жизни после экзаменов.

Тилю не удается долго следить за беседой, и если бы завтра отец спросил его, он бы не смог ответить, о чем шла речь. Вместо этого он, устремив взгляд вверх, наблюдает за тем, как поверх кино проплывают цветные круги. Тусовки распадаются, как лопающиеся шарики, и, найдя очередное ядро, системы замыкаются вновь. Тиль – не планета, он не тянет даже на карликового Плутона, затаившегося на самой окраине Галактики: и эта участь тоже уготована другим. Тиль хочет быть кометой. Стремительно пересечь систему, перерезать орбиты, ярко вспыхнуть и затем угаснуть.

– В конце января прилетают первые аисты. Они – провозвестники чибисов, – произносит он.

Среди новой тусовки затесался и Ян. Все замолкают и смотрят на Тиля в глубоком недоумении.

– Эй, привет. – Ян тянется к другу бутылкой, чтобы чокнуться. – Рад, что ты все-таки выбрался! Я тебя весь вечер не видел, где ты был?

– Удобрял изгородь.

– Видел, как Вурст свалился головой в пруд? Говорит, что его кто-то толкнул, но в любом случае он явно по чему-то попал, ему средний палец наполовину отрезало! – Ян отдает свое пиво и принимается умело двигаться под зазвучавший суховатый хаус. Музыка стала заметно громче. Тиль то и дело останавливается и вглядывается в толпу.

– А Ким не пришла?

– Забудь о ней хотя бы сегодня. Что ей делать на такой тусовке?

Сзади к Яну подкрадывается девушка и бросается ему на шею, закрыв ладонями глаза. Лилит. Тот целует ее в щеку, и по силе излучения оба этих солнца затмевают всех вокруг. Он говорит ей что-то о ее улыбке, она ему – об устроенной им вечеринке, оба тащат друг друга на танцпол. Откуда-то наползает дым и слегка затмевает обзор, окутывая их легкой пеленой. Лилит пришла не одна; за ней, держась на некотором расстоянии, следуют двое парней, одетых так, что не заметить их невозможно. Краем глаза Тиль подмечает их красные ботинки, узкие брюки, черные свитеры в облипку и широкие темные очки. Он никогда их раньше не видел. Их зрачки размером с пуговицы на его рубашке. Стоит ему на секунду отвлечься из-за возникшего рядом Патрика, как они пропадают. От Патрика пахнет дорогим лосьоном после бритья, на нем нарочито небрежная рубашка навыпуск и фирменный приспущенный галстук.

– Мне ничего не нужно, – тут же говорит Тиль.

После рождественских каникул и своего дня рождения Патрик всегда устраивает распродажу: самокат, горный велосипед, разные игровые приставки, набор письменных принадлежностей от «Монблан», айподы… Даже сертификат на кайтсерфинг как-то попадался. Все за полцены.

– Эй, не так быстро, – хлопнув друга по плечу, Патрик роется в карманах и выуживает оттуда швейцарский нож. Если подольше послушать его напевный голос, можно позволить убедить себя в чем угодно.

– Не нуждаюсь.

– Да нет же, ты посмотри!

Тиль даже не пытается.

– Давай я тебе покажу. – Патрик жмет на кнопку, и из ножа выскакивает USB-разъем. – Шестнадцать гигов всего за шестьдесят долларов.

– А ну дай поглядеть. – Тиль берет нож и достает лезвия. Патрик напряженно следит за тем, как он проводит подушечкой большого пальца по острию, играет им на свету, снова складывает нож и убирает в карман.

– А где мои бабки? – протягивает ладонь Патрик и улыбается, хотя взгляд его застыл.

– Пришлю тебе, когда будешь в Гарварде.

Парень, стараясь не раздувать эту тему и ухватившись за подкинутое название учебного заведения, переключается на предстоящую учебу на экономиста и непременную поездку по Соединенным Штатам; Тиль тем временем смотрит на танцующих Яна и Лилит, на то, как они соприкасаются бедрами, как идеально смотрятся вместе. На заднем плане на стене появляется армия зомбофашистов и плетется куда-то в сторону окна. Девочка на экране взвизгивает, ее парень решительно стискивает рукоятку граблей. Он знает этот фильм: сейчас зомби окружат дом и будут несколько ночей сидеть в засаде, чтобы потом, когда запертые внутри жильцы начнут кидаться друг на друга, неожиданно вломиться через окно. Выживет только девчонка, оказавшись одна в лесу, с откушенной мочкой и застрявшими в ноге осколками; вдруг за ней вырастет тень – и на этом конец.

Тиль достает из ванны бутылку, стоя перед зеркалом, проводит влажными пальцами по волосам, рассказывает кое-как стоящему Вурсту, чем кончится кино. «Придурок», – отвечает ему друг, которому вовсе не хотелось знать это заранее.

Патрик снова заводит разговор о своих планах на ближайшее будущее. О том, как собирается пройти на Гавайях сертификационный экспресс-курс по дайвингу. О том, как доберется до островов на яхте, избороздив Тихий океан, ежечасно натираясь кремом, нацепив на нос солнечные очки, в окружении загорающих топлесс девчонок – тут он ухмыляется – и раздутых парусов, кидаясь в одних плавках в воду, чтобы смыть с себя защитный слой, подставить тело под загар. Играя по вечерам на нижней палубе под Джека Джонсона в покер на раздевание, запивая пивом и мартини, совокупляясь и всякое такое.

– А это вообще что такое? – тычет он пальцем в застегнутую на все пуговицы рубашку Тиля. Тот пожимает плечами, лезет в карман и достает пачку сигарет. – Эй, да что с тобой? Раньше ты всегда был заводилой, а сейчас только посмотри на себя…

– Зомбешники, – отвечает Тиль, пристально глядя на него, всучивает Патрику пустую бутылку, закуривает и, пересекая танцпол, удаляется по направлению к слившимся в исступлении Яну и Лилит.

Курят в зимнем саду. На новом красном диване теснятся люди. Фонтан из вулканического камня, тоже новый, но почему-то его не успели включить. Тилю ничего другого не приходит в голову, как потянуться за штекером, но тут он улавливает знакомый запах кариозных зубов. Сколько лет эта гниль дышала ему в затылок.

– Опять торчишь в «Медальке»? – спрашивает Матце, гундося, как обычно, в нос.

Тиль втыкает вилку в розетку, с жужжанием включается мотор, из отверстия фонтана начинает понемногу струиться вода.

– Матце, что тебе?

– «Второй фронт»?

– И думать забудь.

– «Второй фронт: Прорыв», «Тихоокеанский штурм», «Авангард», «Воздушный десант», «Герои», – начинает перечислять он. – Все про Вторую мировую. Скоро будет еще Афганистан. Ну ты наверняка слышал, если снова в игре. Выходит летом. Новая часть. Возобновляют серию. Должно быть офигенно. Как «Современная война 2». Говорят, они для этого специально заключили контракт на совместную разработку с армией США. Я себе уже заказал. Американскую версию, она раньше выйдет. – Матце делает вдох, распространяя вокруг гадостное кисловатое амбре. – «Второй фронт» неплохой. Ян говорит, ты в «Медальке» совсем увяз, как раньше, ну ты понял, когда у тебя был свой клан и прочее. Ты по-прежнему на «HaVoK», да? Слушай, у тебя же полно времени сейчас, да? Ну, я имею в виду, как минимум до конца каникул, не? Это же круто, ну, я имею в виду, если бы ты мог снова создать свой клан, как тогда, такое своего рода возрождение – слышь, вот, это же классная идея: возрождение, ну ты понял, возрождение старых добрых шутеров от первого лица, клан для тех, кто помнит, кто не пересел на всякие там «Wii U» и прочее дерьмо, ну, знаешь, где реально надо много и серьезно тренироваться, где по-настоящему ценят твои скиллы, а вначале ты реально новичок, ну, мегануб, типа…

– Это что? – перебив его, Тиль указывает куда-то в темноту.

– Что? Где?

– Матце, ты что, не видишь? Ты совсем слепой?

Парень прищуривается.

– Нет, не вижу. Что там?

– Это что, настоящие гиацинты?

В подвале курят из бульбуляторов. Пол устлан коврами, повсюду мягкие кресла, на стене большой телевизор. Батарея обернута одеялом. Тиль сидит на ковре, уставившись на монитор. Голова тяжелая. Он слегка склоняет ее набок, влево. Рот пересох. Он проводит языком по зубам, прижимает его к небу. На экране идет какой-то фильм из восьмидесятых: два дальнобойщика с развевающимися гривами, подстриженными под маллет, гоняются по всей стране за чернокожим гангстером в косухе, который якобы кого-то похитил. Все гогочут, видя, как его перекачанная фигура едва пролезает в дверь. Кого именно он похитил, никто точно не знает.

Периодически кто-то встает, набивает колпак, затягивается. Мориц поставляет травку. У него у одного глаза уже не краснеют.

– Слыхали? – его губы настолько сухие, что он причмокивает на каждом слоге. – Трюли – мандарин.

– Какой такой Трюли? – спрашивает Сара, возникшая будто из ниоткуда, и продолжает наматывать волосы на палец.

– Трюли – мандарин, – повторяет тот. – Он боится, что люди его почистят.

– У него есть чем зашириться? – спрашивает чувак, торчащий за компом. До этого Тиль вообще не подозревал о его существовании.

– Это же вообще жесть, – продолжает Мориц. – Вы себе представьте, чувствовать себя мандарином, ну, будто твоя кожа – это шкурка, и тебе страшно, что кто-то придет и почистит тебя, вот прямо сверху донизу, и начнет есть, и из тебя потечет сок – или ты сам начнешь себя есть, потому что любишь мандарины и не можешь удержаться, чтобы не укусить, и вот так вот суешь себе палец в рот, как шоколадку, и…

– До чего ты напрягаешь, – перебивает Сара и с трудом поднимается, чтобы затянуться. – Прям ну вообще.

Она принимается что-то искать, засовывает ладонь в диванную щель, переворачивает все на столе, ощупывает пол, поднимается, начинает крутиться, глядя вокруг себя.

– Ты че? Тебя оса укусила? – все ржут; тот парень, что сидит за компом, глупо хихикает и не может остановиться.

– Кое-что ищу, – девушка лезет под ковер.

– Крышку, да? – ухмыляется Мориц.

– Ты откуда знаешь?

– А она у тебя в руке.

Тиль лежит на полу. Потолок близко-близко. Ему кажется, что на нем как будто подвешены камни, тянущие его через фундамент в землю, спасающие от давящего потолка, голой лампочки, ее закрученной нити. Кино про дальнобойщиков идет уже по второму кругу. Мориц выдвигает предположение, что на самом деле лента смонтирована из совершенно не взаимосвязанных отрезков.

– Переработка отходов как бы, – заявляет он. – Того, что осталось от других фильмов, ну как, например, вон та блондинка, я ее где-то видел уже, в «Аватаре», что ли, та, что с таким здоровенным носом. Ну и как бы потом они берут, что осталось, и склеивают из этого новое кино. В такой темной комнате, где у них ящики, набитые отрезками, по темам. «Нужно еще секса», – говорит один, и другой засовывается в коробку с сексом руки, а она, конечно, забита так, что по швам трещит, потому что секс с первого раза никогда хорошо не выходит. Достает оттуда рулончик пленки, протаскивает между пальцами и выдает: «Ага, вот тут есть жесткач в обе дырки сразу». Тот, первый, подвигается, заглядывает ему через плечо и спрашивает, мол, а в каких цветах сцена: цвета – это очень важно, не то будет смотреться, как индийское кино, где все пестрое и друг с другом не сочетается, а кому нужен секс с раскраской, как в Болливуде. А потом там какой-то придурок дерет на заднем плане глотку. И спрашивает: «Это что? Там что, какой-то придурок дерет на заднем плане глотку?» И второй тогда засовывает пленку в такой древний аппарат, со светодиодами и акустическими волнами, и всяким таким, чтобы посмотреть. И стоит такая штука, из которой воет стая волков, потому что баба от них прется, и все одеты в волчьи шкуры, потому что у них там Хеллоуин или что-то еще, и под маской каждый наконец может почувствовать себя самым крутым. И вот они все начинают искать, к чему бы это приклеить, и первый чувак такой приносит коробку со всякими праздничными штуками, и они вставляют себе вампирские клыки и начинают кусать друг друга, а потом один приделывает себе прибор и начинает отделывать другого сзади.

– Вообще по-гейски прям.

– Что тут по-гейски? Заткнись, тоже мне, – Мориц поворачивается к экрану. Один из дальнобойщиков, взяв на мушку продавца из киоска с мороженым, бурчит что-то неразборчивое. – Гляньте, это они у Тарантино слизали!

Тем временем явился Трюли, заявив, что угробил на «печеньки», которые принес, целый день. Марен, придвигаясь все ближе к Тилю, интересуется, кто может подсказать ей рецепт. Тиль заявляет, что, чтобы приблизиться к нему по-настоящему, девушке стоило бы выкурить хотя бы косячок. Трюли начинает перечислять ингредиенты, наворачивая самокрутку. Не больше 0,2 грамма на печеньку. Марен кивает. «На потом», – заговорщически сообщает Трюли, похлопывая по коробке. Девушка снова кивает.

Он облизывает край бумаги и заворачивает папиросу.

– Кто хочет?

Марен первой ползет к нему на четвереньках; из-по пояса джинсов выглядывают лиловые трусики-танга. Парень засовывает косяк обратной стороной в рот, так что огонек оказывается внутри. Марен обхватывает губами другой конец; кажется, будто они целуются. Трюли вдыхает ей в легкие дым. Она не кашляет. За ней уже выстраивается очередь. В Тиле просыпается желание выбить дурь из ее башки хорошим выстрелом.

Трюли держит дым в легких так долго, что изо рта перестает струиться. Махнув рукой, Мориц – единственный из всех – продолжает пялиться на экран.

– Это там оса? – произносит Тиль, указывая на завернутую в одеяла батарею.

– Руки прочь, без шуток, она в панике!

– Кто в панике? – спрашивает Трюли, чистя мандарин.

Тиль встает и подходит к батарее. В нем вновь просыпается желание что-нибудь разрушить.

– Руки убери! – Мориц в ужасе вскакивает. За ним все остальные. Даже тот чувак, что сидел за компьютером.

– Как вы вообще это учудили?

Батареи не видно: намотанное одеяло приклеено скотчем к полу и стене. Парень из-за компа бледен, как смерть, глаза покраснели. Тиль не может разобрать, трясет его от холода или со страха.

– Мы с Яном готовили подвал, – монотонно начинает он. – Кто-то вошел и сказал: там моль. Мы никакой моли не видели. Мы с Морицем поставили буль и немного побульбулили. Ян ушел. Стало темно, и вот тогда мы увидели моль, она летала туда-сюда. Когда она села на подоконник, мы сначала по-думали, что это жук. Но потом поняли, что это огромная оса. Она вдруг исчезла. Я не боялся. Мы отодрали кусок картона, нашли ее и хотели прогнать. Но она забилась за батарею. Мы решили, что там теплее всего, а ей нужно где-то зимовать. Чтобы закончить с подвалом, мы принесли одеяло и обмотали вокруг. Мориц взял скотч и заклеил все места, в которых оно отступало. На Ютубе есть ролик, как такое делается. Поначалу она жужжала. Потом перестала, – просияв, он отворачивается и вновь направляется к компу.

– Вы это засняли? – спрашивает Тиль и поднимается медленно, словно на рапиде.

Мориц и чувак за компом лезут за телефонами. «Уже», – опережает их Марен и протягивает ему свой телефон. Те двое тоже отдают ему смартфоны.

– Спасибо, – говорит Тиль и засовывает все три аппарата к себе в карман.

Из гостиной доносятся мерные басы. Диско-шар сменили стробоскопы. Стало темнее. Единственный источник света, за исключением нервно вспыхивающих стробоскопов, – расставленные по дому свечи. Тусовки распались. Отделившиеся от систем индивиды представляют собой броуновское движение. В лучшем случае они проходят мимо друг друга. В худшем – сталкиваются и увлекают в пучину неизвестного. Каждый словно теряется в метеоритном дожде.

Среди вспышек света видны Ян и Лилит, по их щекам и предплечьям градом струится пот. Они движутся в такт, экран позади них залит кроваво-красным. Зомби-эсэсовец с полуоторванной челюстью, упав на колени перед телом парня, копошится в его внутренностях. Человек еще дышит, его глаза широко распахнуты, он пытается что-то сказать, но изо рта выходит только кровь. Офицер, выпустив ему кишки, наматывает их ему на шею, как удавку. Тот начинает хрипеть. Из лесу появляются еще зомби, набрасываются на него и тянут за конечности, покуда не разрывают его, хватают фрагменты четвертованного трупа и уносят, словно трофеи.

– Вот дерьмо, а! – Дыхание Матце еще более тошнотворно, чем было. Плечи усыпаны перхотью. Он немного косит. Матце – самое отвратительное создание в радиусе двадцати километров.

Тиль тянет руку к поясу, складывает пальцы пистолетом, приставляет их к виску парня и произносит: «Щелк!»

Пиво в ванне закончилось, воду спустили. Зеркало сплошь уклеено этикетками. Пол усыпан бутылками и тюбиками с кремом. В ванне лежит девчонка, на бортике сидят те двое парней, что пришли следом за Лилит. Девушка лежит с закрытыми глазами. Топик задрался и обнажил грудь. У нее небольшие, упругие груди с твердыми торчащими сосками. На мгновение Тилю кажется, будто перед ним Ким. Потом картинка проясняется, он видит, как один из парней протягивает другому тюбик с кремом и принимается агрессивно мять грудь незнакомки, поднимая при этом окончательно майку. Девочка мечется из стороны в сторону, словно ей снится кошмар, пытается что-то сказать, шевелит губами, но не может произнести ни звука.

– Хочешь разок? – спрашивает парень.

Тиль качает головой, но при этом занимает место на бортике ванны и гладит девушку по плечу. По всему его телу пробегают мурашки.