Онлайн чтение книги Изобилие
Таможня

Меня трясут за плечо. Я просыпаюсь, выпрямляюсь на сиденье, осматриваюсь.

Автобус стоит, в салоне горит полный свет, пассажиры суетятся, копаются в сумках, пакетах. По проходу, перешагивая через сумки, путаясь в добротном казенном тулупе – клеймо-звездочка на подоле, двигается милиционер.

Второй стоит надо мной:

– Ваши документы.

Я вытащил из-под свитера, из нагрудного кармана рубахи паспорт. Милиционер взял его, полистал.

– На таможню, – велел, сунув паспорт в карман, и добавил строго: – Со всеми вещами!

Он перешел к соседним сиденьям, а я с сумкой полез к выходу.

На улице мороз, ночь. Сразу начинаю дрожать, кутаться в пальтишко. Вспоминаю, нет ли у меня чего-нибудь запрещенного.

Вагончик таможни огорожен со стороны дороги бетонными плитами, с его крыши на автобус направлен свет мощного прожектора. У дверей стоят двое молодых людей в гражданской одежде, в руках у них автоматы.

В вагончике досматривают троих. Я встаю у перегородки, ожидая своей очереди.

На столы вывалено содержимое карманов: бумажники, сигареты, спички, носовые платки, зажигалка, мелкие деньги, пуговица, карманный сор. Милиционеры осматривают это тщательно, кропотливо. И из сумок достается все, что есть. У кого-то бритва и полотенце, у другого бутылки пива, у третьего сало…

Очень долго задерживаются с парнем, в сумке которого оказывается пакет с (как он объяснил) семенами. В пакете бумажные сверточки. В сверточках что-то хрустит. Что же это? Действительно семена? А может быть?.. Пакет развязывают, сверточки разворачивают, и милиционеры сообща смотрят, трогают, нюхают, советуются, спорят.

Наконец парень с семенами отпущен. Мой черед выворачивать карманы и выкладывать вещи из сумки.

У меня – как у всех: курево («Беломор»), коробок спичек, грязный носовой платок, булавка, мелочь, ручные часы без браслета, автобусные билетики. Ничего криминального, правда, подозрение вызывают папиросы, каждую из них осматривают, нет ли внутри чего. Нет. А в сумке – комок белья в стирку, книга, кулек с хлебом и остатками колбасы, зубная щетка и зубной порошок в баночке. Баночку вскрывают, порошок нюхают, колют спицей.

– Пастой лучше чистить-то, – дружелюбно замечает один из милиционеров, – чем мелом этим.

Я отвечаю:

– И дороже.

Ну, все в порядке, я свободен. Паспорт мне возвращен. Сгребаю со стола белье, книгу и прочее, сую в карманы «Беломор», спички, часы. Иду к автобусу.

Автобус тарахтит, глушить мотор на таком морозе небезопасно.

Водитель ходит перед фарами, курит, ворчит:

– Соляры сколько горит, мать вашу так!.. И чего все надо?.. Каждый раз такая!..

Он бросает окурок, оббивает с ботинок снег о колесо и лезет в кабину. Я закуриваю, топчусь, чтоб не закоченеть. Холод страшный – даже глазам больно, – глубокая ночь, тайга и горы вокруг, в небе звезды горят ярко-ярко, и даже свет прожектора, фар не делает их блеклыми. Жутковато. Еще эти пареньки с автоматами…

Не курится, дым плотный, боюсь им задохнуться. Топчу почти целую папиросу.

Идет поверхностный досмотр багажа, вещей пассажиров в салоне. В вагончик приглашают наиболее подозрительных, похожих на наркоманов и наркокурьеров. Остальными занимаются на месте.

Сегодня ничего, а в прошлый раз мне пришлось разуваться, закатывать рукава и показывать вены. Меня тогда прохлопали всего, лазили в карманы и нашли окурок «Примы», очень помятый. Окурок был искрошен над газетой, но в нем ничего, кроме табака, не оказалось.

А сегодня нормально.

Вот в конце концов и закончилось. Я снова в теплом салоне «Икаруса», сижу в кресле и готовлюсь заснуть. Выключается свет, пассажиры затихают, автобус трогается. Таможня на границе Тувы, республики в составе России, и Красноярского края, – позади.

1995 г.