Онлайн чтение книги Как не умереть в одиночестве How Not to Die Alone
Глава 8

Эндрю было три, Сэлли восемь, когда их отец умер от сердечного приступа. Смерть родителя отнюдь не сблизила брата и сестру, чего можно было бы ожидать в такой ситуации. В детских воспоминаниях Эндрю Сэлли захлопывала дверь перед его носом, кричала, чтобы он оставил ее в покое, а когда ему доставало смелости возразить, их споры перерастали в злобные стычки. Какими могли бы быть отношения между ними, если бы отец не умер так рано, об этом оставалось только гадать. Сложилась бы между ними крепкая связь или отцу пришлось бы постоянно вмешиваться, разнимать их, злиться? А может быть, он попробовал бы более мягкий подход, сказал бы, что они расстраивают маму. Что же касается мамы, то ее никогда не было рядом. «Слегла »  – так выразился однажды сосед, не знавший, что Эндрю лежит у разделяющего два участка забора, приходя в себя после очередных колотушек от Сэлли. Тогда Эндрю не понимал, что маму сломило горе. Ему никто ничего не объяснил. Он знал только, что если она подняла жалюзи в своей спальне, то день будет хороший – в хорошие дни ему давали на обед колбасу и пюре. Время от времени мать разрешала Эндрю забираться к ней в постель. Она лежала, отвернувшись, подтянув к груди колени, и иногда тихонько пела, а он утыкался носом ей в спину, ощущая вибрацию голоса.

К тринадцати годам Сэлли была на добрых шесть дюймов выше самого высокого мальчишки в школе. У нее были широкие плечи и толстые ноги. Казалось, ей даже нравилось быть не такой, как все, носиться с топотом по коридорам, выискивать жертв, которых можно было бы запугать.

Оглядываясь назад, Эндрю понимал, что то был, очевидно, защитный механизм, способ нанести упреждающий удар по возможным задирам, а заодно и дать выход горю. И наверно, он понимал бы сестру лучше, если бы не служил ей так часто боксерской грушей.

Вернувшись после летних каникул окрепшими и подросшими, некоторые смельчаки задирали и провоцировали Сэлли, пока она не набрасывалась на них и не гнала через спортплощадки с маниакальным блеском в глазах, колотя каждого, кто попадал под руку. Однажды, вскоре после того, как ему исполнилось одиннадцать, Эндрю выбрал момент, когда сестра спустилась вниз, пробрался к ней в комнату и какое-то время просто стоял там, вдыхая ее запах и изо всех пытаясь совершить некое магическое действо, которое изменило бы ее и заставило бы заботиться о нем. Эндрю стоял, закрыв глаза, чувствуя, как слезы собираются под веками, когда с лестницы донеслись торопливые шаги сестры. Может быть, заклинание сработало и она ощутила неодолимый позыв найти его и сказать, что отныне все будет хорошо? Секундой позже Эндрю понял, что встреча с Сэлли сулит не теплое объятье, а тычок в живот. К концу дня он получил от нее выраженное в грубоватой форме извинение, но так и не понял, двигало ли ею чувство вины или то был один из редких случаев материнского вмешательства. Так или иначе, передышка продлилась несколько дней и завершилась очередной стычкой.

Но потом, откуда ни возьмись, появился Сэм Моррис по прозвищу Спайк, и все изменилось. Спайк пришел в школу только в шестом классе, но, обладая таким качеством, как спокойная уверенность в себе, скоро стал своим. Высокий, с длинными, до плеч, черными волосами и полной, как у фолксингеров, бородкой, он вызывал зависть даже у старшеклассников, хваставших редкой порослью на подбородке. Почти сразу же по школе прошел слушок, что новичок каким-то образом навлек на себя гнев Сэлли и теперь, если скажет ей хоть слово поперек, попадет в ее жернова.

Признаки надвигающейся битвы были слишком очевидны, чтобы их не заметить: как с приближением цунами ведомые врожденным инстинктом звери устремляются на возвышенности, так и подростки спешили к месту битвы. Эндрю успел вовремя: приняв боевую стойку, Спайк и его сестра настороженно двигались по кругу. На груди у Спайка красовался значок с символом мира.

– Сэлли, – неожиданно мягко произнес Спайк, – не знаю, с чего ты взъелась на меня, но драться с тобой я не собираюсь, понятно? Я пацифист.

Еще до того, как он успел выговорить последнее слово, Сэлли сбила его с ног подножкой. В тот же миг вокруг Эндрю началась свалка, и он тоже оказался на земле, так что некоторое время слышал только одобрительные возгласы и шум продолжившейся вне поля его зрения стычки. Но потом, так же внезапно, крики сменились глумливыми возгласами и свистом. Поднявшись наконец на ноги, Эндрю стал свидетелем того, как Сэлли и Спайк заключили друг друга в страстные объятия и соединились в почти горячем поцелуе. Потом они отстранились на мгновение, и Спайк ухмыльнулся. Сэлли ответила милой улыбкой и, не тратя времени даром, с силой двинула ему коленом между ног. Отступив, она вскинула руки в победном жесте и, оглянувшись, увидела корчащегося от боли Спайка. От Эндрю не укрылось, что триумф в ее глазах умерила промелькнувшая озабоченность.

Как выяснилось позже, чувства Сэлли к Спайку Моррису были глубже простой озабоченности его состоянием. Вопреки всем трудностям эти двое сошлись. Если такой поворот и стал сюрпризом для Эндрю, то к переменам в поведении сестры он оказался абсолютно не готов. Перемены эти случились мгновенно. Как будто Спайк повозился с каким-то нагнетательным клапаном и вся злость Сэлли, обнаружив выход, покинула ее. В школе они были неразлучны, носились туда-сюда, взявшись за руки, и их длинные волосы струились на ветру. Словно сошедшие с гор великодушные великаны, они раздавали «косячки» мельтешащим у них под ногами тинейджерам. У Сэлли начал меняться голос, трансформировавшийся в конце концов в неторопливую, монотонную тянучку. Она не только стала разговаривать с Эндрю, но и приглашала его прогуляться вечером с ней и Спайком. Признавать предшествовавшую жестокую практику террора Сэлли не желала, но, позволяя брату проводить с ними время, смотреть фильмы и слушать пластинки, как бы старалась загладить вину.

Поначалу Эндрю, как и почти все мальчишки в школе, думал, что все это – некий изощренный маневр, психотическая, с дальним прицелом, тактика, что Сэлли нарочно заманивает Спайка в пабы и приглашает смотреть ужастики на битых кассетах, чтобы неминуемое побивание получилось неожиданным и еще более брутальным. Но ничего такого не случилось. Спайк смягчил ее сердце любовью. И еще «травкой». Вспышки злости случались, только доставалось обычно матери, чью апатию и безразличие Сэлли принимала за леность. Но теперь за невыдержанностью всегда следовали извинения, причем добровольные.