Онлайн чтение книги Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты Keeper of the Light
11

Пол лежал в кровати и смотрел на потолок, залитый цветными узорами. Было шесть часов вечера, его самое любимое время в этой комнате. Солнце светило в окна под таким углом, что разноцветные рыбы с витража перемещались на потолок. Их пропорции чуть искажались, но переливы зеленого, синего и золотого оставались неизменными. Пол мог пролежать до темноты, глядя на них.

Он провел так не один вечер, но в этот раз ему не терпелось дождаться темноты и уснуть. Он хотел забыть звонок Алека О’Нила. Он бы с радостью сделал вид, что никакого звонка просто не было, он не снимал трубку в кухне и не слышал энтузиазма в голосе Алека. Как этот О’Нил может заниматься делами, казаться таким довольным, радоваться жизни? Алек сообщил, что у него появилась идея. Жаль, что это раньше не пришло ему в голову. Пол может взять интервью у старой смотрительницы маяка Мэри Пур. Ее рассказ поможет ему написать брошюру.

Пол молчал, пораженный до глубины души. Ну разумеется, мрачно подумал он, почему ему вместо этого интервью просто не лечь голышом на гвозди?

– Мэри сейчас живет в доме престарелых в Мантео, – продолжал говорить Алек. – Моя жена раньше навещала ее там, и, когда Анни была там в последний раз – около полугода назад, – Мэри мыслила совершенно здраво.

Пол не мог придумать причину, чтобы отказаться от этого интервью. Он сам расставил себе ловушку в то утро, когда позвонил Ноле Диллард и напросился работать в комитете по спасению маяка. Hо, может быть, Мэри Пур его не вспомнит? Несмотря на все ее здравомыслие, она была очень старой женщиной и не видела его много лет.

Пол уже собрался сказать Алеку, что у него изменились обстоятельства и он не сможет больше помогать обществу, но притяжение маяка оказалось сильнее. Пол ответил, что непременно встретится с Мэри Пур. Он поедет в дом престарелых, как только сможет. Потом он повесил трубку, ушел в спальню и улегся на кровать, чтобы игра цвета успокоила его.

Снова зазвонил телефон. Пол снял трубку аппарата, стоявшего на ночном столике.

– Я тебе не помешала? – спросила Оливия.

– Нет. – Пол снова лег на спину, прижимая трубку к уху. Цветной рисунок на потолке стал более размытым, немного сполз к стене.

– Я просто позвонила узнать, как у тебя дела.

– Нормально, – ответил он. – А ты как?

– В порядке. Сегодня вечером работаю в приюте для женщин.

– Еще не бросила это место? – Полу было неприятно, что его жена работает в приюте. Анни делала это, искренне желая помочь. Мотивов Оливии Пол не понимал. Иногда ему представлялось, как с Оливией там происходит нечто ужасное. Может быть, там появится еще один сумасшедший. Мысль о том, что ее могут ранить или убить, пугала его до такой степени, что он сам удивлялся.

– Нет, не бросила. Бываю там раз в неделю. – Оливия замялась. – Честно говоря, я позвонила, чтобы сказать, что все еще люблю тебя.

Пол закрыл глаза.

– Не надо, Оливия, – попросил он. – Я не стою этого.

– Я не забыла, как мы жили раньше.

Он почувствовал себя негодяем. Оливии приходилось так тяжело. Она рассчитывала на него, зависела от него. В больнице его жена могла быть сильной и уверенной в себе, но, как только она расставалась со стетоскопом, становилась уязвимее и слабее многих других женщин.

– Пол?

– Я слушаю.

– Прости меня. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Мне просто хотелось напомнить тебе о моей любви.

– Да, спасибо.

Оливия помолчала немного, потом попрощалась. Повесив трубку, Пол поморщился, недовольный собой. Проклятье! Ну что он должен был ей ответить? Она просто подставляется в очередной раз, чтобы он сделал ей больно.

Пол подумал о том, что можно сказать жене правду. Сначала она расстроится, но потом все поймет. Она будет знать, что его чувства к Анни были не плодом его воображения, не наваждением, не одержимостью. Ему становилось не по себе каждый раз, когда он слышал от Оливии это слово, хотя едва ли она была виновата в том, что думала именно так. Пол сам позволил ей поверить в это.

Он множество раз брал у Анни интервью, тянул время, откладывая неизбежное написание статьи. Иначе у него не осталось бы никаких законных оснований, чтобы видеться с ней. Эти беседы были для него мучительными. Полу приходилось соблюдать дистанцию, обдумывать каждое слово, сидя за столиком в ресторане, хотя ему хотелось коснуться щеки Анни или пряди ее удивительных волос. Но он держал себя в руках и не переходил границу дозволенного. По выражению глаз Анни он понял, что ему следует вести себя официально.

Пол записывал все интервью на пленку, несмотря на ее сопротивление. «Пообещай мне, Пол, что ты будешь разговаривать со мной так, словно мы никогда раньше не встречались, как будто мы совершенно чужие друг другу», – попросила Анни. И Пол старался изо всех сил. Теперь он боялся слушать эти пленки, ему было страшно услышать ее живой хрипловатый голос с бостонским акцентом.

Анни все время говорила об Алеке. Пол ненавидел эти рассказы, потому что у Анни всегда теплел голос, когда она упоминала имя мужа. Ему незачем слушать истории об Алеке, заявил ей тогда Пол. Муж – это вовсе не обязательная часть интервью. Но Анни не сдавалась и продолжала вспоминать забавные случаи из их семейной жизни, окружая себя словами, словно доспехами. Пол позволил ей держаться на расстоянии, защищаться. До того памятного вечера, когда он больше не смог ей этого позволить.

В тот холодный вечер за пять дней до Рождества Пол приехал в мастерскую Анни. Он не планировал этого заранее, во всяком случае сознательно. Пол оставил машину на небольшой стоянке и посмотрел на окна мастерской. Внутри горел свет, и витражи словно ожили. Пол подошел к парадной двери. У него кружилась голова, то ли от буйства красок, то ли от волнения.

Через стеклянную дверь он видел Анни, склонившуюся над столом, ее рука медленно двигалась в тени цветного абажура. Дверь оказалась незапертой, он вошел. Анни удивленно подняла на него глаза, и Пол понял, что она немного испугана. Она была одна в этот поздний час в теплой, уютной, наполненной красками мастерской. Между ними больше не было спасительного ресторанного столика. Анни, вероятно, поняла, что Пол больше не позволит ей кормить его историями об Алеке и их семейной жизни, чтобы отвлечь. Он видел страх в ее глазах. Пол только не знал, его она боится или себя.

– Пол! – Анни откинулась на спинку стула и попыталась улыбнуться.

– Продолжай работать, – попросил он. – Я хочу посмотреть.

Она не шевельнулась. Ватный тампон застыл в ее руке. Пол подвинул стул к концу стола и сел.

– Продолжай, – повторил он.

Анни окунула вату в чашку с черной жидкостью, потом аккуратно провела им по выступающим линиям рисунка на абажуре. Она была в зеленых вельветовых брюках и толстом свитере ручной вязки из неотбеленной шерсти. Волосы упали ей на руку, распластались по столу, по стеклу.

Пол несколько минут смотрел, как она работает, и только потом заговорил:

– Я люблю тебя, Анни.

Эти слова разорвали тишину.

Она взглянула на него, убрала волосы назад.

– Я знаю. – Анни вернулась к работе, но потом снова подняла голову. – Тебе лучше уйти, Пол.

– Ты действительно хочешь, чтобы я ушел?

Она тут же опустила глаза на абажур. Потом Анни отбросила в сторону ватный шарик и переплела пальцы.

– Пол, прошу тебя, не усложняй ситуацию.

– Если ты уверена, что я должен уйти, только скажи мне об этом, и я исчезну из твоей жизни.

Анни закрыла глаза, и Пол протянул руку, коснулся ее пальцев. Они были холодными, напряженными.

– Анни, – позвал он.

Она снова посмотрела ему в глаза.

– Я благодарна тебе за то, как ты провел интервью, – начала Анни. – Ты не вспоминал прошлое, не пытался… воспользоваться ситуацией, хотя я понимала, что именно этого тебе и хочется.

– Мне так хотелось быть с тобой, а не…

– Но ты справился, – прервала его Анни. – Мы оба справились. Так зачем же ты пришел сюда и разрушаешь то, на что ушло три месяца борьбы с собой?

– Потому что я схожу с ума, Анни. Я думаю только о тебе.

Она вырвала руку и положила ее на колено.

– У тебя есть жена, думай о ней. А у меня есть муж.

Пол покачал головой:

– Я ужасно обращаюсь с Оливией с тех пор, как мы приехали на Внешнюю косу.

– Ты должен заботиться о ней и забыть меня. Вот смотри, – Анни открыла ящик стола, достала аптекарскую резинку и надела ему на запястье. – Каждый раз, когда станешь думать обо мне, сделай вот так. – Она оттянула резинку и отпустила. Та больно щелкнула по коже Пола. Он поморщился. – Ты очень скоро забудешь меня.

Пол улыбнулся:

– Все так просто, да? – Он посмотрел на свое запястье, потер покрасневшую кожу. – Ты тоже будешь носить такую?

– Мне это не нужно, – просто ответила Анни. – Когда я думаю о тебе, я сразу вспоминаю Алека. Мой брак всегда для меня на первом месте. Мне скоро сорок, и мои приоритеты давно определились. Не думай обо мне, Пол. Выйди из этой двери, закрой ее и забудь о моем существовании.

Он встал.

– Я никогда не смогу забыть тебя. – Пол стащил с руки резинку и бросил ее на стол. – И это мне тоже не нужно. Мысли о тебе причиняют мне достаточно боли. Но я уйду. Меньше всего на свете мне хочется причинить боль тебе.

Пол нагнулся, чтобы поцеловать ее макушку. Рыжие волосы были такими мягкими под его губами. Он пошел к двери, исполненный решимости уйти не оглядываясь.

– Пол!

Он обернулся. Анни встала, скрестила руки на груди. Пол видел, как она борется с собой.

– Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты можешь просто… обнять меня?

Пол вернулся к ней и нежно привлек к себе. Анни прижалась к нему, от ее волос пахло солнцем. Она вздохнула, обняла его, по ее телу пробежала дрожь, и Пол почувствовал это.

Он поднял руку и коснулся ее шеи. Пульс лихорадочно бился под его пальцами.

– Я хочу любить тебя, – сказал он.

Анни откинула голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо. Между ее бровями пролегла складка.

– Это опасное место для занятий любовью. Здесь всюду стекло. Осколки летят на пол, застревают в ковре…

– Тс-с, – Пол прижал палец к ее губам. – Мне все равно. – Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, и не удивился, когда Анни ответила на его поцелуй.

Сделав шаг назад, она потянулась к выключателю, но он перехватил ее руку.

– Оставь свет, я хочу видеть тебя.

– Это стеклянный дом, Пол. – Она вырвала руку.

Разумеется, Анни была права. За окнами лежала темнота, и с улицы будет видно все, что происходит в мастерской, даже сквозь витражи.

Анни выключила свет и повела его за собой. Они прошли в дальний конец комнаты, где на белых стендах висели фотографии. Проходя между ними, Анни включала небольшие светильники над снимками, создавая вокруг них с Полом мягкое сияние. Она села на пол, спиной к стене.

Пол уже хотел опуститься рядом с ней, когда неожиданно его глаз упал на ближайшую фотографию. На них без улыбки смотрел Алек О’Нил. По спине Пола пробежал холодок. Все-таки он сел рядом с Анни. Когда она притянула Пола к себе, его тревога исчезла.

Раздевая Анни, Пол смотрел на ее лицо. В синих глазах плескалось желание, то самое желание, которое она старательно скрывала во время интервью.

– Я только хочу, чтобы ты обнял меня, – шепнула Анни, но не остановила Пола, когда тот расстегнул на ней лифчик. Она встала на колени, чтобы расстегнуть брюки, и Пол помог ей снять их. Ее тело оказалось мягким и полным, чего Пол не ожидал, и в нем ему захотелось утонуть.

Он уложил Анни на ковер и снова поцеловал, потом опустил голову, чтобы взять в рот сосок. Анни придержала его за подбородок и заставила посмотреть ей в лицо.

– Ты не мог бы удовлетвориться тем, что просто полежишь рядом со мной? – спросила она.

Пол медленно покачал головой. Он ласкал ее, целовал и гладил, и сопротивление Анни постепенно ослабело.

Он испытал радость, когда все закончилось, и он лежал, обнимая Анни, чувствуя, как их сердца бьются в унисон. Ему показалось, что они лежат так очень долго, и он не сразу понял, что Анни плачет.

– Что случилось? – Пол поцеловал ее глаза.

Анни резко оттолкнула его и закрыла лицо руками.

– Я такая дура, – пробормотала она.

– Нет, Анни, не говори так и даже не думай.

Она села и отодвинулась в угол, прижимая к себе одежду, прикрываясь ею. Анни горько рыдала, уткнувшись лицом в свитер. Пол попытался погладить ее по плечу, но она застыла от его прикосновения. В неярком свете он увидел седину в ее волосах, серебристые пряди в рыжих кудрях. Они делали ее еще уязвимее.

Пол погладил Анни по волосам. Он не знал, что сказать, кроме того, что любит ее. Пол снова и снова повторял это, а Анни все плакала, закрыв лицо руками.

– Анни, перестань плакать, – взмолился он. – Скажи, что злишься на меня. Скажи хоть что-нибудь.

Она не отвечала, и в этой гнетущей тишине Пол начал одеваться. Он выключил свет над фотографией Алека, а потом снова сел рядом с ней. Анни перестала плакать, но не поднимала головы.

– Давай я помогу тебе одеться, – предложил Пол.

Она покачала головой:

– Нет. Пожалуйста, поезжай домой.

– Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии.

– Пожалуйста…

Пол поднялся и неохотно направился к двери.

– Пол!

Он обернулся к ней. Анни подняла голову, и в неярком свете Пол увидел ее мокрые от слез щеки.

– Ты не мог бы уехать с косы? – спросила Анни. – Может быть, ты вернешься на материк? Прошу тебя, Пол, умоляю.

Отчаяние в ее голосе заставило его съежиться, как от удара. Он вернулся к ней, опустился на ковер, положил руки на ее голые коленки. Пол вдруг почувствовал, как холодно в мастерской. Анни не стала возражать, когда он вытащил из кучи одежды свитер и натянул на нее. Он высвободил длинные волосы из-под воротника и поцеловал ее в лоб.

– Я бы сделал для тебя все, что угодно, Анни, но уехать отсюда не могу. Здесь и мой дом тоже.

Когда в тот вечер Пол вернулся домой, Оливия уже спала. Он заранее предупредил ее, что задержится, и попросил не ждать его. Пол принял душ внизу, чтобы не будить жену, и только тогда обнаружил осколки стекла, впившиеся в его колено, в ладони, в плечи.

Пол поднялся наверх в ванную комнату и нашел в аптечке Оливии пинцет. Присев на край ванны, он принялся вытаскивать стеклянные занозы. Из ладони осколок вышел легко. Из колена он вытащил стекляшку с большим трудом. Из ранки начинала сочиться кровь, стоило ему согнуть ногу. Придется наклеить пластырь, иначе утром простыня будет в крови.

Из плеча стекло оказалось вытащить труднее всего. Его никак не удавалось подцепить пинцетом. Покончив с этим, Пол лег в постель и подумал о том, впились ли осколки в кожу Анни. Он надеялся, что нет. Ему невыносимо было думать о том, что ей больно, или вспоминать, как она плакала.

А что, если Алек еще не спал, когда Анни вернулась домой? Вдруг он станет спрашивать, почему она задержалась, или застанет ее за тем, как она вытаскивает осколки? Что ему скажет Анни? Какие она найдет слова, чтобы объяснить свое отчаяние?