Онлайн чтение книги Когда ты проснешься…
2

Мотоцикл стремительно разрезает улицы вечерней Москвы. Лавирую между вереницами автомобилей, стараясь не приближаться к их сверкающим, раскаленным бортам. Стоит поздняя весна, и тысячи любителей натурального хозяйства покидают каменные джунгли, чтобы все выходные самозабвенно отдаваться историческому инстинкту земледелия на своих дачах.

Будучи убежден в том, что фрукты и овощи приятнее всего добывать в супермаркетах, я игнорирую все фермерские задатки. Хотя и очень благодарен трудолюбивым дачникам за опустевший город.

Люди всех регионов страны стремятся попасть в Москву, чтобы начать новую, как им кажется, лучшую жизнь. А очутившись в столице, при первой же возможности стараются из нее удрать. И, простояв несколько часов в пробке из таких же уставших жертв большого города, вздыхают потом с облегчением на крылечках загородных домиков.

Мегаполис – настоящее насилие над природой человека. Для меня же лучшим способом противостоять такому насилию – действовать в соответствии с древним правилом: если драка неизбежна, нападать надо первым. Не сопротивляться царящему вокруг безумию, а принять его, пропустить через себя, самому стать безумцем. На, выкуси, город! Сведи с ума сумасшедшего!

Те, кто воспринимает происходящее всерьез, ломаются быстрее. Подсознательно чувствуя приближающийся надрыв, люди начинают искать сублимативные формы побега.

Самая простая и доступная форма ухода от действительности – алкоголь. Недаром спиртное сопровождает человека и в печали, и в радости. Но я почти уверен, что первый выпивший в мире человек чувствовал не радость, а глубокую, глухую тоску. Потому что тем, кто по-настоящему счастлив, и в голову не придет идея затуманить свое сознание. Напротив, счастливым людям хочется впитывать каждую секунду своего счастья. С несчастьем ситуация иная – несчастным людям хочется максимально расфокусироваться, сбежать от колючих и неприятных деталей, утонуть в тумане бессвязных мыслей.

Пьющие на вечеринках люди глубоко несчастны. Их несчастье в том, что они полагают, будто не способны испытать настоящую радость без допинга. Так что я даже не уверен в том, кем быть хуже – радостным алкоголиком или печальным. Пожалуй, пьющие от радости находятся даже в худшем положении: у того, кто спивается от горя, хотя бы есть повод.

Можно сколько угодно запрещать рекламу спиртных напитков и ограничивать продажу алкоголя – все это борьба с последствиями. Людям не нужен алкоголь. Они находятся в поиске ощущения счастья, которое пока не разливают по бутылкам и не подают в красивых хрустальных бокалах со льдом.

Большинство дачников тоже своего рода алкоголики, пребывающие в состоянии похмелья всю рабочую неделю. Каждый будний день они едут на работу, которую ненавидят, где улыбаются коллегам, которых терпеть не могут. На них кричит начальник, клиенты что-то требуют, а они мысленно уже где-то далеко: окучивают любимую грядку или раскуривают сигаретку вечером на крылечке в своем садовом товариществе. И только тогда похмелье «правильной» жизни отступает.

Существуют и другие формы счастья: беспорядочный секс, наркотики, экстремальные виды спорта. Годится все, что взрывает и оглушает привычное течение мыслей, встряхивает повседневность. Если хочется проверить, что все происходящее не сон, – традиционно советуют сильно ущипнуть себя. Острый приступ боли призван выдернуть человека из сна, разделить иллюзию и реальность. В мегаполисе люди регулярно щиплют себя просто для того, чтобы убедиться, что они все еще живы, что еще способны чувствовать.

Добираюсь до дома за какие-то четверть часа. До ужина с Вадимом и его семьей остается три часа. С мстительным удовольствием думаю, что половину этого времени Вадик будет продираться сквозь сонмы автомобилей, матерясь на соседей по дороге. Впрочем, матерясь – это вряд ли, он скорее всего слушает легкую музыку или аудиокнигу и мысленно желает крепкого здоровья каждому подрезавшему его придурку. Поразительный человек.

Не удивлюсь, если вечером вместо традиционных для русских гуляний напитков на столе окажется только торт. А жена друга – румяная молодая девушка – будет разливать по кукольным чашкам в крапинку ароматный чай из носатого чайника. Потом Вадим задует свечи, загадает желание, и в одиннадцать вечера мы отправимся по кроватям, в темноте рассказывая друг другу страшные истории про налоговых инспекторов.

Меня так веселит эта проекция воспоминаний из детства, что я не сдерживаюсь и издаю невольный смешок. Сосед в лифте смотрит на меня с интересом. На мне тяжелая кожаная куртка, трехдневная щетина и растрепанные, спутанные от мотошлема волосы. Соседу непонятно, чему в этой жизни можно улыбаться в темном подъезде. Не уверен, что вообще когда-нибудь видел его улыбающимся. Так что я просто подмигиваю ему и выхожу на своем этаже.

Зайдя в квартиру, привычно вешаю шлем на крючок, с облегчением снимаю тяжелую куртку. Обычно, приехав домой в пятницу после работы, я сплю несколько часов, чтобы к полуночи отправиться в центр, где в это время начинаются чудесные превращения.

Днем холеные офисные работники с серьезными лицами обсуждают контракты и графики, делая вид, что ничего более важного в их жизни не существует. А ночью эти же приличные люди стягиваются в центр города, где набирает свои обороты торжество городского безумия.

Но сегодня мы празднуем день рождения Вадика – человека, далекого от ночных метаморфоз Москвы. К полуночи, как и все нормальные люди, вместо оборотня с горящими глазами, полными похоти и жажды недоступных в будни удовольствий, он превращается в обычного спящего человека. Целует улыбающуюся во сне дочь, исполняет супружеский долг и погружается в сон, чтобы с утра предаться семейной рутине.

Дверь мне открывает Надя, жена Вадима. Мы тепло здороваемся и обнимаемся как лучшие друзья, хотя мне кажется, что втайне она меня недолюбливает. Это лишь догадки, ведь, как и всякая мудрая женщина, Надя не допускает и тени пренебрежения в сторону лучшего друга своего мужа. Когда я поделился своим предположением с Вадимом, он меня заверил, что ни о чем таком и речи быть не может, потому что Надя, как и сам лучший друг, относится ко мне как к неизбежному, непонятному, но все-таки безобидному и родному злу.

Первое время бесшабашный друг Вадима, конечно, вызывал в ней вполне понятное женское беспокойство. Девушка боялась, что дух свободомыслия и культ игнорирования любых душевных привязанностей могут ненароком передаться ее избраннику, и у того возникнут несовместимые с уютным семейным счастьем идеи. Но Вадим был без памяти влюблен, и Надя эту любовь чувствовала подсознательно, женским шестым чувством. А уж когда правильный и честный Вадим сделал ей предложение, расслабилась настолько, что даже перестала каждые полчаса присылать другу обеспокоенные эсэмэски, если мы с ним задерживались на работе.

Прохожу в гостиную и вижу за накрытым к празднику столом, помимо наших общих знакомых и парочки школьных товарищей, Илью – нового приятеля Вадима. Недавно застал их в офисе что-то горячо обсуждающими. Илья, развернув ноутбук к Вадиму, что-то объяснял тыча пальцем в экран, а партнер, подперев ладонью подбородок, согласно кивал. Как я узнал позже, Илья руководил одним из направлений нашего потенциального клиента и обратился за определенными услугами. Какими именно, я уточнять не стал: мы не лезли в проекты друг друга, поскольку и своих забот хватало. Если Вадиму требовалась моя помощь, он обычно просил об этом напрямую, а без надобности мы друг друга не беспокоили.

Я удивился, что Илья оказался в числе приглашенных: обычно мы с Вадимом не смешивали работу и личную жизнь. Но сейчас Илья сидел рядом с моим другом так, будто они были знакомы сто лет, и что-то вполголоса ему рассказывал, дирижируя собственную речь нанизанным на вилку маринованным грибом.

Глядя на эту внезапно вспыхнувшую приязнь между клиентом и его потенциальным подрядчиком, можно было бы заподозрить друга в кривлении душой во имя коммерческих интересов агентства. Но во-первых, наши потенциальные клиенты если и собирались сближаться с нами, то исключительно в «Пушкинах» и «Турандотах», а вовсе не в простенькой домашней обстановке, а во-вторых, стоило чуть внимательнее приглядеться к Илье, как сразу становилось понятно, чем объяснялась эта неожиданная деловая дружба.

Илья был точно таким же уютным семейным человеком, как Вадик. Его выдавали та же плавная мимика, построение фраз и неторопливые жесты. Даже на праздник Илья пришел со своей тихой, скромной супругой и маленьким сынишкой. Сходство впечатления, которое производили новоиспеченные партнеры, было настолько сильно, что я готов был поспорить, что обнаружу на парковке второй уродливый минивэн, если прямо сейчас предложу джентльменам спуститься вниз.

Гости над чем-то смеются, когда я захожу в комнату, а Вадим, первым заметив мое появление, поднимает руку:

– О, Сашка, проходи. Я как раз рассказываю ребятам о твоем сегодняшнем подарке.

С деланым смущением кланяюсь присутствующим.

– Ты рассказал им, как наложил в штаны при виде дяди-Бориных «орлов»? Ребята, какую версию он вам рассказывает? Как героически противостоял отряду? Не верьте ни единому слову, а лучше заходите к нам в офис, я попросил сохранить запись с камер видеонаблюдения. Кино, я вас уверяю, великолепное! Разогреем попкорн в микроволновке и посмотрим.

– Я тоже хочу! – подает голос Надя.

Гости смеются, а я сажусь за стол. Передо мной тут же появляется тарелка, и дальнейшее застолье течет по классической схеме: мы ужинаем, выпиваем и желаем имениннику разных благ.

Обвожу взглядом веселую, захмелевшую компанию и думаю о том, как мне нравятся эти люди. Большинство наших приятелей с детства отсеялись по естественным причинам. Клявшиеся когда-то, еще на школьном дворе, в вечной дружбе друзья исчезали из нашей жизни, стоило им попасть в омут семейного счастья. Мы некоторое время продолжали приглашать на различные совместные мероприятия, но, получив несколько ответов, в духе «простите, парни, Мариночка не может», махнули рукой. В конце концов, насильно тащить – занятие неблагодарное.

А потом вдруг начавшие разводиться приятели вновь показывались на нашем горизонте. Первое время мы встречали их с радушием и верили звучащим в воздухе новым жарким клятвам, пока не убедились, что прояснение в сознании этих людей носит лишь временный характер. «Вечная дружба» длилась ровно до того момента, пока в жизни заблудшего друга не появлялась очередная «Мариночка», которая «не могла». После чего история повторялась.

В конце концов, мы с Вадиком стали с легкой душой отпускать таких персонажей и больше внимания уделять тем, чье желание быть рядом не зависело от семейной конъюнктуры.

Когда Илья пошел на балкон курить, мы с Вадимом увязались за ним.

– Саш, я давно хотел спросить, – говорит Илья, поднося огонек зажигалки к моей сигарете, – почему ты не женишься?

Затягиваюсь едким дымом и кашляю. Со стороны это выглядит так, как будто я поперхнулся от вопроса. Вадим улыбается – он знает.

– Потому что не хочу, Илья, – отвечаю любопытному приятелю, прокашлявшись.

– Как это – не хочешь? – изумляется тот.

– Глупо хотеть жениться, основываясь на абстрактном желании. Это что, прихоть какая-то? Мне понятно, как можно хотеть связать свою жизнь с конкретным человеком. Но этого человека сначала нужно встретить. Потом понять. Потом молиться, чтобы этот человек принял тебя в ответ со всеми твоими особенностями, и только потом захотеть связать себя узами брака. В вопросе «почему ты не женишься» я вижу призыв к ответственности за несоблюдение какого-то социального ритуала. А я редко руководствуюсь в своих действиях ритуалами. Мне больше нравится мир собственных чувств и ощущений.

– Но, если ты говоришь о чувствах, – Илья неловко стряхивает пепел в окно, и Вадим заботливо пододвигает пепельницу поближе, – неужели тебе не хочется испытать серьезные чувства? Любовь? Боишься ответственности, да?

– Использование в одной фразе слов «любовь» и «серьезность» вызывает у меня тоску. Уж чему-чему, а любви уж точно всякая серьезность противопоказана. Рассказать тебе об ответственности? В какой-то момент наши с Вадимом одноклассники вдруг повально увлеклись серьезными отношениями. Настолько серьезными, что все как один связали себя узами брака. Ленты соцсетей белели вуалью, сверкали золотом колец и чернотой смокингов, счастливые друзья с торжественными аватарками вдруг стали призывать меня стать ответственнее и серьезнее. Они говорили, что замужество или женитьба – это главный критерий человека, способного брать на себя ответственность. И знаешь, где сейчас все эти «ответственные» люди? Большинство развелись, матери-одиночки воспитывают детей, некоторые пошли на второй заход в ЗАГС. Я над ними вслух шучу, спрашиваю, не выдали им там еще карту постоянного клиента, а про себя думаю: разве это серьезно? Разве брошенные дети – лучший образец ответственности? Так кто из нас проявляет большую ответственность: я, честно принявший себя и не пытающийся строить замки из песка, или они – увлеченные блеском ритуала, но не познавшие толком себя и того, чего на самом деле хотят в жизни?

– То есть, по-твоему, лучше бы им вести такой же образ жизни, как у тебя?

– Да при чем здесь это, Илья? Образ, не образ. Я сейчас о честном отношении к себе. Они же сами себя обманывают! Я не святоша, это правда. И действительно наломал много дров. Но я изначально признал себя дровосеком и не пытался изображать строителя. Мои намерения не расходятся с действиями. Ни одной из своих подруг я не клялся у алтаря в верности, чтобы потом оказаться застуканным в постели с другой, как это часто бывает. Так что не надо мне говорить про ответственность!

Вадим улыбается и слегка касается моего плеча, призывая не слишком распаляться. У нас был однажды похожий разговор. Друг тогда, хоть и не разделявший до конца моей позиции, признал, что логика в ней есть, и его несогласие связано исключительно с нашими различиями во взглядах на жизнь. Теперь он, того не скрывая, наслаждался нашей беседой, видя себя в запнувшемся в отсутствии аргументов Ильи.

– Да-а… – задумчиво тянет Илья. – Я вижу, ты долго над этим думал.

– Ты просто неправильно задаешь вопрос. Правильнее было бы узнать, почему я до сих пор не встретил ту, на которой захотел бы жениться. А может, и не захотел бы, но был от этого не менее счастлив с нею без штампа в паспорте.

– Так почему же?

– А черт его знает, – совершенно искренне отвечаю я. – Я судьбу не подгоняю. Ей виднее, когда начать делать из меня «ответственного»!

Пародируя на последнем слове интонацию Ильи, щелчком отправляю окурок в окно. Вадим смотрит осуждающе, возмущенный то ли моей бестактностью в ответе, то ли актом утилизации мусора в мировое пространство. Тем не менее никак не комментирует и демонстративно тушит свою сигарету в пепельнице.

Мы какое-то время молчим, глядя на раскинувшуюся до горизонта оранжевую клетку светящихся окон соседних домов. Тишину снова нарушает Илья.

– А знакомства в Сети ты когда-нибудь пробовал? – неожиданно спрашивает он. – Всякие там сайты, приложения…

Вадим с интересом поднимает на меня глаза. Ему любопытно услышать ответ, ведь раньше мы никогда не обсуждали с ним способы, которыми в моей жизни появляются женщины.

– Пробовал несколько лет назад, – честно отвечаю я, – ничего хорошего.

– Почему же?

– Мне кажется, проблема любых сайтов знакомств в том, что в них отсутствует одна жизненно необходимая вещь.

– И какая же?

– Контекст! – многозначительно выдаю я и смотрю на реакцию приятелей.

Они молчат и ждут продолжения.

– Искусственным способам знакомства всегда не хватает контекста. Какими бы навороченными ни были эти приложения и сайты, они все страдают одной болезнью: единственное, что в момент знакомства объединяет пару, – это само приложение. Улавливаете? То есть единственная объединяющая в этот момент двух людей цель – это поиск новых знакомств. Такой себе повод для возникновения влечения. Приложение искусственно насаждает людям друг друга. Похоже на знакомство мышей в инкубаторе. Возможно, мышкам повезет, и они случайно окажутся теми, кого оба ожидали видеть. Но чаще происходит иначе. Это лотерея, Илья, а я с детства не люблю доверять жизнь воле случая.

– А какой, по-твоему, должен быть тогда контекст? – включается в разговор Вадим.

– Да какой угодно! Два человека, столкнувшиеся на улице из-за того, что оба читали книгу и слишком увлеклись, уже имеют больше шансов найти общий язык, чем искусственно скрещенные в инкубаторе приложения профили. Я, конечно, человек прогрессивный, но по-прежнему считаю, что люди должны знакомиться там, где им больше всего нравится проводить время. Там, где их знакомство происходит без влияния третьих лиц, понимаете?

– Какие книги? – хохочет Вадим. – Твои мышки столкнутся скорее, вперившись в экраны мобильных телефонов! Но скажи мне, много ли у тебя общего контекста с твоими женщинами из клубов и баров?

– Много, – вполне серьезно отвечаю я. – Достаточно того, что мы оба пришли ночью в одно и то же место, чтобы как следует повеселиться. Можно по-разному оценивать серьезность контекста, но ночью в баре у нас определенно общие цели. Наши намерения и интересы схожи, и знакомство развивается так, как нам этого хочется.

– Общие интересы – это выпить и потрахаться на диване в офисе? – хитро прищурившись, спрашивает Вадик. И добавляет, заметив мои округлившиеся глаза: – Ой, Саш, ну, конечно, я все знаю.

Пожимаю плечами.

– Возможно, в вашей вселенной, парни, все женщины хотят исключительно семью, детей и вот это вот все, – неопределенно машу рукой в сторону гостиной, – но я вас уверяю – женщины не всегда хотят следовать роли, которая рекомендована им обществом. Некоторым из них… да большинству, хочется вполне простых удовольствий и безрассудных приключений. Они приходят вечером в бар не для того, чтобы найти себе мужа. Они приходят выпить с подругами. Потанцевать. Если повезет, увлечься каким-нибудь особенно активным небритым зеленоглазым брюнетом, который с легкой руки снимет с них груз общественных обязательств и позволит хотя бы на мгновение обнаружить свою настоящую женственность. Другое дело, что искреннее проявление женщинами сексуальной инициативы в обществе почему-то до сих пор рассматривается как девиантное поведение. Поэтому женщины о своих желаниях никогда не говорят напрямую. Но умалчивание не означает отсутствие. И я ведь даже не соблазняю этих женщин. Соблазнение – это когда ты другому человеку взял и навязал свои желания. Но разве можно считать соблазнением ситуацию, в которой эти желания совпадают?

– Моя жена таких женщин называет ш… – начинает было Илья, но осекается. Лишь машет рукой, мол, вы поняли.

Понимающе улыбаюсь:

– Ну, это такой страшный бабайка для женщин. Сильнее растекшейся туши женщин беспокоит только то, не выглядят ли они так, как их называет твоя жена. И каждую секунду вынуждены балансировать между разрывающими их желаниями и ритуалом недоступности, который навязывает им общество. Мужчина, который может показать женщине, что уважает и открыт к ее естественным проявлениям себя, – успешен у женщин. Мужчина, всем своим видом демонстрирующий серьезные намерения, получает полную программу, социальный «ол инклюзив» с конфетно-букетным периодом. В этом вся ирония отношений полов – обе стороны старательно следуют обоим известным правилам, чутко следя, чтобы каждый надлежащим образом исполнял свою роль.

– Дела… – задумчиво тянет Илья. Потом снова открывает пачку, думая, не закурить ли вторую, но отказывается от этой затеи.

– Ну а вы-то с женой как познакомились? – спрашиваю его я, переводя тему.

– На работе, – уклончиво отвечает он. – И у нас был контекст.

– Поздравляю, мой старомодный друг, – одобрительно улыбаюсь я. – Рад, что ты не из тех, кто играет в рулетку на любовь. Во все азартные игры лучше играть на раздевание. А любовь – материя тонкая! Шуток не терпит. Как и искусственного оплодотворения через все эти ваши «дейтинги».

Илья задумчиво кивает, я дружески хлопаю его по спине, призывая не воспринимать всерьез все, что он услышал, и мы возвращаемся в комнату.

Спустя час прощаюсь с гостями и выхожу из квартиры в компании Вадима, который вызвался проводить меня до машины.

– Спасибо, что заехал. Хорошо посидели. Обычно ты носишься без конца вокруг, и я без таких разговоров, как сегодня на балконе, начинаю забывать, что ты не просто жуткий бабник, но бабник идеологический. Это страшная, неизлечимая смесь!

– У меня совершенно запущенный случай, медицина бессильна! – комментирую я диагноз друга, и мы смеемся. – Спасибо за приглашение! Попрощайся с Надей, я не стал ждать, пока она уложит твою принцессу.

– Давай, до понедельника. Кстати, помни, что следующая пятница может стать для тебя последней! – неубедительно шутит Вадим, намекая на свою очередь готовить мне сюрприз.

Смеюсь, открывая дверь подкатившего к подъезду такси:

– Хорошо, хорошо. Но учти, что прошлогодняя затея с внезапной беременностью уже тухляк. Я с тех пор внимательно слежу за тем, чтобы не оказаться счастливым обладателем абонемента в «Детский мир». Придется тебе придумать что-нибудь получше. Справишься или помочь?

Вадик кривится в дразнящей гримасе и повторяет мои последние слова, коверкая их.

– Ну, ей-богу, Вадик. Беременность? Ты серьезно? – сажусь в желтый автомобиль. – Это ведь так неэтично – использовать в своих темных делишках невинную милашку Светку!

– Настю, – поправляет Вадим. – Ту девушку звали Настя. И она была не такой уж невинной, насколько я помню по твоим рассказам.

Грожу ему пальцем.

– А ты все-таки меня слушаешь, когда делаешь вид, что тебе не интересно? Грязный извращенец!

– Мог бы и запомнить имя потенциальной матери твоих детей, несостоявшийся папаша! – Он пропускает мою реплику мимо ушей. – Класть лицом в пол половину моего офиса, по-твоему, этично?

– Это и мой офис тоже. – Я пожимаю плечами. – Зато нам всем было весело!

– Не сомневаюсь, что вы с Борисом Сергеевичем отлично провели время. А я чуть с ума не сошел. Кстати, торт был отличный! – говорит Вадим и закрывает за мной дверь автомобиля. Я опускаю стекло, чтобы бросить приятелю очередную шутку, но Вадим вдруг опережает меня, переходя на серьезный тон:

– Поезжай домой и не ходи сегодня к своим девкам. Побереги себя хотя бы до следующей пятницы: оставь мне возможность отыграться.

Нетрезво улыбаюсь и киваю, таксист трогается с места. Салон автомобиля погружается в темноту переулка. Некоторое время мы петляем по улицам микрорайона, прежде чем выезжаем на шоссе и спустя полчаса оказываемся в центре.

Летними пятничными ночами город меняется до неузнаваемости. Всегда собранная, строго взирающая на нас ровными гранями деловых центров дневная Москва ночью выпускает своих демонов наружу. Она зажигает тысячи маленьких маяков, на которые из своих спальных районов слетаются, точно мотыльки, усталые люди.

Женщины с удовольствием снимают с себя узкие офисные юбки и облачаются в струящийся, сверкающий шелк. Мужчины меняют галстуки на рубашки с широким воротом, рваные джинсы и кеды. Не важно, кто они днем, – ночью можно быть кем угодно. Нужно быть кем угодно, главное – не собой.

Освобожденные мотыльки со всей Москвы слетаются в просыпающийся ночью район Красного Октября. На дорогах желтеют сверкающие бока многочисленных такси. Изредка мелькают дорогие автомобили людей, для которых понты оказались дороже алкоголя, и они согласились самостоятельно сесть за руль в обмен на несколько восхищенных взглядов на подъезде к ночному клубу.

В какой-то момент ловлю себя на желании присоединиться к набирающему обороты празднику. Ночная Москва гипнотизирует и запускает липкие щупальца в души случайных ночных гуляк пьянящими огнями, громкой музыкой, роскошью и обещанием удовольствий. Прикоснешься к ней, поддашься влечению – и тебя унесет, закружит в океане света, сигаретного дыма и беснующихся людей. Чертовски заманчивые перспективы! Проживет ли Москва эту ночь без меня?

– Шеф, остановись, пожалуйста, я выйду здесь. – Я хлопаю водителя по плечу и, выйдя из автомобиля, устремляюсь навстречу гипнотическому свету.