Онлайн чтение книги Конверт из Шанхая
5

Мы, как-то не сговариваясь, зашли на обратном пути вымыть руки и вернулись к нашему остывшему чаю и пирожкам. Дедушка был хмур, Иван Порфирьевич пребывал в глубокой задумчивости. Оба машинально взяли в руки по пирожку и принялись их есть, одновременно поднося ко рту и откусывая. Получилось комично. Это чуть отвлекло меня от печальных раздумий, заставило внутренне встряхнуться.

Так мы сидели молча и ели пироги, запивая их холодным чаем. Удивительно, но я не смогла вспомнить, в какой момент сама взяла в руки пирожок.

– Ну и что вы об этом думаете? – спросил Иван Порфирьевич.

– Не нравится мне это. Уж начинает казаться, что смерти к нам сами тянутся, – рассерженно сказал дед.

– Афанасий Николаевич, уж простите, но тут вы не правы. Ежели бы не мое присутствие, так об этой смерти вы бы узнали, как и все другие. Этакое шило… – тут он задумался и еще раз покачал головой в некотором недоумении. – Так вот, шило в мешке не утаишь, так что все в поезде про это страшное преступление узнали бы. Поохали, поахали да и забыли бы. И вы также. Кабы не случился здесь я. Но у меня должность такая, и тут уж ничего не поделаешь.

– Вы ведь не про это спрашивали, Иван Порфирьевич? – сказала я.

– Ну да, не про это. Событие для железной дороги не частое, но и такие порой происходят. А я спрашивал о том, что вы думаете о причинах столь трагического происшествия. Впрочем, если такие разговоры вам неприятны…

– Приятного в них мало, но и повода от них отказываться не вижу, – вздохнул дедушка. – Так или иначе Даша да и я, грешный, обсуждать все это станем. Так отчего не поговорить с вами. А то, что я перед этим сказал, сказано было от жалости к покойному и от того, что его смерть другие смерти заставила вспомнить. И проказы вот этой особы, едва ей головы не стоившие. Ну да от нашего с вами присмотра здесь ей никуда не деться, так что можно быть относительно спокойными.

Еренев заулыбался, потом даже рассмеялся.

– Умеете вы сформулировать, Афанасий Николаевич! Право слово, вам пьесы писать нужно. И все ж таки, что вы думаете об этом?

– Это вот Даша пусть скажет, я ничего особого углядеть не смог, и соображений у меня никаких. Ровным счетом никаких.

– Очень похоже на ограбление, – сказала я. – Бумажника же в кармане нет?

Иван Порфирьевич кивнул и даже не стал спрашивать, как я об этом догадалась.

– Преступник открыл дверь ключом…

– А это вы отчего решили?

– Что ключом, а не отмычкой? Ну, дверь, то есть то место на двери, где замок, без царапин, они вроде должны быть, когда открывают отмычками?

– Вовсе не обязательно. Вопрос, так сказать, в мастерстве преступника.

– Ну да это не главное. Михаил Наумович был разбужен, когда преступник проник в купе. А от отмычки шуму было бы больше, чем от ключа, мог покойный проснуться уже от этого шума.

– Довод чуть более убедительный, но не слишком. Опытный взломщик с хорошим инструментом… Да дверь вообще могла быть не заперта.

– Вряд ли, – не согласилась я. – Не похож был Михаил Наумович на человека, не запирающего двери. Опять же вчера, когда у нас здесь было чаепитие с его участием, он разрешил нам с Машей пойти в его купе, но перед этим сам туда заглянул на минуту и вышел, убирая что-то в карман. Значит, ему было за что опасаться. Думаю, опасался он не нас, а посторонних, так что купе на ночь запер бы обязательно.

– Тоже не факт, но уже очень убедительно, – кивнул Иван Порфирьевич. – Продолжайте, пожалуйста.

– Преступник открыл дверь, не важно чем, и вошел в купе со спящей жертвой. Жертва проснулась, скорее всего, когда преступник уронил на пол счеты. Преступник ударил жертву прямо в сердце. Схватил бумажник, бросил все остальное и ретировался.

– Дарья Владимировна, не стоит мне устраивать экзамен, – Иван Порфирьевич даже пальцем мне погрозил. – Вы прекрасно видели, что счеты сброшены покойным, а не преступником. Лежали они сбоку, прямо под рукой покойного.

Все позволили себе заулыбаться, даже дедушка, ради чего и была затеяна моя ловушка для опытного полицейского чина.

– Не буду больше! Не велите казнить! – принялась я оправдываться.

– Не помилую, – пообещал Иван Порфирьевич и нажал кнопку звонка, вызывая официанта из ресторана. – Ну-с, слушаю вас далее.

– Далее у меня одни вопросы. Потому что не важно, от чего проснулся покойный, а все остальное вроде именно так и выглядит.

– Так! Вы сказали «выглядит». Что вам не нравится, что вас смущает?

– Папка. Вернее, то, что она пуста. Преступник взял какие-то бумаги, но не взял такую дорогую вещь, как несессер.

– Ну, преступник мог попросту не осознать ценность этого предмета. А вот что было в папке – вопрос весьма важный.

– И что интересного для грабителя могло в ней быть? – спросила я.

– Ценные бумаги, облигации, чеки, – наконец принял участие в разговоре и дедушка.

– А счеты?

– Что счеты?

– Счеты обычно используют, чтобы считать, – пояснила я свой вопрос.

– Может, Михаил Наумович подбивал общую стоимость бумаг, хотя ее он, уж наверное, должен был знать заранее. Но мог, к примеру, пересчитывать стоимость бумаг по курсу ассигнаций к золотому рублю. Или к какой иностранной валюте.

– Иван Порфирьевич, а что было в том футляре? – спросила я призадумавшегося господина Еренева.

– Арифмометр[28]Арифмометр – механическая счетная машинка., – ответил тот.

– И что вам показалось странным в этом счетном приспособлении?

– А разве мне показалось?

– Показалось, а то с чего бы вам вот этак головой качать?

– Странным мне показалось то, что у покойного была столь новомодная вещица, как арифмометр Однера, а он пользовался счетами.

– Да тут ничего удивительного нет, – отмел все сомнения дедушка. – Я и сам во времена, когда приходилось постоянно заниматься бухгалтерскими делами, всегда держал на столе и счеты, и арифмометр. На счетах привычнее, а оттого быстрее складывать и вычитать. На арифмометре много быстрее и точнее получается умножать и делить, особенно большие числа. И такая особенность, чтобы одновременно пользоваться и счетами, и арифмометром, водится за очень многими.

Прибежал официант, Иван Порфирьевич сделал заказ.

– Хорошо, – вернулся он к прежней теме. – Подведем итог. Совершено ограбление с убийством. Вероятнее всего, преступник ночью, когда все спали, незамеченным прокрался к двери купе жертвы, вскрыл ее либо ключом, либо отмычкой и вошел. Но неосторожное движение или иная причина разбудили жертву, преступник схватил орудие убийства – либо принесенное с собой, либо находившееся в купе – и нанес жертве смертельный удар. Были похищены бумажник с деньгами и некие бумаги из папки на столике. Чемоданы, одежда и прочие вещи остались нетронутыми. Чемоданы и одежда понятно. Убийство – это вам не кража, господа присяжные поверенные, так что преступник был испуган, желал побыстрее покинуть место преступления, а чемоданы и одежда ему бы мешали, могли выдать его при встрече с кем бы то ни было, привлекли ненужное внимание, мог возникнуть переполох. А вот несессер… То ли он не был оценен по достоинству, то ли?.. Непонятный, пока необъяснимый момент. Как бы то ни было, преступление можно квалифицировать как ограбление со взломом и непреднамеренное убийство. Десять лет каторги! Но для этого нужно преступника установить.

Иван Порфирьевич вновь задумался и умолк, пришлось отвлечь его.

– Постойте, пожалуйста, – обратилась я к нему. – Я про орудие убийства хотела спросить. То есть что вы о нем думаете?

– Да, разумеется. Необычное орудие. Никогда прежде такого не видел. Оно в равной мере может оказаться… ну чем-то вроде ножа для бумаг, если принадлежало убитому, или настоящим оружием, если было принесено преступником.

– От входа было плохо видно, но мне показалось, что на рукояти был рисунок?

– Был. Орнамент вдоль ее верхнего и нижнего краев. Но он мне ничего и ни о чем не говорит. Могу нарисовать?

Рисунок и нам с дедушкой ничего не напомнил.

– Ох, что вы там про личность преступника собирались сказать, Иван Порфирьевич? – спросил дедушка.

– Я, Афанасий Николаевич, хотел сказать, что наши рассуждения были нужны лишь для того, чтобы помочь эту личность установить. Так что мы с вами свою миссию исполнили, приготовились дать показания самым тщательным образом. А дальше уж не наше дело.

От этих слов дедушка повеселел.

– Дедушка, давай я тебя стану называть по имени? – спросила я.

– С чего вдруг?

– Ну ты слишком молодой, чтобы быть дедушкой такой взрослой внучки. На тебя вон дамы вчера заглядывались.

– Не смеши меня, Даша! Грешно это, смеяться рядом с покойным.

– А что! Дарья Владимировна права, – поддержал мою мысль господин Еренев. – Вот сейчас будет станция, вы прогуляйтесь по перрону, сами увидите.

– Заговор! Вы меня отправляете гулять по перрону, а сами станете со следствием общаться! Не допущу! Я тоже любопытный! И не старый еще, как вы же любезно отметили. Может, от меня следствию тоже польза выйдет?

– Да не будет никакого следствия, – вздохнул товарищ прокурора.

– То есть как?

– Позже все растолкую. Мы на станцию прибыли, предлагаю пройти на перрон ко входу в первый класс. Все произойдет весьма быстро, так что нам лучше быть под рукой.