Онлайн чтение книги Кот, который любил Брамса
ДВА

Квиллер уложил в машину всё необходимое для путешествия: два чемодана, пишущую машинку, тринадцатифунтовый словарь, пятьсот листов машинописной бумаги и две коробки книг. Поскольку Коко наотрез отказывался есть специальную пищу для кошек, пришлось брать с собой двадцать две банки консервированной курятины, лосося, консервированную говядину, целую упаковку тунца, креветок и крабов. На заднем сиденье лежала любимая сиамцами подушка, а на полу стояла овальная латка с отпиленными ручками, в которую был насыпан дюймовый слой песка. Это был кошачий туалет. Когда их предыдущий туалет проржавел, Роберт Маус пожертвовал латку с собственной кухни.

Мебель в квартире Квиллера принадлежала его предшественнику, и немногочисленное Квиллерово имущество – вроде старинных весов и железных лат – было сложено на лето в подвале дома Арчи Райкера. Вот так, не обременённый лишним имуществом, наш журналист с легким сердцем взял курс на север.

Пассажиры на заднем сиденье реагировали на происходящее несколько нервно. Кошечка пронзительно завывала каждый раз, когда машина поворачивала, проезжала по мосту или под виадуком, проходила мимо едущего навстречу грузовика или набирала больше пятидесяти миль в час. Коко сердился на неё, покусывал за заднюю ногу. Его ворчание и шипение вливались в общий шум. Квиллер вёл машину, крепко сжав челюсти, с трудом выдерживая изумленные и возмущенные взгляды проезжающих водителей, которые раздраженно жали на клаксоны.

Его путь проходил через пригороды, потом по извилистым загородным дорогам. Тут было уже прохладнее, сосны стали выше, чаще попадались грузовички и дорожные знаки «Осторожно, олени». До Пикакса оставалась всего сотня миль, но взъерошенные нервы Квиллера заставили его остановиться на ночлег. Путешественники нашли приют в туристском кемпинге, где среди леса были разбросаны далеко друг от друга старые шаткие домики. Все трое были совершенно измучены, и Коко с Юм-Юм немедленно уснули на самой середине кровати.

На следующий день во время путешествия с заднего сиденья раздавалось уже меньше протестов. Стало ещё прохладнее, знаки «Осторожно, олени» сменились другим и – «Осторожно, лоси». Шоссе понемногу поднималось в гору, потом нырнуло в долину и превратилось в главную улицу Пикакса. Старые величественные особняки, стоявшие по обе её стороны, демонстрировали богатство первых здешних лесорубов и рудокопов. Майн-стрит делила город пополам и огибала небольшой парк. Напротив него стояло несколько внушительных зданий: суд, построенный ещё в девятнадцатом веке, библиотека, украшенная колоннами, словно греческий храм; две церкви и пышная резиденция с отполированным до блеска номером дома, принадлежавшая тёте Фанни.

Это был большой каменный особняк, позади которого располагался каретный сарай. Возле дома стоял синий грузовичок, а в кустах копался садовник. Он воззрился на Квиллера, который, однако, не успел разглядеть выражение его лица. На входной двери красовалось старомодное, отделанное сверкающей медью отверстие для почты, на нём была выгравирована фамилия Клингеншоен.

Ответившая на звонок маленькая пожилая леди, несомненно, была сама тётя Фанни – бодрая в свои восемьдесят девять лет, крошечная, но полная энергии. На её напудренном морщинистом лице выделялись накрашенные ярко-оранжевой помадой губы и очки, которые сильно увеличивали глаза. Она пристально смотрела на посетителя и, сфокусировав наконец взгляд сквозь толстые линзы, широко раскинула руки в приветственном жесте. Потом откуда-то из глубин этой крошечной женщины выплеснулись низкие раскаты грома:

– Силы небесные! Как же ты вырос!

– Надеюсь, что так, – весело согласился Квиллер. – Когда мы виделись последний раз, мне было всего семь. Как поживаете, Франческа? Выглядите просто потрясающе.

Её экзотическое имя вполне соответствовало яркому одеянию: вышитой павлинами тунике оранжевого атласа, надетой навыпуск с узкими чёрными брюками. На голове был накручен шарф, тоже оранжевый, который завязывался на макушке таким образом, чтобы добавить роста его обладательнице.

– Входи, входи, – радостно пророкотала она. – Как же я рада тебя видеть!.. Да, ты выглядишь совсем как на фотографии в «Прибое». Если бы тебя сейчас могла видеть твоя мать, упокой Господи её душу. Она была бы просто в восторге от твоих усов. Как насчёт чашечки кофе? Я знаю, вы, журналисты, поглощаете кофе ведрами. Мы будем пить его в солярии.

Из холла с высоким потолком и величественной лестницей тётя Фанни проследовала через чопорную гостиную, пышную столовую и затянутую в пёстрый ситчик комнату для завтрака в просторное помещение с окнами до пола, плетёной мебелью и древними каучуковыми деревцами.

– У меня есть просто божественные булочки с корицей, – произнесла она низким грудным голосом. – Том привёз их утром из булочной. Мальчиком ты обожая булочки с корицей.

Пока Квиллер устраивался поудобнее на плетёном диванчике, его хозяйка, проворно переставляя крошечные ноги в чёрных китайских туфельках, исчезла где-то в глубине дома, продолжая свой монолог, который он мог разобрать лишь наполовину. Она вернулась с большим подносом.

Квиллер вскочил: – Позвольте помочь вам, Франческа.

– Спасибо, дорогой, – рыкнула она. – Ты всегда был на редкость внимательный. Непременно положи сливки в кофе. Том сегодня привёз их из молочной. Таких сливок в городе не найдешь.

Квиллер предпочитал чёрный кофе, но отказываться от сливок не стал. Откусив от пышной булочки с корицей, он рассеянно перевел взгляд на ведущую в сад стеклянную дверь. Он увидел, что садовник стоит опершись на грабли и пытается заглянуть в комнату.

– Ты остаешься обедать, – объявила тетушка Фанни из глубины огромного кресла-качалки, полностью поглотившего её крошечную фигурку. – Том съездит к мяснику за бифштексом. Ты какую часть предпочитаешь? Филейную? У нас просто великолепный мясник. Ты любишь вареный картофель со сметаной?

– Нет-нет! Спасибо, Франческа. У меня в машине двое перенервничавших животных, и мне бы хотелось как можно скорее довезти их до места. Ценю ваше радушие, но как-нибудь в другой раз.

– А может, ты предпочитаешь свиные отбивные? – не унималась тётя Фанни. – Я приготовлю побольше салата. Какая заправка тебе больше нравится? А на десерт у нас будут блинчики креп-сюзетт – когда я училась в колледже, то всегда делала именно этот десерт для своих гостей-джентльменов.

«Она что, глухая? – подумал Квиллер. – Или, может, просто не хочет слушать? Надо во что бы то ни стало привлечь её внимание».

– Тётя Фанни! – заорал он.

– Да, дорогой? – отозвалась она, удивлённая и именем, которым он её назвал, и тоном.

– Когда мы устроимся, – продолжал он уже нормальным голосом, – я приеду и пообедаю с вами. Или вы приедете на озеро, и мы отправимся куда-нибудь поужинать. У вас есть машина, Франческа?

– Ну разумеется! Меня возит Том. Я потеряла водительские права несколько лет назад, после одного пустякового случая. Начальником полиции был тогда пренеприятный субъекту правда, мы от него отделались, я теперь у нас такой очаровательный мужчина. Он назвал свою младшую дочь в мою честь…

– Тётя Фанни!

– Да, дорогой?

– Вы объясните мне, как доехать до коттеджа?

– Ну конечно. Это совсем просто. Поезжай на север к озеру, потом сверни налево. Не пропусти развалины каменной дымовой трубы. Это всё, что осталось от старой школы. Потом увидишь столб с буквой «К». Свернёшь на гравиевую дорожку и поедешь по ней через лес. Это всё моя земля. Сейчас уже, наверное, цветут дикие вишни и сливы. Мусвилл находится всего в трёх милях оттуда. Захочешь наведаться в магазин или ресторан, езжай в Мусвилл. Там очаровательная начальница почты. Только смотри, без глупостей! Она замужем…

– Тётя Фанни!

– Да, дорогой?

– Мне нужен ключ?

– Господи, нет конечно! Я его, по-моему, никогда даже не видела. Это же просто бревенчатый домик с двумя крошечными спальнями, но тебе там будет удобно. Там очень мило и тихо – как раз для писателя. Для меня слишком тихо. В Нью-Джерси я занималась клубной работой и вокруг меня всегда толклось множество народу. Я так рада, что ты пишешь книгу. Как она называется? Твоя дорогая мама гордилась бы тобой.

Квиллер устал в дороге и мечтал побыстрее добраться до места. Ему потребовалось немало усилий, чтобы ускользнуть наконец от слишком радушной тети Фанни. Когда он уходил, садовник возился возле крыльца на грядке с тюльпанами. Он снова уставил на гостя пристальный взгляд, и Квиллер в шутку отдал ему честь.

Оставшиеся в машине пассажиры приветствовали его возвращение негодующими воплями, а Юм-Юм продолжала протестовать уже из принципа, хотя по дороге им больше не встречались повороты, мосты, виадуки и большие грузовики. Дорога шла через довольно пустынную местность, кое-где обнаруживались следы лесных пожаров. Почерневшие стволы деревьев словно застыли в каком-то причудливом танце. Рядом с вывеской «Горячие пироги» виднелись заросшие сорняками развалины. Машины попадались редко, в основном это были грузовички, водители которых приветственно махали зелёному автомобилю. Места, где находились заброшенные шахты – «Димсдейл», «Биг-Би», «Гудвинтер», – были отмечены знаками «Не подходить: опасно». Однако шахты «Клингеншоен» Квиллер нигде не заметил. Он поймал волну местной радиостанции, но тут же выключил приёмник. Так, значит, тётя Фанни состояла членом клубов! Квиллер легко мог представить себе, как она устраивает чаепитие, или председательствует в шляпе с цветами на заседании какого-нибудь комитета, или в качестве мадам президентши проводит собрание, или дает благотворительный бал.

Занятый этими размышлениями, он бросил взгляд в зеркало заднего вида. Следом за ним катил синий грузовичок. Квиллер сбросил скорость, грузовичок тоже поехал медленнее. Эта игра продолжалась несколько миль, пока не появилась какая-то ферма, окруженная низкими строениями. Их крыши, как и двор самой фермы, находились в непрерывном движении, вздымались и колыхались.

– Индюшки! – сообщил Квиллер своим пассажирам. – Вот счастливчики, вы будете жить рядом с индюшачьей фермой.

Когда он снова посмотрел в зеркало заднего вида, синего грузовичка нигде не было видно.

Немного погодя он проехал мимо большого поместья с хорошо ухоженными лужайками и цветочными клумбами за высокой узорчатой оградой. Далеко в глубине виднелись большие здания административного типа.

Шоссе стало взбираться в гору. Тут же на заднем сиденье поднялись две головы. Два носа начали принюхиваться к воде, до которой оставалось ещё не меньше мили. Раздраженное мяуканье сменилось возбужденным повизгиванием. Наконец показалось озеро, бескрайняя полоса неподвижной синей воды, сходившаяся вдали с синим-пресиним небом.

– Мы уже почти приехали! – сообщил Квиллер своим беспокойным пассажирам.

Дорога теперь шла вдоль берега, то подходя к самой воде, то теряясь в лесу. Они миновали ржавые ворота, охраняющие въезд на дорогу к клубу «Дюны». Через полмили показалась труба старой школы – и буква «К» на столбе. Квиллер свернул на гравиевую дорожку, петляющую между соснами и дубами. Время от времени попадались заросшие цветами солнечные полянки, стволы упавших деревьев и усыпанные душистыми цветами кусты. Ему хотелось, чтобы рядом была Розмари: вот кто умел всё замечать и ценить красоту! Перевалив через несколько песчаных дюн, дорога кончилась на поляне, с которой открывался вид на озеро. Где-то далеко, у самого горизонта, белели паруса лодок.

Здесь, на верхушке самой высокой дюны, у подножия огромных сосен, которые делали его совсем маленьким, стоял живописный домик, где Квиллер собирался провести лето. Потрескавшиеся бревна потемнели от времени. Выходившая на озеро веранда обещала долгие часы покоя и размышлений. Массивная каменная труба и стоящая поблизости солидных размеров поленница рождали мысль о вечерах с книгой перед камином, в котором пылает огонь.

Вход в дом обнаружился со стороны леса, он пролегал через вторую веранду, выходящую на поляну, которая служила стоянкой для автомобилей. Когда Квиллер подошёл поближе, дымчатая белка быстро вскарабкалась вверх по стволу дерева, посмотрела на него сверху вниз и сердито зацокала. Маленькие жёлтые птички метались из стороны в сторону и взволнованно чирикали. На поленнице сидел крошечный коричневый зверёк и, склонив набок голову, с любопытством разглядывал человека.

Квиллер помотал головой, не веря своим глазам. Все эти таинственные радости природы, эта безмятежная жизнь – они принадлежат ему на целых три месяца.

У входа на веранду висел до блеска начищенный медный корабельный колокол. Так и подмывало дернуть за веревку – просто от радости. Когда Квиллер двинулся к веранде, что-то скользкое и живое свалилось ему на голову. А это ещё что за дыра в затянутой сеткой двери? Неровные края загибались внутрь, словно кто-то швырнул камень в проволочную сетку, прорвав её. Квиллер нажал дверную ручку и осторожно шагнул на веранду. Там лежала тростниковая циновка, стояла простая мебель. На задней стене висела старинная фермерская утварь и другие предметы сельского обихода. В дальнем углу что-то шевельнулось. Большая птица с острым загнутым клювом сидела на спинке стула, хищные когти крепко вцепились в виниловую обивку. «Ястреб? Должно быть, ястреб», – подумал Квиллер. Он впервые близко видел хищную птицу и порадовался в душе, что сиамцы остались в машине. Птица могла быть раненой – и озлобленной. Чтобы пробить сетку, требовалась немалая сила, да и пронзительный взгляд горел отнюдь не дружелюбием.

Среди висевших на стене орудий труда Квиллер увидел старые деревянные вилы и медленно протянул к ним руку. Не торопясь, он пошире открыл входную дверь. Потом осторожно обошёл вокруг птицы и замахнулся на неё вилами. Ястреб пулей вылетел из дома.

Квиллер облегченно вздохнул. «Добро пожаловать на природу!» – сказал он себе.

Хотя коттедж был небольшим, внутри он выглядел достаточно просторным. Высокий потолок из сосны взмывал вверх почти на двадцать футов, его поддерживали стропила из ошкуренных брёвен. Стены тоже были из побеленных бревен. Над сложенным из простого камня камином висела голова лося с огромными рогами, а по бокам – кирка и поперечная пила дровосека с двухдюймовыми зубьями.

Обострённое обоняние Квиллера уловило какой-то странный душок. Мёртвое животное? Неисправная канализация? Забытый мусор? Он открыл двери, окна и хорошенько осмотрелся вокруг. Всё было в полном порядке, свежий воздух принёс запахи озера и аромат цветущей дикой вишни. Следующим его шагом было тщательно проверить сетки на окнах. Коко и Юм-Юм – домашние кошки, им не позволено гулять где попало, и рисковать Квиллер не собирался. Он тщательно осмотрел всё вокруг в поисках лазов, неплотно пригнанных досок и других тайных выходов.

Только после этого он принёс кошек в дом. Те осторожно вошли, прижимаясь к полу, отставив назад усы. Уши воспринимали неслышные для людей звуки. К тому времени, когда весь багаж был перенесён из машины, Юм-Юм, забравшись на самый верх, весело прыгала по стропилам, а Коко с надменным видом сидел на голове лося и с удовлетворением обозревал свои владения. Лось – с длинной мордой, широкими ноздрями и низко расположенной пастью – переносил это унижение с мрачной покорностью.

Квиллеру тоже пришлось по вкусу новое жилище. Он обнаружил телефон новейшей модели на стойке бара, микроволновую печь, ванну-джакузи и несколько полок с книгами. На кофейном столике лежали последние номера местных журналов, а в стереомагнитофоне кто-то оставил кассету с концерном Брамса. Телевизора не было, но это не имело значения: Квиллер оставался приверженцем печатного слова.

Он открыл банку с куриными консервами для своих спутников, а сам отправился обедать в Мусвилл. Это был небольшой курортный городок, протянувшийся вдоль берега озера. По одну сторону Мэйн-стрит располагались лодочные причалы и отель «Северные огни». Другую сторону занимали магазины и офисы, размещавшиеся по большей части в деревянных домах. Даже церковь была бревенчатой.

В отеле Квиллер пообедал весьма посредственными свиными отбивными с недоваренным картофелем и переваренным зелёным горошком. Официантка, приветливей блондинка, сообщила, что её зовут Дарлин. Девушка узнала его по фотографиям в «Дневном прибое» и настояла на том, чтобы принести ему вторую порцию. Он давно сомневался, разумно ли публиковать в газете фотографии репортёров, пишущих о ресторанах, но такова уж была политика «Прибоя» – давать фотографии своих журналистов, ведущих колонки, а политика есть политика. Не только усы Квиллера сделали его белой вороной в отеле «Северные огни». В зале, где большинство посетителей были одеты в клетчатые рубашки, джинсы и куртки-ветровки, его спортивный твидовый костюм и галстук явно выбивались из общего стиля. Покончив с черничным пирогом, он тут же отправился в местный магазин и приобрел джинсы, спортивные рубашки, кроссовки… и кепку с большим козырьком. В Мусвилле все мужчины носили именно такие. Тут были кепки с бейсбольной, морской, охотничьей и пивной символикой и даже кепки, рекламирующие тракторы, удобрение и еду. Квиллер выбрал оранжевую охотничью кепку, надеясь, что она окажется достаточно хорошим средством маскировки.

В аптеке помимо местной газеты продавали также «Дневной прибой» и конкурирующее издание, «Утреннюю зыбь». Купив «Прибой» и «Пикакский пустячок», Квиллер отправился домой.

По дороге его остановил полицейский патруль, но ему тут же вежливо сказали:

– Проезжайте, мистер Квиллер. Приехали писать о мусвиллских ресторанах?

– Нет, я в отпуске. А есть о чём писать? Что тут у вас происходит?

– Обычные военные игры, – пошутил полицейский. – Нужно поддерживать форму. Желаю приятно провести отпуск, мистер Квиллер.

Стоял июнь. В городе дни были длинными, а здесь, на севере, ещё длиннее. Квиллер устал, он постоянно поглядывал то на часы, то на солнце, которое никак не желало садиться. Он спустился с дюны, чтобы поближе посмотреть на берег и проверить температуру воды. Вода, как и предупреждал Райкер, оказалась ледяной. Озеро было спокойным и набегало на берег с едва слышным шорохом. Единственным громким звуком было комариное жужжание. Когда Квиллер отчаянным рывком добежал до дома, за ним уже гналась целая крылатая орда. Комары быстро отыскали дыру в сетке и просочились на веранду. Он влетел в дом, захлопнул за собой дверь и тут же стал звонить в Пикакс.

– Добрый вечер, – ответил приятный голос.

– Франческа, я только хотел сказать, что мы благополучно добрались, – быстро заговорил Квиллер, надеясь выложить всё самое важное, прежде чем её внимание опять уйдёт в сторону. – Домик просто мечта. Но у нас беда: на веранду влетел ястреб и пробил в сетке большую дыру. Я его выгнал, но он успел загадить циновку и мебель.

Тётя Фанни восприняла сообщение спокойно.

– Не беспокойся, дорогой, – нежно пробасила она. – Том завтра приедет, починит сетку и приведёт в порядок веранду. Эта беда невелика. Для Тома – одно удовольствие. Том – настоящее сокровище. Не знаю, что бы я без него делала. А как комары? Я скажу Тому, чтобы захватил какое-нибудь средство от насекомых. Оно тебе понадобится ещё и от пауков и шершней. Дай знать, если в дом полезут муравьи. От них нелегко избавиться. Только не убивай божьих коровок. Это плохая примета. Прислать ещё кассет для магнитофона? У меня есть потрясающие записи чикагского джаза. Ты любишь оперу? Извини, у меня там нет телевизора, но, по-моему, летом глупо тратить время на сидение у ящика. Да и ты не будешь без него скучать – ты же занят своей книгой.

Побеседовав с госпожой президентшей, Квиллер включил стереомагнитофон. Он нажал две кнопки, и концерт Брамса зазвучал с удивительной чистотой. Когда-то он ухаживал за девушкой, которая слушала только Брамса, и он никогда не забудет старый добрый опус номер сто два.

Солнце наконец опустилось в озеро, окрасив небо и воду в розовый и оранжевый. Теперь можно было ложиться спать. Сиамцы вели себя что-то чересчур тихо. Обычно перед сном они устраивали беготню. Но где же они сейчас? Их не было ни на лосиной голове, ни на стропилах, ни на синей подушке, которую он положил на холодильник, ни на стоящих перед камином диванах, обитых белой льняной тканью. Не было даже на кроватях в обеих спальнях.

Квиллер позвал котов. Ответа не последовало. Коко и Юм-Юм были слишком заняты своими наблюдениями. Усевшись на подоконнике в южной спальне, они пристально разглядывали что-то в сгущающихся сумерках. Участок леса вокруг дома находился в первозданном состоянии, и за окном не было ничего, кроме дюны, кустов и сосен. В нескольких ярдах от дома в земле виднелось какое-то углубление прямоугольной формы. Оно смахивало на провалившуюся могилу. Сиамцы его немедленно заметили. Они всегда замечали всё необычное.

– Давайте-ка отсюда! – сказал Квиллер. – Мне нужно закрыть окно на ночь.

Для себя он выбрал северную спальню, потому что из окна открывался вид на озеро, но заснуть, несмотря на свою усталость, никак не мог. Мысли его занимала могила. Кто мог быть похоронен здесь? Нужно ли сообщить об этом тете Фанни? Или просто самому попробовать её раскопать? Около дома стоит сарайчик, там наверняка найдутся лопаты.

Он проворочался несколько часов. Вокруг было черным-черно. Ни уличных фонарей, ни неоновых вывесок, ни освещенных окон, ни луны, никаких отсветов близкой цивилизации – только могильная темнота. И так тихо. Ни шелеста деревьев, ни воя ветра, ни шума волн, ни отдаленного шума машин на шоссе – только могильная тишина. Квиллер лежал неподвижно и прислушивался к биению собственного сердца.

Вдруг сквозь подушку он услышал неровное «шлеп-шлеп-шлеп». Он сел и предельно напряг слух. Непонятные звуки прекратились, но тут он уловил мужской голос и женский смех. Квиллер выглянул в окно: в темноте на пляже, у подножия дюны, мерцали два фонарика, удаляясь в восточном направлении. Он снова лег и, приложив ухо к подушке, опять услышал «шлеп-шлеп-шлеп». Звук шагов на твердом песке? Понемногу звуки затихли вдали.

Было уже далеко за полночь. Интересно, кто это бродит по берегу? Он снова подумал о могиле. И тут раздался треск в кустах – кто-то взбирался на дерево, потом затопал по крыше, направляясь к трубе.

Одним прыжком Квиллер выскочил из кровати, выкрикивая ругательство, которое выучил в Северной Африке. Он зажег все огни. Заорал на кошек, в панике метавшихся по коттеджу. Нажал кнопки магнитофона. Снова Брамс. Он загрохотал кастрюлями и сковородками на кухне. Шаги поспешно вернулись к краю крыши, раздался шорох в кустах, и снова всё стихло. Квиллер просидел с книгой весь остаток ночи, до самого рассвета, когда запели, зазвенели, зачирикали птицы.