Онлайн чтение книги Крестная дочь
Глава 4

К ночи поднялся ветер, который не давал заснуть. Зубов беспокойно ворочался, закрывая голову шерстяным одеялом. Но этот ветер, пыль и песок, забивавшие нос, прохладный воздух ночи и жар, тянувшийся от песка, превратили отдых в мучение.

Зубов пребывал в странном забытьи, где-то между сном и явью. Сейчас он снова видел жену Надю, они сидели на веранде дачного домика, открывался чудесный вид на дальнюю деревню и солнце, опускавшееся за влажный темно-синий лес. На столе песочный торт, большой стеклянный графин, в воде стоят крупные садовые ромашки и еще какие-то синие цветы, название которых Зубов не мог вспомнить. Но картина засыпавшей природы не грела душу, Зубов отхлебывал из чашки остывший чай, продолжая давно начатый разговор, тягостный и безысходный, который хотелось скорее закончить, но не получалось. Все вопросы уже заданы, все ответы знаешь наперед, но разговор все тянется. И нет ему конца…

– Просто нам надо было завести двух детей. – Зубов прикурил сигарету, но дым оказался слишком едким, табак горчил на губах. – А лучше трех детей. Я жалею, что в свое время…

– Что «в свое время»? – В голосе жены слышится насмешка.

– Один ребенок – это слишком мало. Это потом понимаешь. Когда уже поздно об этом думать.

– Замолчи, – сказала Надя. Ее глаза закрывали темные стекла очков. – Хватит мусолить одни и те же слова. Не хочу больше об этом говорить. И никогда не смей в моем присутствии…

Он подумал, что Надя становится невыносима. Когда-то он любил эту женщину. Наверное, и теперь любит, только не сможет разобраться в себе самом. Сейчас этот союз, само присутствие супруги, тяготит Зубова, кажется, что брак изжил себя, лучшие дни в далеком прошлом, а прошлого не вернешь. Вместо него – лишь горсть пепла в железной урне. А урна стоит в колумбарии кладбища за городской окраиной.

Им с Надей надо расстаться, другого выхода он не видит. Хотя бы на время, на пару месяцев, на полгода. А там все, может быть, сложится иначе, пойдет по-другому… Теперь эта женщина губит его, разрушает изнутри, отнимает последние душевные силы, волю жить дальше. Еще он подумал, что ни одна женщина, самая прекрасная, самая красивая, самая добрая, не стоит того, чтобы жить ради нее. Или умереть ради нее. И Надя этого не стоит.

– Мы все давно закончили. – Надя надевает очки. – Но раз уж ты хочешь подвести черту, некий итог… Тогда тебе вот что скажу: от тебя не надо было заводить и одного ребенка. Вот о чем я жалею каждый день, каждую минуту. Чего не могу себе простить. Что завела от тебя ребенка. Я была дурой. Не разглядела, что ты за человек. В одном ты прав – теперь поздно что-то менять.

– Ты винишь меня во всем, но я не виноват. – Зубов чувствует, что говорит он что-то не то и не так. Нужно бы замолчать, но он не может. – Тебе кажется, что я последняя сволочь. Но меня не было рядом.

– Тебя не бывает рядом, когда ты нужен.

– У тебя на все готов ответ…

Надя больше его не слушает, не слышит. Она смотрит на дальний лес, на багровое солнце и чему-то улыбается. Зубов давно не видел, как она улыбается. Надя переводит взгляд на садовые ромашки в графине. Тянется к ним рукой, достает букет и швыряет его через перила веранды, на траву газона. Зубов молча наблюдает за женой. Веко правого глаза подергивается. Надя поднимает тяжелый графин над головой, выливает воду себе на лицо. Очки сползают с носа. Вода стекает по подбородку, льется в вырез сарафана, на плечи…

* * *

Зубов откинул одеяло, сел на землю и сплюнул. В глотке першило от песка и пыли, на губах соль. Он поднял голову: на небе россыпь звезд и луна в желтом прозрачном облаке. Огонь в костре почти погас, Зубов не стал подбрасывать хворост. Накануне вечером, пока не стемнело, удалось собрать запас на пару топок, но с топливом здесь, в степи, проблемы, поэтому нужно экономить каждую ветку.

Место для ночевки выбрано лучшее из того, что можно отыскать: у подножия невысокого холма, с подветренной стороны, подальше от звериных троп. Зубов поежился. Витьке Суханову тепло в его спальнике, а Лена Панова устроилась лучше всех, она отдыхает в двухместной палатке, маленькой, но вполне приличной, спасающей от змей, назойливых насекомых и, главное, от песка и крупинок соли, летящих по воздуху. Наверняка она застегнула «молнию» спального мешка, который Зубов захватил для себя, и во сне снова и снова переживает ужасы прошедшего дня и ночи.

Докурив сигарету, Зубов подумал, что неплохо бы подремать еще немного, до рассвета час с хвостиком. Но вместо того чтобы завернуться в одеяло и закрыть глаза, поднялся на ноги. Взял фонарь, подхватил спутниковый телефон в пластиковом футляре, повесил на одно плечо полупустой рюкзак, на другое зачехленный карабин. И зашагал вверх по пологому склону. Желтый световой круг натыкался на голый колючий кустарник, норы сусликов и клочья выжженной солнцем травы. Когда до откоса оставалась пара шагов, Зубов остановился, лег животом на землю и приник глазами к окулярам бинокля.

Дорога внизу узкая, как горлышко бутылки, проехать мимо и остаться незамеченным невозможно, в хорошую погоду вся равнина видна из конца в конец. Если на склоне одновременно взорвать закладки тротила, установленные на расстоянии тридцати метров, машины, проезжающие внизу, окажутся под земляными оползнями. И все…

* * *

Солнце еще не поднялось над дальними холмами, но небо быстро наливалось желто-розовым светом. Зубов открыл крышку спутникового телефона, похожего на переносной компьютер, только поменьше, размотал десятиметровую антенну, обмотав ее конец вокруг чахлого кустика. Аппарат работает как часы, для него нет мертвых зон, а слышимость превосходная. Голос Сергея Николаевича Олейника оказался таким близким, будто он прятался в соседнем овраге.

– Не разбудил? – спросил Зубов.

– Какой уж тут сон. Рассказывай.

Вчерашним вечером Зубов беседовал с Олейником, за это время новостей не прибавилось.

– Все по-старому, – ответил он. – Панова и Суханов еще спят. Мы удачно приземлились. Нашли отличное место для самолета, на дне высохшего озера. И выбрали неплохую позицию над дорогой. Все должно склеиться.

– Угу… Но эта девка – как заноза в заднице, – ответил Олейник. – Даже не знаю, что с ней делать. Ведь она увидит такое, чего не должна увидеть. Не знаю, что посоветовать… Ладно, поступай по своему усмотрению. Главное, чтобы она не мешала.

– Я присмотрю за ней, – пообещал Зубов. – Ничего лишнего она не увидит.

– Теперь к делу, – Олейник покашлял в трубку. – Последний раз новости от моего человека поступали восемь часов назад. Новости хорошие. Ждать долго не придется. Сообщили, что наш общий друг вчера выехал из Денау, пообедал в райцентре и продолжил путь. Он никуда не торопился. Всего две машины. Обе не бронированные. Темный джип «Ленд Ровер» и «Нива». Четверо охранников. Возможно, уже сегодня или завтра состоится ваша встреча. Пока это все, что передал мой информатор. У моего человека спутниковый телефон, небольшой, не то что у тебя. Размером чуть больше мыльницы. Но пользоваться им, когда рядом Батыров и его люди, ясный хрен, нельзя. Возможно, никакой новой информации я вообще не получу.

– Неважно. Мы знаем, что Батыров покинул свое лежбище и движется в нашу сторону, – это главное.

– Наберись терпения и держи дорогу под контролем, – посоветовал Олейник. – Батыров мог остановиться где-то в степи, вдали от населенных пунктов. В сумерках и по ночам он не ездит. Боится. – Олейник, заволновавшись, забыл об иносказаниях и заговорил открытым текстом: – Постарайся, чтобы никто не ушел живым. Ни одна тварь…

– Как среди людей Батырова я узнаю твоего информатора?

– Об этом не думай, он сам о себе позаботится. Все должно получиться. Как только все закончится, свяжись со мной. А потом отправляйся в этот чертов аул… Как там его? Первомаец. Затаришься авиационным бензином. Заправите самолет и немедленно вылетайте обратно. Не теряйте времени…

– Я все помню. Мы сто раз это перетирали. Счастливо тебе.

– И тебе того же.

Запикали короткие гудки. Зубов смотал антенну, улегся на теплую землю, подложив под голову рюкзак и прикрыв лицо майкой.

* * *

Эта девчонка появилась в жизни Зубова месяца три назад или около того, как с неба спустилась с парашютом. На самом деле она въехала в его жизнь на спортивном двухдверном родстере «БМВ» темно-синего цвета с откидным верхом. Машина остановилась рядом с административным одноэтажным зданием с плоской крышей, стоявшим на краю летного поля, где Зубов коротал время в полном одиночестве. Тачка крутая, совершенно новая, но запущенная, неухоженная, на правом крыле вмятина и пара глубоких царапин.

Из машины вылезла девчонка в светлой курточке и, перепрыгивая лужи, доскакала до двери, рванув ее на себя с такой силой, что колокольчик, болтавшийся на косяке, едва не слетел с крючка. Остановившись на пороге, девица осмотрелась по сторонам, задержав взгляд на многоцветном плакате спортивного двухместного самолета.

– А у вас тут тепло, – сказала она.

Зубов молча кивнул. До полудня, то есть конца его дежурства в частной летной школе «Крылья», оставался час с хвостиком. Вчерашняя газета была прочитана и отправлена в корзину, на письменном столе, заваленном папками со всякой макулатурой, стояла чашка еще теплого кофе с молоком. Положив ноги на стол, Зубов завел за голову ладони, сцепил пальцы и, откинувшись на спинку кресла, постарался расслабить мышцы шеи. Обогреватель с вмонтированным в него вентилятором гонял по комнате воздух, в высокие окна стучал дождь. Временами он затихал, потом принимался лить с новой силой, словно наверстывал упущенное.

Зубов сбросил ноги со стола, отхлебнул кофе и выключил радио. Ничего себе экземплярчик: брючки в обтяжку подчеркивали стройность ног, зеленые глаза, каштановые волосы, кажется, некрашеные. И вздернутый носик, на котором повисла дождевая капля. Забыв предложить девчонке стул, Зубов ломал голову над тем, сколько ей лет: двадцать пять, двадцать или того меньше. Черта с два угадаешь. Впрочем, какая разница, он взрослый серьезный дядька, и детишками не интересуется. И все-таки: сколько ей лет? На плече ремешок дамской сумочки, в правой руке портфель, какие носят конторские клерки, на ногах стоптанные кеды. Не дождавшись приглашения, девица упала на стул и, закинув ногу на ногу, смахнула дождевую каплю с носа.

– Вы Леонид Иванович?

Зубов молча кивнул. В глубине души он был рад, что сюда занесло эту девицу. За последние сутки он не видел людей, даже не слышал человеческих голосов, если не считать двух звонков, на которые пришлось ответить. Еще вечером здесь терся механик Матвеич, пьяный настолько, что почти перестал воспринимать человеческую речь. Приятнее вести разговоры с тараканом на кухне, чем с этим хмырем. Гамыра, технический спирт самого паршивого качества, к которому механики имели беспрепятственный доступ, сломал много человеческих судеб. Часа три Матвеич провалялся на диване в соседней комнате, потом молча надел кожанку, натянул фуражку, что-то буркнул на прощание, пошатываясь, ушел в дождливую ночь.

– Меня зовут Лена Панова. И я хочу научиться летать, – выпалила девчонка. – То есть я хочу, чтобы вы научили меня летать.

– Вот как? Интересно, почему именно мне выпала эта высокая честь? – По всегда невозмутимой физиономии Зубова невозможно определить, шутит он или на этот раз серьезен. – Вокруг так много достойных людей. Честно говоря, не ожидал, что мне на плешь свалится такой подарок.

– Говорят, что вы лучший из инструкторов. А я хочу учиться у самого лучшего.

– Предположим, я поверил. Теперь еще вопрос: как вы попали на территорию аэродрома? Это режимный объект, его охраняют…

– Да, я уже видела, как и кто его охраняет. Два мужика в будке на въезде. И один на вышке. Я отдалась им по очереди. И вот я здесь.

– Предположим, я снова поверил. Слушайте, девушка, обычно сюда приходят конкретные мужики, которые уже все испытали в жизни. Особо настойчивые пытаются освоить азы пилотирования. Это удается немногим. Потому что это черновая кропотливая работа, а люди, как правило, просто ищут острых ощущений. Чаще всего я катаю всяких идиотов на двухместном самолете. До тех пор катаю, пока они не накачиваются адреналином по самые жабры. Оказавшись на земле, эти парни меняют мокрые штанишки на сухие. И, пьяные от собственного мужества, уезжают в город.

– А вы злой.

– Надо же кому-то быть злым, когда все вокруг такие добрые, – усмехнулся Зубов. – Вроде вас. Поэтому предлагаю вам один вариант: в награду за настойчивость беру вас на борт. И мы летаем до тех пор, пока вы не срываете голос от собственного визга. А, как вам? Хорошее предложение.

– Не очень. – Лена упрямо покачала головой.

– Я выключу двигатель на высоте две с половиной тысячи метров. И вы узнаете, что такое свободное падение с огромной высоты. Мы пролетим над тем лесом так низко, что самолет коснется брюхом верхушек деревьев. А потом разгонимся до такой скорости, что вас со страшной силой вдавит в кресло. Если к тому времени вы еще не лишитесь чувств или мы не разобьемся, можно придумать что-нибудь повеселее. Годится?

– Полный торчок и отпад. Мне очень нравится скорость. То есть это моя стихия…

– Вот вы и попались на слове. Есть такой медицинский термин «скоростная болезнь». – Зубову захотелось испортить настроение этой самоуверенной девчонке. – Водитель навороченной тачки или пилот самолета, летящего на бреющем полете, развивая приличную скорость, начинает испытывать неземное наслаждение, эйфорию. Как следствие – перестает отдавать себе отчет в происходящем и контролировать свои действия. И это кончается плохо, совсем плохо. Для пилота, для машины, для всех окружающих. Ваш случай – это из области психиатрии.

– Неужели?

– Абсолютно точно, – мрачно кивнул Зубов. – И к бабке не ходи. Это медицинский диагноз. Сначала запишитесь на прием к психиатру. Но скажу сразу: с этой болезнью к полетам не допускают. Вы опасны для окружающих.

– Справки от врачей здесь. – Лена похлопала ладошкой по кожаному портфелю. – Я абсолютно здорова. Я хочу научиться летать. И сделаю это. С вашей помощью или без нее.

– Попробуйте, – усмехнулся Зубов. – У нас хорошие инструкторы. С ними даже не придется трахаться. Просто внесете в кассу деньги, пройдете курс теоретической подготовки и так далее.

– Почему вы не хотите поработать со мной? Хотя бы попробовать. Я ведь не фантиками буду платить.

– У меня три постоянных клиента, – ответил Зубов. – У каждого из них собственный самолет и куча денег. И еще у них есть талант и ослиное упорство. И вообще: они настоящие фанатики, просто прирожденные пилоты. Поэтому на жизнь мне хватает, даже остается на черный день. А свободного времени – в обрез. У меня полно обязанностей, как у всякого служащего этой шарашки. Дежурства, инструктажи… Набор учеников я давно закончил, иногда меня просят взять еще кого-нибудь. За очень большие деньги. Но я всегда говорю «нет». Кроме того, с женщинами я не работаю.

– Но у меня тоже есть талант, есть упорство. И деньги.

– Мой совет: выбросите из головы самолеты. Раз уж вам нравится скорость, попробуйте себя в другой области. – Зубов глотнул кофе, кивнул на мощный родстер, мокший под дождем. – Например, сейчас люди с деньгами сдвинулись на гонках. Закажите настоящую раллийную тачку со всеми пирогами. Узнайте, что такое неуправляемый занос, «полицейский разворот»… Вам понравится. А самолет… Путь до штурвала самолета слишком долог, скучен. Требуется куча бумаг, разрешений, справок. Короче, это вам не автомобильные права у ментов купить.

– Значит, мне не повезло? – Из зеленых глаза девушки сделались темно-серыми.

– Наоборот. Вы поговорили со мной и получили ответы на все вопросы. Могу предложить кофе. Растворимый.

– Годится.

Зубов поднялся из-за стола, отошел в угол, где на старом письменном столе стоял электрочайник, банка с дешевым кофе и пакет с сухими сливками. Через десять минут он выдал гостье кучу бланков, которые нужно заполнить для вступления в клуб «Крылья», номер банковского счета, на который следует перевести вступительный взнос, и уже хотел выпустить гостью за дверь, под дождь, но неожиданно для самого себя спросил:

– Подождите. Я так и не понял: зачем вам это припеклось? Ну, самолеты и все такое.

– Летать – это моя мечта, – коротко ответила Лена. – Единственная. У вас ведь наверняка есть своя мечта.

– Была, – рассеянно кивнул Зубов. – Когда-то давно.

Он открыл ящик стола, вытащил брошюру, протянул ее гостье.

– Тут кое-какие материалы о любительской авиации, – сказал он. – Начинающим дояркам выдают что-то вроде этого. Чтобы знали, что такое корова, как к ней подступиться, чтобы она не боднула, когда дергаете за сиськи. Тут то же самое. Только про самолеты. Сколько у них крыльев, как они летают и все такое. Даже картинки есть.

Лена перевернула несколько страниц и бросила книжицу на стол.

– Сколько крыльев у самолета, я смутно догадываюсь. О самолетах я прочитала все, что у нас выходило. А к врачу обратитесь сами.

Она повертела пальцем у виска и ушла, оставив после себя запах цветочных духов. Через стекло Зубов видел, как девчонка села в свою шикарную тачку и рванула с места. Панова покатила к воротам, раздумывая, по какой причине Зубов много выделывается и врет как сивый мерин: якобы у него богатые и талантливые клиенты, нет проблем с деньгами, он занят по горло и все такое. Панова уже наводила справки. Зубов живет очень скромно, каждый рубль считает. С женой он в разводе, или до формальностей дело не дошло, но брак на грани распада – это точно. Супруга собирается смотаться неизвестно куда, лишь бы подальше от бывшего мужа, ей тесно с Зубовым в одном городе. Вот до чего довел женщину.

По себе Панова знала, что развод – дело хлопотное и затратное, по крайней мере, для мужчины. В такой ситуации приработок ему бы не помешал. А учеников Зубов мог бы взять косой десяток. Но не берет. В чем же проблема? По всему видать – он просто болезненно ленивый субъект, работой себя не изнуряет, ему приятнее целыми днями просиживать кресло и смолить сигареты. К тому же редкий зануда. Его постоянные ученики – бизнесмены, никакие они не фанатики и не прирожденные пилоты. Просто увальни с деньгами, не обремененные талантами и мечтой о высоких полетах, они заглядывают на аэродром не так уж часто, когда выпадает свободное время и желание испытать острые ощущения. Тогда с какой целью врал этот хмырь? Странно все это…

А Зубов решил про себя, что эта Панова просто взбалмошная дочка богатых родителей, которые потеряли счет деньгам. Она здесь больше не появится. И ошибся. В течение лета он встречал Панову в ангарах, в тренажерном зале, на взлетной полосе. Инструктор Вася Анисимов, который начал работать с ней, сказал, что девчонка очень способная, подает надежды. И еще она чертовски упрямая. Уже вызубрила Воздушный кодекс, наставления по правилам полетов, перелопатила кучу технической литературы. Несколько раз она летала с Анисимовым на «Як-18 Т», сидя в кресле второго пилота, дублировала и фиксировала действия инструктора.

Последний раз Зубов видел Лену неделю назад, когда она, облаченная в комбинезон, залезала в кабину тренировочного самолета. «Да, возможно, Анисимов прав. Из нее со временем что-то получится», – подумал тогда Зубов и через минуту забыл о существовании Пановой.

* * *

Когда солнце поднялось выше, Зубов вернулся к месту ночевки, и обнаружил в лагере признаки жизни. Суханов вскипятил кофе в котелке и, обжигаясь, прихлебывал свое варево из железной кружки. Панова, не отказавшаяся от угощения, тоже пила кофе, всем своим видом показывая, как омерзителен ей этот напиток и общество придурка Суханова.

– Как спалось? – Зубов присел поближе к огню и налил себе кофе из котелка.

Панова поставила кружку на песок, сделав вид, что не расслышала вопроса.

– Не хватало кондиционера, пружинного матраса и шелкового белья, – ответил за нее Суханов. – А так ничего. Цикады поют, змеи шуршат и все такое. Одним словом – романтика.

– Солнце скоро поднимется над холмом, и сидеть здесь станет невыносимо, – сказал Зубов. – Поэтому мы с Леной вернемся к самолету. А ты, Витя, начинай делать закладки. И наблюдай за дорогой. Видимость хорошая, две тачки на дороге ты заметишь километров за пять-семь. Скорее всего, они появятся к вечеру.

– Все понял, командир. – Суханов покосился на ящики взрывчатки в брезентовых чехлах и сумку с кабелем и детонаторами. – Я быстро управлюсь.

Допив кофе, Зубов подхватил карабин и рюкзак, через плечо глянул на Панову и бросил:

– Пошли со мной.

Лена поднялась и молча двинулась следом. Через полчаса Зубов развалился в тени плоскости крыла и стал слюнявить замусоленный журнал с картинками. Рядом с собой на видном месте положил карабин. Пановой не сиделось. Она побродила по дну пересохшего озера, не решаясь далеко отходить от самолета.

Кристаллики соли хрустели под ногами, слепили глаза, сверкая под солнцем, словно ледяной наст. Носком башмака Лена нацарапала пару нецензурных слов и, вернувшись к самолету, залезла на крыло и забралась в кабину. Распахнув верхний люк, устроилась на заднем сиденье. Она нашла в кабине книжку с оторванной обложкой и какое-то время пыталась сосредоточиться на чтении. Что-то вроде детектива. Лена долго не усидела, в кабине было слишком жарко и душно, да и чтиво неинтересное. Спрыгнула на землю, уселась рядом с Зубовым, глянула на летчика решительно и твердо и начала разговор, к которому готовилась еще со вчерашнего вечера.

– Не знаю, что вы тут собираетесь делать, – сказала Панова. – Не прошлогодние цветочки собирать – уж это точно. Но прошу об одном – не ввязывайте меня в свои грязные дела. Отпустите с богом. Я дойду до ближайшего населенного пункта, оттуда меня подвезут в какой-нибудь поселок или город, где есть железная дорога или аэропорт. Обещаю, что ни одна живая душа не узнает об этом приключении. Никто и никогда. Впрочем, для вас все это не будет иметь решительно никакого значения. К тому времени, когда я доберусь до людей, вы успеете сделать все, зачем сюда прилетели. И благополучно смотаетесь. Мы разойдемся, как… Вы меня не знаете, я не знаю вас. И до свидания.

– Скажите, почему я должен отпустить вас на все четыре? – Зубов свернул журнал трубочкой и посмотрел на Панову без всякого интереса, как на пустое место. Видимо, этот отсутствующий взгляд он вырабатывал долго и, надо отдать должное его терпению, достиг определенных успехов. – Назовите хотя бы одну причину?

– Человеческое милосердие – вот причина. В вашей душе осталась хотя бы крупица жалости к людям?

– Крупица, возможно, осталась, – кивнул Зубов. – Именно поэтому я вас никуда не отпущу. Мы выполним нашу работу. Затем достанем горючее для самолета. И улетим. Вам придется потерпеть всего два-три дня. Не бог весть какие неудобства. А потом мы доставим вас на аэродром тем же маршрутом. Оттуда вы сразу можете отправиться в милицию и заявить на нас. Похищение человека, ля-ля три рубля… Не знаю уж, чего вы там напишете. Только это напрасный труд. Никто вам не поверит. И концов искать не станут. Все случилось далеко, за морем, в другом государстве. На пустынной территории площадью в десятки тысяч квадратных километров. А если кто и почешется, вряд ли тут что найдет. Ваше слово против моего слова. А я скажу, что вы заснули в кабине пилота на заднем сиденье. Накурились какой-то дряни или выпили лишку. И спали под горой тряпья. Проснулись, когда мы вылетели после заправки из Волгограда. Как вам такая история?

– Полное дерьмо.

– Согласен. Но проверить трудно. А Суханов подтвердит, что так оно и было.

– Вы – чудовище, просто монстр. А как вы объясните исчезновение самолета? Это не семечки.

– Совершили вынужденную посадку в астраханских степях. Вокруг ни людей, ни собак. Помощи ждать неоткуда. Связь выведена из строя. Барахлит мотор. Устранили поломку собственными силами и полетели дальше. Не слишком убедительно, но ничего лучшего я пока не придумал. Конечно, будет большой скандал, из летной школы меня попрут. Возможно, я больше никогда не поднимусь в небо. Но к этим жертвам я готов.

– Но я не хочу здесь находиться. – Лена потрясла сжатым кулаком. – Не хочу принимать участие в мокрухе. А вы планируете убийство. Я слышала. Не знаю уж, кого вы собрались грохнуть. Наверняка хорошего честного человека. Из корыстных соображений. За большие деньги. Но я не хочу и не стану при этом присутствовать. Умоляю, дайте мне возможность уйти.