Онлайн чтение книги Ловушка для ворона The Crow Trap
Рэйчел

Глава первая

Рэйчел свернула с щебёночной дороги, затем резко остановилась. Впереди были новые стальные трубчатые ворота, она почти въехала в них. Один из жильцов Холм-Парка хотел произвести впечатление. Оборванная овца с приставшим сзади навозом ткнулась в неё носом, когда она вышла из машины, чтобы открыть ворота. Овца была толстой. Здесь они не ягнились до конца апреля. Засов был таким холодным, что, казалось, примёрз к пальцам.

Дорога была хуже, чем помнила Рэйчел, заледенела. Она вела машину медленнее, чем шла бы пешком, два колеса на обочине. И всё равно выхлопная труба задевала за склон.

Милю спустя она поняла, что выбрала неправильную дорогу через лес. Из деревьев надо было выехать на открытую местность и уже быть у переправы. Вместо этого Рэйчел находилась на песчаной тропе, не слишком извилистой, но очень узкой. Хвойные деревья с другой стороны заслоняли дневной свет. Она продолжала ехать, надеясь найти место для поворота, но дорога перешла в пешеходную тропу, ветви деревьев смыкались над её головой.

Ей пришлось дать задний ход до развилки. Ветки скребли по крыше автомобиля со звуком, который издает мел, которым пишут на мокрой доске. Бампер ударился о каменную скамью, не видную из-за подлеска. Она переключилась на первую скорость и резко рванула вперед, потом снова дала задний ход. Когда она добралась до главной дороги, было почти темно и её трясло.

У переправы Рэйчел остановила машину и вышла, чтобы проверить глубину. Пять лет назад здесь утонул студент, возвращавшийся в Бейкиз после вечера в пабе, его машину перевернуло быстрым течением. Свет фар отражался от поверхности воды, так что оценить глубину было невозможно. Весна была сухой, и она решила рискнуть. Вода пошла паром и зашипела, соприкоснувшись с горячим мотором, но Рэйчел легко выбралась на другой берег.

Дорогу снова преграждали ворота, на этот раз – деревянные. Было слишком темно, чтобы разобрать, но она знала, там был знак. Проезд только к ферме Блэклоу и коттеджу Бейкиз. Она оставила двигатель работать, пока открывала ворота. Машина была припаркована на склоне, так что фары освещали холм под углом. Должно быть, какое-то движение привлекло её внимание, поскольку она посмотрела наверх и увидела в свете фар силуэт человека в куртке «Гортекс» и капюшоне. Вспыхнул отраженный свет, и она подумала, что у него с собой бинокль или камера. Она была уверена, что это мужчина, хотя фигура была слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Он повернулся и исчез во мраке.

У неё возникло неприятное чувство, что за ней уже некоторое время наблюдают. По пути – до коттеджа осталось полмили – она раздумывала, не глупо ли находиться на холме почти в темноте. Рэйчел решила не звонить на ферму. Даги расстраивался, когда его беспокоили без предупреждения. Белла услышит машину и спустится к коттеджу, когда Даги заснет, если у неё получится. На кухне горел свет, но шторы были задёрнуты. Собаки громко залаяли и побежали от амбара во двор. Звук отозвался эхом в холмах, и Рэйчел подумала: это хорошо. Этот звук она услышит, где бы ни была. Затем она увидела свет наверху и подумала, что Белла, наверное, укладывает Даги спать.

Она проехала по выскобленному, чистому двору. Коттедж Бейкиз стоял в конце дороги с видом на долину, окружённый деревьями, которые посадили, чтобы немного укрыть место от ветра.

Ключ был там же, где обычно, под декоративным колпаком дымовой трубы возле двери со двора. Зайдя в коттедж, она нащупала выключатель. Дом пах сыростью, но Рэйчел знала, что там чисто. Она приходила прибираться в ноябре, после отъезда последних студентов. Приехала Белла с парой бутылок домашнего вина, и они отлично провели время. Под конец они распивали виски Даги в доме на ферме. Она спала в гостевой комнате – комнате Невилла, как называла её Белла, хотя, насколько ей было известно, Невилл уже много лет как не бывал здесь, – и проснулась с самым ужасным похмельем в своей жизни. Это был единственный раз, когда она оставалась на ночь в этом доме.

Рэйчел подключила газовый баллон снаружи, затем пошла на кухню поставить чайник, чтобы сделать кофе. Кухня была крошечной – такой узкой, что она могла одновременно коснуться двух стен. Она включила ржавый холодильник, закрыла дверцу и почувствовала облегчение, услышав гудение. Газ шипел, но чайник не был даже тёплым. Ожидая, пока вода закипит, она прошла в гостиную и задёрнула шторы, чтобы убрать сквозняк. Когда-то они были из серого бархата, но из-за солнца выгорели полосами, и теперь ткань была гладкой на ощупь. В гостиной стояли диван с индийским покрывалом, которое Рэйчел привезла из дома год назад, пара кресел, пятна на которых хорошо было бы чем-нибудь прикрыть, книги, попорченные плесенью, и в углу – лиса за стеклянной витриной. Обстановка была такой знакомой, что Рэйчел её не замечала. Она думала лишь о том, как согреться. Даже внутри сейчас было так холодно, что её дыхание вырывалось облачками пара.

Камин был выложен бумагой и щепками, однако в корзине рядом не было поленьев. На скатерти лежали спички, но сырые. После нескольких попыток зажечь одну Рэйчел скрутила газету в жгут и подожгла его от огонька на кухне. Она поддерживала огонь, вспоминая старые уловки, к которым прибегала в последний раз. Чайник засвистел, и она сразу заварила кофе из запасной банки, которую принесла в сумке. Она выпила его, сидя на корточках у камина, присматривая за огнём, пока не убедилась, что он не погаснет.

Она разгрузила машину, затем поставила кастрюлю воды на плиту. На ужин у неё будет паста и бокал вина, которое она планировала выпить с Беллой позже. Она вытащила корзину, чтобы сходить за поленьями. Они были сложены у задней стенки высокого открытого сарая, в котором также стоял ржавый трактор и несколько тюков соломы. Огней дома отсюда не было видно, и она взяла с собой фонарь. Снаружи было ясно и очень холодно. Звезды на широком небе, не испорченном светом уличных фонарей, казались ярче, чем дома.

Белла устроила своё самоубийство так же разумно, как делала всё в жизни. Она покачивалась в свете фонарика, свисая из петли крепкой нейлоновой верёвки. Лицо её было белым. Она подготовилась, нанесла помаду и надела шёлковый топ, который Рэйчел купила ей в благодарность за последний сезон. Её чёрные туфли сияли так, что от них отражался свет фонарика. Она отодвинула два тюка от стены и забралась на них, чтобы завязать верёвку на балке. Затем, когда всё было готово, отпихнула один из них.

Конечно, была записка. Она и об этом подумала. Записка была адресована Рэйчел и содержала извинения за то, что та должна найти тело: Я не могла заставить Даги пережить это, и я знаю, что ты справишься . Дальше она напоминала Рэйчел, что дверь кухни в фермерском доме открыта, так что она сможет добраться до телефона, никого не побеспокоив, – снова имелся в виду Даги. Но настоящего объяснения самоубийства не было. Она просто писала, что не может так больше. Она знала, что Рэйчел найдёт её до конца вечера, потому что оставила пустой корзину для поленьев. Рэйчел всегда знала, что Белла умная женщина.

Когда Рэйчел увидела Беллу – тело покачивалось, его можно было узнать по серебристому топу, аккуратно завитым волосам, помаде, но это была не совсем Белла, потому что Белла никогда в жизни не была такой тихой, – то пришла в ярость. Она была вне себя от гнева. Она хотела ударить тело в живот, как боксёрскую грушу. Она хотела залезть на тюк и дать пощёчину белому безжизненному лицу. Потому что Белла была другом. Так какое право она имела сделать это, не поговорив сперва с Рэйчел? И потому, что Рэйчел ждала этого вечера с тех пор, как услышала о продолжении проекта. Она представляла, как будет сидеть с Беллой в коттедже Бейкиз за бутылкой вина и сплетничать.

Но она не ударила тело. Вместо этого развернулась и врезала по тюку соломы, и так снова и снова, пока костяшки не покрылись царапинами и не начали кровоточить.

Позже она поняла, как много времени, должно быть, провела в сарае для трактора. Когда она вернулась в коттедж, кастрюля с водой кипела. У паршивого огонька газа ушло полчаса только на то, чтобы чайник потеплел.

Глава вторая

Коттедж, который позже стал известен как коттедж Бейкиз, купила вскоре после войны Констанс Бейки. Она была натуралистом и иллюстратором, так и не вышла замуж. Когда-то она гуляла по холмам в поисках вдохновения, но вскоре ожирение свело на нет её прогулки. Она привыкла сидеть в кресле и рисовать только тех птиц, растения и насекомых, которые могла видеть из окна. Это был её самый плодотворный период. Экслибрисы её книг продавались за удивительно большие деньги. Одна лондонская галерея покровительствовала ей и раз в год организовывала выставку. Никто точно не знал, что она делала с деньгами, но жизнь она вела очень скромную. Чтобы развлечься, Констанс иногда писала ехидно-забавные письма в научные журналы, высмеивая исследования коллег.

Даги, тогда ещё подтянутый и активный, раз в неделю привозил ей продукты из Киммерстона на своём «Лендровере». Она никогда не предлагала деньги за услугу, но каждый год на Рождество дарила ему набросок фермы или окрестных холмов. Позже Белла обнаружила кипу этих рисунков в ящике его стола и поместила их в рамки. Мисс Бейки не была одинока. Она благосклонно принимала посетителей, но ожидала, что они принесут подарки – пирожные с кремом, печенье и бутылки виски.

В 1980-м мисс Бейки внезапно скончалась. Даги, приехав однажды утром с молоком, обнаружил её в кресле у окна. Она пробыла там всю ночь. В своём завещании она основывала благотворительный фонд, чтобы поощрить просвещение по вопросам защиты и исследования окружающей среды, и отдавала в дар свой коттедж. Оговаривалось, что фонд не должен поддерживать тех, кому нет восемнадцати. Дети ей никогда не нравились. Студенты использовали Бейкиз как базу для работы в поле. Рэйчел провела здесь прошлую весну, дописывая магистерскую диссертацию. Когда комитет решил, что требуется свежая кровь, её выбрали попечителем фонда.

Коттедж остался почти таким же, каким был при Констанс. Вся мебель была её. Студенты с богатой фантазией воображали, что по ночам в доме можно увидеть призрака.

«Только если он не двигается, – сказал лектор, знавший Констанс. – Если он двигался, это не Конни. Помнится, она этого никогда не делала. Сколько её знал».

Рэйчел в привидения не верила.

Так она и сказала Энн и Грэйс на следующий день, когда они принялись причитать. Рэйчел планировала немедленно начать работу с картой, но ей пришлось снова разбираться с проблемами. Она впервые была главой команды и отчасти возмущалась из-за того, что её отвлекали. На деле же она нервничала. чувствуя свою ответственность. Они приехали в Бейки ради исследования, а не разговоров, но когда Энн и Грэйс явились, чтоб начать работу, ей пришлось рассказать им, что произошло с Беллой.

Энн была местной, и Рэйчел работала с ней раньше. Она была старше Рэйчел, очень уверенная, и Рэйчел сомневалась, что ей нравится, когда указывают, что делать. Грэйс пришла с отличными рекомендациями, но Рэйчел прежде её не видела. У неё не было права голоса при назначении зоолога, и это до сих пор её задевало.

Грэйс была бледной и худой, и новости о самоубийстве, казалось, выпили те немногие краски, которые в ней были. Такая реакция казалась преувеличенной. Белла, в конце концов, была ей никем.

Однако Энн захотелось узнать все детали.

– Как ужасно! – сказала она, когда история об обнаружении трупа была завершена. – Что ты сделала потом?

– Я пошла в Блэклоу и позвонила. – Она вошла тихо, стараясь не напугать Даги, хотя и понимала, что он, возможно, ожидает, что Белла будет шуметь в доме. Она расслабилась, услышав голоса наверху, и на секунду задумалась, не привиделось ли ей всё. Она тихонько поднималась по лестнице, размышляя: «Боже, я буду выглядеть полной дурой, если Белла выйдет и застанет меня тут». Затем раздался громкий взрыв музыки, и она поняла, что голоса раздавались из телевизора в комнате Даги.

– Кажется, я даже не знаю, кому звонить в случае суицида. – Голос Энн звучал сочувственно, но немного удивлённо, и Рэйчел разозлилась. «Бог мой, – подумала она, – надеюсь, мы не начинаем действовать друг другу на нервы уже сейчас».

– Я набрала 999. Не знала, что ещё сделать. Оператор соединил меня с полицией, и они вызвали доктора. Я должна была подумать о том, что он в любом случае понадобился бы Даги.

Доктора звали Уилсон. Она беспокоилась, что он потеряется по дороге, но он навещал Даги раньше и знал местность. Он приехал на «Ренджровере», в туристических ботинках и штанах и был похож на ветеринара.

– Он сказал, что Белла к тому времени была мертва уже по меньшей мере два часа, затем появился полицейский. Они вызвали сотрудника похоронного бюро из Киммерстона.

Она предложила доехать до развилки, чтобы показать путь сотруднику бюро. Мистер Драммонд был очень любезен, учитывая поздний час и ужасную дорогу. У него было круглое ангельское лицо и очки, и он сказал, что самоубийства – это всегда большое горе. Затем доктору пришлось послать за «Скорой», чтобы забрали Даги. Он не мог оставаться в Блэклоу, где за ним некому было приглядывать. Возможно, доктор ждал, что Рэйчел вызовется добровольцем, но это было не в её силах, даже на день. Она даже подумала, не лучше ли было бы Даги уехать с мистером Драммондом и Беллой, но едва ли можно было предложить такое.

– Как отреагировал мистер Фёрнесс? – спросила Энн. – Тебе пришлось ему сообщить?

Рэйчел подумала, что Энн наслаждается трагедией. Она всегда любила драматизировать.

– Конечно, – сказала она. – Так хотела Белла.

– Он понял?

– О да.

– Как он это воспринял?

– Заплакал.

– Ты сказала ему, что она совершила самоубийство?

– Нет. Только что она мертва.

Они с доктором стояли перед домом на свежевыскобленном дворе и смотрели, как санитары «Скорой» поднимают Даги на каталку. Доктор дрожал, хотя она больше не чувствовала холода.

– Наверное, было тяжело, – сказал Уилсон. – Жить здесь, в глуши. Следить за фермой и заботиться о мистере Фёрнессе. Не то чтоб она была для этого рождена. Думаю, что-то в ней просто оборвалось.

– Нет, – твёрдо ответила она. – Правда. Всё было не так. Белла любила Блэклоу. Наслаждалась каждой минутой здесь.

Он бросил на неё жалостливый взгляд, потому что решил, что она не может смириться с реальным положением дел. Впервые она задумалась над тем, что Белла имела в виду, когда написала, что больше так не может.

Когда «Скорая», доктор и полиция уехали, она осталась с молодым полицейским. Он смотрел, как габаритные огни других машин исчезают в темноте, с чем-то похожим на тоску, словно его бросили, затем сказал:

– Не знаете, есть ли спиртное в доме? – Она видела, что ему хочется пройти внутрь, и это показалось ей не слишком профессиональным, даже когда он добавил: – Думаю, вам не помешает выпить.

Рэйчел нашла бутылку виски в буфете в гостиной. Они сели на кухне, где было теплее. Он налил себе, не спрашивая разрешения, и передал ей бутылку.

– Что вы делаете в такой глуши?

– Работаю.

– Работаете на Фёрнессов?

– Нет, на природоохранное агентство. «Питер Кемп и партнёры». Мы оцениваем воздействие на окружающую среду. Нам разрешили использовать коттедж внизу по дороге как базу.

Он выглядел озадаченным.

– Вы слышали что-нибудь о предполагаемом открытии карьера в Национальном парке?

– Да. – Но его голос звучал неуверенно. Он был похож на мальчика, который оптимистично старается выкрутиться, когда нужно отвечать невыученный урок, так что она рассказала ему. Про карьер, планируемое ходатайство, требование суда оценить ущерб.

– Нас наняли, чтобы мы провели исследование и отчитались.

– И вы здесь всё время совсем одна?

– Только сегодня ночью. Мои коллеги приедут завтра. – Она посмотрела в окно на светлеющее небо. – Сегодня.

– Наверное, приедет Питер Кемп.

– Нет. Питер сейчас нечасто работает на местности. Энн Прис, ботаник. Грэйс Фулвелл, специалист по млекопитающим.

– Три девушки?

– Три женщины.

– Ах да. – Он сделал паузу. – И вы должны ходить на холмы. Подсчитывать?

– Что-то вроде того. Есть стандартные методы работы.

– Разве это не опасно?

– Вы имеете в виду, для женщин?

– Ну, для всех.

– Мы оставляем запись о нашем маршруте и времени планируемого прибытия на базу. Если возникнет проблема, остальные смогут организовать поиски.

– Мне бы не хотелось оказаться там без рации. – Он вздрогнул, словно ему внезапно стало холодно. – Мне бы не хотелось вообще там оказаться.

Она заметила, что он затягивает разговор, чтобы не отправляться в путь одному в темноте.

– Вы не сельский житель, – сказала она.

– Так заметно? – Он улыбнулся. – Нет. Родился и вырос в Ньюкасле. Но Джен, моя жена, подумала, что за городом лучше растить детей, так что я попросил о переводе. Лучшее моё решение.

Впрочем, здесь, в глуши, он уже не казался столь уверенным. Она ещё раньше поняла, что он женат. Дело было не только в кольце. У него был ухоженный, тепличный вид.

– Разве вам не пора к ним? – спросила она. – Они волнуются, не знают, где вы.

– Нет, Джен с ребёнком поехали к бабушке. Они не вернутся до начала недели.

Она ощутила ревность к этой незнакомой женщине. Он так явно скучал по ней. И дело не только в свежевыглаженных рубашках и обедах. Дело в пустой постели и отсутствии собеседника, когда он возвращался домой с работы.

– Вы не против ответить на пару вопросов о миссис Фёрнесс? Сейчас, я имею в виду. Вы, должно быть, пережили шок, но мне рано или поздно потребуются показания.

– Нет, – сказала она. – Я хотела бы оправиться, а затем немного поспать, прежде чем сюда придут остальные. Что вы хотите знать?

– Всё, что можете мне о ней рассказать.

«Интересно, сказал бы ты это, – подумала она, – будь твоя жена дома?» Но всё равно поговорила с ним, потому что ей хотелось рассказать кому-нибудь о Белле и о том, какими хорошими подругами они были. Это было как в сказке, сказала она. Белла приходит на ферму присматривать за матерью Даги и влюбляется во всё это, в Даги, Блэклоу и холмы. Они играют свадьбу и живут долго и счастливо, даже после инсульта Даги.

– Почему же тогда она убила себя?

Она не была уверена, что он слушал. Этот вопрос подспудно волновал её весь вечер.

– Я не знаю.

– Но в записке её почерк?

– О да. И дело не только в почерке. В том, как сочетаются слова. Белла разговаривала именно так.

– Когда вы видели её в последний раз?

– В ноябре прошлого года.

– Что ж, тогда понятно. Что угодно могло произойти за четыре месяца.

– Думаю, могло.

Хотя раньше она не думала, что Белла когда-нибудь изменится. Белла должна была понимать, что нельзя всё так оставить. Она должна была понимать, что у Рэйчел возникнут вопросы, что она не успокоится, пока не обнаружит истинную подоплёку случившегося. Так почему же она не дала Рэйчел больше подсказок?

– Мне не хотелось бы оставлять вас одну. Вы могли бы у кого-то переночевать?

«Хочешь, чтобы я составила тебе компанию, – подумала она, – по пути на основную дорогу».

– Я подожду, пока остальные приедут, затем, может быть, отправлюсь к матери в Киммерстон.

Это было сказано, чтобы избавиться от него, чтобы он понял, что у неё есть семья. Кто-то, кто за ней присмотрит. Затем она решила, что можно заехать домой на пару часов. Она разберётся с Энн и Грэйс в коттедже, потом поедет повидать Эдди. Не ради собственного спокойствия. Эдди не тот тип матери.

Глава третья

Вместо того чтобы открыть ключом дверь на первом этаже, она спустилась по ступенькам и постучала в окно кухни. Ей не хотелось внезапно появляться на кухне из дома, словно призрак или грабитель. Эдди не ожидает, что она вернётся.

Дверь открыли, но это была не Эдди, а женщина средних лет с неестественно чёрными крашеными волосами, обрезанными прямо посредине лба в духе Клеопатры. На ней были массивные золотые серьги и вязаное платье в обтяжку, доходившее почти до щиколоток. Платье было алым, того же оттенка, что и её помада. В доме был ещё ребёнок, девочка, одетая в джинсу, скучающая и хмурая. Рэйчел внезапно ощутила прилив солидарности. Комната была полна сигаретного дыма. Было очень жарко. Должно быть, парочку пригласили на ранний ужин, потому что на столе были остатки типичной для Эдди еды. Там стояли миски с пастой, привезённые с каникул в Тоскане, кусочки багета, пустая бутылка ужасно дешёвого румынского красного. Эдди делала кофе в голубом жестяном кофейнике и подняла голову, не удивившись её приходу. Люди постоянно стучали в окно кухни.

– Милая, – сказала она. – Заходи. И закрой дверь. На улице сильный ветер.

Рэйчел дверь закрыла, но осталась стоять.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Кофе? – Эдди рассеянно повернулась, не выпуская из рук чайника.

– Мама! – Это было единственное слово, до которого она додумалась, чтобы привлечь внимание Эдди. Рэйчел никогда так её не называла.

Эдди посмотрела на неё, нахмурилась.

– Что-то срочное?

– Да. Действительно срочное.

Клеопатра и её дочь были выдворены с профессионализмом, вежливостью и поспешностью, которые поразили Рэйчел. Кофе так и остался недопитым.

Рэйчел услышала голос Эдди у передней двери:

– Как жаль, что вам пора, – словно уход был полностью их идеей.

Когда Эдди вернулась на кухню, Рэйчел нашла ещё одну бутылку вина и открывала её.

– Лучше не позволять людям курить здесь.

– Знаю, милая, но она была в отчаянии. Её муж только что сбежал с одной из своих студенток.

– И вы обсуждали это здесь. В присутствии их дочери.

– Не напрямую. – Она подобрала слово: – Эллиптически. Он преподавал со мной в колледже. Я наняла его. Чувствую определённую ответственность.

– Разумеется. – Это было сказано с иронией, которую Эдди прекрасно распознала.

Она села напротив Рэйчел за выскобленный сосновый стол и спокойно взяла ещё бокал вина. Эдди недавно вышла на пенсию, но не позволяла себе распуститься. Несмотря на склонность к радикальным взглядам, которые так смущали Рэйчел в детстве, она всегда была убеждена, что внешность имеет значение. Её короткие волосы были грамотно подстрижены, кожа чистая. Она хорошо одевалась, в стиле стареющих хиппи, носила длинные юбки, этнические стёганые куртки. Рэйчел задумалась, нет ли у её матери любовника. Когда она росла, всегда были мужчины, но Эдди вела себя с осторожностью, граничащей с одержимостью. Этим мужчинам никогда не были рады на хаотичной, полной народа кухне. Им давали понять, что они никогда не должны посягать на домашнюю жизнь Эдди.

Эдди посмотрела на Рэйчел поверх бокала.

– Надеюсь, – сказала она осторожно, – ты здесь не для того, чтоб приняться за старое.

Имелся в виду её отец.

– Нет.

– Тогда скажи мне, – мягко попросила Эдди, – чем я могу помочь.

Рэйчел молча пила вино.

– Проблема с парнем?

– Не глупи. Мне не четырнадцать. И вообще, думаешь, я бы стала говорить с тобой о чём-то подобном?

– Ну, да. Надеюсь, что да. – В голосе Эдди слышалось сожаление, и Рэйчел почувствовала, что ведёт себя грубо, глупо и по-детски.

– Белла умерла, – сказала она. – Прошлой ночью. Покончила с собой, повесилась. Я её нашла.

– Почему ты не приехала домой раньше? Или не позвонила? Я бы могла за тобой приехать.

– Думала, что справлюсь сама.

– Дело не в этом. Уверена, что справишься.

Прошло время, прежде чем Рэйчел ответила.

– Нет, – сказала она. – Не сама. Не в этот раз.

– А-а. – Эдди допила свой бокал. Вино оставило след на её губах и широких передних зубах, которые Рэйчел унаследовала. – Ты знаешь, я всегда завидовала Белле. Немного. Это не значит, что мне не жаль. Разумеется, нет. Но меня обижало, что вы так близки, вы двое.

– Вы ведь не были знакомы?

– Тем хуже. Мне казалось… то, как ты о ней говорила. Я думала…

– Что я хотела бы, чтоб она была моей матерью?

– Что-то вроде того.

– Нет, – сказала Рэйчел. – Но мы были друзьями. Настоящими, близкими друзьями.

– Если хочешь поговорить о ней, я могу слушать всю ночь.

– Боже, нет.

Разве не обычно для Эдди и её друзей думать, что разговоры – это всё, что требуется? Во времена её детства этот дом был полон разговоров. Ей чудилось, что они – суп из слов и она в нём тонет. Возможно, поэтому она предпочитала цифры, предпочитала считать. Цифры были точны, не допускали двойного толкования.

– Что тогда?

– Мне нужно знать, почему она это сделала.

– Мы уверены, что она этого хотела? Это не мог быть несчастный случай? Или даже убийство?

Рэйчел покачала головой.

– Приезжала полиция. И записка была. Почерк её. Я объяснила полицейскому, что слова подобраны так, как говорила только она. Понимаешь, что я имею в виду?

Эдди кивнула.

«Конечно, – подумала Рэйчел, – ты знаешь о словах всё».

– Она знала, что я приеду той ночью. Если у неё были проблемы, она могла рассказать мне. Может, думала, что не смогу помочь.

– Нет, она так не думала.

– Мне надо было поддерживать связь с ней зимой. Тогда бы я знала. Понимаешь, я даже ей не позвонила.

– А она звонила тебе?

– Нет.

– Тебе известно, что вина – распространенная часть симптомокомплекса, вызванного потерей близкого человека?

– Эдди!

Эдди преподавала английский и театроведение в предуниверситеском колледже[1]Sixth form college ( англ .) – в британской системе образования промежуточная ступень между старшей школой и университетом., но также отвечала там за пастырскую заботу. Она посещала курсы по психотерапии. Механически воспроизводимые ею крупицы знаний о психологии всегда раздражали Рэйчел.

– Знаю, – невозмутимо сказала Эдди. – Психологическая болтовня. Но это не значит, что в этом нет смысла.

– В самом деле. Мне всё это не нужно.

– Я не совсем понимаю, что тебе нужно.

– Практическая помощь. Надо выяснить, что привело к самоубийству Беллы. Пока я в Блэклоу, сделать это не получится. Кроме того, тут ты сильна. Знаешь, как разговаривать. Слушать. Даже собирать сплетни. Кто-то должен был представлять, почему она решила убить себя.

– А она бы хотела, чтоб ты этим занималась? Звучит как… вторжение в личную жизнь.

– Она спланировала всё так, чтобы её нашла я. Она знала меня. Знала, что я стану задавать вопросы.

– Ну, с чего начнём? – Эдди всегда задавала этот вопрос в те дни, когда они садились вместе на автобус, чтобы отправиться в долгое путешествие в Ньюкасл. Они стояли посреди Хеймаркета, и перед ними расстилалась Нортумберлендская улица, магазины которой кишели народом. Рэйчел всегда нравилось открытое пространство, и, оглушённая, она чувствовала, как подступает паника, но процесс шопинга у Эдди был хорошо организован.

– Итак, с чего начнём? – И она доставала список и планировала день: в «Фарнонс» за школьной формой, в «Бэйнбридж» – за тканью для штор, ланч в студенческом кафе напротив Королевского театра, в «Маркс энд Спенсер» за трусами и носками и назад в Хеймаркет на трехчасовой автобус.

Рэйчел, как и раньше, почувствовала себя спокойнее после этих слов.

– Думаю, с похорон.

– Кто ими занимается?

– Невилл, сын Даги. Надо было сообщить им о случившемся, хотя это мне не сразу пришло в голову. Никогда не думала, что у него есть какая-то связь с Беллой. Она почти не упоминала о нём. Но, конечно, он должен был узнать о Даги и о том, что теперь надо присматривать за фермой. Овцы только начали ягниться…

– И он взял на себя ответственность за похороны.

– Да, сказал, что готов это сделать. Я спросила, не будет ли он против, если я помещу объявление в «Газетт» . К ней хорошо относились другие местные фермеры. Кто-то из друзей семьи может увидеть и прийти. – Она повернулась к Эдди. – Всё это время я, по сути, ничего не знала о ней. Не знаю, живы ли её родители, есть ли у неё братья и сёстры, даже где она родилась. Мы постоянно говорили обо мне, а о её жизни – только если про Даги или ферму. Невилл спросил, есть ли у неё родственники, которых надо известить, и я не смогла ответить.

– Даги не может помочь?

– Никогда не знала, что там на самом деле с Даги. Белла болтала с ним абсолютно так же, как и до инсульта, но иногда мне казалось, что она обманывала себя, думая, что он всё понимает. На простые вопросы он отвечал, это да. «Хочешь пить?» «Мне открыть окно?» Но кроме этого? – Она пожала плечами. – И, возможно, она и ему толком никогда не рассказывала о своём прошлом. Он так сильно её любил, что ему было всё равно.

– Где Даги живёт сейчас?

– В доме для престарелых. Роузмаунт. Знаешь это место?

– Хм. Я знакома с ночной сестрой. Учила её сына. Там были проблемы, и я смогла немного помочь. Так что…

– Она может отплатить услугой за услугу?

– Она ведь тоже могла бы немного помочь?

– Наверное, ты думаешь, что я ненормальная, – сказала Рэйчел. Они почти допили бутылку. – Возможно, считаешь, что мне надо принять, что она мертва, и смириться. К чему ворошить прошлое, верно?

– Ты могла бы так поступить? Просто закрыть на это глаза?

– Нет.

– Тогда какой смысл спрашивать?

Рэйчел собиралась идти спать, когда Эдди спросила:

– Это не может быть как-то связано с карьером?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сказала, она любила эти холмы. Смогла бы она это вынести – огромный шрам на поверхности холмов, взрывчатку, грузовики? Я знаю, что это не её земля, но ей бы пришлось на это смотреть, правда? Каждый день.

– Для неё это было бы ужасно, но просто так она бы не смирилась. Она бы боролась. Легла бы перед бульдозером, если бы потребовалось.

– Но если б она знала, что в конце концов ничто из этого не сработает?

– Как она могла это знать? Мы ещё не начали работу. Пока мы не закончим, до публичного разбирательства никакого решения не может быть принято. И для нее важнее было быть с Даги. По большому счёту только это её и заботило.

Глава четвёртая

Рэйчел работала с крупномасштабной картой. Она уже выбрала районы для исследования, ориентируясь на естественные границы, отмеченные на карте. Ни один из них не проходил через землю Блэкленда. Участок рядом с ручьём и заброшенной шахтой был сильно выеден. Там заведовал хозяйством один из арендаторов Холм-Парк, и вереска почти не осталось. По этому участку будет легко ходить, но она подозревала, что птиц он не слишком привлекает. Другой был клочком вересковой пустоши, который использовали для охоты на куропаток. Собственники имения Холм-Парк сдавали его в аренду синдикату итальянских бизнесменов. Она подозревала, что стрелять на фоне промышленного шума на карьере им понравится значительно меньше, но допускала, что «Карьеры Слейтбёрн» предложили владельцам такую соблазнительную сделку, что отсутствие дохода от стрельбы вряд ли ударит по их кошельку.

Квадрат в низине было легко нанести на план. Одной из границ стал Скёрл. Двумя другими были ограды от овец, пересекавшиеся под прямым углом. Четвёртой были остатки дороги, которая проходила мимо Бейкиз, пересекала ручей по простому мосту и дальше вела к шахте. Она нарисовала на карте линии, параллельные ручью, которые пересекали исследуемый квадрат. На местности эти трансекты будут на расстоянии двухсот метров. Она пойдёт по ним, подсчитывая всех птиц, которых увидит или услышит. Это была система, известная как методология Кемпа.

Участок на пустоши разметить было сложнее. На карте были дренажные канавы, уложенная без раствора каменная стена, но она знала, что даже в условиях хорошей видимости будет сложно придерживаться трансект в такой безликой местности. Некоторые исследователи были небрежны. Они, кажется, полагали, что лёгкое отклонение от карты несущественно. Рэйчел была одержима точностью. Она презирала приблизительные и торопливые подсчёты. Отказывалась работать, если погодные условия могли повлиять на результат расчёта. Могла смириться с моросью, но никогда – с ветром. Ветер заглушал птиц, и в нём тонули крики обитателей болот.

Утром, когда она вернулась от Эдди, было уже слишком поздно для подсчётов, которые следовало начинать на рассвете и завершать за три часа. День был такой тихий, ясный, скорее июньский, чем апрельский, что ненадолго она пожалела, что уезжала. Она думала, что Энн и Грэйс уже вышли, решив воспользоваться погодой, чтобы начать свою работу, но они всё ещё были в Бейкиз. Пахло беконом и кофе. Грэйс была в гостиной, работала над картой, расстеленной на полу, но Энн сидела на белой скамье кованого железа перед дверью кухни, подставив лицо солнцу. Она отсалютовала Рэйчел кружкой.

– Налей себе кофе. В кофейнике ещё остался, должен быть тёплый. Я привезла свой. Терпеть не могу растворимый. – Она швырнула кусочек шкурки от бекона с тарелки на траву.

– Лучше тебе не кормить птиц в это время года, – сказала Рэйчел. – Нехорошо для молодняка.

– Извините, мисс. – Она ухмыльнулась. Рэйчел почувствовала, что краснеет, и отправилась на кухню. Там царил беспорядок. Никто не помыл тарелки, оставшиеся с прошлого вечера. Она постаралась не замечать этого.

– Я собираюсь проверить свой участок на пустоши, – крикнула она Энн. – Не уверена, что все эти признаки границ видны. Ты планируешь выходить?

– Я работаю над этим.

– Сперва ты убери всё это. – Она пожалела о своих словах, как только их произнесла. Она говорила, как вожатая девочек-скаутов. Энн, должно быть, всё слышала, но ничего не ответила. Когда Рэйчел прошла мимо неё по пути на холм, та всё ещё сидела на солнце с закрытыми глазами, но не попрощалась.

На стене со стороны дороги сидели три каменки и трясли хвостами, показывая белые гузки. Белла каждый год обращала внимание на первых каменок. «Чёрный и белый, – сказала она однажды Рэйчел. – Зимние цвета. Кажется чем-то неправильным, что они прилетают весной. То же и с белозобыми дроздами. Хотя здесь, по-моему, до зимы никогда не бывает далеко».

Рэйчел однажды предложила Белле съездить отдохнуть. Куда-то, где есть яркие цвета. Социальная служба организовала бы временный уход за Даги. Но Белла пришла в ужас. «Я не могу оставить его, – сказала она. – Слишком сильно буду скучать. Как я смогу наслаждаться жизнью, не зная, что они с ним делают?»

– А Невилл не мог бы приехать ненадолго?

– Мог бы. Но он не привык к Даги. Так не пойдёт.

Дорога пересекала ручей и вела к старому свинцовому руднику. Собственники земли когда-то обсуждали перспективу ремонта, план по превращению в живой музей, но ничего из этого не вышло. Скоро почти нечего будет сохранять. Труба здесь до сих пор была, но уже попорченная погодой, осыпающаяся сверху, так что казалось, будто кладка расползается, как вязание. Раньше здесь был ряд коттеджей, в которых жили рабочие, но лишь у одного из них сохранилась крыша. Пахло затхлой водой и разложением. У дверей старого здания машинного отделения она заметила букетик цветов – ландыши и нарциссы. Она решила, что ребёнка вытащили на прогулку и он забежал в сад Бейкиз, но потом вспомнила, что уже видела цветы здесь пару раз.

Если Годфри Во человек умелый, то это место станет руководящим центром для разработки нового карьера. Доказано, говорил он, что у этих холмов всегда было промышленное применение. Они были не просто местом для зевак-туристов. Дома будут разрушены и заменены постройкой, более пригодной для планирующихся операций, зданием с чистыми линиями из стекла и местного камня. Рэйчел видела рисунок, выполненный художником. Здание казалось невысоким и неприметным, встроенным в холм. Через большие окна можно было увидеть схематично нарисованных женщин, сидящих за компьютерными терминалами. На плане был пейзаж, цепь только что посаженных деревьев. Не было только изображения самого карьера, взрывных работ грузовиков и машин с клешнями и лопатами. Были, впрочем, детали плана по реконструкции трубы рудника. По мнению пиарщиков, она должна была стать символом преемственности и уже появилась на логотипе компании.

Выйдя с территории рудника, Рэйчел свернула с дороги и стала карабкаться прямиком на утёс Хоуп. Отсюда она могла охватить взглядом свой квадрат пустоши. Холм плавно переходил в череду плоских возвышенностей на горизонте, разнообразие вносил лес вокруг дома в Холм-Парк и деревни Ленгхолм. Лесник периодически жёг вереск, чтобы скорее появились новые почки в пищу куропаткам, так что зелень на разных полосах и клочках росла по-разному. Работать на этом месте ей нравилось больше. Она улеглась на живот и стала смотреть вниз. В лицо дул лёгкий западный ветер, вокруг слышалось пение луговых коньков, жаворонков, кроншнепов.

Она сразу увидела, что определить область исследования будет сложно, как она и предполагала, но восприняла это как вызов. Прямая водосточная канава будет обозначать одну границу, а обрушившаяся в нескольких местах стена сойдёт за другую. С оставшимися ей помогут карта и компас. Не многие исследователи смогли бы достичь приемлемой точности, используя этот метод, но она справится.

Знание придало ей уверенности. Она быстро поднялась на ноги и стала спускаться вниз, к группе хвойных деревьев, немного откидываясь назад на спуске и вбивая каблуки в покрытую вереском землю, чтобы быстрей идти. Через насаждения лесохозяйства шла тропа, которая могла довести её почти до двора фермы Блэклоу. Может быть, Энн Прис ещё в Бейкиз, работает над картой, и Рэйчел хотелось прояснить всё в отношениях с ней. Нельзя давать пищу обидам. Эдди, разумеется, знала бы, что сказать. Рэйчел же преувеличивала значение подобных ссор или, напротив, не уделяла им достаточно внимания, но всё-таки она была ответственной за проект и её обязанностью было уладить разногласия.

Она спустилась со склона так быстро, что внизу ей пришлось остановиться ненадолго, перевести дыхание, прежде чем продолжить путь к деревьям по сырому участку пушицы. Она сделала приседание и потянулась, снимая напряжение в мышцах ног, потом обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на холм.

Там кто-то был, стоял на том же месте, где ещё несколько минут назад лежала на животе Рэйчел. Едва ли она могла не заметить, что кто-то подошёл. Она проводила осмотр местности, так что они, должно быть, следовали за ней по тропе от главного свинцового рудника, но тихо, не обнаруживая себя. В глаза Рэйчел било солнце, поэтому фигура казалась лишь силуэтом у скопления камней, почти ещё одним выступом скалы. Она стояла неподвижно и, кажется, смотрела вниз прямо на Рэйчел. Внезапно ей вспомнился человек на холме в вечер самоубийства Беллы. Тревожное чувство, что за ней наблюдают, вернулось.

Однако на этот раз у неё сложилось впечатление, что это женщина. Силуэт на фоне солнца был женским – волосы короткие или убраны с лица, длинная юбка поверх ботинок. На мгновенье, в приливе фантазии, Рэйчел подумала о Белле, которая всегда предпочитала юбкам штаны и часто носила их на ферме с резиновыми сапогами. Рэйчел перекинула ремень бинокля через плечо, готовясь к марш-броску вниз. Теперь же, замерев на минуту, поразившись фигуре, она высвободила руку из ремня и поднесла бинокль к глазам, но, вероятно, пока пыталась сфокусировать его, женщина скрылась за грудой камней. Остались только утёс и каменка в его тени, подпрыгивающая на одном из валунов.

«Должно быть, кто-то гуляет, – подумала она, – или Энн пришла помириться со мной. Хотя на Энн, как и на Грэйс, были джинсы».

Рэйчел снова почувствовала себя выбитой из колеи, когда подошла к ловушке для воронов. Её поставили на куске сухой земли недалеко от лесохозяйства, так близко, что чувствовался запах хвои. Рэйчел знала, что лесники ненавидят воронов – даже Белла хотела от них избавиться, – но решила, что перед ней особенно жуткая форма регулирования популяции, жуткая не для убитых птиц, но для тех, что играли роль приманки.

Ловушкой служила большая клетка из проволочной сетки с отверстием на крыше. Внутри клетки махал крыльями живой ворон, провоцируя других и приглашая защитить свою территорию. Как только птица попадала в отверстие, пути назад уже не было. Видимо, им приходилось находить способы сосуществования, пока не приходил лесник и не прекращал страдания.

Лесник периодически двигал клетку. Вороны привязаны к своей территории и не улетают далеко, даже ради схватки. Последний раз, когда Рэйчел видела клетку, та была на краю болота рядом со свинцовым рудником. С ней был Питер – он отпустил одну из своих возмутительных шуток галантного кавалера. Тогда, по наивности, ей это льстило. Они увидели двух птиц в ловушке, и Питер сказал:

– Гляди, прямо как мы. Ты поймала меня, и нет пути назад.

Она улыбнулась, но даже тогда, хоть и хотелось верить ему, знала, что всё совсем наоборот.

Глава пятая

Рэйчел училась в магистратуре Даремского университета, когда впервые встретила Питера Кемпа. Она окончила бакалавриат в Кембридже, настолько далеко от Эдди, насколько возможно, затем переехала на север – не ради того, чтоб быть поближе к матери, но потому, что холмы стали её страстью. Всё началось с изучения тетеревов, затем её интерес привлекли болотные птицы, такие как кроншнеп и бекас. Рэйчел разрабатывала систему для точного их подсчёта, когда познакомилась с Питером. Коттедж Бейки был её базой. С Беллой они уже подружились.

Стоял ветреный апрельский день. Она приехала в Киммерстон по просьбе Боба Хьюлетта из природоохранной службы, которому её проект показался способом получить полезные данные задёшево. Они с Бобом встречались и раньше, и он ей не слишком нравился. Это был мужчина средних лет в твидовом костюме. Боб водил «Лендровер», где сзади сидела пара чёрных лабрадоров, и выглядел как сельский землевладелец. Рэйчел считала, что он слишком близок к местным фермерам, слишком отчаянно старается быть принятым в их круг, чтобы хорошо выполнять свою работу. Он жил в Ленгхолме, и она видела его в пабе, где Боб пил и обменивался панибратскими шлепками по спине с приятелями. Однако было ясно, что обижать его не стоит – однажды Рэйчел могла захотеть устроиться в правительственную природоохранную службу, – так что, получив приглашение на ланч в «Белый олень», чтобы обсудить её проект, она любезно его приняла.

– Я пригласил Питера Кемпа присоединиться к нам позже, – внезапно сказал Боб, когда принесли еду. – Он занимается тем же, чем занимаешься ты, для фонда дикой природы. Вы можете быть полезны друг другу.

Тогда она услышала про Питера впервые, хотя Боб полагал, что она знала, о ком идёт речь.

«Белый олень» был основательным каменным отелем на широкой главной улице Киммерстона. Когда-то это было единственное место в городе, где можно было поесть. Теперь открылись индийский ресторан, пиццерия, появилась китайская еда на вынос, и «Белый олень» утратил свой лоск. Вечером пятницы бар отеля был прибежищем желавших выпить несовершеннолетних. Часто бывало шумно, со стычками по пустякам и визитами полиции. В оставшиеся дни недели здесь царил дух элегантного упадка. У немолодых официанток в чёрно-белой униформе было немного клиентов, даже в дни, когда открывался рынок, ресторан в кои-то веки наполнялся народом. Здесь гордились «традиционной» кухней, то есть пережаренными овощами и вязкой коричневой подливкой, которую подавали к каждому блюду. Сообщение Рэйчел о том, что она вегетарианка, вызвало переполох. В конце концов, перед ней поставили омлет с жёстким, как подошва, сыром.

Упомянув Питера Кемпа, Боб лучезарно улыбнулся ей через стол. Он говорил тоном эдакого буколического дядюшки, на её вкус – чересчур фамильярно. Несмотря на то что снаружи стоял припаркованный «Лендровер», он выпил пару стаканов скотча, пока они ожидали заказ, и затем пинту пива, чтоб запить еду. Рэйчел решила, что Питер Кемп, должно быть, недавно в Фонде дикой природы. Она знала большую часть команды. Она была уверена, что он ей не понравится; помощь с проектом ей не требовалась. Эдди бы резко ответила на покровительственные манеры Боба – многозначительная улыбка, направляющая рука на её талии, – но Рэйчел всегда было сложно быть решительной без грубости.

Впервые она увидела Питера, когда он мялся в дверях обеденной залы. Его наполовину скрывал из вида тёмный дубовый шкаф, в котором стояли заляпанные стеклянные бутылочки и лежали фасованные пакетики с соусом тартар. Она заметила, как страдающая артритом официантка подошла к нему, чтобы сообщить, что он опоздал на ланч. Питер покачал головой и мило улыбнулся ей, кивнув в их сторону. Рэйчел точно знала, что пожилая дама будет вспоминать эту улыбку весь остаток дня. Он выглядел очень юным – шестиклассник, которого отпустили из школы в обед, отпустили, почти наверняка, из хорошей школы. Направляясь к ним, он улыбался с очаровательной застенчивостью, которая была его отличительной чертой, но Рэйчел ощутила исходившую от него уверенность, следствие дорогого образования.

Он был спортивным. Это она тоже почувствовала. Даже идя по ковру с цветочным рисунком в обеденной зале, он шёл размашисто, широким шагом. Он сел за стол и протянул руку Бобу в официальном приветствии. Они обменялись парой слов, и затем Питер повернулся к ней. Рэйчел пришлось приподняться на стуле, чтобы ответить на рукопожатие, и она ощутила неловкость, невыигрышность своего положения.

– Я, разумеется, знаю ваше имя из доклада о птицах, – сказал он. – И от коллег. Вам, конечно известно, что у вас впечатляющая репутация.

Она снова услышала в его голосе искренность школьника, желающего угодить. Она знала, что ею манипулируют, но после той улыбки официантке не могла перед ним устоять.

Даже поддавшись лести, она чувствовала, что Питеру что-то от неё нужно. Он сообщил, что хотел бы посмотреть её участок исследования и сопоставить разработанные ею методы с его собственными. К тому времени, как Боб Хьюлетт допил вторую пинту – они с Питером взяли на двоих кофейник кофе, – она пригласила его в Бейкиз на пару дней, взглянуть на её работу. Выходя из отеля, Рэйчел чувствовала, что стоит на ногах хуже, чем Боб, который точно был не вполне трезв и уехал, помахав им рукой; лабрадоры бешено лаяли на заднем сиденье.

Той весной Питер провёл в Бейкиз больше, чем пару дней. В конце концов он стал бывать там чаще, чем в офисе, и, как правило, оставался на ночь. Оправданием ему служило, что Фонд дикой природы собирается купить в горах землю под заповедник. Возможно, не в этой части страны, но ему требуется собрать основные данные по болотным птицам, чтобы выбрать правильное место для означенных целей. Рэйчел знала, что это предлог – он мог воспользоваться её данными, когда проект будет завершён, – и ей было приятно.

Её увлечение было оправдано неопытностью. В университете у неё был роман с мужчиной постарше, преподавателем материаловедения. Роман был обречён на провал. Даже Рэйчел, презиравшая психологический лепет Эдди, могла сказать, что искала не любовника, а отца, и Юэн не подходил по обоим параметрам. Раньше у неё не было отношений с человеком её возраста, всегда было мало друзей обоего пола, так что страсть к Питеру достигла накала подростковой влюблённости.

Эдди, конечно, сразу увидела его насквозь. Рэйчел совершила ошибку, взяв его на встречу с матерью в одно из воскресений. Был май, жаркий и влажный день, и они накрыли ланч в саду. Предполагалось, что атмосфера будет расслабленная, но Эдди невзлюбила Питера с самого начала. Она смотрела в бокал из-под вина, пока они переговаривались через её голову. Чем враждебней казалась Эдди, тем больше Питер старался очаровать её. Даже Рэйчел видела, что его поведение кажется наигранным и неискренним. Позже она ожидала лекции насчёт своего выбора мужчин, но Эдди была непривычно сдержанна.

– Чуть больше рисуется, чем надо, на мой вкус, – сказала она театральным шёпотом, когда пошла за Рэйчел на кухню с подносом, полным грязных тарелок. – Никогда не доверяй тем, кто любит широкие жесты.

Но именно широта жестов заворожила Рэйчел и стала слабым местом этих отношений. Ей нравилось, как Питер исчезал из Бейкиз, сославшись на встречу в штаб-квартире фонда, чтобы вернуться в сумерках с цветами и шампанским. Нравилось танцевать с ним на лужайке под музыку из старого заводного граммофона Констанс. Никто так не ухаживал за ней раньше.

Она не могла обсудить эту экстравагантность с Эдди, которая, даже не воспылай она к Питеру нелюбовью, всё равно бы не одобрила эти жесты, полные мужского превосходства. Так что, когда хотелось поделиться с кем-нибудь счастьем, Рэйчел шла на ферму Блэклоу посплетничать с Беллой. Белла поощряла её веру в любовь с первого взгляда – разве не именно это произошло у них с Даги? – и следила за романом с доброжелательным интересом.

– Какие у тебя планы? – спрашивала она. – Хочешь продолжать встречаться с ним, когда контракт истечёт?

– Мы особенно не говорим об этом, – отвечала Рэйчел. – Знаешь, живём сегодняшним днём.

Она вдавалась в подробности относительно того, что включало в себя понятие «жить сегодняшним днём», но Белла все поняла бы и так. Неуместно было рассказывать о купании голышом в озере среди холмов при свете луны, о том, что они занимались любовью в зарослях вереска, когда Даги не мог ходить без посторонней помощи. И у Рэйчел были планы, тайные планы, в которых она бы никому не призналась, даже Белле. Может, в них и не было свадьбы с белым платьем, хотя подобные предательские картинки и возникали иногда на краешке подсознания, но был их с Питером общий дом и дети. Эдди бы, несомненно, была в ужасе, но всё, чего Рэйчел действительно хотела, – это стать нормальной матерью в нормальной семье.

Первое предательство, и худшее из всех, произошло через два месяца после того, как Питер ушёл из фонда дикой природы, чтобы основать свою консалтинговую компанию. Рэйчел с самого начала была в деле и, закончив магистерскую диссертацию, начала работать на него. У неё был собственный стол с компьютером в маленьком офисе – всё, что он мог себе позволить. Она была одновремено администратором, секретаршей и главным исследователем.

Больше не было бутылок шампанского и редких ночей страсти, но Рэйчел всё ещё лелеяла мечты. Она понимала, что денег мало и он переживает серьёзный стресс. Нелегко бросить стабильную работу и уйти в одиночное плавание. Достаточно и того, что она в людном, полном хаоса офисе поддерживает его, что иногда он легко касается губами её волос и говорит:

– Ты знаешь, что без тебя я бы не справился со всем этим, правда?

Потом она увидела статью о нём в «Нью Сайентист». В статье описывалась новая методика подсчёта горных птиц. Это была методика, разработанная Рэйчел, и её имя действительно упоминалось крошечным шрифтом в конце статьи среди полудюжины других, включая Энн Прис. Но Питер присвоил её себе. Заявил, что это его собственная методика. Редактор журнала написал в комментарии, воздающем должное новой системе: «Очевидно, что методика Кемпа, с её точностью, ясностью и простотой, станет ориентиром для исследований горной местности. Эта система будет в будущем рекомендована для всех работ подобного типа».

Благодаря этой статье Питер внезапно стал очень востребован. Теперь работы в офисе было хоть отбавляй, и его просили организовывать семинары для других агентств. Он часто просил Рэйчел подготовить ему записи и диаграммы для кодоскопа. Она делала, как сказано, не устраивая сцен, хотя теперь ей стали отвратительны его прикосновения.

Часто Рэйчел задавалась вопросом, почему она не указала ему на то, что он её предал. Почему, в самом деле, она продолжила работать на него, поддерживать компанию, которая тем временем начала расширяться и переехала в новый красивый офис? Разумеется, была практическая причина. На севере Англии нелегко будет найти такую удобную работу, где платят не ниже прожиточного минимума. Но она знала, что это не столь важно. Дело было в гордости. Уволься Рэйчел из «Питер Кемп и партнёры», и ей пришлось бы признаться другим и себе, что Питер оставил её в дураках. Ей придётся принять, что, возможно, единственной причиной, по которой он занимался с ней любовью, было желание украсть её идеи; придётся допустить, что Эдди была права. Лучше уж пусть мир считает, что Питер изобрёл метод подсчёта птиц. Она была уверена, что теперь он и сам верил в это.

Второе предательство пришло в виде большого квадратного конверта, который она обнаружила на столе однажды утром. В нём было приглашение на свадьбу Питера. Похоже, в том, что он сообщил ей о свадьбе таким способом, не было никакого злого умысла. Он рассчитывал, что роман в Бейки она восприняла как нечто приятное, способ поразвлечься. В конце концов, уже несколько месяцев у них не было близких отношений. Рэйчел узнала от коллег, что девушку звали Амелия. Остальные подробности сообщила Энн Прис, которая однажды впорхнула в офис в поисках работы.

– Амелия? – спросила она. – О, она из светских девиц на непритязательный вкус. Не из аристократов, не слишком интересная. Знаете, потенциальная статистка для групповых фото в журнале «Hello!» . Была бы вполне ничего, если бы родители заставили её носить брекеты.

Никто на работе не подозревал, что Рэйчел может проявить к помолвке босса больше, чем мимолётный интерес, так что, когда ей наконец захотелось доверить кому-то свою тайну, она изобрела предлог, чтобы провести ночь в Бейкиз. Она пригласила Беллу на ужин и прошмыгала свою историю за коробкой салфеток и двумя бутылками вина. Проснулась с похмельем и верой в то, что освободилась от влияния Питера Кемпа.

И только ворон, жалко скакавший в ловушке, напомнил ей о нём.

Глава шестая

Рэйчел в деталях продумала, что скажет Энн, когда та вернётся в Бейкиз после прогулки по болоту. «Слушай, извини, что была такой командиршей. Ты должна понимать. Я впервые руковожу проектом и нервничаю из-за этого. Не хочу никаких косяков».

Но когда она пришла, коттедж был пуст. На кухне было чисто. Тарелки вымыли и вытерли. Грэйс и Энн оставили записку, указав место на холме, где собираются работать, и приблизительное время возвращения – больше, чем сообщила им Рэйчел. Разозлившись из-за беспорядка в доме, она пулей вылетела из коттеджа, не оставив информации о своём маршруте, хотя сама настаивала, что это правило никто из них не должен нарушать. Листы бумаги с небрежно записанными координатами и временем, аккуратными квадратами белевшие на столе в гостиной, словно были обвинением ей.

Энн вернулась точно в указанное время. Когда Рэйчел попыталась извиниться перед ней за своё раздражение, та отмахнулась.

– Не глупи, – сказала она. – Не нужно извиняться. Такое мы можем перенести. Мы же взрослые люди, а не группа школьников.

Это замечание, которое сперва виделось Рэйчел примирительным жестом, в итоге показалось новой критикой. Может быть, подразумевалось, что Рэйчел именно так себя и повела? Как учительница с группой школьников?

Чувство, что она не способна найти верный тон в отношениях с Энн и Грэйс, что взяла на себя слишком много контроля или, напротив, вовсе его потеряла, не оставляли её следующие несколько дней. Было невозможно последовательно придерживаться одной линии поведения. Эти женщины были такими разными. Энн была уверенной, дерзкой, почти безрассудной. Грэйс выглядела неестественно отрешённой. Именно Грэйс беспокоила Рэйчел. Она, казалось, стала ещё бледней и тоньше за эти дни после прибытия. Почти ничем с ними не делилась, исключительно по работе. Слова из неё нужно было тащить клещами. Она едва ела. Ковырялась в еде, гоняя её вилкой по тарелке. Рэйчел подумала об анорексии. Как-то раз, когда казалось, что за весь день Грэйс ничего не съела, она сказала:

– Знаешь, тебе надо поесть. Особенно если так много ходишь. И затем, нерешительно: – У тебя ведь нет проблем с едой, верно?

Рэйчел было тяжело спросить об этом. Она сама была объектом назойливого сочувствия Эдди. Всё её детство и подростковые годы Эдди была настороже, высматривая признаки анорексии. Ей чудились издевательства, наркотики, даже беременность. Задавались тактичные и не слишком тактичные вопросы. Время от времени на кровати Рэйчел появлялись листовки о контрацепции. Так что она умела ценить личное пространство.

К её облегчению, Грэйс улыбнулась. Возможно, она была просто застенчива.

– Никогда много не ела. Боюсь, я слишком разборчива. У меня с собой хороший запас шоколада, не волнуйтесь. Крепка, как веточка.

Это выражение Рэйчел последний раз слышала в детстве и только от пожилых людей.

Грэйс в самом деле выглядела крепкой. Каждый день она проходила целые мили по берегу реки и приходила в коттедж в сумерках без всяких признаков усталости. Иногда Рэйчел видела, как она идёт по равнине от ручья Скёрл, шагая так ровно, что казалось, летит, бледная во мраке, словно одна из короткоухих сов, которые охотились в низинах у фермы.

Питер Кемп появился в коттедже Бейкиз за день до похорон Беллы. Рэйчел встала в четыре, в пять была уже на холмах и только пришла. Она завтракала, пытаясь согреться. За ночь на вершинах появилась свежая россыпь снега. Сейчас было солнечно, но на последнем участке исследования подул порывистый ветер. Если бы Рэйчел начинала в таких условиях, её бы это не беспокоило. Грэйс была на реке в усадьбе Холм-Парк. Энн на кухне наполняла фляжку, почти готовая выйти. Она первой услышала машину, выбежала посмотреть, кто приехал, и позвала Рэйчел:

– Боже всемогущий! Иди сюда, взгляни на это!

Вставать со стула, оставлять позади огонь и свой тост – последнее, чего хотелось Рэйчел, но Энн не всегда была так дружелюбно настроена. Было бы грубостью проигнорировать просьбу. Она взяла свой кофе и встала в носках в дверях кухни. Это был Питер, приехавший на новеньком «Ренджровере» с неброским логотипом «Питер Кемп и партнёры» на пассажирской дверце. Рэйчел раньше не видела этой машины, даже не знала, что такая покупка планировалась, но ничего не сказала. Энн не была так сдержанна.

– Так вот почему вы платите внештатным сотрудникам гроши, – подколола она его, но в её словах была доля серьёзности. Энн всегда казалось, что ей недоплачивают. – Мы приносим в жертву наш прожиточный минимум, чтобы босс мог рассекать на «Ренджровере».

Питер не обиделся, только хищно осклабился. Рэйчел повернулась, чтобы вернуться в дом.

– Всё, чтобы обнадёжить заказчиков, – услышала она. – Ты женщина умная и должна понять.

В его голосе слышались нотки флирта. Рэйчел знала, что за Энн закрепилась репутация девушки, неразборчивой в связях, и задумалась, не было ли у них интрижки когда-то, возможно, несмотря на Амелию, даже сейчас.

– Что ж, я лишь раб зарплаты, – ответила Энн, – лучше продолжу работать. Не хотелось бы оказаться на улице.

– Даже не думай об этом, красотка, – легко парировал он. – Ты лучший специалист по ботанике в стране.

Если Энн и ответила на это, Рэйчел не расслышала. Питер зашёл в гостиную, встал спиной к огню, загораживая ей тепло.

– Не собираешься в поле? – спросил он.

– Уже была. Нет смысла проводить подсчёт так поздно днём. Тебе ли не знать. Ты написал пособие.

Он посмотрел на неё так, словно не понял намёка. Иногда Питер заставлял её поверить, что она выдумала своё участие в разработке методики Кемпа, что она сходит с ума. Он сел на соседний стул.

– Слышал о Белле, – сказал он. – Мне жаль. Я поэтому приехал. Узнать, как ты.

– Я в порядке.

– Нет, в самом деле. Я знаю, как вы были близки.

– Правда. Это стало потрясением, но сейчас я в порядке.

– Есть предположения, почему она это сделала?

– Никаких.

– Наверное, ты не знаешь, что станет с фермой?

– Даги точно не сможет ею управлять. Если Невилл не возьмёт это на себя, наверное, продадут. Даги переехал в дом престарелых. На это нужны деньги.

– Что там сейчас творится? Овцы, наверное, ягнятся.

– Джофф Бек из Ленгхолма присматривает за ними. Думаю, Невилл договорился.

Это было похоже на допрос больше, чем беседа с тем молодым полицейским.

– Невилл Фёрнесс. Он приезжал?

– Нет, пришлось общаться с ним по телефону. Он организовывает похороны.

– Ты знаешь, что он работает на «Карьеры Слейтбёрн»?

– Слышала.

Он вновь повеселел, улыбнулся ей.

– Какие у меня шансы на кофе?

Рэйчел сделала ему кофе, но еды не предложила. Они совершали вылазки в Киммерстон, чтобы запастись продуктами, и она не видела причин делиться с ним своими порциями. Раньше, когда они вместе жили в Бейкиз и Питер ещё работал на фонд, он покупал вкусности – свежий хрустящий хлеб из пекарни в Слейтбёрне, паштет и сыр бри из гастрономии в Киммерстоне, испанскую клубнику из супермаркета, хотя им обоим было известно, как истощена земля Коста Даньяны, где её выращивали, и, имей они хоть каплю совести, отказались бы от лакомства. Сегодня он появился с пустыми руками, и Рэйчел против воли почувствовала себя обманутой.

– А как проект? – спросил он. – Всё хорошо?

– Пока всё хорошо.

– Энн, разумеется, железная леди, а Грэйс только обустраивается на новом месте? Слышал о ней потрясающие отзывы.

– Она уж точно знает своё дело.

У Рэйчел не было ни малейшего желания обсуждать с Питером здоровье Грэйс или её душевное состояние. У неё вошло в привычку выдавать как можно меньше информации. Кроме того, обсуждать проблемы Энн и Грэйс значило бы сплетничать.

– Так мы укладываемся в график?

– Мы опережаем график. Повезло с погодой.

– Отлично. Это отлично.

И всё-таки Питеру не хотелось уходить. Он сидел на обшарпанном стуле, который бы смотрелся подходяще в студенческой комнате и которому точно не нашлось бы места в их с Амелией квартире, и сжимал пустую чашку из-под кофе. Рэйчел поняла, что ему хотелось поговорить с ней. Готовился сделать признание или открыть секрет, возможно, даже извиниться. Ей не хотелось слушать, что он скажет. Только не про его жену, работу или романы.

– Ты придёшь на похороны? – спросила она резко.

– Не знаю. Не думал.

– Подумай. Белла многое сделала для фирмы.

– Что ж, тогда, возможно, я приду.

– Если у тебя есть вопросы о ферме, можешь задать их Невиллу.

– Хорошо. – Но в нём всё ещё ощущалась неуверенность.

– Слушай, – сказала она. – Я вымоталась. Мне не мешало бы поспать пару часов перед тем, как снова пойти на холмы вечером. – Впрочем, она уже знала, что ветер слишком силён.

– Разумеется. Мне всё равно пора. Встреча с «Природой Англии»[2]«Природа Англии» ( англ . English Nature) – государственный орган в Англии, существовавший с 1990 по 2006 год, который занимался охраной дикой природы.. Возможно, новая работа. Отличные новости, правда?

В ответ она встала, показывая ему – она ждет, что он немедленно уйдёт. Питер оставил куртку на кухне, кинул её на скамью, когда вошёл. Его ботинки стояли на пороге. Он завязал шнурки, затем надел куртку, поднял воротник. Рэйчел не стала надевать верхнюю одежду, а встала в дверях, провожая его. Подойдя к «Ренджроверу», он обернулся к ней и грустно махнул рукой.

Машина медленно тронулась, и вдруг она бросилась за ней и начала барабанить по дверце с логотипом, выкрикивая его имя. Даже сквозь тёплые носки земля двора холодила ноги. Питер затормозил и с готовностью выглянул из окна. Может быть, решил, что всё-таки сможет поделиться с ней своими мыслями.

– Хочу кое-что спросить.

– Конечно, что угодно.

– Ты приходил к Белле в день её смерти?

Мгновение Питер поражённо молчал. Казалось, он не в силах говорить, но, возможно, просто ожидал другого вопроса.

– Нет, – сказал он наконец. – А должен был? Это твой проект.

– Ты поднимался на холмы?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

Она покачала головой и отступила от «Ренджровера». Питер подождал в нерешительности и наконец уехал прочь.

Рэйчел была убеждена, что он солгал. Что-то вспыхнуло в памяти, когда он встал у машины и повернулся помахать ей. Что-то в его позе и очертаниях куртки с поднятым воротником. Это Питера она видела в свете фар, когда ехала через переправу Блэклоу в ночь самоубийства Беллы. И он соврал.

Глава седьмая

Останки Беллы сожгли в большом крематории в Киммерстоне. Рэйчел почему-то представлялось, что Беллу похоронят на церковном дворе в Ленгхолме, который был по сути ещё одним куском земли для пахоты и пастбищ, где по другую сторону низкой каменной стены паслись овцы и вдалеке виднелся утёс Фэбёрн. Если бы её похоронили, у Рэйчел хотя бы была могила, на которую можно прийти. Но Невилл и Даги – если у Даги вообще было право голоса, в чём она сомневалась, – остановили свой выбор на кремации. Звучал органный Вивальди, службу вёл викарий, который, кажется, вовсе ничего не знал о Белле.

В день похорон Грэйс осталась в Бейкиз, хотя Рэйчел предлагала подбросить её до города.

– Я не говорю, что тебе нужно быть в крематории. Зачем? Вы с Беллой даже не виделись никогда. Но тебе положен отдых. Съешь ланч, поройся в книжных. Потом можем встретиться и пообедать…

Но Грэйс отклонила предложение.

– Я знаю, что нельзя идти в горы без подстраховки, но у меня много работы. Я хочу сказать, это отличная возможность пересмотреть материал, который я собрала к этому моменту. – Она покраснела и замолчала. – И потом, ко мне может прийти друг. Возможно, останется на ночь. Вы ведь не против?

– О нет, конечно! – Рэйчел была рада, что есть кто-то ещё, что она не единственная ответственна за благополучие Грэйс. – Если у тебя есть компания, мы не будем торопиться назад.

Хоть Рэйчел и не хотелось в этом признаваться, но ей вовсе не улыбалось ехать в Киммерстон с Грэйс, чьё рассеянное молчание убивало любую беседу рядом с ней. Энн Прис могла раздражать или быть слишком самоуверенной, но, по крайней мере, она была нормальной. При этой мысли Рэйчел ощутила укол совести. Она услышала в голове голос Эдди: «Какое право ты имеешь судить? И вообще – что такое норма?»

Они рано приехали в крематорий – Рэйчел не умела опаздывать – и недолго ждали снаружи, не зная, как проходит процедура. Всё ещё дул порывистый ветер, который нагонял облака на солнце и гнул умирающие нарциссы, посаженные вдоль внешней стены. Рэйчел была в крематории прошлой осенью. В «Саду отдыха» появилась редкая птица, светлобрюхая пеночка. Любители птиц со всей со всей страны заявились в сад. Они прибыли со своими телескопами и штативами, смешались со скорбящими родственниками и взбешёнными распорядителями похорон. Позже Рэйчел описывала эту сцену Белле, и та смеялась. Ей вспомнилась Белла, стоящая на кухне в Блэклоу с чайником в чехле в пятнах от заварки и смеющаяся так, что чай расплескался по столу, и впервые на глаза навернулись слёзы.

В часовне Рэйчел села поближе к проходу, чтобы лучше видеть скорбящих. Церковь была почти пустой. Приехала Эдди и протиснулась поближе к ней, дотронулась до руки. Рэйчел физически ощутила сочувствие. Словно кто-то толкнул в очереди, придвинул лицо слишком близко к её лицу, требуя ответа. Ей захотелось оттолкнуть мать. Рэйчел подумала: «Не нужно было ехать к ней, просить о помощи».

Энн узнала в присутствовавших на церемонии пару человек из Ленгхолма. Она называла их шёпотом: начальница почты с мужем, молодая пара фермеров из Вендилоу, арендаторы земли при усадьбе. Питер сидел в заднем ряду вместе с Амелией, очень нарядный в своём дорогом костюме, который обычно надевал, чтоб впечатлить потенциальных клиентов. Будь в часовне побольше людей, Рэйчел бы жалела, что Амелия пришла. Она точно никогда не встречалась с Беллой и, кажется, явилась сюда без большой охоты, хоть и приоделась, как муж. Она сидела чуть поодаль от Питера и необычайно сосредоточенно разглядывала свои безупречной формы ногти. Впрочем, сейчас Рэйчел была рада, что почтить уход Беллы пришло на одного человека больше.

– Бог мой! – У Энн невольно вырвалось восклицание, когда в часовню вошла средних лет пара. Женщина держалась за руку мужчины. Они казались приятными, обычными. Рэйчел понадеялась, что хоть они родственники Беллы или её друзья из прошлого. – Кто это?

– Всего лишь Годфри Во с женой. Какого чёрта они здесь делают? Каков наглец.

Годфри Во был директором «Карьеров Слейтбёрн», движущей силой, стоявшей за событиями в Блэклоу, причиной, по которой Энн, Грэйс и Рэйчел оказались в Бейкиз. По которой они проводили подсчёты на холмах. Он казался слишком мягким и спокойным, чтобы вызвать такие потрясения.

Рэйчел была разочарована, ощутила странное желание вступиться за него.

– Они живут в Слейтбёрне, так ведь? Думаю, они почти соседи.

Однако Энн всё ещё кипела от злости.

– А по-моему, это чистой воды хамство.

Рэйчел подумала, что выразила бы свои мысли более сдержанно, но ей пришлось замолчать – начиналась церемония.

Даги прибыл в инвалидном кресле, которое толкал Невилл. По мнению Рэйчел, он был уже не так аккуратно наряжен, как хотелось бы Белле. На Даги был его лучший костюм, но воротник рубашки выглядел мятым. Тот, кто его сегодня брил, пропустил небольшой кусочек на щеке. Ботинкам не помешало бы немного крема для обуви. Невилл, напротив, был одет безупречно. Он был невысоким и мускулистым, с иссиня-чёрными, цвета воронова крыла, волосами и густой чёрной бородой. Рубашка казалась потрясающе белой на фоне его смуглой кожи, ботинки блестели.

Викарий уже начал свою речь, когда входная дверь вновь хлопнула. Рэйчел вспомнилось плохое старое английское кино, хотя комедия это или триллер, она бы не смогла ответить. Викарий замолчал на середине предложения, и все обернулись. Даже Даги попытался повернуть голову в нужном направлении.

Это была женщина лет пятидесяти. Первое впечатление – попрошайка, забредшая с улицы. Большая кожаная сумка через плечо, в руке пакет из супермаркета. Лицо серое, покрытое пятнами. На женщине была юбка до колен и длинная кофта с растянутыми карманами. Ноги голые. Однако она вела себя с такой уверенностью и апломбом, что все они поверили в её право находиться здесь. Она села, склонила голову, будто в личной молитве, затем посмотрела прямо на викария, будто разрешая ему продолжать.

Невилл забронировал комнату в отеле «Белый олень» и после церемонии пригласил всех на ланч. Энн извинилась, что не сможет присутствовать, и после, когда никто не мог подслушать, озорно улыбнулась Рэйчел и сказала:

– Ты ведь не против, верно? У меня есть дела получше в свободный день, чем стоять в «Белом олене» и грызть сэндвичи с яйцом, стараясь не упоминать, что Белла покончила с собой. Я хочу сказать, это же её выбор? Мне тяжело ей сочувствовать. Знаю, вы дружили, но факт остаётся фактом.

Рэйчел пришло в голову, что у Энн свидание. Её сексуальный аппетит был притчей во языцех, а маленькое чёрное платье и пиджак могли подойти как для небольшого ужина, так и для продуваемого сквозняками крематория. Рэйчел видела, что ей не терпится уйти с тех пор, как они вышли на улицу.

– Где тебя встретить? – спросила она.

Энн заколебалась.

– Слушай, я ещё не знаю, какие у меня планы. Мечтаю провести ночь в своей кровати. Завтра первым делом попрошу Джереми подкинуть меня в Бейкиз.

Рэйчел потребовалось немного времени, чтобы вспомнить: Джереми – многострадальный муж Энн.

Гостей в «Белом олене» было ещё меньше, чем в крематории. Годфри Во пробыл недолго. У него был короткий напряжённый разговор с Невиллом, связанный, как показалось Рэйчел, скорее с работой, чем с Беллой. Его жена не пришла вовсе.

Фуршет был накрыт на столе у стены: толстые ломти отварной ветчины и говядины, миски с салатом, кусочки сваренных вкрутую яиц, металлические миски из-под мороженого с жидкой заправкой для салата, которая уже частично свернулась. Друзья Беллы с окрестных ферм с жадностью набросились на еду. На столе стояли стаканы шерри и виски величиной с напёрсток, но мужчины наведались в бар и вернулись с пинтами пива. Невилл ходил в школу с их сыновьями и дочерьми, но они общались с ним без теплоты, которой ожидала Рэйчел. Эдди, напротив, легко лавировала между ними, прислушиваясь к разговорам, болтая, расспрашивая о детях, которые были её учениками в колледже.

Наконец появились Питер и Амелия. Между ними чувствовалась напряжённость, и Рэйчел решила, что они поссорились в машине. Амелия демонстративно игнорировала еду, затем удалилась в дамскую комнату.

– Видишь, – сказал Питер. – Я пришёл. Ты знаешь, что я всегда поступаю, как ты советуешь.

«Боже, – подумала Рэйчел, – неужели когда-то это меня цепляло?»

Его взгляд был направлен за её плечо, и она поняла, что Питер проверяет, не подслушивают ли их.

– Почему ты решила, что я был у Беллы в день, когда она умерла?

– Так, глупая ошибка.

Он давил, но Рэйчел больше ничего не сказала. Под конец он, казалось, остался удовлетворён её ответом.

Некрасивой женщины с сумками не было видно. Рэйчел задержалась в отеле дольше, чем сделала бы в другой ситуации, надеясь, что незнакомка вновь эффектно появится самой последней, как это было в крематории. Она поспрашивала, но никто эту женщину не знал. Затем Рэйчел поняла, что Даги тоже нет, и решила, что, возможно, это его родственница и она сейчас с ним.

Она уже собиралась найти Эдди, чтобы уйти, когда её тронули за плечо. Рэйчел резко обернулась и увидела Невилла, стоявшего так близко, что она могла видеть прядь седых волос в его бороде, ощутить запах мыла, которым он пользовался.

– Рад, что вы смогли прийти, – сказал он. – Вы ведь Рэйчел? Я не был уверен, что вам захочется присутствовать. Не после…

Она быстро прервала его, не потому, что он выказал хоть каплю неловкости, но потому, что она должна была это сказать:

– Я не могла пропустить похороны. Мы с Беллой были большими друзьями.

– Она говорила о вас.

– Правда? – Рэйчел была удивлена. Она не подозревала, что Невилл и Белла много общались.

– О да. – Поскольку для мужчины он был невысок, она смотрела ему почти прямо в глаза. – Вы разговаривали накануне?

– Нет.

– А я думал, у вас могут быть предположения, из-за чего она…

– Нет.

– Знаете, мне она нравилась. Я был очень молод, когда мама умерла. Был рад, когда отец нашёл кого-то ещё. Радовался за них.

– Разумеется. – Белла никогда особенно не говорила о нем, но сейчас не стоило ему этого сообщать. – Как ваш отец?

Впервые он, казалось, растерялся.

– Как кто-то может знать наверняка?

– Белла вроде всегда знала.

– Да? Я думал, это самообман. То, как она это приняла. Я не могу, понимаете. Принять это. Просто не могу. Вот почему я так редко навещал его в последнее время.

– Его привезёт кто-то из дома престарелых?

Она надеялась, что он назовёт имя той женщины с сумками, но Невилл резко ответил:

– Он не придёт сюда. Уехал прямо в Розмаунт. Говорят, ему лучше соблюдать режим.

– Ясно. – Рэйчел ожидала, что Невилл хотя бы спросил Даги, хочет ли тот, чтобы его отвезли сразу домой. Даги всегда любил вечеринки, даже после болезни. У них была небольшая вечеринка в Бейкиз после того, как её проект был завершён. Там были Питер и остальные студенты. Один из мальчиков принёс скрипку. Белла укутала Даги и прикатила его на инвалидной коляске по дороге к коттеджу. Рэйчел вспомнилось, как он смотрел на танцы: глаза блестят, здоровая рука отбивает ритм скрипичной музыки.

Глава восьмая

Рэйчел и Эдди стояли у отеля «Белый олень». Рэйчел ненадолго отвлеклась на чёрную машину, которая проехала мимо них по улице. Ей показалось, что она узнала Энн Прис, сидевшую на пассажирском сиденье, но водителя не разглядела.

– Пошли домой, поешь нормально, – сказала Эдди. – Я приготовила суп. Решила, что это тебя подбодрит.

– Настоящая мамочка.

– Могу, – важно ответила Эдди, – если захочу.

Они съели суп на кухне на Риверсайд Террас.

– Ну? – спросила Эдди. – Что ты извлекла из этого? – Рэйчел представила, как она задаёт тот же вопрос своей группе по театроведению после поездки в Королевский театр в Ньюкасле. Они отвечают ей такой же неловкой тишиной, как и Рэйчел сейчас, не желая связываться, предпочитая что-то менее абстрактное.

– Я не знаю.

– Думай! – Эдди, подумала Рэйчел, всегда была и остаётся учительницей. – Я имею в виду, что это нам даёт?

– Ничего, – растерянно сказала Рэйчел. – Совсем ничего.

– Конечно, даёт. Разве не странно, что там не было никого из её прошлого? Ни старых школьных друзей, ни кузенов.

– Была женщина с сумками.

– Насчёт неё не уверена. Если она и правда пришла на похороны, почему никому не представилась?

– Тогда, возможно, Белла не местная. «Газетт» есть только в Киммерстоне и окрестных деревнях.

– Тогда это что-то нам говорит, верно?

– Не много.

– Во время этих бесед она должна была упомянуть, чем занималась до того, как приехала на ферму присматривать за матерью Даги.

– Не уверена. – Если задуматься, все их разговоры были односторонними. Рэйчел рассказывала о своём детстве, о том, каково, когда тебя растит такая современная мать, как Эдди, о своей обиде на то, что не знакома с отцом. Белла слушала, комментировала, но редко припоминала в диалоге что-то из собственного опыта.

– Неужели это не кажется тебе странным? – сказала Эдди. – Я имею в виду, не предполагает ли это, что ей было что скрывать?

– Вовсе нет, – резко возразила Рэйчел. – Не всем хочется обсуждать травмы из детства с женщиной, которая стоит за тобой в очереди в супермаркете.

Эдди проигнорировала оскорбление.

– Но большинство выдаёт какую-то информацию о семье, о том, где мы ходили в школу, кем работали…

– Думаю, она могла учиться в сельскохозяйственном колледже, – сказала Рэйчел, – изучать садоводство. Или, может, её родители держали огород и продавали овощи. Она разбиралась в садоводстве, но оно ей не нравилось. Говорила, у неё в юности отбило желание. Вот почему она никогда не интересовалась выращиванием овощей в Блэклоу. Я решила, что это из-за ветра или заморозков, но она ответила, что ей в удовольствие купить себе овощей в супермаркете.

– Маловато информации.

– Извини. Она ценила личное пространство. Возможно, тебе этого не понять.

– Уж это мне очень хорошо понятно. – И вновь между ними, хотя никто о нём не упоминал, встал отец Рэйчел. – Она была замужем до этого?

– Нет.

– Почему ты так уверена?

– Она называла Даги своей единственной настоящей любовью.

– Это ещё ничего не значит. Люди иногда выходят замуж не по любви.

– Белла не стала бы.

– Фу! Какая у неё девичья фамилия? Наверное, это ты знаешь.

– Дэвидсон.

– А Белла? Это сокращение от Изабеллы? Есть ли второе имя? Так я смогу посмотреть в архивах.

– Она подписывалась И. Р. Фёрнесс. Не знаю, что значит «Р».

– Но мы считаем, что она родилась не здесь.

– У неё был здешний акцент, – неуверенно сказала Рэйчел. – Но у меня сложилось впечатление, что она уезжала на какое-то время. Возможно, тогда и растеряла связи с людьми.

– Как она получила работу в Блэклоу? Через центр занятости?

– Нет. Даги поместил объявление в «Газетт» . Она мне об этом рассказывала. Как увидела объявление и внезапно позвонила ему. Белла говорила, что очень нуждалась в работе, иначе у неё бы не хватило мужества. Он встретил её на автобусной остановке и привёз на ферму. Предполагалось, что это будет собеседование, но кончилось тем, что они стали дружески общаться. Я спрашивала Беллу, не чувствовала ли она, что рискует, отправляясь на машине с абсолютно незнакомым человеком неизвестно куда. Она ответила, что уже видела его. – Рэйчел посмотрела на мать. – Знаю. Фу. Очень романтично. Но из-за этого я и решила, что раньше у неё не было серьёзных отношений. Она не успела стать циничной.

– Разве Даги не спрашивал рекомендации?

– У меня и мысли такой не возникало. Если Белла ему понравилась, ему бы это и в голову не пришло.

– Когда это произошло?

– Семь лет назад. Старушка умерла два года спустя. Вскоре они поженились. Быстро. Загс. Никакой шумихи. Это было решение Беллы. Думаю, Даги предпочёл бы побольше веселья.

– Зачем было ждать, пока умрёт мать Даги?

– Откуда мне знать? – Ответ получился раздражённым вскриком. Рэйчел устала от разговоров. – Слушай, мне надо возвращаться. – Она подумала, что ещё может успеть с вечерним подсчётом до сумерек, представила холм в последних лучах солнца, пение жаворонков.

– Это обязательно?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты права. Не тебе нужно задавать все эти вопросы. Нужно поговорить с Даги.

– У Грэйс гостит приятель. Думаю, могу отложить дела на утро. – Рэйчел услышала неохоту в собственном голосе. Она предпочла бы быть на холме.

– Если не хочешь, чтобы я ехала, могу помочь тебе добраться до Роузмаунта.

– Мама! – Рэйчел хлопнула ладонью по столу. – Хватит быть такой чертовски понимающей. – Затем, после паузы: – Не глупи. Конечно, я хочу, чтоб ты поехала.

Даги уже был готов ко сну. На нём была пижама в полосочку, словно старомодная тюремная форма, с красным штампом «Розмаунтского частного дома престарелых», лёгкий махровый халат, коричневые тапочки в клетку. Тапочки были перепутаны. У него была своя комната, вполне приятная, с видом на сад, хотя с видом из окон в Блэклоу он не шёл ни в какое сравние. Было очень жарко. Даги взмок. Рэйчел стянула свитер, как только вошла в здание.

Снаружи, из коридора, доносился постоянный шум – лязг колясок, споры персонала о ваннах и суднах и о том, что случилось с таблетками миссис Прайс, растерянные и подавленные голоса пациентов.

Когда они приехали, Даги смотрел портативный телевизор, стоявший на комоде из пластика, выкрашенного под сосну. Звук был таким тихим, что Рэйчел почти ничего не слышала. Даги, казалось, загипнотизировали размытые мелькающие картинки.

Рэйчел поняла, что здесь он считается слабоумным, и разозлилась, подумав о том, что́ им мог сказать Невилл. И всё же когда они вошли, стало ясно, что Даги узнал её. Сестру, которая ввела их в комнату, явно поразила быстрая кривая улыбка и похлопывание здоровой рукой по стулу – знак того, что Рэйчел нужно подойти поближе.

– У вас посетители, мистер Фёрнесс, – выкрикнула она, словно Даги нарочно её не слушал, и Рэйчел предположила, что это первый раз, когда сестра обратилась к нему напрямую.

Рэйчел присела на корточки рядом с ним, накрыла его руку своей.

– О, Даги, – сказала она. – Мне так жаль.

Сестра глянула на часы, пробормотала Эдди что-то вроде: «Буду у себя, если потребуется» – и вышла.

Это был странный разговор, полный столь же напряжённого внимания, как и сеансы психотерапии от Эдди. Даги общался кивками, мычанием, пожатием руки, но они понимали друг друга. Иногда их отвлекали доносившиеся из коридора шаги мягких туфель по начищенному линолеуму, скрип, пронзительный, как крысиный писк в амбаре, подумала Рэйчел, но они быстро возвращались к делу. Выводы сводились к тому, что Белла покончила с собой, и они не понимали почему.

– Я хочу разобраться, – сказала Рэйчел. – Ты не против? Возможно, тебе бы хотелось, чтоб её оставили в покое.

Даги показал, что не желал бы ничего подобного.

– Я хочу осмотреть дом.

Он отвернулся от неё и снова уставился в телевизор. Сперва Рэйчел решила, что обидела его, но он ещё сильнее сжал её пальцы. Это Эдди проследила за его взглядом, направилась к комоду и вернулась со связкой ключей.

– Даги, это ключи от Блэклоу?

Но Рэйчел уже узнала их. Они висели на кухне на крючке для чашек между кружкой Даги с логотипом «Ньюкасл Юнайтед» и огромной жёлто-зелёной кружкой, из которой Белла пила кофе.

– Мне надо сказать Невиллу, что я пойду в дом?

Она взглянула на Даги, ожидая ответа, но он уже потерял концентрацию. В коридоре снова поднялся небольшой переполох. Высоким, тонким голосом кричала женщина:

– Уйдите, не трогайте меня. У вас мокрые руки! – Раздались торопливые шаги, успокаивающие голоса, но Даги, казалось, не слышал.

Рэйчел, всё ещё сидя на корточках, повернулась, чтобы говорить почти ему в ухо, заставляя обратить на себя внимание, как ребёнок, шепчущий секреты:

– Скажи мне, Даги, ты помнишь день смерти Беллы?

Он продолжал глядеть на мерцающие картинки в телевизоре, но она почувствовала, что он вспоминает. Что он видел? Беллу, склонившуюся над его кроватью? Беллу, которая прихорашивается, готовясь к смерти?

– Кто-нибудь приходил в Блэклоу в тот день? Наверное, ты слышал, как приехала я. Я въехала во двор, как раз когда начало темнеть. Собаки залаяли. А до этого кто-нибудь приходил?

Казалось, он ушёл в свои мысли.

– Кто-то был там до меня, Даги?

Она видела, что он делает над собой усилие, старается вспомнить. Он кивнул.

– В доме?

Он снова кивнул.

– Ты видел этого человека? Знаешь, кто это был? Или слышал голос, который cможешь узнать?

Даги медленно покачал головой.

Глава девятая

За ночь ветер утих. В низинах и под сухими каменными стенами лежал иней. Дым от трубы Бейкиз поднимался прямо к небу.

Грэйс делала тост на кухне. Она держала крошечную сковородку-гриль близко к огоньку газа – иначе можно было ждать часами. Она была одна.

– Твой друг приходил? – спросила Рэйчел. Запах поджаренного хлеба разбудил в ней голод. Она специально ушла до того, как Эдди встала.

– Вчера в обед.

– Оставался на ночь?

Грэйс покачала головой, не просто отвечая на вопрос, но показывая, что больше информации не последует.

– Как похороны? – спросила она. Она положила тост на тарелку, намазала тонким слоем маргарина, разрезала пополам и предложила кусок Рэйчел. Рэйчел взяла тост, добавила джема.

– Ну, сама понимаешь.

– Я, кажется, никогда не была на похоронах, – сказала Грэйс. Рэйчел решила, что это странный способ сформулировать мысль. Такое не забывается. Затем дверь отворилась, и вошла Энн со здоровым ярким румянцем на щеках, словно ребёнок, который врывается в дом после уличных игр с друзьями и требует чаю.

– Я не слышала машины, – заметила Рэйчел.

– Да, Джем подбросил меня к концу дороги. Я подумала, что сегодня отличное утро для прогулки.

– Я приехала недавно. Наверное, мы разминулись.

На лице у Энн появилась улыбка, и Рэйчел подумала, что в конце дороги её высадил не Джереми, а один из любовников, с которым она провела ночь.

– Ты завтракала? – спросила Грэйс. Она отрезала от буханки ещё ломоть и положила под гриль. Рэйчел раньше никогда не видела, чтобы та готовила еду по своей инициативе.

– Нет, – ответила Энн. – Времени не было.

Такой самоуверенный человек, подумалось Рэйчел, просто напрашивается на сплетни. Она дождалась, когда Энн и Грэйс уйдут на холмы, и отправилась в дом на ферме. Ей не хотелось объяснять, что она задумала. Они могли посчитать её болезненно впечатлительной.

В доме было две двери. Одна, которой всегда пользовалась Рэйчел, вела прямо со двора в кухню. Дверь была современной, из твёрдой древесины, с двойным остеклением и обыкновенно запиралась на два оборота. Даги купил дверь, когда обновлял кухню для Беллы. Это был сюрприз, что-то вроде свадебного подарка, который символизировал начало чего-то нового. Во времена матери Даги кухня была маленькой, тёмной и продуваемой сквозняками и вела в подтекающую прачечную с двухкамерной стиральной машиной и прессом для отжимания белья. Белла иногда жаловалась на стиральную машину. Это было ещё до Рэйчел, но та слышала эту историю:

– Тогда нужно было каждый день стирать простыни. Айви сама не могла. Я накачала мускулы, как у тяжелоатлета, пока загружала их, мокрые, в барабан машины. Бедняжка. Мне бы не хотелось так кончить.

После свадьбы Белла уехала на несколько дней – теперь Рэйчел было интересно, куда та могла отправиться, – и, вернувшись, обнаружила новую кухню. Кажется, она показала Даги фото в журнале, сказав, как это здорово, и он всё точно скопировал. Его мать оставила ему немного акций, и он спустил их на это.

Больше всего Беллу порадовала стиральная машина, хотя как-то раз она сказала Рэйчел с усмешкой, что та была бы полезней, когда старая леди была ещё жива и кровать нужно было перестилать каждый день.

Кухня была чище, чем Рэйчел когда-либо видела. Белла явно вымыла полы прямо перед смертью. Цветы на подоконнике давно нужно было полить, но она никогда не уделяла им особого внимания. В ящиках и шкафах не было ничего, что могло быть дать ключ к прошлому Беллы.

Рэйчел перешла в маленькую гостиную, где миссис Фёрнесс сидела вечерами перед сном. С тех пор почти ничего не изменилось. В комнате было пианино, небольшие столики из тёмного дерева с вязаными дорожками, цветные вышивки в рамках, лампа с абажуром с бахромой. Были фотографии Даги с первой женой и маленьким Невиллом. В своё время Айви Фёрнесс, должно быть, была крепкой и активной женщиной. Первая жена Даги умерла внезапно, от кровоизлияния в мозг, когда мальчику было два года, и Айви взяла на себя заботу о семье. Рэйчел пришло в голову, что Невилл, должно быть, считал её почти матерью. Возможно, она ему была ближе, чем Даги. Наверное, он навещал её чаще, чем отца? Интересно было бы узнать.

Первая жена Даги была красавицей, от неё Невилл унаследовал чёрные волосы, смуглую кожу, выразительные глаза. Белла иногда говорила о ней, без ревности.

– Она была совсем девочка, когда они познакомились, немного диковатая – все так считали. Посмотри на фотографию. Ты поймёшь, почему он в неё влюбился.

Она была с юга Англии, ещё училась в школе искусств и приехала навестить местных родственников. Он наткнулся на неё на холме. Она рисовала рудник. Законченная картина всё ещё висела в гостиной, на почётном месте над каминной полкой.

– Тебя это не смущает? – однажды спросила Рэйчел.

– Нет, конечно. У нас обоих есть свой багаж. – Но её история никогда не обсуждалась, а маленькая гостиная Айви Фёрнесс не раскрывала ни один из секретов, как и большая гостиная с видом на холмы и огромная картина с рудником, постоянное напоминание о первой любви Даги.

Были разговоры о том, не превратить ли маленькую гостиную Айви в спальню Даги, когда его выписали из больницы, но, как сказала Белла, ванная наверху, а в кухонной раковине она едва ли сможет его вымыть. В конце концов социальная служба поставила лестничный подъёмник, так что они смогли остаться в спальне, которую делили ещё со свадьбы, а может, и до неё. Белла никогда не была из тех, кто беспокоится об условностях.

Кто-то был в комнате с ночи смерти Беллы, забрал костюм Даги для похорон. Может быть, Невилл заходил, когда они были на холме. Рэйчел не слышала машины. Но он забрал одежду и уехал. В комнате пахло дезинфицирующим средством и духами Беллы. Рэйчел осмотрела всё так же тщательно, как и в других местах, но не ожидала что-то обнаружить. Пожелай Белла хранить тайну от Даги, эта комната стала бы последним местом, на которое мог пасть её выбор.

В комнате, которую они называли комнатой Невилла, комнате, где она отсыпалась после виски Даги, не было ничего, кроме односпальной кровати и шкафа. В комнате Рэйчел у Эдди всё ещё было полно школьного хлама. Даже купи она собственную квартиру, подумала Рэйчел, это всё равно будет её комната, с выбранными ею занавесками, с раскрашенными ею трафаретами на стене. Эта же была безликой. Не осталось ничего, принадлежащего Невиллу.

Оставалась третья спальня, в которой Рэйчел никогда раньше не была. Она располагалась в двух шагах от лестничной площадки, в задней части дома. Комната была маленькой, с покатым потолком и большим шкафом, где стоял водонагреватель. Узкая тахта была накрыта кремовым лоскутным одеялом, всё ещё немного смятым, будто кто-то на нём сидел. У тахты стоял стол, похожий на школьную парту, с откидной крышкой и чернильницей. Хотя поверхность отшлифовали и покрыли красным лаком, на ней всё ещё были видны нацарапанные надписи.

В столе обнаружилась инкрустированная перламутром деревянная коробка. Когда-то Белла, наверное, прятала её более тщательно, но после удара Даги такая необходимость отпала. От лестничной площадки вход в комнату отделяло две ступеньки, и это означало, что он сюда никогда не попадет. Рэйчел присела на кровать с коробкой в руках и открыла крышку.

Сперва она ощутила разочарование. Казалось, информация в коробке относится к совершенно другому человеку, Изабелле Роуз Нобл. Там было свидетельство о рождении на это имя, датированное 16 сентября 1942 года, в качестве места рождения был обозначен Киммерстон, Нортумберленд. Затем шёл сертификат об образовании 1963 года. Изабелла Роуз Нобл окончила педагогический колледж в Ньюкасле по специальности преподаватель начальных классов. Рэйчел связала Изабеллу Нобл с Беллой Фёрнесс только после того, как вытряхнула выцветшую газетную вырезку из коричневого конверта. Сперва вырезка ничего ей не сказала. Это была статья о ребёнке, которого унесло вышедшей из берегов рекой. Тело так и не нашли. Однако статья была обрезана на середине предложения, так что она перевернула страницу и прочитала другую её сторону.

Это был взятый из местной газеты некролог, датированный 1970 годом, с двумя колонками текста и фотографией. Смотревший на неё с фотографии мужчина был темноволосым и круглолицым. Его звали Альфред Нобл. Он умер в семьдесят лет, так что фотография мужчины средних лет с багровым лицом, должно быть, была сделана за много лет до его смерти.

Все эти детали Рэйчел отметила потом. Первой её мыслью при взгляде на вырезку было, что это портрет Беллы. То же квадратное лицо, густые тёмные брови. Будь волосы подлиннее и носи Альфред Нобл любимые Беллой массивные золотые серьги, их было бы не отличить друг от друга. Альфред Нобл – отец Беллы? Если да, почему она говорила, что её девичья фамилия Дэвидсон?

Рэйчел прочитала то, что было написано более мелким шрифтом. Альфред Нобл умер при трагических обстоятельствах после долгой болезни. Это была не новость, а некролог. Член совета Нобл верно служил городу Киммерстону тридцать лет, прежде чем сложить с себя полномочия. Из-за проблем со здоровьем он также был вынужден покинуть пост почтмейстера. Похороны состоялись в методистской церкви Киммерстона, старостой которой он был. Его будет не хватать. В некрологе говорилось, что он вдовец, но дети не упоминались. Разумеется, о них бы сообщалось, будь Белла его дочерью, но как ещё можно было объяснить совпадение свидетельства о рождении с датой, соответствовавшей возрасту Беллы, и потрясающее сходство?

Доказательством стала ещё одна фотография, цветная и глянцевая, в парадной картонной рамке. На ней было двенадцать детей в возрасте от пяти до семи лет на школьной детской площадке. Некоторые сидели на деревянной скамье, остальные стояли сзади. Аккуратные девочки с косичками, взъерошенные мальчики с улыбками, которым не хватало зубов. Сбоку, довольно эффектная в своей короткой юбке и вязаном топе, стояла Белла. На обороте косым почерком было выведено: «Начальная школа графства Корбин, 1966. Мисс Нобл с первым классом».

К фотографии ржавой скрепкой было прикреплено написанное от руки письмо. Адресом отправителя значилась начальная школа графства Корбин, близ Вулера, Нортумберленд. Письмо было датировано 1967 годом, и отправитель с сожалением подтверждал уход мисс Нобл: «Я понимаю, Вы думаете, что сейчас это неизбежно в силу семейных обстоятельств, но знайте, Вы сможете вернуться к профессии в будущем».

Письмо было подписано Алисией Дэвидсон.

Когда Белла познакомилась с Даги, её фамилия была Дэвидсон. Возможно, Эдди была права и Белла до этого уже была замужем. За родственником директрисы, на которую работала? Сыном или братом? Теперь, когда появилось больше информации, наверное, это можно выяснить. Почему Белла сохранила брак в секрете?

Последним в коробке было письмо с приглашением для мисс Нобл посетить рождественский концерт в начальной школе Корбина 15 декабря в 7 вечера. Будут сладкие пироги и чай. Значит, на тот момент Белла была ещё не замужем. Указаний на то, посетила ли она концерт или что происходило в промежутке между её увольнением в 1967 году и появлением на автобусной остановке в Ленгхолме в 1989-м, не было.

Рэйчел потребовалось некоторое время, чтобы решить, что делать с этой информацией. Она чувствовала, что коробка и её содержимое принадлежат Блэклоу. Если Невилл хотел порыться в этих вещах, у него была такая возможность, когда он заходил забрать одежду Даги. Однако это была единственная её связь с прошлым Беллы. Наконец она нашла на кухне рекламный проспект в коричневом конверте. Рэйчел поместила бумаги и фотографии между его страницами и вернула в конверт. Она будет хранить его в Бейкиз, пока не представится шанс забрать домой.

Она как раз собиралась уходить, когда зазвонил телефон. Какое-то время она не подходила, но звон продолжался, настойчивый, действующий на нервы. В конце концов Рэйчел сдалась и взяла трубку. Это был рекламный агент, привыкший быть настойчивым в эти непростые времена. Она сказала, не вдаваясь в детали, что Белла покинула ферму. Повесив трубку на середине рекламной болтовни, она позвонила Эдди. Сперва та притворилась уязвленной, поскольку её не позвали участвовать в обыске дома. Затем она обрадовалась. Кажется, она оказалась права насчёт предыдущего замужества Беллы. И будет нетрудно отыскать Алисию Дэвидсон, которая когда-то была директрисой начальной школы Корбина. С контактами-то Эдди в совете графства. Если, конечно, та ещё жива.

Глава десятая

– Ты ведь понимаешь, – сказала Энн, – что она мне хамит.

Они сидели в пабе в Ленгхолме. Это была идея Рэйчел. Всем троим нужно уехать из Бейкиз, немного выпить, расслабиться. Она чувствовала свою ответственность за то, что они не ладят. С похорон в коттедже царило скрытое напряжение, раздражительность, которая выражалась в обычном ворчании, взрывах дурного настроения. Сейчас всё достигло критической точки. Энн предлагала переехать в кладовую в задней части коттеджа. Комната была крошечная, холодная, места для кровати едва хватало. Большая комната с видом на ручей и утёсы была намного приятнее, но контракт предполагал, что Энн делит её с Грэйс. У Рэйчел была маленькая собственная комната. Больше мест не было. В пабе Энн дождалась, пока Грэйс отойдёт к телефону, чтобы сделать своё заявление. По какой-то причине в пабе было очень шумно, много народу. Рэйчел решила, что празднуют какое-то семейное событие – рождение ребёнка или помолвку. Царила атмосфера праздничной истерии. Ей было странно вести такой деликатный разговор, перекрикивая шум.

– Я думала, она уже лучше справляется. Она вроде бы повеселела. И по крайней мере что-то ест.

– А ещё она не спит большую часть ночи, бродит.

– Извини. Не знала. Я поговорю с ней.

– Где ты её вообще откопала?

– В прошлом году она работала по договору на друга Питера в Дамфрис. Он говорил, что она великолепна. Настоящая находка.

Энн презрительно фыркнула. Грэйс вернулась, уставилась в пустой бокал, не отвечала, когда Рэйчел обращалась к ней. Они рано ушли из паба.

Вернувшись в коттедж, Энн пошла наверх, чтобы перенести вещи. Они слышали, как она там чем-то гремит. Грэйс прошла к столу в гостиной, который использовала как рабочее место, и сразу же приступила к работе. Рэйчел слышала из кухни, как та нажимает на кнопки калькулятора. Она вернулась в комнату. День стоял тёплый, и они не стали зажигать огонь. На всём лежал лёгкий слой древесного пепла.

– Не поздновато ли начинать сейчас? – сказала Рэйчел.

Грэйс вздрогнула в испуге, резко обернувшись. Калькулятор со стуком упал на пол. Рэйчел остановилась, чтобы поднять его.

– Думаю, всем нам нужна передышка. После моей поездки в город ещё осталась бутылка вина. Откроем её?

– Почему бы и нет? – Ответ был неестественно громким, нарочито бодрым.

– Пойду принесу. Убери это. Подождёт до завтра. – «Бог мой, – подумала Рэйчел, – я звучу прямо как Эдди, которая уговаривает меня не слишком беспокоиться о выпускных экзаменах». В страсти Грэйс к своему предмету, в её напряжённом стремлении сохранить личное пространство было что-то понятное Рэйчел. Она налила вино в стаканы – только они и пережили сезон студенческого мытья посуды, затем подождала, пока Грэйс усядется в кресло, и передала ей один из них.

– Как идут дела?

– Отлично. – Грэйс сделала большой глоток и настороженно посмотрела поверх стакана.

– Данные соответствуют тому, что ты ожидала увидеть?

– По большей части.

– Я просматривала информацию, которую ты передала на прошлой неделе. Это обычные цифры? – Ожидая ответа, Рэйчел почувствовала до смешного сильное беспокойство.

– Не знаю. Пока слишком маленькая выборка. – Грэйс отвечала буднично, на первый взгляд спокойно.

– Ясно. – Зная, как та раздражается, когда её донимают вопросами о текущей работе, Рэйчел оставила тему, хотя беспокойство никуда не делось. – Энн говорит, ты не очень хорошо спишь.

Грэйс аккуратно поставила стакан рядом с креслом.

– Думаю, Энн не особенно заботит успех проекта, – сказала она серьёзно.

– Что ты имеешь в виду?

Но Грэйс не ответила.

– Ты спишь?

Должно быть, подействовало быстро выпитое вино, потому что сейчас она была почти грубой.

– Столько, сколько мне надо.

– Ты ведь знаешь, что можешь взять пару выходных. Почему бы тебе не съездить домой ненадолго? Ты единственная, кто ещё не отдыхал от этого места.

– Мне не нужен отдых. Я серьёзно отношусь к работе. – Подразумевалось: не так, как Энн Прис. – И потом, у меня особенно нет дома, куда можно было бы вернуться. – Она встала и демонстративно направилась к столу и своему калькулятору.

На следующий день Рэйчел надо было ехать в Киммерстон. Недавно она договорилась о встрече с Питером и представителем рудника Слейтбёрн, чтобы проинформировать их о том, как продвигается проект. Ей не хотелось оставлять Энн и Грэйс вдвоём. Они были похожи на ссорящихся детей, которым был нужен готовый примирить их взрослый, иначе дело дойдёт до драки.

«Пожалуйста, будьте паиньками», – хотелось сказать Рэйчел, когда она отъезжала от коттеджа.

Её удивило, что представителем Слейтбёрна оказался Невилл Фёрнесс. Хотя она приехала рано, он уже был в офисе. Они с Питером увлеченно беседовали. Оба выглядели очень элегантно, очень профессионально в своих костюмах. Рэйчел ожидала неформальной встречи и приехала в одежде, которую надевала для работы на природе. В ходе переговоров не было принято никаких важных решений, но она, казалось, тянулась бесконечно. У Рэйчел сложилось впечатление, что Питер затягивал объяснение методики, усложняя её больше необходимого, чтобы произвести впечатление. После он попросил её остаться на чай. Снова ей показалось, что он готовится к какому-то признанию, и когда Питер предложил пойти вместе выпить, она настояла на том, что ей пора возвращаться в коттедж. Весь обед Рэйчел переживала из-за двух женщин, которые остались в Бейкиз.

Обратно она возвращалась в сумерках. Дорога теперь была настолько знакомой, что Рэйчел могла ехать быстрее. Она знала, как лучше двигаться, чтобы выхлопная труба не цепляла за колдобины, и как провести машину через переправу, чтобы вода не попала в двигатель. На сухой каменной стене у деревянных ворот сидел белозобый дрозд, его подгрудок в темноте был удивительно белым.

Она посмотрела вниз на Блэклоу и Бейкиз с верхней точки берега. В Блэклоу было тихо и пусто. Там не осталось животных, даже собак. Пустующие постройки казались ветхими и жалкими. В саду Бейкиз сушилось бельё, хотя было похоже, что близится дождь. Хотя с этой точки ей не было видно окон, на траву падал квадрат оранжевого света. Он должен был выглядеть успокаивающе домашним, но она осознала, что едет медленнее, чем раньше, откладывая миг, когда ей придётся столкнуться со враждебностью женщин внутри, вспоминая, как всегда, когда она приближалась к сараю, тело Беллы в свете фонарика.

Когда она вошла в дом, первым делом её удивил запах еды. Обычно приёмы пищи не были никак организованы, никаких уютных сборов по вечерам, чтобы сопоставить записи. Рэйчел предложила дежурства по мытью посуды, но даже это было невыполнимо. Они ели в разное время. Энн, казалось, питалась исключительно яичницей-болтуньей и копчёным лососем. Похоже, у неё был друг в коптильне Крастер, снабжавший её припасами. И бельгийским шоколадом, появлявшимся из ниоткуда. Она всегда щедро им делилась. Рэйчел иногда позволяла себе полакомиться. Грэйс относилась этому жесту с подозрением.

Проходя через гостиную, Рэйчел отметила, что со стола убрали книги и бумаги и накрыли его к ужину. На троих. Вокруг не было никаких признаков жизни. Она крикнула в сторону лестницы:

– Эй! Я вернулась! – стараясь говорить обычым голосом, не выказывая тревоги.

Появилась Энн. На ней были чёрные джинсы и топ без рукавов. Когда в коттедже зажигали огонь, там на какое-то время становилось очень тепло, но топ из кремового шёлка казался странным выбором. Слишком нарядный. Рэйчел спросила себя, не развлекала ли Энн гостя.

– Я приготовила запеканку, – сказала Энн. – Всё в порядке, для тебя есть овощная. В холодильнике бутылка белого вина.

Итак, или кто-то заходил, или Энн ездила за покупками. Она продолжила:

– Я подумала, ну, нам же жить вместе, верно? Нужно постараться подружиться.

– Где Грэйс?

Энн скорчила рожицу.

– Эта поросятина ещё не вернулась. А я ей говорила, что буду готовить.

Рэйчел подошла к окну. Было почти темно.

– Она ведь оставила маршрут и время прибытия?

– Наверное, да. На доске объявлений на кухне. Как правильная девочка.

Это была шпилька Рэйчел, которой снова и снова приходилось придираться к Энн из-за того, что она не оставляла информацию о своих прогулках. Записка действительно была, написанная угловатым почерком Грэйс, с указанием точки на карте в зоне за ручьём и ожидаемым временем прибытия: 8.30. Сейчас было почти 8.30.

Рэйчел немного расслабилась. Паниковать слишком рано. Она снова подошла к окну, ожидая увидеть, как бледная фигура Грэйс появится из зарослей папоротника, как пловец из моря.

– Что ж, – сказала Энн. – Думаю, еда подождёт. Но я собираюсь открыть вино. Ты хочешь?

– Пока нет. – Казалось важным сохранить ясную голову.

В девять часов Рэйчел вышла с фонариком и прошла по тропинке до самого ручья. Она перешла его по мостику и начала выкрикивать имя Грэйс, сложив руки рупором, останавливаясь, чтобы прислушаться. Поднялся ветер. Ей было слышно ручей и шуршание пушицы и маленьких зверьков. Ослеплённый лучом фонарика, замер заяц. Не было звуков человеческого присутствия, ответного мерцания фонарика. Плотные облака закрыли луну, и, если бы не журчание воды, она бы совсем потеряла направление. Обыскать окрестности было бы невозможно, даже если бы Энн была готова помочь.

Когда Рэйчел вернулась в Бейкиз, Энн пила второй бокал вина. Она оторвала ломоть от багета и жадно его ела, чтобы показать, насколько голодна. Её ноги в чулках были вытянуты к камину.

– Ты же понимаешь, что она делает это специально, – сказала Энн. – Чтобы допечь меня, потому что я сказала, что буду готовить. Что ж, я больше ждать не собираюсь, умираю с голоду.

– Там сейчас темень непроглядная. – Рэйчел не могла оставаться спокойной. Она отошла от окна к двери кухни, стала всматриваться в темноту.

– Не паникуй, бога ради. Она не так уж сильно опаздывает. Готова поспорить, обо мне ты бы так не волновалась. Она не ребёнок, знаешь ли. Старше, чем кажется. Почти двадцать восемь.

На секунду Рэйчел отвлеклась.

– Откуда ты знаешь?

– Она оставила паспорт на туалетном столике наверху. Я заглянула.

Предчувствуя неодобрение Рэйчел, она добавила:

– Ну, мне было любопытно. Тебе разве нет? Мы не знаем о ней ничего, кроме того, что она кажется чертовой чудодейкой, когда дело доходит до поиска выдр. Если ты веришь её результатам.

В десять часов Рэйчел отправилась в Блэклоу звонить Питеру Кемпу.

– Не знала, что у тебя есть ключи, – заметила Энн.

– Даги дал мне комплект после похорон. На крайний случай.

Она дозвонилась Питеру на мобильный. Кажется, он сидел в переполненном ресторане. Были слышны пронзительные женские голоса, стук тарелок. По крайней мере, он серьёзно отнёсся к звонку. Она боялась, что он посмеётся над её беспокойством.

– Минуту, – сказал он. – Перезвоню тебе из места потише.

Через пять минут телефон зазвонил, звук громко отдавался в пустом доме. Питер говорил напористо, отрывисто. Он связался с горной спасательной командой, хотя и не думает, что им удастся что-то сделать до восхода. В любом случае местность не опасная. Никакого скалолазания или спусков в пещеры.

– Она ведь не из рисковых?

– Нет, – ответила Рэйчел. – Не думаю.

Он сказал, что ночь тёплая и даже если что-то произошло, она выживет до утра, но в любом случае команда скоро выезжает. Они сами определят, как действовать. Разгадка его расторопности обнаружилась в конце разговора.

– Управление по охране труда к нам не придерётся из-за этого? Все процедуры соблюдены?

– Да, в полной мере.

– Что ж, тогда мы справимся с этим. Что бы ни случилось.

Случились шестеро крепких мужчин, приехавших на «Лендровере». Они показались бы привлекательными тем, кто любит мускулы и суровую мужественность. Энн, съев тарелку запеканки и допив вино, ушла спать. Рэйчел подумала, что ей было бы жаль такое пропустить. В команде был доктор, тот самый, что констатировал смерть Беллы и увёз Даги.

– У вас здесь не соскучишься, – сообщил он, словно завидуя Рэйчел. Наверное, в этом для него заключалась прелесть этой работы. Она позволяла участвовать в собственном остросюжетном кино.

Они вышли на холм прямо перед рассветом. С таким подробным отчётом о передвижениях Грэйс, сказали они, её легко будет отыскать. Даже если она сбилась с планируемого маршрута, проблем не будет. Доктор нёс складные носилки, торчавшие сверху из его рюкзака.

Рэйчел смотрела на них из окна своей спальни. Они не пригласили её пойти с ними, и ей не хотелось предлагать. Плотные облака висели низко, капала морось, и скоро их перестало быть видно. Она, должно быть, задремала, хоть и сидела на стуле выпрямившись, потому что вдруг поняла, что они вернулись. Рэйчел посмотрела на часы. Их не было два часа. Вернулось четверо, шагая в один ряд. Рукоятки носилок всё ещё торчали за плечом доктора, но Грэйс она не увидела.

Она прошла на кухню и поставила чайник. Перед уходом они шутили насчёт того, чтобы, когда вернутся, был готов чай. Газ разгорался так медленно, что она ещё была на кухне, когда они вошли. Все едва могли поместиться в крошечной кухне. Рэйчел чувствовала, как разгорячены они после прогулки, чувствовала запах мази от их ботинок.

– Вы нашли её? – Вопрос казался смешным, потому что Грэйс с ними явно не было. – Остальные, наверное, ещё ищут.

– Мы её нашли, – сказал доктор.

– Как она?

– Она мертва.

«Всё снова как с Беллой, – подумалось Рэйчел. – Теперь я знаю, каково это, когда тебя грабят на улице. Тебя бьют. Тебе кажется, что всё кончено, ты откатываешься в сторону, собираешься с силами, чтобы встать, а затем кто-то подходит и снова бьёт. И ты ни на секунду не забываешь, что виноват в этом только ты сам».

– Что случилось?

– Мы не знаем, – ответил доктор. – Пока не знаем. – Когда он обнял её в знак поддержки, она с горечью подумала о том, что ему, наверное, это всё кажется очень увлекательным.