Онлайн чтение книги Магические числа
10

На следующий день в назначенный час Терехин, Першин и Анемподист Парфентьев отправились с ответным визитом на «Мод».

Погода стояла морозная, крепкий устойчивый северный ветер бил в лицо, заставляя отворачиваться. Тропинка от корабля к берегу уже явственно обозначилась, и люди шли по ней не сворачивая. Красный отблеск затаившегося за дальними южными хребтами солнца достиг своей высшей силы, и все снежное пространство к югу от ледовитого побережья казалось облитым кровью. Несмотря на сильный холод, дикая суровая красота окружающего поражала воображение.

Сходни, спущенные с корабля на лед в ожидании посетителей, были тщательно очищены от снега и даже посыпаны невесть откуда взятым желтым песочком.

Амундсен встретил гостей на палубе, у верхнего края сходней, как бы оказывая этим особое внимание представителям власти.

— Рад приветствовать вас на малой, затерянной среди вечных снегов территории моей любимой родины Норвегии! — торжественно провозгласил хозяин. — Прошу в кают-компанию.

Накануне вся команда корабля произвела тщательную уборку, и кают-компания встретила гостей не только теплом, звуками виктролы, но и блеском начищенной меди, полированного дерева. Сундбек ввернул в люстру дополнительную лампочку, и большое помещение было залито таким ослепительным светом, что Анемподист не удержался и воскликнул:

— Ну и сияние!

Освободившись от меховой одежды, следуя приглашающему жесту Амундсена, гости расселись на привинченные к полу стулья и продолжали озираться по сторонам, рассматривая убранство просторного корабельного помещения. Амундсен, довольный таким вниманием к кораблю, молчал, как бы давая возможность гостям оглядеться и привыкнуть к обстановке.

— Прекрасная кают-компания! — искренне похвалил Николай Терехин. — А кому принадлежит корабль?

— Корабль принадлежит мне, — ответил Амундсен. — Я потратил на его строительство все свое состояние и не жалею об этом. Из существующих в мире судов подобного типа, пожалуй, только «Фрам» Нансена может сравниться с «Мод». Корабль строился в Норвегии, в Больдене, на Лекарской верфи, и наше кораблестроение не знает более тщательной, толковой и добросовестной работы.

В дверях камбуза с подносом появился Ренне. Он был в белой куртке с блестящими пуговицами и высоком, тоже белом колпаке.

Консервированные помидоры, огурцы, красиво нарезанные ломтики моркови были украшены невесть каким образом сохраненными перышками зеленого лука. Скорее всего Сундбек постриг свой «огород», расположенный под световым люком.

Над всем этим возвышалась бутылка настоящей русской водки в окружении хрустальных рюмок.

Амундсен разлил водку и сказал:

— Господа! Не знаю, наскрлько верны мои представления о русских обычаях, но, прежде чем приступить к обеду, я бы хотел провозгласить тост за здоровье наших гостей и за процветание Советской республики!

— Надо выпить, — тихо сказал Терехин товарищам, берясь, за рюмку.

Гости отдали должное закуске и поданному вслед за ней превосходному томатному супу, однако не чувствовали себя свободно. Их смущала не еда, а роскошная сервировка, столовое серебро, накрахмаленные салфетки. Першин искоса следил за Анемподистом, который медлительными и солидными манерами скрадывал свою растерянность. Он быстро сообразил, как надо действовать, и подражал каждому жесту хозяина.

В меню обеда была лососина, оленьи языки со спаржей. А когда появились трубочки со сливками, Терехин не сдержался и весело глянул на Першина.

За кофе, ликером и сигарами Амундсен заговорил:

— Господин Терехин, хочу довести до вашего сведения, что мы для нужд экспедиции приобрели некоторое количество мехового товара для одежды, а также моржового копальхена и рыбы для собак.

Я готов предъявить вам как представителям правительства все приобретения и, если надобно, уплатить положенную при этом пошлину.

— Господин Амундсен, — ответил Терехин, вертя в руках сигару, — наше правительство будет оказывать всяческое содействие мирным научным исследованиям. Что же касается пушнины, которую вы приобрели для снаряжения, она таможенному сбору не подлежит. В конце концов, настоящая наука — это достояние всего человечества.

Першин с удивлением посмотрел на товарища.

— Весьма благодарен вам. Можете быть уверены в том, что мы не занимаемся коммерческими операциями и меновой торговлей в целях наживы…

— Мы вам верим, господин Амундсен, — повторил Терехин.

— Еще раз благодарю вас, господин Терехин, — уже спокойно сказал Амундсен. — Насколько я понял из вчерашней беседы, вы намереваетесь открыть здесь школу?

— Да, наша цель — научить людей грамоте, а через грамоту и просвещение изменить их жизнь.

— Это весьма похвальное желание, — заметил Амундсен, — но вот в чем вопрос: хотят ли сами здешние люди изменений? Может быть, для них именно этот образ жизни, к которому они приспособились веками, является самым подходящим? Я это говорю не ради того, чтобы просто порассуждать, а опираясь на свой собственный опыт общения с арктическими аборигенами. Мне пришлось зимовать в канадской Арктике при открытии Северо-Западного прохода, подолгу жить среди эскимосов, и я не раз слышал их заверения в том, что человек Севера ни за что не променяет свою жизнь на какую-то другую. История арктических народов — это удивительная история, полная лишений и мужества. Не будет преувеличением сказать, что даже самая обыденная их жизнь в глазах европейского обывателя — это настоящий подвиг, проявление незаурядного героизма.

— Никто не собирается изменять образ жизни арктических народов, точно так же как и других народов Советской республики, — ответил Терехин. — Наша задача — открыть глаза на несправедливость и невежество в их жизни и их же собственными силами избавиться от них.

— Я понимаю ваше стремление, — отозвался Амундсен, — но что будет, если вы встретитесь с нежеланием открывать глаза на то, что вы называете несправедливостью и невежеством?

— Мы верим в разум человека, в его неисчерпаемые возможности, в то, что современный человек, в каких бы тяжких и невероятных условиях ни жил, ничем — ни умственно, ни физически — не отличается от того же европейского обывателя, о котором вы только что упомянули. Мы были бы наивными прожектерами, если бы ожидали, что любое наше начинание будет безоговорочно принято и одобрено. Нет конечно, мы готовы встретиться с неимоверными трудностями, быть может, даже непониманием на первых порах. Но мы верим в наши идеалы.

— Извините за сравнение, но вы напоминаете мне некоторых миссионеров, — заметил Амундсен.

Из всех, кто взял сигары, только он с Анемподистом усердно дымили, а остальные либо отложили их, либо просто держали в руках.

— Миссионеры несли людям искаженное представление о мире и одно заблуждение пытались заменить другим, — сказал Терехин. — У нас другая задача…

— Хорошо, скажите тогда, почему бы вам не начать с самого насущного — снабжения здешних жителей хорошими ружьями, лодками с моторами, с организации медицинского обслуживания? Вы начинаете с обучения грамоте… Я не уверен, что чукчи правильно вас поймут. — Амундсен осторожно приблизил к пепельнице наросший на краю сигары столбик синеватого, похожего на росток оленьего рога пепла и легким щелчком сбил его. За ним то же самое с точностью проделал Анемподист, и Амундсен с улыбкой спросил: — Не хотите ли еще ликеру?

Анемподист облизнулся и сказал:

— С удовольствием!

— Сундбек, — приказал Амундсен, — принесите еще ликеру!

Когда новая порция была налита в рюмку Парфентьева, Амундсен продолжил:

— Я уверен, что ваши намерения и философия новой жизни привлекательны не только для местных жителей. В свое время я знакомился с разными утопическими произведениями европейских мыслителей, а также с учением о социализме. Скажу вам откровенно — сама цель очень привлекательна, поскольку она отражает вековую мечту человечества о справедливости. Единственное, чего я не разделяю, это способов достижения этой цели путем насильственной революция.

— А что делать, коли люди добровольно не расстаются с награбленными богатствами? Есть такие несправедливые вещи, для искоренения которых приходится применять и насилие… А нам, честно говоря, — вздохнул Терехин, — этого не хотелось бы. — Он обвел взглядом товарищей и весело сказал: — Ну что же, погостили — и хватит!

Амундсен сделал знак Сундбеку, и тот, скрывшись на мгновение за дверью кают-компании, появился с тремя хорошо упакованными внушительными свертками.

— От имени Норвежской полярной экспедиции прошу принять эти скромные подарки. Мы постарались предусмотреть то, что вам понадобится в долгом пути по холодной снежной земле… И еще одно дружеское предложение: у нас в трюмах почти трехлетний запас продовольствия и разных других припасов, которыми мы можем поделиться с вами без всякого ущерба… Пожалуйста!

Терехин встал.

— Подарки мы принимаем как проявление дружелюбия, — сказал он. — Что касается остального, то мы уже привыкли обходиться малым. Ну а если вам уж так хочется оказать помощь первым шагам Советского правительства на Чукотке, просим снабдить нашего учителя Алексея Першина хотя бы самыми необходимыми письменными принадлежностями.

— Мы это сделаем с величайшим удовольствием, — заверил Терехина Амундсен.

— Сегодня вечером, когда в Петрограде будет утро, — сказал Терехин, — мы поднимем красный флаг, символ республики, над официальной резиденцией нашего представителя. Прошу вас прибыть на церемонию.

— Обязательно придем! — обещал Амундсен.

Для флагштока в яранге Амоса нашлась старая мачта с какой-то потерпевшей бедствие шхуны. Ее обтесали с конца и прикрепили петельку, намазанную тюленьим жиром, чтобы по ней хорошо скользил ремень.

Флагшток установили правее входа в ярангу. Терехин достал красный кусок материи и аккуратно прикрепил его к ремешку. Флаг хорошо, легко поднимался ввысь, и ветер разворачивал его, придавая не только яранге, но и всему становищу новый, удивительный облик.

В назначенный час к яранге собрались все жители становища и почти все члены Норвежской полярной экспедиции.

Николай Терехин, держа в руке конец ремня, произнес короткую речь:

— Товарищи! Жители далекого чукотского становища! К вам пришла новая, советская власть, утро справедливой жизни в истории человечества. Я хочу, чтобы все, кто сегодня присутствует здесь при знаменательном событии, хорошенько запомнили этот день. Да здравствует пролетарская революция! Да здравствует вождь рабочего класса товарищ Ленин! Ура, товарищи!

Кричали только Першин и Анемподист Парфентьев, но все взволнованно следили, как медленно поднимался флаг и студеный ветер разворачивал красное полотнище.