Онлайн чтение книги Медное королевство The Kingdom of Copper
7. Дара

Дара изучал наколдованную им дымчатую карту Дэвабада, при помощи пальцев вращая ее в разные стороны, и думал.

–  Допустим , мы нашли проход через завесу и пересекли озеро. Перед нами встает следующая проблема: как мы проникнем непосредственно в город. – Он обвел взглядом свой отряд. Воинов в поход он отбирал тщательно – перед ним стояла десятка самых толковых ребят, каждый из которых в будущем мог претендовать на позицию лидера. – Какие будут предложения?

Иртемида обошла карту кругом, как охотник – жертву.

– Штурмовать стены?

Дара отрицательно покачал головой.

– Через эти стены нельзя ни перелезть, ни сделать под ними подкоп – так их возвела сама Анахида, будь она вечно благословенна.

Тут подал голос Мардоний, кивая на городские ворота.

– Ворота обороняются слабо. Гвардия высматривает суда, пересекающие озеро, и не обратит внимания на солдат, выходящих на берег прямо из-под воды. Мы могли бы прорвать их оборону.

– Чтобы оказаться посреди Большого базара? – напомнил Дара.

В глазах Мардония сверкнула ненависть.

– А что такого? – Он провел рукой по иссеченному шрамами лицу, по рябой коже, узнавшей прикосновение «огня Руми». – Я не прочь поквитаться хотя бы за малую долю того, что с нами сделали шафиты.

– Месть не входит в наши планы, – сказал Дара с укором. – Сейчас мы с вами продумываем стратегию. Поэтому, прошу вас, включите мозг. Большой базар всего в нескольких кварталах от Цитадели. – Он указал на башню, построенную на насыпи близ латунных городских стен, которая нависала над самым базаром. – Глазом моргнуть не успеете, как нас окружат сотни – нет, тысячи гвардейцев. От нас не останется мокрого места, и мы не успеем даже добраться до дворца.

Следующим высказался Бахрам, еще один выживший из Бригады Дэвов.

– Мы можем разделиться, – предложил он. – Половина останется у ворот и отвлечет стражу, а ты проведешь барышню и остальных ребят во дворец.

Он изложил свой план с такой простотой, что у Дары по спине пошли мурашки.

– Для тех, кто останется у ворот, это будет верная смерть.

Бахрам встретился с ним взглядом. В его глазах сверкал огонь.

– Каждый из нас готов на эту жертву.

Дара обвел отряд взглядом. Он ни минуты не сомневался, что Бахрам прав. Лица юных воинов были полны решимости и отваги. Ему бы радоваться: он вложил всего себя в их подготовку и сейчас мог гордиться тем, что идет в бой бок о бок с такими воинами.

Но, силы Создателя, он уже сражался бок о бок со многими юношами, не менее решительными и отважными. А потом забирал их тела с поля боя, предавая их огню как павших смертью храбрых в войне, которой, как ему начинало казаться, не будет ни конца ни края.

Дара вздохнул. Этой войне будет положен конец. Дара лично об этом позаботится. Но в то же время он постарается уберечь вверенных ему ребят.

– Это выиграет нам лишь кратковременную отсрочку. Сначала они убьют вас, потом настигнут нас и не дадут нам дойти до конца.

– Может, гули? – предложил кто-то. – Ифриты ведь теперь на нашей стороне. А один из них как раз хвастался, что может призвать целую армию гулей. Который тощий.

Когда Дара услышал об ифрите, к которому давно питал особую, перетекающую в запредельную, неприязнь, его так и перекосило. А напоминание о злосчастных гулях и о том, что теперь они с ифритами действительно союзники, только подлило масла в огонь. И это не говоря уже о том, что когда-то Визареш – тот самый худощавый ифрит – угрожал Нари «стереть ее душу в прах» за то, что через кровь та отравила его брата… И Дара еще не скоро выбросит из головы эту его угрозу.

– Не желаю видеть этих мерзких отродий в моем городе, – отрезал он.

Иртемида ухмыльнулась:

– Гулей или ифритов?

Дара хмыкнул. Ко всем своим воинам он относился как к членам семьи, но с Иртемидой чувствовал особое родство. Под чутким руководством Дары она оттачивала до совершенства свои навыки стрельбы из лука и умудрялась не терять чувства юмора даже во время самых изнурительных тренировок.

– Обоих, – ответил Дара, после чего снова показал на карту. – Предлагаю вам все обдумать и обсудить между собой, пока я буду в отъезде.

Дара не разделял уверенности Манижи в том, что в результате таинственной встречи между Аэшмой и маридами они получат возможность пройти через магическую завесу, оберегающую Дэвабад, но готовыми нужно было быть к любому исходу.

– Нам продолжать занятия с Абу Саифом?

Дара обдумал вопрос. Абу Саиф согласился посостязаться с его солдатами в фехтовании… Впрочем, «согласился» не вполне соответствовало действительности. Просто Дара пригрозил до смерти бичевать второго, молодого и невыносимо назойливого Гезири, если старший станет упираться. В предстоящей битве за Дэвабад враг будет вооружен зульфикарами, и в лице двух пленных скаутов Гезири Дэвам выпал редкий шанс – набраться опыта в состязаниях с реальными фехтовальщиками на таких мечах. Даре претило прибегать к столь мрачным угрозам, однако он пошел бы буквально на все, чтобы как можно лучше подготовить своих бойцов к битве.

Но только под его присмотром. Он боялся, что в его отсутствие Гезири могут выкинуть какое-нибудь коленце.

– Нет. Я не хочу, чтобы с них даже на минуту снимали оковы, – жестом он дал понять, что собрание окончено. – Можете идти. Перед отъездом я поужинаю вместе со всеми.

Все разошлись, и Дара взмахнул рукой, рассеивая карту в воздухе. На глазах здания обрушились, растеклись дымной волной. Пал и миниатюрный дворец, а башня Цитадели завалилась на стену и рассеялась в воздухе.

Дара замер. Он щелкнул пальцами, снова вылепливая башню из дыма, и снова обрушил ее. Башня была такой высокой, что, падая, ее верхняя часть задевала стену, подминая под себя, пуская трещину и в сердце самой Цитадели, и открывая ход в город.

Такая магия мне не под силу . Манижа считала его неуязвимым, но Дара постепенно убеждался, что старые сказки о немыслимом могуществе их предков в досулеймановы времена слегка приукрашивали действительность. Он готов погибнуть в битве за свой город, но исчерпать внутренний запас магии в самом начале вторжения было бы слишком безответственно.

Он решил придержать эту идею в уме и подошел к большому ковру, скрученному в рулон в углу комнаты. Дара несколько лет не садился на ковер-самолет – последний раз он поднимался в воздух, когда они с Нари летели в Дэвабад. Он провел рукой по всей длине полотна.

Я обязательно найду способ вернуться к тебе. Обещаю.

Но прежде Даре была назначена встреча с самим дьяволом.

Вместе с Манижей они полетели на восток. От пейзажа, раскинувшегося внизу как гигантское полотнище мятого шелка, захватывало дух, изумрудные холмы и серые суходолы сменяли друг друга, исчерченные темно-синими венами извилистых рек и ручьев. Видя такую красоту, Дара впервые за долгое время чувствовал умиротворение. Хайзур – пери, который когда-то выходил тяжело раненного Дару, – учил его ценить такие минуты, когда хочется забыться и раствориться в безмятежной прелести природы. Но этот урок усваивался им с трудом. Дара тогда только вернулся с того света и сразу по пробуждении узнал, что все, бывшее ему знакомо, погибло четырнадцать веков назад, а в памяти своего народа он остался лишь воспоминаниями о пролитой им крови.

За одним исключением. Ковер летел, рассекая воздух, и Дара не мог не думать о первых днях, проведенных с Нари, – тех самых днях, когда начал прикладываться к бутылке. Одно ее существование виделось Даре вопиющим кощунством – она была ходячим доказательством того, что кто-то из благословенных Нахид нарушил священные обеты и возлег с человеком. Ну а то, что она оказалась еще и ловкой воровкой, которая врет, как дышит, лишь подтверждало все нелицеприятные стереотипы о шафитах, известные Даре.

Но потом… она стала для него чем-то большим. С ней он чувствовал себя невероятно свободным – с ней он был не славным Афшином и не презренным Бичом, а просто мужчиной, которому позволено флиртовать и обмениваться остротами с умной и красивой женщиной, и упиваться учащенным биением омертвевшего сердца, вызванным ее манящей лукавой улыбкой. Все потому, что Нари не знала их истории. Она была первой собеседницей Дары за много-много веков, ничего не знавшей о его прошлом – и благодаря этому он сам смог оставить прошлое в прошлом.

Он понимал, что это безнадежное увлечение, понимал, что оно ни к чему не приведет, и все же до последнего пытался скрыть от нее самое страшное – и об этой своей скрытности он до сих пор сожалел. Если бы он был честен с Нари и сразу во всем сознался, если бы дал ей шанс самой сделать выбор… как знать, может, она сама согласилась бы бежать вместе с ним из Дэвабада, и ему не пришлось бы приставлять кинжал к горлу Ализейда аль-Кахтани.

Впрочем, какое это теперь имело значение? Той ночью на борту Нари своими глазами видела, что Дара представляет на самом деле.

– Ты в порядке?

Вздрогнув от неожиданности, Дара поднял глаза и заметил, что Манижа наблюдает за ним с понимающим выражением на лице.

– У тебя такой вид, словно ты размышляешь о чем-то очень серьезном.

Дара выдавил улыбку.

– Ты напоминаешь мне своих предков, – сказал он, уклонившись от ответа. – Когда я был маленьким, мне казалось, вы умеете читать мысли.

Манижа засмеялась – она редко смеялась.

– Ну уж, это выдумки. Но когда пару столетий прислушиваешься к каждому удару каждого сердца, чувствуешь приливы крови к коже и слышишь каждый вздох вокруг, учишься читать окружающих. – Она вонзила в него внимательный взгляд. – Я повторяю вопрос.

Дара поежился. На первый взгляд между Манижей и ее дочерью не наблюдалось особого сходства. Манижа была пониже ростом, миниатюрнее – в этом она сильно напоминала ему собственную мать, которая могла и обедом накормить полсотни дэвов, а могла и ложку сломать об колено, чтобы заколоть врага. Но вот глаза Манижи, такие пронзительные и черные, с внешними уголками, опущенными чуть вниз, – это были глаза Нари. И когда в них загоралась решимость, это действовало на Дару безотказно.

– Я в порядке. – Дара взмахом руки обвел пейзаж внизу. – Любуюсь.

– Действительно, красиво, – согласилась Манижа. – Напоминает мне о Зариаспе. Мы с Рустамом всегда проводили лето у Прамухов, когда были детьми. То были самые счастливые дни моей жизни, – продолжила она с мечтательной грустью. – Мы резвились без устали, лазили по горам, катались на симургах наперегонки, экспериментировали со всеми запретными растениями и травками, которые нам удавалось найти. – Она печально улыбнулась. – Большей свободы мы так и не узнали за всю нашу жизнь.

Дара склонил голову набок.

– Выходит, вам повезло, что у вас не было Афшинов. То, что ты описываешь, звучит крайне опасно. Мы бы никогда вам этого не позволили.

Манижа снова засмеялась.

– Да, никакие легендарные телохранители не портили нам веселье, а Прамухи охотно соглашались предоставлять нас самим себе, когда мы брали с собой Каве. Кажется, они не понимали, что он был таким же сорванцом, как и мы. – Заметив недоверчивую мину Дары, она покачала головой. – Пусть репутация уважаемого старшего визиря не вводит тебя в заблуждение. Когда мы познакомились, он был чумазым деревенским мальчишкой, для которого сбежать из дома и отправиться на поиски огненных саламандр было проще, чем уследить за парочкой непоседливых Нахид. – Она поглядела вдаль, и огонек в ее глазах померк. – Когда мы стали старше, нам запретили так часто наведываться в Зариаспу. А я так по нему скучала.

– Полагаю, он тоже скучал, – осторожно сказал Дара. Он заметил, как поглядывает на Манижу Каве, да и в лагере ни для кого не было секретом, что их гость так ни разу и не ночевал в шатре, который разбили специально к его приезду. Это и убедило Дару: похоже, у чопорного визиря действительно были свои секреты. – Я удивлен, что ты не пригласила его с нами.

– Ни в коем случае, – ответила она незамедлительно. – Не хочу, чтобы ифриты знали о нем ничего лишнего.

То, с каким пылом она это сказала, насторожило Дару.

– Почему?

– Ты готов умереть за мою дочь, Дараявахауш?

Вопрос удивил его, но ответ на него легко сорвался с губ.

– Да. Конечно.

Манижа посмотрела на него проницательным взглядом.

– Но позволишь ли ты ей умереть за тебя? Страдать из-за тебя?

Она уже настрадалась из-за меня.

– Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы этого не допустить, – тихо ответил Дара.

– Вот именно. Привязанность для таких, как мы с тобой, – слабое место. Наши слабые места не должны знать те, кто хочет навредить нам. Угроза любимым – самый эффективный способ добиться своего, намного эффективнее пыток.

Эти слова были произнесены с такой ледяной уверенностью, что у Дары по спине пробежали мурашки.

– Ты говоришь так, как будто судишь по личному опыту, – рискнул он.

– Я очень любила своего брата, – сказала она, глядя вдаль. – Кахтани не позволяли мне забыть об этом. – Она опустила взгляд и принялась разглядывать руки. – Признаюсь, мое стремление назначить осаду на время Навасатема имеет под собой и личный мотив.

– Какой же?

– Свой последний Навасатем Рустам провел в темнице. Я тогда вышла из себя, ляпнула что-то неблагоразумное отцу Гасана. Хадеру. – Имя слетело с ее губ точно проклятие. – Еще больший деспот, чем его сын. Даже не помню, что именно сказала тогда. Наверняка что-то пустяковое – ну чем может обидеть сердитая молодая женщина? Но Хадер воспринял мои слова как угрозу. Моего брата схватили прямо в лазарете и бросили в каморку, куда не проникал даже дневной свет, где-то в дворцовых подземельях. Говорят… – Она прочистила горло. – Говорят, тела погибших в подземельях никогда не выносят оттуда. И ты валяешься там, среди трупов. – Она помолчала. – Рустам провел там весь Навасатем, целый месяц. Несколько недель после этого он не мог вымолвить ни слова. И даже много лет спустя… лампы в его комнате должны были гореть всю ночь, иначе он не мог заснуть.

Даре стало жутко от ее рассказа. Невольно он вспомнил о судьбе своей сестры.

– Мне жаль, – сказал он робко.

– Мне тоже. Но с той поры я усвоила, что безвестность – лучшая защита для моих близких. – Ее губы искривила горькая усмешка. – Впрочем, у безвестности есть свои трагические недостатки.

Он помолчал. Но кое-что из сказанного Манижей он просто не мог оставить без внимания.

– Ты не доверяешь ифритам? – спросил он. Дара не единожды высказывал свое более чем категоричное мнение об этих созданиях, но Манижа и слышать ничего не хотела. – Я думал, ты считаешь их своими союзниками.

– Ифриты – это средство для достижения цели. Мое доверие еще нужно заслужить. – Она откинулась назад, упираясь ладонями в ковер. – Каве мне дорог. Нельзя, чтобы об этом знали ифриты.

– Насчет твоей дочери… – Что-то сдавило ему горло. – Я сказал, что умру за нее, но надеюсь, ты понимаешь, что я готов отдать свою жизнь за каждого Нахида. Дело не в том, что я… – Он смутился. – Я бы не вышел за рамки дозволенного.

В глазах Манижи зажегся озорной огонек.

– Сколько лет тебе было, Афшин, когда ты умер? В первый раз, я имею в виду?

Дара напряг память.

– Тридцать? – Он пожал плечами. – Это было так давно, да и последние годы выдались напряженными. Я точно не помню.

– Так я и думала.

– Не понимаю.

Она криво усмехнулась.

– Иногда ты изъясняешься как юноша, не разменявший даже половины века. Мы ведь уже выяснили… Я Нахида, и мне подвластно то, что ты сравнил с чтением мыслей.

Жарко заполыхавшие щеки, учащенное сердцебиение… теперь понятно, какие сигналы имела в виду Манижа.

Тем временем она прикрыла глаза ладонью.

– А вот, кажется, и озеро, где у нас назначена встреча с Аэшмой. Можешь снижаться.

Он снова покраснел.

– Бану Манижа, пожалуйста, знай…

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Твои симпатии принадлежат только тебе, Афшин. – Она посуровела. – Но не позволяй им стать твоими слабостями. Во всех смыслах этого слова.

От стыда он мог только кивнуть. Дара поднял руку, и ковер накренился вперед, набирая скорость по направлению к отдаленному островку лазурно-голубого блеска. Вода в огромном озере, размером приближавшемся к морю, сверкала ярким аквамарином, как в тропическом океане, странно контрастируя с заснеженными горами, охватившими в кольцо его берега.

– Озеро Оссоун, – сказала Манижа. – По словам Аэшмы, уже на протяжении тысячелетий мариды считают его священным.

Дара опасливо окинул озеро взглядом.

– Я не полечу на ковре над таким массивом воды.

– Нет такой необходимости. – Манижа указала на тонкий столбик дыма, поднимающийся со стороны восточного берега озера. – Похоже, это он.

Подлетая ближе, они пронеслись над красными утесами и узким заболоченным пляжем… Озеро оказалось изумительным по красоте. Шеренги вечнозеленых деревьев выстроились, как сторожа, на склонах гор и вдоль цветущих долин. По светлому небу были размазаны бледные облака, высоко у них над головами кружил сокол. В воздухе пахло свежестью и навевало мысли о холодных рассветных часах, проведенных вокруг костра с ароматом соснового дыма.

В сердце защемила тоска. Даже живя в столице, Дара всегда отдавал предпочтение дикой природе, чистому небу и захватывающим дух пейзажам. Хотелось вскочить на коня, прихватить лук и ускакать в этот простор, ночевать под россыпью звезд и исследовать руины канувших в Лету городов.

Впереди на пляже горел костер. Языки пламени вылизывали воздух с каким-то злорадным энтузиазмом.

Дара принюхался к запаху старой крови и железа.

– Аэшма. Он рядом. – Под воротником у него заклубился дымок. – Я чую эту жуткую булаву, с которой он никогда не расстается, испачканную в крови нашего народа.

– Не хочешь ли ты принять свой естественный облик?

Дара нахмурился.

– Это и есть мой естественный облик.

Манижа вздохнула.

– Нет, ты и сам это прекрасно понимаешь. Теперь это не так. Ифриты предупреждали, что твоя магия слишком мощна для этого тела. – Она похлопала его по руке с клеймом – светло-коричневой руке, которая сейчас не была охвачена огнем. – Ты ослаблен.

Их ковер опустился на песок. Дара не ответил, но и облик не изменил. Изменит, когда – если – объявится марид.

– А, вот и вы, союзники минувших лет.

Заслышав голос Аэшмы, Дара потянулся к длинному кинжалу, заткнутому за поясом. Костер выплюнул искры, и ифрит вышел им навстречу, обнажая в ухмылке черные клыки.

От этой улыбки Даре стало не по себе. Именно так теперь выглядел и он после каждого перехода: ярко-огненная кожа, золотые глаза, когтистые пальцы… Точная копия демонов, заключивших его в рабство. И то, что так выглядели все его предки до проклятия Сулеймана, ничуть не утешало, ведь не ухмылку предков он видел перед собой в последний момент перед тем, как зловонные колодезные воды сомкнулись у него над головой.

Аэшма вальяжно подошел. Он заулыбался шире, словно чуял недовольство Дары. Возможно, так и было – не то чтобы Дара скрывал свое к нему отношение. На одно плечо ифрит вскинул свою булаву – металлический молот примитивной формы, утыканный шипами. Аэшме явно нравилось, как его оружие действует на Дару, и не упускал случая напомнить тому о временах, когда булава была омыта кровью Нахид и Афшинов.

Союзник. Дара покрепче стиснул рукоять кинжала.

– Это кинжал? – Аэшма разочарованно поцокал языком. – Ты ведь можешь призвать смерч и отшвырнуть меня на противоположный берег, если только откажешься от этого беспомощного туловища, – в его глазах появился жестокий блеск. – Да и потом, если уж хвататься за оружие, всем хотелось бы оценить твой знаменитый бич.

Воздух накалился, и Манижа выставила между ними руку.

–  Афшин, – осадила она, после чего обратила свое внимание к Аэшме: – Я получила твой сигнал, Аэшма. Что ты слышал?

– Все то же: шепот и предощущения, которые начались сразу после того, как ты вернула Бича к жизни, – ответил ифрит. – Мои товарищи выжгли все известные им места обитания маридов, но ответа не дождались. Однако возникло новое обстоятельство… – Он взял паузу, наслаждаясь вниманием. – Пери спустились с облаков, чтобы исполнить свою песнь предостережения и пустить ее по ветру. В ней поется, что мариды преступили черту, нарушили уговор и должны понести ответственность – а наказание им назначит существо низшего ранга, перед которым у них кровный долг.

Дара таращился на ифрита во все глаза.

– Ты что, пьян?

Аэшма усмехнулся, сверкнув клыками.

– Ах, извини. Я забыл, что в разговоре с тобой нужно подбирать выражения попроще. – Он стал говорить медленнее, издевательски растягивая каждое слово. – Мариды убили тебя, Афшин. Перед тобой у них кровный долг.

Дара замотал головой.

– Может, без их участия и не обошлось, но кинжал был в руках у джинна.

– И что? – вмешалась Манижа. – Вспомни, что ты рассказывал мне о той ночи. Неужели ты всерьез веришь, что какой-то малолетний Кахтани способен зарезать тебя без посторонней помощи?

Дара задумался. Его стрелы пронзили принцу горло и легкие прямо перед тем, как тот рухнул за борт, в пучину проклятого озера. Ализейд должен был быть дважды мертв, однако он взобрался обратно на борт с видом какого-то озерного мстителя.

– В таком случае, что имеется в виду под «кровным долгом»? – спросил он.

Аэшма пожал плечами.

– Мариды – твои должники. Что очень кстати, учитывая, что тебе нужно проникнуть в их озеро.

– Это не «их» озеро. Это наше озеро.

Манижа положила руку Даре на запястье, а Аэшма только закатил глаза.

– Когда-то озеро принадлежало им, – объяснила она. – Мариды помогли Анахиде построить Дэвабад. Тебе должно быть об этом известно. Считается, что драгоценные камни, которыми вымощен двор у Великого храма, были приняты в дар от маридов.

В школе Афшины не штудировали от и до историю своего народа, однако легенду о камнях слышал даже Дара.

– И как это поможет мне пройти через завесу?

– Забудь про завесу, – сказал Аэшма. – Задумайся, как водные твари путешествуют по горам и пустыням? Они перемещаются в природных водах… И давным-давно мариды обучили этому искусству твоих Нахид. – В его глазах сверкнула ненависть. – И это существенно облегчило им охоту на мой народ. Мы к пруду лишний раз не рисковали подойти из страха, что очередной Нахид-кровоотравитель вынырнет из глубины.

– Это безумие, – заявил Дара. – Ты предлагаешь мне выдвигать условия маридам – маридам , которые способны превратить речное русло в змея размером с горную цепь – на основании неких песен пери и мифах о какой-то особой магии, которую ни я, ни Манижа никогда не наблюдали воочию? – Он подозрительно прищурился. – Ты просто хочешь нам смерти, не так ли?

– Если бы я хотел твоей смерти, Афшин, я выбрал бы метод попроще, уж поверь, и мне не пришлось бы терпеть твое общество, – отвечал Аэшма. – Ты должен радоваться! Ты можешь отомстить убившим тебя маридам за собственную смерть. Ты станешь их Сулейманом!

Такое сравнение мгновенно остудило пыл Дары, и гнев сменился ужасом.

– Я не Сулейман, – выпалил он, отказываясь соглашаться с этими словами и покрываясь гусиной кожей от подобного святотатства. – Сулейман был пророком. Этот человек написал наши законы, даровал нам Дэвабад и благословил Нахид…

Аэшма расхохотался.

– Только посмотрите на него, как от зубов отскакивает! Не перестаю поражаться тому, как ловко вас натаскал Совет Нахид.

– Оставь его, – резко одернула его Манижа и снова повернулась к Даре. – Никто не предлагает тебе стать Сулейманом, – мягко заверила она его. – Ты – наш Афшин. Тебе не нужно притворяться кем-то другим. – Твердый взгляд Манижи внушал Даре спокойствие. – Но кровный долг – действительно хорошая новость для нас. Благословение , если угодно. Так мы сможем попасть в Дэвабад. К моей дочери.

Нари. В памяти Дары всплыло ее лицо. Ее разочарованный взгляд в ту ночь в лазарете, когда Дара вынудил ее пойти за собой, ее крики, когда его сразил меч.

«Шестьдесят четыре» , – холодно сказал Каве. Шестьдесят четыре Дэва погибли из-за беспорядков, учиненных Дарой.

Он сглотнул образовавшийся в горле ком.

– Как мы призовем маридов?

Лицо ифрита озарилось злорадным весельем.

– Прогневаем их, – сказал он и повернулся. – Идемте со мной. Я нашел кое-что, с чем им точно не захочется расставаться.