Онлайн чтение книги Смерть таится в рукаве Murder Up My Sleeve
Глава 12

По глазам Альмы можно было определить — пока что она не плакала. Слезы и все такое прочее еще последуют, подумал Терри. А пока она настолько поглощена всякого рода заботами, что у нее просто нет времени дать волю своим чувствам.

— Терри, — сказала она, — мы теперь во всем полагаемся на вас. Я только что была в тюрьме и разговаривала с Синтией.

В лице Ят Тоя не промелькнуло даже и тени любопытства, когда он шаркающей походкой с подносом в руках вошел в комнату.

— Ну, как она, Альма? — спросил Терри.

— Да не очень.

— Она сделала какое-нибудь заявление?

— После ареста — нет. Она отказалась разговаривать с ними до тех пор, пока они не пригласят Ренни Хоулэнда. Впрочем, заявление-то она сделала тогда еще, во время первого допроса, когда беседовала с прокурором.

— И в своем заявлении призналась, что это она забрала портрет?

Альма смутилась, ее лицо как-то сразу потемнело.

— Да. И почему только мы не обратились к вам с самого начала! Мы думали, что нам самим легко удастся выбраться из этой переделки, и совсем не предполагали, чем все это может для нас обернуться.

— Не падайте духом, — сказал Терри. — У нас еще есть шанс выкарабкаться.

— Вам известно еще что-нибудь?

Он отрицательно покачал головой.

— Терри, они собираются что-нибудь предпринять по отношению к вам?

— Думаю, да, но не прямо сейчас. Они хотят, чтобы я достиг такого душевного состояния, когда меня легко можно будет расколоть, и делают при этом ставку на то, что я живу теперь в постоянном напряженном ожидании нового удара с их стороны.

— Они вас арестуют?

Улыбнувшись, Терри кивнул.

— Конечно, а то как же?

— У них есть хоть какие-нибудь доказательства?

— Никаких, — неунывающим тоном произнес Терри. — Инспектор Мэллоу говорит о неких совпадениях, которые якобы указывают на мою причастность к этой истории. Так что единственное, что он в состоянии доказать, — это некие совпадения.

— И все?

Терри снова кивнул.

— Ну а если предположить… я говорю, если… ему все же удастся раздобыть какие-нибудь доказательства? Что тогда?

— Тогда? — сказал Терри. — Тогда перед ним возникнет дилемма. Вместо одного убийцы будет сразу два, и ему нелегко будет определить, кто же на самом деле совершил преступление. Поэтому он и решил сначала заняться Синтией. Если ему не удастся доказать ее причастность к убийству, он переключится на меня. В делах, связанных с такого рода преступлениями, очень важно учитывать общественное мнение, вот он и Держит Синтию под подозрением, заявляя при этом журналистам, что один из ее близких знакомых находится под наблюдением.

— А кто насчет этой Хуаниты? — Альма обратила на Терри пристальный взор. — Она клянется, что портрет, который написала Синтия, был у нее. Что это она в два часа утра спускалась по лестнице.

Терри бросил в свой бокал кусочек льда.

— Ну и что?

— Эта женщина утверждает, что портрет у нее украли.

— Вот и прекрасно, — заметил Терри. — Жаль только, что она не может предъявить портрет и тем самым рассеять всякие сомнения относительно правдивости этого рассказа.

Альма понизила голос:

— Терри, ведь мы оба знаем, что у нее действительно был этот портрет.

— Что касается меня лично, — произнес Терри, — я не стал бы слишком доверять ее заявлениям. Она такая эмоциональная, нервная, прямо так и кипит от переполняющих ее страстей. От такой женщины, как она, всего можно ожидать.

— Терри, вы что, смеетесь надо мной? Ведь мы оба знаем…

— Ничего мы не знаем, — перебил ее Терри. — Мы только предполагаем.

Он взял бокал и сделал маленький глоток. Альма недоумевающе пожала плечами.

— Что ж. не хотите быть со мной откровенным, дело ваше.

— Я всегда откровенный, — возразил Терри.

— Может, вы и откровенный, но понять вас просто невозможно. — В голосе Альмы прозвучала обвиняющая нотка. — Сидите как ни в чем не бывало, улыбаетесь, как чеширский кот. Тут такое серьезное дело, а вам бы только шуточки шутить.

— Вы выражаетесь прямо как инспектор Мэллоу, — заметил Клейн. — Кстати, звонил адвокат Синтии, спрашивал, не могу ли я заглянуть к нему после обеда, — дескать, хочет со мной поговорить. Вы не знаете, что ему от меня нужно?

— Не знаю. Меня он тоже просил прийти. Он сказал, что дело приняло весьма неприятный оборот и что помочь Синтии можно лишь в том случае, если мы объединим наши усилия.

— Наверное, хочет содрать с вас побольше денег за свои адвокатские услуги?

— Не думаю. Стабби Нэш навел о нем справки. Не знаю, насколько тщательной была проверка, пока, однако, ничего плохого сказать о нем нельзя.

— А что думает Синтия по поводу того, что ее адвокат пригласил нас к себе?

— Ей это не очень нравится. За все судебные издержки она хочет расплатиться сама.

— Однако не исключена возможность, — задумчиво сказал Терри, — что этот адвокат принесет больше вреда, чем пользы.

— Что вы имеете в виду, Терри?

— События, — растягивая слова, произнес Терри, — это как кусочки из картинки-головоломки. Кусочки эти надо подбирать таким образом, чтобы они соответствовали друг другу, в противном случае картинка не получится. Если полицейским не удастся раздобыть все кусочки, то картинку им не собрать. Если кусочков у них будет слишком много, то, собрав картинку, они обнаружат, что какие-то кусочки оказались лишними.

Альма озабоченно нахмурила лоб.

— Я думала об этом, Терри. Может, вам поговорить обо всем этом с Хоулэндом, когда вы увидитесь с ним сегодня?

Терри задумчиво кивнул.

— Терри, — сказала Альма, — мы все оказались в таком положении, которое просто обязывает нас быть откровенными друг с другом. Синтия нуждается в вас, я — тоже. Вы с Синтией тянетесь друг к другу, но из-за меня в ваших отношениях возникает какая-то напряженность. Я так люблю вас обоих… но я — как стена, которая стоит между вами. Терри, я хочу, чтобы вы поговорили со мной и сказали мне всю правду. Мы и раньше разговаривали, но я не придавала значения вашим словам. Многое из того, что вы говорили, казалось мне тогда непонятным, даже безумным. И только теперь я поняла, как вы были правы.

Он пристально посмотрел на нее:

— О чем вы, Альма?

— Вы заявили однажды, что в основе отношений между полами лежит враждебность. Что вы хотели сказать этим тогда, Терри?

То, что сказал. Как только между мужчиной и женщиной возникают какие-то отношения, эти отношения неизбежно выливаются во взаимную враждебность. Настоящая, искренняя дружба возможна лишь тогда, когда элемент пола либо отсутствует, либо не принимается во внимание.

— Довольно циничный подход к жизни. Не правда ли, Терри?

— Возможно.

— Терри, я пришла сюда затем, чтобы сказать вам кое-что.

— Я слушаю.

— Вы боретесь с самим собой.

— Я? — он удивленно поднял брови.

— Да, вы.

Терри шутливо заметил:

— Что ж, мы можем заключить с вами прекрасное честное пари. Итак, как вы думаете, Альма, кто победит в этой борьбе — я или тот, кто борется во мне против меня?

— Не надо шутить, Терри, — попросила Альма. — Вы ведь знаете, что я хочу сказать вам и боитесь это услышать.

Терри медленно опустил свой бокал на стол.

— Давайте, Альма, выкладывайте… может, вы и правы.

— Вы были влюблены в меня тогда, перед этой вашей поездкой в Китай. — Слова эти прозвучали не как вопрос, но как утверждение, в котором ощущалась спокойная уверенность.

— Да, это правда. — Пальцы его коснулись влажной поверхности бокала и стали скользить по ней.

— Терри, почему вы уехали тогда?

— Вы были замужем, — сказал он задумчиво. — Ваш муж был моим лучшим другом. После той ночи в моей квартире… я вдруг понял, что люблю вас… и так дальше продолжаться не может.

— Не надо изображать из себя эдакого сэра Галахада, благородного рыцаря. Вы ведь знаете или, по крайней мере, должны знать, что такого рода люди уже давно не существуют. Люди по-настоящему интеллектуального склада прекрасно понимают, что иногда обстоятельства… внезапный порыв чувства… пара бокалов вина… О Терри, если бы вы только знали, как трудно мне говорить об этом.

— Боб был моим лучшим другом, — сказал Терри. — А я был до сумасшествия влюблен в вас. Сейчас, когда прошло уже столько времени, легко говорить о том, что обстоятельства… Я не знаю, что вы тогда думали обо всем этом, но я знаю, как вы чувствовали себя.

— И тогда вы уехали в Китай, — тихо произнесла она.

— Да, я уехал в Китай, — согласился Терри. — На следующий же день. И никому не оставил своего адреса. Я сделал это умышленно, чтобы таким образом раз и навсегда покончить с тем, что было.

— А через шесть месяцев умер Боб… потом пришло сообщение о вашей гибели, я никогда не могла поверить в то, что вы тоже умерли. Многие годы на столике около моей кровати стояла ваша фотография. Вы были всегда со мной… смотрели на меня… Когда я ложилась спать и когда просыпалась.

— Боб умер, так ни о чем и не узнав? — спросил он. Она кивнула и задумчиво сказала:

— Это было семь лет назад. Да, Терри, с тех пор, как вы уехали, прошло ровно семь лет.

— И вот я вернулся, Альма.

Голос Альмы задрожал, но она мужественно взяла себя в руки и продолжала:

— Нет, Терри, вы не вернулись. Зачем притворяться? Тот Терри, который уехал тогда, не вернулся, да и не мог вернуться, потому что был таким странным, нереальным. Он любил жену своего друга — и вот отправился в добровольное изгнание. И никогда уже больше не возвращался обратно. Вернулся другой Терри. Годы сделали его другим, с годами изменилась и я.

Итак, Терри, вы уехали. Вы любили меня, я любила вас. Но мне казалось тогда, что моя главная обязанность состоит в том, чтобы быть верной супругой. Вы же хотели остаться верным другом. Поэтому я боролась со своим чувством к вам, а вы боролись со своим чувством ко мне. Факт тем не менее есть факт — вы взяли и уехали. Потом Боб умер. Все свои силы я отдала карьере. Вы же свои силы направили на то, чтобы все забыть. Вы стали искателем приключений, а я стала обыкновенной труженицей… Нет, нет, Терри, не перебивайте меня, я знаю, что говорю. Я обыкновенная труженица. Я раба успеха. Вы сказали однажды, что в этом мире за все нужно платить и что цена успеха всегда выше той, которую человек готов заплатить за него. В некотором смысле вы правы, и это в вас самая плохая черта: вы всегда правы. — Она вздохнула и продолжала: — Когда вы вернулись, вы были уже другим Терри, привыкшим к приключениям, стремящимся к новым, острым ощущениям. И этот другой Терри встретил уже другую Альму, достигшую большого успеха. Некоторые даже считают ее знаменитой. Многие годы я подавляла в себе естественные чувства и желания. Все свои силы я сосредоточила на стремлении к успеху, я добилась его, но в погоне за ним я утратила способность смеяться, жить и любить. Умом я этого не понимала, но подсознательно чувствовала. Вот почему я потворствовала Синтии в ее милых забавах. Мне нравилось смотреть, как она наслаждается жизнью, но это еще не все: во мне, Терри, развился комплекс страдалицы или что-то вроде этого. Я стала думать о том, что девушки, подобные Синтии, милые, легкомысленные, без труда завоевывающие сердца мужчин, могут запросто играть с жизнью и не бояться обжечь при этом свои нежные пальчики, но что за их спиной всегда должна быть какая-то женщина с материнским инстинктом, которая наблюдает за ними и всячески пытается оградить их от ударов судьбы.

Терри поднялся с кресла и пристально посмотрел на Альму:

— Альма, вы несправедливы, несправедливы по отношению к самой себе и…

— Не надо, Терри, — не дала договорить ему Альма. — Не перебивайте меня. Я начала говорить и хочу договорить до конца. Вы вернулись, Терри Клейн, — путешественник, искатель приключений. Вы побывали в далеких странах, видели много разных людей, пережили столько всяких приключений, вы пристрастились к экзотике, новизне и остроте впечатлений. И вот вы встретили Альму Рентон, серьезную художницу, стремительно завоевывающую международное признание. Вы встретили также Синтию, веселую, беспечную игрунью, которая, однако, обладает достаточно развитым чувством меры и ответственности, чтобы не выходить за рамки благопристойности, которая смеется над жизнью, потому что всеми силами души отказывается быть раздавленной ею. Она не может не привлечь искателя приключений. Но вы по-прежнему верны, Терри, не мне, но памяти о нашей любви. Я все еще люблю вас, но еще больше я люблю свою карьеру. Я слишком усердна и методична в своих стремлениях, чтобы, подобно Синтии, привлечь вас. Я думаю, строю планы и упорным трудом стремлюсь к их осуществлению, тогда как Синтия живет, смеется и любит. Я пришла сказать вам, Терри, вот что: перестаньте бороться с самим собой. Я не автомат, я женщина. Я хочу иметь свой дом, свой сад. Хочу заниматься приготовлением пищи. Хочу мужа, детей. Но я знаю, Терри, что всего этого у меня никогда не будет. Слишком много времени и сил я посвятила стремлению достичь совершенства в моем творчестве. И вот оно, мое творчество, стало больше, чем я сама, чем женщина во мне, больше, чем материнский инстинкт, больше, чем все остальное в жизни.

Она замолчала. В комнате на долгое время воцарилась тишина. Затем Терри задумчиво произнес:

— Так что же вы все-таки хотите сказать мне?

— Я хочу, — ответила она, — чтобы между вами и Синтией не стояло то, что вы ошибочно принимаете за свою верность мне.

— Я что-то не понимаю. Вы говорите от своего имени или от имени Синтии?

Она покачала головой и резким движением поднялась с кресла.

Терри, не надо подвергать меня перекрестному допросу. Я все вам сказала. Я сказала вам правду. Словно камень с души сбросила. А теперь я должна идти. Не забудьте, что вам надо встретиться с Хоулэндом. Хорошо? Для Синтии эта встреча может оказаться очень важной.

Она направилась к двери так стремительно, что Терри не успел задержать ее. Она потянулась рукой к дверному замку, но почему-то промахнулась и стала как-то беспомощно, на ощупь, искать его.

Терри подбежал к ней.

— Альма, вы плачете? Не уходите.

Он нежно обнял ее за плечи. В это время щелкнул дверной замок. Она отвела наполненные слезами глаза и прижалась к Терри. Дверь отворилась.

Спокойный, невозмутимый взгляд Ят Тоя был обращен на хозяина.

— Вышитое Сияние ожидает тебя, — сказал он на кантонском диалекте. — Я отвел ее в спальню, чтобы она не встретилась с художницей. Она говорит, что ей нужно как можно скорей поговорить с тобой.