Онлайн чтение книги Над пучиной
VI

Несмотря на праздникъ-монстръ, привлекшій на слѣдующій день множество народа на Малый Фонтанъ, на Одесскомъ бульварѣ тоже было не мало гуляющихъ.

Луна лила потоки свѣта; внизу пристань была разукрашена цвѣтными фонарями, а небольшіе пароходы, въ праздничныхъ уборахъ, то и дѣло бороздили зеркальную поверхность моря, гремя кадрили и вальсы, перевозя публику на гулянье и обратно, соблазняя и привлекая ее своимъ наряднымъ видомъ и музыкой.

На это зрѣлище сверху бульвара и громадной каменной лѣстницы, что спускается на пристань, любовались многіе зрители, не пожелавшіе ѣхать на самое мѣсто гульбища, куда съ утра стремилось, сушей и моремъ, все населеніе города.

Къ числу ихъ принадлежало и избранное общество проѣзжихъ, остановившихся на перепутьи въ Одессѣ. Князь Ладомирскій, со своей семьею, проводилъ этотъ прекрасный вечеръ подъ навѣсомъ платформы Замбрини, любуясь серебряной ночью и развлекаясь болѣе или менѣе пріятными разговорами, мороженымъ и чаемъ.

Въ этотъ день утромъ у князя, а потомъ и у баронессы Крамфельдъ, было долгое объясненіе съ Вѣрой. Оба, отецъ и старшая сестра, не могли не согласиться съ нею въ томъ, что Звенигородову несравненно было бы приличнѣй, по уровню его образованія и по манерамъ, быть сидѣльцемъ въ одномъ изъ магазиновъ, которые снабжались мануфактурными произведеніями его фабрикъ, чѣмъ носить званіе камеръ-юнкера; но оба также находили, что его можно отшлифовать, а что милліоны его заслуживали гораздо большаго вниманья, чѣмъ его недостатки.

Баронесса безусловно осуждала вчерашнее обращеніе сестры съ безобиднымъ женихомъ, ей предназначаемымъ. Аркадій Валерьяновичъ изумлялся «силѣ любви этого добрѣйшаго малаго» къ его дочери… Онъ находилъ, что одна безмѣрная нѣжность чувствъ дѣлала его глухимъ и слѣпымъ къ ея недобротѣ и насмѣшкамъ.

– А я нахожу, что онъ глухъ и слѣпъ отъ природы, потому что глупъ непроходимо! – рѣзко возразила имъ княжна. Что касается любви его, папа, то я ей положительно не вѣрю.

– Ты удивляешь меня, chere аmiе?.. Человѣкъ третій разъ дѣлаетъ тебѣ предложеніе, слѣдуетъ за тобой, какъ тѣнь! ждетъ годы!..

– Сдѣлаетъ предложеніе и на четвертый и на десятый, если въ это время не найдетъ лучшей партіи! – горячо возразила княжна. Ему лестно жениться на княжнѣ Ладомирской, породниться и войти чрезъ насъ въ лучшее общество, вотъ и все. Самъ по себѣ онъ навѣрное предпочелъ бы мнѣ каждую дородную купеческую дочку!..

– О, дитя мое! Можешь-ли ты такъ думать? – сокрушенно вскричалъ старый князь.

– И что за выраженія, Vera! – прибавила баронесса!

– Мнѣ не время выбирать выраженія! – горячо возразила ей сестра. Что касается до стараній вашихъ убѣдить меня въ любви господина Звенигородова, то прошу васъ оставить ихъ! Вы не увѣрите меня!.. Я знаю, что мнѣ, вѣроятно, придется принесть себя въ жертву этому золотому тельцу; но пусть же онъ знаетъ, по крайней мѣрѣ, что я его не обманывала. Ни любви, ни уваженія, я не могу къ нему чувствовать. И выказывать ничего подобнаго не стану!.. Затѣмъ, если несмотря ни на что, онъ захочетъ быть мужемъ княжны Ладомирской, не обманываясь на счетъ моихъ къ нему чувствъ, – да будетъ такъ!

– Но изъ уваженія къ самой себѣ ты должна быть къ нему снисходительнѣй – протестовалъ отецъ.

– Одно изъ двухъ, Вѣра: или откажи ему окончательно, или щади въ немъ достоинство своего будущаго мужа! – резонно доказывала сестра.

Съ этимъ послѣднимъ доводомъ княжна не могла внутренно не согласиться. Зато она горячо оспаривала панегирики нравственнымъ достоинствамъ «добрѣйшаго Виктора Наумовича», которые князь ему расточалъ. Она даже прямо выражала убѣжденіе въ противномъ. По ея мнѣнію, никакой ровно доброты, благородныхъ стремленій, а тѣмъ менѣе великодушныхъ чувствъ за нимъ не водилось. Она была увѣрена, что время докажетъ отцу его заблужденія…

– Но не въ томъ вопросъ! – закончила она. Дѣло въ томъ, что я сознаю не менѣе васъ печальную необходимость самой выйти изъ тяжелаго, чуть не отчаяннаго положенія и васъ вывести изъ бѣды… Повторяю: я не отказываюсь выйти за Звенигородова, со временемъ… если не случится чего нибудь непредвидѣннаго… Но я желала бы, я прошу, чтобъ здѣсь, пока я не окончательно связана съ нимъ словомъ, меня оставили въ покоѣ, не вынуждая обращаться съ нимъ, какъ съ объявленнымъ женихомъ. Этого пока нѣтъ и я хочу пользоваться эти послѣдніе дни свободой.

Ультиматумъ былъ принятъ. На него по неволѣ приходилось сдаться изъ боязни худшаго.

Цѣлый день Вѣра Аркадьевна была печальна; очень сдержана и молчалива съ Звенигородовымъ, но не относилась ужъ къ нему такъ, какъ наканунѣ.

Онъ опять прислалъ ей букетъ; привезъ цѣлый транспортъ конфектъ дѣтямъ барона, казалось ничего не замѣчалъ и былъ вполнѣ доволенъ въ ожиданіи еще большихъ будущихъ благъ. Онъ ожидалъ большаго и на сей день! Онъ было даже привезъ въ кармарахъ футляры съ гораздо болѣе цѣнными подарками той, которую считалъ уже своей невѣстой; но въ пору проговорился ея отцу и тотъ остановилъ его.

Это маленькое разочарованіе, однако, не испортило его расположенія духа.

«Финтитъ дѣвчонка!» – подумалъ онъ, съ своимъ характернымъ способомъ выраженія. «Хочетъ, чтобъ думали, что ей все равно, выйти за меня аль нѣтъ! Что у нея нашего брата, жениховъ съ непустыми карманами, куры не клюютъ!.. Шалишь, голубушка!.. Знаю я, преотлично знаю, что ты въ меня не влюблена, – да и не нуждаюсь!.. По этой части – другихъ найдемъ. А отказать ты мнѣ не откажешь. Такимъ, какъ я, женихамъ не отказываютъ!.. Ты мнѣ, ваше сіятельство, для представительности нужна; а я тебѣ – еще нужнѣй! Потому всѣ вы, князья, къ медовымъ пряникамъ по– привыкали; а у васъ, нонѣ, поди, и на ситничекъ не хватаетъ!..»

Звенигородовъ не заблуждался и шелъ къ своей цѣли разсчитанно и неуклонно, безъ тревогъ и сомнѣній.

Пообѣдавъ, всѣ отправились на бульваръ и тот– часъ-же расположились въ виду моря; но княжнѣ не сидѣлось. Она встала, говоря, что не стоило сюда приходить затѣмъ, чтобъ сейчасъ же снова сѣсть – и пошла пройтись по аллеямъ въ сопровожденіи своей компаньонки, изъявивъ желаніе никого болѣе не безпокоить…

Едва онѣ сдѣлали нѣсколько шаговъ вдоль приморской аллеи, какъ къ нимъ подошелъ Арданинъ, давно ждавшій этой встрѣчи. Прошло около часу прежде, чѣмъ Вѣра Аркадьевна нашла, что она достаточно нагулялась и что пора присоединиться къ остальному обществу. Въ самомъ дѣлѣ было ужъ довольно поздно, но ночь такъ была хороша, не хотѣлось уходить!

Когда они вошли на платформу, Звенигородовъ дружески привѣтствовалъ Юрія Алексѣича.

– А! И ты появился, отшельникъ! – вскричалъ онъ. Откуда это вы добыли его, княжна?.. Представьте себѣ: со вчерашняго дня заперся въ своемъ номерѣ: ходитъ, шагаетъ въ немъ вдоль и поперекъ и никуда!.. И къ себѣ никого не пускаетъ. Я было утромъ навѣдался, – звалъ его яхту попробовать, купить хочу. Такъ не впустилъ, прогналъ! Дѣлами, говоритъ, занятъ. А какое дѣлами? Я же слышу, что въ меланхоліи прогуливается.

– Напрасно вообразилъ! – отвѣчалъ Арданинъ. Меланхолія не въ моихъ привычкахъ. Я утромъ много ѣздилъ по дѣламъ, ждалъ къ себѣ повѣреннаго, а ты тутъ съ яхтой!.. Да еще въ самую жару! Я удивлялся твоей охотѣ.

– А зачѣмъ вамъ яхта понадобилась? – спросилъ баронъ. Вѣдь вы здѣсь не живете.

– А что-жъ такое?.. Пусть будетъ на всякій случай… Вотъ можетъ быть дамы захотятъ покататься, пока мы здѣсь. А можетъ опять осенью мнѣ здѣсь побывать придется. Дешево продавали, для чего не купить?.. Пущай себѣ стоитъ… Вѣдь она ѣсть не проситъ.

– А я боюсь этихъ катаній въ яхтахъ: онѣ валки! – сказала баронесса. Разъ въ Гельсингфорсѣ, насъ чуть было не опрокинули…

– Чуть-чуть не въ счетъ, баронесса! – игриво осклабился Звенигородовъ.

– Какъ?.. – не поняла его Лидія Аркадьевна.

– Викторъ Наумовичъ желаетъ сказать, что такъ какъ этого не случилось, то ты собственно не имѣешь причины бояться катаній на яхтѣ, услужливо объяснилъ князь.

– Однако, никто не можетъ сказать, чтобы катанья по морю были безопасны, – настаивала баронесса.

– Въ яхтахъ – можетъ быть! Но я-бы очень желала въ такую ночь проѣхаться по морю вотъ такъ!

И княжна указала на весело бѣжавшій мимо пароходъ. Весь онъ сіялъ, разукрашенный пестрыми фонарями и флагами, а звуки военной музыки далеко разлетались съ него въ ночной тиши.

– А кто-же намъ помѣшаетъ? – вскричалъ Звенигородовъ. Поѣдемте!.. Прокатиться по такому морю пріятно.

– О, нѣтъ! Такъ поздно!.. Богъ съ нимъ, съ моремъ! Я его люблю только издали! Я пойду домой, – сказала баронесса.

– Ну, что-жъ, ты можешь вернуться. Александръ Карловичъ тебя проводитъ и возвратится… Да и всѣ мы тебя проводимъ до отеля, а сами отправимся, – оживленно заговорила Вѣра. Папа! Поѣдемте?.. Мнѣ очень хочется!

– Я не прочь доставить тебѣ удовольствіе, дитя мое! – заявилъ Аркадій Валерьяновичъ, съ похвальнымъ желаніемъ поблажать во всемъ своей меньшой дочкѣ, лишь-бы добиться отъ нея лакомой подачки.

– Вотъ и прекрасно! У меня, кстати, четырех– мѣстная коляска. ѣдемте на пристань, чтобъ не опоздать къ слѣдующему пароходу. Князь!.. Баронъ!.. Милости просимъ.

– Нѣтъ, ужъ насъ простите, Викторъ Наумовичъ, – отозвалась баронесса. Аlехаndre? Я надѣюсь, что ты не захочешь рисковать своимъ ревматизмомъ?

– А-гмъ – крякнулъ баронъ. Ночь довольно теплая, кажется…

– Теплая?.. А твоя послѣдняя простуда, въ самый разгаръ жары, не достаточно еще тебѣ доказала, что простужаются не одной зимою? – пробрюзжала жена его. Дѣлай какъ хочешь… но ночью!.. на водѣ!.. По моему это безуміе!

– Да, конечно, конечно!.. Ты права, мой ангелъ. Я не буду рисковать.

И баронъ дисциплинировано подалъ руку баронессѣ. Остальное общество размѣстилось въ коляскѣ, – князь, Вѣра, Звенигородовъ и по приглашенію его, рядомъ съ нимъ Арданинъ.

Рѣшено было только прокататься по морю, но на Фонтанѣ не сходить, а возвратиться на томъ-же самомъ пароходѣ.

Народъ, веселыми группами, смѣясь и разговаривая, возвращался съ вновь прибывшаго парохода по Приморской улицѣ къ бульварной лѣстницѣ, когда они подъѣхали къ пристани. Было такъ поздно, что на гулянье ужъ никто не ѣхалъ, а только возвращались оттуда толпами.

Гулъ музыки встрѣтилъ вновь прибывшихъ на пароходъ «Дядю» и сопровождалъ ихъ отплытіе. Ночь дѣлалась все прекраснѣй. Полная луна брильянтовымъ столпомъ ложились на неподвижную пелену моря; живописные берега бѣжали мимо, отражаясь въ немъ, какъ въ стеклѣ. Цвѣтные огни набережной, фонари, маяки и окна освѣщенныхъ зданій превратили зеркальную поверхность въ яркій калейдоскопъ, котораго игру еще увеличивало движеніе пароходовъ, лодокъ, паровыхъ катеровъ и яхтъ, красиво расцвѣченныхъ огнями и флагами. При встрѣчахъ пароходовъ музыка въ нихъ смолкала; они салютовали другъ друга ракетами и громкимъ «ура» – и снова гремѣли вальсы и польки, вспугивая стаи чаекъ, дремавшихъ, мѣрно покачиваясь, на водѣ.

Хороша была эта прогулка и осталась на вѣки памятной княжнѣ Вѣрѣ и Арданину; но, въ началѣ ея, она бы выиграла много, если-бъ они были одни!.. Сказать по правдѣ, двое спутниковъ ихъ мало мѣшали ихъ бесѣдѣ. Они повстрѣчались съ какимъ-то денежнымъ аферистомъ, знакомымъ Звенигородова; онъ его тотчасъ представилъ князю, какъ человѣка, готоваго принять участіе и помочь ему въ какой-то спекуляціи, въ которой будущій тесть его замыслилъ рискнуть нѣсколькими послѣдними крохами своего родоваго достоянія. Всѣ трое пустились въ горячія обсужденія этого вопроса, что позволило двумъ лицамъ, не интересовавшимся дѣловымъ разговоромъ, нѣсколько отдалиться и вести бесѣду а раrte.

Нельзя сказать, чтобъ Викторъ Наумовичъ не замѣчалъ, что его названный пріятель что-то слишкомъ горячо и конфиденціально разговариваетъ съ его будущей нареченной; но онъ не боялся его соперничества. Онъ ограничивался полунасмѣшливыми, полудосадливыми помыслами, затаенными въ глубинѣ души.

«Распрекрасно, де дружище: напѣвай ей тамъ турусы на колесахъ, до поры до времени!.. Не тебя тамъ нужно!.. Чай барышня сама знаетъ, съ кѣмъ ей дальше уѣхать можно… Да не по простой, а по золоченой дорожкѣ!.. У нея тоже губа-то не дура, языкъ не лопатка, – знаетъ что сладко, не бойсь!.. Ну, а какъ наша-то возьметъ, – чуть что, друга-то-пріятеля вѣдь и по шапкѣ можно. Знай, де, каждый свое мѣсто».

Такою рѣчью можно было-бы резюмировать его размышленія въ то время, какъ пещерные друзъя, – такъ только что передъ этимъ, на бульварѣ, Арданинъ окрестилъ ихъ отношенія, – вели гораздо опаснѣйшіе для его плановъ разговоры, чѣмъ онъ предполагалъ.

– Если только это не преувеличеніе, княжна, если вчерашнее движеніе ваше съ карточкой искренно и вѣрно передаетъ ваши чувства къ этому человѣку, то рѣшимость ваша все-таки за него выйти – просто преступна!.. Мало этого! Извините меня: она безумна! Да?.. Казните меня, какъ вамъ угодно, но вы сами обратились ко мнѣ и я обязанъ сказать вамъ правду и говорю ее. Помилуйте! Ужъ не будемъ разсуждать о томъ, честно-ли это? Достойно-ли васъ, княжна? Имѣете-ли вы, наконецъ, право жертвовать не только собою, всей своей жизнью, но и счастіемъ этого, въ сущности ни въ чемъ предъ вами неповиннаго человѣка?.. Мы оставимъ всѣ эти вопросы, – вопросы капитальной важности, но болѣе отвлеченные, – въ сторонѣ. Поставимъ прямо и просто главный вопросъ; надѣетесь-ли вы превозмочь свое отвращеніе къ нему, обвѣнчавшись съ нимъ?

Они стояли у самыхъ перилъ. Она, облокотясь на нихъ, смотрѣла на бѣлоснѣжную пѣну, бившую изъ подъ колесъ, на подвижные узоры тончайшаго серебрянаго кружева, разстилавшагося далеко за ними. Онъ смотрѣлъ только на нее, на ея нѣжный профиль, озаренный луною, и воодушевлялся все горячѣй. Не слыша отвѣта онъ повторилъ:

– Увѣрены-ли вы, что бракъ поможетъ вамъ примириться съ собственной участью? Полюбить человѣка, за котораго вы рѣшаетесь выйти, или хотя бы только терпѣливо нести обязанности его жены?

– Не… не знаю! – прошептала Вѣра. Я буду… Я желала бы, чтобъ это было возможно.

– Вотъ видите! Вы хотѣли сказать, что будете къ этому стремиться? Стараться объ этомъ, – не такъ-ли?.. И тутъ, теперь ужъ, въ разговорѣ со мною, вы не съумѣли ни солгать, ни схитрить! Куда же вамъ брать на себя обязательство вѣчнаго притворства и обмана?.. Нѣтъ, княжна! Вы, слава Богу, не изъ тѣхъ женщинъ, которымъ ложь и лицемѣріе возможны. Желать и стараться достигнуть счастія или хотя бы спокойствія посредствомъ вѣчнаго притворства, вы можете, сколько хотите, – да и то лишь въ теоріи! Но достигнуть этого – никогда!.. И что-жъ тогда? Адъ или позоръ… Разрушеніе всѣхъ вашихъ надеждъ, всѣхъ разсчетовъ на будущее, на достиженіе хотя-бы матерьяльнаго благосостоянія посредствомъ этого самопожертвованія!

Они стояли у самыхъ перилъ.

Положимъ, что вы не захотите развода, скандала; что вы будете имѣть достаточно гордости, чтобъ заморить себя, терпѣливо снося свой крестъ. Но вѣдь онъ тоже человѣкъ! И вѣроятно человѣкъ далеко не совершенный… Что вамъ порукой въ его терпѣніи?.. Въ его охотѣ сносить положеніе далеко не лестное и не пріятное?.. Врядъ-ли онъ способенъ на такое великодушіе, которое многіе даже назовутъ иначе…

Какая-жъ и кому тогда польза отъ вашего самопожертвованія?..

– Какъ кому? А моему отцу!.. Если-бъ только я могла переломить себя, свыкнуться!.. Онъ былъ бы доволенъ и спокоенъ…

– Да, но свыкнуться вамъ невозможно, а потому… вы меня изумляете! Я понимаю, что батюшка вашъ такъ ослѣпленъ богатствомъ Звенигородова, желаніемъ, чтобъ его милліоны достались вамъ, что онъ обманываетъ себя пріятной надеждой: стерпится де – слюбится, а перемелется – мука будетъ. Но вѣдь вы сами-же убѣждены, что этого быть не можетъ! Вы знаете, какъ ужасно обманулся бы вашъ отецъ и поплатился бы въ васъ за свою слѣпоту. Зачѣмъ-же вы его подвергаете такой ошибкѣ? Такому непоправимому преступленію и горю?.. Не ваша-ли обязанность вразумить его, сказавъ ему твердо всю правду?.. Вы не заблуждаетесь, какъ онъ – и на вашей обязанности лежитъ спасти его и себя!

– Да онъ не повѣритъ мнѣ!.. Онъ знаетъ, что я не люблю, что я презираю этого человѣка, а между тѣмъ… Она захлебнулась, сдерживая волненіе.

Подъ вліяніемъ его прямыхъ, рѣзкихъ рѣчей, она начинала самой себѣ представляться такимъ чудовищемъ корысти и нечестности, что ей казалось, что Арданинъ долженъ навѣрное, въ душѣ, ее презирать.

– Что же – между тѣмъ? – спросилъ онъ, напрасно выждавъ продолженія ея словъ. Между тѣмъ князь продолжаетъ настаивать на своемъ несчастномъ заблужденіи? Вы это хотѣли сказать, не правда-ли?.. Но, княжна! Вѣдь онъ это дѣлаетъ, думая, что дочь его такая-жъ безсердечная и пустая женщина, какъ сотни, какъ тысячи другихъ, которымъ только и нужно одно богатсгво!.. Потому что не воздаетъ вамъ должной справедливости, не сознавая, что вы не таковы! Что вы – исключеніе!

Голосъ его звучалъ такъ мягко, такъ горячо, такъ убѣжденно, когда онъ этими словами опровергалъ ея едва сознанныя опасенія, что всѣ лучшія силы сердца дрогнули въ ней благодарной радостью и она, сама не успѣвъ опомниться, протянула ему свою руку и крѣпко пожала его.

– Спасибо вамъ, Юрій Алексѣевичъ! – сказала она со слезами, блеснувшими въ поднятыхъ на него большихъ темныхъ глазахъ. Вы цѣните меня не по заслугамъ, но этимъ вы открыли мнѣ глаза. Спасибо вамъ!.. Я теперь ясно вижу, что должна сдѣлать. Онъ задержалъ ея руку въ своихъ на минуту и, самъ глубоко волнуясь, спросилъ ее:

– Вы скажете князю всю правду?.. Вы откажете Звенигородову?

– Да. Завтра-же! Мнѣ жаль отца… но пусть будетъ, что будетъ!.. А сознательнаго преступленія я не могу на себя взять.

– Будетъ лучше, чѣмъ вы думаете. Я убѣжденъ въ томъ!.. Правда и долгъ честно исполненный – сами въ себѣ ужъ заключаютъ для честнаго человѣка счастіе и награду.

– Дай Богъ! – вздохнула Вѣра.

– Ей стало немножко грустно отъ предсказанія такого, – только такого счастія.