Онлайн чтение книги Неночь Nevernight
Глава 4. Доброта

Капитан Лужица любил свою Мию.

В конце концов, он знал ее с тех пор, как был котенком. Еще до того, как он успел позабыть тепло крошечных тел своих братьев и сестер, она носила его на руках и целовала в маленький розовый носик, и кот знал, что девочка всегда будет центром его мира.

Поэтому, когда судья Рем нагнулся, чтобы схватить ее за запястья по приказу консула, Капитан Лужица зашипел сквозь оскаленные желтые зубы, вытянул когтистую лапу и расцарапал лицо судьи от глаза до губы. Мужчина взревел и схватил храброго Капитана одной рукой за голову, а другой – за тельце и, почти отточенным движением, скрутил его.

Звук напоминал треск влажных палок – слишком громкий, чтобы Мия смогла его перекричать. После этого жуткого хруста в руке судьи повисла безвольная черная тушка; теплая, мягкая тушка, с которой Мия засыпала каждую неночь и которая уже никогда не замурчит.

В тот момент девочка утратила самообладание. Она выла, царапалась, во что-то впивалась ногтями. Чуть погодя она смутно осознала, что другой люминат забросил ее на плечо. Судья прижал ладонь к кровоточащей ране на лице и достал меч, вспыхнувший пламенем вдоль всего лезвия; сталь засияла ослепляющим мучительным светом.

– Не здесь, Рем, – осадил его Скаева. – Не марай руки.

Судья заорал на своих людей, мать Мии вскричала и начала брыкаться. Девочка звала маму, но тут ее сильно ударили по голове, и Мии потребовались все силы, чтобы не упасть в черноту под ногами. Крики донны Корвере затихали вдали.

Черная лестница, спиралью идущая вниз. Проход вдоль Хребта – не восхитительный холл из полированной белой могильной кости с хрустальными люстрами и костеродными [23]В Годсгрейве аристократия предпочитает жить в могильных углублениях вышеупомянутых Ребер и вести дела в пещеристых внутренностях Хребта – отсюда и термин «костеродные». Их общественное положение определяется близостью к первому Ребру, в котором проживают члены итрейского Сената и избранный консул. К северу от первого Ребра находится Форум, построенный на том месте, где мог бы быть Череп. Я сказал «мог бы быть», поскольку сам Череп, дорогие друзья, отсутствует. во всей красе, а тускло освещенный и очень узкий туннель, ведущий наружу. Мия, прищурившсь, взглянула вверх – на Ребра, дугой тянущиеся к выбеленным небесам, на величественные здания Совета, библиотеки и обсерватории. А потом мужчины затолкали ее в пустую бочку, накрыли бочку крышкой и бросили в запряженную тележку.

Послышался удар хлыста, и тележка сдвинулась с места, грохоча колесами по брусчатке. Люминаты сидели рядом с девочкой, но она не разбирала их слов, еще не оправившись от воспоминаний об изувеченном Капитане Лужице, лежавшем на полу, и ее матери, закованной в цепи. Мия ничего не понимала. Дерево бочки царапало ей кожу, щепки цеплялись за платье. Она чувствовала, как тележка переезжает один мост за другим, дымка полусознания так истончилась, что девочка начала плакать, всхлипывая и икая. По бочке стукнул чей-то грубый кулак.

– Заткнись, соплячка, или я дам тебе повод для рыданий!

«Они убьют меня», – подумала Мия.

По ней пробежал озноб. Не от мысли о смерти, прошу заметить; по правде говоря, каждый ребенок считает себя бессмертным. Озноб был физическим ощущением, вытекающим из темноты внутри бочки и сворачивающимся вокруг ее ног; холодным, как ледяная вода. Мия почувствовала чье-то присутствие – или, скорее, отсутствие. Похожее на чувство опустошения после длительных объятий. И тогда она поняла, твердо и уверенно, что в бочке вместе с ней кто-то есть.

Наблюдает.

Ждет.

– Кто здесь? – прошептала она.

Рябь в черноте. Бесшумное чернильное землетрясение. И там, где секунду назад ничего не было, что-то блеснуло в лучиках света, пробивающихся сквозь крошечные щели в крышке бочки. Что-то длинное и острое, какой может быть только могильная кость с рукояткой в форме вороны в полете. Последний раз Мия видела ее под занавесками, после того, как консул Скаева отмахнулся от руки ее матери и заговорил о мольбе и обещаниях.

Стилет донны Корвере.

Она потянулась, чтобы достать кинжал из-под ног. Девочка могла поклясться, что на долю секунды увидела свет, мерцающий, как бриллианты в океане черноты. Мия ощутила столь безграничную пустоту, словно падала в бездну – вниз, вниз в изголодавшуюся тьму. А затем ее пальцы сомкнулись на обжигающе холодной рукоятке кинжала, и она крепко за нее ухватились.

Мия почувствовала нечто во мраке вокруг себя.

Медный привкус крови.

Пульсирующий поток ярости.

Тележка подпрыгивала на кочках, живот девочки крутило, пока, наконец, колеса не замерли. Бочку вытащили из тележки и с такой силой кинули на землю, что Мия чуть не откусила себе язык. Она вновь услышала голоса и на сей раз смогла разобрать слова:

– Меня уже тошнит от этого, Альберий.

– Приказы есть приказы. Люминус инвикта, помнишь? [24]Девиз легиона люминатов, дорогие друзья. «Свет все победит».

– Отвяжись.

– Хочешь разозлить Рема? Скаеву? Спасителей гребаной республики?

– Спасители, как бы не так! Ты никогда не задумывался, как они это провернули? Схватили Корвере и Антония прямо посреди вооруженного лагеря?

– Нет, Пасть тебя побери! Лучше помоги мне.

– Я слышал, что это была магия. Черная аркимия. Скаева в сговоре…

– Хватит блеять, как овца! Кого волнует, как они это сделали? Корвере был гребаным предателем и получил по заслугам.

С бочки сняли крышку. Мия, заморгав, посмотрела на мужчин в темных плащах, надетых поверх белых доспехов. У первого руки были размером со ствол дерева, а ладони – с тарелку. У второго – красивые голубые глаза и улыбка человека, который душил щенков на досуге.

– Зубы Пасти! – выругался первый. – Ей же не больше десяти.

– До одиннадцати она не доживет, – пожал плечами второй. – Не дергайся, девочка. Скоро все закончится.

Душитель щенков взял Мию за шею и достал из-за пояса длинный острый нож. И там, в отражении на полированной стали, девочка увидела свою смерть. Было бы куда проще закрыть глаза и ждать. В конце концов, ей всего десять лет. Одинокая, беспомощная и напуганная. Но правда заключается в том, дорогие друзья, что не важно, сколько солнц в вашем небе. Их количество сути не меняет. В этом мире, как и в любом другом, живут два типа людей: те, кто бежит, и те, кто борется. Существует много определений для описания свойств людей второго типа. Берсеркер. Инстинкт убийцы. Сила есть – ума не надо.

Несмотря на непродолжительное знакомство с юной Мией, вы вряд ли удивитесь, узнав, что перед лицом опасности в виде головореза с ножом, в тот момент, когда воспоминания о казни отца были так свежи в ее памяти,

никогда не отводи взгляд

никогда не бойся

она, вместо того чтобы сдаться и расплакаться, как поступила бы любая другая десятилетняя девочка, вцепилась в стилет, обнаруженный во тьме, и ткнула им прямо в глаз душителя щенков.

Мужчина закричал, прикрыв лицо руками, и упал, между пальцами хлынула кровь. Мия выбралась из бочки, ослепленная ярким светом после долгого пребывания в темноте. Девочка почувствовала, как нечто выползло вместе с ней, свернулось в тени, тянуло ее за ноги. Мию привезли к какому-то безымянному мосту над узким каналом, забитым мусором; все окна в окрестных домах были заколочены.

Глаза мужчины с руками-стволами округлились под громкие завывания напарника. Он достал солнцестальный меч, на кончике которого плясало пламя, и шагнул к девочке. Но его внимание привлекло какое-то движение у ее ног, и, опустив взгляд, он увидел, как тень Мии зашевелилась. Она извивалась и царапалась, словно живая, и протягивала к нему свои голодные ручищи.

– Упаси меня Свет, – выдохнул он.

Меч задрожал в руке головореза. Мия попятилась по мосту, в трясущемся кулаке был зажат окровавленный кинжал, нечто по-прежнему отталкивало ее в сторону. Когда душитель щенков с трудом поднялся на ноги, с лицом, окрашенным кровью, девочка сделала то, что сделал бы любой на ее месте, – и лети оно в бездну, выражение «сила есть – ума не надо».

– …Беги!.. – прошептал тоненький голосок.

И она побежала.

У двеймерца состоялась та же беседа с Жирным Данио, что и у Мии[25]А, так ты о то-о-ой Пашти!, но выдержал он ее с невозмутимым достоинством.

Трактирщик сообщил ему, что одна девушка уже спрашивала о богине Ночи, затем показал на ее столик – по крайней мере, на столик, за которым она сидела раньше. К тому времени Мия уже прокралась по лестнице и слушала их разговор из-за угла, не издавая ни звука, как итрейский железный священник[26]Священники итрейской Железной Коллегии вступают в орден после второй истинотьмы и проходят проверку на способности к постижению искусства богослужения. Юношей не учат ни читать, ни писать. Накануне пятой истинотьмы тех, кто оказался достойным службы, заводят в ярко освещенную комнату в сердце Коллегии. Здесь, среди ароматов горящей смолы и красивейших звуков захватывающего дух хора, они зачитывают клятвы, после чего лишаются языков при помощи раскаленных железных ножниц. Секрет конструирования и управления боевыми ходоками является одним из самых тщательно охраняемых в республике – ему учат делом, а не словом, – и священство очень серьезно относится к обету молчания. Возможно, ваши трепетные души утешит то, что священнослужители не принимают обет безбрачия. Им разрешено участвовать во всех видах плотских утех, хотя отсутствие языка может оказаться помехой в поисках жены. Зато они отличные собеседники..

Пробормотав слова благодарности, двеймерец спросил, есть ли в заведении свободные комнаты, и заплатил монетой из хиленького мешочка. Он уже направлялся к лестнице, когда один из местных игроков, джентльмен по имени Скаппс, остановил его вопросом:

– Ты один из увальней Волкоеда?

Юноша ответил мягким баритоном:

– Я не знаю никакого Волкоеда.

– Он не член экипажа «Кавалера». – Мия узнала голос Лема, брата Скаппса. – Глянь, какой низенький. Парень едва достает до яиц Волкоеда!

Смех.

– Может, в этом и смысл?

Снова смех.

Двеймерец подождал, не последует ли дальнейших издевок, после чего продолжил подниматься по лестнице. Мия скользнула к себе в комнату и стала наблюдать через замочную скважину, как он идет к своей двери. Его шаги были не громче шепота, хотя Мия знала, что половицы пищали, как семейка резаных мышей. Юноша оглянулся через плечо на дверь ее комнаты, принюхался и скрылся в своей каморке.

Мия сидела на кровати и размышляла, стоит ли познакомиться с ним или просто покинуть Последнюю Надежду в конце перемены, как и было запланировано[27]Несмотря на печальную нехватку темноты, большинство граждан республики все же нуждаются во сне и, вне зависимости от сезона, различают «день» и «ночь»: последняя приходит во время перемены в итрейской погоде. С наступлением неночи с западных океанов поднимается ветер и с завыванием проносится по стране, принося с собой милосердный спад температуры. Поскольку в прохладе засыпается легче, большинство воспринимают эту перемену как сигнал падать в койку, сено или на плитняки – зависит от состояния опьянения. Ветер медленно затихает и снова поднимается примерно через сутки. Считается, что он – дар от Налипсы, Леди Бурь, которая помиловала землю и людей, опаленных почти непрерывным светом ее отца. Таким образом, «перемена» – это термин, которым итрейцы обозначают границу в цикле сна и бодрствования. В неделе семь перемен, в году – три с половиной сотни. Языковая причуда, конечно, но без нее не обойтись в стране, где настоящие «дни» длятся два с половиной года подряд, а дни рождения – забава, которую могут себе позволить только богачи.. У них определенно одна цель, но незнакомец вполне мог оказаться хладнокровным психопатом. Вряд ли у большинства послушников, ищущих Красную Церковь, были такие же альтруистические мотивы, как у нее.

Едва городские часы отбили неночь, как Мия услышала, что юноша спускается вниз – тихий, как бархат. Ее тень зашевелилась и вытянулась, иллюзорные когти зацарапали половицы.

– …Если я не вернусь к утру, передай маме, что я люблю ее…

Девушка фыркнула, и кот из теней скользнул под дверь. Она ждала долгие часы, читая при свечах, вместо того чтобы поднять ставни и впустить солнечный свет. Если она хочет покинуть город в эту перемену, ей придется дождаться двенадцатого удара часов, когда происходит смена караула. Так будет легче украсть жеребца. Мысль, что она может просто купить какую-нибудь старую клячу, тянула руку в конце воображаемого класса, но на нее тут же шикнула другая мысль: Мия отправится в пустыню только на лучшем коне из арсенала этого города[28]Время от времени, к ее глубокому сожалению, остатки костеродной гордости Мии пробивались сквозь тщательно проработанный образ барышни, которой на все насрать. Можно вытащить девушку из грязи, но не грязь из девушки. Увы, то же самое можно сказать и о роскоши..

Внезапно она ощутила волну озноба, чувство опустошенности, и в этот момент кот из теней запрыгнул к ней на кровать. Моргнул глазами, которых не было. Безуспешно попытался замурчать.

– Ну?

– …Он поужинал, в процессе наблюдая за теми, кто его оскорблял, а затем последовал за ними домой…

– И убил?

– …Написал в их бочку с водой…

– Значит, не кровожадный. А потом?

– …Забрался на крышу конюшни. С тех пор он наблюдает за твоим окном…

Мия кивнула.

– Так и думала, что он заметил меня, когда пришел.

– …Умный парень…

– Давай проверим насколько.

Мия собрала вещи, положила связку книг в маленький непромокаемый мешок и закинула его за спину. Девушка надеялась, что сможет уйти незамеченной, но раз этот двеймерец наблюдает за ней, то вопрос со знакомством решен. Осталось придумать, чем оно закончится.

Она тихо вышла из комнаты и прокралась по скрипящим половицам, которые не издали ни звука. Скользнув к пустовавшей комнате напротив ее двери, достала две отмычки из тонкого портмоне. Затем приступила к работе и через пару минут услышала тихий щелчок. Мия вылезла из окна и помчалась по крыше, чувствуя, как солнечный свет обжигает обветренное небо, а адреналин покалывает в пальцах. Было приятно снова заняться делом. Снова преодолевать испытания.

Мия метнулась по проулку между «Империалом» и соседней пекарней, ее ботинки не издавали ни шороха на дороге. Не-кот брел впереди, осматриваясь вокруг своими не-глазами.

Как когда-то за окном палача, Мия потянулась и схватила тени вокруг себя. Словно искусная рукодельница, она ловкими пальчиками сплетала нити тьмы в плащ. Плащ, который незаметен для несведущих глаз.

Плащ из теней.

Называйте это как хотите, дорогие друзья. Чудотворство. Аркимия. Механика. Магия. Подобно любой силе, она требует жертв. Когда Мия оплела себя тенями, свет померк перед ее взором. Как обычно, ей стало трудно видеть сквозь вуаль тьмы, но и ее было трудно увидеть за ней. Мир размылся, помутнел, завесился чернотой – ей пришлось идти медленно, чтобы не споткнуться и не упасть. Но, обернутая в свои тени, она незаметно продвигалась дальше под сердитым взглядом неночи – просто акварельное пятно на холсте мира.

Мия дошла до боковой стены конюшни и начала наощупь карабкаться по водосточной трубе. Забравшись на крышу, она прищурилась в своем мраке и заметила в тени дымохода двеймерца, наблюдающего за окном ее спальни. Девушка осторожно двинулась вперед, ступая по черепице и мысленно возвращаясь в сарай старика Меркурио – по полу разбросаны засохшие листья, горло горит от жажды после трех перемен без питья, вокруг графина с кристально чистой водой спят четыре бешеных пса.

Мотивация была жизненным кредо старика, неоспоримым и истинным.

Уже близко. Мия не знала, говорить или действовать, начинать или кончать. Где-то в двадцати шагах от него увидела, как юноша напрягся и повернул голову. А затем перекатилась по крыше под залпом из трех ножей, пущенных с молниеносной скоростью и сверкнувших в свете треклятого солнца. Будь сейчас истинотьма, он уже был бы у нее в кулаке. Будь сейчас истинотьма…

Не смотри.

Она вскочила на ноги и достала стилет, ее тени извивались по черепице и тянулись к юноше. Двеймерец выхватил ятаган, в другой его руке были зажаты еще два кинжала. Темные дреды качались у него перед глазами. Таких отвратительных татуировок Мия еще не видела – словно их нарисовал незрячий во время приступа эпилепсии. А вот само лицо…

Парочка, разглядывая друг друга, застыла, они были бездвижны словно статуи; казалось, что прошли не секунды, а часы, пока над ними завывал шторм.

– У вас очень хороший слух, сэр, – наконец произнесла она.

– Но ваша поступь лучше, Бледная Дочь. Я ничего не слышал.

– Тогда как?

Юноша улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка.

– От вас воняет сигарилловым дымом. Гвоздика, кажется?

– Это невозможно. Я стою против ветра.

Двеймерец взглянул на тени, извивающиеся, как клубок змей, у его ног.

– Похоже, в этих краях невозможное в порядке вещей.

Мия уставилась на него. Крепкий, резкий, гибкий и быстрый. Рапира в мире палашей. Меркурио читал людей лучше, чем кто-либо другой, и научил ее делать выводы в мгновение ока. Кем бы ни был этот парень, каковы бы ни были причины, которые побуждали его искать Церковь, он не психопат, не из тех, кто совершает убийство ради убийства.

Любопытно.

– Вы ищете Красную Церковь, – сказала она.

– Тот толстяк отказался брать мое подношение.

– Как и мое. Думаю, нас испытывают на прочность.

– Я тоже так подумал.

– Возможно, они покинули эти места. Я собиралась отправиться в пустыню и поискать их.

– Если хотите умереть, есть более гуманные способы, – юноша указал за стены Последней Надежды. – Да и с чего вы начнете?

– Я планировала идти по запаху, – Мия улыбнулась. – Но что-то мне подсказывает, что лучше довериться вашему чутью.

Двеймерец внимательно на нее посмотрел. Холодный, изучающий взгляд карих глаз прошелся по телу Мии. Затем скользнул по кинжалу в ее руке. По теням у его ног. По шепчущей пустыне за спиной.

– Меня зовут Трик, – представился он, пряча ятаган за пояс.

– …Трик? Вы уверены?

– Уверен ли я в своем имени? Так точно.

– Я не хотела вас оскорбить, сэр, – ответила Мия. – Но если мы отправимся в Пустыню Шепота вместе, то должны по крайней мере быть честны друг с другом и использовать настоящие имена. А вас не могут звать Триком.

– …Ты назвала меня лжецом, девочка?

– Я никак вас не называла, сэр. И буду очень благодарна, если вы перестанете называть меня «девочкой», как если бы это слово было родственным тому, в чем вы испачкали подошву ботинок.

– …Странный у тебя способ заводить друзей, Бледная Дочь.

Мия вздохнула. Взяла свой гнев за ухо и опустила его на колени.

– Я читала о двеймерском обычае давать ритуальные имена. Их придумывают по заданному шаблону. Сначала существительное, потом глагол. Например: Спинолом, Волкоед, Свинолап.

– Свинолап?..

Мия моргнула.

– Свинолап был одним из самых презираемых двеймерских пиратов на свете. Наверняка вы о нем слышали.

– Я никогда не любил историю. За что же его презирали?

– За то, что лапал свиней[29]Ой, хватит смеяться! Как дети малые.. На протяжении почти десяти лет он был грозой фермеров от Стормвотча до Донспира. За его голову обещали награду в триста железных. Ни одна свинья не чувствовала себя в безопасности.

– …И что с ним случилось?

– Люминаты. Их мечи сделали с его лицом то же, что он делал со свиньями.

– А-а-а.

– Поэтому вас не могут звать Трик.

Юноша осмотрел ее сверху донизу со странным выражением на лице. Но, когда он заговорил, в его голосе послышалась железная твердость. Оскорбленное чувство достоинства. Укрощенная, пожизненная злость.

– Меня зовут Трик, – повторил он.

Мия, прищурив глаза, бросила на него быстрый взгляд. Не парень, а сплошная загадка. А она всегда питала слабость к загадкам.

– Мия, – наконец представилась девушка.

Двеймерец медленно и уверенно зашагал к ней по черепице, не обращая никакого внимания на тени под ногами. Затем протянул руку. Пальцы в мозолях, на указательном – кольцо в форме трех змеевидных морских драков, сплетенных вместе. Мия снова оценивающе посмотрела на юношу, на шрамы и безобразные татуировки, на оливковую кожу, широкие и мускулистые плечи. Облизала губы и почувствовала солоноватый привкус пота.

Тени покрылись рябью под ее ногами.

– Рад знакомству, донна Мия, – сказал он.

– И я, дон Трик.

И, улыбнувшись, она пожала ему руку.