Онлайн чтение книги Невеста призрака The Ghost Bride
Глава 2

Я изо всех сил старалась выбросить беспокоящую меня затею Лим из головы. В конце концов, оно было не тем, на что могла рассчитывать девушка в качестве первого предложения о замужестве. Я знала, что придется однажды вступить в брак, – и этот день приближался, – однако моя жизнь пока не слишком связывалась запретами. Если сравнивать обычаи в Китае с обычаями в Малайе, мы жили довольно-таки свободно. Местные китаянки не бинтовали ноги. На самом деле другие народы косо смотрели на этот обычай, он казался им странным, некрасивым, калечащим женщину и делающим ее бесполезной для работы по дому. Когда португальцы впервые высадились в Малакке более трехсот лет назад, тут уже повсюду находились китайцы, хотя первые из этих искателей удачи приехали без женщин. Некоторые взяли себе малайских жен, и получившуюся смесь культур назвали перанакан. Позднее поселенцы выписали невест из дома, которые зачастую оказывались старыми девами, женщинами в разводе или вдовами, но кто еще бы предпринял столь долгое и рискованное путешествие? Итак, мы жили здесь куда более вольно, и даже незамужняя девушка из хорошей семьи могла гулять по улицам, конечно, в сопровождении компаньонки. В любом случае, несмотря на вечный интерес моего отца ко всему китайскому, правящим классом здесь были британцы. Они составляли законы и прецеденты, учреждали правительственные организации и открывали английские школы для местных жителей. Лучшие из наших юношей стремились работать под их руководством в качестве государственных чиновников.

Мне было любопытно, что случилось с невезучим Лим Тиан Чином и надеялся ли он занять такую должность, или подобные вещи считались ниже достоинства сына богатого человека. Его отец славился как владелец оловянных шахт и плантаций кофе и каучука. А еще мне хотелось знать, отчего эта семья сделала предложение именно нам, учитывая отсутствие личных отношений между мной и их сыном.

В течение нескольких дней я донимала отца, желая узнать подробности беседы с Лим, но он уходил от ответа, скрываясь в кабинете и, несомненно, выкуривая куда больше опиума, чем следовало. Вид у него был трусоватый, словно он жалел даже об упоминании сватовства. Ама также играла на его нервах. Не смея отчитать отца в открытую, она бродила вокруг с метелкой от пыли, адресуя поток глухих жалоб разным неодушевленным предметам. Не имея возможности сбежать от упреков, отец в конце концов укладывал газету на лицо и притворялся спящим.

Словом, я думала, что дело окончено. Однако несколькими днями позже семья Лим прислала записку. Приглашение от самой мадам Лим на игру в маджонг[4]Маджонг, или мацзян, – китайская стратегическая игра с использованием игральных костей для четырех игроков, где каждый играет за себя..

– О, я не умею играть, – вырвалось у меня.

Присланный слуга только улыбнулся и сообщил, что это неважно, – я могу прийти и поглядеть. Что ж, я очень хотела посмотреть на интерьер особняка Лим, и, сделав кислую мину, Ама тем не менее захлопотала о моей прическе и одежде. Назойливость всегда была ее второй натурой, и поскольку я выросла под ее влиянием, то опасалась сама стать такой.

– Хм, если уж тебе надо идти, по крайней мере они увидят, что тебе нечего стыдиться! – заявила Ама, выложив мое второе лучшее платье.

Приличных платьев у меня было всего два: первое из тонкого сиреневого шелка с пурпурными вьюнками, вышитыми на воротничке и рукавах, и второе – бледно-зеленое с бабочками. В основном я носила свободное хлопковое платье ципао или же костюм из блузки и штанов, любимый служанками, сэмфу.

Как всегда, когда эти платья износятся, мы, скорее всего, отпорем вышитый воротничок и манжеты – пригодятся для другого наряда.

– Что же нам делать с твоими волосами? – спросила Ама, забыв о собственном, только что высказанном неодобрении этого визита.

Я обычно заплетала их в две аккуратных косы, хотя ради особых случаев собирала в высокую прическу при помощи длинных шпилек. В такие моменты я зарабатывала головную боль, особенно если прическу делала Ама – ни одного волоска она не выпускала на свободу.

Отступив назад, няня осмотрела свое творение и воткнула в мои волосы пару золотых шпилек с нефритовыми бабочками. Они тоже принадлежали моей маме. После этого Ама застегнула не менее пяти ожерелий вокруг моей шеи: два золотых, одно гранатовое, одно из мелких пресноводных жемчужин и последнее – с тяжелым нефритовым диском. Я ощущала неудобство такого груза, но и ему было далеко до украшений, которые носили богачи. У женщин зачастую не было иной защиты, кроме драгоценностей, поэтому даже беднейшие из нас щеголяли золотыми цепочками, сережками и колечками – своей страховкой. Что же касается богачей – пожалуй, я вскоре увижу, как наряжена мадам Лим.

Особняк Лим располагался за окраиной города, вдали от соседних улиц Йонкер и Хеерен, где богатые китайские торговцы обжили старинные датские лавочки. Я слышала, что у Лим также была такая собственность, но они перенесли свою главную резиденцию в Клебанг – местечко, где толстосумы возводили новые усадьбы. Не так далеко от нашего дома, хотя говорили, что там все не похоже на виллы и бунгало европейского квартала. Те были громадинами, разумеется, со множеством слуг, конюшнями и обширными зелеными газонами. Особняк Лим строили в китайском стиле и, по слухам, он сам по себе был довольно внушительным.

Ама вызвала рикшу, хоть я и считала это расточительством, ведь мы могли бы дойти туда пешком. Она все же возразила, что расстояние довольно большое и не стоит появляться в гостях покрытой потом и пылью.

Полуденная жара начала спадать, когда мы отправились в путь. От дороги поднимались волны зноя и облачка белой пыли. Наш рикша бежал уверенной рысцой, по его спине стекали струйки пота. Я сочувствовала этим кули[5]Рабочие-ку́ли, или просто ку́ли (от хинди : букв. «работник») – в историографии термин широко использовался для описания наемных работников, батраков., вынужденным заниматься подобной деятельностью. Тяжкий способ заработка, но все-таки лучше, чем трудиться на оловянных шахтах, где, как говорили, умирала почти половина рабочих.

Рикши были очень худыми, с впалыми грудными клетками, грубой кожей и босыми ногами, столь мозолистыми, что они больше напоминали копыта. Все же пристальное внимание этих странных людей меня смущало. Конечно, предполагалось, что я выйду на улицу только с компаньонкой и к тому же буду прикрывать лицо зонтиком из промасленной бумаги.

До нового витка размышлений мы успели прибыть к особняку Лим. Пока Ама строго наставляла рикшу ждать нас снаружи, я глазела на тяжелые двери из железного дерева. Они бесшумно распахнулись, явив такого же тихого слугу.

Мы прошли через внутренний дворик, обставленный большими фарфоровыми горшками с бугенвиллеями. Горшки сами по себе стоили небольшого состояния, их привезли из Китая, уложив в листья чая во избежание повреждений. Сине-белая глазурь – прозрачной чистоты, такую я видела на нескольких крохотных предметах, которыми еще владел отец. Если такую ценную керамику выставили под солнце и дождь, то… я была потрясена. Возможно, в этом и была вся суть.

Мы ожидали в большом фойе, пока слуга пошел вперед, чтобы объявить о нашем прибытии. Пол пестрел черно-белыми клетками, у подметенной тиковой лестницы были резные перила. И повсюду кругом – часы.

И какие! Стены покрывали дюжины часов во всех мыслимых стилях. Громадные экземпляры стояли на полу, те, что поменьше, гнездились на приставных столиках. Там были часы с кукушкой, фарфоровые часы, изящные часы из позолоченной бронзы и часики размером не более чем перепелиное яйцо. Их застекленные циферблаты сверкали, а медные орнаменты подмигивали. Шум их работы все возрастал. Похоже, время едва ли могло идти без подсчета в этом доме.

Пока я восхищалась видом, слуга опять появился, и нас провели через новую галерею комнат. Дом, как и многие китайские особняки, выстроили как сочетание двориков и соединяющихся коридоров. Мы прошли мимо каменных садов, оформленных в виде миниатюрных ландшафтов, и залов, набитых антикварной мебелью, и наконец я услышала громкий щебет женщин и резкое клацанье косточек маджонга. Передо мной стояли пять столов, за ними находились разряженные дамы, одежды которых намного превосходили мои по пышности. Но внимание привлекал центральный стол, рядом с которым слуга бормотал нечто женщине – ею могла быть только мадам Лим.

Взглянув на нее впервые, я испытала разочарование. Владения были настолько роскошными, что я ожидала, может, и наивно, не меньше чем Королеву небес. Вместо этого я нашла средних лет женщину с расплывшейся талией. Наряд на ней был великолепный, но строгий: черная как смоль баджу панджанг[6]Баджу панджанг – длинная верхняя туника с длинными рукавами, к ней надевают белую блузку-топ и саронг-батик. Шьется из легких, иногда полупрозрачных тканей. Скрепляется тремя брошками керонгсанг, часто из золота, серебра, жемчуга и других камней. Костюм адаптирован из национального малайского баджу курунг людьми-перанакан., символизирующая ее скорбь. Ее сын скончался девять месяцев назад, но оплакивать его мадам будет по меньшей мере год. Сидевшая рядом женщина почти ее затмила. На ней также были скорбные синий и белый цвета, однако ее стильная кебайя[7]Кебайя – традиционная блузка-жакет, к ней надевают саронг-батик; возникла при дворе королевства Маджапахит (современная Индонезия). Ее традиционно носят женщины в Индонезии, а также в Малайзии, Сингапуре, Брунее, южном Таиланде, Камбодже и южной части Филиппин. Подобная блузка встречается и в Бирме, под названием хтаингматеин. имела приталенный фасон, а украшенные драгоценностями шпильки придавали ей стрекозиный блеск. Я сочла бы ее членом семьи, но она, впрочем, как и прочие дамы за столом, смотрела на мадам Лим, словно послушная ученица.

Позднее я узнала, что это была третья жена господина Лима.

– Я рада, что вы пришли, – промолвила мадам. Голос у нее оказался мягким, до странности юным и напоминавшим воркование голубки. Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать ее среди окружающей болтовни.

– Благодарю вас, тетушка, – ответила я, используя уважительную форму обращения к старшей женщине. Я не могла решить, что сделать: склонить голову или поклониться. О, если бы я уделяла больше внимания таким тонкостям!

– Я знала твою маму до замужества, когда мы были детьми. Она не упоминала об этом? – Видя мое удивление, мадам Лим на миг обнажила зубы в улыбке. – Твоя мама и я находимся в дальнем родстве. – Об этом я также не имела представления. – Мне следовало пригласить тебя в гости раньше. Это большое упущение с моей стороны. – Игра в маджонг разгорелась с новой силой, заклацали костяшки. Мадам сделала знак слуге, тот подвинул к ней стул с мраморным верхом. – Иди сюда, Ли Лан. Слышала, ты не играешь, но, быть может, тебе понравится смотреть.

И я села рядом с ней, наблюдая за ее игральными костями, пока она делала ставки, и пробуя сладости, непрерывным потоком доставляемые из кухонь. У них были все мои любимые виды «куи» – блюда неня-перанакан, мягких паровых пирожных, приготовленных из клейкой рисовой муки и пальмового сахара либо тертого кокоса. А еще – нежные рулетики, называющиеся «любовными письмами», и ананасовые тарты из чудного сдобного теста. Миски поджаренных семян арбуза шли по кругу, как и сушеные кусочки манго и папайи. Прошло много времени с тех пор, как мы лакомились такими угощениями дома, и я не могла отказать себе в удовольствии, поедая сладости, как маленький ребенок. Уголком глаза я видела, как Ама качает головой, но здесь она была бессильна что-то мне запрещать. Немного позже няня ушла помочь на кухню, и без ее строгого пригляда я продолжила лакомиться.

Время от времени мадам Лим что-то мне бормотала. Однако ее голос был настолько тихим, что я едва понимала сказанное. Я улыбалась и кивала, оглядываясь по сторонам с откровенным любопытством. Редко мне выпадал шанс выйти в свет. Будь мама жива, я бы сидела рядом с ней, как сейчас, поглядывая поверх ее плеча на костяшки из слоновой кости и смакуя сплетни. Эти женщины приправляли свои разговоры тонкими намеками на важных лиц города и места. И небрежно упоминали казавшиеся мне невероятными суммы игровых долгов.

Должно быть, мадам Лим посчитала меня простушкой или по меньшей мере невоспитанной девицей. Иногда я ловила на себе острый взгляд ее голубиных глаз-бусин. Как ни странно, она лишь стала вести себя гораздо свободнее. Только гораздо позднее я поняла, отчего ей так пришлось по нраву мое бестактное поведение. Кругом дамы болтали и делали ставки, жадеитовые браслеты позвякивали в такт клацанью игровых костяшек. Третья жена ушла за другой столик, а жаль – мне бы хотелось понаблюдать за ней и дальше. Она несомненно была красива, хотя репутация у нее оказалась сложной, как чуть раньше выяснила из болтовни слуг Ама. Я не замечала никаких следов второй жены, хотя мне сказали, что господин Лим, как следовало богатому человеку, содержал еще младших конкубин, на которых и не подумал жениться.

У господина Лима было четыре дочери от разных жен, но ни одного выжившего сына. Двое умерли в младенчестве, последний, Лим Тиан Чин, упокоился менее года назад. Я хотела расспросить няню, каким образом он умер, но та не желала обсуждать этот бессмысленный, по ее мнению, предмет, раз уж я никогда не выйду за него замуж. Так или иначе, единственным наследником стал племянник господина Лима.

– На самом деле он – полноправный наследник, – сообщила Ама по пути сюда.

– О чем ты?

– Тот парень – сын старшего брата господина Лима. Сам Лим – второй сын. Он унаследовал состояние, когда старший брат скончался, однако пообещал воспитать своего племянника как наследника. Но годы шли, и люди стали говорить: возможно, глава семьи не захочет пренебречь интересами собственных детей. Хотя что уж об этом толковать? Все равно у господина Лима не осталось своих сыновей.

Когда я осознала эту паутину взаимоотношений, то ощутила трепет возбуждения. О, мир богатства и интриг, так похожий на тот, что описывается в дешевых, презираемых отцом романтических книгах. Их не одобряла и Ама. Однако я знала, что она тайком увлекалась таким чтением. Оно настолько отличалось от нашего нищенского быта… Тяжко было размышлять о том, как мы перебивались год за годом, вечно стараясь беречь вещи и не позволяя себе покупать что-то хорошее и новое. А самое плохое – отец сидел сложа руки. Он и не думал идти заключать контракты или управлять делом. Он все бросил и заперся в своем кабинете, постоянно переписывая свои любимые поэмы и сочиняя маловразумительные трактаты. Мало-помалу я почувствовала, что все мы заперты с ним в клетке.

– Выглядишь печальной. – Голос мадам Лим оторвал меня от раздумий. От нее ничто не ускользало. Глаза мадам были слишком светлыми для китаянки, зрачки – маленькие и круглые, словно у птиц.

Я покраснела.

– Этот дом такой оживленный по сравнению с моим.

– Тебе здесь нравится? – полюбопытствовала она.

Я кивнула.

– Скажи, – промолвила она, – а есть ли у тебя возлюбленный?

– Нет. – Я уставилась на свои руки.

– Что ж, юной девушке не стоит быть чересчур искушенной. – Мадам Лим подарила мне одну из своих кратких улыбок. – Дорогая, надеюсь, тебя не задели мои многочисленные вопросы. Ты так сильно напоминаешь свою матушку, а еще меня саму в молодости.

Я воздержалась от вопросов о ее дочерях. За другими столиками сидело мало молодых женщин, но всех представили мне так бегло, что я с трудом понимала, кто из них кузина, а кто – подруга или дочь.

Игра в маджонг продолжалась, но поскольку я в ней не разбиралась, то немного погодя ощутила беспокойство. Когда я извинилась и пожелала пройти в ванную, мадам Лим кликнула служанку, чтобы сопровождать меня. Напряженная партия была в самом разгаре, и я надеялась, что игра ненадолго отвлечет мадам от моей персоны.

Служанка провела меня разными коридорами к тяжелой двери из дерева ченгал[8]Дерево ченгал ( лат. Neobalanocarpus heimii; чан та кьен, чингамат, такьян чан и такьян чантамаео) – тропическое дерево, растущее на полуострове Малакка. Высота достигает 60 и более метров. Источник ценной древесины, которая используется в местном строительстве и изготовлении предметов интерьера.. Когда я освободилась, то приоткрыла створку и выглянула в щелочку. Моя проводница по-прежнему терпеливо ждала снаружи. Но кто-то издалека позвал, и, бросив быстрый взгляд на дверь, она удалилась.

С бьющимся сердцем я выскользнула из ванной. Архитектура дома представляла собой комплекс из комнат с выходящими во внутренние дворики окнами. Я прошла через малую гостиную, потом – через зал с мраморным столом, наполовину сервированным к обеду. Услышав голоса, я торопливо скользнула по другому коридору во внутренний дворик с маленьким прудом – там цветы лотоса покачивали кремовыми головками на зеленых стеблях. Знойное сказочное спокойствие растекалось повсюду. Я знала: нужно вернуться до того, как меня хватятся, но все же медлила.

Пока я изучала стручки лотосов, напоминавшие носики леек, раздался слабый серебристый звон. Вероятно, я оказалась где-то возле комнаты с часами. Следуя далее, я вошла в помещение, похожее на кабинет. Одну из дверей распахнули во дворик, однако интерьер был темным и холодным. Мгновенно ослепнув от разницы в освещении, я наткнулась на человека, работавшего за низким столиком. Юношу, одетого в поношенный синий хлопок. Шестеренки и колесики рассыпались по столику и полу, закатываясь в углы.

– Простите, мисс… – Он поглядел на меня с извиняющимся видом.

– Я слышала звон, – неловко пробормотала я, старательно помогая ему собрать детали.

– Вам нравятся часы?

– Я не слишком-то много о них знаю.

– Ну, без вот этой детали и той часы полностью встанут, – сообщил он, собирая сверкающие внутренности медных карманных часиков. Пинцетом юноша подобрал пару крохотных шестеренок и соединил их.

– Вы сможете все починить? – На самом деле мне не следовало беседовать с юношей, даже слугой, но он склонился над механизмом, и это придало мне уверенности.

– Я не специалист, но могу все собрать. Дедушка научил.

– Полезный навык, – сказала я. – Вам бы свой магазин открыть.

При этих словах он вопросительно взглянул на меня, затем улыбнулся. Во время улыбки его густые брови смыкались, а в уголках глаз появлялись морщинки. Я почувствовала, как щеки обдало жаром.

– Вы чистите все часы?

– Иногда. Еще я бываю счетоводом и исполняю разные поручения. – Он глядел прямо на меня. – Я видел вас раньше у пруда.

– О. – Чтобы скрыть свое смущение, я спросила: – А почему в доме так много часов?

– Кое-кто говорит, что у старого хозяина было такое хобби, или даже одержимость. Именно он собрал всю коллекцию. Не знал покоя, пока не покупал какой-нибудь новый экземпляр.

– Но почему он так ими интересовался?

– Ну, механические часы куда более точны, чем водяные, показывающие время при помощи капающей воды, или же свечи, на которых по высоте столбика сала подсчитываешь промежутки. Эти западные часы настолько хороши, что их можно использовать в плавании для измерения градуса долготы, а не только широты. Знаете, что это?

Вообще-то я знала. Как-то раз отец объяснил мне, каким образом горизонтально и вертикально размечают морские карты.

– А разве мы раньше не могли определять долготу в плавании?

– Нет, в прошлом все знаменитые карты размечали лишь по широте. Это оттого, что так проще всего рассчитать курс. Но представьте, что вы далеко в море. Все, что у вас есть, – секстант и компас. Вам нужно точно определить время, чтобы вычислить относительную позицию солнца. И вот поэтому эти часы так великолепны. С ними португальцы проделали весь путь с другого края мира.

– Почему же мы этого не сделали? – спросила я. – Следовало завоевать их до того, как они приплыли в Малайю.

– Малайя – лишь захолустье. А вот Китай мог бы такое провернуть. Морские капитаны династии Мин плавали даже в Африку, используя только широту и лоцманов, которые знали местные воды.

– Да, – ответила я с готовностью. – Я читала, что они привезли императору жирафа[9]Речь идет об историческом событии 1414 г., когда адмирал Чжэн Хэ получил в дар от султана Бенгалии Шихабуддин Баязид Шаха (годы правления 1413–1414) жирафа и письмо на золотом листе. Китайцы были восхищены «воплощением мифического зверя цилинь», а каллиграф Хуатинской школы Шэнь Ду (1357–1434) в честь события нарисовал картину и написал поэму с похвалами.. Но он не заинтересовался варварскими землями.

– А теперь Китай в состоянии упадка, а Малайя – всего лишь очередная европейская колония. – В его словах был легкий оттенок горечи, что возбудило мое любопытство. А в коротко подстриженных волосах не было видно ни выбритой дорожки, ни длинной косички, которую многие мужчины носили до сих пор, даже после отъезда из Китая. То ли это знак самого низшего класса, то ли бунт против традиций. Но он только улыбнулся. – Все же у британцев есть еще чему поучиться.

Я хотела задать ему так много вопросов, но едва начав, поняла, что отсутствовала слишком долго. И каким бы вежливым он ни казался, все равно было неправильно болтать со странным юношей, пусть и слугой.

– Мне нужно идти.

– Постойте, мисс. А вы знаете, куда?

– Я пришла из комнаты, где играют в маджонг.

– Мне проводить вас? – Он наполовину встал из-за столика, и я не могла не отметить грации его стройного тела.

– Нет, нет. – Чем дольше я думала о своем поведении, тем более смущенной себя ощущала и тем сильнее уверялась в том, что меня ищут. Я почти выбежала из комнаты. Промчавшись по нескольким коридорам, поняла – это не та часть дома. И все-таки удача меня не оставила. Пока я стояла в нерешительности, появилась служанка, сопровождавшая меня в ванную.

– Ох, мисс, – сказала она. – Я только отошла, а когда вернулась – вас уже не было.

– Простите, – ответила я, разглаживая платье. – Я заблудилась.

Когда мы вернулись в комнату для маджонга, игра еще продолжалась. Я скользнула на свое место, но мадам Лим едва ли это заметила. Судя по количеству жетонов, громоздившихся перед ней, она выиграла уже несколько партий. Немного погодя я стала вежливо прощаться, но, к моему изумлению, хозяйка дома встала, чтобы проводить меня до дверей.

По пути к парадному входу мы миновали служанку, которая готовила похоронные подношения для сожжения в одном из двориков. Там были миниатюрные статуэтки из проволоки и ярко раскрашенные бумажки, которые мы сжигаем, чтобы мертвые жили в достатке на том свете: лошадки для верховой езды, большие особняки, слуги, еда, пачки адских денег, повозки и даже бумажная мебель. Непривычно было видеть все эти разложенные предметы сейчас, ведь мы обычно готовили их к похоронам или к празднику Цинмин – дню поминовения усопших. Хотя верующий мог сжечь все это в любое время ради предков, поскольку без таких подношений мертвые попросту нищенствовали на том свете, а без потомков и правильного захоронения неустанно блуждали в облике голодных духов и не имели возможности возродиться. Только в праздник Цинмин, когда солидные подношения предавали огню, чтобы отогнать зло, такие несчастные покойники получали небольшое пропитание. Я всегда считала эту идею пугающей и с недоверием поглядывала на вещицы, несмотря на веселую цветную бумагу и чудесно выполненные детали.

Пока мы шли, я втайне рассматривала мадам Лим. Яркий свет дворика обозначил тени вокруг ее глаз и обвисшие щеки. Она выглядела невыразимо измученной, хотя ее осанка отрицала любой намек на слабость.

– А как поживает твой отец? – спросила она.

– Хорошо, благодарю вас.

– Он уже составил планы относительно тебя?

Я склонила голову:

– Ни одного, о котором я бы знала.

– Но ты достигла брачного возраста. Девушка твоего положения должна была уже получить множество предложений.

– Нет, тетушка. Мой отец живет… довольно уединенно. – И денег у нас больше нет, добавила я про себя.

Она вздохнула.

– Осмелюсь попросить тебя об одолжении. – Я насторожилась, но просьба оказалась до странности безобидной. – Не могла бы ты дать мне вот эту ленточку из своей прически? Я подумываю отыскать похожий оттенок ткани, чтобы сшить новый баджу.

– Конечно. – Я вынула ленту. В ней не было ничего особенного. Цвет – обыкновенный розовый, но кто я такая, чтобы ей противоречить?

Она схватила отрезок ткани дрожащей рукой.

– Вы хорошо себя чувствуете, тетушка? – осмелилась я спросить.

– Плохо сплю, – ответила она тихо и быстро. – Но думаю, это скоро пройдет.

Едва нас устроили в повозке рикши, Ама принялась отчитывать меня:

– Да как ты смела так себя вести? Столько есть и мечтательно таращиться вокруг – я в толк не могла взять, что больше, твои глазищи или твой рот! Они, верно, подумали, что ты гусыня. Отчего ты не очаровала ее, не рассказала умных историй и не подольстилась? Ай, ты вела себя как сельская девка, а не дочь семьи Лан!

– Ты раньше никогда не говорила, что я могу быть любезной! – выпалила я с раздражением, хоть и ощущала втайне облегчение: она помогала на кухне, пока я совершала длительную экскурсию.

– Любезной? Разумеется, ты именно такая. Ты можешь вырезать бумажных бабочек и цитировать поэмы лучше любого ребенка с нашей улицы. Я не говорила тебе этого раньше, потому что не желала тебя испортить.

Типичная логика Ама. Но ей не терпелось рассказать подслушанные на кухне сплетни, и мне легко удалось сменить тему, особенно когда я рассказала о просьбе мадам Лим насчет ленты.

– Забавно, что она попросила тебя об этом. Она не шила себе новую одежду много месяцев. Может быть, после окончания траура они назначат свадьбу племянника.

– Он разве не женат?

– Пока даже не обручен. Говорят, хозяин должен был сговориться о его свадьбе раньше, но не сделал этого, потому что желал заключить более выгодный брак для собственного сына.

– Как нечестно.

– Айя, таков обычай нашего мира! Теперь его сын мертв, и Лимы чувствуют вину за невыполненное обещание. И скорее всего, им срочно нужно обеспечить рождение мальчика. Если умрет и племянник, некому будет наследовать богатство.

Я отчасти заинтересовалась историей, однако мои мысли вернулись к прошедшему дню.

– Ама, а кто смотрит за часами в этом доме?

– За часами? Должно быть, кто-то из слуг. А почему ты спросила?

– Просто любопытно.

– Знаешь, служанки болтают, будто мадам Лим очень тобой интересуется, – продолжала няня. – Она недавно задавала много вопросов о тебе и нашем доме.

– А это не связано с «призрачной свадьбой»? – По какой-то причине груды похоронных подношений встали перед внутренним взором, и я вздрогнула.

– Об этом никто не знает! – Ама негодовала. – Это была частная беседа с твоим отцом. Может, он даже не так все понял. Уж этот его опиум!

Сколько бы трубок ни выкурил отец, сомневаюсь, что он лишился разума в тот день. Но я просто сказала:

– Мадам Лим и мне задавала вопросы.

– Какие же?

– Есть ли у меня возлюбленный, обручена ли я…

Ама выглядела довольной, как схватившая ящерку кошка.

– Отлично! У семьи Лим столько денег, что, скорее всего, хорошее воспитание им важнее, чем наследственное состояние.

Я попыталась указать ей, что вряд ли Лимы из-за меня упустят свой шанс привести в дом богатую невестку. И кроме того, нельзя было объяснить тяжесть, которую я ощущала в присутствии мадам Лим. Но Ама уже уплыла в счастливые грезы.

– Нам нужно почаще вывозить тебя. Если люди узнают, что тобой интересуется семья Лим, ты можешь получить другие брачные предложения. – Порой она была такой прагматичной. Из нее вышла бы превосходная торговка птицей. – Завтра мы купим тебе немного ткани, чтобы сшить новые наряды.