Онлайн чтение книги Ночные кошмары и сновидения Nightmares and Dreamscapes
Предисловие. Мифы, убеждения, вера и «Хотите – верьте, хотите – нет!»

Ребенком я верил всему, что мне говорили, всему, что я читал, и всему, чем делилось со мной мое сверхбогатое воображение. В результате я часто не спал по ночам, зато мой мир полнился цветами и фактурой, которые я бы не променял на целую жизнь безмятежных ночей. Видите ли, даже тогда я знал, что в мире есть люди – и немало, – чье воображение или притупилось, или полностью омертвело, люди, страдающие душевным дальтонизмом. Я всегда их жалел и даже представить себе не мог (во всяком случае, тогда), что многие из этих лишенных воображения людей или жалели меня, или презирали, и не только из-за моих иррациональных страхов: главная причина состояла в том, что я полностью и бесповоротно верил практически всему. «Это мальчик, – думали некоторые из них (про свою мать знаю точно), – который купит Бруклинский мост, и не единожды, а будет покупать снова и снова, всю жизнь».

Полагаю, тогда в этом была толика правды, а если быть честным, есть и сейчас. Моя жена до сих пор любит рассказывать, как ее муж в нежном возрасте двадцати одного года, впервые получив право участвовать в президентских выборах, отдал свой голос за Ричарда Никсона. «Никсон сказал, что планирует вывести войска Вьетнама, – говорит она обычно с веселым блеском в глазах, – и Стив ему поверил! »

Совершенно верно, Стив ему поверил. И это далеко не все, во что поверил Стив за свою жизнь, иной раз принимавшую необычный оборот. Я точно последним в своем районе пришел к выводу, что все эти Санты на уличных перекрестках свидетельствуют о том, что настоящего Санты не существует (я по-прежнему не вижу логики в этой идее – с тем же успехом можно утверждать, что наличие миллиона учеников доказывает отсутствие учителя). Я никогда не ставил под сомнение слова дяди Орена, что тень можно оторвать от человека стальным колышком для палатки (если вбить его точно в полдень, минута в минуту), или убежденность его жены в том, что всякий раз, когда тебя пробирает дрожь, гусь проходит по твоей будущей могиле. В моем случае сие должно означать, что меня похоронят за амбаром тети Роуди в Гуз-Уэллоу, штат Вайоминг.

Я также верил во все, что мне говорили на школьном дворе, проглатывал и невинные шутки размером с мелкую рыбешку, и чудовищную ложь величиной с кита. Один парень сказал мне с абсолютной уверенностью, что поезд неминуемо потерпит крушение, если положить на рельс десятицентовик. Другой заверил, что положенный на рельс десятицентовик идеально расплющится (так и сказал – идеально расплющится ) колесами прошедшего поезда, и ты получишь гибкую, почти прозрачную монету диаметром с серебряный доллар. Лично я верил, что обе версии соответствуют действительности: десятицентовики, оставленные на рельсах, идеально расплющиваются, отправляя под откос расплющившие их поезда.

Другие захватывающие факты, которые я почерпнул за годы, проведенные в Центральной школе Стратфорда, штат Коннектикут, и Начальной школе Дарема, штат Мэн, касались мячей для гольфа (с отравляющим и разъедающим веществом внутри), выкидышей (иногда при этом на свет появлялись живые дети, деформированные монстры, и их приходилось убивать сотрудникам больниц, зловеще именуемым медсестрами особого назначения ), черных кошек (если одна пересекала тебе дорогу, следовало как можно быстрее плюнуть через левое плечо, или до конца дня тебя ждала практически неминуемая смерть) и трещин на тротуаре. Вероятно, мне нет нужды объяснять потенциально опасную связь между этими трещинами и позвоночниками ни в чем не повинных матерей.

В те дни моим главным источником удивительных и захватывающих фактов служили книжки в обложке «От Рипли: хочешь – верь, хочешь – нет!»[2]«От Рипли: хочешь – верь, хочешь – нет!» – целая индустрия ознакомления общественности с удивительными, зачастую вымышленными фактами, придуманная американским карикатуристом и шоуменом Лероем Робертом Рипли (1890–1949) и включавшая газетные сериалы, радио- и телепередачи, выставки, книги, журналы, комиксы и т. д. – Здесь и далее примеч. пер. издательства «Покет букс». Именно из «Рипли» я узнал, что можно изготовить мощное взрывное устройство, если соскрести целлулоид с рубашек игральных карт, а потом набить им кусок трубы; что можно просверлить круглую дыру в черепе и вставить в нее свечу, превратив себя в живой фонарь (только много лет спустя я задался вопросом, а с какой стати у кого-то возникло такое желание); что существуют настоящие гиганты (рост одного мужчины превышал восемь футов), настоящие эльфы (одной женщины – не достигал и одиннадцати дюймов) и настоящие МОНСТРЫ, СЛИШКОМ УЖАСНЫЕ, ЧТОБЫ ИХ ОПИСАТЬ… хотя «Рипли» описывал, во всех подробностях и обычно с картинкой (даже если доживу до ста лет, не забуду парня со свечой, торчащей из выбритого черепа).

Эти книги открывали (по крайней мере, мне) самые удивительные миры, которые я мог носить в заднем кармане джинсов и которыми наслаждался в дождливые выходные, когда не показывали бейсбол, а играть в «Монополию» надоедало. Были ли все знаменитые диковинки и человеческие монстры из «Рипли» настоящими? В таком контексте вопрос кажется неуместным. Для меня они были настоящими, и вполне возможно, что в промежуток между шестью и одиннадцатью, в критические годы, когда формируется воображение человека, они были для меня супернастоящими. Я верил этим книжкам так же, как верил, что можно отправить поезд под откос, положив на рельс десятицентовик, или что несколько капель жидкости из мяча для гольфа «сожрут» кисть в мгновение ока, если проявишь неосторожность. Именно благодаря книжкам «От Рипли: хочешь – верь, хочешь – нет!» я впервые увидел, как тонка грань между потрясающим и обыденным, начал понимать, что их близость не только разъясняет привычные аспекты жизни, но и проливает свет на случайные невероятные отклонения. Не забывайте, сейчас говорим о вере , а вера – колыбель мифа. А как же реальность, спросите Вы? Что ж, если говорить обо мне, то реальность может катиться куда подальше на вращающемся пончике. Я никогда не держался обеими руками за реальность. Во всяком случае, в моих произведениях. Слишком часто для воображения реальность – тот же ясеневый кол для вампира.

Я думаю, миф и воображение – взаимозаменяемые понятия, и вера – источник их обоих. Вера во что? По правде говоря, вряд ли это имеет особое значение. В одного бога или во многих. А может, в десятицентовик, способный отправить под откос товарный поезд.

Мои убеждения не имеют ничего общего с религиозной верой. Давайте сразу проясним ситуацию. Я был воспитан методистом и в достаточной степени придерживаюсь фундаменталистских представлений, которым меня учили в детстве, а потому назвал бы подобное заявление нелепостью, если не богохульством. Я верил во все странное, потому что в меня заложена вера во все странное. Другие люди участвуют в забегах, потому что в них заложено умение быстро бегать, или играют в баскетбол, потому что Бог даровал им рост в шесть футов и десять дюймов, или решают длинные уравнения на доске, потому что интуитивно знают, куда что подставить.

Однако вера в Бога как-то укладывается во все это, и я думаю, что она связана с необходимостью вновь и вновь возвращаться к одному и тому же, пусть даже в глубине души ты веришь, что никогда не сможешь сделать это лучше, чем уже сделал, а если будешь упорствовать, то просто покатишься вниз. Тебе нечего терять, когда ты первый раз бьешь по пиньяте. Но нанести второй (и третий… и четвертый… и тридцать шестой) удар – это риск неудачи, падения и, в случае автора рассказов, работающего в достаточно узком жанре, самопародии. И тем не менее, мы продолжаем бить, по крайней мере, большинство из нас, и нам становится трудно. Я не поверил бы в это двадцать лет тому назад, даже десять, но теперь так оно есть. Становится трудно. Бывают дни, когда я думаю, что мой старый компьютер «Уонг» лет пять как перестал работать на электричестве, сразу после написания «Темной половины», и теперь его приводит в действие исключительно вера. Но это нормально. Главное, чтобы слова бежали по экрану, правда?

Идея каждого из рассказов этого сборника приходила ко мне в момент озарения, и писались они на волне веры, счастья и оптимизма. Эти позитивные чувства имеют свои темные аналоги, и страх неудачи – далеко не самый худший из них. Самый худший – во всяком случае, для меня – не дающая покоя мысль, что я, возможно, сказал уже все, что мог, и теперь слушаю нудное бормотание собственного голоса, потому что тишина будет слишком пугающей.

Прыжок веры, необходимый для того, чтобы сделать реальностью короткий рассказ, в последние несколько лет дается мне все труднее. Складывается ощущение, что все мои произведения хотят стать романами, а каждый роман – растянуться на четыре тысячи страниц. Достаточно много критиков упомянули об этом, обычно без особой радости. В рецензиях на каждый длинный роман, написанный мною, от «Противостояния» до «Нужных вещей», меня обвиняли в многословии. В некоторых случаях критика была обоснованной, в других – напоминала злобное тявканье мужчин и женщин, воспринявших литературную анорексию последних тридцати лет с непонятным (во всяком случае, мне) спокойствием. Эти самозваные священники Церкви последнего дня американской литературы относятся к словесной щедрости с подозрением, к богатой фактуре – с неприязнью, а к широким литературным мазкам – с откровенной ненавистью. В результате «Голос» Николсона Бейкера становится предметом восхищенных дискуссий и анализа, тогда как поистине грандиозный американский роман Грега Мэттьюза «Сердце страны» проходит незамеченным.

Однако все это как бы между прочим, не просто отклонение от темы, но еще и толика нытья: в конце концов, есть ли писатель, который считает, что к нему или к ней критики относятся с должным уважением? Вот о чем я начал говорить, прежде чем так грубо перебил себя: усилие веры, что превращает момент откровения в реальный предмет – то есть рассказ, который люди действительно захотят прочитать, – в последние несколько лет дается мне чуть труднее.

«Что ж, не пиши их, – скажет кто-нибудь (обычно это голос в моей голове, как у Джесси Берлингейм из «Игры Джералда»). – В конце концов, сейчас тебе не нужны деньги, в отличие от прошлых времен».

И это справедливо. Дни, когда чек, полученный за чудо из четырех тысяч слов, позволял купить пенициллин для лечения ушной инфекции кого-то из детей или оплатить аренду квартиры, давно в прошлом. Но такая логика не просто фальшива – она опасна. Видите ли, если на то пошло, мне не нужны и деньги, которые приносят романы. Если бы речь шла только о деньгах, я мог бы повесить форму на крючок и отправиться в душ… или проводить остаток дней на каком-нибудь карибском острове, нежась в солнечных лучах и проверяя, насколько длинными отрастут ногти.

Но дело как раз не в деньгах, что бы ни говорили глянцевые таблоиды, и не в огромных тиражах, во что, похоже, действительно верят самые заносчивые критики. Фундаментальные основы не меняются, и моя цель осталась прежней: добраться до Вас , постоянный читатель, задеть за живое и, если удастся, испугать так сильно, что Вы не сможете спать с выключенным светом. Моя цель в том, чтобы увидеть невозможное… и рассказать об этом. Заставить Вас поверить во все, во что верю я, хотя бы на короткое время.

Я редко об этом говорю, потому что смущаюсь, и это звучит напыщенно, но я считаю, что истории очень важны. Они не только обогащают жизнь, но иногда и спасают ее. В прямом смысле. Хорошо написанное произведение – хорошая история  – это боек воображения, а предназначение воображения, как я считаю, – предлагать нам утешение и защиту в жизненных ситуациях, которые в противном случае оказываются невыносимыми. Я, разумеется, могу говорить только о собственном жизненном опыте, но воображение, в детстве так часто не дававшее мне заснуть и пугавшее меня, в зрелом возрасте помогло одержать победу в столкновениях с жуткой реальностью. Если истории, созданные этим воображением, в той же степени помогли людям, которые их прочитали, тогда я абсолютно счастлив и всем доволен – а насколько мне известно, сделки по продаже прав на экранизацию или многомиллионные книжные контракты не приносят таких чувств.

Но все же рассказ – сложная, смелая литературная форма, и вот почему я так рад – и так удивлен, – обнаружив, что у меня их достаточно для третьего сборника. И собрались они вместе в подходящее время, потому что ребенком я, среди прочего, свято верил (несомненно, я почерпнул этот факт в одной из книг «От Рипли: хочешь – верь, хочешь – нет!»), что за семь лет человек обновляется полностью: на каждом участке кожи, в каждом органе, каждой мышце все клетки заменяются новыми. Я подготовил сборник «Ночные кошмары и фантастические видения» летом 1992 года, через семь лет после публикации «Ночной смены», моего последнего сборника рассказов, а «Команда скелетов», мой первый сборник рассказов, увидел свет за семь лет до «Ночной смены». И это прекрасно – осознавать, что такое по-прежнему возможно, пусть все труднее совершать прыжки веры и воплощать идеи в реальность (прыгательные мышцы тоже стареют с каждым днем, знаете ли). И не менее прекрасно знать, что кто-то хочет прочитать эти рассказы, и это Вы, постоянный читатель, уточняю на всякий случай.

Самый старый из этих рассказов (моих версий смертельно опасной жидкости в мячах для гольфа и абортивных монстров, если хотите) – «Центр притяжения», впервые опубликованный в «Болотных корнях», литературном журнале Университета Мэна, хотя я существенно переработал его для этой книги, чтобы он смотрелся лучше, чем ему, похоже, того хотелось: последний взгляд на обреченный городок Касл-Рок. Самый свежий – «Перекурщики», написан за три лихорадочных дня летом 1992 года.

В сборнике есть настоящие диковинки: первый вариант моей единственной оригинальной, а не переделанной из рассказа или повести телепьесы; шерлокхолмская история, в которой доктор Ватсон берет расследование преступления на себя; история из мифов Ктулху, место действия которой – пригород Лондона, где жил Питер Страуб, когда я с ним познакомился; крутая криминальная история в стиле Ричарда Бахмана; чуть измененная версия рассказа «Мой милый пони», который впервые был выпущен ограниченным тиражом Музеем американского искусства Уитни с иллюстрациями Барбары Крюгер.

После долгих раздумий я также решил включить в сборник достаточно объемное нехудожественное произведение «Голову ниже!», о детях и бейсболе. Впервые оно появилось в «Нью-Йоркере», и мне, возможно, пришлось попотеть над ним сильнее, чем над любым другим, написанным за последние пятнадцать лет. Это не значит, что оно лучше всех, но я точно знаю, что работа над ним и публикация принесли мне огромное удовлетворение, и именно по этой причине оно в сборнике. Разумеется, среди историй о неведомом и сверхъестественном оно может показаться неуместным… но, с другой стороны, ему здесь самое место. У него та же фактура. Посмотрим, может, Вы со мной и согласитесь.

К чему я стремился сильнее всего, так это держаться подальше от историй «с бородой», историй, попахивающих нафталином, историй, давно пылящихся на полке. Где-то с 1980 года некоторые критики утверждают, что я могу опубликовать список сданного в прачечную белья и продать миллион экземпляров, но пусть это утверждение останется на совести тех, кто думает, что именно этим я и занимаюсь. Люди, которые читают мои произведения ради удовольствия, очевидно, думают иначе, и я подготовил этот сборник с мыслями о таких читателях, а не о критиках. В результате получилось некое подобие пещеры Аладдина, книга, которая завершает трилогию, куда уже вошли «Ночная смена» и «Команда скелетов». Все хорошие истории теперь объединены в сборники, все плохие сметены как можно глубже под ковер, где и останутся. Если суждено появиться еще одному сборнику, он будет состоять из историй, не только еще не написанных, но пока даже не задуманных (в которые, если хотите, я еще не поверил ), и появится он, подозреваю, уже в году, который начнется с цифры 2[3]Следующий сборник рассказов «Все предельно» опубликован в 2002 г..

А пока предлагаю Вам двадцать с небольшим рассказов (среди них, должен предупредить, есть очень и очень странные). И в каждом есть то, во что я какое-то время верил, и я знаю, некоторые вещи – палец, торчащий из раковины, жабы-людоеды, голодные зубы – могут напугать, но я думаю, все закончится хорошо, если мы пойдем вместе. Главное, повторяйте за мной, как катехизис:

Я верю, что десятицентовик может пустить под откос товарный поезд.

Я верю, что в канализационных тоннелях Нью-Йорка живут крокодилы, не говоря уже о крысах, больших, как шетлендские пони.

Я верю, что можно оторвать от человека тень, прибив ее стальным колышком для палатки.

Я верю, что существует настоящий Санта-Клаус, а все эти парни в красных шубах на Рождество – действительно его помощники.

Я верю, что нас окружает невидимый мир.

Я верю, что теннисные мячи наполнены ядовитым газом, и можно умереть, если вскрыть мяч и вдохнуть вышедший воздух.

И самое главное: я верю в привидения, я верю в привидения, я верю в привидения.

Повторили? Готовы? Вот моя рука. Мы отправляемся. Дорогу я знаю. Все, что от Вас требуется, – держаться крепко… и верить.

ПРОСНУЛИСЬ? СПИТЕ?

ПО КАКУЮ СТОРОНУ ГРАНИЦЫ

НА САМОМ ДЕЛЕ НАХОДЯТСЯ СНЫ?