Онлайн чтение книги Север и Юг North and South
Глава 2

Пароход шел на север, к Гудзонским высотам. В час пополудни он миновал точку, которая и дала учебному заведению его более привычное название. Орри все пытался высмотреть вдалеке памятник знаменитому инженеру Костюшко, возведенный на отвесном берегу, но его скрывала густая листва.

Когда пароход добрался до Норт-Дока, перед молодыми людьми возникла захватывающая картина Гудзонского ущелья, уходившего на север. Древние ледники, изрезавшие террасы горных склонов, создали остроконечные вершины, о которых Орри знал только из книг. Он смотрел на них во все глаза. Позади, на восточной стороне, высилась гора Таурус, на западе – Кроус-Нест, а впереди виднелся хребет Шаванганк.

– Поверить не могу, – воскликнул Орри, – мы только что прошли Конститьюшен-Айленд, где во время революции американцы натянули огромную цепь через Гудзон, чтобы контролировать проход судов! Там был форт Клинтон, его назвали в честь одного британского генерала. А вон в той стороне – развалины форта Путнам.

– Интересуетесь историей?

– Да. В нашем роду были те, кто участвовал в войне за независимость. Один даже воевал вместе с Мэрионом, Болотным Лисом.

– Ну, полагаю, Хазарды тоже не остались тогда в стороне. Только вот мы, пенсильванцы, не слишком любим копаться в прошлом. – Осознав, что голос выдает его дурное настроение, вызванное жарой и унынием, Джордж попытался пошутить: – Теперь я понимаю, почему у вас не было времени на девушек. Вы постоянно читаете.

Орри покраснел.

– Не обижайтесь, – сказал Джордж, сжав его руку. – Все, что вы говорите, очень интересно, но неужели вы всегда такой серьезный?

– А что в этом плохого? Вам бы тоже не помешало быть посерьезнее, если хотите выдержать первые летние учения.

Джордж помрачнел:

– Пожалуй, вы правы.

Когда Джордж и Орри сходили на берег, молодые пассажирки помахали им на прощание. Жара стала еще нестерпимее; Джордж сбросил пальто.

На пристани ждали двое военных в мундирах. Один, довольно туповатый на вид, стоял, прислонившись к обшарпанной двуколке, запряженной одной лошадью. На нем были короткий мундир с медными пуговицами, брюки и перчатки – все белое, но не слишком чистое. Небольшую плоскую фуражку на голове украшал какой-то металлический орнамент. На широком ремне висела большая сабля.

Орри и Джордж были единственными прибывшими. Матросы выгрузили их багаж на пристань, не очень заботясь о содержимом. Пока молодые люди оглядывались по сторонам, трап парохода быстро подняли. Звякнули склянки, завертелись колеса, и громкий гудок возвестил об отплытии.

Второй военный был чуть пониже ростом, и его форма казалась немного более опрятной, чем у его товарища. Положив ладонь на рукоять сабли, он неторопливо двинулся к Орри и Джорджу. На голове у него была такая же фуражка, лицо изрезали глубокие морщины.

– Капрал Оуэнс, – сказал он с сильным ирландским акцентом, – армия Соединенных Штатов. Военная полиция.

– Мы новые слушатели… – начал было Джордж.

– Нет, сэр!

– Что значит «нет»?

– Пока вы никто, сэр. Чтобы стать слушателем, вы должны пройти вступительные испытания. До этого вы не имеете права так себя называть. Пока вы просто предмет. Помните об этом и ведите себя соответственно.

– А здесь, значит, всё по ранжиру? – с явным неудовольствием съязвил Джордж.

– Именно так, сэр, – отчеканил Оуэнс, фыркнув. – Академия придает огромное значение порядку. Даже армейские подразделения расставлены по рангам. Инженеры – это элита. Вершина. Именно поэтому ими становятся только самые лучшие кадеты. А худшие попадают в драгуны. Помните об этом и знайте свое место.

Что за мужлан, подумал Орри. Оуэнс ему не понравился. Впрочем, как потом выяснилось, он вообще мало кому нравился.

Оуэнс показал на двуколку:

– Сложите туда багаж, идите по этой дороге и доложите о себе в кабинете начальника личного состава.

Джордж спросил, как найти этот кабинет, но Оуэнс пропустил вопрос мимо ушей.

Они потащились вверх по извилистой тропе к ровному, без единого деревца, полю, казавшемуся удручающе пыльным и раскаленным. Орри уже скучал по дому. Он попытался справиться с тоской, напоминая себе, зачем он здесь. Академия даст ему возможность добиться того, о чем он мечтал, сколько себя помнил, – стать военным.

А Джордж если и чувствовал себя несчастным, то хорошо это скрывал. Пока Орри разглядывал каменные строения на дальнем краю поля, он сосредоточил свое внимание на небольшом домике сразу слева от них, а точнее, на группе людей, оживленно беседующих на тенистой веранде.

– Девушки, – зачем-то сообщил он. – Должно быть, это гостиница. Интересно, можно ли там купить сигары?

– Кадеты не курят. Это правило.

Джордж пожал плечами.

– Ну уж с этим я как-нибудь разберусь, – сказал он.

Окрестности Академии показались Орри угнетающими, а сами строения выглядели по-спартански просто; впрочем, в армии и не могло быть иначе. Все это, безусловно, уличало во лжи тех критиканов, которые уверяли, будто бы учащиеся Академии не кто иные, как избалованные неженки. Вряд ли Вест-Пойнт мог быть цитаделью праздности, если из девяноста, а то и ста молодых людей, приезжающих сюда каждый июнь, из его стен четырьмя годами позже выходило не больше сорока-пятидесяти. Орри и его новому другу предстояло пройти еще долгий путь, прежде чем они выйдут отсюда вполне оперившимися полноправными офицерами в 1846 году.

Прием в Вест-Пойнт проводился по строгим правилам. Самым младшим претендентам не могло быть меньше шестнадцати лет, самым старшим – не больше двадцати одного года. Ежегодно в списки для зачисления можно было вносить не более одного кадета от каждого избирательного округа. Дополнительно принимались десять человек, представляющих весь штат, обычно это были сыновья армейских офицеров, не имеющих постоянного места жительства. Кроме того, одно место всегда резервировалось для президентского назначенца от округа Колумбия.

Всего за сорок лет своего существования Академии удалось преодолеть значительное сопротивление со стороны конгресса и общества. Ныне качество получаемого здесь образования уже почти ни у кого не вызывало сомнений как в самих Соединенных Штатах, так и в Европе, однако хорошая репутация в научных кругах отнюдь не означала благосклонности общественного мнения. Академию постоянно обвиняли в элитарности, в том, что она принимает только сыновей богатых людей с большими связями. Во время администрации президента Джексона конгрессмен от штата Теннесси Дэвид Крокет даже предложил законопроект, который мог распустить Академию, если бы был принят.

Хотя Вест-Пойнт был основан в 1802 году, особого внимания и поддержки ни от конгресса, ни от кабинета министров он не получал вплоть до войны 1812 года. Во время войны почти все американское военное руководство показало свою полную несостоятельность, вследствие чего в 1817 году был назначен новый суперинтендант Академии. Майор Сильванус Тайер в короткие сроки усовершенствовал курс обучения как по военной, так и по общей подготовке. С тех пор Вест-Пойнт выпустил несколько совершенно выдающихся офицеров. Орри часто слышал, как отец упоминал о Роберте Ли из Инженерного корпуса. Ли был кадетом Академии в конце 1820-х годов.

Однако последние десятилетия ни разу не позволили продемонстрировать воинское искусство выпускников скептическим критикам. Время было мирное, а без войны заявления Вест-Пойнта о ценности академических программ ничем не подтверждались. Общественный скептицизм подпитывался также и намерениями кадетов: мало кто из них помышлял о военной карьере, а их стремление попасть туда было продиктовано лишь желанием получить хорошее образование.

К тому же по нынешнему закону после окончания Академии полагалось прослужить в армии всего четыре года. Еще на пароходе Джордж сообщил Орри, что намерен отслужить положенный срок, а потом вернуться к гражданской жизни. Неудивительно, что находились те, кто считал преступлением тратить государственные деньги на молодых людей, которые и не думают возвращать долг продолжительной службой.

С противоположной стороны строевого плаца донеслись крики. Приглядевшись, Орри и Джордж поняли, чем вызван такой шум. На пыльной улице, идущей мимо двух каменных бараков, несколько кадетов надсадно выкрикивали громкие приказы, пытаясь построить группу молодых людей, чьи суетливые бестолковые движения сразу выдавали в них новобранцев.

Где-то загрохотал барабан, отрывисто и четко. Друзья увидели, что мимо них быстро идет какой-то кадет в безупречной форме, направляясь к гостинице.

Джордж вскинул руку, чтобы привлечь его внимание:

– Простите…

Кадет остановился как вкопанный и сурово уставился на него:

– Вы ко мне обращаетесь, сэр? – Он как будто не говорил, а ревел.

Джордж с трудом сдержал улыбку:

– К вам. Мы ищем…

– Если вы новичок, сэр, – рявкнул кадет, – потрудитесь снять шляпу! – Его взгляд метнулся к Орри. – И вы тоже, сэр. Обращаясь к старшему, всегда снимайте головой убор, сэр. – Он снова посмотрел на Джорджа. – Итак, сэр. Что вы хотели мне сказать, сэр?

Напуганный его криком и бесконечными «сэрами», Джордж едва сумел спросить, как им найти начальника личного состава.

– Вам туда, сэр. Мы еще увидимся, сэр. Не сомневайтесь на этот счет, сэр.

И удалился строевым шагом. Джордж и Орри обменялись встревоженными взглядами. Они только что познакомились с манерой обращения в Вест-Пойнте. И оба были от нее не в восторге.

Помощником начальника по личному составу оказался еще один ирландец, на этот раз вполне приветливый. Он принял документы об их зачислении. Второй помощник освободил их от наличных денег и скрупулезно записал суммы в бухгалтерскую книгу, после чего их повели к кадету-сержанту Стриблингу, в комнату номер четырнадцать в Южных казармах.

Неподалеку от казарм молодые люди остановились у общей водокачки, чтобы понаблюдать за группой новичков, которых гоняли по плацу. Ранг новобранцев выдавала их гражданская одежда. На вопрос Орри о мундирах помощник ответил:

– Э, парень, чего захотел. Мундир ты не получишь, пока официально не станешь слушателем. А слушателем ты не станешь, пока не пройдешь вступительные испытания.

Новенькие на плацу неуклюже выполняли команды, то и дело спотыкаясь. Разъяренный кадет, проводивший инструктаж по строевой подготовке, кричал все громче. Вскоре неумех сменили кадеты в мундирах. Их движения были настолько четкими и синхронными, словно специально демонстрировали новичкам, чего они должны достичь.

Кадет Стриблинг предстал перед ними в безукоризненно белых брюках, сером кителе, отделанном черными витыми шнурами и тремя рядами золоченых пуговиц. Разговаривал он так же бесцеремонно, как тот заносчивый кадет, которого они встретили возле отеля. По его приказу юноши отправились в каптерку, где получили под расписку ведро и веник, оловянный ковш, кусок мыла, учебник арифметики, грифельную доску и одеяла. Одеяла были такими новыми, что все еще воняли овечьей шерстью. Это был обычный запах новичков, или плебеев, как их здесь называли.

Их комната на третьем этаже Южных казарм вряд ли показалась бы раем любителям роскоши: одно окно, несколько полок для хранения вещей, огромный дымоход и камин почти во всю стену. Орри сразу подумал о том, сможет ли эта комната защитить их от холода снежными зимними ночами. Пока он видел снег лишь однажды, да и тот через два часа растаял, но все-таки здесь не Южная Каролина.

Джордж опытным взглядом осмотрел железные кровати и сообщил, что ножки закреплены очень плохо. Снаружи снова раздалась барабанная дробь, только на этот раз она звучала уже по-другому. Джордж состроил гримасу.

– Кажется, здесь и шага не делают без этого проклятого грохота, – сказал он. – Я уже начинаю чувствовать себя рабом барабанов.

– Может, это сигнал к ужину? – с надеждой спросил Орри.

– Хорошо бы. Умираю с голоду.

Однако время ужина еще не наступило. Внизу молодым людям приказали встать в строй и наблюдать за вечерним парадом. На плацу появились кадеты, и Орри тут же забыл о голоде.

В оранжевом свете заходящего солнца сверкали штыки на прижатых к плечам мушкетах. Плюмажи на офицерских шляпах развевались на ветру. Строевой шаг и музыка до того взволновали Орри, что он даже меньше стал тосковать по дому и почувствовал себя почти счастливым оттого, что находится здесь. В конце концов, Вест-Пойнт ведь был воплощением его мальчишеских грез.

Орри не смог бы сказать с точностью, когда он твердо решил стать военным, но прекрасно понимал, почему ценил эту профессию так высоко. Жизнь военных казалась ему яркой, захватывающей, интересной – особенно в сравнении с жизнью рисового плантатора, – но, самое главное, очень важной. Хотя многие смотрели на людей в форме с презрением, никто не стал бы отрицать того, что именно генералы и их армии часто меняли границы стран и поворачивали ход истории.

Уже став подростком, Орри зачитывался книгами о великих полководцах, которые как раз этим и прославились. Александр Великий, Ганнибал, Чингисхан. И конечно, Бонапарт, покоривший всю Европу меньше полувека назад. Из этих книг и мальчишеских мечтаний, в которых смешивались отчаянный риск и парадное великолепие, благородство и кровопролитие, и родилось его решение посвятить жизнь военному ремеслу. И он был бесконечно благодарен старшему брату за то, что тот не захотел для себя такой судьбы.

После завершения впечатляющей вечерней церемонии барабан вновь ожил – на этот раз призывая всех на ужин. Кадет Стриблинг командовал отделением новичков, когда они кое-как промаршировали в столовую. Пока старший кадет не дал команду садиться, все стояли в холле.

Их отделение расположилось за шатким деревянным столом, зарезервированным для только что прибывших. Однако Орри заметил, что за другими столами новички сидят вместе со старшекурсниками, и мог лишь предположить, что эти «предметы» добрались сюда на несколько дней раньше. Самые старшие занимали лучшие места на краях столов, за ними садились слушатели второго курса, еще дальше – первогодки, потом – «плебеи». Испуганные новички сидели в самом центре на каждой стороне стола, дальше всех от блюд с едой. Старшекурсники отпускали в их адрес высокомерные замечания и не спешили передавать им тарелки. Орри от души порадовался, что хотя бы в этот день он не в числе этих бедолаг.

Кто-то сказал, что основной прием пищи здесь – это обед в середине дня. Поэтому на ужин подали то, что осталось от обеда: говядину и вареный картофель. Впрочем, Орри и Джордж слишком проголодались, чтобы привередничать. Кроме того, их приятно удивили разные вкусные дополнения в виде домашнего хлеба, деревенского масла и крепкого кофе.

В конце ужина по громкой команде одного из старшекурсников все встали. Под звуки флейт и барабанов кадеты и новобранцы разошлись по казармам. Пока Джордж и Орри застилали постель на своих железных кроватях, с лица Джорджа не сходило унылое выражение, говорившее о том, что он совершенно не понимает, что они делают здесь, в этом царстве одиночества и муштры.

До наступления сигнала отбоя к ним заглянули двое старшекурсников, чтобы познакомиться. Высоченный парень по имени Бернард Би, к радости Орри, оказался из Южной Каролины. А Джорджа радушно приветствовал кадет из его родного штата Уинфилд Хэнкок.

В Южных казармах поселили большинство новичков, поэтому в тот вечер Джордж и Орри познакомились еще с несколькими своими товарищами. Первым зашел небольшого росточка смышленый бойкий паренек, назвавшийся Джорджем Макклелланом.

– Сливки общества, – сказал Джордж, когда Макклеллан ушел. – В Восточной Пенсильвании его семью все знают. Говорят, он очень умный. Чуть ли не гений. И ему всего пятнадцать.

Орри перестал рассматривать свое отражение в маленьком зеркале над умывальником – ему уже приказали подстричься.

– Пятнадцать? Как это может быть? Ведь сюда моложе шестнадцати не принимают.

Джордж бросил на него скептический взгляд:

– Если только у вас нет связей в Вашингтоне. Мой отец говорит, что многие шишки из правительства часто пристраивают сюда своих протеже. Особенно если те не пригодны ни к какой работе или попадают в переделку.

Через несколько минут к ним пришли еще двое новичков. Одним из них был среднерослый, элегантно одетый виргинец с темными, спадавшими до плеч блестящими волосами и улыбчивым лицом. Звали его Джордж Пикетт. Он сообщил, что прислан от штата Иллинойс, где служил в юридической конторе своего дяди. Получить направление от Виргинии ему не удалось. Казалось, Пикетт относился к разного рода правилам даже с еще большим презрением, чем Хазард; его легкие, беззаботные манеры сразу вызывали симпатию.

Второй их гость также был уроженцем Виргинии, но когда Пикетт представлял своего земляка, его энтузиазм показался Орри слегка натужным. Возможно, Пикетт уже жалел, что познакомился с этим долговязым неуклюжим парнем. Уж слишком заметна была разница между Джорджем Пикеттом из округа Фокир и новобранцем из Кларксберга. Конечно, эта дальняя западная окраина штата едва ли могла считаться полноценной частью Юга, в тех гористых районах было полно безграмотной деревенщины.

И Том Джей Джексон, как он себя называл, был ярким тому примером. У него была желтоватая кожа и длинный тонкий нос, похожий на лезвие ножа. Под пристальным взглядом его серо-голубых глаз Орри нервно поежился. Джексон изо всех сил старался держаться так же беспечно, как Пикетт, но отсутствие светского опыта сделало его краткий визит слишком неловким для всех четверых.

– С такой физиономией ему бы проповедником быть, а не солдатом, – сказал Джордж, задувая свечу. – Уставился на меня, как будто его что-то очень сильно беспокоит. Может, живот болит. Медвежья болезнь. Ладно, не важно. Все равно больше десяти дней он здесь не пробудет.

Орри чуть не свалился с кровати, когда кто-то пинком распахнул дверь их комнаты и зычный голос прогремел:

– А вы, сэр, пробудете здесь и того меньше, если не научитесь соблюдать тишину в положенное время! Доброй ночи, сэр!

Дверь с грохотом захлопнулась. Даже во время отдыха невозможно было скрыться от системы… или от старшекурсников.

* * *

Барабан поднял их еще до рассвета. Утро, последовавшее затем, было странным и неприятным. Старший кадет из Кентукки сбросил на пол их одеяла и прочитал короткую лекцию о том, как правильно заправлять постель и наводить в комнате порядок перед проверкой. Джордж негодовал от злости, но, как выяснилось позже, с ними поступили еще гуманно. Новичка в одной из соседних комнат навестили двое кадетов-сержантов, один из которых представился дежурным парикмахером. Доверчивый новичок позволил ему действовать бритвой и ножницами, и когда Орри увидел парня в следующий раз, бедолага был совершенно лысым.

Впрочем, далеко не все старшие развлекались, издеваясь над вновь прибывшими; некоторые готовы были помочь. Кадет Би предложил помощь по всем предметам, которые им предстояло сдавать на вступительных экзаменах: чтение, письмо, орфография, простые дроби, десятичные дроби…

Джордж поблагодарил Би, но сказал, что справится сам. А вот Орри с радостью принял предложение. Он всегда был паршивым учеником с плохой памятью и никаких иллюзий на свой счет не строил.

Заниматься Джордж вовсе не собирался. Все утро он провел, расспрашивая более-менее дружелюбных старшекурсников о здешней жизни, и кое-что из того, что он услышал, ему очень понравилось.

Например, он теперь знал, что по реке довольно часто приплывает на лодке один человек, который заходит в небольшую бухточку прямо под плацем и ждет кадетов, у которых есть одеяла или какая-нибудь другая контрабанда для продажи. Сам он тоже привозит запрещенный товар – пирожные, пироги, виски и – вот прекрасная новость! – сигары. Джордж курил с четырнадцати лет.

Еще более приятной новостью было то, что в гостиницу круглый год приезжают молодые женщины. Впрочем, не только молодые. Казалось, женщины всех возрастов были сражены повальной болезнью, которую с хитрыми усмешками и подмигиванием называли кадетской лихорадкой. В общем, четырехлетняя ссылка Джорджа обещала быть не такой унылой, как он боялся.

Хоть он и считал, что соблюдать дисциплину будет для него чрезвычайно утомительно, но Академия предоставляла хорошее образование, и Джордж надеялся, что ему удастся обходить правила. Его сосед по комнате оказался вполне приятным человеком. Даже симпатичным. К тому же очень открытым, в отличие от некоторых южан, которых Джордж уже успел здесь увидеть. Меньше чем за сутки многие из них, как, впрочем, и янки, нашли своих земляков и организовали свои собственные закрытые сообщества.

После обеда барабан призвал их на строевые учения. Когда они присоединились к своему отделению, Джордж поначалу чувствовал себя вполне бодро. До тех пор, пока не увидел их инструктора – младшего кадета, или, как их здесь называли, «плебея», который уже вскоре должен был перейти в разряд «яков» и сменить серые нашивки на воротнике на голубые.

Этот парень явно весил больше двухсот фунтов. Под мундиром уже начал выпирать небольшой животик. У него были черные волосы, хитрые темные глаза и очень нежная кожа, которая под солнцем больше краснела, чем загорала. На вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать. Джордж с первого взгляда невзлюбил этого жирдяя, похожего на свинью.

– Джентльмены! Я ваш инструктор по строевой подготовке кадет Бент. Из великого независимого штата Огайо. – Он неожиданно шагнул к Орри. – Хотите что-то сказать на этот счет, сэр?

Орри судорожно сглотнул.

– Нет, я не…

– Вы должны отвечать: «Нет, сэр!»

Джорджу вдруг показалось, что толстяк нарочно хочет выяснить, кто откуда приехал, чтобы позже использовать это знание против них. Для многих южан слово «Огайо» означало лишь одно: в этом штате находился Оберлинский колледж, где белые и черные студенты учились на равных, бросая вызов общественному мнению и всем остальным учебным заведениям.

– Вы, южане, воображаете себя выше жителей Запада, разве не так, сэр?

У Орри покраснела шея.

– Нет, сэр, не воображаем.

– Я рад, что вы со мной согласны, сэр. Удивлен, но рад.

Бент с важным видом двинулся вдоль строя, следующих двоих с явно деревенской внешностью он пропустил и остановился возле Джорджа, выбрав его новой жертвой.

– А вы, сэр? Что вы думаете о Западе по сравнению с вашей частью страны – Востоком, если я не ошибаюсь? Что важнее?

Джордж постарался напустить на себя вид безнадежного идиота.

– Так ведь Восток, сэр! – радостно выпалил он с глупой улыбкой.

– Что вы сказали?

Изо рта у Бента плохо пахло, но Джордж продолжал улыбаться.

– Восток, сэр. На Западе же одни крестьяне. Само собой, исключая присутствующих, сэр.

– А вы сказали бы то же самое, сэр, если бы знали, что семья Бентов имеет важных и высокопоставленных друзей в Вашингтоне, сэр? И одно только слово этих друзей может повлиять на ваше пребывание здесь?

Жирный хвастун, подумал Джордж, усмехаясь.

– Да, сказал бы. – И прежде чем Бент успел открыть рот, добавил: – Сэр.

– Вас ведь зовут мистер Хазард, сэр? Шаг вперед! Вы поможете мне продемонстрировать один из основополагающих принципов строевой подготовки всем этим джентльменам. Вы меня слышите, сэр? Я сказал: шаг вперед!

Джордж быстро сделал шаг. Он не сразу понял приказ, потому что был ошеломлен злобной вспышкой в глазах Бента. У этого парня был не только скверный характер, он еще и явно получал удовольствие от своей власти. И Джордж, несмотря на жару, содрогнулся.

– Теперь, сэр, я покажу тот принцип, о котором говорил. Обычно его называют гусиным шагом. Встаньте на одну ногу, вот так…

Он поднял правую ногу, но пошатнулся – грузное тело с трудом удерживало равновесие.

– По команде «Вперед!» поднятая нога выбрасывается вперед. Ясно? Вперед!

Сам он не мог поднять ногу достаточно высоко – уж слишком был тяжел. Однако, обливаясь потом, устоял на месте, хоть и с трудом.

Потом с криком «Назад!» он попытался махнуть ногой вниз и назад. И чуть не рухнул лицом вперед. Кто-то хихикнул. Джордж с ужасом осознал, что звук долетел оттуда, где стоял Орри.

– Вы, сэр! Наша южная оранжерейная лилия. Уверен, вы занимались спортом и знаете военные упражнения.

– Сэр… – пробормотал Орри, явно испуганный.

– Если бы вы были официально зачислены в слушатели, сэр, я бы внес вас в рапорт и вы бы получили два десятка очков взысканий. Вы ведь знаете, сэр, что если вы в течение года получите две сотни отрицательных очков, то вас с позором отправят по Кентерберийской дороге… – (Это была дорога к ближайшей железнодорожной станции, и ее название служило синонимом отчисления.) – И даже высшие чины Академии не смогут вас спасти. Так что умерьте ваше легкомыслие, сэр.

Купаясь в чувстве собственной значимости, Бент наслаждался собой.

– И что еще важнее, обратите особое внимание на то, чтобы освоить этот маневр. Вы будете тренироваться, сэр… вместе с вашим соседом по комнате. Шаг вперед!

Джордж и Орри теперь стояли бок о бок. Бент с напыщенным видом вышагивал перед ними.

– На одну ногу встать! – вдруг яростно закричал он. – Готовы? Начали! Вперед, назад! Вперед, назад! Вперед, назад…

Через минуту Джордж почувствовал боль в правой ноге и понял, что не сможет продолжать. Мимо прошел какой-то кадровый офицер и одобрительно кивнул Бенту. Команды инструктора зазвучали еще громче, еще быстрее. Лицо Джорджа уже заливал пот. Пульсирующая боль в ноге не утихала, с силой отдаваясь в бедре.

Прошло две минуты. Потом еще две. В ушах Джорджа звенело, перед глазами все расплывалось. Он подумал, что сможет выдержать еще от силы десять минут. Не то чтобы он был в плохой физической форме – просто не привык к таким дурацким упражнениям.

– Вперед-назад, вперед-назад! – Голос Бента хрипел от возбуждения.

Несколько человек из их отделения начали нервно переглядываться. Чрезмерное злорадство пухлого кадета было уже очевидно для всех.

Орри упал первым, качнувшись вперед и едва успев подставить ладони и одно колено. Бент тут же шагнул к нему, как будто случайно подняв при этом клубы пыли, которая ударила Орри в лицо.

Бент уже был готов приказать ему подняться и продолжить упражнение, когда вдруг заметил, что тот офицер по-прежнему стоит в стороне и наблюдает.

– Встать в строй, сэр! – почти с сожалением рявкнул он, потом бросил сумрачный взгляд на Джорджа. – И вы тоже, сэр. Возможно, в следующий раз вы не будете относиться к строевой подготовке с таким пренебрежением. И возможно, не будете так дерзки с вышестоящими.

Правая нога Джорджа нестерпимо болела. Но он вернулся в строй, стараясь хромать как можно меньше. Он понимал, что все новички должны получить свою долю мучений, но этот жирный боров, потеющий в тугом воротнике, был не просто строгим командиром. Он был садистом.

Хитрые маленькие глазки Бента снова впились в него. Джордж ответил вызывающим взглядом. Теперь он знал, что нажил себе серьезного врага.

* * *

Друзья начали расспрашивать о Бенте. И очень скоро узнали куда больше, чем ожидали. Кадет из Огайо прекрасно учился, но был крайне непопулярен. Однокурсники охотно обсуждали любые его просчеты и недостатки – начиная от крайне редких проявлений неблагонадежности и заканчивая признаками низкого происхождения.

В первый год своего пребывания в Академии Бент, как никто другой, подвергался насмешкам и издевательствам со стороны старших курсантов. Хэнкок и другие кадеты, которых они спрашивали, считали, что он сам навлекал на себя такое отношение своими напыщенными рассуждениями о войне и постоянным выпячиванием связей его семьи в Вашингтоне.

– А по-моему, он такой грубиян, потому что толстый, – сказал Би. – Я знавал парочку пухлощеких увальней, которых постоянно дразнили в детстве, и в результате из них выросли весьма дрянные люди. Хотя, с другой стороны, это не объясняет его жестокости. Его поведение не похоже на поведение обычного солдата. Все это напоминает какие-то серьезные отклонения. – С этими словами он постучал себя по лбу.

Другой однокурсник Бента упомянул о том, что тот чрезвычайно предан одному из самых выдающихся профессоров Академии, Деннису Мэхену, который преподает инженерное дело и искусство войны. Мэхен был убежден, что следующую большую войну, каковы бы ни были ее причины и участники, необходимо вести на основе новых стратегических принципов.

Первым принципом он считал быстроту. Армия, которая сможет передвигаться быстрее, получит преимущество. В настоящее время в Америке, как и во всем мире, происходила транспортная революция. Даже в это относительно застойное десятилетие повсеместно строились железные дороги. А железные дороги могли обеспечить эту быстроту не в теории, а на практике.

Вторым главным принципом для новой военной стратегии Мэхен называл информацию. И добывать ее следовало не только привычными способами, то есть с помощью наземной разведки. Профессор любил рассуждать об использовании воздушных шаров для наблюдения и об экспериментах по передаче закодированных посланий на большие расстояния по проводам.

Очень многие кадеты разделяли идеи Мэхена и задумывались над ними. Но, как рассказали Джорджу и Орри, лишь единицы относились к ним с такой же фанатичностью, как Бент. Они и сами убедились в этом, когда им не повезло и они во второй раз попали на строевую подготовку к Бенту. Мэхен учил, что все великие полководцы, такие как Фридрих и Наполеон, никогда не сражались за то, чтобы просто захватить какой-то кусок земли, а преследовали куда более важную цель – полностью подавить сопротивление врага. Во время учений Бент прочитал новичкам небольшую лекцию, в которой упомянул об этих наставлениях Мэхена, а потом подчеркнул, что долг старшекурсника – развивать военную дисциплину, подавляя сопротивление новобранцев.

Все время, пока он разглагольствовал, его потное лицо кривилось от улыбки, но темные маленькие глаза не смеялись. В тот день его главной мишенью стал Джексон. Бент то и дело называл юного виргинца тупицей. Он произнес это не меньше полудюжины раз.

Вернувшись в казарму, Джексон заявил, что Бент не в своем уме.

– И он не христианин. Ни в малейшей степени, – добавил он с обычным своим пылом.

– Я не слишком много знаю об армии, – сказал Орри, – но я точно знаю, что Бент совершенно непригоден для того, чтобы командовать людьми. И он не изменится.

– Только все равно он будет командовать, – ответил Джордж, пожав плечами. – Особенно если у него действительно такие связи, какими он хвастает.

* * *

В Академии существовала традиция: выпускники на последнем параде бросали в воздух свои шляпы, а потом пинками гоняли их по плацу и кололи штыками. Этим заканчивалось обучение в Вест-Пойнте.

Вскоре после этой церемонии они уезжали, продав или подарив свои мундиры и одеяла тем, кто оставался. Теперь каждый курс передвигался на следующую ступень, и Консультативный совет, собиравшийся под командованием генерала Уинфилда Скотта, обращал свое внимание на новичков.

Генерал Скотт был верным солдатом своей родины и, несмотря на спесь и грузное телосложение, настоящим героем. Его прозвище Старина Пух и Прах не всегда произносилось с придыханием. Он обосновался в гостинице вместе с дочерьми и председательствовал на вступительных экзаменах, хотя и дремал там бо́льшую часть времени. Впрочем, как и большинство армейских офицеров, входящих в совет. Обязанности экзаменаторов возлагались на профессоров, которых всегда можно было узнать по одежде – темно-синим сюртукам и брюкам гражданского покроя.

Новых кадетов в произвольном порядке делили на маленькие группы, или взводы, в таких же взводах велась и вся учебная работа в Академии. После учебных семестров проходили экзамены. В Вест-Пойнте курсанты не просто пассивно слушали материал, чтобы через несколько месяцев выплеснуть его обратно на преподавателя. Каждый день, по строгому расписанию, несколько человек из каждого взвода повторяли услышанное. Для такого наглядного показа, как это здесь называлось, всегда использовалась классная доска.

На вступительном экзамене Джордж, Орри и все остальные должны были выйти к этой доске и продемонстрировать свои знания по разным предметам. Джордж совсем не готовился. Экзамены его не беспокоили, это было видно по его невозмутимому лицу. И он действительно выдержал их без труда.

Когда же подошла очередь Орри, он обнаружил, что в экзаменационном классе жарче, чем в угольной яме, что офицеры скучают – Скотт даже похрапывал – и что ему неловко стоять у доски. Их с Джексоном испытывали одновременно. И трудно было сказать, кто из них больше потел, нервничал и пачкал мелом одежду. Стоила ли щедрая кадетская стипендия в целых четырнадцать долларов в месяц таких пыток? Но Орри упрямо напоминал себе, что мучения у доски – это цена за честь стать солдатом.

И ему повезло. Два десятка молодых людей не смогли сдать экзамены и были отправлены по домам. Остальные получили мундиры и после этих нескольких недель, показавшихся вечностью, официально стали «плебеями» Вест-Пойнта. Теперь, даже просто проводя ладонью по рукаву своего новенького серого мундира, Орри испытывал такую гордость, какой не чувствовал еще никогда в жизни.