Онлайн чтение книги Обнажись для убийства
Глава 7

Эндон Пупелл и его молодая супруга обитали в «Горгоне» — дорогом отеле-пансионате на Сансет-бульвар между Голливудом и Беверли-Хиллз.

В паре кварталов от отеля я остановился на заправочной станции и, пока заливали бензин, позвонил из автомата миссис Редстоун. Хозяйка сама подняла трубку, и я назвал себя.

— О, хэлло, — сказала она весело, — я рада, что вы позвонили, мистер Скотт. Удалось что-нибудь узнать?

— Откровенно говоря, не уверен. Мне хотелось бы вас спросить насчет Сидни.

— Сидни? Что вы хотите знать о ней?

— Во-первых, я хотел удостовериться, что это она. Вчера вечером я думал, вы говорите о юноше.

— Нет. Сидни — моя дочь.

— Сидни Лорел Редстоун?

— Да. Откуда вам известно ее полное имя?

— Я видел ее.

— Надеюсь, не в Фэйрвью!

— Именно. Вы знаете, что она там?

— Ну конечно. Сегодня утром мы говорили по телефону. Кстати, я упомянула, что прибегла к вашим услугам.

— Это меня несколько озадачило. Ло... мисс Редстоун слышала что-нибудь о Поле Йетсе?

— Ни одной живой душе, даже ей, я не говорила о нем. — После паузы она продолжила: — Вы, конечно, понимаете, что я не очень распространяюсь о местонахождении Сидни. Вовсе не потому, что я против...

— Понимаю. Полагаю, что Вера и ее муж знают, что она в Фэйрвью.

— Вера, безусловно. Эндон тоже может знать, если Вера ему сказала. Я не уверена. — Она вновь выдержала паузу. — Как вы ухитрились узнать, где Сидни? Я думала, об этом никто не знает.

Я не выдал источник информации, но попросил ее дать словесный портрет Сидни. Ее Сидни и моя Лорел — мне очень понравилось это словосочетание «моя Лорел» — явно были одним и тем же лицом. Удовлетворив любопытство миссис Редстоун о странных событиях прошедшего вечера, разбитом «паккарде» и Гарлике в обмороке и пообещав возместить все убытки, я повесил трубку. По правде говоря, я повесил трубку после того, как миссис Редстоун приказала мне выкинуть из головы идею возмещения убытков.

Дверь открыла Вера Пупелл. Дежурный из роскошного фойе «Горгоны» позвонил наверх, и жалкий плебей получил позволение вступить в роскошные апартаменты. Вера была очень хороша вчера вечером, да и сейчас она оставалась в полном порядке. Но после того как я видел ее сестру, и особенно в натуральном виде, Вера была лишь еще одной прикрытой одеждой крошкой. Она была облачена в платье серого шелка с очень глубоким вырезом. Ну и что? Всего несколько минут назад я находился в окружении бесконечно глубоких декольте, и это меня слегка испортило.

Ее коротко остриженные светлые волосы выглядели так, — будто были уложены кем-то чрезвычайно модным и дорогим по имени Пьер или Артибелл. Искусно нарисованные губки контрастировали с бледностью лица.

Она явно принадлежала к типу урбанистической женщины.

— Я вас приветствую, — сказал я.

— Что вам угодно?

— Дружеский визит. Хочу задать пару вопросов. Не возражаете, если я войду?

— Пожалуйста, входите, мистер Скотт.

Вера явно не была вне себя от счастья, но, кажется, сердиться тоже перестала. Она подвела меня к невысокому дивану длиной футов восемнадцать и сама уселась рядом.

— Откуда вам известно, что моя фамилия Скотт? Мне кажется, я не называл ее вчера вечером.

— Некто сообщил мне вашу фамилию снизу из фойе. А я-то думала, вы детектив, — улыбнулась она.

Я растерянно поморгал.

— Иногда я и сам на себя удивляюсь. Боюсь, теперь я вынужден спросить — откуда вам стало известно, что я детектив? Это тоже сообщил некто?

— Эндон сказал. Вчера. Вы тот самый человек, который напал на большого, дурно пахнущего типа?

— Я привел его в бессознательное состояние, если вы это имеете в виду. А нападал он. Кстати, он не из числа ваших друзей?

— Никогда не видела его раньше. И, надеюсь, никогда больше не увижу. — Она презрительно сморщила носик.

Вера — очень милая девочка, между прочим. Там, в дверях, ее кожа казалась ужасно бледной, я же предпочитаю загорелую, и как можно больше.

Но сейчас ее кожа была скорее цвета свежих сливок, а вовсе не мертвенно-бледная, как я поторопился ее охарактеризовать вначале. Все-таки, надо признаться, я довольно ветреный тип.

— Эндон сообщил обо мне какие-нибудь сведения, кроме того, что я детектив? — поинтересовался я.

— Нет. Но, по правде говоря, он не был о вас чрезвычайно высокого мнения. — Помолчав секунду, Вера спросила: — Если вы детектив, что вы здесь делаете? И что вам надо было вчера в мамином доме?

Пришлось заняться сочинительством.

— Я оказался здесь в связи с человеком по кличке Гарлик. Мне надо обязательно его найти. Я обежал уже все возможные места. Но он либо уехал, либо залег на дно и не дышит.

— Ну, я уж точно ничего не знаю об этом типе.

— И слава Богу. Эндон дома?

— Нет, но может в любую секунду вернуться.

Я спросил Веру как бы между прочим, давно ли она знакома с Эндоном, и не узнал ничего нового из ее рассказа. Все совпадало с той информацией, которую я получил от Лорел. Каждый раз, когда Вера упоминала имя Эндона, она вспыхивала энтузиазмом, словно туристская лампа фирмы «Колеман», и меня стали немного утомлять ее восклицания о том, какое замечательное создание ее муж. Все говорило о том, что она безумно влюблена в своего Пуппи, поэтому я ставил вопросы как можно мягче.

— До мая вы совсем не знали его?

Она отрицательно покачала головой.

— Откуда он? Из Лос-Анджелеса?

— Нет, он приехал из Нью-Йорка, где занимался финансовыми операциями. Что-то связанное с акциями и облигациями.

— Вы знаете Пола Йетса?

— Йетс? Нет. Кто это?

— Один из моих приятелей. Я думал, он может быть нашим общим с Эндоном знакомым. Ваш муж никогда не упоминал его?

— Нет.

— У вас, кажется, есть сестра?

— Да, Лорел. Почему вы спрашиваете?

— Где она сейчас?

Вера не ответила, она слегка прищурила глаза.

— Думаю, вы суете нос не в свои дела, мистер Скотт, во всяком случае, вас это не касается.

— Возможно, вы правы. Меня лишь интересует, известно ли вам ее местонахождение. Я-то знаю, где она.

Ее глаза округлились, а губы презрительно поджались.

— Вы имеете в виду это? — Она указала в направлении океана.

— Совсем нет, — рассмеялся я и ткнул пальцем в противоположном направлении, точно туда, где находился Фэйрвью. — Я имею в виду то.

— Фэйрвью, — бросила она.

Я утвердительно кивнул, и Вера спросила:

— Как вам это удалось узнать?

— Разве это секрет? Кстати, Эндон знает, что она в Фэйрвью?

— Надеюсь, что нет. То есть хочу сказать, что не думаю.

— Значит, вы ему не говорили?

— Не задавайте глупых вопросов. Я думаю, что это... отвратительно.

— Что именно?

— Как что? Они же там все голые.

— Многие милые люди, из тех, кого я встречал, тоже бывали иногда обнажены. И это, представьте, случалось и не в Фэйрвью.

Мои слова, однако, не развеселили ее.

— Мистер Скотт, вы пришли для того, чтобы отпускать шутки весьма дурного вкуса или у вас имеется более серьезная причина? Я вовсе не намерена обсуждать с вами вопросы... наготы.

— Вообще-то я хотел повидать вашего супруга, и совсем по другому делу.

Можно было подумать, что он подсматривал в замочную скважину.

Дверь распахнулась, с силой ударившись в стену, и в комнату ворвался Пупелл.

— Убирайся отсюда, ты, недоносок! — взревел он.

Я поднялся на ноги.

— Мне хотелось бы поговорить с вами.

— Нам не о чем разговаривать, легавый! Вали отсюда!

Откровенно говоря, мне показалось, что стиль его речи не совсем соответствует тому, как должен был бы выражаться специалист «по акциям и облигациям». Пожав плечами, я направился к двери. Эндон последовал за мной в коридор, как я и надеялся.

Он с шумом захлопнул дверь и выпалил:

— Больше никогда не появляйтесь здесь, мистер.

— Уделите мне минуточку. Вы вроде бы приятель Гарлика и того верзилы, которые были на ужине. Может быть, вы будете так добры...

Моя вежливость совершенно доконала его, лицо Эндона стало лиловым, и он прошипел:

— Я буду настолько добр, что спущу тебя с лестницы пинком в зад.

— Пуппи, в один прекрасный момент ты перегнешь палку, и у тебя окажется значительно меньше красивых зубов, а торчать они будут в твоей пасти довольно далеко один от другого.

Его азарт несколько увял, и я спросил:

— Почему Гарлик решил напасть на меня в тот вечер у Редстоунов?

Он проглотил слюну.

— Не знаю. Убирайтесь отсюда немедленно.

Пожевав немного губами, я поинтересовался:

— Скажи мне, Пуппи, просто так, для справки, как котируются в наши дни акции «Америкен телефон энд телеграф»?

Он резко повернулся и скрылся в своих апартаментах, опять хлопнув дверью. Думаю, если он не оставит эту привычку, соседи скоро начнут жаловаться. Я спустился к «кадиллаку». Необщительный парнишка этот Пупелл. Но кое-что он мне все-таки сказал, впрочем, как и Вера.

Потребовался почти час, чтобы добраться до Пасадены, посетить больницу Пальмера, поговорить пару минут с перебинтованным мистером Элдером и вернуться в Лос-Анджелес. Элдер не сообщил ничего нового, а лишь подтвердил в основных чертах рассказ Лорел. Он увидел камень, бросился к девушке, успел ее оттолкнуть и сам получил удар. Больше он ничего не знал.

Мой офис расположен в центре Лос-Анджелеса, на Бродвее, между Второй и Третьей улицами, на втором этаже Гамильтон-Билдинг. Я вошел в контору и понаблюдал за гуппи в аквариуме на книжной полке. Маленькие рыбки сильно волновались, пока я засыпал им корм, после этого я уселся за письменный стол и вплотную занялся телефоном. За полчаса я сделал дюжину звонков своим информаторам: хулиганам, мошенникам, парикмахерам и барменам. Мне нужны были сведения об Эндоне Пупелле, Поле Йетсе, Гарлике и его корешах; меня также интересовали слухи и сплетни о семействе Редстоун. Я был готов платить за информацию. Большую часть работы, которую мне предстояло проделать, уже проделала полиция, и гораздо лучше меня. Однако мои контактанты ни за что не будут беседовать с властями, но всегда готовы поделиться знаниями со мной. Так что мой труд не напрасен. Покончив с телефоном, я внимательно изучил полученный от миссис Редстоун доклад Йетса о Пупелле. Несколько абзацев содержали конкретные сведения о местах и датах, которые можно было проверить. Я позвонил на телеграф, послал пару депеш для проверки фактов и, добавив еще одну телеграмму в частное сыскное агентство Нью-Йорка, покинул офис.

Мне предстоял длинный путь через задние комнаты вонючих баров, свалки и притоны. Некоторые из моих приятелей никогда не приближались к телефонам, а часть была постоянно настолько пьяна, что не имела сил совладать с трубкой. Этот путь, который мне довелось проделать не один десяток раз, всегда навевал на меня печаль. Нижние части Мэйн-стрит и Спринг-стрит, Лос-Анджелес-стрит, весь этот район вселял ужас, если вы появлялись там днем. Ночью слабое освещение и тени скрывали частично нищету, но при солнечном свете она выступала во всем своем безобразии.

Я видел седобородых старцев, торчащих в дверях в облаках винного перегара, мальчишку с пустыми глазами и расстегнутой ширинкой, сидящего на деревянных ступенях у входа в грязную ночлежку, блевотина засохла на его подбородке и груди. Я разговаривал с удивительно тощей немолодой женщиной, ее мослы выпирали во все стороны, а лицо походило на череп, обтянутый кожей. Она бормотала невнятно, уставившись на меня черными горящими глазами. Мне не удалось раздобыть ни грамма полезной информации. Как ни странно, но у этих человеческих отбросов — хулиганов, бродяг и алкоголиков — можно найти разгадку тысяч преступлений. Существует неизвестный нам «подпольный беспроволочный телеграф», к которому они имеют доступ. Если что-то серьезное произошло в Майами около полудня, шепот и пересуды начнутся в преступном мире Лос-Анджелеса еще до захода солнца. Я продолжал свой путь, покупал пиво и разбрасывал четвертаки. До четырех тридцати я не имел никакой информации. Но и после этого времени я не был уверен в значительности того, что услышал.

Примерно в половине пятого мелкий мошенник по кличке Игги Парик, абсолютно плешивый бродяга, всегда завернутый в плед, встретился со мной на Мэйн-стрит в пивнушке «У Джерри». Он был одним из тех, с кем я сумел перекинуться несколькими словами раньше по телефону. Мы сидели у стойки, я заказал пару пива и передал одну кружку ему.

Игги мгновенно ополовинил ее и произнес:

— Об этом Йетсе я чего-то слышал. Не шибко много, но зато я, кажется, знаю, кто мог бы вам рассказать больше. Дайте мне подумать минутку. — Он отхлебнул пиво. — Сколько будет стоить, если я чего-нибудь надумаю?

— Пятерку.

— Может, десятку?

— Пятерку, Игги. Выкладывай все или сливай обратно бесплатное пиво.

— Скотт, десятка — это не деньги. Тот, которого я знаю, заломит с тебя не меньше сотняги. Так он мне сам сказал.

Я чуть не рухнул с табурета.

— Он что, собирается в путешествие по Европе? За такие деньжищи он сам мог укокошить Йетса.

— Не... Ну, соглашайся, Скотт, хорошо?

Я кивнул, сдаваясь.

— Трехглазый. Ты ведь его знаешь?

— Я его знаю.

Конечно, мне был известен этот тип средних лет с одним работающим и вторым стеклянным глазом. Я никогда не мог понять, как такое состояние зрительного аппарата могло превратить его в Трехглазого. Он был хилый, тощий, как веретено, бледный и слабый. Всегда казалось, что он только что вышел из донорского пункта, и белые халаты забыли перекрыть ему поток крови из вены. Несколько раз у него заводились хорошие деньги, иногда очень хорошие, но кончал Трехглазый неизменно, с пустыми карманами перед пустой бутылкой.

— Обычно он болтается между Третьей и Мэйн? — спросил я.

— Уже нет. Перестал. Что-то нагнало на него страху, поэтому он снял комнату. Я его смогу найти и привести сюда. За две десятки. Как, Скотт, согласен?

— Чего он боится?

— Не знаю точно. Ходят всякие слухи и о Пупелле, о каком-то вымогательстве. Трехглазый стоит где-то у истоков этих разговоров. Может, он тебе расскажет. Уж что-то он знает, это точно. Соглашайся, Скотт.

Я вздохнул. Не зря этот Игги считался мошенником. Он начал с того, что запросил пятерку, дал понять, что Трехглазый обойдется мне в сотню, и вытянул у меня двадцатку.

— Ну ладно. Получай.

Я протянул ему две десятки, и он соскочил с табурета.

— Займет некоторое время, — сказал он. — Надо туда добраться. Как насчет оплаты за такси?

— Катись, Игги.

— Ну ладно. Встретимся здесь, скажем, в шесть.

— В шесть.

Наконец он ушел. Я прикончил пиво, обдумывая дальнейшие действия.

«Афродита» находилась всего в трех кварталах отсюда, и я решил продолжить свой пеший маршрут. Как же звали эту девушку, которой так восхищался любитель развлечений Карлос? Можно было не напрягать память.

Афишами с ее именем были облеплены все стены здания клуба: «Хуанита», «Хуанита и Кубанерос». Хуанита поющая, танцующая, развлекающая. Все слова — и ни одной фотографии.

Клуб «Афродита» расположился в подвале на Шестой улице. Несколько бетонных ступеней вели вниз к двустворчатым деревянным дверям. Двери оказались закрыты, и мне пришлось барабанить кулаком по одной из половинок. Изнутри до меня доносились неразборчивые голоса, но двери оставались запертыми. Пришлось пару раз трахнуть по ним ногой. Голоса смолкли, послышался топот и скрип отодвинутой металлической задвижки. Мужчина в белой куртке, вероятно бармен, приоткрыл одну створку и сквозь щель посмотрел на меня.

— Слушаю!

— Клуб открыт?

— Нет.

Он попытался захлопнуть дверь и прищемил мой ботинок.

— Нога, — сказал он, — уберите ногу!

— Мне надо переговорить с вами, приятель.

— Нога, уберите...

Его прервал низкий голос, донесшийся из глубины помещения.

— В чем проблема, Джо?

— Здесь какая-то здоровая обезьяна сунула лапу в дверь. Хочет вроде бы поговорить.

Низкий голос произнес:

— Спроси, кто он?

— Кто он? Я хочу спросить, кто вы?

— Шелл Скотт.

Он передал информацию. Воцарилась тишина, прерванная оживленным разговором, содержание я не мог уловить. Почти через минуту последовало:

— Впусти его, Джо.